Содержание к диссертации
Введение
Глава I П.О. Кристеллер и проблема медиевализации ренессансной культуры
1. П.О. Кристеллер и его эпоха 28
2. Дискуссия об истоках Ренессанса в американской историографии (вторая половина XX в.) 68
Глава II Раннеренессансный гуманизм и неоплатонизм М. Фичино в истолковании П.О. Кристеллера
1. Ранний итальянский гуманизм: идеология эпохи или интеллектуально-образовательная практика? 91
2. М. Фичино и истоки ренессансного неоплатонизма 120
Глава III П.О. Кристеллер об элементах «переходности» в культуре проторенессанса и раннего Возрождения .
1 Черты «переходности» в раннеренессансных культурных практиках: система искусств, музыка, язык 151
2. Проторенессанс и ранее Возрождение как «переходная» эпоха 180
Заключение 200
Список использованных источников и литературы 204
- П.О. Кристеллер и его эпоха
- Дискуссия об истоках Ренессанса в американской историографии (вторая половина XX в.)
- М. Фичино и истоки ренессансного неоплатонизма
- Проторенессанс и ранее Возрождение как «переходная» эпоха
Введение к работе
Актуальность темы исследования.
Проблема исторических трансформаций (исторических «переходов», «переходности», трактуемых как «исход» старого и становление нового) становится особенно значимой в периоды, когда сама эпоха отмечена «переходностью» и общество пребывает в ситуации социальной аномии.
В силу особенностей развития историософского знания историки долгое время и тщательно изучали классические, определенные, «системно-уловимые» ситуации и события. «Неклассические», трудноопределимые, находящиеся в становлении (или в процессе распада) явления, процессы, «идеи-кентавры» долго не были предметом специального рассмотрения. Это касается и т.н. переходных периодов в истории культуры в целом, и истории Ренессанса в частности. Наиболее востребованными (в плане изучения) традиционно оставались «знаковые» фигуры (уровня А. Мантеньи) и крупные ренессансные фазы; гораздо реже ставился вопрос о сути проторенессанса как начала Возрождения или маньеризма как завершения последнего.
Тем не менее, существенные изменения в традициях историописания, произошедшие во второй половине XIX столетия, способствовали рождению осознанного интереса к «переходным» культурным ситуациям и имели результатом возникновение целого ряда работ, где проблема становления Ренессанса в Италии (с элементами ее типологического истолкования) ставится особо и специально. В работе Я. Буркхардта, А. Бартоли, М. Мюнца Возрождение рассматривается как новая культурная эпоха, типологически отличная от предшествующих и последующих и определяемая через «формирующуюся светскость и индивидуальное начало». В работах же Г. Тоде, К.Бурдаха рассматривается проблема сохранения в новых условиях средневековых компонентов. Эти две «линии» в историографии представляют две основные традиции в решении вопроса о характере и элементах «переходности» в эпоху Треченто.
Особое место в рассмотрении этой проблемы занимают труды видного американского исследователя истории философии и истории культуры Пауля Оскара Кристеллера (1905–1999). Его творчество отмечено преемственностью по отношению к европейской традиции ренессансоведения; одновременно оно стало своеобразным воплощением традиции американской. П.О. Кристеллер является знаковой фигурой, в значительной степени предопределившей характер развития ренессансоведения в США второй половины XX – начала XXI вв.; его научные контакты, опыт работы в различных учреждениях образования и науки, громадный вклад в издание исторических источников сами по себе говорят о нём как о научной фигуре мирового масштаба. Вместе с П.О. Кристеллером во второй половине XX в. в США присутствуют такие крупные фигуры, как Г. Барон и Ч. Тринкаус; имя П.О. Кристеллера часто сопрягается с именами таких видных европейских исследователей Возрождения, как П. Бёрк или Э. Гарэн. Все эти авторы отчасти продолжают, отчасти же преодолевают знаменитые две «линии» в историографии Ренессанса, заложенные еще Я. Буркхардтом и Г. Тоде. В мировой историографии Ренессанса практически обязательным является обращение именно к этим вариантам интерпретации ренессансной культуры. То же можно сказать и о П.О. Кристеллере, индекс цитирования которого как в мировой, так и в отечественной историографии достаточно высок; однако специальные работы, освещающие его наследие, в отечественной науке практически отсутствуют.
Объектом данного исследования является американское ренессансоведение 1920–1980-х гг. XX в.
Предмет исследования – проблема переходного характера культуры Италии эпохи проторенессанса и раннего Возрождения в интерпретации П.О. Кристеллера.
Цель данного исследования следующая: на основании изучения работ П.О. Кристеллера оценить его вклад в решение проблемы «переходности» ренессансной культуры Италии XIII – начала XV вв.
Для достижения этой цели необходимо решить следующие задачи:
1) обозначить важнейшие моменты творческой биографии П.О. Кристеллера и тот общеисторический и общекультурный контекст, в рамках которого происходило становление учёного;
2) сопоставить наличествующие в европейской, американской, отечественной историографиях интерпретации сущности проторенессанса и раннего Ренессанса и соотнести эти варианты со взглядами П.О. Кристеллера;
3) определить важнейшие дискуссионные вопросы, связанные с оценкой дихотомии «Средневековье – Ренессанс», представить точку зрения П.О. Кристеллера на эту проблему;
4) в контексте выявленного философско-методологического обоснования творчества П.О. Кристеллера реконструировать кристеллеровскую концепцию истоков и сущности раннего итальянского гуманизма и неоплатонизма;
5) охарактеризовать те черты «переходности» в культурных практиках раннего Ренессанса, которые выделены П.О. Кристеллером в ряде его конкретно-исторических исследований (таких, как «Music and Learning in the Early Italian Renaissance» (1947), «The Origin and Development of the Language of Italian Prose» (1946), «The Modern system of the Arts» (1951) и др.)
Хронологические рамки: творчество П.О. Кристеллера рассматривается в историческом и историографическом контексте XX века; исследуемый П.О. Кристеллером период – это XIII – середина XV вв. (время становления ренессансной культуры в Италии).
Степень изученности темы.
