Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Временное правительство и армия в условиях системного кризиса 1917 года 30
1.1. Власть и армия 30
1.2. Политические партии и армия ...45
1.3. Динамика социального состава офицерского корпуса 1917 гг 53
Глава 2. Формирование "Союза офицеров армии и флота" 98
2.1.Учреждение"союза офицеров" 98
2.2. Организационная структура 114
Глава 3. Роль "Союза офицеров армии и флота" в поисках выхода из системного кризиса 152
3.1. Программы ставки и союза 152
3.2. Подготовка военного переворота 179
Заключение 208
Приложения
- Власть и армия
- Динамика социального состава офицерского корпуса 1917 гг
- Организационная структура
- Подготовка военного переворота
Власть и армия
Революционные события, охватившие русское общество в феврале- марте 1917 г., не могли не сказаться на состоянии армии. Они положили начало борьбе различных партий и групп, претендовавших на власть в стране, за влияние в армейских рядах. Армия, бывшая ранее политически индифферентной структурой, стремительно политизировалась. Как отмечали впоследствии очевидцы и участники событий тех лет "...Успех революции в значительной степени зависел от того, что с первых же фаз революции армия послужила одной из основных ее точек опоры". Следует также заметить, что "...политика со своими неизбежными спутниками: пропагандой, делением на партии и борьбою между этими партиями, признается деморализующим началом при малейшем своем проникновении в ряды армии". Таким образом, революционный процесс охватил все слои русского общества, и способствовал началу разложения армейской структуры. "...Эсеры и эсдеки едва ли не с первых фаз революции стали вести усиленную пропаганду в армии, толкая отдельные войсковые части на выступления, вовлекая отдельных военных на различные действия чисто политического характера"."
Временный Комитет Государственной Думы, а затем и Временное правительство, с первых дней стремились упрочить свое положение в армии, которая продолжалась рассматриваться как опора власти. От стабильного положения вооруженных сил зависели на только успех военных действий на фронте, но и безопасность населения и способность власти контролировать ситуацию внутри страны. В первые же дни революционных событий появились военно-политические организации. Интересы солдатских масс, прежде всего Петроградского гарнизона, отражал Совет рабочих и солдатских депутатов. Примерно в это же время, 1 марта 1917 г., был организован Петроградский Совет офицерских депутатов армии и флота, постановивший "...признать власть исполнительного Комитета Государственной Думы впредь до созыва Учредительного Собрания". Председатель Союза подполковник Гущин отмечал, что "...офицерство...еще до отречения Николая II выносит резко революционную резолюцию". Эти организации пытались руководить процессом перестройки в армейских кругах, все больше толкая вооруженные силы на путь революционных перемен. "Характерно, что и первым лозунгом революции 1917 года было - облегчение победы, свержение старого режима - ради снятия препон, нависших над порывами армии к победе. Страдание армии, нехватка в ее снабжении и обмундировании, бюрократически бездарный строй ее управления, ненадежность части высшего командования - все это было стимулами к свержению старого строя. ...в 1917 году революция творилась во имя защиты армии и при ее явном сочувствии, а, порою, и при участии". С первых дней революции Временное правительство должно было обратить серьезное внимание на вооруженные силы. Во-первых, продолжающиеся военные действия диктовали необходимость сохранения стабильного положения в Действующей Армии. Во-вторых, новое правительство нуждалось в поддержке со стороны военных. Как показали дельнейшие события, очень часто в политической борьбе выигрывали те, чью сторону принимала армия, не зависимо от ее качественного состояния.
Среди различных оценок современниками событий февраля-марта 1917 г. есть точка зрения о революции как результате военного бунта столичного гарнизона. Одним из первых, в 1918 году, это мнение высказал В.Д. Набоков, дав революционному перевороту 1917 г. характеристику "военного бунта", а также отметившему внутреннее противоречие подобного положения: "...переворот, будучи фактически результатом военного бунта, по существу должен был повести к разрушению дисциплины и разложению сперва в Петербургском гарнизоне, а затем ... разложение должно было проникнуть и дальше." Подобное положение столичного гарнизона во многом может объяснить своеобразие отношений между Временным правительством и армейскими кругами: правительству было необходимо заручиться поддержкой армии, а для этого оно должно было проводить особую политическую линию, выгодную военным.
