Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I Субстантивация глаголов и имен прилагательных и проблемы тождества слова в карачаево-балкарском языке 10
1.1. Субстантивация и ее отношение к лексикализации и конверсии 10
1.2. Этапы субстантивации глаголов и имен прилагательных... 13
1.3. Субстантивация и разграничение лексических и грамматических форм глагола... 18
1.4. Конверсия и субстантивация лексических форм глагола и имени прилагательного 33
Выводы 50
ГЛАВА II Субстантивация грамматических форм глагола 52
2.1. Субстантивация имен действия 52
2.2 Субстантивация причастий 78
2.3. Субстантивация личных форм глагола 102
Выводы 109
ГЛАВА III Субстантивация лексических форм глаголов и прилагательных . 112
3.1. Общие замечания. 112
3.2. Определение исходного и производного слов конверсионных омонимов, имеющих одно или два производных существительных . 115
3.3. Субстантивация лексических форм глаголов 122
3.4. Субстантивация прилагательных. 128
3.5. Лексическая разработка субстантивации лексических форм глаголов и прилагательных. 136
Выводы 142
Заключение 144
Библиография. 150
Список сокращений 162
- Субстантивация и ее отношение к лексикализации и конверсии
- Конверсия и субстантивация лексических форм глагола и имени прилагательного
- Субстантивация личных форм глагола
- Определение исходного и производного слов конверсионных омонимов, имеющих одно или два производных существительных
Введение к работе
"
Актуальность темы диссертации
В последние 20-30 лет словообразование на материале разных языков изучается особенно интенсивно. С достаточной аргументацией словообразование рассматривается как особый раздел языка, как особая система, характеризующаяся своими существенными признаками, которыми она отличается от других систем. Так, Е.С. Кубрякова пишет: «... словообразование с точки зрения конкретного языка - представляет собой одну из частных лингвистических подсистем этого языка, отдельный языковой уровень, автономный и в силу того, что он характеризуется собственными элементарными единицами (производящими основами и аффиксами деривационного типа), собственными специфическими способами объединения элементарных единиц в более крупные единицы (производные) и, наконец, особой системой связей между подобными единицами. В соответствии с этим - с точки зрения описания языка — словообразование представляет собой особый раздел науки о языке, связанный с изучением указанных единиц, уточнением принципов их выделения, классификации, исследованием их взаимодействия и т.п. ... Подобно другим разделам языкознания, оно может быть обращено в исследование прошлого, и тогда говорят о диахроническом словообразовании» (Кубрякова, 1965, 74).
Можно сказать, что все намеченные здесь аспекты изучения данного языкового уровня на материале карачаево-балкарского языка ждут не только разработки, но и самой постановки. Потребуется не одно исследование, чтобы отразить объективно существующую систему словообразования в карачаево-балкарском языке.
Темой своего исследования мы избрали лишь один вопрос, связанный с многоаспектным семантическим способом словообразования, — субстантивацию имен прилагательных и глаголов. В связи с недостаточной разработкой проблем карачаево-балкарского (и не только его) словообразования на уровне современной лингвистической науки эта тема представляется актуальной, сложность же субстантивации как особого языкового явления требует его специального изучения. Оно тем более необходимо, т.к. о самой природе субстантивации существуют различные точки зрения.
Одни исследователи связывают с субстантивацией все случаи употребления имени прилагательного и причастия в функциях, типичных для имени существительного (определения в изафетных конструкциях, подлежащего, дополнения), другие же здесь видят два явления: а) субстантивацию и б) одно из обычных синтаксических свойств определенной группы имен прилагательных и причастий (т.е. отсутствие субстантивации). По вопросам, является ли субстантивация одним из способов словообразования - конверсии, транспозиции (Никитевич, 1971; Ким, 1978, 8-9), обязательно ли участие в этом вопросе словоизменяющего аффикса, и другим вопросам, относящимся к данной теме, в карачаево-балкарском языкознании (и в тюркологии вообще) еще нет однозначных решений. Здесь еще немало спорного. Сущность механизма субстантивации в данном языке требует тщательного изучения.
Еще большие споры вызывает субстантивация лексической формы глагола, имени действия и некоторых личных его форм.
