Содержание к диссертации
Введение
9) Глава 1. Р. Барт - теоретик и историк литературы
(9) 1. Р. Барт в контексте постмодернизма
(45) 2. Эстетика Р. Барта и творчество маркиза де Сада
(63) Глава 2. История французской литературы в критике Ж. Женетта
(70) 1. Ж. Женетт - историк французского барокко
(91) 2. Ж. Женетт и история французского романа
(ПО) 3. Ж. Женетт и литература модернизма
(130) Глава 3. «Критический путь» Ж. Старобинского
(130) 1. Теория и метод: программа диалектической критики
(151) 2. Французская литература в оценке Ж. Старобинского
(173) Заключение
(175) Список использованной литературы
- Р. Барт в контексте постмодернизма
- Ж. Женетт - историк французского барокко
- Теория и метод: программа диалектической критики
Введение к работе
Актуальность темы. В XX веке в течение долгого времени отечественные гуманитарные науки находились в относительной изоляции от Запада. Знакомство с формировавшимися там тенденциями, направлениями, школами было весьма ограниченным и, как правило, происходило с опозданием. Когда идеологические запреты стали ослабевать, на российского читателя обрушилась масса переводных публикаций из области философии, истории, социологии, филологии - и в том числе литературоведения, открывавших широкие перспективы для исследований. 90-е годы можно назвать подлинным «прорывом», однако уже спустя небольшое время стало понятно, что прорыв в издании не стал прорывом в науке. Напротив, сложившуюся ситуацию можно охарактеризовать как кризисную. Традиции и опыт отечественной науки, испытывавшей на этапе советской истории постоянный идеологический гнет, были поставлены под сомнение, а то и вовсе отвергнуты. Как следствие, критическое сознание было ослаблено: с одной стороны, оно лишилось прежней опоры, а с другой - испытало сильнейшее воздействие постмодернистского релятивизма. Скептицизм уступил место восторженности, «новое» подчас становилось синонимом «истинного». Таким образом, несмотря на то что новые течения получили у нас широкий отклик, научная рефлексия продолжала развиваться в основном в направлении, заданном исследуемым объектом, не обретая критической дистанции и, как следствие, закономерно превращаясь в эпигонство. Кризисные тенденции не преодолены до сих пор. Они наиболее очевидны в области философии и истории, но также и в литературоведении, которое, разумеется, не развивается изолированно. Самым наглядным и убедительным доказательством этого является ситуация в той области, где наука непосредственно взаимодействует с обществом, - ситуация со школьными учебниками по гуманитарным предметам, которые на протяжении последнего десятилетия в целом получают стабильно отрицательную оценку.
Обрисованное выше положение можно охарактеризовать как господство «идеологической моды», степень негативного влияния которой сопоставима с идеологическими запретами, а возможно, и превосходит их.
Французская «новая критика» 50-х - 70-х годов относится к числу наиболее ярких явлений в западном литературоведении второй половины XX века. Конечно, это словосочетание чаще употребляют по отношеншо к англоамериканской «new criticism». Однако, несмотря на свое очевидное родство с «new criticism» и близость целого ряда теоретических постулатов, французская «nouvelle critique» представляет собой самостоятельное явление. Во-первых, она возникла спустя примерно тридцать лет после ролсдения английской «новой критики» в совершенно иной исторической и культурной ситуации. Во-вторых, едва ли не большее воздействие на нее оказали представители русской формальной школы, о чем, к примеру, свидетельствует заметный «крен» в сторону нарратологических исследований. В-третьих, за весь свой недолгий век французская «новая критика», в отличие от «new criticism», не смогла завоевать прочных позиций в официальной «университетской» науке и на протяжении всего своего существования воспринималась в качестве оппозиционного идейного течения.
