Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Методология и источники исследования, историография проблемы С. 16
1.1. Концептуальные подходы и методология изучения повседневности провинциального купечества С.16
1.2. Источниковая база исследования повседневной жизни купечества Урала первой половины XIX века С. 48
1.3. Историография проблемы С. 85
ГЛАВА II. Городская среда урала как условие повседневной жизни провинциального купечества С. 114
2.1. Условия жизни в городских центрах Пермской и Вятской губерний С. 114
2.2. Обстоятельства жизни в городах Оренбургской губернии С. 167
ГЛАВА III. Труд и досуг предпринимателей в периферийном городском социуме с. 197
3.1. Профессиональная среда провинциального уральского купечества.
Условия труда уральских предпринимателей С. 197
3.2. Деловая этика и деловое поведение купечества Урала С. 244
3.3. Участие уральских купцов в общественной жизни городов С. 291
3.4. Купеческая культура повседневного общения и отдыха С. 344
ГЛАВА IV. Семейный быт провинциального уральского купечества с. 384
4.1. Социографическая характеристика семьи С. 384
4.2. Подходы к воспитанию и образованию С. 422
4.3. Особенности домашнего купеческого быта С. 443
4.4. Внешний облик купечества - стиль и имидж С. 462
Заключение с. 493
Список источников и библиография
- Источниковая база исследования повседневной жизни купечества Урала первой половины XIX века
- Обстоятельства жизни в городах Оренбургской губернии
- Деловая этика и деловое поведение купечества Урала
- Подходы к воспитанию и образованию
Введение к работе
Актуальность темы исследования. В последние годы в области исторических изысканий наблюдается вполне объяснимый и сознательный отход ряда представителей отечественной науки от изучения социально-экономических проблем в область социокультурного и историко-психологического анализа повседневности. В значительной степени это обусловлено распространением идеи поливариантности развития различных регионов и социумов, которая позволяет отказаться от жестко заданной схемы стадий экономической или общественной эволюции. Однако в складывающейся картине исторического многообразия необходимо определить наиболее общие и абстрактные характерные категории, которые позволят осуществлять сравнительный анализ тех или иных сообществ на различных этапах их существования. К числу таких универсальных категорий принадлежит категория «повседневности».
Изучение повседневности предполагает обращение к относительно узким территориальным и хронологическим «локальностям», поскольку апеллирует к понятиям «образ жизни», «быт», «стиль», которые невозможно рассматривать с точки зрения «среднероссийского» и «вневременного». В этой связи обращение к такому региону, как дореформенный Урал, позволит выявить специфику жизненного уклада провинциального населения в сравнении, например, со столичными регионами, а также установить общие и особенные черты повседневности каждой из уральских губерний.
Обращение к изучению повседневной жизни именно купеческого сословия позволит выявить истоки формирования особенностей российской предпринимательской этики и психологии, что может быть учтено при оценке развития современных внутрироссийских коммерческих операций.
Объектом исследования является повседневная жизнь провинциального уральского купечества дореформенного периода, предметом — его профессиональная, общественная и семейная будничная практика в условиях городской среды.
Хронологические рамки исследования охватывают период с 1785 по 1850 г. Нижняя хронологическая граница работы связана с введением Городового положения Екатерины П. Верхняя временная рамка была сознательно ограничена 1850 г., несмотря на то, что под «дореформенным периодом» понимается время вплоть до 1861 г. Такое решение объясняется значительными переменами в повседневной жизни провинциальных уральских предпринимателей в последнее предреформенное десятилетие. В 1851 г. изменились границы Оренбургской губернии (ее Бугульминский, Бузулукский и Бугурусланский уезды передали вновь образованной Самарской губернии).
В 1854 г. Николай I издал указ, запрещающий старообрядцам с 1 января 1855 г. записываться в купечество, что явилось тяжелым ударом для уральского купечества, тесно связанного с общинами староверов. Пришедший к власти в 1855 г. император Александр II взял курс на осуществление крупномасштабных социальных реформ, трансформируя привычный для россиян жизненный мир. Однако используемый в диссертационном труде принцип исторической связи в ряде случаев приводит к выходу за обозначенные хронологические рамки.
Территориальные рамки исследования охватывают губернии Урала — Вятскую, Пермскую и Оренбургскую — в границах дореформенного периода. Данные пространственные границы позволяют сравнить повседневную жизнь предпринимателей трех различных провинциальных губерний, которые в XIX веке традиционно рассматривались как некая территориальная общность.