В тюркских языках, в т.ч. и в карачаево-балкарском, в большей степени субстантивируются грамматические формы глаголов (причастия, имена действия, некоторые виды залога и наклонения), в меньшей - прилагательные и лексические формы глаголов (причастия, имена действия, некоторые виды залога и наклонения), в меньшей - прилагательные и лексические формы глаголов. Следовательно, субстантивация в этих языках связана с двумя разновидностями семантического способа словообразования: 1) семантико-морфологической и 2) конверсионной. При первой разновид ности существительные образуются путем перехода грамматических форм глаголов в лексические, при второй - путем использования назывных форм прилагательного и глагола в качестве представителя существительного. В обоих случаях образование существительных происходит без всякого материального изменения.
Причастиям и именам действия в тюркских языках посвящены некоторые специальные исследования. Однако о субстантивации их в этих работах ничего не говорится. Не рассматривается данный вопрос и в работах, посвященных словообразованию существительных. В некоторых из них приводятся единичные случаи субстантивации прилагательных и причастий. Однако как разновидность семантического способа словообразования субстантивация в них не рассматривается. В исследованиях, в которых описываются вопросы конверсии, о субстантивации (как и об адъективации, адвербиализации) говорится лишь косвенно.
Имеются единичные исследования, относящиеся к субстантивации прилагательных и причастий в тюркских языках. Однако в них не разграничиваются узуальная и окказиональная формы субстантивации, не устанавливаются этапы, не определяются факторы, влияющие на субстантивацию прилагательных и причастий. Что касается субстантивации имен действия, отдельных форм залога и наклонения, а также самих глаголов, образованных от формы взаимно-совместного залога, и некоторых корневых глаголов, то этот вопрос в тюркологии еще не ставился.
Все это говорит о том, что субстантивация в тюркских языках изучена совершенно недостаточно.
В современных грамматиках тюркских языков, равно как и в специальных исследованиях, как совершенно правильно отмечает Н.А. Баскаков, проблема определения строгих границ между словообразованием и словоизменением пока что решается непоследовательно (Баскаков, 1986,6).
В специальных исследованиях, а вслед за ними и в грамматиках карачаево-балкарского языка имена действия, а также причастия настоящего времени квалифицируются не как неличные формы глагола, а как существительные. Как следствие этого, словари фиксируют данные грамматические формы глагола как существительные без учета их лексикализации.
Вышеизложенное свидетельствует о том, что границы словообразо-вания и словоизменения в тюркских языках во многом еще не определены. В решении этого вопроса определенную роль будет играть специальное исследование субстантивации глаголов и прилагательных.
Указанными обстоятельствами определяется актуальность темы настоящей диссертации, которая, кроме всего этого, не была предметом специального исследования на материале карачаево-балкарского языка. Некоторые фрагментарные сведения о субстантивации причастий и имен действия, содержащиеся в научной и учебной литературе по карачаево-балкарскому языку, во многом очень противоречивы. Между тем субстантивация глаголов и прилагательных имеет довольно широкое распространение в данном языке, и отсутствие более или менее подробного их описания представляет значительный пробел в его грамматиках.
Целью исследования является всестороннее изучение субстантивации прилагательных и глаголов в современном карачаево-балкарском языке и определение ее места в семантическом способе словообразования, который не нашел еще своего достойного места не только в тюркологии, но и в русистике (Прохорова, 1980, 6).
В соответствии с указанной целью диссертация направлена на разработку главным образом следующих конкретных задач:
1. Выявление случаев субстантивации прилагательных и лексических и грамматических форм глаголов.
2. Определение соотношения субстантивации с лексикализацией и конверсией.
3. Разграничение узуальной и окказиональной субстантивации.
4. Установление факторов, влияющих на субстантивацию грамматических форм глаголов.
Основным материалом диссертации послужили теоретические исследования, монографии, статьи, посвященные проблематике данной работы, лексикографические источники: «Карачаево-балкарско-русский словарь» под ред. Э.Р. Тенишева и Х.И. Суюнчева (М., 1989), «Толковый словарь карачаево-балкарского языка» (Т. 1: Нальчик, 1996; Т.2. Нальчик, 2002) под ред. Ж.М. Гузеева.
Методы исследования
В соответствии с целью и задачами диссертации анализ субстантивации прилагательных и глаголов проводился в ней описательным методом с привлечением в необходимых случаях статистического метода, а также метода синтаксической сочетаемости.