Несмотря на свойственное «новой критике» разнообразие оригинальных теоретических и методологических концепций, знакомство с ней в нашей стране долгое время шло сквозь призму творчества Ролана Барта. Именно эта фигура оказалась в фокусе «идеологической моды», поэтому ее восприятию свойственны все отмеченные выше недостатки. Но если работы Барта не были подвергнуты должному критическому разбору из-за своей популярности, то другие направления и другие представители, даже изданные в переводе, попросту оказались в их тени. Между тем «новая критика» стала настолько ярким и мощным явлением в литературоведении, что, безусловно, заслуживает не восторженных похвал и не огульного отрицания, а тщательного критического исследования. Работы французских
5 ученых должны быть оценены в исторической перспективе. Нельзя ограничиваться выявлением «достоинств и недостатков» - необходимо, учитьшая современное состояние критической мысли, не только привлекать все позитивное, но и преодолевать все негативное. Для движения научной мысли вперед «точка отталкивания» порой становится важнее «точки опоры». Особую остроту проблеме французской «новой критики» придает тот факт, что преимущественное внимание, уделяемое в ней вопросам теории, вступает в методологические противоречия с принципами отечественной традиции литературоведения, требовавшими конкретно-исторического анализа литературных явлений.
Степень разработанности проблемы. Существующие на данный момент исследования свидетельствует о том, что в отечественной науке уровень теоретической постановки проблем, связанных с французской «новой критики», и критическая оценка этого феномена невысоки. Большинство работ носят преимущественно обзорный характер. Среди них можно выделить работы Л.Г.Андреева, Н.Ф.Ржевской, З.И.Хованской, Г.К.Косикова, И.П.Ильина, С.НЗенкина. В зарубежном литературоведении положение несколько лучше. Наряду с описательными работами, касающимися в основном проблем истории структурализма1 или в целом французской философии второй половины XX века , а также творчества Р.Барта , стали появляться исследования, анализирующие проблемы «новой критики» в контексте общеевропейского исторического и культурного процесса4. Что касается историко-литературной значимости исследований «новой критики», посвященных французской литературе, то комплексно эта проблема прежде не ставилась.
Цели и задачи исследования. Данная диссертация ставит своей целью определить теоретическую значимость методов «новой критики» и
1 Scholes R. Structuralism in Literature. An Introduction. - Yale UP, 1974; Dosse F. Histoire du structuralisme. -
P., 1991.
2 Descombes V. Philosophie par gros temps. - P., 1989.
3 Lavers A. Roland Barthes: Structuralism and after. - L., 1982; Roger Ph. Roland Barthes, roman. - P., 1986;
Calvet L.-J. Roland Barthes. - P., 1990.
4 Compagnon A. Le demon de la theorie. - P., 1998.
успешность их практического применения при исследовании французской литературы. Большое число авторов, принадлежащих данному направлению, его методологическая неоднородность и разнообразие теоретических концепций вынуждают сузить предмет исследования. В центре внимания окажутся работы трех авторов: Р.Барта, Ж.Женетта и Ж. Старобинского. Они входят в число самых ярких представителей «новой критики», а их научное творчество наиболее точно соответствует логике данного исследования. Ролан Барт был выбран в качестве главы структурно-семиотического направления и идейного лидера «новой критики» в целом. Работы Жерара Женетта позволяют перевести внимание с проблемы теории и метода на результаты их практического применения в области исследований по истории французской литературы. Методологические принципы Жана Старобинского, творчество которого лежит на границе предмета нашего исследования, вступают в полемику с основными постулатами «новой критики», а его работы представляют собой пример критики данного явления внутри самого явления. Таким образом, для достижения поставленной цели в соответствии с намеченной логикой исследования необходимо решить следующие задачи:
провести комплексный социально-философский, исторический и литературоведческий анализ творчества Р.Барта как связующего звена между литературной теорией и философией и культурой постмодернизма;
выявить в работах Р.Барта и Ж.Женетта единые историко-литературные концепции и проверить возможность реконструкции на их основе варианта истории французской литературы;
определить основные эстетические критерии, лежащие в основе работ Р.Барта, Ж.Женетта и Ж.Старобинского;
сопоставить результаты исследований Р.Барта, Ж.Женетта и Ж.Старобинского в области французской литературы;
оценить теоретическую и практическую значимость критики Р.Барта,
7 Ж.Жеиетта и Ж.Старобинского в современном литературно-критическом контексте. В основе методологии диссертационного исследования лежит убеждение в том, что литература и критика, будучи формами общественного сознания, в своем развитии тесно связаны со всеми социокультурными процессами и в той же степени обусловлены эволюцией социальной материи, что и любые другие формы. Такой подход предполагает, что явления литературы и критики есть результат диалектического взаимодействия личности, истории и культурной традиции. Исключая возможность имманентного анализа, он требует учитывать историко-культурный контекст и оценивать исследуемое явление с точки зрения исторической перспективы. Поэтому в методологическом отношении определяющую роль в исследовании играют историко-теоретический и системно-аналитический подходы.
