Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Реконструкция и источниковедческий анализ комплекса мемуаров . 21
1.1. Мемуаристика как один из главных способов сохранения памяти об усадьбах в эмиграции . 21
1.2. Мотивы и цели обращения эмигрантов-мемуаристов к теме усадьбы. 41
1.3. Усадебный компонент в мемуарах эмигрантов: проблемы достоверности и информационной ценности . 59
Глава 2. Мемуары эмигрантов как источник по истории культуры и быта русской усадьбы . 77
2.1. Детство в усадьбе. 77
2.2. Пространство усадьбы. 94
2.3. Усадебная повседневность . 115
Глава 3. Социально-экономические и политические мотивы в эмигрантской мемуаристике . 138
3.1. Помещичьи хозяйства после отмены крепостного права. 138
3.2. Отношения с крестьянами и усадебные погромы начала XX в. 155
3.3. Усадьбы в революционное время. 176
Заключение. 197
Список использованных источников и литературы. 200
Приложения:
Таблица 1. Русские усадьбы в мемуарах эмигрантов (в опубликованных источниках). 226
Таблица 2. Русские усадьбы в мемуарах эмигрантов (в неопубликованных источниках). 250
Иллюстрации. 255
- Мемуаристика как один из главных способов сохранения памяти об усадьбах в эмиграции
- Усадебный компонент в мемуарах эмигрантов: проблемы достоверности и информационной ценности
- Усадебная повседневность
- Усадьбы в революционное время.
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Для современной российской науки характерен повышенный интерес к изучению истории усадеб и русского зарубежья. И то, и другое осмысливается как органическая часть историко-культурного прошлого России. Долгое время исследованию этих проблем не уделялось достаточного внимания, поэтому в настоящее время существует потребность в том, чтобы восполнить пробелы в изучении усадебной культуры и наследия русской эмиграции.
Одной из наиболее актуальных задач современного источниковедения является расширение совокупности источников, а также совершенствование методики их изучения с целью получения максимально возможного объема достоверной информации. В контексте этого существенно возрастает ценность мемуарного наследия русского зарубежья, которое пока изучено не полностью. Привлечение этих воспоминаний в усадьбоведении может значительно обогатить источниковедческое пространство исследований, а также географически и социально расширить диапазон изучаемых усадеб.
Мемуарные источники уже привлекались в усадьбоведческих работах, при этом в поле зрения исследователей оказывались и воспоминания авторов-эмигрантов. В литературе неоднократно указывалось на необходимость освоения мемуарного наследия русской эмиграции. Однако в усадьбоведении еще не предпринималось попыток собрать воедино, систематизировать указанные источники и исследовать их как целостный самостоятельный массив. Усадьбоведческий субстрат в эмигрантской мемуаристике еще не становился предметом целенаправленного анализа.
Степень научной разработки проблемы. Работы, представляющие историографический интерес для изучения усадебного компонента в эмигрантской мемуаристике, можно разделить на следующие группы: 1) исследования российской дворянской культуры, быта и истории повседневности; 2) работы, посвященные изучению социально-экономических аспектов истории российского дворянства второй половины XIX – начала XX в.; 3) труды по истории русского зарубежья; 4) источниковедческие работы, посвященные мемуаристике в целом и, в частности, воспоминаниям русских эмигрантов; 5) усадьбоведческие исследования.
Основные методологические принципы изучения культуры, быта и истории повседневности были отражены в работах Ю.М. Лотмана, Б.В. Маркова. Ценный опыт анализа восприятия человеком пространства своего дома содержится в исследованиях французского философа Г. Башляра.
Поскольку русская усадьба является неотъемлемой частью, прежде всего, дворянской культуры и как объект хозяйствования соотносится также с экономической и политической историей высшего сословия, исследование усадебного компонента эмигрантской мемуаристики не может быть осуществимо без изучения истории дворянства. Среди наиболее значимых трудов в этой области нужно отметить монографию А.П. Корелина, а также работу Е.П. Бариновой о трансформации экономического положения и социального поведения российского дворянства в начале XX в.
Для понимания основных процессов, происходивших в среде русской диаспоры за рубежом, изучения образа жизни, творческой деятельности и культурного наследия эмиграции важными представляются исследования М.И. Раева, О.Р. Демидовой, А. Зеленина, Е.Л. Менегальдо и других авторов. Для получения информации об эмигрантах-мемуаристах представляют интерес различные справочные издания, такие как энциклопедия «Общественная мысль Русского зарубежья», «Незабытые могилы», биографический словарь О.Л. Лейкинда, К.В. Махрова и Д.Я. Северюхина о художниках русского зарубежья, «Русские в Северной Америке» и другие.
Методические принципы работы с мемуарными источниками, их отбора и изучения, особенности внешней и внутренней критики анализировались А.А. Курносовым, А.Г. Тартаковским, С.С. Минц, Т.В. Гимон и другими авторами. В отечественной историографии имеются работы, посвященные изучению воспоминаний эмигрантов. Однако до сих пор лишь немногие тексты подвергались всестороннему анализу. Незаменимым для поиска необходимых источников является многотомный аннотированный указатель «Россия и российская эмиграция в воспоминаниях и дневниках», хотя в нем нет специального раздела, посвященного русским усадьбам.
Для определения достоверности, новизны и информативной ценности эмигрантских воспоминаний важны усадьбоведческие исследования. Интерес к усадьбе как к предмету научного изучения зародился еще до 1917 года. Большое внимание этому уделялось в журналах «Старые годы» и «Столица и усадьба». После революции количество усадьбоведческих публикаций снизилось. Для 1920-1930-х гг. характерно упрощение подходов в изучении усадеб: сократилось исследовательское пространство (предметом изучения являлись преимущественно подмосковные имения и усадьбы выдающихся людей), утратилось понимание усадьбы как многоаспектного феномена, неразрывно связанного с историей и культурой дворянства. Отношение к усадьбоведению часто ограничивалось прагматическими потребностями музейного дела.
В 1990-е гг. активный интерес к усадьбам способствовал появлению многочисленных публикаций. Воссозданное Общество изучения русской усадьбы организовало издание сборников «Русская усадьба». Для заявленной проблемы интересными и важными представляются исследования В.Г. Щукина, а также Е.Е. Дмитриевой и О.Н. Купцовой, основанные на изучении письменных источников, в том числе мемуаров. Однако авторы, исследуя источники преимущественно в филологическом аспекте, использовали и мемуары, и художественную литературу, не отделяя их друг от друга. При этом среди мемуаров были как воспоминания эмигрантов, так и дореволюционные произведения.