Научная новизна исследования и полученных результатов заключается, во-первых, в том, что в нем впервые в карачаево-балкарском языкознании субстантивация подвергается специальному исследованию, во-вторых, в нем впервые в тюркологии делается попытка обоснования субстантивации некоторых лексических форм глаголов, имен действия, а также форм взаимно-совместного залога и желательного наклонения.
Теоретическая значимость работы состоит в том, что содержание и выводы ее могут быть использованы при дальнейшем изучении семантического способа словообразования в тюркских языках, при составлении научной грамматики карачаево-балкарского языка, а также сравнительных грамматик тюркских языков.
Практическая ценность диссертации определяется тем, что ее результаты могут быть использованы в материалах учебно-методического характера, а также при составлении новых и переиздании существующих словарей карачаево-балкарского языка. На защиту выносятся следующие положения:
1) имена действия и причастия настоящего времени являются не отглагольными существительными, а неличными формами глагола, лишь не значительная часть которых подверглась субстантивации;
2) субстантивироваться могут не только неличные, но и некоторые личные формы глагола, например, взаимно-совместный залог и желательное наклонение;
3) древние корневые слова, употребляемые в значении существительного и глагола (типа той «свадьба, пир» и «насытиться», сын «надгробие» и «сломаться», чач «волосы» и «разбросать, раскидать»), образованы от глаголов;
4) в тюркских языках нет синкретичных, неделимых, слов ни корневых, ни производных;
5) субстантивация наравне с образованием новых слов путем расщепления одного слова на два или более слова-омонима представляет собой семантический способ словообразования.
Апробация работы. Результаты исследования изложены в докладах и сообщениях на Алиевских чтениях (Карачаевск, 1999-2003), а также на межвузовской и региональной научных конференциях (Карачаевск, апрель и ноябрь 2001).
Основное содержание диссертации отражено в работе «Проблемы субстантивации глаголов и имен прилагательных в карачаево-балкарском языке» (Карачаевск, 2002).
Структура работы. Диссертация содержит введение, три главы, заключение, библиографию и список сокращений. В конце каждой главы сформулированы основные выводы.
Субстантивация и ее отношение к лексикализации и конверсии
Субстантивация (от лат. substantivum - имя существительное) - это переход в разряд имен существительных слов из других частей речи. При этом субстантивироваться могут как словарные формы слов так и грамматические формы их; ср.: бирлик 1 . "единство, общность", 2. "неразрывность, целостность" (от бирлик "единица (последняя цифра многозначных чисел)"), тар "ущелье" (от тар "узкий, тесный"), акъла (ист.) "белогвардейцы" (от акъла "белые" - мн.ч. слова акъ "белый"), сюйгеним "возлюбленный, возлюбленная" (от сюйгеним "тот, которого я люблю; та, которую я люблю" - притяжательная форма 1-го л. причастия сюйген "любящий, любящая"), сайлаучу (кара.ч.)/айырыучу (балк.) "избиратель" (от сайлаучу/ айырыучу "выбирающий" - прич. наст, вр.)
В карачаево-балкарском языке в имена существительные чаще всего переходят глаголы в их словарной и грамматической формах, а также имена прилагательные в их словарной форме; уруш "война" (от уруш \. "ругать, бранить кого-что", 2. "ссориться, скандалить", .3. "воевать"), ай-тыу 1. "легенда, предание, сказание", 2. "поговорка" (от айтыу "говорение; сообщение; оповещение, произнесение" - форма и, д. глагола айт "говорить, сказать; сообщать; оповещать; излагать что"), алыучу "покупатель" (от алыучу "тот, кто берет" - прич. наст, вр.), джалгъан "ложь" (от джалгъ-ан "соединяться; прививаться; приниматься" - возвр. - страд, форма глагола джалгъа "связывать, стыковать, соединять; прививать что"), акъ "молочные продукты, молочное" (от акъ "белый"), къара 1. "мишень", 2. "траур" (от къара "черный, темный") и др. Лексикализация, с одной стороны, - явление более широкое, чем субстантивация, так как она охватывает, кроме субстантивации, и адъективацию (переход в разряд прилагательных), адвербиализацию (переход в разряд наречий), прономинализацию (переход в разряд местоимений) и др. При лексикализации возможны переходы и в служебные части речи, междометия, модальные слова; ср.: ёрге "вверх, наверх, ввысь" (от формы дат. пад. сущ. ёр "подъем, отлогая возвышенность"), джарсыугъа "к сожалению" (мод. ел.) (от джарсыугъа - дат. п. сущ. джарсыу) 1. "горе, скорбь", 2. "недостаток, вред, порок, ущерб" (карач.), 3. "проблема" (балк.)), этиги! (балк.) "боже!" (от эшиги - притяжат. форма 3-го л. сущ. эшик "дверь"), болгъан "весь, вся, все" (от болгъан "бывший, совершившийся, проходивший" - форма прич. прош. вр. от вспомогательного глагола бол "быть"), къайнар "горячий" (от къайнар "закипит" - форма прич. буд. вр. от глагола къайна "кипеть"), юеюнден "о, об" (послел.) (от юеюнден - форма исход, пад. служ. имени юсю "поверхность; верх, верхняя часть чего"). С другой стороны, лексикализация уже субстантивации (равно и адъективации, адвербиализации и т. д.), так как при лексикализации осуществляется переход в самостоятельные слова, в том числе и имена существительные, только грамматических форм других частей речи, а при субстантивации, как отмечалось выше, в имена существительные переходят и их словарные формы.