Научная новизна диссертационного исследования состоит в определении взаимосвязей литературной теории и литературной истории в «новой критике» и раскрытии неизбежной ограниченности методологии, пренебрегающей историей в угоду теории. В диссертационном исследовании:
определена непосредственная обусловленность концептуальных поисков в «новой критике» общеевропейским историческим процессом;
выявлены идеологические мотивы, определившие направление и характер этих поисков;
эксплицирован оригинальный вариант истории французской литературы в работах представителей «новой критики» и показана его ограниченность;
раскрыты противоречия внутри самой «новой критики» и продуктивность сравнительного изучения работ ее представителей;
доказана в ходе критического анализа необходимость диалектического подхода в исследовании проблем литературы и критики.
Теоретическая и практическая значимость исследования. Полученные диссертантом результаты могут найти применение в разработке курса «История французской литературы», «История зарубежной критики», «Современные методы литературоведческого анализа». Положения и выводы диссертации таюке могут быть использованы при изучении курса всемирной литературы, культурологии, социальной философии.
Апробация диссертационного исследования. Результаты
. диссертационного исследования получили отражение в публикациях автора, в докладах и выступлениях на научных конференциях, в частности на XI, XIII, XV, XVI и XVII Пуришевских чтениях, I и III конференциях «Филологическая наука в XXI веке: взгляд молодых». Диссертация обсуждена на кафедре всемирной литературы Московского педагогического государственного университета и рекомендована к защите.
Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы.
Р. Барт в контексте постмодернизма
Ролана Барта можно с уверенностью назвать главой того направления во французском литературоведении, которое принято именовать «новой критикой». Это не значит, что его идеи столь универсальны, что покрывают собой все проблемное поле теории. Однако на протяжении более чем двух десятилетий они оказывали столь интенсивное воздействие на весь комплекс гуманитарных наук, и прежде всего на литературоведение, что именно Барта следует воспринимать в качестве идеолога данного движения. Конечно, речь идет прежде всего о структурно-семиотическом направлении, включая нарратологию и разного рода претендующие на универсальность «поэтики», а также на более позднем этапе - о методе деконструкции. Однако понятие «новой критики» можно трактовать не только в узком, семиотическом смысле, но и расширительно - как общее движение литературоведов и критиков, включающее целый ряд школ и направлений (критика тематическая, генетическая, социологическая, психоаналитическая, структурно-семиотическая), отказавшихся от принципов и методов академического, «университетского» литературоведения. Олицетворять собой «новую критику» Барт стал с того момента, когда ему пришлось вступить в публичную полемику с представителем университетского литературоведения Раймоном Пикаром. Таким образом, центральное положение Барта в исследуемой системе предполагает, что именно в его работах следует искать основные методологические идеи и подходы, определившие образ французской литературы в «новой критике». Но вначале необходимо сделать несколько предварительных замечаний.
Во-первых, несмотря на большое количество работ о Барте как в зарубежном, так и в отечественном литературоведении5, нельзя сказать, что его творчество не нуждается в дальнейшем исследовании. Напротив, именно сейчас, по-видимому, должен начаться новый, критический этап этого исследования, связанный с тем, что мода на постмодернизм в науке прошла6. И хотя постмодернистские идеи пока живы и имеют своих сторонников и во Франции, и в США, все меньше оснований относить к этому направлению в науке эпитет «современное». Никому пока еще непонятно, какой будет грядущая эпоха в гуманитаристике, - да и будет ли вообще? - ясно лишь, что на постмодернизм в целом и на Барта в частности можно и нужно смотреть уже из иного времени, осмысливая предыдутдий этап как завершившийся.