В последние годы стали появляться усадьбоведческие исследования, основанные на изучении конкретных эмигрантских мемуаров. Количество их невелико, и они носят описательный характер. Мемуаротворчество эмигрантов не обошел вниманием Г.Д. Злочевский в своем историко-библиографическом обзоре литературы об усадьбах. Отдельная глава посвящена работам двух исследователей: С.Р. Минцлова и Г.К. Лукомского, также в книге упоминаются воспоминания Б.А. Татищева и Ю.Д. Олсуфьева. Ценность этой работы заключается в том, что указывалось на неточности в мемуарах. Весьма ценной представляется практика включения в усадьбоведческие издания публикаций ранее неизвестных или труднодоступных текстов воспоминаний.
Цель и задачи исследования.
Целью данной диссертационной работы является всестороннее, комплексное, источниковедческое изучение информации об усадьбах в воспоминаниях русских эмигрантов. В соответствии с поставленной целью в диссертации был определен следующий комплекс задач:
-
выявить и изучить особенности мемуаристики русского зарубежья;
-
осмыслить причины и обстоятельства возникновения усадебных воспоминаний в эмиграции;
-
реконструировать комплекс мемуарных источников, содержащих усадебный компонент;
-
проанализировать тексты мемуаров, проверить их достоверность, сопоставив с другими источниками и исследованиями;
-
выделить и изучить различные аспекты усадебного компонента эмигрантской мемуаристики, чтобы получить полное, достоверное, верифицированное знание о русской усадьбе;
-
выявить и систематизировать информацию о конкретных имениях в воспоминаниях эмигрантов.
Объект и предмет исследования.
Объектом исследования является мемуарное наследие, созданное русскими эмигрантами после 1917 г. Предмет исследования составляет усадебный компонент в мемуаристике послереволюционной эмиграции.
Методологические основы исследования построены на фундаментальных принципах исторической науки. Принцип историзма требует анализировать прошлое как структурируемый объект, находящийся в развитии, в прямой временной последовательности на основе объективного изучения всей совокупности доступных источников. Согласно ему проводился анализ эмигрантской мемуаристики с учетом специфики культурной ситуации и в контексте развития отечественной мемуаристики. Принцип системности позволил интегративно рассмотреть взаимосвязанные между собой элементы единой системы, предполагая целостность изучения всего комплекса мемуаристики русского зарубежья.
Применялись также специальные методы исторического исследования:
- сравнительно-исторический метод, позволивший исследовать эмигрантскую мемуаристику в контексте истории развития русской мемуаристики и в зависимости от общих исторических процессов;
- просопографический метод, предполагавший анализ русской диаспоры за рубежом как общности людей, имеющих определенные связи между собой и взаимное влияние друг на друга;
- историко-антропологический метод для воссоздания усадебной жизни и культуры с учетом той социально-психологической среды, ментальной атмосферы, которая характерна для изучаемой эпохи;
- микроисторический метод изучения истории повседневности, выражающийся в изучении частных судеб отдельных людей, и через них – проблем культуры как способа понимания повседневной жизни;
- метод критического анализа источников;
Специфика темы и источниковой базы исследования диктует также взаимодействие различных научных школ и применение методов из других областей знаний: филологии, лингвистики, философии, психологии, искусствоведения, музейного и архитектурно-реставрационного дела.
Хронологические рамки исследования ограничены, с одной стороны 1917 г., с другой стороны – концом XX столетия, что детерминировано следующим: именно к этому времени практически не осталось в живых очевидцев дореволюционного прошлого.
Источники исследования.
Для разрешения поставленных задач был привлечен широкий круг источников: воспоминания эмигрантов, опубликованные в форме отдельных книг или в прессе, а также неизданные тексты. Использовались материалы архива Библиотеки-фонда «Русское Зарубежье», Государственного архива Российской Федерации, где хранятся документы, ранее находившиеся в Русском заграничном историческом архиве в Праге, а также личного архива семьи Бер за границей.
По социальному происхождению среди авторов мемуаров преобладают выходцы из различных слоев дворянства, однако есть и представители купечества. Профессиональный состав авторов достаточно широк: военные, политические и государственные деятели, промышленники, предприниматели, художники, писатели, журналисты, ученые. По политическим убеждениям – и монархисты, и либералы, и социалисты разного толка.
В совокупность анализируемых источников входят произведения, созданные за рубежом, эмигрантами не только «первой волны», но и последующих. Среди авторов есть также те, кто уехал за границу до 1917 года. Некоторые мемуаристы начинали писать воспоминания еще до отъезда за границу, как например, Михаил Михайлович Осоргин (1861-1939). Впервые его мемуары были опубликованы в современной России. При этом М.М. Осоргин – яркий представитель русской эмиграции, что позволяет, в виде исключения, привлекать в исследовании его воспоминания, где содержатся сведения об усадьбах Сергиевское (Калужской губ.) Осоргиных, Молостовка (Могилевской губ.) Бенкендорфов, Радушино (Рязанской губ.) князей Волконских и других. Среди подобных исключений можно назвать также мемуары Сергея Петровича Мельгунова (1879-1956) и Егора Егоровича Лазарева (1855-1937), которые были написаны до отъезда за границу, но впервые публиковались за рубежом.
В настоящем исследовании использовались мемуары в узком понимании слова. Ни дневники, ни личная переписка не вошли в круг рассматриваемых источников. В то же время привлекались не только произведения, повествование которых ведется от первого лица, но и воспоминания других лиц, записанные в пересказе. Не принимались во внимание беллетризованные воспоминания и литературно-исторические произведения автобиографического характера, пусть и имеющие в основе реально происходившие события. Следует упомянуть о книге Л.Г. Жохова «В усадьбе». Это художественное произведение, не мемуары, однако «Предисловие» представляет собой небольшое повествование об усадьбах, основанное на личных воспоминаниях автора.
