Содержание к диссертации
Введение
Глава I Государственная политика в области высшего образования во второй половине XVIII в 55
1. Университет как государственное учреждение в 50-70-х гг. XVIII в 55
Глава II. Идеальный образ университета в 60-80гг. XVIII в 113
1. Идеальный образ университета в «Плане об учреждении разных училищ для распространения наук и исправления нравов Филиппа Дильтея» 1764 г. 114
2. Идеальный образ университета в сознании профессоров 60-х гг. XVIII в 129
3 «Мысли об учреждении Московского университета» академика Г.Ф. Миллера 138
4. Идеальный образ университета в «Кратком начертании для приведения Императорского Московского университета в совершенно цветущее состояние» куратора И.И. Мелиссино 169
5.Проект «Устава Императорского Московского университета и при нем гимназии» куратора И.И. Шувалова 1783г. 179
5.1. «Мнение» куратора И.И. Шувалова 193
Глава III. Корпорация профессоров в середине XVIII- начале ХІХ вв 206
1. Преподавательская служба в Российской империи во второй половине XVIII в 211
2.Коллективный портрет профессуры Московского университета второй половины XVIII в 245
2.1 Корпорация преподавателей 1755 -70-х годов XVIII века 245
2.2 Корпорация преподавателей 70-х годов XVIII в.- начала XIX в 262
Заключение 274
Приложение 1. Расходы государственного бюджета на Московский университет. Извлечение из «Плана об учреждении разных училищ для распространения наук и исправления нравов Филиппа Дильтея» 279
Приложение 2. Финансовая смета системы образования. Извлечение из «Плана об учреждении разных училищ для распространения наук и исправления нравов Филиппа Дильтея» 280
Приложение 3. «Мысли об учреждении Московского университета» Г.Ф. Миллера (перевод) ". 281
Приложение 4. Расходы государственного бюджета на Московский университет. Извлечение из «Мыслей об учреждении Московского университета» Г.Ф. Миллера 326
Приложение 5. Схема организации университета. Извлечение из «Мыслей об учреждении Московского университета» Г.Ф. Миллера 328
Приложение 6. Расходы государственного бюджета на университет. Извлечение из «Устава Императорского Московского университета и при нем гимназии» И.И. Шувалова 330
Приложение 7. Послужной список А.А. Прокоповича- Антонского 333
Список источников и литературы 334
- Университет как государственное учреждение в 50-70-х гг. XVIII в
- Идеальный образ университета в «Плане об учреждении разных училищ для распространения наук и исправления нравов Филиппа Дильтея» 1764 г.
- «Мнение» куратора И.И. Шувалова
- Корпорация преподавателей 70-х годов XVIII в.- начала XIX в
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Очевидным историографическим фактом последних лет является дискуссия о сущности университетов, их роли в жизни российского общества и месте, которое занимает в социуме профессура. Выявление государственной политики в отношении университета во второй половине XVIIIb. открывает перед исследователем тенденции в деятельности правительства, которые получили свое развитие в последующие столетия. Они и определили суть российской университетской модели. После анализа историографии выбранной темы становится очевидно, что на многие вопросы до сих пор нет ответа. Это вопрос о положении университета в условиях внутрироссийских преобразований государственного аппарата и одновременно общеевропейских изменений статуса университета в век Просвещения. Это проблема сравнения взглядов различных видных государственных мужей и профессоров на его статус и выявления в их проектах предпосылок Устава 1804г. Это вопрос о месте университетского профессора в мире государственных служащих, о специфике преподавательской службы. Без разрешения перечисленных проблем, попытка чего предпринята в настоящем исследовании, невозможен адекватный анализ российской университетской модели. Он необходим для объяснения особенностей отечественного высшего образования и актуален в условиях его реформирования, которое должно быть адекватно историческим посылкам и потребностям будущего
Объектом предпринятого исследования является Московский университет XVIII в. Предметом - положение Московского университета в государственном аппарате империи; проекты преобразования статуса первого отечественного высшего учебного заведения 1760-80-х гг.; корпорация профессоров второй половины XVIII в.
Хронологические рамки ограничены, с одной стороны, основанием первого отечественного высшего учебного заведения и принятием «Проекта об учреждении Московского Университета» 1755г., а с другой, первым кардинальным его преобразованием и «Уставом Императорского Московского университета» 1804г.
Цель диссертации — во-первых, комплексный анализ Московского университета второй половины XVIII в. как части государственного аппарата империи и, во-вторых, выявление статуса профессорско-преподавательского состава в контингенте государственных служащих. Постановка цели обусловила необходимость решения следующих конкретных задач: рассмотреть университет как государственное учреждение в 1750-70-е гг.; проанализировать образ университета в сознании современников, для чего сравнить проекты его
преобразований, 1760-80-х гг.; охарактеризовать профессуру в сравнении с чиновным контингентом империи с целью выявления феномена преподавательской службы в Российской империи; представить коллективный портрет двух поколений профессуры Московского университета второй половины XVIIIb.
, Степень научной разработанности темы. Создание «историй университета» началось еще в первой половине XIX века. Это торжественные речи, публичные лекции, статьи в журналах и т. д..' 100-летний юбилей послужил поводом для создания крупных исследований, заложивших основы историографии Московского университета. Под руководством С. П. Шевырева был выпущен обобщающий труд и два биографических словаря - профессоров и преподавателей, а также «питомцев». В своей «Истории Императорского Московского университета»2 он впервые представил систематическое изложение основных событий университетской истории с 1755 по 1855г. Как и любому юбилейному изданию, работе была свойственна некоторая идеализация. Изданию присущи монархическая направленность, подробнейшее описание актов, освещение быта студентов, дальнейших судеб самых известных из них, изложение диспутов, некоторое внимание к периферии университета; характеристика личностей профессоров, их служебной деятельности. Можно утверждать, что Шевырев задал направления будущих исследований.
Пореформенный политический и экономический подъём конца XIX-начала ХХвв. вызвал оживление интереса к вопросам становления личности, её воспитанию и образованию: в журналах публикуются многочисленные воспоминания, переписка, дневниковые записи выпускников университета.3 Отмечавшийся в 1912г. юбилей победы в Отечественной войне обусловил появление цикла исторических монографий, среди которых были и рассматривавшие судьбу университета в то время.4 Вершиной историографии университетского образования начала XX в. можно назвать капитальный труд С. В. Рождественского «Исторический обзор деятельности Министерства
Максимович М А. Об участии Московского университета в просвещении России//Русский зритель 1829-1830 46. № 21-22, Погодин М П. Слово о назначении университетов вообще и в особенности русских//Речи и стихи, произнесенные в торжественном собрании Императорского Московского университета 26 июня 1830года —М, 1830, Снегирев И М Черты истерии императорского Московского университета (первое десятилетису/Московский городской листок. 17,18 января 1847г, Публичные лекции в Московском университете с 1805 года//Московский городской листок. 25 января 1847
Шевырев С В История императорского Московского Университета, написанная к 100 -летнему его юбилею 1755-1855.—M, 1855
3 Ашевский С Из истории Московского университета (к полуторзвековому юбилею)//Мяр Божий. 1905. №2, Галахова А.Д Записки человека. —М, 1999, Дмитриев КІА Главы из воспоминаний моей жизни. —М, 1998, Якушкин В Из первях лет жизни Московского университета —М б д. и др
Любавский MK Московский университет в 1812 г—М, 1913, Московский университет и Саіпст-Петербургский учебный округе 1812г//Подред К.Е Воинского—Спб, 1812,ЭйнгорнВ Московский университет, іубфнская гимназия идругие учебные заведения в 1812т//ЧОИДР I91Z№4,
народного просвещения» (СПб., 1902). На основе анализа огромного количества источников1 автором сделано заключение о двух главных принципах, которые «стали исходными пунктами законодательства о народном просвещении в XVIIIb.: во-первых, государство особенно нуждается в профессиональном образовании;... во-вторых, образование должно быть сословным».2 Очевидно, что тезис: «все удовлетворения потребностей государства и для блага сословного строя», осознавался автором как приоритетный в трактовке истории народного просвещения.
Можно констатировать, что дореволюционные историки в осмыслении первого периода существования университетского образования в России представили хронологически упорядоченный фактический материал. Указанные работы определили направления последующих исследований, а также в общем процессе развития русского просвещения выделили особенности университетской истории.