Целью исследования является выявление и анализ основополагающих параметров повседневной жизни периферийного купечества в дореформенный период для решения более общей проблемы структурирования повседневности.
Достижение поставленной цели потребовало решения следующих задач:
разработать теоретические основы применения процессуального подхода к анализу повседневной жизни и реализовать их применительно к провинциальному уральскому купечеству дореформенного периода;
выявить и проанализировать имеющиеся на сегодняшний момент в распоряжении исследователей исторические источники, на основании которых можно составить максимально объективную картину повседневной жизни провинциального купечества Пермской, Вятской и Оренбургской губерний;
дать характеристику состоянию изученности проблемы повседневной жизни провинциального купечества уральских губерний;
изучить экономическое состояние и степень благоустройства городов Урала как условий обитания, определивших специфику повседневной жизни региональных предпринимателей;
провести анализ трудового аспекта повседневной жизни провинциального уральского купечества, в частности исследовать условия и средства его трудовой деятельности;
выделить конфессиональную составляющую повседневной профессиональной деятельности уральского дореформенного купечества, провести сравнительный анализ этических концепций труда различных конфессиональных сообществ, представленных на Урале;
определить мотивы и формы участия уральского купечества в общественной жизни городов, результаты их общественной деятельности;
исследовать купеческую культуру повседневного общения и досуга с позиций их обусловленности внешними обстоятельствами повседневной жизни, а также корпоративными и личностными интересами;
выяснить специфические черты семей провинциальных уральских предпринимателей и определить роль семьи в процессе самоидентификации купечества;
выявить специфические черты домашнего быта и внешнего облика купечества Урала, определить соотношение стилевых и имиджевых черт провинциальных предпринимателей.
Методологическая, источниковая и историографическая основы исследования рассмотрены в первой главе диссертации.
Научная новизна исследования заключается в том, что оно является первой специальной комплексной работой по истории повседневной жизни провинциального уральского дореформенного купечества, выполненной на широкой источниковой базе, отдельные элементы которой впервые вводятся в научный оборот. Выводы опираются на синтез результатов междисциплинарного источниковедческого анализа. Полученные результаты позволяют представить различные аспекты повседневной жизни провинциальных предпринимателей в логической связи и последовательности, существенно расширить и уточнить представления о провинциальном купечестве.
Впервые в рамках предложенной в работе концепции процессуального характера повседневности повседневная жизнь провинциального уральского купечества представлена в виде взаимосвязанных процессов взаимодействия предпринимателей с окружающей действительностью и интерпретации этого взаимодействия. Для повседневной жизни периферийного купечества как процесса определены характеризующие ее параметры (показатели, свойства).
Различные научные категории, используемые в изучении повседневной жизни (повседневность, образ жизни, ментальность, быт, самоидентификация, стиль, имидж), впервые связаны в единую систему, позволяющую сочетать и сопоставлять результаты междисциплинарных исследований, посвященных провинциальному купечеству.
На страницах диссертации в рамках модернизационной концепции впервые сделан акцент на эволюционном подходе к изучению региональной истории как более полно соответствующем характеру взаимоотношений провинциального общества и государства на дореформенном этапе исторического развития.
По материалам ревизских сказок V—IX ревизий купцов различных городов уральских губерний впервые проведен детальный социографический анализ уральской купеческой семьи.
Сформулированные в диссертации теоретические положения применены к конкретным сферам повседневной жизни уральских предпринимателей, что позволило, используя региональный материал, расширить и углубить представления об эволюции сословной структуры в общероссийском масштабе.
Научно-практическая значимость исследования определяется возможностью использования его результатов для дальнейшей разработки комплексной проблемы регионального развития в дореформенный период. Обоснованное в диссертации понимание повседневности и предложенные для ее изучения подходы и методики могут применяться к другим хронологическим и территориальным локальностям, а полученные результаты стать основой для компаративистских исследований. Теоретические положения диссертации, а также зафиксированный опыт практического повседневного взаимодействия представителей провинциального купечества с окружающей их реальностью и специфика интерпретации этого опыта в процессе формирования их картины мира могут быть учтены в процессе государственного регулирования современной предпринимательской деятельности.
Аналитическая часть и конкретно-исторический материал, содержащийся в исследовании, полезны при написании обобщающих работ по истории российского предпринимательства или региональной истории, при подготовке соответствующих лекционных курсов по истории России, спецкурсов и спецсеминаров.