Это во многом зависело от специфического отношения представителей нового правительства к важным государственным вопросам. Проблема государственной деятельности Временного правительства в течение нескольких десятилетий находились в центре внимания историков. При анализе состава первого кабинета министров, созданного на заседании Государственной Думы, ясно видно несоответствие нового состава российского правительства возлагаемым на него обязанностям. Это было обусловлено тем, что, начиная с февраля 1917 г., у власти находилась русская либеральная интеллигенция, преуспевшая в критике существовавшего до этого государственного строя. Подобная оценка во многом основана на свидетельствах современников. К примеру, известный публицист, член кадетской партии A.C. Изгоев отмечал неспособность к быстрым решительным действиям как отличительную черту российской интеллигенции. Подобная оценка состава Временного правительства позволяет объяснить стремление его членов как можно скорее укрепиться в новой государственной структуре. Это решалось в первые дни революции, поэтому одной из главных задач новых министров было определиться в рамках нового политического режима. Эти проблемы, на первых порах, отодвинули все остальные на второй план. Вполне возможно, что именно из-за этого "...вопросы внешней политики, связанные с войной ( а также с армией - Н.К.) практически не выдвигались."
Между тем, высший офицерский состав и генералитет требовали от правительства решительных мер по установлению твердой власти в государстве. В свою очередь, правительство понимало, что армия является опорой любой власти, и стремилось сочетать свою политическую линию с требованиями военных.
Высший командный состав армии оказался совершенно неподготовленным к быстрому развитию революционных событий. Отречение императора было воспринято в войсках довольно спокойно, однако вместе со старым режимом ушла в прошлое традиционная система ценностей, в которой были воспитаны, и к которой привыкли русские офицеры. Как отметил генерал- майор П.Д. Бурский: "Будучи совершенно неподготовленными к восприятию новых демократических основ, на которых началось быстрое преобразование всех наших вооруженных сил, офицерский состав оказался в крайне тяжелом положении. В то время, как солдат...крепко ухватился за дарованные ему политические свободы и сбросил с себя оковы старой дисциплины..., офицер потерял всякую власть, которой пользовался в отношении своих подчиненных. ...Последние (солдаты - Н.К.), видя растерянность офицеров, мысли которых мучительно работали над стремлением приспособиться к новой жизни, объясняли, по своему разумению, что офицеры...не сочувствуют делу революции". Внутренняя нестабильность в рядах армии стала одной из причин возникновения двоевластия в стране. Большую роль в этом сыграл Петроградский гарнизон, при поддержке которого был создан Совет Рабочих и Солдатских депутатов, с первых же дней стремившийся взять контроль над вооруженными силами.
Пользуясь тем, что представители Государственной Думы и Временного правительства заняты установлением новой системы власти в стране ( в это время император подписывал отречение, и решался вопрос быть монархии или республике) Совет Рабочих и Солдатских депутатов издал Приказ № 1 . Этот первый документ революции, рожденный в обстановке внутренней нестабильности, стал основополагающим в отношениях между властью и армией. С одной стороны, нижние чины требовали от правительства соблюдения всех пунктов Приказа, в то время как офицерский корпус, с другой, - не мог простить Временному правительству пассивности в противодействии этому разлагающему армию документу.
Приказ № 1, опубликованный 1 марта 1917 г. в первом номере "Известий Петроградского Совета Рабочих и Солдатских депутатов" (далее - "Известия"), имел подзаголовок "по гарнизону Петроградского округа всем солдатам гвардии, армии, артиллерии и флота для немедленного исполнения, а рабочим Петрограда для сведения". Это означало, что он не должен был распространяться за пределы столицы. Однако сразу после опубликования манифеста об отречении Николая II он стал действовать во всех воинских частях, что вызвало большую критику со стороны военных, несмотря на их партийную принадлежность. Много лет спустя, и красные, и белые, упоминая о Приказе № 1, отмечали не столько революционную, сколько разрушительную сущность данного документа.