В первые десятилетия советского периода отечественной истории университетская тема как предмет изучения исчезла: С 1950-х гг. было издано значительное количество работ по истории Московского университета, отличительные черты которых объясняются тогдашней социально-политической обстановкой и особенностями трактовки исторический процессов. Официальная идеология предполагала обусловливание эволюции народного образования социально—экономическим развитием страны, а Московский университет в ХІХв. рассматривался в качестве выразителя интересов господствующего класса.3 «Основание первого университета в России было подготовлено всем ходом ее исторического развития» - так звучал тезис, подчеркивавший внутреннюю «самодостаточность» истории русских университетов. Его появление было обусловлено кризисом крепостничества, классовой борьбой и являлось реакцией на «засилье немцев» в Петербургской Академии наук. Противопоставление СССР - Запад отражалось в критике немецких «псевдоученых», в принижении роли И.И. Шувалова, в пропаганде научных достижений Московского университета и др. Адекватными указанным историческим трактовкам являлись работы Н.А. Пенчко4, «История Московского университета»5, М.Т. Белявского1, вышедшие в канун или в год
В первую очередь это нормативно- правовые документы (материалы «Сборников постановлений по Министерству народного просвещении» (МНП), «Сборников распоряжений по М1ІП», «Сборника постановлений и распоряжений по цензуре»), а также публицистика^аела го архива самого Министерства, делопроизводственные источники (формуляры о службе сотрудников МНП, отчеты по Министерству и др)
Рождественский С В Исторический обзор деятельности Министерства народного просвещения —СПб, 1902 С 2
Очерки по истории Московского университета. Сборник статей. 4 1// Ученые записки МГУ. История Выл 50—М, 1940
4 Пенчко Н А Основание Московского университета —М, 1953.
5 История Московского университета В 2 тт.— М, 1955
200-летия университета.
Анализ первого высшего учебного заведения в монографии Н.А. Пенчко произведен с организационной стороны на основе впервые введенных в научный оборот источников2, освещена деятельность университетской Конференции и её взаимодействие с правительством. Одним из главных трудов середины ХХв. стала коллективная монография «История Московского университета», в которой собраны факты по всему 200-летнему периоду существования университета. Установка на то, что университет «на всем протяжении своего существования ... был тесно связан с формированием и развитием демократического и революционного движения»3 определила интерпретацию всех событий. Изданию присущ поиск постоянный борьбы: за открытие университета, за язык преподавания, за права русских преподавателей. Стратегическими в этом плане были тезисы о том, что «с конца 60-х университет имел полную возможность обеспечить себя собственными кадрами по всем кафедрам, ...что встречало сопротивление со стороны правительства и администрации»,4 и приоритете русской науки. Стандартные советские установки университетоведения четко отразились в монографии. Хотя часто собственно университетская жизнь заслонялась в этом издании общегражданской историей, данный труд для своего времени был непревзойденным. Об этом свидетельствует помимо всего прочего и его богатая источниковая база.
В рамках подготовки к празднованию юбилейного 1955г. вышло несколько работ М.Т. Белявского. «Наш первый ...» заложил предпосылки изучения феномена университетского пространства. Учебное здание, актовый зал, акты и юбилеи в нем, совет университета, «Общество 11 номера», аудиторный корпус, лекции и защиты научных работ, протекавшие там, лабораторный кабинет, аптечный корпус ... Белявский первый отметил, что все это было связано одной идеей и одним понятием «университет». В то же время его труды по истории Московского университета можно обозначить как сильно идеологизированные: ярко выражены характерные для историографии советского периода поиски борьбы, превознесение передовых отечественных ученых5,
1 Белявский М.Т 200-летие Московского университета —М, 1955,БелявскийМТ, Сорокин В В Наш первый,
наш Московский, наш Российский. Памятные места старого здания Московского университета — М, 1970
2 Протоколов Университетских конференций второй половины XVIIIb
3 История Московского университета Т 1 С 7
' Там же. С 41
Для автора характерны высказывания «В первый период своей истории{1755-1804) Московский университет показал, что в условиях упорной борьбы против реакционной политики самодержавия в нем сложились и окрепли демократические традиции//Белявский МТ, Сорокин В В Наш первый, наш Московский, наш Российский Памятные места старого здания Московского университета — М.1970 С 8, «после войны 1812г «авторитет Московского университета был так велик, а его связи с передовой частью общества так крепки, что царское правительство было вынуждено отпустить деньги на восстановление»//Там же С 10.
а также избирательность в источниковой базе.'
В конце 1970-х гг., наступил период конкретных исследований: университетская история раздробилась на отдельные темы. Конечно, к очередной «круглой» дате подготавливались тематические работы. С другой стороны, появляются работы, посвященные связи университета и какого-то общероссийского события: университет в Великой Отечественной войне2, университет и восстание декабристов.3
Таким образом, советский период изучения истории Московского университета ознаменован значительными достижениями в плане накопления фактического материала и его осмысления. В то же время советской историографии свойственно игнорирование и редакция многих тем в соответствии с официальной идеологией.
В отличие от советских трудов, уделявших в первую очередь внимание классам, массовой истории, современное университетоведение руководствуется тем, что сложность стоящих перед человечеством задач взывает к личности, самостоятельно думающей и отвечающей за свои поступки. Именно история личности в университете является ведущей идеей в издании «Университет для России». В.В. Пономаревой и Л Б. Хорошиловой.4 Рассмотрение университета как части культуры, как единицы культурного пространства является приоритетной трактовкой и обуслоативает характер источниковой базы этого многотомника.5 Поставленные авторами задачи определили проблематику каждого тома. Кроме традиционных очерков, посвященных профессуре и студенчеству каждой эпохи, ими рассмотрены и такие проблемы, как университет и власть, университетское пространство, университетский человек в его повседневности, наука и образование в общественном восприятии.
Особо следует отметить уникальное четырехтомное сочинение по истории российских университетов в первой половине XIX в., которое вышло из-под пера Ф.А. Петрова. Работу «Формирование системы университетского
В монографии «Наш первый » се составляли лишь мемуары студентов Белинского, Буслаева, Герцена, Мурзакевича, Чернышевского и Пирогова
2 См. напр Московский университет в Великой Отечественной Войне —М, 1985, Черняев С.В Воспитанники
Московского университета—герои Советского союза.—М, 1981
3 НасонкинаЛИ Московский университет после восстания декабристов —М.І976
' Университет для России Взгляд на историю культуры ХЛТЇЇ века/ Под ред В В Пономаревой, Л Б Хорошиловой—М Русское слово, 1997, Университет для России. Московский университет Александровской эпохи/ Под ред. В В. Пономаревой, Л.Б Хорошиловой.—М ,2001
Хотя использовались источнихи официального делопроизводства, законодательные материалы, программы обучения, материалы из «Московских ведомостей», учебные объявления, торжественные речи профессоров и студентов, веб же на первый план вышли документы личного происхождения воспоминания (Напр Московский университет в воспоминаниях современников —М, 1989, Дмитриев И И Взгляд на мою жизнь—М, 1866)переписка(11апр Письмо графа МЛ Вороіщова к И И Шувалову///Российсккй архив 1864 Ки.4), дневниковые записи{Напр Записки Екатерины 11 —М, 1989), художественная литература эпохи(Напр Избранные произведения русских мыслителей второй половины XVIIIb T 1 —М ,1952, Фонвизин Д И Сочинения—М-Д 1959), а также жнвогшсь(Налр Путеводитель по выставке «Ломоносов и Елизаветинское время».—Спб, 1912 №892)
образования в России» отличает комплексной анализ источников, среди которых на первом плане стоят документы, связанные с подготовкой и реализацией двух университетских реформ в России: начала ХІХв. и середины 1830-х гг. Автор представил процесс становления системы университетского образования в России ХІХв., отталкиваясь от концептуальных утверждений о существовании её предпосылок в проектах XVIII- начала XIX вв., об определяющей роли общественных деятелей, университетских ученых и педагогов, о наличии особенностей в политике Министерства народного просвещения в отношении высшего образовательного учреждения. Рассмотрение правительственной политики приводит автора к выводу, что в XVIII-ХІХвв. наблюдалось стремление к «интегрированию университетской корпорации в общую государственную систему ...России»2. Им произведен анализ эволюции профессорско-преподавательского состава и студенчества первой половины ХІХв., сделан вывод о наличии феномена «ученой республики» и значительной роли профессуры в становлении системы высшего образования. Ф.А. Петров констатировал, что первый устав Московского университета 1804г. являлся иллюстрацией «равенства двух начал —начала государственности и начала самоуправления», а «государственный характер упиверситетов...определялся поставленной перед ними задачей—приготовления для ...государственной службы».3 Университетская система восприняла европейский опыт, отвергая неприемлемые для России особенности, и заняла видное место в процессе государственного строительства.