Прежде чем обратиться к кристеллеровской интерпретации «переходного» характера культуры Возрождения, необходимо дать оценку проблематики «переходности» в отечественной ренессансоведческой науке, а также определить меру представленности (своего рода индекс цитируемости) творческого наследия П.О. Кристеллера в отечественных исследованиях.
В связи с проблемой «переходности» в первую очередь следует назвать магистерскую диссертацию А.Н. Веселовского «Вилла Альберти. Новые материалы для характеристики литературного и общественного перелома в итальянской жизни XIV–XV столетия», в которой представлена история литературы, художественных стилей и языка в контексте переломной культурно-исторической эпохи. Инициированная А.Н. Веселовским проблема «переходности», особого положения эпохи по отношению к предшествующим эпохам и, в конечном итоге, к современности, сразу же занимает в отечественной исторической науке основополагающее место. Этот аспект по сути будет главенствовать во всей последующей историографии (как в дореволюционной, так и в советской).
Схожим является подход к типологической оценке Ренессанса и у М.С. Корелина. Для нас важно, что М.С. Корелин исходит из представления о принципиальном противостоянии культуры Возрождения предшествующему периоду и констатирует переходный, переломный характер эпохи.
Концептуальная оценка исследуемого явления, данная М.С. Корелиным (переходный процесс как негация), развивается в работе А.К. Дживелегова «Начало итальянского Возрождения» (1908).
Советская историография во многом наследует идеи дореволюционных исследователей и хотя и подвергает их критике с марксистской точки зрения, но в общем и целом также развивает «буркхардтовскую» линию в интерпретации Возрождения. Советскими исследователями была рассмотрена и проблематика переходных процессов в истории и культуре (А.Ф. Лосев); разрабатывалась оригинальная концепция проторенессанса как переходной эпохи (В.Н. Лазарев) которая, не являясь органичной частью Возрождения, включает в себя развитие итальянского искусства во второй половине XIII в. (до наступления т.н. «готической реакции» XIV столетия).
А.Ф. Лосев развивает идею проторенессанса; для него проторенессансными являются и ранняя французская готика («Сугерий – первый ренессансный философ»), и схоластика XIII в., и XIII–XIV вв. в Италии. Эстетика проторенессанса (Александр Галесский, Альберт Великий, Винцент из Бовэ, Фома, Бонавентура, Раймонд Луллий и др.), по А.Ф. Лосеву, стала основой развития ренессансного искусства в XV веке. Таким образом, А.Ф. Лосев полагает, что развитие Возрождения невозможно рассматривать вне развития готики; хотя борьба ренессансного и готического в отдельных случаях могла приводить к их взаимной нейтрализации.
В 70–90-е гг. в ряде исследований советско-российских авторов период проторенессанса занимает равноправное место в периодизации Возрождения наряду с ранним, высоким и поздним Возрождением. Однако само понятие, означающее эту фазу, по-прежнему не является бесспорным; продолжается также критика сторонников готизации и медиевизации Ренессанса (например, Г. Вейзе). Проторенессанс часто рассматривается как явление чисто итальянское; а переход к Ренессансу, характерный для других стран Западной Европы, как отличный от проторенессанса по своей сути и результатам.
Следующий этап развития советской историографии Возрождения, и, соответственно, проблематики «переходности» эпохи, может быть связан с формированием в 1972 г. Комиссии по культуре Возрождения при Институте всемирной истории АН. В это же время возрождается интерес к конструктивному содержанию западных теорий Ренессанса.
Значительный вклад в ренессансоведение этого периода (и в осмысление проблемы «переходности») был внесён Л.М. Баткиным. По Л.М. Баткину Возрождение есть целостный культурный тип; и, несмотря на сложность взаимоотношений с предшествующим средневековым этапом, несмотря на наличие массы явлений, не попадающих под определение чисто ренессансных, он должен рассматриваться в «автономизированном» ключе.
Следует отметить, что интерпретация Ренессанса очень сильно зависит от области рассмотрения и метода. Так, Н.Г. Елина утверждает, что ренессансная культура разъяла средневековый синтез, полностью осуществленный в поэме Данте, и начала возводить свой собственный.
70–80-е гг. – время максимального расцвета полемики по Ренессансу. Важный вклад в развитие культурологического подхода к Ренессансу делает А.Х Горфункель. Например, в своей статье «‘Молот Ведьм’ – средневековье или Возрождение?» автор исходит из жесткого противопоставления Возрождения и Средних веков и делает вывод, что в одну эпоху могут сосуществовать различные культурные традиции; но диалог между ними зачастую невозможен, они опровергают друг друга.
В 80–90-е гг. рассмотрение проблемы соотношения «средневекового» и «ренессансного» в нашей науке продолжается. Для этого периода наиболее показательны исследования С.М. Стама, выступающего с вполне традиционных позиций и утверждающего, что в процессе становления Возрождения не было плавного континуитета. Одновременно возникают и концепции иного плана. Например, Г.К. Косиков стремится «подчинить» Ренессанс средневековью, для чего отождествляет всю ренессансную культуру со специфически понимаемым гуманизмом.
В 90-е гг. буркхардтовская интерпретация Ренессанса сохраняет свою приоритетность, однако возникают и медиевализирующие тенденции в интерпретации Возрождения; христианские истоки культуры Ренессанса начинают исследоваться более интенсивно.
Критика, диалог и опора на европейскую историографию характерны для развития отечественной науки о Ренессансе на всём её протяжении, от А.Н. Веселовского и М.С. Корелина, В.И. Рутенбурга и М.А. Гуковского до Л.М. Брагиной и Н.И. Девятайкиной. Однако с середины XX в. в круг участников этого диалога включаются и исследователи из США; именно в этот период создаются наиболее значительные труды выдающегося американского историка культуры П.О. Кристеллера.
Концепция ренессансного гуманизма П.О. Кристеллера широко известна в мире и не раз попадала в поле зрения отечественных историографов. Высказывания по существу отдельных аспектов концепции П.О. Кристеллера мы обнаруживаем в работах В.И. Рутенбурга, Л.М. Баткина, Л.М. Брагиной. Мы встречаем также отсылки и ко множеству его непереведённых работ, посвящённых Ренессансу, в исследованиях В.Н. Лазарева, М.А. Гуковского, В.Н. Гращенкова, С.Н. Пшизовой и т.д.