Положения, выносимые на защиту:
Повседневная жизнь как процесс обладает определенными параметрами, которые могут быть использованы в качестве ее основных характеристик в ходе решения проблемы структурирования повседневности: 1) субъект; 2) объект (сословно-корпоративные и общественные институты, с которыми субъекту приходится взаимодействовать); 3) пространственная локализация; 4) тем-поральность (длительность) (интервал времени, на котором может быть установлена исчерпывающая специфичность процесса); 5) условия (обстоятельства, обстановка, в которой протекает повседневная жизнь); 6) способ организации (образ жизни — присвоение человеком социальных норм и условий своего существования, а также реализация самого человека в этих нормах и условиях и попытка их трансформации); 7) формы организации (труд, семейная жизнь, досуг); 8) цель (представление, которое человек стремится осуществить в процессе повседневной жизни; субъективная априорная форма волевой мотивации к действию); 9) результат (следствие повседневной жизни).
Категории, используемые при изучении повседневной жизни (повседневность, образ жизни, ментальность, быт, самоидентификация, стиль, имидж), являются элементами единой системы и находятся в строгой логиче-
ской взаимосвязи. Повседневность, включающая обыденную деятельность человека и ее осознание, может быть представлена как процессы взаимодействия индивидуума с действительностью и его субъективной интерпретации. Образ жизни, как присвоение личностью социальных норм и условий своего существования, а также реализация самого человека в этих нормах и условиях и попытка их трансформации, может пониматься как механизм взаимодействия индивида и окружающего мира. Результатом этого взаимодействия являются: 1) ментальность (неосознанный или не полностью осознанный результат) — совокупность социально-психологических установок; 2) быт (опредмеченный результат) — уклад жизни и 3) самоидентификация (осознанный результат) — осознание принадлежности к какому-либо социуму. Эти феномены в своей совокупности образуют стиль и имидж — образ человека, формирующийся у него самого или возникающий у внешних наблюдателей в результате восприятия тех или иных его характеристик.
Повседневная жизнь провинциальных предпринимателей в дореформенный период представляла собой эволюционный процесс, проходивший в форме пассивной адаптации к изменяющимся обстоятельствам.
В большинстве городов уральских губерний в дореформенный период не сложилось благоприятных условий для коммерческой деятельности региональных предпринимателей. Преобладающее число городов Урала вели свою историю лишь с середины XVIII в., то есть были молодыми и не обладали сложившейся социально-экономической структурой. Особенно ярко это прослеживается на примере 12 уездных городов Оренбургской губернии, 9 из которых основаны не ранее 1735 г. Созданные правительственными распоряжениями малонаселенные, неблагоустроенные города с полуаграрной экономикой вырастали из сельских или военных центров. Городские предприятия были немногочисленны, городские доходы — минимальны. Главной проблемой, сдерживающей развитие городской инфраструктуры на Урале, являлось отсутствие развитой транспортной сети.
Условия, в которых уральские предприниматели вынуждены были осуществлять свой повседневный труд, не представлялись благоприятными для профессионального успеха. Нормативно-правовая база предпринимательства в первую очередь учитывала интересы государства и дворянского сословия, международная и внутрироссииская экономическая ситуация в исследуемый период отличалась нестабильностью, налоговые ставки непрерывно росли. В повседневной трудовой практике провинциальным уральским купцам приходилось постоянно сталкиваться с рядом дискомфортных (физически и психологически) обстоятельств — небезопасные и неустроенные пути перемещения товаров, плохие бытовые условия во время коммерческих поездок, ненормированное рабочее
время, а также межсословная и внутрисословная конкуренция, пренебрежительное отношение со стороны аристократии. При осуществлении внешней торговли к ним добавлялись негативное отношение к российским коммерсантам в азиатских государствах, незнание или недостаточное знание ими языка, обычаев и тонкостей торгового дела других стран. Промышленная и промысловая деятельность уральских предпринимателей заставляла их сталкиваться с другими проблемами — нехваткой сырья, профессиональной рабочей силы, слишком жестким законодательным регулированием бизнеса (как, например, в золотопромышленности) или, наоборот, почти полным его отсутствием (к примеру, в обрабатывающей промышленности). В итоге профессиональная повседневная деятельность провинциальных купцов превращалась в непрерывную борьбу за выживание как в сословном, так и в личностном смысле.
Этика труда, сформировавшаяся в различных вероучениях, представленных на Урале, предписывала предпринимателям различное отношение к профессиональной деятельности. В официальном православии труд воспринимался как послушание перед Богом, способ духовного совершенствования, осуществляемый через тяготы и смирение. Старообрядцы относились к труду как к христианскому подвигу, инструменту спасения человечества, что предполагало значительную личностную активность в трудовой практике. В исламе взаимовыгодный труд являлся основной обязанностью любого человека. Успешность в профессии определяла достоинство личности. В результате именно приверженцы раскола и ислама обладали большим духовным потенциалом для осуществления предпринимательской деятельности.