Мемуары русских эмигрантов многократно переиздавались и публиковались в разных вариантах. В ходе анализа сравнивались различные издания, тексты некоторых сверялись с архивными документами. Было обнаружено, что иногда в поздних публикациях опущены фрагменты первоначального текста, как например, в книге «Далекие дни» С.Р. Минцлова, изданной в 1991 году, где отсутствует авторское предисловие. Отдельные воспоминания опубликованы фрагментарно, как например, мемуары Дмитрия Ивановича Звегинцова (1880-1967), Сергея Дмитриевича Боткина (1869-1945) и других, поэтому привлекались материалы из архивов. Книга Владимира Андреевича Оболенского (1869-1950) «Очерки минувшего» (1931 года издания) представляет собой объединение статей, публиковавшихся ранее в периодической печати. Ее текст практически повторен в книге «Моя жизнь, мои современники» (изданной в 1988 г.), но с изменениями и дополнениями. Непростая ситуация сложилась с мемуарами промышленника и предпринимателя, барона Николая Егоровича Врангеля (1847-1923). Между несколькими публикациями книги есть много разночтений. Это связано с тем, что первое прижизненное издание было осуществлено на финском языке, в последующих же версиях, в том числе в книге на русском языке (Берлин, 1924) отсутствовала часть материала. Ни первоначальная рукопись, ни черновики воспоминаний не сохранились, поэтому вопрос о разночтениях в зарубежных изданиях остается неразрешенным.
Множество мемуарных документов эмигрантов до сих пор не опубликованы, они хранятся в зарубежных архивах и в личных коллекциях. Пока о подобных труднодоступных текстах можно судить лишь по публикациям отдельных фрагментов, по аннотациям или статьям тех исследователей, которые имели доступ к заграничным архивным материалам.
Всего для подготовки диссертационного исследования было привлечено около 180 воспоминаний (примерно 150 опубликованных и 30 неопубликованных). Они позволяют составить полное представление о всех аспектах усадебного компонента в эмигрантской мемуаристике.
Научная новизна данной диссертации заключается в том, что впервые выявлен усадебный компонент эмигрантской мемуаристики, впервые данные материалы собраны воедино и рассмотрены как целостный комплекс источников по изучению русской усадьбы. В научный оборот введено большое количество источников, в том числе архивных. В работе исправлены ошибки и неточности историографии, скорректированы данные в атрибуции конкретных мемуаров, а также в ходе источниковедческого анализа выявлены недостоверные данные в некоторых текстах. Отдельные аспекты проблемы впервые стали предметом целенаправленного осмысления. В исследовании упоминаются многие провинциальные усадьбы, из которых ранее не все упоминались в историографии. Работа обладает методической новизной, поскольку примененные в ней принципы сбора документов, отдельные аспекты анализа и выделенная структура усадьбоведческой информации в мемуаристике может быть использована для изучения аналогичных источников, относящихся к другим периодам и странам.
Практическая значимость исследования.
Данное исследование может представлять интерес для разных отраслей знания: для дальнейших источниковедческих исследований мемуаристики русского зарубежья, для подробного изучения отдельных усадеб, а также для обобщающих работ по источниковедению, усадьбоведению, истории дворянства и эмиграции. Диссертационная работа может быть использована при разработке лекционных курсов и проведения тематических занятий. Существенное значение исследование имеет для практической деятельности краеведов, музейных работников, архитекторов, реставраторов.
Апробация результатов диссертационного исследования. Основные положения и выводы исследования были изложены в докладах, сделанных на научной студенческой конференции (Московский государственный областной университет, апрель 2011 г.) и на заседании Общества изучения русской усадьбы (Институт культурного и природного наследия им. Д.С. Лихачева, апрель 2012 г.).
Положения, выносимые на защиту.
-
Эмигрантская мемуаристика является важным источником для усадьбоведческих исследований, усадебный компонент широко и разносторонне представлен в ней.
-
Стремление к сохранению памяти об усадьбах в мемуарах эмиграции было обусловлено, прежде всего, обстоятельствами прошлой жизни и реалиями эмигрантского настоящего, воспитанием и семейными традициями, а также осознанием связи усадебного прошлого с традициями дворянства, с русской культурой и историей российского государства.
-
Воспоминания эмигрантов обладают скрытым потенциалом усадьбоведческой информации, выявление которой требует комплексного, критического, сравнительного анализа.
-
Мемуары эмигрантов дают представление об усадьбе как о сложном полисемантическом явлении русской истории, в текстах показаны различные культурные, социально-экономические и политические аспекты усадебной жизни.
-
Усадебный компонент эмигрантской мемуаристики обладает высокой степенью достоверности, новизны информации и позволяет скорректировать данные историографии.
-
Изучение усадебного компонента эмигрантской мемуаристики позволит географически и социально расширить исследовательское пространство усадьбоведения.
Структура исследования обусловлена внутренней логикой изложения фактического материала и перечисленными выше задачами. Диссертация состоит из введения, трех глав, разделенных на параграфы, заключения, списка использованных источников и литературы, приложений, где приведены иллюстрации из редких и архивных документов, а также таблицы, в которых указаны усадьбы, упоминающиеся в опубликованных и неопубликованных мемуарных источниках.
Мемуаристика как один из главных способов сохранения памяти об усадьбах в эмиграции
После революции 1917 г. и гражданской войны за рубежом начал формироваться особый культурный мир, вошедший в историю под названием «Русское Зарубежье». Его представители, эмигранты, осознавая свою принадлежность к исторически-конкретной общности — русскому народу, в условиях изгнания видели себя возможно единственными хранителями и продолжателями традиций русской культуры. Наиболее распространенным способом фиксации памяти, одним из важнейших жанров эмиграции стали мемуары. Воспоминания, написанные после революции людьми, не признавшими советскую власть и жившими в эмиграции, занимают особое место в ряду отечественных мемуаров. С одной стороны, эмиграция как общность имела свои особенности и представляла уникальное явление в истории, с другой стороны, это объясняется общим ходом исторического развития и трансформации отечественной мемуаристики. К этому времени сложилось чёткое общепринятое представление о мемуарах как исторических источниках, что не раз фиксировали и сами мемуаристы. Значительно расширился социальный и профессиональный состав авторов воспоминаний. Появились произведения не только выдающихся личностей, политических и военных деятелей, активных участников революции, но и «рядовых» людей. Расширилась тематика мемуарных текстов. Объектом воспоминаний стали не только важные исторические и политические события, известные личности, в центре внимания оказалась судьба самого автора. Люди писали о себе, родных, близких, о подробностях семейной жизни, значительных событиях личного характера.