Первое упоминание работ П.О. Кристеллера в отечественной историографии обнаружено нами в статье В.Н. Лазарева (1951). Автор не комментирует положения П.О. Кристеллера, но из контекста становится ясно, что его работа рассматривается в ряду медиевализирующих ренессансную культуру исследований европейских и американских историков.
Типичный пример обращения к концепции П.О. Кристеллера в отечественной историографии – исследование В.И. Рутенбурга (1974), в котором он отстаивает тезис о неправомочности медиевизации ренессансной культуры. Из концепции П.О. Кристеллера автор выбирает один из самых бесспорных и бесконфликтных тезисов. Подход П.О. Кристеллера к роли античного наследия в культуре Возрождения В.И. Рутенбург называет реалистическим и взвешенным.
Наиболее часто в отечественной историографии рассматривается кристеллеровская концепция ренессансного гуманизма. В частности, широкое распространение получила точка зрения, согласно которой П.О. Кристеллер занимает как бы промежуточную позицию между последователями Я. Буркхардта и медиевалистами. Например, Л.М. Баткин даёт характеристику его концепции, сопоставляя её с концепцией другого известного ренессансоведа Э. Гарена.
Кроме того, одной из наиболее полных в отечественной историографии является ссылка на кристеллеровскую концепцию гуманизма в работах Л.М. Брагиной. В её статье 1978 г. мы находим следующую характеристику этой концепции: ряд исследователей рассматривают гуманизм как новую (по сравнению со схоластикой) систему гуманитарных знаний, основанных на критическом методе исследования. П.О. Кристеллер – глава школы американских ренессансоведов – видит в гуманизме лишь одно из многих идейных течений ренессансной эпохи, к тому же не столь влиятельное, чтобы заметно воздействовать на итальянское Возрождение в целом. Подчёркивая, что это направление имело по преимуществу литературно-педагогический характер и не выходило за пределы новой системы гуманитарных знаний (studia humanitatis), П.О. Кристеллер, по Л.М. Брагиной, трактует гуманизм как профессиональную ориентацию части ренессансной интеллигенции и – менее всего – как обновление мировоззренческих принципов. Небольшое уточнение о связи средневековой традиции и Возрождения мы находим у Л.М. Брагиной в более поздней работе. Наконец, краткое обращение к кристеллеровской концепции Ренессанса мы находим в монографии Л.М. Брагиной, написанной в 2002 г.
Таким образом, можно констатировать, что текстуальные ссылки на П.О. Кристеллера носят в основном фрагментарный характер, а из числа его наработок оценивается главным образом кристеллеровская характеристика ренессансного гуманизма. Другие аспекты кристеллеровской концепции Ренессанса, эволюция представлений П.О. Кристеллера о Возрождении как о культурной системе, своеобразие методов текстологического анализа, методологическая аргументация не становились у нас объектом специального изучения.
Следует также отметить, что все основные труды П.О. Кристеллера по Ренессансу до сих пор остаются непереведёнными (отсылки отечественных авторов даются по англо- и германоязычным текстам).
Источники исследования.
Первую группу источников составляют работы П.О. Кристеллера. Творческое наследие П.О. Кристеллера включает в себя несколько монографий и сотни статей, философских эссе, текстов публичных лекций, рецензий, переводов источников и комментариев к ним, предисловий к книгам и т.д. Некоторые, наиболее важные его работы переиздавались по нескольку раз (и нередко сразу на нескольких языках, как в США, так и в Европе). Весь этот массив исследований подразделён нами на подгруппы.
В первую подгруппу источников входят работы П.О. Кристеллера, имеющие концептуальный, обобщающий характер. Это исследования по истории неоплатонизма, схоластики, гуманизма, музыки, медицины и т.д. Каждая из этих сфер культуры традиционно представлена в широком историко-культурном контексте.
Вторая подгруппа – это работы П.О. Кристеллера, посвящённые историческим персоналиям, их мировоззрению и деятельности, образовательным институтам, с которыми они были связаны и т.д.
Третья подгруппа – методологические работы и философские эссе. В этих статьях П.О. Кристеллер рассматривает проблематику научного метода, специфику и границы исторического познания, роль и значение интеллектуальной истории. Сюда же отнесены рецензии П.О. Кристеллера на работы американских и европейских коллег, поскольку они естественным образом отражают его собственный подход к истории. В силу значимости историко-философской проблематики, к этой же подгруппе мы относим также автобиографические тексты П.О. Кристеллера, касающиеся темы его профессионального становления как историка.
Вторая группа источников – это работы ряда американских, английских и отечественных исследователей, затрагивающие тот или иной аспект творческой деятельности П.О. Кристеллера (П. Блюм, У. Боутчер Л.М. Брагина и др.), в том числе рецензии на работы П.О. Кристеллера (Г. Барон, Р. Бэйнтон, М. Беккер и др.). К этой же группе отнесены работы историков, занимающихся раннеренессансной проблематикой в контексте проблемы «переходности».
Третья группа – это «источник источника» – то есть те тексты, вербальные и визуальные, на основании обращения к которым П.О. Кристеллер выстраивает свою концепцию. Это христианская патристика (Августин, Тертуллиан), работы античных неоплатоников и Боэция, труды теологов времён рассвета схоластики (Эриугена, Иоахим Флорский, Фома Аквинский) разнообразные по жанрам и темам работы поэтов и ранних итальянских гуманистов (Данте, Петрарка, Валла, Бруни), теоретиков и практиков «переходного» музыкального искусства (Рамис да Пареха, Иоанн Француз, Никколо Бурци), работы флорентийских неоплатоников (М. Фичино, Пико делла Мирандола) и др.
Литература включает в себя: работы, освещающие развитие историографии средних веков и Возрождения, современной П.О. Кристеллеру (У. Фергюсон, Н. Кантор); общие работы по истории Италии позднего средневековья и эпохи Возрождения; работы по истории культуры итальянского Возрождения и по отдельным проблемам ренессансной культуры; работы по методологии истории; работы философов, оказавших влияние на становление принципов исследования П.О. Кристеллера; справочную и словарную литературу.