В ряду крупнейших исследований по университетской истории стоят работы АЛО. Андреева.4 По его мнению, выступая в качестве мощного аккумулятора идей, университет притягивал к себе мыслящую часть «молодой России», содействовал формированию новых культурно-общественных связей, способа мыслей и характера действий. Применительно к ХІХв. рассмотрены процесс формирования профессорской корпорации, её" деление на поколения, отдельно охарактеризованы профессора-иностранцы. А. Ю. Андреев исследует деятельность попечителей, работу студенческих кружков и литературных обществ, вклад университета в общественную жизнь России накануне воины 1812г. По мнению автора1804-1812гп характеризовались бурным ростом, изменениями университета, его исключительной ролью в московской общественной жизни как центра культурной работы империи. С точки зрения
Петров Ф А Российские университеты в первой половине XIX века. Формирование системы университетского образования В 4 кн. —М, 1998 - 2000.
2 ПетровФА Российские университеты и Устав 1804 года //Там же. T I. Кн.1 С. 6
3 Тан же С. 9
Андреев А Ю Московский университет в общественной и культурной жизни России начала XIX век М, 2000, Он же Лекции по истории Московского университета 1755-1855 —M, 2001, Он же 1812 год в истории Московского Университета — М Изд-во МГУ, 1998
автора, за многие положения Устава 1804г. приходилось бороться, но в итоге европейская модель развития университета однозначно закрепилась в России.
В историко-культурном ключе выполнено и исследование И.П. Кулаковой1. По анализу совокупности источников автору удалось обнаружить и охарактеризовать оригинальное явление —университетское пространство, под которым подразумевается сфера одновременно протекающих материальных и интеллектуальных процессов. Центр такого пространства - непосредственно сам университет, однако оно в Москве не сводится к собственно зданиям университетского комплекса. Сюда входят службы с их подсобными помещениями, административные здания и больница; университетская типография и книжные лавки. Университетское пространство захватывает Благородный пансион, общежития; комнаты и квартиры, снимаемые студентами в городских домах, а также дома и квартиры преподавателей университета, где содержались пансионы, проходили приватные занятия и собрания неформального характера.2 Университетское пространство обладало корпоративностью, отвечало новым тенденциям в социокультурной среде Москвы. Особенностью источниковой базы монографии является, по заявлению автора, пристальное внимание к проектам неосуществленных преобразований университета.3 В то же время необходимо констатировать, что активное использование их, а также делопроизводственных источников не предпринималось.4 Одновременно нельзя отказать И.П. Кулаковой в задействовании опубликованных эпистолярных и дневниковых материалов.
Таким образом, можно констатировать, что в изучении истории Московского университета менялась трактовка его сущности, оценка отечественного высшего образования, выбор тем для исследований, интерпретация роли различных деятелей, периодизация его истории и др. Поиск направлений исследований продолжается. Одно из них, а именно рассмотрение профессуры XVIIIb. как слоя в чиновном мире империи и Московского университета как части государственного аппарата, презентуется в настоящем исследовании. Выдвинутые тезисы приняты в современном университетоведении как само собой разумеющееся истины. В то же время,
Кулакова И П Университетское гфостранство и его обитатели. Московский университет в историко-культурной среде XVIIIb —М, 2006 2 Там же С 6-7
«Мнение об учреждении и содержании Императорского Московского университета и гимназии в Москве-(1765г)», РГАДА. Ф 248. Оп 64. Д 5565 записка «О недостатках и нуждах Московского университета» (1775)п, ОПИ ГИМ Ф 3 Оп «С» Д 1244 «Краткое начертание для приведения Императорского Московского университета в совершенно цветущее состоякие»(1778г), РГАДА Ф 17 Оп. 1 Д. 48 «Устав Императорского Московского Университета и при нем гимназии» И.И Шувалова (1783г),РГАДА. Ф. 359 Оп 64 «Записка о зданиях, гимназии, библиотеке и профессорской Конференции Московского университета»(Ш6г) 4 Так, на всю монографию объемом 336 страниц, имеется 37 ссылок на документы РГАДА Ф 248 «Сенат и сенатские учреждения» и Ф 359 «Дела Московского университета», причем из них 11 ссылок на «Устав » И И. Шувалова кз Ф 17 РГАДА и лишь 2 документы Ф 248 «Сенат и сенатские учреждения»
попыток создания коллективной биографии профессоров, а тем более сравнения её с социальной группой «чиновничество» с целью выяснения как особенностей преподавательской службы, так и моментов, сближающих её с исполнением своих обязанностей обычным чиновником, не предпринималось.
Методологическую основу исследования составил принцип историзма, выражающийся в освещении событий в их последовательности и взаимообусловленности; принцип объективизма, заключающийся в анализе конкретно-исторических факторов, определяющих характер и специфику изучаемой проблемы в строгом соответствии с реальной исторической обстановкой, а также принцип системности обработки всех доступных исследователю исторических источников и литературы. В работе были использованы: d историко-сравнительный метод, позволяющий рассмотреть процессы,
проходившие в разных частях государственного аппарата, выявить сходные
и различные черты в проектах преобразования Московского университета, в
статусе разных учебных заведений Европы и России; п историю- хронологический метод, позволяющий выявить предпосылки
Устава 1804г.; d психологический подход, позволяющий рассмотреть личностные факторы,
оказывавшие воздействие на деятельность московской профессуры ХУШв. Изучение социального института - преподавательской службы осуществлено с применением метода коллективной биографии, который подразумевает под собой эмпирическое исследование коллектива личностей в его общественном контексте с помощью индивидуальных биографий членов этого коллектива. Он направлен на выявление социальных типов, позволяя, однако, в любое время вернуться к нетипичному, индивидуальному.
Источниковая база. Пожар 1812г. уничтожил большую часть источников, освещавших внутреннюю жизнь университета. Архивариусу И.М. Снегиреву удалось спасти лишь часть документов за 1755-1786гг. Однако в различных российских архивах и рукописных собраниях библиотек и музеев сохранилось немалое количество источников, в значительной степени восполняющих этот пробел. Данное исследование основано на таких видах источников как нормативно-правовые, делопроизводственные, проекты преобразования Московского университета, документы личного происхождения (воспоминания, дневники, мемуары, переписка).