Память о родной усадьбе еще долго жила в тех, кто застал прежние времена. «Типично русская природа», «типично русская станция» по дороге в деревню, типично русская «картина усадебной жизни», - всего этого нельзя было найти за границей, этого больше не существовало и в России. Оглядываясь назад на своё прошлое, эмигранты вынуждены были с грустью констатировать, что безвозвратно исчез «целый самостоятельный период русской истории со своим бытом и укладом жизни»50, «усадебная жизнь ушла в историю»51, «умер быт красивейший, поэтический быт!»52, «потонувший мир»5 , «отживший мир, обратившийся в пепел»54. Мемуаристы отмечали «Гибель Помещичьей России»55, «конец помещичьей эры».56 Как писал один из эмигрантов, известный публицист Николай Александрович Цуриков: «Русский помещичий быт... Это уже невозвратное прошлое, навсегда ушедшее. Но прошлое бывает разное, есть прошлое, которое уже так далеко ушло, что как бы остановилось. Но то, о котором я собираюсь писать, навсегда уйдя из нашей жизни, еще живет в нашей памяти, оно еще совсем вчерашнее, оно еще уходит...».57 Впечатления от виденного «были столь сильны, - писала в эмиграции Зинаида Алексеевна Шаховская, - что память о простом и скромном ее очаровании живет во мне сорок пять лет спустя».
Как уже отмечалось исследователями, чем ближе и явственнее ощущалась физическая гибель дворянских поместий, тем сильнее в обществе проявлялся интерес к усадьбе. В XX столетии после разрушительного периода революций и войн, после изгнания бывших владельцев из имений, образ русской усадьбы еще долгое время оставался актуальной темой в среде эмиграции, однако истоки этого интереса к усадебной жизни можно найти еще в дореволюционном прошлом.
В условиях эмиграции, оторванности от родной земли, традиций быта и привычного образа жизни проявился особенный интерес к русской культуре, и в частности, к отечественному литературному наследию. Молодые люди росли и воспитывались на книгах, которые в обилии были напитаны и наполнены усадебными мотивами. Достаточно вспомнить произведения столь почитаемого в эмиграции А.С. Пушкина, деревенские главы из «Евгения Онегина» или многочисленные стихотворения периода его жизни в Михайловском и в Болдине.60 Можно указать некоторых других классиков: П.А. Вяземского, Н.В. Гоголя, И.А. Гончарова, А.К. Толстого, И.С. Тургенева, Л.Н. Толстого, А.П. Чехова - действие многочисленных произведений этих и других авторов разворачивается именно в усадьбе. В литературе во всей полноте и красочности воплотился богатый художественный мир русской провинции, «Тургеневский, Гончаровский, Аксаковский, словом, настоящий помещичий быт».61 И сама усадьба воспринималась как место, где жили, работали, любили, читали, охотились, отдыхали и, главное, творили великие мастера русского искусства. Через эти места чувствовалась связь со всем литературным наследием. Писательница и журналист, З.А. Шаховская, вспоминая свое детство в усадьбе, среди природы и «бескрайних просторов черных полей», отмечала: «Не удивительно ли, что эти края породили величайших русских писателей? В Твери писал Пушкин, в Туле - Толстой и Достоевский, в Орле - Тургенев, в Воронеже - Бунин; здесь жил Чехов, родился Борис Зайцев...».
«Серебряный век» пробудил интерес к русской усадьбе. Продолжением и, вероятно, последним кульминационным выражением усадебного мифа в художественном творчестве стали произведения русских писателей-эмигрантов, И.А. Бунина (1870-1953), И.С. Шмелева (1873-1950), Б.К. Зайцева (1881-1972), В.В. Набокова (1899-1977) и других.63 Обращение к художественной литературе в сопоставительном плане с мемуарами с позиций источниковедения способно открыть целый пласт опосредованной информации, в дальнейшем было бы интересно подробно проанализировать их взаимодействие и взаимовлияние, однако это масштабная задача для следующих исследований, пока же художественная литература эмиграции останется за рамками данной работы. Нужно лишь отметить, что, безусловно, усадебная проза и поэзия XIX - начала XX вв., не могла не оказать влияния на эмигрантов и на их мемуарные произведения. Недаром оказавшийся за рубежом Николай Николаевич Львов (1867-1944), старательно фиксируя воспоминания об усадебной жизни и описывая старый парк в подмосковном имении Михаиловское, отмечал: «Здесь на низкой скамеечке мама часто читала нам вслух рассказы Тургенева».64 Отсюда в мемуарах - обращения к именам русских литературных классиков, усадебные цитаты из художественной литературы, эпиграфы из произведений А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, И.А. Бунина и многих других. В воспоминаниях самого И.А. Бунина об усадьбах встречается упоминание «Вишневого сада» А.П. Чехова и С.Н. Терпигорева с его «Очерками помещичьего оскудения».65
В историографии существуют попытки принизить качество и потенциал усадебных мемуаров, приравнивая их к художественным произведениям, как слабое «переложение знакомых мотивов русской классической литературы». Важно отметить, что усадебная мемуаристика хотя и испытала определенное влияние литературы, представляет собою все же качественно иное явление и по многим показателям, особенно по информативной насыщенности, не может быть сопоставимо с художественной прозой.67 Более того, можно обозначить и взаимно противоположное влияние мемуарных жанров на литературу русского зарубежья. Недаром в этот период появляется такое количество автобиографических произведений, часть из которых уже с трудом можно отличить от мемуаров.
В начале XX века, еще до революции, образованное общество России стало проявлять внимание к истории дворянства, генеалогии, геральдике, возник интерес к усадьбе как к предмету научного исследования. Поворотным событием в этом направлении можно считать организованную СП. Дягилевым в 1905 году в Петербурге историко-художественную выставку русских портретов (1705-1905 гг.). Для того чтобы собрать весь этот художественный материал, насчитывавший несколько тысяч произведений, из которых не всё даже можно было выставить в залах дворца, СП. Дягилеву пришлось посетить множество усадеб по всей России. Известный поэт, издатель и художественный критик Сергей Константинович Маковский (1877-1962) уже в эмиграции вспоминал, что этот «гигантский смотр дворянской России за два истекших столетия» вызвал не просто успех, а настоящее «паломничество мало-мальски просвещенных обозревателей».68 Знаковой была речь самого СП. Дягилева, в которой он, оценивая выставку как своеобразный итог уходящего периода истории, констатировал конец прошлого быта и призывал, по воспоминаниям того же СК. Маковского, «в виду политических событий, грозящих гибелью этому художественному достоянию», объединить усилия, чтобы «охранить то, что еще уцелело от уходящей России, от ее бывших великолепий».