Методологическими принципами исследования стали системный подход (рассмотрение предмета в системе разноуровневых связей), проблемный подход (логическое выявление и структурное изучение отдельных проблем), историко-генетический анализ, текстологический анализ (позволяющий определить понятийно-категориальный ряд в исследуемом тексте и выявить его эволюцию в ходе изучения проблемы), историко-сравнительный метод.
Научная новизна.
1. Определены степень и характер влияния оппозиции «Буркхардт–Тоде» и медиевалистического поворота в западноевропейской историографии на американское ренессансоведение второй половины XX в.
2. Охарактеризованы возможности использования методологического инструментария интеллектуальной истории (представителем которой является П.О. Кристеллер) при реконструкции оппозиционных моделей переходной ренессансной культуры («универсальная культура» и «культура-кентавр»).
3. Выявлены теоретико-методологические основания так называемой «бесконфликтной» концепции становления Ренессанса в Италии, разработанной в трудах П.О. Кристеллера.
4. В научной полемике с отдельными отечественными историографами раскрыто содержание того ренессансного культурного инварианта, который разрабатывает и отстаивает П.О. Кристеллер.
Практическая значимость работы. Материалы и выводы данного исследования могут быть использованы при создании обобщающих и специализированных трудов по истории зарубежной и отечественной историографии XX в., в разработке лекционного курса по истории культуры средневековой и ренессансной Италии, при подготовке семинаров и специальных курсов по проблемам истории Возрождения.
Апробация работы. Диссертация обсуждена на заседании кафедры истории древнего мира и средних веков Казанского федерального университета. Ее основные положения были заслушаны и обсуждены на научных конференциях (Казанский и Саратовский университет) в 2009–2011 гг. и отражены в опубликованных статьях. Положения исследования нашли также применение в преподавательской практике (в рамках семинарских курсов по истории средних веков).
Структура работы. Работа состоит из введения, трёх глав, содержащих по два параграфа, заключения и списка использованных источников и литературы.
П.О. Кристеллер и его эпоха
Научное осмысление творческого наследия П.О. Кристеллера невозможно без анализа того социально-исторического и общекультурного контекста, в рамках которого П.О. Кристеллер сформировался как личность и как учёный. Своеобразие этого контекста - в широкой амплитуде исторического времени, в пределах которого шло становление учёного, и в последовательно-вынужденной смене стран, в исследовательских центрах которых осуществлялась научная деятельность П.О. Кристеллера. Вне всякого сомнения, сопоставление исторических реалий предвоенной Европы и ситуации в США послевоенных десятилетий с точки зрения культурно-исторического контекста предопределявшего - или коррегировавшего - исследовательскую рефлексию П. О. Кристеллера, позволит дать целостную, системную оценку творчества учёного.
Европа, где начался процесс научного самоопределения П.О. Кристеллера, на рубеже XIX-XX вв. переживает особую эпоху. Послед-ние десятилетия XIX в. она неуклонно продвигается к войне. Это движение ПРОИСХОДИТ параллельно с интенсификацией научно-технического прогресса (работавшего, к сожалению, и на войну), формированием новой научной картины мира, изменившей представление об обществе и человеке как таковом. Философское осмысление мира переживало собственные внутренние кризисы что нашло выражение, в частности, в философии махизма, явившейся «плодом» развития позитивистской философии. Прологом будущей Великой войны в определённом смысле явилась франко-прусская война 1870-1871 гг.71 В целом ряде других военных конфликтов (англо-бурская война 1899-1902 гг., русско-японская война 1904-1905 гг., Балканские войны 1912-1913 гг. и др.) нашли отражения объективные противоречия в отношениях мировых держав, разрешение которых и вылилось в мировой конфликт 1914-1918 гг. Война нового типа (позиционная, оснащённая принципиально новой техникой и вовлекшая беспрецедентные массы людей) отразила особенности новой индустриальной эпохи и одновременно стала вершиной мощного кризиса европейского нравственного и общекультурного сознания. С распадом старых европейских империй происходит окончательный распад «традиционной» европейской культуры, исчерпавшей культурную классику. В рамках модернизма бывшего своего рода протестом против кризисных явлений буржуазной культуры, возникают течения, провозглашавшие, помимо прочего, отказ от всякого рационализма и полную бессистемность (как, например, сюрреализм и дадаизм). В общественно-философской мысли эпохи мы видим примеры пессимистичнейшей рефлексии, выплеснувшейся в попытки объяснить и оценить происходящую культурно-историческую трансформацию. Это и О. Шпенглер с его фундаментальной критикой цивилизации как куль ТУТСЫ в состоянии смерти, и X. Ортега-и-Гассет с его элитарно ппогностическим «пессимистическим» представлением о массовом обществе и массовой культуре, и экзистенциалист К. Ясперс. По К. Ясперсу, отличия современной культурной ситуации от времени гибели античного мира заключаются в глобальном характере процессов, охватывающих всё человечество, и в неслыханном темпе неудержимого продвижения техники. Нет ничего, что не вызывало бы сомнения, ничто подлинное не подтверждается, CVTUeCTBVeT лишь бесконечный круговорот, состоящий во взаимном обмане и самообмане посредством идеологий.72 Общим в эту эпоху, по К. Ясперсу, яв-ляется не человеческое бытие как всепроникающий дух, а расхожие мысли и лозунги, средства сообщения и развлечения.
XX век стал переломным и в исторической судьбе США, этой второй родины П.О. Кристеллера. В отличие от Европы, для США этот век стал веком обретения особого статуса. Как известно, лишь короткий период в истории страны может быть назван додемократическим, доиндустриальным, докапиталистическим . Американские историки считают 1776 г. символом взаимосвязи трёх сил, сформировавших Америку.73 Этот год объявления Америкой независимости, период изобретения паровой машины - символа индустриализации - и год публикации книги А. Смита «Исследования о при-роде и причинах богатства народов», выразившей дух раннего капитализма. Отцы-основатели, внедряя в жизнь идеи Просвещения о естественных правах человека о демократических принципах общественного договора, о разделе-нии властей в рамках правового государства, мечтая о «царстве разума» и «стране труда» сформировали «ядро» американской мечты. Идеи о мудрости и компетентности «простого» человека, способного самым лучшим образом позаботиться о своей жизни и сделать всё собственными силами, переплетались с интересом к материальному благосостоянию и составили главные постулаты индивидуализма, оказавшего влияние на культурную и экономическую ситуацию во всей последующей истории США.