Кроме того, субстантивируются грамматические формы только глаголов, и то ограниченно, неличные и отдельные формы желательного наклонения, лексикализовываться же могут грамматические формы не только глаголов, но и других частей речи: 1) существительных: энгишге "вниз" (от энгишге - форма дат. пад. сущ. энгиш "спуск"), кесекле "насморк; грипп" (от кесекле - форма мн. ч. сущ. кесек "доля, часть"); 2) прилагательных: керексизге "зря, попусту, напрасно" (от керексизге - форма дат. пад. прил. керексиз "ненужный; лишний, неуместный"), антсызма "клянусь, честное слово, я не я, если ..." (мод. ел.) (от антсызма "я нечестный, недобросовестный"); 3) местоимений: анда "там" (от анда - форма мест. пад. местоим. ол "тот"), мындан "отсюда" (от мындан - форма исх. пад. место-им. бу "этот"), 4)числительных: бирге "вместе" (от бирге - форма дат. пад. числит, бир "один"), биринчиден "во-первых" (от биринчиден - форма исх. пад. числит, биринчи "первый").
С субстантивацией связана и конверсия - переход слова в другую часть речи (или другие части речи) без аффиксации (см. выше уруш, джалгъан и др. примеры)1. В тюркских языках конверсия по своей распространенности значительно превосходит лексикализацию и субстантивацию (равно и адъективацию, адвербиализацию и т. п.), потому что в конверси 1 По мнению некоторых лингвистов (Сошальская, 1953, 56-57; Амосова, 1956, 86; Каращук, 1977, 194-203), субстантивация (и подобные ей языковые явления) не относятся к конверсии. Это означает, что и конверсия не относится к субстантивации. Следовательно, между конверсией и субстантивацией нет связи. Однако абсолютное большинство лексикологов (Левковская, 1954; Сафроно-ва, 1955,192-193; Иртеньева, 1956,50; Жлуктенко, 1958, 64; Згоруйко, 1960,72-73; Аракин, 1961,48; Уфилицева, 1968, 122; Мешков, 1976,137-142; Арбекова, 1974, 41-45; Сабельникова, 1979, 5-6,79; Ганиев, 1985, 31; Гак, 1990, 519 и др.) субстантивацию (равно как и адъективацию, адвербиализацию и т.п. явления) включает в конверсию, когда это касается не грамматических, а лексических форм слов.
Мы придерживаемся мнения этих лингвистов, потому что слова, образованные по конверсии, не имеют никакого отличия от слов, образованных путем субстантивации (адъективации, адвербиализации), так как новые слова в обоих этих случаях образуются без использования специальных словообразовательных аффиксов, путем включения основы или словоформы одной части речи в парадигму слова и соответствующую сочетаемость другой части речи. онные отношения вступают почти все части речи, в том числе и служебные: аман "плохой" (стан адам "плохой человек"), аман "плохо" (аман джырла "петь плохо"), бай "богатый" (бай мюлк "богатое хозяйство") - бай "богато" (бай джаша "жить зажиточно") - бай "богач" (байны мюлкю "имущество богача"), кьуру "высыхать" (чыкъ къуруду "роса высохла") -къуру "пустой" (кьуру юй "пустой дом") - кьуру "только, лишь, лишь только" (къуру сен "только ты"), джууукь "близкий" (джууукъ джол "близкий путь") - джууукь "близко" (джууукъ кел "подойти поближе") - джууукь "около, приблизительно, до" (послел.) (мингнге джууукь "около тысячи"), тейри "бог" - тейри «наверное» (мод. ел.) (тейри, келлик болур "наверное, придет") и др.