Во-вторых, научную специализацию Барта можно именовать по-разному. Известное определение, данное Г.К.Косиковым, - «семиолог, литературовед» - исходит, скорее, из появившейся только к концу жизни его единственной официальной должности заведующего кафедрой литературной семиологии7. С.КЗенкин вынужденно, как он сам признается, пользуется расплывчатым понятием «критик». Но если мы признаем за Бартом право именоваться ученым, то, определяя его научную специальность, скажем коротко: Барт — семиолог. Однако следует иметь в виду, что ряд его работ (причем не только созданных в жанре эссе, но и теоретическая часть «Мифологий», например), касающихся самых общих вопросов, связанных с функционированием знаковых систем, можно отнести к разряду философствований. Не стоит также забывать, что идеи Барта оказали большое влияние на философию постмодернизма8, а знаменитая карикатура в кругу М.Фуко, К.Леви-Стросса и Ж.Лакана четко указывает на его принадлежность к кругу философов. Барта не называют «философом» не потому, что его творчество слишком размыто, а потому, что размыто самое понятие «философ», которое обычно заменяют словом «интеллектуал»9. В наименьшей степени Барт является собственно литературоведом и, по большому счету, является им лишь постольку, поскольку некоторая часть его статей и книг посвящена литературным произведениям10. Его интересует литература в целом - как знаковая система, поскольку такой подход к литературе позволил наиболее четко ответить на один из ключевых вопросов «новой критики» о том, что именно является «литературностью литературы», т.е. предметом исследования в литературоведении. Поэтому метод исследования для Барта всегда оказывался важнее самого объекта исследования, а все его обращения непосредственно к текстам имели целью прежде всего иллюстрировать ту или иную стратегию анализа. Наиболее убедительным примером является книга «S/Z», дающая пример практики деконструкции. Однако и другим его работам, носящим литературоведческий характер, свойственна эта же особенность. Не случайно, например, в качестве полноценного объекта исследования выбрана драматургия Расина: Барт атакует традиционную вотчину университетской критики - классику, ключевую фигуру французской национальной литературы, эмблему ее «золотого» века, демонстрируя тем самым универсальность предлагаемого структурного метода и одновременно ударяя противника с тыла. Книга «О Расине» в этом смысле диаметрально противоположна последовавшему затем интересу к Филиппу Соллерсу (на деле - творческому союзу с ним). Сторонникам старого метода вряд ли было бы под силу проанализировать его романы;вероятнее всего, они бы просто отказали им в статусе литературы. В то время как Барту, «разрабатывавшему тогда свою теорию письма, был нужен именно такой писатель, как Соллерс, в свою очередь нуждавшийся в таком наставнике, как Барт»11. Однако можем ли мы признать, что Барт как исследователь занимает внешнюю по отношению к такому явлению французской литературы, как «новый новый роман» позицию? Ведь он во многом обязан своим рождением идеям самого Барта. Вдобавок ко всему, Соллерс так же, как и Барт, занимался литературной теорией, будучи главным редактором и автором журнала «Тель кель», а, в свою очередь, поздние работы Барта (например, «Фрагменты речи влюбленного») по форме гораздо ближе стоят к тому, что обычно понимают под термином «роман», чем романы самого Соллерса. Иначе говоря, в случае с Соллерсом и «новым новым романом» в целом речь о Барте идет не как об исследователе литературной истории, но уже как об активном участнике литературной «политики», то есть текущего литературного процесса и связанной с ним борьбы жанровых форм. Разумеется, его позиция в этой борьбе обусловлена взглядами на историко-литературный процесс в целом.