Из использованных нормативно-правовых источников в первую очередь следует обозначить «Проект об учреждении Императорского Московского
университета», служивший основой его существования в течение 50 лет1. В качестве источников выступали указы Сената, регулирующие подчинение университета, его привилегии и их подтверждение, возложение на университет дополнительных обязанностей, повторение преимуществ обучающихся в университете и прочее2. К этой же группе использованных источников относятся «Генеральный регламент», «Табель о рангах всех чинов», которые характеризуют прохождение службы всеми чиновниками, в том числе и профессорами университета, а также указы Сената определяющие порядок отставки3 и занятие должностей во время службы.4
Значительное место в источниковедческой основе исследования занимают опубликованные в «Документах и материалах по истории Московского университета»(М.Д961-1963.) делопроизводственные источники5 Заданную археографическую традицию продолжает сборник документовб «Истории Московского университета (вторая половина XVIII — начало XIX века)»7
К делопроизводственным же источникам относится большая часть впервые вводимых в научный оборот архивных документов. Так, задействованы отдельные документы фонда Канцелярии Московского университета (ЦИАМ, Ф. 418), но т.к. они относятся к ХІХв., их использование очень и очень ограничено. РГАДА, в частности Ф. 248 «Дела Правительствующего Сената до разделения на департаменты» включает в себя несколько относящихся к теме диссертации описей (Оп. 63 (1766-1772гг), Оп. 126 (1754-1761 гг), Оп. 38 (дела Сената 1721-1764гг.). Дело 2875 «Решенные дела по университету разных лет» описи 126 представляет собой совокупность таких делопроизводственных
Проект об учреждении Московского Университета// Белявский MT MB Ломоносов и основание Московского Университета—М. Изд-воШТ, 1955 2 ПСЗ Т 15, № 10724.ПСЗ T 14, № 10515,ПСЗ T 14,№ 10781JIC3 Т. 15, К» 10724JIC3 Т 15, № 10812
См, напр Дело по указу Правительствующего Сената о всемилостивейшем поименном указе увольнении тайного советника, сенатора и кавалера Ивашнина Самарина от службы и прочие// РГАДА. Ф 248 Оп 3 8 Д ПотЗ января 1777г Л 6
См , напр. Указ по доношенню Московского университета о бытии оного университета асессора Беревкина в Казани губернаторским товарищем» от 27 «нвар« 1760 г // РГАДА Ф248 Оп. 126 (1754-1761) Д 2875 П 18 Л 395, Указ Правительствующего Сената о бытии учрежденном при Юстиц-коллегии лифляндском департаменте регистратором бывшему в Московском университете студенту Федору Горяинову // РГАДА Ф 248 Оп.38 Д 6
Кроме Протоколов университетской Конференций 1755-1786гг. издание содержит ордера или приказы кураторов, переписку университетской Канцелярии с Конференцией и кураторами, аттестаты на звание домашнего учителя, прошения студентов и чиновников, объяснительные записки, запросы из Сената, сообщения из Канцелярии в Конференцию и наоборот, рапорты асессоров, директоров, свидетельства профессоров, их письма, докладные записки, отчеты
Протоколы Сената, Московской сенатской конторы, Синода и Московской синодальной конторы, рапорты и доношения университета в эти высшие учреждения, промемории университета коллегиям и указы — конторам и канцеляриям, протоколы конференции и канцелярии Академии наук, ордера ее президентов, письма куратора И И Шувалова в Академию, делопроизводство Казанской гимназии, переписка руководства и преподавателей Московского университета с академиком Г Ф Миллером
История Московского университета (вторая половина XVIII — начало XIX века) Сборник документов Том 1 J754—1755/Оп! ред.ЕЕ Рьлглсвсхий. Сост.,вступит, стать:;ипрттм ДН Костышкш —М Acaderraa,2006
источников как доношения Московского университета в Правительствующий Сенат о нарушениях полагающихся привилегий (П. 10), просьбы об упорядочивании финансовой деятелыюсти(П.14), о подтверждении компетенции (П. 21), об определении на должность асессора (П. 18), хлопоты о присуждении чина титулярного советника в подведомственном учреждении и др.В Ф. 248 РГАДА опись 63 деле 5477 собраны дела, показывающие в первую очередь роль куратора, который требовал от Сената в своих обращениях указов для решения различных проблем. 1 Ф. 248 РГАДА опись 38 в деле 6 представляет определение студентов на службу.
В Ф. 359 РГАДА «Дела Московского университета» имеются уникальные иллюстрации преподавательской службы,2 дела, освещающие взаимодействие Московского университета с другими государственными органами (Коллегией иностранных дел, медицинской конторой и др.), его финансовую деятельность (сдача в аренду типографию, записка о расходе денег на ремонт, о продаже книг).3
Делопроизводственные материалы содержит и Ф. 17 РГАДА «Наука, литература и искусство (коллекция)». К ним отнесем использованную бумажную перебранку между различными частями государственного аппарата в процессе осуществления их функций (например между Медицинской коллегией и университетом),4 донесения куратора В. Е. Адодурова императрице Екатерине II, иллюстрации нравов профессуры.5
Третья группа источников-проекты преобразования университета, частью архивная, частью опубликованная, является уникальной и не оцененной по достоинству. Это «План об учреждении разных училищ для распространения наук и исправления нравов Филиппа Дильтея» (1764г.)6, «Мнение об учреждении и содержании императорского Университета и гимназии в Москве»,7 (1765г.), в которых свое видение дел изложили профессора. Куратор, а до этого директор университета Мелиссино представил планы в «Кратком начертании для приведения Московского Императорского Университета в
Все его доношения в Сенат касались четырех блоков проблем' «наказания» непослушных, недисцнпшшированных служащих университета—профессоров, финансовых проблем, урегулирования вопросов чинопроизводства, обязательств университета как государственного учреждения и его взаимодействия с другими органами власти.
2 Послужной список А.А Прокоповича- Антонского// РГАДА Ф 359 Оп. 1 Д 13; Контракт Московского университета с профессором истории Иоганном Рейхелем от 26 мартаПбЗг/ЛТАДА Ф 359 Оп. 1 Д 5 5 РГАДА Ф 359 Оп І Д 4,9,15,18,19,20,21,25, * РГАДА Ф 17 Опі Д 46
5 РГАДА Ф. 17 Оп.1 Д 42
6 «План об учреждении разных училищ для распространения наук и исправления нравов Филиппа Дильтея»
ЯРГАДА Ф 17 Оп.1 Д 58 Л І26-162
Мнение об учреждении и содержании императорского Университета и гимназии в Москве - М, 18 // Чтения в Обществе истории и древностей российских. 1875 кн 2апрель-июнь С 189-212.
совершенно цветущее состояние»1 (1778г.). Точка зрения куратора изложена и в «Уставе Императорского Московского Университета и при нем гимназии» И.И. Шувалова (1783г.)2. Взгляд на состояние дел в Московском университете представлен также в совершенно неизученных «Мыслях об учреждении Московского университета на 28 листах. Разных о том же замечаниях на 6 листах»3 академика Г.Ф. Миллера. О его существовании исследователям было известно4, однако его перевод и анализ осуществлены впервые.
Четвертой группой источников являлись документы личного происхождения. Биографический словарь профессоров и преподавателей императорского московского университета (БСППИМУ)5 содержит 256 биографий ученых, работавших в Московском университете. Современная энциклопедия ВЛ. Волкова и М.В. Куликова посвящена профессорам естественных и технических наук6. Справочник С.С.Илизарова7 преподносит характеристику интеллигенции, значительную часть которой составляла профессура. При проведении исследования использовался также портал ш.
Образ поколений профессоров невозможно построить без опоры на мемуары. Таковыми являлись записки Ф.И. Буслаева, СП. Жихарева, А.И. Гончаров, а также признания М.П. Третьякова, ФЛ. Ляликова, Д.И. Перевощикова, Ф.П. Лубяновского8. К концу XVIII в. также относятся автобиография В. С. Подшивалова, воспоминания М. И. Антоновского, И. Ф. Тимковского и П С. Полуденского.9
Таким образом, в исследовании впервые в научный оборот вводится целый ряд новых источников по истории университета и его профессуры XVIIIb.. Широкая их база позволяет раскрыть тему в тех аспектах, что заявлены в постановке проблем диссертации.
Научная новизна исследования заключается, прежде всего в новой трактовке роли и места первого отечественного университета. Оригинальное
^ОПИГИМ ФЗ Оп.«с»Д 1244 Л 113-128 об
* Устав Императорского Московского Университета и при нем гимназии/ЛТредставления и письма Шувалова Ивана Ивановича. 1779-1791// РГАДА OXVH Оп 1 Д 48 3 РГАДА Ф.199 Оп. 2 Портфель 412. Ч 1Д 14
См Кулакова И П Университетское пространство и его обитатели. Московский университет в историко-культурной среде XVH] в —М., 2С06 С 17, Илизаров С С Герард Фридрих Миллер —М, 2005 С 8
Биографический словарь профессоров и преподавателей Императорского Московского университета —М, 1855
6Волков В А, Куликова М В Московские профессора XVIII и XIX веков Естественные и технические науки — М .Янус-К, Московские учебники и картография, 2003 С 114
7 Илизаров С С Московская интеллигенция XVIII века—M.I999
8 Московский университет в воспоминаниях современников — М Современник, 1989, Третьяков М П
Императорский Московский университет 1799-1830 //Русская Старина 1892. Т 75, № 7,Перевощиков Д Черты
из истории Московского унивсрситста//Московский городской листок. 1S47 Ха15, 17, 194 Воспоминания
Федора Лстровнча Лу6яновского//Российский архив 1872 Кн 1 Вып. 1-6
9 Автобиография Василия П-ва —М, 1842, Тимковский Е Ф. ВоспоминанияУ/Киевская старина 1894 №3-
4, Записки о старом Московском университете Петра Семеновича Полуденского//Москвитянин. 1853-№24
изучение положения высшего учебного заведения позволило понять его сущность, его место в российском социуме, охарактеризовать истоки формирования отечественной университетской модели.