Однако большинство имен существительных в исследуемом языке образовано не по конверсии, а путем лексикализации грамматических форм глагола, неличных и некоторых личных.
Конверсия и субстантивация лексических форм глагола и имени прилагательного
Как уже отмечалось, в исследуемом языке в имена существительные могут переходить не только грамматические формы глагола, но и некоторые глаголы и имена прилагательные в их словарной форме.
Однако у исследователей тюркских языков нет единого мнения и по данному вопросу. Одни из них признают, что слова типа башкир яман "плохой, плохо", узбек, яхши "хороший, хорошо" одинаково функционирую1 и в позиции определения, и в позиции обстоятельства образа действия (ср.: яхши адам "хороший человек" и яхши окъуу "учиться хорошо"). Тем не менее в оценке подобных слов они исходят из их этимологии, т. е. из того, от какой части речи они образованы. Так, яман "плохо", яхши "хорошо" образованы от яман "плохой", яхши "хороший". Следовательно, рассуждают они, эти слова - только имена прилагательные (Кононов, 1960, 146; Биишев, 1980, 197-198).
Другие лингвисты считают полифункциональные слова синкретичными (нерасчлененными), имеющими единое происхождение, т. е. промежуточной частью речи (Вамбери, 1877, Мелиоранский, 1899,98; Дмитриев, 1948, 81; Баскаков, 1952, 1979; Севортян, 1962, 423; Щербак, 1970, 129; 1977, 21; Ахметов, 1975, 164-167; Кайдаров, 1976, 27-29, Кажибеков, 1986, 3-46 и др.)
По мнению третьей группы исследователей, слова, соотнесенные одновременно с двумя (или более) частями речи, являются лексико-грамматическими омонимами (Тенишев, 1963, 27; Искаков, 1964, 1976,; 133-135; Юлдашев, 1972, 227-286, Серебренников, 1979, 149;Тузеев, 1985, 49-86).
Отнесение полифункционального слова к какой-либо одной части речи, осуществляемое сторонниками первой и второй точек зрения, исходя из его этимологического тождества, практически возможно лишь применительно к полифункциональным словам, поддающимся этимологизации, и то крайне редко. Установление же этимологического тождества абсолютного большинства полифункциональных слов и определение на этом основании былой их принадлежности только к одной части речи довольно затруднено (Юлдашев, 1972, 234). К тому же этимология и даже вся история слова вовсе не обязательно обусловливают его современную природу. Например, этимологическое тождество таких слов, как тюйюш "драться" и тюйюш "драка", эски "старый, ветхий" и эски "белье, одежда" (кар.) не вызывает сомнения. Тем не менее оно не имеет никакого отношения к современной природе этих, генетически родственных, слов, к их бытованию в рядах глагола и существительного и прилагательного и существительного независимо друг от друга.
Иначе и немыслимо зарождение и формирование каких бы то ни было инноваций в значении или функции слова, так как «всякая семасиологическая инновация значащей единицы независимо от ее истории либо принимается, либо отклоняется нормами языка, а впоследствии закрепляется и адаптируется в соответствующей морфологической или собственно лексической системе, от которой только и зависит реальная природа этой единицы, хотя ее вхождение в новом значении или функции в эту систему и предопределяется генетической общностью вновь созданного свойства данной единицы с прежним» (Юлдашев, 1972,235).