Ж. Женетт - историк французского барокко
Было ли обращение Женетта к барокко случайным или носило закономерный характер? Для того чтобы ответить на этот вопрос, необходимо вспомнить о том, что всякие действия представителей того или иного научного направления мотивированы подчас не столько логикой научного поиска, сколько тактикой борьбы на культурном поле и стремлением к приращению культурного капитала (по терминологии Бурдье). И с этой точки зрения интерес к барокко абсолютно оправдан. На стадии зарождения и роста новый метод обращается, с одной стороны, к современной литературе (о чем уже шла речь), так как в новых литературных формах он может черпать новые идеи, а с другой - к тем эпохам прошлого, которые не пользовались вниманием господствующей критики, потому что ее аналитический инструментарий не мог совладать с таким материалом (и лишь окрепнув, на этапе решительной схватки «новая критика» обратиться к материалу своего противника). А для «университетской» критики французское барокко всегда было проблемой.
Во французском литературоведении в течение долгого времени господствовала точка зрения, наиболее точно иллюстрируемая книгой мэтра «литературной истории» Франции Гюстава Лансона «История французской литературы. XVII век» , в плане которой в книге I «Подготовление образцовых произведений» барокко была отведена всего одна небольшая (25 страниц) глава с характерным заглавием «Отставшие и сбившиеся с пути». Классицизм - эмблема века, его пышный фасад, представленный боготворимыми французами «классиками» (Корнелем, Расином, Мольером, Лафонтеном и т.д.) - надолго затмил своих непосредственных предшественников и современников , не умещавшихся в рамки
утвержденной Буало поэтики. Самые достойные из них, Спонд и Агриппа д Обинье, призваны были заполнять своим творчеством ту логическую пустоту, которая зияла между «Плеядой» и Малербом, но иногда их помещали в разделе «Возрождение». Прециозный роман не мог не восприниматься как «сбившийся с пути» во времена господства драмы и высокой поэзии. Поэзия же французского барокко, не имея имен, равных Гонгоре или Донну, вовсе оказалась забыта читателями и критиками, а в истории литературы прочно обрела статус слабого члена оппозиции «классицизм/барокко», своеобразного контрастного фона, на котором достоинства классицизма еще более выделялись. Впрочем, уже во времена Лансона (рубеж веков) были предприняты попытки (в трудах МСурио и Э.Фагеш) вернуть поэзию французского барокко в сферу историко-литературных исследований.
К середине XX века наметился определенный прорыв, связанный выходом пятитомной «Истории французской литературы XVII века» Антуана Адана120. Во многом благодаря ей, как пишет Ю.Б. Виппер, «был пущен в обиход огромный, ранее игнорировавшийся и лежавший мертвым грузом историко-литературный материал»12 . В основу своих исследований Адан положил метод конкретно-исторического анализа, обратив свое внимание прежде всего на идейно-эстетические достижения эпохи, и именно благодаря ему работы Адана были высоко оценены советской филологической наукой. Напротив, работы Марселя Раймона и Жана Руссе 22, стоявших у истоков «новой критики», были удостоены упреков в формализме и упадничестве. Но именно их Женетт назовет открывателями французского барокко123 и будет совершенно прав, ведь во многом благодаря их находкам в поэтическом мире барочной поэзии французскую критику 60-х гг. охватило настоящее увлечение этой эпохой (и здесь как раз будет иметь место логика научного поиска). В ряде его статей некоторые их идеи получат свое развитие, но в скорректированном виде.
В отечественном литературоведении в 50-е - 60-е гг. проблема французского барокко разрабатывалась довольно активно , причем отдельного внимания заслуживают работы Ю.Б. Виппера125. В центре внимания оказался спор о временных границах барокко. Но статуса эпохи или хотя бы самостоятельного литературного направления оно так и не получило, так как не была решена задача выявления единой художественной системы, и осталось в рамках расплывчатого понятия «тенденции». Неявно выраженные барочные тенденции отмечены уже в середине XVI веке, в пору господства Ренессанса, затем проявлялись в творчестве авторов, которых в целом вряд ли можно определить как барочных, в том числе и в драматургии классицизма. Возникавшие время от времени взлеты барокко то относились к рубежным явлениям, когда конкурирующие эстетические системы находились либо в стадии упадка, либо в стадии начального становления (речь идет не только о Возрождении и классицизме, но и проблеме так называемых реалистических тенденций в литературе XVII века), то ставились в прямую зависимость от политической ситуации во Франции, так как всплески барочного творчества (определяемого в основном как «реакционное», исключая поэтов-либертенов и сложно понимаемое «низовое» барокко) соотносились со временем ослабления абсолютизма и, соответственно, классицизма как его идеологии. Барочные черты получали довольно расплывчатое описание: барочным называлось то, что было максимально «противоречивым» и несло в себе кризис гуманистического мировоззрения, то, что противоречило классицистической поэтике и не попадало в разряд реалистических тенденций. И хотя проблемы периодизации барокко и деления его на «светское» и «низовое», интересовавшие сторонников конкретно-исторического метода, были далеки от сферы исследований Женетта, выводы, к которым он пришел, в целом не противоречат результатам работы советских ученых.