Никем ранее не проводившееся сравнение выявленных проектов преобразования Московского университета XVIIIb. дало возможность обозначить его идеальный образ в восприятии людей, разных по происхождению, материальному положению, влиянию, и найти в них предпосылки Устава 1804г.
Впервые в отечественной историографии проведено сопоставление деятельности профессора университета и обычного чиновника второй половины XVIIIb., а также выявлен новый социальный феномен - преподавательская служба Соотнесение двух социальных групп проведено по специально для этого выделенным параметрам с учетом эволюции статуса профессора, имевшего место на протяжении двух поколений. Это позволило определить место последнего в российском обществе, обозначить его роль и понять исторические истоки нынешнего статуса преподавателей университета.
Оригинальность диссертации обусловлена множеством впервые вводимых в научный оборот делопроизводственных источников.
Практическая значимость работы состоит в том, что фактический материал, обобщения и выводы могут быть использованы для дальнейших исследований по социально-политической истории России, по истории отечествешюго высшего образования, для подготовки общих и специальных учебных курсов как по истории Московского университета, так и по истории российского образования второй половины XVIIIb.
Апробация работы. Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на заседании кафедры Отечественной истории древности и средневековья Брянского государственного университета им. И.Г. Петровского. Её основные положения отражены в выступлениях на двух международных конференциях и ряде научных статей.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, приложений, библиографии.
Университет как государственное учреждение в 50-70-х гг. XVIII в
Как и все в нашем мире, первый императорский российский университет имел свою предысторию. Его оформление происходило в соответствии с государственными потребностями и в общем контексте государственных реформ, имело прообразы в плане учебных заведений, поэтому анализ статуса университета произведен с учетом названных обстоятельств. Осветим кратко предпосылки становления Московского университета, ибо без них невозможно понять специфику становления российской модели высшего образования. Этапы становления отечественного образования до создания Московского университета описаны в многих работах.1
Существование «элементарной школы», в каком бы виде она не присутствовала и каким числом училищ не обладала, признают все исследователи. В середине XVIIB. В Малороссии распространяются иезуитские коллегиумы как образовательные учреждения, как форпосты экспансии католической идеологии на Восток. Это были учебные заведения особого типа, в которых обучали широкому спектру светских дисциплин, соединенных с богословием. Влияние их было велико: первый министр народного просвещения П.В.Завадовский был выпускником коллегиума в г. Орше; харьковский коллегиум сделал город просветительским центром и поставил Харьковскому университету первых учеников2. Противостояние католицизма и православия вылилось в публичную полемику между представителями двух конфессий. Иезуитская экспансия представляла большую проблему для России, особенно в западной ее части, где орден активно участвовал в насаждении унии. Именно необходимость отпора прозелитизму в значительной степени способствовало появлению Киево-Могилянской, а затем и Славяно-греко-латинской (Московской) академий, а также вниманию в начале XVIIIB. при формировании новых учебных заведений прежде всего, к учебным заведениям Северной Европы, преимущественно протестантской. Тем не менее, в России XVII в. не видели альтернативу коллегиумам. Они стали образцом для организованной еще в период польского владычества Петром Могилой академии в Киеве.1 Первым же из зафиксированных источниками православных ученых объединений в восточнославянских землях была так называемая Острожская академия (основана на рубеже 1570-1580-х гг., располагалась в г. Острог на Волыни). Л.И. Сазонова справедливо подчеркивала ее значение как «предтечи всех российских университетов» 2 И.З. Мицько полагал, что, хотя определение статуса школы значительно затруднено из-за утраты многих архивов, все-таки можно сделать вывод, что школа представляла собой новый тип учебного заведения. Ее главной заслугой явилось распространение на восточнославянские земли Эразмовой системы «трехъязычного лицея», выразившейся в присутствии в преподавании трех функционально связанных с богословскими текстами и церковным богослужением языков - греческого, латинского и славянского, отчего и сама школа, по мнению автора, должна называться «славяно-греко-латинской».3 С иезуитскими коллегиями Острожское училище сближала, по-видимому, и учебная программа, основанная на последовательном изучении предметов «семи свободных искусств», восходящем от одного класса в другой.4
Созданная по примеру западноевропейских высших учебных заведений, Киево-Могилянская академия давала сравнительно широкое светское образование. Естественно, что в этом учебном заведении преобладало католическое начало с иезуитским оттенком, что лишь постепенно стало меняться с присоединением Украины к России. Своего расцвета Киево-Могилянская академия достигла в 1-й половине XVIIIB., когда появилась мысль об устройстве при ней математического и медицинского факультетов. Довольно распространенной в среде исследователей является точка зрения, согласно которой начало высшего образования было положено с её образованием.1 Так, историки рубежа XIX-XX вв., исследовавшие судьбу Киевской академии в XVII в. нашли документы, свидетельствующие о постепенном обретении ею университетского статуса2. С переходом же Киева в 1667 г. под власть московского царя и обращения руководства академии к московскому двору за жалованной грамотой, которая и была дарована 11 января 1694 г., училище закрепляло за собой право преподавать науки вплоть до богословия, а также получало разрешение иметь собственный суд и освобождалось от подчинения иным властям (т.е. «академическую свободу» - важнейшую черту «доклассического» университета)3.
Следующим шагом в развитии высшего образования в России стало основание в Москве Славяно-греко-латинской академии, устав которой был составлен Симеоном Полоцким в 1682г. по типу Киевской академии и западноевропейских высших школ. Она должна была в определенной степени сочетать духовное и светское образование. Доступ в Славяно-греко-латинскую академию был открыт «всякого чина, сана и возраста людям» православного вероисповедания. Симеон Полоцкий полагал, что она станет неким просветительско-административным центром с широкими практическими полномочиями. Новому учебному заведению представлялась определенная автономия: ее воспитанники не подлежали (за исключением особо тяжких преступлений) суду приказов и подчинялись суду блюстителя (ректора), а тот, в свою очередь, — суду патриарха.1 Славяно-греко-латинская (Московская) академия наследовала методику обучения киевской академии. В 1780-е гг. процесс обучения в ней делился на три этапа: нижняя школа, где учились читать и писать, средняя, в которой проходили грамматику и языки и верхняя, в которой преподавали риторику и богословие. Таким образом, на первом этапе своего существования Славяно-греко-латинская академия представляла собой видоизмененный (прежде всего, в идеологической основе) вариант иезуитского коллегиума.2
Утверждение А. Ю. Андреева, что Московская и Киевская академии были «прообразом университета»3 широко известно и развито в его последних статьях.4 В частности им устанавливается, что статус Московской Славяно-греко-латинской академии при Лихудах выглядит столь же проблематичным, что и статус Острожской славяно-греко-латинской «академии» или Киево-Могилянского коллегиума в первые десятилетия его существования. Лишь вследствие указа Петра от 7 июля 1701 г. Московская академия не только получила свое название, но и по своей организации и преподаванию стала «копией» Киевской академии, тем самым приобретя статус второго православного университета в Российском государстве.5 А.Ю. Андреев ставит Киевскую и Московскую духовные академии в общий ряд с другими высшими школами, которые действовали на восточнославянских землях Речи Посполитой в XVI-XVIIBB., причем их возникновение связано с европейской академической традицией. Его вывод очевиден: в это время в России, как и по всей Европе, развивались конфессиональные (в данном случае православные) университеты «доклассического» типа. К ним отнесены действовавшие на рубеже XVII—XVIII вв. Киевская и Московская академии6
В то же время, не считает прообразами университетов названные учебные заведения Ф.А. Петров. Правда, исходит он из других соображений. Славяно-греко-латинская академия отражала стремление царской власти полностью контролировать вопросы веры и образования, которые были неразрывно связаны между собой. Ни о какой независимой от царя ученой корпорации не могло быть и речи, равно как и о свободе наук или свободе научных дискуссий. Поэтому явной натяжкой являются попытки представить Славяно-греко-латинскую академию как некий прообраз университета, тем более, что при отсутствии средних учебных заведений она должна была объединить задачи высшей и средней школы.1
На рубеже XVII -XVIII вв. развитие образования, особенно в той части, которую можно отнести к преподаванию высших наук, стало преимущественно заботой государства. В 1701 г. была открыта Школа математических и навигацких наук (Навигацкая школа) в Москве. В нее принимали детей от 12 до 17 (позднее до 20 лет) и преподавали грамоту, математику, геометрию, астрономию, живопись и «рапирное» дело. Таким образом, рядом с богословской профессиональной школой стала функционировать в Москве другая — профессиональная морская. Взгляд правительства на цель образования не переменился: наука и школа должны были служить практическим потребностям государства. Только понимание этих потребностей изменилось: вместо исправления церковных книг и охранения веры речь шла теперь о преобразовании армии и флота.