К началу XX в. США из аграрной республики превратились в страну больших городов. Американский историк Ф. Тернер утверждал, что «конец свободных земель» и «границы» в конце XIX в. положил начало новому периоду американской истории - эпохе индустриализма.74 На рубеже XIX-XX вв. американская экономика демонстрировала феноменальный рост; характерной чертой американской промышленности явился высочайший уровень развития техники.
Одновременно с этим монополизация, завершившаяся к началу XX в., ИСЧ ЄПТТЗЛЗ, для большинства «простых» американцев возможности для вхождения в капиталистический класс. Был нанесён сильнейший удар по «амери канской мечте», которую лелеяли Т. Джефферсон и А. Линкольн. Набирают силы левые доктрины, с конца 1880-х гг. на американскую политическую сцену выступают массовые антимонополистические движения. Появление крупных монополий и трестов подорвало общественный идеал, основанный на представлениях о «честной» конкуренции и «естественных» взаимоотношениях между индивидами. Соответственно, настало время пересмотра ряда положений классического либерализма. Философ-прагматик Д. Дьюи заявил, что старый индивидуализм потерпел крах и направлен теперь на защиту неравенства и эксплуатации. По его мнению, необходимо стало создать новый принцип индивидуализма, первым шагом на пути к которому будет признание факта наступления «эры коллективизма». Проповедники классического либерализма уступают ведущую позицию мыслителям и политикам прогрес-систского толка, которые сохранили представление об индивидуализме и равенстве возможностей, но в сильно модифицированном виде. Таким образом общество старалось разрешить назревший кризис традиционного буржуазно-го сознания. Фактором мощного выдвижения США на лидирующие позиции в мировой политике стало их участие в Первой мировой войне, начавшееся с заявления о нейтралитете и завершившееся вступлением в войну, международным арбитражем и созданием Лиги наций.
Триумф индустриальной цивилизации в Европе вылился во множествен-ные констатации «заката», «гибели», «конца» культуры. Америка же не ощущала состояния культурного кризиса «закатной Европы», но напротив, пережила в первой половине века небывалый взлёт, став своего рода обителью науки и искусства.
Правда, период относительной «нормальности» 1920-х гг. закончился в «черный вторник» 29 октября 1929 г. Мировой экономический кризис, захвативший Америку, оказался небывалым по глубине, остроте, социальным и политическим последствиям. Реформы Ф. Рузвельта, знаменитый «Новый курс» вывели Америку из исторического тупика, направили развитие американского капитализма в новое русло. В соответствии с теориями Дж.М. Кейнса государство брало на себя заботу о стабилизации и ускорении экономического развития.
Переборов некогда доминировавшую политику изоляционизма, США активно участвуют во Второй мировой войне, внеся значительный вклад в разгром стран Оси и одновременно совершив мощный скачок в промышлен-ном развитии. Вследствие участия в послевоенном оформлении нового миро-вого порядка США заняли, наряду с СССР, место одного из двух «мировых полюсов» что предопределило их развитие в последующие десятилетия.
Можно говорить о том, что Америка первой половины XX в., в отличие от Европы, была пространством цивилизационного благополучия. Пока ев-ропейцы «терзались», глядя на свой «закат», американцы беззаботно упивались джазовыми ритмами, смеялись над весёлыми комедиями и зачитывались Всё европейское, эсхатологическое они могли переделать в американское, оптимистическое, приносящее прибыль. Конечно, был и «печальный Чаплин», пострадавший в годы маккартизму и знаменитое писательское «потерянное поколение», и бредбериевский страх перед «осенними людьми».
Но в начале века все эти предчувствия не предопределяли общего культурно Позже они обретут новое качество - качество протеста в рамках «контркультуры»; последняя стала вызовом сформировавшемуся «обществу потребления».
Дискуссия об истоках Ренессанса в американской историографии (вторая половина XX в.)
Прежде чем обратиться непосредственно к концепции П.О. Кристеллера, необходимо выяснить, что представляло собой ренессансоведение в США к середине XX в., какие основные тенденции в изучении культуры Ренессанса сформировались в Европе, и повлияли ли они на развитие науки о Ренессансе в США. Обращение к отечественной историографии во вводной части рабо-ты позволяет соотнести процессы развития ренессансной историографии в России и США; эта параллель актуальна еще и потому, что и та, и другая традиция изначально являлись по отношению к европейской традиции чем то внешним и обе подверглись влиянию исследовательских принципов, за ложенных классической европейской историографией.
Как известно, основной интерес исторической науки в США на рубеже ХГХ-ХХвв. был связан с их собственной историей. Роль методологической основы, наиболее влиятельной в американской историографии этого периода, ттоинадлежала философии позитивизма и прагматизма. Ориентация на классический ПОЗитИВИЗМ О. Конта в творчестве Дж.В. Дрепера, первого специалиста-медиевиста154 ГЛ. Ли и других крупнейших авторов напрямую отрази-лась на главных выводах их исследований. Однако необходимо отметить, что для оценки и адекватного сравнения результатов исследований американских историков одних ссылок на влияние позитивизма явно недостаточно. Его принципы (хотя бы их влияние и было практически повсеместным) находили различное осмысление и реализацию.
В целом историческая академическая наука в США начала развиваться ттостаточно поздно особенно в направлении исследования европейского спєдневековья.