Динамика социального состава офицерского корпуса 1917 гг
Одной из главных причин, изменивших социальный состав офицерства, были большие потери, понесенные офицерским корпусом в первые месяцы войны, и специфическая система ускоренного обучения новых кадров, ставшая главным источником пополнения командного состава в 1914-1917 гг.
К моменту начала войны в рядах офицерского корпуса насчитывалось 40 590 человек, при этом до штатного расписания не хватало 3 ООО офицеров.31 Требовалось срочно увеличить численность командного состава в связи с открытием боевых действий. За короткий срок были исчерпаны все имеющиеся резервы, но так как в ходе мобилизации приводились в боевую готовность одновременно войска первой и второй очереди, приходилось искать дополнительные источники пополнения офицерского корпуса.
В своем отчете военный министр В.А. Сухомлинов отмечал: " Для увеличения числа офицерских чинов образованы источники постоянного пополнения кадров путем ускоренного выпуска из военных училищ, которые дали 8 400 человек в 1914 году, и подготовлены к выпуску 10 ООО; допущены к производству в офицеры частью с экзаменом, частью без экзамена, все нижние чины, имеющие соответствующий уровень образования".
За период с 19 июля по 3 августа (начало военных операций в Восточной Пруссии) состав офицерского корпуса увеличился до 98 ООО человек. Из них было определено на службу из отставки 1136, переведено с административной должности 516, произведено в прапорщики запаса и прапорщики 2 733, сдали экзамен при военных училищах 43, призвано из запаса 2 700.
Таким образом, к первым боям кадры для пополнения офицерского корпуса были исчерпаны. Возникала проблема поиска дополнительных источников для восполнения потерь в ходе войны. Большая протяженность линии фронта и огромный размах боевых действий влекли за собой большие потери в личном составе Действующей армии.
Незнание условий войны, нарушение противником правил обращения с пленными и парламентерами, применение отравляющих газов и большого количества техники на полях сражений, которые русское общество не было готово воспринять ни практически, ни морально, вело к массовой гибели офицеров на фронте. Только в течение первых пяти месяцев войны из строя выбыло 13 899 офицеров. Общие потери корпуса за всю войну - 130 959 человек (без учета военных чиновников и врачей) превосходит все предыдущие кампании конца XIX - начала XX веков.
Эти данные следует относить к численности Действующей Армии. Согласно "Положению об управлении полевыми войсками", разработанному в июле 1914 г., Действующей Армией называли воинские части, расположенные на театре военных действий, а также в непосредственно примыкавших к нему районах. Действующая армия подчинялась Верховному Главнокомандующему, остальная часть вооруженных сил находилась в подчинении военного министра.
Перед командованием стоял вопрос о скорейшем пополнении офицерских рядов, причем новые командиры должны были отвечать всем требованиям, выдвинутыми войной: техническая грамотность, максимальное сближение с личным составом, умение быстро разбираться во взаимодействии различных родов войск. Старые источники формирования не могли обеспечить большое количество пополнения, требовалось искать новые.
Проблема реформирования системы подготовки офицеров в русской армии разрабатывалась еще в предвоенные годы. Впервые об этом задумались после окончания русско-японской войны 1904-1905 годов, опыт которой показал необходимость создания подготовленных резервов для офицерского корпуса. Особое внимание было отведено комплектованию за счет лиц, сдавших экзамен на чин прапорщика запаса. Основной состав допускаемых к экзаменам лиц составляли вольноопределяющиеся. К ним предъявляли следующие требования: 1). иметь 17 и более лет; 2). соответствовать здоровьем условиям службы; 3). иметь свидетельство об окончании учебного заведения I разряда. Эти люди могли поступить на службу в качестве вольноопределяющихся, чтобы, в дальнейшем, сдать экзамен на офицерский чин. Согласно новому армейскому Уставу 1912 г., срок службы для вольноопределяющихся составлял два года (20 месяцев) и проходил по особой программе, разработанной Военным ведомством. Он состоял из четырех основных этапов: 1 января - поступление на службу; январь- апрель - одиночное учение и прохождение курса учебной полковой команды; май-август - отбытие лагерного сбора в качестве унтер-офицера; сентябрь-ноябрь - подготовка в особых командах к экзамену на чин прапорщика с последующим производством в декабре- январе. Последние восемь месяцев следовало пройти службу в части в качестве младшего офицера, после чего следовало увольнение в запас. При разработке данного положения Военное ведомство столкнулось с противостоянием со стороны Государственной Думы, выступавшей за сокращение сроков службы. В ходе долгих обсуждений были приняты некоторые поправки. С 1912 г. призыв стал проводиться с 1 июля (ранее - с 1 января). Лица, выдержавшие экзамена чин прапорщика запаса, служили 18 месяцев. Также можно было уволиться после прохождения основной программы и сдачи экзамена (т.