В начале своего пути, объясняя предлагаемый им тип критики, названной «формализмом» в качестве рабочего термина, Женетт утверждает, что она «противостоит не критике смысла (всякая критика - критика смысла), а такой критике, которая смешивает смысл и субстанцию и пренебрегает ролью формы в процессе выработки смысла» . Такие субстанции (или в другом месте сущности), которые можно определить как структуры (формы), наделенные смыслообразующей функцией, окажутся в центре внимания Женетта. Благодаря им будут намечены художественные особенности французского барокко, а исследование их дальнейшей судьбы в истории французской литературы, вплоть до «нового романа», станет, фактически, воплощением его идеи «истории литературных форм»127.
Теория и метод: программа диалектической критики
Во «Введении» уже было сказано о причинах выбора именно творчества Жана Старобинского для сравнения с работами его французских современников Ролана Барта и Жерара Женетта. Положение одновременно внутри и вне «новой критики» позволяет сделать анализ наиболее полным и корректным. Учитывая очевидную историко-литературную направленность работ Старобинского, мы могли бы сразу заняться сопоставлением его взглядов с взглядами французов на те предметы, в которых пересекались их интересы. Но обойти стороной вопрос о методе нельзя. Говоря заранее о некотором предпочтении, отдаваемом критике швейцарского ученого, необходимо все-таки оговорить его причины. О том, в чем мы видим преимущества его метода, следует сказать прямо. Поэтому первый параграф будет целиком посвящен сравнению теоретических взглядов ученых.
Старобинский следующий образом выстраивает ряд своих «размышлений о теории критики»: «Заметки о структурализме» (1965), «Размышления о нынешнем состоянии литературной критики» (1971), «Смысл интерпретации» (1971-1972), «Литература. Текст и интерпретатор» (1974), «Смысл литературной истории» (1975), «Критика и авторитет» (1977). Этот ряд наглядно показывает, как в соответствии с общим контекстом французского литературоведения сначала в середине 60-х гг, XX века возникает проблема теории и как к концу 70-х гг. она затухает. Но наиболее значимой следует признать статью «Отношение критики», написанную в «знаковом» 1967 году. Не случайно именно ее Старобинский переработал, предложив новую версию спустя тридцатилетие. И не случайно обе версии были включены в подготовленный с его помощью сборник, вышедший в В этом году была опубликована знаменитая статья Жака Деррида «Структура, знак и игра в дискурсе гуманитарных наук» (Derrida J. L ecriture et la difference. - P., 1967. - P. 409-428), которую условно считают манифестом постструктурализма. России в 2002 г. И хотя версия 1967 года была написана в исследуемый нами период и является непосредственной репликой ученого в разгоревшемся тогда споре «университетской» и «новой» критики, сторонников и противников структуралистского метода, мы воспользуемся поздней версией. Примечательно, что современный вариант не столько трансформирует, сколько дополняет и расширяет предыдущий. Это свидетельствует о том, что вопрос по-прежнему актуален, а взгляды критика не претерпели значительных изменений (уже в этом моменте он разительно отличается от Барта). Несмотря на продолжавшиеся споры о проблемах теории и внимательное отношение к ним ученого, они не смогли поколебать его позиций. Так или иначе, единый контекст с обеими версиями составили «Критика и истина» (1966) Барта и «Поэтика и история» (1969) Женетта. Но так как нас в первую очередь интересует позиция Старобинского, то логика нашего анализа будет в целом соответствовать логике его статьи. Это потребует от нас того, чем мы пренебрегали выше, а именно подробной, скрупулезной критики отдельно взятого научного текста, комментирования каждого шага в рассуждениях ученого. Задачу во многом упрощает своего рода скромность ученого: он не изобретает новых понятий и пренебрегает модной терминологией. Можно чувствовать себя свободнее и, например, спокойно употреблять в качестве синонимов слова «произведение» и «текст». Бросающееся в глаза преимущество научного стиля швейцарского ученого заключается в его внимании к словам, в случае науки - к терминам. Известно, что сколько-нибудь продуктивный научный спор (т.е. служащий поиску истины, а не решению конъюнктурных задач) возможен только в том случае, когда противники договорятся об основополагающих понятиях. Вряд ли для оппонентов Барта вообще существовало понятие письма, которое тот положил в основу своей теории, поэтому полемика Барта и Пикара, а также сторонников того и другого, имела отношение прежде всего не к науке, а к идеологической борьбе. В результате единственным позитивным