Американский историограф Н. Кантор говорит о том, что собственно американская школа медиевистики сформировалась только при участии, точнее, благодаря усилиям Ч. Хоскинса.156 Действительно, вклад этого великого историка в организацию науки и расширение медиевистики трудно переоценить. Условной точкой отсчёта Н. Кантор предлагает считать 1912 г., когда Ч. Хоскинс занимает место старшего преподавателя европейской истории в Гарвардском университете. Н. Кантор на ряде ярких примеров описывает высочайший стандарт научности, принятый и реализуемый Ч. Хоскинсом и его учениками, говоря о том, что американский университет 1920-х гг. был сотворён удивительным актом воли этих людей.-" Традиция в медиевистике, заложенная Ч. Хоскинсом, основанная на особой убеждённости в исключительности американской науки и образе жизни, была отлична от европейского формализма (Э. Кёртис, Э. Панофский) и «истории духа» (Geistgeschichte). Она доминировала в США до 1960-х гг., до времени, когда проявилось влияние французской школы «Анналов» и до распространения в академической среде левых взглядов. Но, как пишет Н. Кантор, если бы Ч. Хоскинс в конце 1980-х гг. попал в Гарвард на лекцию Т. Биссона, ученика Дж. Стрейера, то увидел бы, что в манере преподавания истории средних веков ничего не изменилось с 1931 г., когда сам Ч. Хоскинс оставил преподава ние в университете.158
Интерес к европейскому средневековью в американской науке, проявляет себя и задолго до возникновения школы Ч. Хоскинса. Во второй половине XIX в. историков, первую очередь, интересовали истоки правовых, государственных институтов Нового света, причём в центре внимания была англо-германской. Северной Европы (наиболее характерное и своеобразное выражение этот интерес получил в оригинальной теории «тевто-низма» (Г.Б. Адамс)), а также история Испании XV века (У. Прескотт). Важно было определить преемственность культурного и политического развития, обнаружить и объяснить собственные корни. Особенный интерес представ ляла история идей и идеологий, интеллектуальная история (Дж. В. Дрепер, «История интеллектуального развития Европы», 1862).159 Большинство американских историков этого времени находилось под влиянием контовской философии науки, первого позитивизма. Социологический подход к историческому материалу превалирует весь XIX в. Прагматическая философия также оказала значительное влияние; в историографии политической и социальной истории главенствует прагматический, утилитарный подход. Одновременно те обобщения, к которым поднимаются историки, носят достаточно определённый идеологизированный характер (главная оппозиция на тот период - разные вариации либерализма и консерватизма), что позволяет гово-об их «пессимизме» или «оптимизме» и об их отношении к современной им индустриальной цивилизации.
Историческая наука США создавалась как американцами по происхождению, так и эмигрантами из Европы. Г. Адамс (1838-1918), ГЛ. Ли (1825-1909) и многие другие родились в США. Ф. Скафф (1819-1893), теолог, проповедник, историк церкви и культуры, родился в Швейцарии, получил обра-Германии, и уже в зрелом возрасте оказался в США. Для медиевистики это обстоятельство особенно важно, поскольку и в плане университет-ского исторического образования, и в плане наличия достаточной Источнико-вой базы необходимо было опираться на европейскую почву.
Развивается история правовых и политических институтов, история права (и здесь особенно сказывается утилитаризм в выборе тем и постановке проблем изучения), а также историко-экономическое направление (Ч. Гросс). Ренессансоведение как отдельная сфера исследований в академической США сформировалось также достаточно поздно. Здесь необходимо со-слаться на популярную работу ученика П.О. Кристеллера П. Грендлера, посвященную значению европейского Возрождения в жизни американцев. В ней он утверждает, в несколько ироничном тоне, что европейские учёные. риехавшие в США в 1930-е гг. (Ф.Гилберт, П.О. Кристеллер, Г. Барон и Э. Панофский), не возродили изучение Ренессанса в США, а фактически создали его, поскольку возрождать было нечегг.160 Эта максима, конечно, имеет под собой некоторое основание, однако явно нуждается в существенном дополнении. Действительно, изучение Ренессанса в США формировалось в тесной связи с медиевистикой, получившей особо мощное развитие в университетах и других научных центрах США в первой половине XX в. Непосредственно Renaissance studies как учебное и научное направление со своими специальными программами, семинарами, центрами и т.п. формируется только к середине 1940-х гг., но интерес к ренессансной проблематике в рам-ках истории средневековья и интеллектуальной истории обнаруживает себя в американской историографии намного раньше.
Американское ренессансоведение как целостный процесс в отечественной историографии советского периода специально не изучалось. Однако отдельные важные экскурсы в американскую историографию, связанные с той или иной ренессансоведческой проблемой, мы обнаруживаем в работах В.Н. Лазарева, М.А. Гуковского, Л.М. Брагиной и других исследователей. О том, как представлено американское ренессансоведение (или Renaissance studies) в отечественной историографии, мы говорим в связи теми конкретными ренессансоведческими проблемами истории, которые наличествуют в наследии П.О. Кристеллера.
Намного лучше обстоят дела с историей развития медиевистики в целом. Материалы с комплексным анализом состояния зарубежной, в том числе американской, медиевистики, появляются на страницах ведущих советских тт я личных изданий с 50-х гг. XX в. В первую очередь, это издания Академии наук СССР «Вопросы истории» и «Средние века».
М. Фичино и истоки ренессансного неоплатонизма
Проблематика, связанная с историей и теорией неоплатонизма, занимает в наследии П.О. Кристеллера особое место, что вызвано, главным образом, его глубоким личным интересом к этому предмету. П.О. Кристеллер заинте-ресовался философией в юном возрасте, изучал её в университете, а как таковая ренессансная проблематика в его творчестве возникает по мере исследовательского погружения в наследие одного из самых значительных неоплатоников - Марсилио Фичино (1433-1499). М. Фичино, по определению П.О. Кристеллера, был величайшим флорентийским философом и метафизиком в прямом и точном смысле этого слова, достойным этого великого и прекрасного города как мыслитель, обладавший богатством и глубиной интел-JTGKT3, и оказавший огромное влияние на последующую философскую мысль.308
Необходимо констатировать, что П.О. Кристеллер изначально является интеллектуальным историком и историком философии. Обратившись от занятий собственно философией к её истории с целью понять истоки совре менного eMV философствования, П.О. Кристеллер обращает внимание на фигуру М. Фичино, чей вклад в становление ренессансного неоплатонизма был очевидно высок и в то же время явно недооценён. Разбирая его философское наследие, П.О. Кристеллер обращается к культурно-историческому контек CTV к эпохе породившей столь плодотворного мыслителя и, таким образом, начинает разработку собственно ренессансной проблематики. Постепенно, включая всё новые области в поле своего исследовательского интереса, он формирует представление о системе культуры, развитии образования, интел-лектуальных движениях эпохи. Проблемы, связанные с историей гуманизма, очень скоро (уже к концу 1930-х гг.) занимают основное место в творчестве П.О. Кристеллера, однако ренессансный неоплатонизм будет всегда окружён его особым вниманием и будет стоять как бы особняком в ряду множества сюжетов по истории ренессансной культуры.