е. после 15 месяцев), чтобы через год, летом, отслужить еще три. Таким образом, накануне Первой мировой войны офицерский корпус русской армии комплектовался двумя способами: выпускниками военно- учебных заведений ( военные и юнкерские училища) и офицерами запаса, прошедшими курс подготовки в войсках и призываемыми на службу в случае начала военных действий. Однако, межвоенный период, названный современниками "военным ренессансом", выдвинул не только технические, но и социальные проблемы офицерской среды. Внутренний кризис русского общества 1905-1907 гг., неудачная война с Японией во многом поколебали сложившейся образ офицера в глазах армии и народа. Военное командование прилагало все усилия, чтобы поднять его. Именно в это время в военно-научной среде поднимался вопрос о подготовке офицера нового типа, соответствовавшего условиям современного общества. Он получил широкое распространение в русских общественных кругах. В 1906-1914 гг. военная периодика становится своеобразным рупором реформаторских идей в армии.
Журналы "Русский инвалид", "Разведчик", "Военный сборник" публикуют статьи и исследования офицеров, пытавшихся объяснить необходимость армейской реформы и дающих широкий обзор текущей жизни военного. Постепенно, в ходе полемики, складывается новый образ офицера, необходимого русской армии, вырисовывается грань между прошлым и настоящим офицерством: "Если руководитель прежних времен являлся просто специалистом своего дела, то с введением всеобщей воинской повинности он превратился в чернорабочего... Ныне он - подвижник, он не только учитель, он - воспитатель армии". Считалось, что одной из проблем русского офицера был его отрыв от армии, постепенно превращавшейся в массовую. В новой же армии, постоянно меняющей кадры, офицер должен был быть не только профессионалом, но и воспитателем.
Организационная структура
Первые исследователи событий февральской и октябрьской революций отмечали, что к середине 1917 г. насчитывалось около двадцати различных полувоенных и военных контрреволюционных организаций. К ним они относили и "Союз офицеров армии и флота".
Подобное отношение к офицерскому союзу формировалось на основе политического кредо и деятельности его руководителей, а также военных лидеров: генералов М.В. Алексеева, Л.Г. Корнилова, А.И. Деникина - будущих лидеров белого движения. Эта тенденция сохранялась на протяжении последующего времени. В конце 80-х годов XX в. известный исследователь Г.З. Иоффе, говоря об офицерской организации, выдвигает тезис, что в Могилеве, в Ставке, монархически и правдоискательски настроенные генералы и офицеры сколачивали собственную организацию - "Союз офицеров армии и флота". Что же касается лидеров офицерского движения в 1917 г., то отмечалось, что "...будущие белогвардейские вожди призывали съезд и созданный ими офицерский союз покончить с демократизацией в армии, восстановить в ней практически старый порядок - иную армию они просто не мыслили." Этой же точки зрения придерживается В.Д. Поликарпов, который, опираясь на исследования профессора Майзеля (Мауге!), говорит о заговоре офицеров Генерального Штаба, входящих в состав Ставки. Исследователи русского зарубежья, в частности профессор генерал H.H. Головин, раскрывая внутреннюю борьбу между Ставкой и Временным правительством, указывает, что очагом этих контрреволюционных сил становится "...масса русского офицерства."
Между тем, анализ политической программы и обстоятельства создания "Союза офицеров армии и флота" и самого термина "контрреволюционность" неотделим от различных аспектов политической и военной ситуации, сложившейся в стране весной 1917 года. Следует отметить, что современники тех событий сами не могли четко определить рамки этих понятий. Как отмечал лидер кадетской партии и министр иностранных дел Временного правительства первого состава П.Н. Милюков: "В первой стадии февральской "бескровной" революции русский революционный процесс не имеет никаких видных врагов - ни "внутренних", ни "внешних". Долгое время ссылка на "контрреволюционную опасность" оставалась лишь демагогическим приемом, лишенным реального основания."