Усадебный компонент в мемуарах эмигрантов: проблемы достоверности и информационной ценности
По содержанию усадебный компонент в мемуарах эмиграции представлен различными повествованиями, которые могут различаться по уровню информативности и степени достоверности. Можно подразделить источники (или их фрагменты) на следующие группы:
1. Рассказы о собственном имении.
2. Воспоминания об имениях родственников, друзей, в которых приходилось бывать. Рассказы о жизни соседних помещиков и их владениях.
3. Повествования о детстве, проведенном в усадьбе родителей или родственников.
4. Исторические сведения об усадьбах бабушек, дедушек или владениях предков, поместьях, которых уже не существовало или которые не были во владении их семьи к тому моменту, когда мемуарист достиг сознательного возраста. Рассказ об истории семейных владений.
5. Свидетельства о каких-либо усадьбах без указания их названия, местоположения, владельцев или о русских усадьбах вообще, о жизни российской провинции, помещиках, крестьянах и т.п.
При этом подразумевается, что при отнесении мемуаров (или их фрагмента) к той или иной группе меняется содержательный объем источника и степень его достоверности.
1. Большая часть мемуарных повествований о дворянских помещичьих владениях относится к концу XIX — началу XX вв. Это важная и, пожалуй, основная тематическая составляющая текстов - воссоздание жизни усадеб в тот период времени, современниками которого были сами мемуаристы. Здесь обнаруживаются сведения о дворянских владениях в период отмены крепостного права, попытках переустройства имений в новых условиях хозяйствования, об устройстве новых поместий и строительстве усадеб, о первых крестьянских погромах и революции 1905 года, описание дворянских владений накануне 1917 года, уничтожения усадеб и непродолжительный период жизни бывших помещиков в деревне после революции. Важной составляющей воспоминаний являются сведения об экономическом состоянии имений, хозяйственной деятельности помещиков, технических усовершенствованиях, способах ведения дел и методах управления. Все эти свидетельства основаны в большинстве случаев на собственных воспоминаниях и впечатлениях автора, их основным источником можно считать память мемуариста.
Большой интерес представляют тексты и фрагменты, в которых описывается быт жителей усадьбы, их взаимоотношения, повседневные занятия. Здесь возникают картины жизни многочисленных усадебных обитателей (хозяев, родственников, гостей и др.), воссоздается сложная иерархическая система служащих (управляющие, садовники, повара, кухарки, буфетчики, няни, гувернантки, конюхи, кучера и т.д.). Для изучения информации этого порядка мемуары становятся основным источником, способным воссоздать картину повседневной жизни людей. Немаловажными представляются те свидетельства мемуаристов, где обрисовываются особенности провинциальной жизни дореволюционной России, занятия местного населения, образ жизни крестьян, взаимоотношения их с помещиками. Уровень достоверности и полноты этих описаний зависит от степени знакомства и интенсивности общения мемуариста с упомянутыми людьми, от характера их взаимоотношений, личных симпатий и антипатий автора, его интересов и увлечений и многих других факторов.
Отдельный пласт информации составляют описания внешнего вида усадеб: архитектурные особенности построек, их внешний вид и внутреннее убранство, обстановка в домах, усадебные библиотеки и архивы, домашние ценности, картины, предметы старины. Здесь же изображение всего усадебного пространства и окружающего ландшафта: многочисленные и разнообразные постройки, сады, парки, дорожки, аллеи, разнообразные огороды, оранжереи, полевое, лесное и прочее хозяйство в имении. С особенной осторожностью нужно подходить к мемуарным описаниям усадебных картинных галерей и коллекций предметов искусства, где, по свидетельствам некоторых мемуаристов, имелись настоящие шедевры и подлинники произведений великих мастеров. В таких случаях преувеличения и ошибки могли быть допущены ненамеренно, в силу субъективных причин. Бывшие владельцы усадебных собраний полагались на бытовавшие в их семье легенды и свидетельства о фамильных ценностях, была уверенность в действительной ценности разграбленных или уничтоженных коллекций искусства. На существование в имениях наряду с подлинными шедеврами «безграмотных подделок и копий» обращал внимание еще до революции известный исследователь, искусствовед барон Н.Н. Врангель, посетивший и
1 8 изучивший в свое время большое количество усадеб.
2. Помимо воспоминаний о личных и семейных владениях, в мемуарах часто встречаются описания чужих имений, родственников, друзей, соседей-помещиков. В таких повествованиях зачастую имеет место некоторая предвзятость и сравнивание с собственной усадьбой, если таковая существовала. Следует учитывать личные взаимоотношения автора с описываемыми людьми, частоту и продолжительность общения с ними, и время пребывания в описываемой усадьбе. Кроме того, сведения подобного рода зачастую фрагментарны, односторонни и не полностью охватывают всю область усадебного пространства. Однако такие воспоминания-наблюдения важны для полноты изучения усадебного быта, поскольку характеризуют взгляд стороннего наблюдателя, с позиции гостя.
3. Особое место в мемуарных произведениях занимают воспоминания о детстве, проведенном в усадьбе. Для многих мемуаристов это был наиболее яркий и насыщенный период жизни, который не забывается. Иногда авторы констатировали, что подробности далекого детства запоминаются гораздо лучше, чем относительно недавние события уже взрослых лет. Источниками подобных повествований могли быть как собственные впечатления, так и дневниковые записи, и свидетельства, устные и письменные, родителей, людей старшего поколения. Однако следует учитывать, что в таких текстах имеет место приукрашивание, идеализация детских впечатлений, сохранение в памяти лишь счастливых моментов, в чем признавались и сами авторы.
При обращении к подобным вопросам важно работать с группами эпизодов, близких по тематике, сравнивать освещение конкретных событий в разных документах и сверять информацию с другими письменными источниками.