Первая русская светская школа явилась с довольно случайной программой. Но жизнь сама исправила дело. Моряками, возвращавшимися из заграничных командировок и кончавшими курс в навигацкой школе, приходилось слишком часто пользоваться не как специалистами своего дела, а как образованными людьми вообще. Они становились и администраторами, и дипломатами, и учителями, и строителями, и геодезистами, и инженерами и т.д. Это не помешало, однако, навигацкой школе сохранить характер военно морского учебного заведения. Таким она осталась и после переселения своего в Петербург (1715), где она получила название «Морская академия».1 В 1731 г. был учрежден Шляхетский кадетский корпус, в 1758 г.-Морской. Тем не менее, «дворянство оставалось весьма холодным к попыткам насаждения русского высшего образования»2, а первые успехи быстро сменились неудачами. Сопротивление общества новым идеям была настолько высоко, что образовательная политика первой четверти XVIII в. зашла в тупик.
Идеальный образ университета в «Плане об учреждении разных училищ для распространения наук и исправления нравов Филиппа Дильтея» 1764 г.
Создание проектов профессоров 1760-х, Г.Ф. Миллера происходило на волне общероссийских преобразований: царствование Екатерины II характеризовалось на всем своем протяжении интенсивным законотворчеством. Первые же годы её правления ознаменовались обилием преобразований: Сенатская реформа 1763 г., реформа государственной службы, введение новых штатов — были лишь первым этапом масштабной трансформации управляющих структур государства, продолженной в последующие годы. Осуществление её стало возможным благодаря изменению хозяйственно- финансового положения страны, в частности, проведению секуляризационной реформы 1763г. Добавим к этому преобразования, начатые на Украине в 1763г., создание Вольного экономического общества, реформу судопроизводства 1763г. и деятельность созданной тогда же Комиссии по народному образованию. Работа последней, как уже отмечалось и послужила толчком к созданию «Плана...» Ф.-Г. Дильтея, «Мнения...», «Мыслей об учреждении...». Появление проектов было обусловлено активной реформаторской деятельностью императрицы.
Императрица Екатерина в 1765г. соизволила повелеть, чтобы профессора «представили е.и.в. план для учреждения во всех губерниях... детских воспитательных учреждений».1 Этот указ показателен, он— законодательное оформление и одновременно дополнительный стимул уже начавшегося процесса создания неравнодушными людьми целого комплекса проектов. Часть из них собраны в РГАДА, в деле «Проект об учреждении внутри государства училищ и гимназий Филиппа Дильтея, Герарда Миллера, Дюмареска, Тимофея Клингштедта, Григория Теплова и других. 1764-1771».2 Не все планы преобразований являются в одинаковой степени проработанными и подробными; наибольшего внимания заслуживает проект Ф.-Г. Дильтея.
«План об учреждении разных училищ для распространения наук и исправления нравов Филиппа Дильтея» состоит из четырех разделов: Разделение I «О школах работы как о первом основании доброго воспитания»; Разделение II «О школах тривиальных, которые всегда в России быть имеют», Разделение III «О гимназиях» и Разделение IV «Об университетах». Таким образом, проект охватывает вниманием всю систему образовательных учреждений.
Идеей о целевом характере образования пропитан весь «План...» Ф.-Г. Дильтея. Мысль о государственной службе как единственном предназначении, заветной мечте и неизбежной перспективе выпускников прямо высказана в проете. В разделе, касающемся непосредственно университета, Ф.-Г. Дильтей не забыл указать на пользу своего проекта, ссылаясь на высочайшее мнение. Императрица Екатерина II «для отправления судебных дел людей в праве общем, а особливо российском, иметь желает»1, а также профессоров права «природных, здешних россиян». Прямо указана цель юридического факультета — подготовка судебных чиновников и профессоров университета — эти две профессии затребованы и должны выпускаться из университета. Перед нами опять предстает все то же обслуживание государственных надобностей как цель функционирования высшего образовательного учреждения.
Если говорить об организационном оформлении, то в проекте выдвигалась идея преемственности и построение цельной системы образования, начиная с училищ и гимназий и заканчивая университетом.
Одним из первых в «Плане...» рассмотрен вопрос об увеличении количества высших учебных заведений. В первом параграфе проекта оговаривается, что, помимо Московского университета, «два построить должно... из которых один может быть в Батурине, в Малороссии, другой в
Дерпте, в Ливонии».1 Ф.-Г. Дильтей сразу же выделил причины, по которым выбраны именно эти населенные пункты: «В Малороссии любители наук место, где обучаться оным могут удобное получить» и «все ливонские жители оную же способность в своей стране иметь будут, не будучи более принуждены для учения наук выезжать в другие государства».2 Очевидно четкое выделение регионов (Польша, Прибалтика), где образование было затребовано, и по крайней мере, часть общества действительно желала появления университета.
В «Плане...» Ф.-Г. Дильтея заключена мысль человека, осознающего, что в России следует создавать цельную структуру образования, причем она должна быть государственной по своему определению. Подтверждение этому — предложения по изменению организации государственного учреждения: «В каждом университете должно быть по одному куратору, ... который внутренний и внешний порядок со старанием наблюдать будет»,3 и «должно еще быть одному куратору четвертому, который б был при дворе и назывался куратором общим и все учреждения сих училищ имел бы под свой командой», с тем , чтобы «о нуждах, касающихся до университетов, гимназий и школ...всякое старание прилагать».4 Перед нами явный прообраз будущего Министра народного просвещения и подчиненных ему попечителей, причем нащупывание этой модели идет интуитивно как в структурном, так и в компетенционном плане. Помимо общего руководства всеми учебными заведениями куратор общий «повеления е.и.в. отправлять во все места ... будет, не имея большей власти в университетах, как кураторы в оных присутствующие».5 Однако «когда ежели из них кто, другой иное повелевает...которое решение где будет от двора, до куратора при дворе ... принадлежать будет».6 Так прописывалась Дильтеем автономия университета: невмешательство общего куратора во внутренние дела университета, и одновременно возможность единой скоординированной политики в вопросах просвещения.
Будущую министерскую модель ХГХв. напоминает и требование о размере жалования: 2000 руб. кураторам и 4000 общему куратору.
Предложения, касающиеся кураторов — это реализация идеи «университет—часть государственного аппарата», максимально же допустимое требование автономности прописывается в параграфе (5), касающемся директоров. «По принятому у всех ... университетов обыкновению особливого директора.. .не требуется, но из корпуса профессоров каждый год по старшинству и по факту избирается».1 Избирающийся по очереди из профессоров богословского, юридического, медицинского, философического факультетов «не директором, но ректором Магнификом называется».2 Такая оригинальная идея оправдывается той пользой «чтоб согласие профессоров больше могло утвердиться...кошту употребиться меньше»:3 за исполнение дополнительных обязанностей Ф.-Г. Дильтей предлагал не учреждать отдельное довольствие, а доплачивать к жалованью не больше 200 руб. В то же время, по его мысли, ректором следует избирать «профессора, правление дел университетских точно знающего».4 Этой оговоркой ограничивалось требование к ректору Магнифику. Он являлся одновременно главным над обслуживающим персоналом университета и «щеты содержит как приходов, так и расходов и о всяком деле экономическом стараться будет».5 Также и профессор, ведающий книжной лавкой, «счета .. .доходов и расходов будет принимать и каждый год Магнифику в Конференцию предоставлять должен».6
Вопрос о Конференции профессоров как об органе самоуправления поднимается лишь в 20 параграфе «Плана...» Ф.-Г. Дильтея, после представления об организации всех факультетов, хотя, казалось бы, именно Конференция является выражением стремления к автономности: «Ректор Магнифик со всеми профессорами в субботу собрание иметь будет, в котором о всех делах, до университета принадлежащих, согласно рассуждать будет, где решение по большинству голосов чинить имеет, которое куратор, если за полезное благо рассудит, опробует».1
К компетенции Конференции профессоров относилось «аттестаты и дипломы сочинять»,2 а «есть ли же профессору что приказать должно, то сие из Конференции пусть письменно также за печатью к нему в дом подано через педеля».3 Перед нами нормативное оформление: постановления, официально заверенные, доводятся до сведения служащего через специального работника. Они должны исходить из Конференции как органа самоуправления. Идея автономности представлена в её планируемой компетенции: «В сем собрании всего университета юрисдикции или ведения как для учащих, так и для учащихся по законам и учреждениям университета производиться будет».4
По сути, по сравнению с имевшим место в действительности порядком не предлагалось ничего нового — требовалось лишь четкое соблюдение прописанного в «Проекте об учреждении...».