Генетический общий признак, связующий прежнее свойство слова с новым, играет существенную роль в самом зарождении этого нового свойства слова, мотивирует его и тем самым предопределяет его осмысление и вхождение в обиход, но не обусловливает его природы. Он (общий признак) после приобретения словом нового свойства часто исчезает бесследно. В меру этого слово и закрепляется в системе языка как регулярный носитель вновь созданного свойства, занимая новое место в соответствующей лексической системе. Производное свойство слова, принятое в систему, адаптируется и выравнивается уже под её воздействием. После всего этого оно не обязательно должно совпадать с первоначальным свойством. Система сама регулирует природу вновь созданного значения или функции слова. Приведем пример: Так, в карачаево-балкарском языке существительное багъа "цена, стоимость", образованное от производного значения прилагательного баш "ценный, важный, нужный" (ср. этимологическое значение "дорогой, дорогостоящий"), входит в смысловые и системные отношения с существительными сый "почет, уважение", намыс "честь; достоинство; совесть", из которых генетически ближе стоит к сыщ а на деле существенно отличается и от него и от намыс, частично соприкасающегося с ним семантически, по обозначению значения "цена" и по производному значению "ценность, достоинство", приобретенному им уже в их ряду. Как видно из этого примера, новое свойство слова возникает не обязательно на базе его этимологии. Оно часто создается на основе его производного значения, фактически уже порвавшего связь с исходным, этимологическим значением слова.
Следовательно, критерий этимологического тождества слова в оценке его современной двоякой природы неприемлем.
Еще больших споров вызывают односложные, непроизводные слова, имеющие одновременно глагольное и именное значения, которые впервые были обнаружены венгерским лингвистом Армением (Германом) Вамбери в разных тюркских языках. Так, по его мнению, свидетельством., того, что отточенность и лаконизм тюркских языков «существовали, судя по духу словообразования, в то древнее время, когда племя турецкое (т.е.. тюркское Е.Х.) еще не было разъединено географически и был один только турецкий язык, являются корни слов глагольно-именного характера» (Вамбери, 1977,12-13).
Субстантивация личных форм глагола
Собранный и проанализированный нами фактический материал исследуемого языка показывает, что в нем субстантивируются не только такие неличные формы глагола, как имя действия и причастие, но и некоторые личные формы его, а именно: взаимно-совместный залог и желательное наклонение на гъын / -гин, -хун, -хын, -къын, -гъун / -гюн. Об этом нет никаких сведений в грамматиках карачаево-балкарского языка. Из исследователей словообразования карачаево-балкарского языка этот вопрос затрагивает лишь М.А. Хабичев и то косвенно. Автор в целом правильно характеризует процесс субстантивации данных глагольных форм. Однако, на наш взгляд, он неправ, считая, что подобный способ образования имен существительных в этом языке продуктивен, ибо, по его мнению, указанные формы могут субстантивироваться без ограничения (Хабичев, 1989,119-121,165-166).
Прежде чем перейти к вопросу о субстантивации форм взаимно-совместного залога глагола следует остановиться на вопросе отношения залога к словоизменению и словообразованию.
Во мнениях тюркологов нет единства по данному вопросу. Одни исследователи (Баскаков, 1952, 333; Серебренников, 1952 62-72; Бозиев, 1964,79; Иванов, 1967,18 и др.) залоговые формы относят к словообразованию лексико-грамматического характера. Их поддерживают грамматисты, рассматривая эти формы в разделе словообразования. При решении этого вопроса они руководствуются, как правило, данными словарей тюркских языков, в которых залоговые формы отражаются без какого-либо ограничения. Эта лексикографическая традиция идет от первых словарей, в частности, словаря М. Кашгарского («Дивани лугъат ат - тюрк», XIв.). В них формы залога давались наравне с другими словами, без упоминания об их залоговой .принадлежности. Впоследствии, начиная с XX века, они стали приводиться с указанием на принадлежность их к тому или иному залогу.
В словарях, составленных в 70-90-е годы, прослеживается попытка разграничения залогового и словообразовательного значений залоговых форм: залоговые формы приводятся без перевода, с пометой и отсылкой к исходной форме, а лексические значения, не соответствующие данной его залоговой форме, даются в переводе на русский язык (в тюркско-русских словарях) или объясняются (в толковых словарях тюркских языков).
Здесь заметно влияние тех исследований, в которых залог относится одновременно и к словоизменению, и к словообразованию (Харитонов, 1963,11; Зинатуллина, 1969,219-220; Кононов, 1980,173 и др.)