Факт признания армией февральской революции отмечается всеми исследователями, некоторые из которых выдвигают тезис о "заговоре генералов". Что же касается офицерского корпуса практически полностью состоящего из офицеров военного времени, то здесь отмечается особое отношение к присяге и чувству патриотизма: "...Но патриотизм, как они ( офицеры военного времени - Н.К.) его понимали, означал присягу родине, а не государю, даже им в тех случаях, когда два этих понятия сознательно не противопоставлялись друг другу." Русское офицерство полностью перешло на сторону революции, поэтому понятие "контрреволюционность", на первых порах, к нему не применимо, поскольку оно движется в одном русле со всем обществом. Однако в дальнейшем наблюдаются расхождения между Ставкой и Временным правительством в отношении проведения военной реформы, что во многом способствовало нарастанию противостояния между военными и политическими властями в стране.
Ставка верховного главнокомандования, сформированная с началом боевых действий в августе 1914 г., состояла из работников Генерального Штаба и офицеров, прошедших обучение в одноименной академии. Это были профессионалы, ставившие проблемы боеспособности армии выше политических. Именно поэтому они без особых колебаний приняли манифесты об отречении правящей династии. Многие из них полагали, что достаточно Николаю II отречься, "...и поднятые революцией народные массы сразу же успокоятся, а в армии воцарятся прежние порядки." Как отмечали многие современники, здесь на первый план вышел вопрос продолжения войны и организации новой системы власти, под которой многие понимали установление военной диктатуры: "Чтобы справиться со всеми явлениями ненормального времени, нужна была действительно военная диктатура, в какую и превратилось мало-помалу управление таких демократических стран как Англия и Франция. У нас, наоборот, эти же самые явления создали для власти и закона обстановку полного бессилия. Это и было причиной того, что умеренные элементы, понимавшие значение усиления власти для благополучного исхода войны, пошли на революционный переворот." Эти позиции во многом разделяли и военные круги: "На фронте с энтузиазмом встречались члены Государственной Думы, посланные туда для объяснения войскам начал совершившегося переворота." Однако уже в марте Ставка оказалось втянутой в борьбу между Временным правительством и Исполнительным комитетом Совета Рабочих и Солдатских депутатов. На заседании 14 марта 1917 г. прозвучала речь депутата Нахамкеса, на которую ссылаются многие исследователи. В частности, он сказал: "Бывшая царская Ставка в Могилеве сейчас сделана контрреволюционным центром. Мятежники-генералы, не желающие подчиниться воле русского народа, реакционные генералы ... ведут открытую контрагитацию среди солдат." Однако не отмечается в чем заключалась эта агитация. Между тем, решение вопроса о характере "военной оппозиции" и отношения Ставки к Временному правительству не отделимо от проблемы власти в послереволюционной России.
Для военных власть должна обеспечивать стабильность в государстве и в его вооруженных силах, о чем М.В. Алексеев заявил на открытии офицерского съезда в Могилеве: "Где та мощная власть, которая заставила бы каждого гражданина нести честно долг перед родиной. Нам говорят, что скоро будет, но пока ее нет ( май 1917 г.; курсив мой - Н.К.). Думаю, что нельзя выбрать более удобного и неотложного момента, для того, чтобы единение водворилось в нашей семье; чтобы дружная семья образовалась из корпуса русских офицеров; чтобы подумать как вдохнуть порыв в наши сердца, ибо без порыва - нет победы, без победы - нет спасения, нет России."4"
Эту же позицию военные отстаивали на совместном заседании представителей Временного правительства, командования и Исполнительного Комитета Совета Рабочих и Солдатских депутатов, проходившем одновременно со съездом в Могилеве и во многом повлиявшем на дальнейшую расстановку политических сил. От армии на заседании присутствовали главнокомандующий Алексеев и командующие фронтами генералы A.A. Брусилов, В.И. Гурко, Д.Г. Щербачев.