Согласно «Плану...» Ф.-Г. Дильтея, как подструктура общеуниверситетской Конференции, должны иметь место факультетские собрания, где «все члены факультета по призвании декана экстраординарно присутствовать будут».5 Однако эта мысль прописана не во всех параграфах и явно не проработана: есть только упоминания об этой структуре.
«Мнение» куратора И.И. Шувалова
Вместе с письмами и просьбами о покупке дома для университета, требованиями об исполнении указа Елизаветы Петровны от 1757г. об аттестации домашних учителей и осмотре пансионов, в бумагах куратора И.И. Шувалова за 1785г. есть отзыв на работу какой-то комиссии и на составленный её проект. Возможно, имелась в виду Комиссия об учреждении народных училищ в Российской империи Разумовского и созданный им «План к установлению народных училищ в Российской империи». Однако, однозначно такой вывод сделать не представляется возможным. Самого проекта в бумагах И.И. Шувалова не сохранилось, кроме того, предложения Разумовского были сделаны за три года до создания рассматриваемого источника, что уже является значительным сроком для создания отзыва. Замечания на проект названы «Мнением куратора И.И. Шувалова», и комментируют отдельные статьи. Этот «Проект комиссии» явно принадлежит не профессорам.
Начинает И.И. Шувалов с оговорки: «Я будучи с самого начала сего учреждения [университета—О.С.]иметь должен подробные сведения о всех его выгодах и неудобности, то основываясь на сем имею честь представить вниманию... некоторые мои примечания».1 Он видел себя именно в качестве отца, который должен заботиться о своем детище, оберегать от всех неприятностей, поэтому его мнение по определению должно быть учтено во всех преобразованиях.
Куратор не терпел даже малейшего покушения на привилегии университета. Это видно из его комментария ко второй статье: «в проектированном регламенте представлено было, чтоб по требованию какого-либо места впадших в преступление университет отсылал по закону куда надлежит, а комиссия положила, чтоб в важных преступлениях ...брать под стражу, судить и разбирать в тех местах, где по общим законам надлежит и давать университету знать. Сие почти большой разности не делает...но перемена в данной привилегии уменьшает уже некоторым образом то преимущество, которым университет 30 лет пользовался»1. Данное жесткое требование связано, скорее всего с тем, что привилегии университета, прописанные в законе, и так нарушались, если же их не будет и в законе, то это будет означать конец всем привилегиям, «которые все в Европе Академии и университеты имеют»2.
Куратор давал следующие комментарии к третьей статье, которую можно обозначить как затрагивающую вопрос организационного устройства Московского университета и в частности предлагавшую сравнять профессорскую должность с классами Табели о рангах. «Почтенною комиссией положено, чтобы профессорам, инспектору, лиценциату и учителям не давать никаких чинов. Я и сам всегда был согласен с таким мнением, ибо в представленных мною уставах Московского университета и Академии Художеств никаких чинов им назначено не было»3. В этих строках И.И. Шувалов откровенно искажал факты: как было показано выше, он, напротив прямо ставил вопрос о соотнесении чина и ученой степени. В своем же «Мнении куратора И.И. Шувалова» он оправдывался: «но как оное по высочайшей е.и.в. конфирмации регламента ими пользуется, так как и все почти места здешней империи, то я ... не мог отказать в просьбе всем университетским профессорам и учителям, чтоб представить оное на высочайшее е.и.в. благоволение и стараться, чтоб они не были удалены от той милости...и для того сравнить их чины с чинами Академии Художеств».4 Опять же после этого следует оговорка, что чины иностранцам будут присуждаться «за уряд» до 10-летней их при университете службе. И.И. Шувалов не объяснял, почему он выступал против присуждения профессорам чинов, нет комментариев и к тому, почему же он все-таки решил поменять свою точку зрения—дается лишь ссылка на какую-то «е.и.в. конфирмацию регламента», а также прописывание патерналистской роли: не мог отказать в просьбе и старался добиться благоволения.
Объяснением такой точки зрения куратора может служить следующая строчка: «когда с начальными знаниями люди в наше время в разных государственных местах легко и удобно снискивают себе повышения, то возможно ль удержать от того питомцев университетских и ободрить к дальнейшему учению, если будущее профессорское их состояние никакого не обещает награждения чинами, сделавшимися главным почти предметом услуг всякого состояния людей, служащих по своей воле»1. Судя по всему, куратор осознавал горькую для него правду, что в Российской империи не может быть вольного служения науке, а может быть лишь государственная служба на научной стезе.
В продолжении своих мыслей, высказанных в «Уставе...» И.И. Шувалов предлагал , «чтоб университет при выпуске разделял [студентов]... на две степени, кои снабдены будут свидетельствами о их знаниях и поведении, могли бы с ними явиться в Правительствующий Сенат, а он благоволил бы... производить их первой степени в подпоручики, а второй в прапорщичьи чины».2 Очевидно, куратор задумывался о судьбе выпускников своего детища, и о том, чтобы вписать в военные чины не только служащих-профессоров. Если же это будет не военная служба, как приоритетная, а гражданская, то И.И. Шувалов просил о том, что было высказано прямо в его «Уставе...». «Если они найдут в присутственных местах способное себе звание, то принимаемы бы были с получением чинов по их степеням», «ободрение необходимо для студентов, ибо труднее их достать в университет, нежели профессоров... и на казенное содержание с трудом сыскать можно, ибо и без наук разные пути к счастию имеет»3. По сути перед нами ясное осознание и четкое выражение в мыслях давней проблемы, а также предложение по её решению — истоки грядущего Устава 1804г.
И.И. Шувалов оставался человеком своего времени, тем, кто жил в сословном обществе и кто был частью крепостнической системы, поэтому его комментарий на ст. 8 неизвестного проекта закономерен: «что касается до впущения в университет крепостных людей, то хотя и уважение к общему праву человечества на первом виде кажется и не позволяет [изымать] никакого состояния людей в приобщении к просвещению, однако есть в обществе причины, коих отвратить почти невозможно». В своей аргументации куратор ссылается на то, что «университет есть соединение наук свободных, ни по общему мнению были участием людей, свободой пользующихся» , а также на то, что «университет имеет свои степени и произвождения, которые не согласуются со званием крепостных людей»1. Кроме того, он указывал на то, что «отцы детей благородных против, чтобы их дети смешивались с детьми крепостных».2
Куратор категорически против лишения университета привилегии освобождения от полицейских должностей, ибо в таком случае «перед прочими новейшими и предметом своим ему уступавшими заведениям, как то воспитательным домом и Академии художеств»3.
Заключал И.И. Шувалов свои примечания все тем же выводом: главная неудобность обучающихся в университете дворян есть та, что они, имея в виду свое продвижение по службе, прерывают учение... чем и теряют они весь труд свой по приготовлению к учению»4.
Таким образом, «Мнение на проект» 1785г. являлось продолжением мыслей куратора, высказанных им в «Уставе...». Оно отображала противоречивость позиции И.И. Шувалова. С одной стороны очевидна его нетерпимость к покушениям на привилегии университета, его идеалу вольного служения науке претит государственное оформление преподавательской службы. Но с другой стороны он был реалистом и понимал, что необходимо включение профессоров в Табель, необходимо думать о привлечение абитуриентов, о судьбе выпускников. Он осознавал, что оформление преподавательской службы в привычных чиновных рамках и создание чего-то похожего на систему распределения необходимо для развития системы высшего образования в России в дальнейшем.