4. Исследование эмигрантской мемуаристики позволяет обнаружить важные сведения для изучения истории русских усадеб более раннего периода. В источниках можно найти сообщения: об истоках и возникновении того или иного поместья, о прежних владельцах, о переходе имений от одной фамилии к другой (здесь оказываются важными генеалогические составляющие мемуарных текстов), о создании и создателях усадебных ансамблей, об утраченных постройках, о происхождении различных топонимов и усадебных названий, об исторических событиях и выдающихся личностях, связанных с описываемой местностью, об усадебных преданиях, легендах и т.п. Все эти сведения, устремленные в далекое прошлое, требуют внимательного изучения и дополнительной проверки. Степень достоверности этой информации в большей степени, чем весь остальной текст источника, зависит от тех письменных и устных свидетельств, которые использовал автор. Источниками подобных рассказов служили семейные предания, воспоминания родных, близких, крестьян, старожилов имения, информация из усадебных архивов.
5. Наиболее тщательного критического анализа требуют сведения мемуаристов об усадьбах, названия которых, как и имена владельцев, скрыты, изменены или выдуманы. Подобного рода описания анонимных усадеб могут быть привлечены лишь как дополнительные источники исследований при возможно тщательной проверке достоверности их содержания. В этом случае возникает необходимость ознакомления с биографией автора, другими его мемуарными произведениями, если таковые имеются, изучение степени незаинтересованности, беспристрастности мемуариста.
Необходимо сказать о дополнительных источниках, которыми пользовались эмигранты при создании мемуаров и в частности, усадебных текстов. Ссылки и цитаты из дореволюционных изданий встречаются нечасто. Один из немногочисленных примеров - мемуары М.А. Бера, где описание собственных воспоминаний автора об имении Протасьев Угол, которое ранее принадлежало Протасьевым, а потом - Берам, предваряет выписка из книги «Россия. Полное географическое описание нашего Отечества», изданной в 1902 г. ч В редких случаях в распоряжении мемуаристов сохранились материалы, собранные ими ранее. Например, Леонид Михайлович Савелов (1868-1947), ученый, генеалог, при написании воспоминаний использовал две папки газетных вырезок о его деятельности, начиная с 1895 г., переданные впоследствии в архив основанного им Русского историко-родословного общества в Нью-Йорке. СР. Минцлов также отмечал, что в эмиграции у него были с собой рукописи и газетные вырезки, которые он привлекал при написании книги «За мертвыми душами».1
Усадебная повседневность
Тяжелые условия эмиграции, чуждая окружающая среда, неудачные попытки вписаться в языковое и культурное пространство зарубежья, и как результат, неустроенность быта - это могло стать одной из причин того, что побуждало мемуаристов воскрешать в памяти дни прежней жизни в родном имении.
При этом возникает несколько проблем, которые нельзя не учитывать. Во-первых, в рассматриваемый период времени помимо дворян в круг усадьбовладельцев активно включались выходцы из других сословий, в первую очередь, купечество и интеллигенция. Во-вторых, само высшее сословие, в общем, и поместное дворянство, в частности, нельзя считать чем-то единым и однородным. Расслоение и дифференциация, имевшие место и прежде, в пореформенное время стали особенно заметны, перерастая во внутрисословные антагонизмы. В связи с этим можно констатировать, что усадебная культура представляла собой нечто неоднозначное и неоднородное, но при этом можно выделить основные тенденции, которые были характерны в целом для усадебной жизни в пореформенное время.
В рассматриваемое время образ жизни дворянства приобрел более скромный вид, если сравнивать его с предшествующей эпохой (особенно, с XVIII веком): ушли в прошлое грандиозные многолюдные празднества в усадьбах, крепостные оркестры, экзотические развлечения и разорительные причуды. В то же время подобные явления стали появляться в среде богатого купечества. Яркие воспоминания о «Празднике роз» в Кучино, устроенном Н.П. Рябушинским, оставил художник Сергей Арсеньевич Виноградов (1869-1938). Это было грандиозное торжество с огромным количеством гостей, с павильонами в саду, украшенными цветами, с несколькими оркестрами и фейерверком. Этот «апофеоз красивой жизни» был устроен по классическому сценарию второй половины XVIII, когда подобные празднества могли позволить себе богатые представители дворянства. В этих тенденциях можно усмотреть, с одной стороны, стремление купечества к сближению с высшим служилым сословием, наследование их традиций и даже подражание образу жизни старой аристократии. С другой стороны - все отчетливее выражалось преодоление «сословного комплекса неполноценности»361 купечества, осознание себя самостоятельной общественно-экономической силой.
В некоторых случаях дворянские усадьбы представляли собой уже обедневшие, разоренные «гнезда». Перемены и признаки увядания становились очевидными, отсюда в воспоминаниях можно найти сравнения с прежней жизнью, с былыми временами. Виктор Николаевич Челищев (1879-1952), вспоминая усадьбу Чернишное, в саду которой «умирали и валились» старые деревья, в стороне от дома расположились «обветшавшие и немногочисленные» постройки, писал: «Восемьдесят лет тому назад, в год Отечественной войны, усадьба имела другой вид. [...] Флигеля, людские, конюшни, амбары окружили этот дом. [...] А одичавший теперь сад шумел ветвями своих деревьев и на его лужайке цвели лилии, нарциссы, тюльпаны и гиацинты, чахлые потомки которых теперь красуются по весне в стеклянных вазах на круглом столе гостиной серого домика».362 По той же причине в мемуарах появлялись восхищенные повествования о предках, живших в аристократической роскоши и строивших великолепные дворцы, перечисления владений, которыми прежде обладали, рассказы крестьян-старожилов о давнем величии помещиков. «Парадность никогда не затмевалась и сопутствовала жизни даже в ежедневных мелочах...», - так князь СМ. Волконский характеризовал усадебную жизнь времен императора Николая I. Он не мог быть свидетелем тех времен, тем не менее, все это, по его признанию, в нем «живет где-то глубоко, в тех недрах человеческого сознания, где живет то, чего мы никогда не видели...».