В исследованиях 70-90-х годов (Юлдашев, 1972, 1220150; 1976,№4; 1979; Геляева, 1982; 1999 и др.) выработалось мнение о том, что залоговые аффиксы полисемантичны. В них, особенно в работах А.А. Юлдашева, выработай критерий для разграничения словообразующей и формообразующей функций залоговых форм: «Когда залоговый аффикс выполняет зало-гообразующую функцию, основа, содержащая его, соотносится со всей системой форм с данным аффиксом, обнаруживает единое типовое значение, представленное этими формами, и вызывает определенное падежное оформление слов, соотнесенных с глаголом как производитель обозначаемого им действия. Другими словами, залогообразующая функция формы находит на уровне синтаксиса формальное выражение, что в совокупности с показателем залога и соответствующим ему типовым значением и может служить основным критерием как для отграничения двух разных функций залоговых форм, так и для выделения данного залога в качестве грамматической категории» (Юлдашев, 1972,138).
Итак, залоговые формы глаголов, как и их неличные формы (имя действия и глагол) могут лексикализовываться.
Субстантивируется из них только форма взаимно-совместного залога, притом в ограниченном количестве. Так в КБРС и ТСКЯ имеются лишь 12 имен существительных, образованных от форм взаимно-совместного -залога: атлаш «движение шагом, пеший ход» (атлаш - вз.-совм. залог от глагола атла «шагать»), атыш «стрельба» (атыш -вз. -совм. залог от глагола ат «стрелять»), буруш «упрямец» (буруш- вз.-совм. залог от глагола бур «крутить»), жыгъыш «борьба (спорт)» (жыгъыш - вз. -совм. залог от глагола жыкъ «нокаутировать кого (спорт)»), жюрюш «ход, движение; походка» (жюрюш - вз. -совм. залог от глагола жюрю «ходить»), жыртыш «ссора, грызня», «драка, схватка» (жыртыш - вз. -совм. залог от глагола жырт «грызться, ссориться», «драться (о птицах, животных»)»), къонуш «насест», «гнездо», «стан, стоянка» (къонуш - вз.-совм. залог от глагола къон «приземляться, садиться, опускаться»), ойнаш «любовник, любовница» (ойнаш - вз.- совм. залог от глагола ойна «играть»), сёгюш позор, хула, брань» (сёпош -вз.-совм. залог от глагола сёк «порочить, хулить, чернить кого»), табыш «доход» (табыш - вз.- совм. залог от глагола тап «находить»), тигиш «способ вышивки» (тигиш -вз.- совм. залог от глагола тик «шить»), туруш «положение» (туруш —вз. совм. залог от глагола тур «стоять, встать»).
Къоншусу аманны турушу аман (погов.) «У кого сосед плохой, у того жизнь плохая»; Эчки, Чыппыкны сёзюн эшитмей, башын ёрге тутуп, атлашына къошду (Зокаланы 3. Солуу кюн) «Коза не услышала Чыппыка, выше подняла голову и ускорила шаг»; Къаргъаланы къонушлары къол-дады (КБРС) «Гнезда ворон — в балке»; Уста Зубайда этген жыйрыкъны тигишине сейирсинип къарайды (газ. «Заман», 2002,апрель) «Мастер с удивлением смотрит на способ вышивки платья, которое сшила Зубайда».
Большинство форм данного залога субстантивируется не сразу, а через посредство глаголов, образованных от залоговых форм: даулаш -вз. -совм. залог от глагола даула «требовать что, претендовать на что» - даулаш «спорить (друг с другом)» -даулаш «спор, ссора»; сермеш - вз.-совм. залог от глагола серме «схватить что, схватиться за что» - сермеш «драка, схватка; битва, бой» и т.п. Следовательно, в таких случаях, в имя существительное переходит не залоговая форма, а глагол, образованный от нее путем ее лексикализации (об этом см. главу Ш данной работы).
Определение исходного и производного слов конверсионных омонимов, имеющих одно или два производных существительных
В работах, посвященных омонимии в тюркских языках, вопросу последовательности возникновения слов, входящих в омонимичную пару, не уделяется никакого внимания. Тем не менее решение его играет важную роль при установлении семантических отношений, а именно - последовательности в развитии семантики основного и исходного, слова. Игнорирование этого вопроса приводит к тому, что в словарях тюркских языков омонимичную пару, возникшую по конверсии, нередко возглавляет не производящее слово, а производное. Это наблюдается и при субстантивации глаголов и прилагательных. Например: ой « низина, впадина, котловина» - ой «выдалбливать, делать углубление» (КРС); догьру «правда, истина» - догьру «правдивый, истинный»(АРС); бай «богач, бай» - бай «богатый, зажиточный» (СТЯ); той «свадьба; пир, пиршество, веселье» - той «насыщаться; пресыщаться» (КРПС).