Подводя итог можно констатировать, что все рассмотренные выше документы являлись предпосылками создания первого университетского устава, вводившего в стране целостную общеобразовательную систему. Конечно, в них можно проследить лишь отдельные фрагменты, обрывки мыслей и зародышевых идей, получивших свое развитие в начале ХІХв. Однако, именно они сформировали общую атмосферу, стали тем фундаментом, на основе которого и возникнут непосредственные источники Устава 1804г.1 Если можно так выразиться, проекты были «предвестниками предпосылок», создавшими почву, общий настрой и подготовившими зарождение прямых источников Устава 1804г. В их списке вышерассмотренные мною проекты должны занять свое место, ибо они были первыми отечественными «ласточками». Никем из исследователей эти документы как предпосылки Устава 1804г. не рассматривались
Корпорация преподавателей 70-х годов XVIII в.- начала XIX в
Оговоримся, что часть профессоров являлась представителями других поколенческих групп, хотя хронологически входила в данную. Это Снегирев (1786-1820), Страхов (1787-1812). Эти преподаватели, хотя и начинали карьеру одновременно с профессорами рассматриваемого поколения, но являлись определяющими именно для третьего выделенного возраста. На это указывают их психологические установки, а также то, что пик их активности как профессоров, наиболее деятельная часть их карьеры, расцвет и возвышение их как самореализовавшихся личностей пришлись на следующий временной отрезок. Часть профессоров (Зыбелин, Керестури) были для второго поколения уже стариками с устоявшимися в предыдущий период стереотипами.
Для характеристики профессорско-преподавательского состава университета второго поколения как чиновников использовались биографические материалы следующих преподавателей (в скобках даны годы службы в Московском университете).
1. Андреевский Иван Самойлович (с 1792-прозектор, профессор 1805)1
2. Аршеневский Василий Кондратьевич (1795-1808)2
3. Барсов Александр Дмитриевич (1793-1797)3
4. Барсук-Моисеев (Мойза) Фома Иванович (1795-1811)
5. Ватэ Авья де (1796-1809)
6. Виганд Иоанн (1784-1793)4
7. Баузе Федор Григорьевич (1782-1783; 1786-1811)5
8. Бодуэн (1773-1795)
9. Бордельер (1772-1773)
10.Горюшкин Захарий Аникиевич (1790-1811)
11.Курика Феодосии Константинович (1784-1785)
12. Маттеи Христиан Фридрих (1776-1784, 1803-18И)6
13. Мельман Иоганн Вильгельм- Людвиг (1789-1795)7
14.Панкевич Михаил Иванович (с 1787-преподаватель в гимназии, профессор сі791-1812)
15.Политковский Федор Герасимович (1785-1808)
16.Сибирский Иван Андреевич (1770-1778)
17. Синьковский Дмитрий Николаевич (1765-67- учитель; с 1776 учитель, профессор 1786-1792)8
18.Скиадан Михаил Иванович (1776-1802)
19. Сохацкий Павел Афанасьевич (1785-учитель, профессор 1795-1809)9
20.Чеботарев Харитон Андреевич (1776-1803)
21. Шварц Иоганн Георг (1779-1782)10
22. Шнейдер Якоб (1783-1788)2 Директорский состав
1) Михаил (Елевферий) Васильевич Приклонский(25 февраля 1771г.-6 июля 1784 г.)
2) Павел Иванович Фонвизин(6 июля 1784 г. - 1796 г.)
3) Иван Петрович Тургенев(17 ноября 1796 г. - 21 ноября 1803 г.)
В отношении срока службы профессоров как одного из организационно-правовых параметров второе поколение выглядит заметно беднее первого хредний срок службы 12,5 лет. Связано последнее с тем, что места ординарных профессоров еще не освободило первое поколение, а ему на смену уже готовилось приглашенные преподаватели из третьего. Малый срок службы мог быть связан с удалением от службы по приказу , куратора (Шварца в 1779-1782) или даже Екатерины II (Мельмана в 1789-1795гг.); с преждевременной смертью (Курика 1784-1785). Ждали и работали на низших должностях Синьковский (начало службы 1765г., в должности профессора с 1786 по 1792гг.), Андреевский ( начало службы прозектором с 1792г., в должности профессора с 1805г.). Прослуживших как профессор менее 10 лет во втором поколении насчитывалось 50 %. Тех же, чья служба растянулась более чем на два десятилетия лишь 27,3 %. Причем четверо из них (Панкевич (1791-1812), Политковский (1785-1808),Горюшкин (1790-1811), Ватэ (1796-1809)) захватывают уже значительную часть ХГХв. Учитывая, что Снегирев (1786-1820) и Страхов (1787-1812) отнесены мною к следующему поколению, можно констатировать, что в XVIIIB. места долгослужищим в университете было мало. Его не желали освобождать предыдущие.
В то же время во втором поколении можно отметить такое явление как возвращение в университет после перемены места службы в поисках лучшей доли. По-видимому, истинному служителю науки трудно было найти для своей реализации даже в форме чиновника более достойное место, чем в Московском университете. В частности, Маттеи, отслужив в нем в 1776-1784 гг., вышел в отставку и уехал в Германию, где стал в 1789 г. профессором, а затем в 1792 г. и ректором Виттенбергского университета. Однако, будучи приглашенным попечителем Муравьевым в 1803 г. назад, Маттеи сразу откликнулся и остался после этого в России до конца жизни. Данный поступок можно объяснять тем, что профессорский статус как служащего был возможен для немецкого исследователя, особенно учитывая ждущие его в Москве награды. Маттеи- истинный ученый, и изучение Московской Синодальной библиотеки, возможность текстологических открытий и были причиной его возвращения. Другой прецедент—Ф.Г.Баузе. Проработав в 1782-1783гг. в Московском университете, он уехал в Германию, однако в 1785 г. возвратился на прежнее место работы. Синьковкий в 1767г. был вынужден прервать службу в Московском университете и уехать в Переяславльскую гимназию. Его возвращение в университет в 1776 г. выглядело повышением, и служа преподавателем с 1776г. по 1785, в 1786г. он все же стал профессором. Во всех этих случаях, деятели науки предпочитали свое оформление в качестве государственных служащих.
В большинстве же своем преподаватели отрабатывали стандартный для обычного чиновника срок службы 15-25 лет: Горюшкин (1790-1811), Ватэ (1796-1809); Сохацкий (1795-1809), Аршеневский (1795-1808), Барсук-Моисеев (1795-1811), Панкевич (1787-1812).
Можно констатировать, что в вопросе продолжительности преподавательская служба эволюционирует в сторону сближения с общими чиновными сроками, что не исключает закрепления такой её особенности как значительная контрастность в длительности на начальном этапе.
Источники, откуда черпал куратор пополнения для университетских кадров, неизменны и во втором поколении. Однако, процентное соотношение их уже иное. Во втором поколении доля непосредственно приглашенных куратором составила лишь 9 %. Маттеи в 1772 был принят на пост ректора обеих гимназий; Мельман был приглашен при посредничестве и по рекомендации профессора Ф.Г. Баузе в 1792 г. Так же как и в предыдущем поколении, служба в университете могла выступать продолжением уже начатого в России собственного дела. В этом случае куратор принимал на службу профессора как уже состоявшегося специалиста, причем возможен был вариант, когда он лишь оформлял своим согласием сделанное Конференцией или директором приглашение на службу,. Таких профессоров насчитывалось 18%. Ватэ работал несколько лет в доме Н.В. Репнина, был воспитателем двоих его внуков, был приглашен в Москву для карьеры врача родственником Скиадан. Горюшкин—известный законовед, не прекращавший практиковать,— был приглашен директором Московского университета Фонвизиным в 1786г. для практических уроков законоведения. Баузе в 1773 г. приехал в Петербург заниматься частными уроками, в 1775г. получил место учителя при лютеранской церкви св. Петра, затем инспектора училищ, а в 1782г. приглашен Конференцией Московского университета на должность профессора. По возвращении из заграницы, куда были посланы учиться будущие профессора, приняты на службу Курика, Политковский, Сибирский (13,6%). Последний был послан за границу после неудавшейся попытки директора Хераскова в 1769г. представить его к ученой степени доктора в Москве. Большая же часть профессоров, в связи с отсутствием у Московского университета до 1791г. привилегии присваивать ученые степени была оставлена при университете по окончании отечественных учебных заведений и работала без степени доктора, либо же получила её значительно позже (59%). Магистрами были В.К. Аршеневский, А.Д. Барсов, Панкевич, Чеботарев, Сохацкий и Синьковский, окончившие Московский университет и оставленные при нем. К этой же группе профессоров примыкают Барсук-Моисеев, получивший первоначальное образование в Киево-Могилянской академии, и И.С. Андреевский, закончивший Киевскую духовную академию. Оба были зачислены в 1780-х г. в число казеннокоштных студентов медицинского факультета.