Дворянские усадьбы этого периода условно можно разделить на две группы: с одной стороны — те, в которых помещики жили круглый год и занимались хозяйством, с другой стороны — заглазные, усадьбы-резиденции, в которые лишь наезжали периодически. Усадьбы второго типа рассматривались чаще «как место для препровождения каникул или место, куда ездили охотиться»364, что сближало их с достаточно новым и популярным явлением - дачами. Однако между дачами и усадьбами существовали существенные различия. Более того, для некоторых дворян, потомственных владельцев усадеб, эти разграничения были принципиальными. Так, А.В. Тыркова-Вильямс, начиная главу под названием «Дворянское гнездо», нашла нужным уточнить: «Мы неизменно проводили длинные летние каникулы на Вергеже, а позже мама и совсем там поселилась. Мы никогда не жили на даче, и в самом этом слове «дачники» нам слышалось что-то мещанское, непривлекательное». Нельзя сказать, что для большинства дворян две группы усадеб (усадьбы-хозяйства и усадьбы-резиденции) имели перманентные, четкие разграничения — иногда помещики, привыкшие круглый год жить в имении, вынуждены были переезжать в город по служебным делам или для обучения детей, но при удобном случае возвращались на постоянное жительство в деревню. Помимо этого, во владениях, куда наезжали время от времени, также велось хозяйство, иногда весьма обширное. Что же касается купечества и интеллигенции, то именно выходцы из этих сословий, новые хозяева загородных особняков, чаще всего рассматривали свои владения как дачи.
Распространялась практика, когда богатые предприниматели скупали у дворян обширные земельные участки, делили их на небольшие отрезки, которые сдавались под дачи. Впрочем, были представители новой аристократии, стремившиеся перенять тот традиционный образ жизни старого помещичьего сословия. Как вспоминала дочь известного мецената П.М. Третьякова Вера Павловна Зилоти (1866-1940), ее мать всегда мечтала «купить собственную усадьбу тургеневского типа». Ранее их семья проводила летние каникулы на дачах, пока не стали ездить в усадьбу Куракино, снимаемую у Сапожниковых. «Переезд из дачного места в усадьбу дал более гостеприимный уклад нашей общей жизни», - вспоминала В.П. Зилоти.367
Дачная культура представляет собой отдельное уникальное явление в повседневной жизни дореволюционной России и требует специальных исследований, поэтому далее будет идти речь именно об усадебной жизни и в первую очередь о дворянской усадьбе. Это обусловлено, во-первых, тем, что поместное дворянство и в пореформенное время сохранило в своих руках огромную земельную площадь, составлявшую к началу XX в. более половины всего частного землевладения. Во-вторых, именно дворянская культура оставалась определяющей основой дореволюционной усадебной (не-дачной) жизни.
Одним из важнейших представляется вопрос об отношении дворян к землевладению. В период, начиная с реформы 1861 г. и заканчивая крестьянским движением начала XX в., площадь дворянских земель значительно сократилась. Тем не менее, владение землей по-прежнему рассматривалось как важный и непременный атрибут представителей высшего сословия. Для одних, это было делом чести и дворянского достоинства. «Никогда, никто родового имения не продает, [...] это противит нашим дворянским традициям»369 - вспоминала Н.С. Алейникова возражения одного дворянина по поводу заявления ее отца о продаже имения. «Продажа родового поместья! Как безотрадно, чуждо и дико звучат эти слова». Землевладение рассматривалось и как залог определенных сословных привилегий. «Какой дворянин без земли?» - передавал слова своего отца В.Н. Смольянинов.371 Ю.С. Карцов, вспоминая о продаже отцом их родового имения Гатишино, подытоживал: «Независимо соображений нравственных и личных, обладание земельною собственностью в центральной России давало важные преимущества: принадлежность к известному сословию, право участия в земских выборах и т.д.». Для некоторых помещиков хозяйственные занятия становились делом жизни, что порой превращалось в настоящую «страсть к земле». А.В. Тыркова-Вильямс, рассказывая об отце, который ревностно относился к своим владениям, с увлечением занимался вопросами хозяйства, мечтал и разрабатывал различные нововведения, отмечала, что у него была «древняя, мужицкая жадность к земле»: «Он был влюблен в землю, как в женщину, для нее ничего не жалел, неустанно вкладывал в нее деньги, почти всегда занятые, часто взятые под большие проценты».374 При этом мемуаристка вспоминала, что дела шли неизменно плохо: неугасаемые недоимки в Дворянском банке, воровство и мошенничество служащих, доверчивость барина и неумелое ведение дел, -все это в итоге привело к упадку хозяйства и едва не заставило продать имение, лишь вмешательство практичной матери в дела поместья спасло семью Тырковых от разорения.
Усадьбы в революционное время.
Вступление России в 1914 г. в Первую мировую войну ознаменовалось очередным кризисом усадебного хозяйства. На поля сражения отправились и представители дворянского сословия, были мобилизованы и многие служащие и крестьяне, что привело к нехватке рабочих рук. С 1915 г. правительство пыталось заменить мобилизованных работников военнопленными (немцами, итальянцами, поляками, венграми, румынами и др.). Неблагоприятно сказалось на состоянии усадеб устройство в них госпиталей и лазаретов. Однако это лишь частные случаи, еще более пагубными оказались последствия войны для государства в целом. Рассматривая бессмысленность и чуждость интересам России двух войн, русско-японской и Первой мировой, Ю.С. Карцов в своей «Хронике распада» оценивал их как основные причины революций в России: «Оторвав мужика от сохи, правительство вооружило его и обучило стрелять. [...] Потеряв терпение и ожесточившись, набросился народ на собственное государство».574
В 1917 г. русская усадьба вступила в последний этап своего существования. В этот период многое было уничтожено, разрушено, сожжено, разграблено. Однако это произошло не сразу и не повсеместно, какое-то время многие хозяева еще жили в своих имениях. Бывшие помещики, впоследствии эмигранты стали практически единственными свидетелями, которые могли безбоязненно и открыто, без идеологического давления и цензурного гнета, описать то, что видели и пережили в тяжелое революционное время в своих усадьбах.