Старобинский Ж. Поэзия и знание: История литературы и культуры. В 2-х т. — М.; 2002. результатом этих споров стало то, «что в их ходе пришлось четко сформулировать некоторые теоретические позиции» . Следствием такого «позиционирования» стала дискуссия о проблемах теории и метода уже внутри самой «новой критики». Именно с анализа понятий «теории», «метода» и «критики» начинает Старобинский.
В сравнении с естественными науками в гуманитарных вопрос об определении, даваемом термину, стоит гораздо острее. Известно, что для целого ряда ключевых понятий (например, «культура», «язык», «слово») существуют десятки, а то и сотни дефиниций. В такой ситуации, чтобы не увязнуть уже на этой стадии и продвинуться дальше, исследователь, предлагающий нечто новое в области теории, вьшужден, как правило, давать свое, «рабочее», определение используемым им терминам, не дожидаясь их обсуждения в научном сообществе. Или, избегая четких формулировок, надеяться на описательность, рассчитывая, что смысл будет ясен из общего контекста. Именно так, в основном, поступает Барт. Старобинский же идет иным путем. Прежде чем определить, чем сейчас для него является то или иное понятие, он стремится показать его историческое развитие, преодолевая таким образом противоречия синхронического и диахронического подхода. Этот способ, например, положен в основу статей «К понятию воображения: вехи истории»236 или «Слово "цивилизация"»237. Именно поэтому разговор о разграничении трех понятий в первой версии был дополнен в позднейшей историческим анализом самого явления критики начиная с самых ранних стадий развития общества.
По мнению Старобинского, обращение к вопросам теории и метода было вызвано попыткой критики сблизить познание литературы с наукой. Взаимосвязь обоих понятий проясняет следующее определение метода: «Это теория в движении, доказывающая свою эффективность, превращающаяся в
Старобинский Ж. Указ. соч. - Т. I. - С. 478. Там же. - С. 69-84. Там же. - С. 110-149 искусство нахождения»238. Иначе говоря, метод является посредующим звеном между теорией и практикой. «Теория в движении» - это не что иное, как отражение процесса познания, когда абстрактные модели проверяются практикой и по ее результатам сохраняются или трансформируются. Но тот же Старобинский отмечает, что, по крайней мере, на французской почве нынешняя теория литературы в основном сохраняет черты старинных риторик и нормативных поэтик. А ведь программа Женетта предусматривает создание новой «поэтики форм» именно на базе классической риторики. И проблема, которая встает перед ним, - это проблема универсальности такой поэтики. Истинной может быть признана лишь та теория, которая способна объяснить весь существующий на данный момент опыт. Следовательно, поэтика должна описывать все существующие формы. Но, во-первых, возможно ли исследование, охватывающее все уже созданные произведения? Описав одно растение, можно представить весь вид. Но в литературе значительная часть явлений претендует на уникальность. И, во-вторых, всякое новое произведение будет требовать неизбежной корректировки всей теории. Именно поэтому Женетт был вынужден прийти к идее виртуальной поэтики, предупреждающей новые формы, однако, как было показано выше, она отвергает само существование литературы. В результате если в 60-е гг. сторонники теории могли еще только высказывать осторожные сомнения относительно возможности ее создания, то сегодня мы можем достаточно уверенно заявить о том, что это невозможно. Такая позиция отнюдь не является пессимистичной, так: как нельзя считать доказанной необходимость подобной поэтики. Сам Женетт, как известно, был вынужден в основу своей теории положить всего один текст - роман Пруста «В поисках утраченного времени», предварительно, впрочем, постаравшись обосновать его универсальность.