Не совсем благополучно обстоит дело в решении этого вопроса и в словарях карачаево-балкарского языка, особенно в КБРС. В них во многих случаях не учитывается последовательность возникновения производных существительных от прилагательных. Здесь особого внимания заслуживают два случая: 1) когда от прилагательного по конверсии образуются слова разных частей речи, т.е. наречие и существительное; 2) когда от прилагательного образуются слова одной части речи, т. е. существительные.
Анализ словарей карачаево-балкарского языка показывает, что наречие в существительное и существительное в прилагательное не конвертируются, а конверсия прилагательного в существительное - явление довольно распространенное. Исходя из этого, нельзя считать правильным порядок расположения существительных, образованных от прилагательных по конверсии в следующих омонимических рядах: багьа (пед) «оценка, отметка» - багьа «дорогой, дорогостоящий» - багьа «дорого»; джа-рыкъ - «свет» - джарыкъ «светлый, яркий (об источнике света)» - джа-рыкъ «ярко» (ТСКБЯ); айлыкъ «месячник» - айлыкъ «оклад, зарплата» - айлыкъ «месячный»; къыйын «труд, работа» - къыйын 1) хлопоты; 2) заработок - къыйын «трудный, сложный, тяжелый» (КБРС).
В приведенных примерах, во-первых, омонимичные ряды должны были возглавлять не существительные, а прилагательные. Во-вторых, существительные айлыкъ «месячник» и айлыкъ «оклад, зарплата» расположены неверно: у карачаевцев и балкарцев понятие «оклад, зарплата» появилось значительно раньше, чем «месячник» - работа, общественная кампания, проводимая в течение месяца. Следовательно, в ряде случаев при определении последовательности становления той или иной части речи, в том числе и существительного, можно обратиться к чисто логическому критерию. Согласно ему, надо исходить из того, что слова кёк «ранняя весенняя трава», кеф «самочувствие, настроение» появились позже, чем слова кёк «небо, небосвод», кеф «хмель, легкое опьянение». Тем не менее в КБРС последовательность расположения этих существительных, образованных от прилагательных, нарушена: кёк «синий; голубой» - кёк «ранняя весенняя трава» - кёк «небо, небосвод», кеф «пьяный, хмельной» -кеф «самочувствие, настроение» - кеф «хмель, легкое опьянение».
В тех случаях, когда производный член омонимичных существительных является термином, последний должен занять в ряду омонимов постпозицию, ибо в карачаево-балкарском языке термины образовались от не терминов. Например, слово багьа (пед.) «отметка, оценка» образовано от багьа «цена, стоимость», айырма (грам.) «залог» - от айырма «разница, различие», акъсакъал (эти.) «персонаж народного театра» - от акъсакъал «старик, старец». Однако в решении этого вопроса допущены ошибки как в КБРС, так и в ТСКБЯ. Например: В приведенных омонимичных рядах и группах исходными являются прилагательные айлыкъ, сакъау, тутуш, джайма и глагол болуш. Следовательно, они должны были возглавить ряды. Однако они даны как производные.
Вопрос об определении производности слов в омонимах, образованных по конверсии, не изучено не только в тюркологии. Он интересует пока только германистов, которые ограничиваются лишь одним типом конверсии: существительное - глагол.
Так, еще В. Бладин предложил критерий частности, согласно которому более высокая частотность указывает на основной член пары, менее высокая - на производный (Бладин, 1911,32).
Вполне вероятно, что относительная частотность позволяет вскрыть реальные соотношения между членами пары. Тем не менее представляется затруднительным использование этого критерия на большом материале, так как решение каждого конкретного случая потребовало бы отдельных статистических данных.
Очень важным для синхронного аспекта конверсии является поставленный А.И. Смирницким вопрос о внутренней или семантической производности. Он предложил два критерия, с помощью которых можно определить основное и производное из двух слов, связанных отношениями конверсии: критерий аналогичных семантических образований и критерий противоречия лексического и грамматического значений слов (Смирниц-кий, 1956, 82). Однако эти критерии вряд ли применимы для многих случаев, ибо затруднены как подыскание «семантически аналогичных образований», так и определение «лексического» и «грамматического» в их основах.