Очевидно, что неоплатонизм для П.О. Кристеллера существует в двух ипостасях: с одной стороны, это его собственная школа мысли, его philosophia perennis, фундамент личных этических принципов, основа мировоззрения в самом широком смысле слова; с другой - это объект историко-культурного анализа. Такое сочетание, конечно, оказывает влияние на его оценку исторического значения неоплатонизма как одного из крупнейших интеллектуальных течений эпохи Возрождения.
Как уже неоднократно было отмечено, предметом нашего исследования являются истоки и начальная фаза Возрождения в интерпретации П.О. Кристеллера. Но вся деятельность М. Фичино, возрождение им неоплатонизма приходятся уже на вторую половину XV в., т.е. на высокое, состо-Возрождение. Тем не менее, существует ряд проблем истории ренес-сансного неоплатонизма, непосредственно имеющих отношение к истокам Возрождения.
Актуальность обращения к кристеллеровской интерпретации неоплатонизма подтверждается также удивительным всплеском в историографии интереса к изучению ренессансного неоплатонизма, пришедшимся на недавнее время. В начале 2000-х гг. выходит целый ряд монографий,309 сборников ста-тей по результатам конференций31 и новых переводов неоплатоников.311 Эти издания, являющиеся результатом научной работы как американских, так и европейских авторов,312 ооднимают и разрешают на современном уровне значительное количество исследовательских проблем, связанных с ренес-сансным неоплатонизмом. При этом они наполнены отсылками к наследию П.О. Кристеллера и других, современных ему и сопоставимых с ним исследователей в данной области (Дж. Сайта, Э. Гарен и т.д.), а сборник под редакцией М. Аллена посвящён памяти П.О. Кристеллера и его богатому научному наследию, связанному с именем М. Фичино.
Также необходимо оговорить, что применительно к М. Фичино сложно говорить о разделении наследия собственно Платона и неоплатонических ин-терпретаторов периода поздней античности, поскольку, как утверждает П.О. Кристеллер, обращение к подлинному Платону, очищенному от интерпретаций, стало возможным только к началу XIX в., по мере развития методов критики источника.
Мы вполне разделяем точку зрения П.О. Кристеллера на то, что почти одномоментное «воскрешение» подлинного наследия Платона, ставшее, по П.О. Кристеллеру, результатом деятельности практически одного человека, внешне выглядит удивительно. Очевидно, что этот своего рода взрыв был подготовлен длительным периодом развития той особой среды, в которой ТОЛ"ЬКО он и мог произойти и не остаться незамеченным. Неоплатонизм, конечно, никогда не исчезал полностью из учёных занятий средневекового ду-ховенства - говорит П.О. Кристеллер, - поскольку сама патристика, сам авторитет отцов церкви опирался в том числе и на наследие Платона и античных неоплатоников даже при том, что средневековый платонизм был платонизмом без Платона и античных неоплатоников (в латинских переводах были известны лишь два-три диалога Платона («Тимей», «Федон», «Меном»)).315 Интерес к платоновской философии, отдельным её проблемам принимал раз-личные формы, пока, наконец, во время расцвета Возрождения не возник прямой заказ на её восстановление в подлинном виде. Поэтому в рамках нашей темы важно ответить на следующие вопросы; что, по мнению П.О. Кристеллера, подготовило возрождение неоплатонизма; обнаруживает ли П.О. Кристеллер интерес к нему у мыслителей более раннего периода, на чиная с Ф. Петрарки; какую, с точки зрения П.О. Кристеллера, общекультурную функцию выполняет ренессансный неоплатонизм; какое место он занимает в системе культуры раннего Возрождения?
Традиционной проблемой, затрагиваемой историками в процессе изуче-ния культуры Возрождения, является проблема становления личности, начиная с буркхардтовского определения индивидуализма как одной из характерных черт ренессансного мироощущения. Понятие индивидуализма после Я. Буркхардта трактовалось различным образом, причём как в позитивном, так и в негативном316 ключе, с позиций как светских, так и клерикальных. В конечном итоге проблема ренессансного индивидуализма всегда сопрягалась с проблемой самосознания, или, точнее, личности. Поэтому оговоримся, что П.О. Кристеллер рассматривает значение и смысл фичиновского неоплатонизма главным образом именно в контексте этой проблемы - становление индивидуального «я» специфики самосознания человека и представления о личности.
В американской культуре проблема личности, индивидуализма занимает особое место. П. Грендлер отмечает, что для американцев после истории Дикого Запада интересна именно история Ренессанса, благодаря тому особому месту, которое занимает в ней процесс становления индивидуализма. Этот широкий общественный (и, вместе с тем, академический) интерес постоянно актуализируется благодаря многочисленным примерам гениальности, личной инициативы и невероятно высокого самосознания человека эпохи Возрождения. Собственно говоря, именно стереотипное, массовое представление о «человеке эпохи Ренессанса» является важной составляющей современного американского культа индивидуализма.
Проторенессанс и ранее Возрождение как «переходная» эпоха
В данном - итоговом - разделе нашего исследования мы рассматриваем проблему «переходности» применительно к культуре раннего Возрождения в концепции П.О. Кристеллера. В процессе теоретического осмысления термина «переходность» мы должны уяснить, в каком контексте П.О. Кристеллером используется данный термин; рассуждает ли П.О. Кристеллер о Ренессансе как о «переходном» типе культуры, или нет. Необходимо также рассмотреть кристеллеровскую симптоматику переходности применительно к раннеренессансному периоду (находятся ли они, по П.О. Кристеллеру, в контрарных отношениях или одно плавно перетекает в другое).
Для решения этих задач полезно будет вновь обратиться к отечественной историографии и рассмотреть, каким образом взгляды П.О. Кристеллера по этой проблеме представлены в ряде работ отечественных исследователей.