Старобинский изначально ставит под сомнение возможность и необходимость создания универсального метода. Он обращает внимание на о, что случаи, когда заданный метод руководил бы анализом какого-либо произведения, в действительности редки. Напротив, метод чаще не предшествует исследованию, а является его итогом. Но мы не можем вслед за этим, подобно АДСомпаньону239, сделать однозначный вывод о том, что произведение диктует метод. Речь не идет о предпочтении единичного в ущерб универсальному. При обращении к конкретному тексту исследователь опирается на предшествующий опыт. Однако соответствие заданному методу ставит под сомнение уникальность текста. Ему изначально присуще сопротивление, итогом которого становится корректировка метода. Это тот случай, когда практика заставляет теорию пребывать в движении всегда. «В действие вступает - в ходе опыта или при конфликте разных теорий - не предусмотренная самим методом критика метода»240. Метод служит критике текста, но и текст, в свою очередь, является не чем иным, как «критикой метода». Таким образом, Старобинский делает попытку выявления диалектических связей между литературой и критикой. Посмотрим, подтвердится ли справедливость данной гипотезы в ходе дальнейшего анализа.
Проблема диалектики уже поднималась в ходе обсуждения данной темы. Однако речь шла о неподвижной диалектике, в которой противостояние противоположностей ведет не к развитию, а к бесконечному взаимопревращению. Обращение к диалектике неизбежно для исследователя, столкнувшегося с объективным противоречием. Примером такого обращения может служить понятие «письма» у Барта. Он справедливо утверждает, что до тех пор, пока читатель не вступит во взаимодействие с текстом, тот является, по сути, полой формой. Поэтому процесс чтения — это одновременно и процесс письма, так как только в этот момент текст «оживает», обретая свое существование в качестве воплощенной множественности смыслов. Таким образом, в акте письма совмещаются все
Компаньон А. Демон теории.-М., 2001. Старобинский Ж. Указ. соч.-С. 21. дотоле противоположные практики взаимодействия с текстом. Но логика этого единства основана на неподвижной диалектике: «Вот так слово и кружит вокруг книги: чтение, письмо - всякая литература попеременно становится объектом их вожделения. Разве мало было писателей, начавших писать лишь потому, что до этого они что-то читали? И разве мало критиков, читавших лишь затем, чтобы получить возможность писать? ... Критика -лишь один из моментов той истории, в которую мы ныне вступаем и которая ведет нас к единству - к истине письма»241. Такой путь ведет в никуда: взаимное барахтанье чтения и письма не имеют выхода ни в какую из реальностей - ни в психологическую, ни в социальную, ни в эстетическую. Иначе говоря, письмо и чтение, а вслед за ними литература и письмо теряют всякую цель и всякий смысл. Смысл того и другого будет объявлен Бартом позднее - удовольствие и наслаждение. Возможно, подобные смыслы следует считать принадлежащими области эстетики. Но даже если согласиться с утверждением (требующим, впрочем, доказательства), согласно которому существование литературы обусловлено потребностями в «эстетическом удовольствии», то нельзя же его понимать столь упрощенно, однобоко, примитивно. Понимаемое таким образом эстетическое переживание текста не могло избежать последующей эротизации, которая только подчеркивала бесплодность предлагаемой концепции. «Читать -значит желать произведение, жаждать превратиться в него... Перейти от чтения к критике - значит переменить самый объект вожделения, значит возжелать не произведение, а собственный язык»242. Критическая практика оказывается замкнутой. Но, несмотря на возражения, отметим все-таки, что Барт также склонен сближать работу писателя и критика - и не только сближать, но и отождествлять.