В центре внимания был вопрос о готовности к планируемому наступлению, поэтому генералы должны были предоставить отчет о состоянии армии, однако заседание вылилось в острую политическую дискуссию, причем Алексеев высказывал ту же позицию, что и на офицерском съезде: "Нас всех объединяет благо нашей свободной родины. Пути у нас могут быть различными, но цель одна - закончить войну так, чтобы Россия вышла из нее, хотя бы и уставшей, и потерпевшей, но отнюдь не искалеченной (курсив мой - Н.К.). ...Но победу нужно добыть; это возможно только в том случае, если выполняются приказания начальства. Если начальству не подчиняются, если его приказы не выполняются, то это не армия, а толпа (вновь высказываются идеи возрождения некоторых старых принципов военной дисциплины - Н.К.)." Настоящая политическая ситуация была оценена следующим образом: "Казалось, что революция даст нам подъем духа, порыв и следовательно победу. ...Не только нет подъема и порыва, но выплыли самые низменные побуждения - любовь к своей жизни и ее сохранению." Верховного главнокомандующего поддержал командующий Юго- Западным фронтом генерал A.A. Брусилов, отметивший особую роль русского офицерства в революции: "Офицеры встретили переворот радостно. Если бы мы не шли навстречу перевороту так охотно, то, может быть, он не прошел (выделено мной - Н.К.). А между тем оказалось, что свобода дана только солдатам, а офицерам досталось довольствоваться только ролью каких-то париев свободы."
Подготовка военного переворота
Подобное стремление Новосильцева к решительным действия немало смутило многих его собеседников. Одним из таких людей был Маклаков, разделявший позицию Корнилова, но придерживающийся более мягких способов решения проблем. Маклаков хотел, чтобы офицеры уяснили общую позицию кадетов: за решительные меры, но против насильственного выступления против Временного правительства. В переписке с П.Н. Милюковым Маклаков отразил общий настрой офицерских организаций, которые, в итоге, заняли особую позицию. Новосильцев и его сторонники, пытаясь склонить общественность на свою сторону, тем самым подталкивая Корнилова к решительным действиям, невольно выдавали желаемое за действительное. Это особенно точно заметил Маклаков: "Я был поражен и испуган тем общим впечатлением, которое посланцы Корнилова вынесли из этого собрания: это впечатление было, что "общественные деятели" им сочувствуют и их поддерживают. Посланцы (Новосильцев с Сидориным - Н.К.) ведут двойную игру: говорят нам, что дело уже решено, что выбора уже нет, когда еще ничто не решено, а затем сообщают Корнилову наше отношение к свершившемуся факту под видом отношения к самому проекту." Эту позицию кадетов и их сторонников можно объяснить тем, что они большие надежды возлагали но Государственное Совещание, которое, по их мнению, должно было упорядочить общее положение в государстве. Они отвергали любой проект насильственного вмешательства в политическую жизнь, в том числе и идею вооруженного выступления Корнилова. В свою очередь, все военные деятели, в силу своих устремлений, не видели другого способа решения государственного вопроса. Они были уверены, что только под угрозой вооруженного выступления произойдет смена состава правительства. Кроме того, при удачном исходе можно было ввести в правительство своего представителя (Корнилова - Н.К.).
Следует отметить, что среди кадет также было двойственное отношение к планам Ставки. Из писем Маклакова, частью опубликованным историками русского зарубежья, частью хранящимся в архиве, можно установить, что он и Милюков, придерживаясь общей программы, по-разному оценивали Корнилова и проект Новосильцева. "Я относился к плану Корнилова, - пишет Маклаков, - как к плану и доказывал, что из него ничего хорошего не выйдет; Вы же (Милюков - Н.К.) с первых слов отвели такой способ обсуждения, сказав, что нам приходиться не с планом, который можно было бы отставить. А с совершившимся фактом. ...Более того, Вы, в отличие от меня, допускали, что подобный план может осуществиться."