Можно выделить целую группу мемуаров, в которых описана жизнь в деревне, в усадьбе во время революции и гражданской войны. Заслуживают внимания объемные «Записки контрреволюционерки»575 княжны Нины Павловны Грузинской, которые практически полностью посвящены описанию ее жизни в имении Большовское в течение трех лет с начала Февральской революции до отъезда за границу. А.Н. Павлов, которому в 1931 г. мемуаристка прислала свои записки с просьбой найти издателя, не смог ей помочь в этом, но в 1936 г., уже после смерти автора, передал две части воспоминаний в Русский зарубежный исторический архив в Праге. В сопроводительном письме он отмечал ценность этого документа: «Будущим историкам русской культуры, русского быта, мне кажется, будут интересны ПОДОБНЫЕ (выделено автором — ДГ) бесхитростные воспоминания, которых не украсило редакторское тенденциозное, "литературное" [...] перо».376 Другой интересный документ уже упоминался - «На обломках старого мира. Воспоминания бывшего помещика о положении в деревне в 1918-1919 гг.» Д. Путилова. Спасаясь от голода, автор вынужден был покинуть революционный Петроград и отправиться в родную усадьбу Хлынино, где пробыл с июня 1918 г. по май 1919 г. Ценны авторские описания соседних усадеб, которые в это время представляли собой картины разорения и разрушения: Протасьев Угол Бэров, Строевское Герингов, усадьбы Стерлиговых, Твердовых, Путятиных, Гославских и другие в Сапожковском уезде Рязанской губ. Еще одно до сих пор неопубликованное мемуарное произведение, посвященное описанию деревенского быта в революционное время, - «Мои воспоминания. 1917-1921» морского офицера Евгения Евгеньевича Драшусова (1885-1969), где мемуарист повествовал о жизни в родном имении Юраково с февраля 1917 г. по апрель 1919 г. Заслуживают внимания воспоминания экономиста, участника Первой мировой войны и белого движения Якова Дмитриевича Садовского (1893-1925) «Как я делил землю. Из воспоминаний 1918 года».579 Автор рассказывал о том времени, когда вернувшись в родное село с фронта, он был избран секретарем земельной секции, производившей раздел земли согласно декретам Советского правительства. Другая мемуаристка, Лидия Викторовна Анисимова, в молодом возрасте за несколько лет до революции потеряла родителей и поселилась вместе с мужем в доставшемся ей по наследству имении, оставаясь там некоторое время и после революции. В записках матроса Ф.Д. Сорокина580 содержатся воспоминания о периоде с марта по октябрь 1917 г. в Уманском уезде Тамбовской губернии. В оценочных суждениях и самом повествовании о революционном времени неизбежно возникала политическая направленность. В составе мемуаров, посвященных этому периоду, появляются произведения анонимных авторов, которые предпочли скрыть свое имя, фамилии реальных участников событий, названия населенных пунктов и их местоположение. Причины этого могли диаметрально различаться: у одних был страх за судьбу людей, которые остались в Советском Союзе, для других - недостаточно категоричная позиция по отношению к большевикам могла быть оценена эмигрантским сообществом как лояльная или просоветская, что также было чревато последствиями. Представляют интерес мемуары некой N, опубликованные в 1924 г. Известно, что автор воспоминаний - женщина-музыкант, дочь земского деятеля. Предисловие написано ее знакомой, Е.Д. Кусковой. В воспоминаниях показана жизнь в одном украинском имении с весны 1917 до 1923 г. Мемуаристка наблюдала смену властей на территории Украины (создание Украинской рады, появление большевиков, немцев, петлюровцев, деникинцев), отношение к ним местных жителей, здесь и характеристики чекистов, и отношения с крестьянами, разорения имений. Помимо этого нужно упомянуть о двух произведениях Н.А. Цурикова, написанных под псевдонимами. Первое - «К познанию происшедшего»582, анонимно подписанное как «Z.», где содержатся размышления автора о совершившемся переделе помещичьего имущества и земли, приводятся рассказы знакомых людей (не упоминая ни фамилий, ни названий местностей) об изгнании их из имений и поведении крестьян во время революционных беспорядков. Второе - Иван Беленихин «Бегство»583, собственные воспоминания автора о жизни в деревне, начиная с 1919 г., и бегстве оттуда, когда он вынужден был скрываться от советских властей и жить в землянке в лесу, пока, наконец, не покинул страну. Интересны воспоминания художника С.А. Виноградова «Дворянские гнезда», где автор рассказывал о пятимесячном пребывании в 1920 г. в гостях у Я.И. Бутовича в имении Прилепы, в котором Якову Ивановичу, бывшему хозяину, было разрешено остаться в качестве хранителя и руководителя. Здесь находился один из лучших конных заводов и уникальная коллекция живописи, посвященной лошадям (иппическая живопись). После революции имение было превращено в совхоз. Все эти и многие другие мемуарные произведения содержат иногда довольно обширные эпизоды, посвященные описанию событий революционного времени. Эти документы являются важными источниками не только для исследования русских усадеб, но для изучения и нового осмысления истории России в период революционных потрясении.
Февральская революция была встречена и воспринята неоднозначно: одними как великая трагедия, другими с настороженностью и тревогой, кем-то «со спокойно-безразличным недоумением»586, кем-то «как что-то радостное, яркое». Отречение Николая II от престола, политическая нестабильность и неспособность Временного правительства удовлетворить нужды и требования различных слоев населения страны, демократизация армии, массовое дезертирство и возвращение в деревни вооруженных солдат, испытавших на себе не только всю тяжесть военных лишений, но находящихся под влиянием революционной пропаганды — все эти явления стали катализаторами возбуждения крестьянских масс, готовых самовольно захватывать чужое имущество и делить землю. После февраля 1917 г. начались столкновения помещиков с крестьянами и погромы усадеб. Весной и летом главными методами борьбы частных землевладельцев с крестьянскими волнениями были те же, что шли в ход во время первой революции. В центральные и местные органы власти в огромном количестве поступали жалобы, прошения, требования принять меры к успокоению населения вплоть до подавления волнений силой оружия. С.Д. Боткин вспоминал, как пытался спасти перешедшее к нему по наследству имение А.А. Фета Воробьевку. Когда весной 1917 г. от управляющего пришли тревожные известия, Боткин обратился к знакомому ему товарищу министра внутренних дел, князю С.Д. Урусову, на что тот ответил, что подобных жалоб много, но Временное правительство не имеет власти в провинции и посоветовал просить помощи у председателя губернской земской управы, который был наделен полномочиями упраздненной должности губернатора.588