Одним из примеров таких работ по истории Возрождения, в которых имеются ссылки на П.О. Кристеллера, является исследование В.И. Рутенбур-га.459 Оно посвящено преимущественно экономической и политической истории Италии XVI в., однако нам интересен присутствующий там замечательный культурно-исторический очерк. В нём, помимо прочего, В.И. Рутенбург даёт и собственную периодизацию истории ренессансной культуры. Сам очерк поделён на несколько небольших частей; в них речь идёт о «Ренессансе XII в,». Возрождении и религии, истоках Возрождения, о соотношении Возрождения и Реформации и др. Построен он по принципу историографического обзора, с опорой на широчайшую историографическую базу, в которой присутствуют традиционные в данном контексте имена. Имя П.О. Кристеллера упоминается несколько раз и в первую очередь - в разделе о «Ренессансе XII века». В.И. Рутенбург сообщает, что Ч. Хоскинс, Мейер и другие провозгласили XII в. началом Возрождения; некоторые из них счита ют XII столетие временем более важного качественного скачка, чем века XIV или XV.460 И, что весьма симптоматично, в ссылке на работы, где затрагивается эта проблема, он называет сборник, в котором рядом стоят фамилии В.Н. Лазарева и П.О. Кристеллера.461
Главным тезисом В.И. Рутенбурга в этой части является вполне традиционный для советской историографии тезис о неправомочности медиевиза-ции. Так, рассматривать в качестве несоответствующих средним векам некоторые прогрессивные тенденции эпохи можно лишь при схематическом подходе к эпохе феодализма как к периоду сплошного невежества и мракобесия.462 В этом смысле В.И. Рутенбург оказывается далёк от либерального пафоса А.К. Дживелегова в его противопоставлении прогрессивных элементов средневековой, в первую очередь городской, культуры и доминирующей клерикальной культуры, против которой осуществляется «сознательный протест» (А.К. Дживелегов).
По мнению В.И. Рутенбурга, убедительный ответ на вопрос о роли античности в средние века дан в работах Г.Ульмана, Э. Гарэна и П.О. Кристеллера.463 Интересен сам ряд имён выбранных авторов; особенно примечательно соседство П.О. Кристеллера и Э. Гарэна, при их достаточно сильном отличии в понимании ценностей и сущности Возрождения. П.О. Кристеллер, отмечает В.И. Рутенбург, приходит к выводу, что наследие античности не прошло мимо средневековья, но далеко не в полной мере дошло до него, в отличие от Возрождения.464 Как обычно, из концепции П.О. Кристеллера выбрано заключение бесспорное и бесконфликтное. (По мнению автора очерка, не менее адекватно определяют суть Возрождения Э. Гарэн и Д. Хэй). Действительно, подход П.О. Кристеллера является и достаточно системным, взвешенным и компетентным. Устанавливая связи, от ношения между идейными течениями, направлениями развития культуры, учёный создаёт специфически-интегрированное представление об эпохе.
В процессе критики ряда европейских авторов В.И. Рутенбург делает важное заключение о том, что сплошная «христианизация» Возрождения лишает его качественных отличий от Средневековья.465 Далее он находит подтверждение своему мнению у ряда западных авторов. В первую очередь среди них В.И. Рутенбург называет Э. Гарэна, А. Саитта, Й. Хёйзинга, Г. Барона, А. Сапори и - П.О. Кристеллера. В ссылке указана работа П.О. Кристеллера «Studies in Renaissance Thought and letters» (Roma, 1958). Опять же, столь различные авторы оказываются у В.И, Рутенбурга в одном ряду, и любопытно задать вопрос, отчего. В чём заключается эта своеобразная оценка религиозности и связи с античностью в предшествующую Возрождению эпоху?
Среди имён, определивших основные вехи развития ренессансной культуры, В.И. Рутенбург называет вполне традиционные имена. Это Ф. Петрарка с его «волюнтаризмом» и Л. Валла, опиравшийся в своей философии на природу, создавший своего рода религию разума.466 XIII в., по В.И. Рутенбургу, -век частичного компромисса между религиозным и светским, который мы можем обнаружить у Фомы Аквинского; XIV в. - с одной стороны признание Петраркой христианства, с другой - его «очеловечивание»; XV в. - расцвет итальянского Возрождения, когда Л.Валла разрешает этот компромисс в пользу человека.
В.И. Рутенбург отмечает, что роль томизма в литературе XIV-XVBB. обычно переоценивается, однако он не имел господствующего положения в философии Возрождения; в то же время большое влияние имел аверроизм. Томизм не занимал преобладающего места даже в теологии, хотя занимал видное место в литературе. Положение меняется лишь к концу XVI в. Эту мысль В.И. Рутенбург также находит у П.О. Кристеллера.467 В итоге религия в эпоху Возрождения, по В.И. Рутенбургу, есть предмет размышлений, сомнений и критики. И опять мы видим здесь использование тезиса, как бы вырванного из общего контекста.
Интересно, что концепции В.И. Рутенбурга и П.О. Кристеллера вообще трудно сопоставимы. В.И. Рутенбург даёт чёткую периодизацию и классификацию явлений ренессансной культуры в хронологическом порядке и про-грессистском ключе. В частности, он присоединяется к концепции Г. Барона о двух гуманизмах - первом, гражданском, и втором, «платонизирующем» (Боярдо, Пульчи, Боттичелли, Полициано и Фичино).468 Для П.О. Кристеллера такое разделение несущественно. Разумеется, он учитывает его и рассуждает на эту тему в одной из поздних работ,469 но для концепции учёного такое определение оказывается ненужным. П.О. Кристеллер говорит, что термин «гражданский гуманизм» обозначает идеал образованного гражданина свободной республики, особенно во Флоренции в начале XV в.; следовательно, эта концепция имеет на существование. Но он не видит возможности отождествить «гражданский гуманизм» с гуманизмом в целом, который существовал и «до», и «после» этого периода альянса между гуманизмом И политической мыслью и пропагандой.470
П.О. Кристеллер не распространяет понятие гуманизма на поэта Л. Пульчи или художника С. Боттичелли,471 которые, несомненно, находились под его влиянием. Это связано со специфически кристеллеровским пониманием гуманизма. Для М. Фичино как основной фигуры ренессансного неоплатонизма П.О. Кристеллер стремится найти предшественников и последователей, встроить М. Фичино в саму традицию. Таким образом, П.О. Кристеллер подходит к культуре как к комплексу, совокупности составляющих её традиций.