Таким образом, Новосильцев сталкивался либо с одобрением его действий, либо с пассивным согласием. Никто из участников московского совещания, ни из его последующих собеседников не высказал мнение, что выступление против Временного правительства - политическая авантюра. Это, по словам Маклакова, "могло провоцировать Корнилова на то решение, которое было им принято гораздо позже." Во многом на позицию "Союза офицеров" и Ставки влияло отношение Временного правительства к программе Корнилова. По мнению Новосильцева, "никаких мер к дальнейшему упорядочиванию ни фронта ни тыла бездарное Временное правительство не делало. Ставка тщетно боролась с Петроградом." Уверенность руководителей офицерской организации в правоте своей деятельности дополнили некоторые суммы, переданные в фонд "Союза офицеров армии и флота".
После совещания П.П. Рябушинский вручил Новосильцеву 10 ООО рублей, "о которых нельзя было писать и без отчета." Финансовая помощь оказывалась негласно, потому что мало кто верил в успех офицерского выступления. Кроме участников совещания финансированием офицерского Союза занимался бывший военный министр правительства А.И. Гучков, встречавшийся с Новосильцевым накануне Государственного Совещания. Это поступок Гучкова был вызван стремлением помочь стабилизации внутреннего положения в армии и в государстве. Военный министр первого состава, с именем которого офицеры и генералы связывали начало революционных настроений на фронте и в тылу, считал, что действия группы Корнилова смогут восстановить прежний "твердый порядок". "Мы говорили с Гучковым совершенно откровенно. Я ему рассказал о наших планах, и он мне предложил 60 ООО рублей, обещая и потом давать деньги на это дело", - писал Новосильцев. Кроме того, финансовую помощь оказал известный промышленник Путилов, передав деньги находящемуся в Петрограде полковнику Сидорину. Таким образом, к началу Совещания в Москве Главный Комитет располагал денежными средствами и был готов к полному содействию возможного выступления. Однако Корнилов не стремился к активным действиям до окончания Государственного Совещания. В свою очередь, Керенский все больше опасался возросшей активности членов "Союза офицеров". Для него уже было ясно, что Ставка заняла оппозиционное положение по отношению к Петрограду. Он опасался, что офицерские организации наладят отношения с членами династической семьи, поэтому перед Совещанием в Москве были арестованы великие князья Павел и
Михаил Александровичи. В свою очередь, сторонники Корнилова, члены Совета общественных деятелей, развернули кампанию в поддержку своему лидеру, превратив приезд генерала в Москву в подлинный триумф. От офицерского союза на съезд были избраны Алексеев и Сидорин. Новосильцев находился в бюро по связи Совещания с Союзом. Политическое Совещание показало обществу глубину противоречий, разделивших военных и правительство. По выражению Новосильцева, собрание , от которого общественность ожидала больших результатов, оказалось "говорильней". Керенский, выступая на открытии Совещания, обрушился с критикой на военных, упирая, главным образом, на несоответствие многих начальников занимаемым должностям в силу их приверженности старому режиму. В свою очередь, М.В. Алексеев, A.M. Каледин и Л.Г. Корнилов выразили недовольство политикой Керенского и ролью Советов в армии, открыто потребовав отмены комитетов и введения единоначалия. Кроме того, в ходе работы Совещания обнаружился раскол и в офицерской среде на сторонников Корнилова и приверженцев Союза офицерских депутатов, требовавших продолжения демократизации армии. Как отмечает Новосильцев дело доходило до взаимных оскорблений. В целом, следует прийти к выводу, что на требование военных о выполнении обещанных преобразований, Керенский ответил: "Никто не может требовать от правительства." Более того, в своей речи премьер сделал упор на то, что опыт прошедших месяцев показал эффективность новых отношений в армии и необходимость всячески углублять подобную систему: "Теперь все будет поставлено на свое место, каждый будет знать свои права и обязанности, но будут знать свои обязанности не только командуемые, но и командующие. ...И комитеты, и комиссары, и дисциплинарные суды будут сохранены. Все получит формы, которые быть не приходящим явлением, а неизменной частью армейского организма."
Это заявление положило начало бурной полемике, в которую включились представители всех политических фракций и групп. Одни высказывались за дальнейшее развитие комитетов, другие, наоборот ждали от Керенского шагов к усилению единоличного начала в правлении. Точку зрения военных разделил В.В. Шульгин, указывая на опасность демократического начала в армии во время военных действий: "...горе той демократии, которая не понимает, что управляться выборными коллективами во время войны, - это значит вести себя на верную гибель."