Одним из немногих объединяющих провинциальное уральское купечество моментов являлось понимание им неустойчивости своего финансового и общественного статуса и желание сохранить его как можно дольше. В имеющихся условиях профессиональной деятельности девиантное поведение в профессиональной среде становилось наиболее эффективным средством достижения поставленной цели. Прямой обман покупателей и контрагентов, нарушение прав собственных работников, хищения гарантировали быструю прибыль. Действительность, в которой общество изначально воспринимало купца как шельму, малограмотного обманщика, бескультурного мироеда, в итоге сама формировала именно такого предпринимателя. Купечество путем собственных непрерывно повторяющихся противоправных или безнравственных профессиональных действий предпринимало попытки регрессивной трансформации общественной психологии, заставляя окружающий социум воспринимать подобное поведение как естественное, само собой разумеющееся.
Различия в восприятии и оценке предпринимательской деятельности конфессиями, представленными на Урале, малочисленность местного купече-
ства и профессиональная конкуренция мешали оформлению сословного единства уральского периферийного купечества и выработке единой корпоративной идеологии. В результате оно так и не пришло к осознанию возможности изменить собственное социальное и экономическое положение через создание региональных купеческих объединений и обращение от их имени к правительственным структурам.
9. Общественная деятельность купечества, в том числе уральского, была
преимущественно направлена на получение личной или корпоративной выгоды
и носила демонстративный характер. Другие мотивы, побуждающие купцов
участвовать в городском самоуправлении и благотворительных акциях, явля
лись сугубо личностными.
Культура повседневного общения и досуга в среде уральских предпринимателей носила самобытный характер, принципиально отличающийся от дворянской повседневности. Редкие случаи общения уральских купцов с дворянской верхушкой городского общества имели целью упрочение их положения в обществе или решение личных проблем. Как и для российского купечества в целом, для провинциальных предпринимателей Урала в досуговой сфере повседневной жизни был характерен «загул». Пьянство, драки, азартные игры являлись своеобразными способами снятия психологического напряжения, выхода за жесткие рамки сословного поведения.
Существенные различия социокультурных характеристик купцов Вятской, Пермской и Оренбургской губерний в основном соотносились с этно-конфессиональным составом купечества и в меньшей степени зависели от его гильдейской принадлежности. Так, высокая степень людности купеческих семей наблюдалась в городах с высокой долей мусульманских предпринимателей, среди которых было распространено многоженство, либо в среде старообрядцев, чаще практикующих повторные браки и усыновления. В то же время во внутрисемейном укладе купцов разных губерний наблюдались различия, сформировавшиеся под влиянием условий жизни. К примеру, купеческая среда городов Вятской губернии, сложившаяся раньше, чем в соседних регионах, характеризовалась большей внутренней сплоченностью. Преемственность капиталов здесь была выше, разделы семей — реже. Основной питательной базой купечества в Вятской губернии являлось городское мещанское сословие, что создавало в городах устойчивый и относительно однородный в материальном и культурном плане социум. В Оренбургской губернии, где купечество было сравнительно молодым сословием, пополнявшимся преимущественно за счет местного и иногубернского крестьянства, предприниматели в большей степени тяготели к традиционным, патриархальным семейным устоям. В то же время именно на Южном Урале наблюдалась наиболее частая миграция предприни-
мателей, ротация их состава. В Пермской губернии купеческие сыновья рано начинали стремиться к самостоятельности, выделяясь из семейного капитала в собственное дело. Именно здесь наблюдался самый высокий на Урале процент одиноких купцов и семей, состоящих только из супругов. Раскольничьи религиозные общины обеспечивали начинающим предпринимателям финансовую стабильность, помогали им в проблемных ситуациях.
12. В повседневном быту провинциальное купечество Урала стремилось к сохранению сословных черт, подчеркивая также свою национальную и конфессиональную принадлежность. Перенимание элементов дворянского домашнего быта, поведения и стиля одежды наблюдалось в купеческой среде Урала крайне редко. Как правило, эти заимствования совершали наиболее крупные коммерсанты, обладающие значительными капиталами и повышающие таким образом свой вес и влияние в обществе. В целом можно утверждать, что провинциальное купечество представляло собой «имиджевое сословие» — домашний быт, внешний облик, в том числе одежда, поведение носили демонстративный характер, заявляли окружающим степень финансовой состоятельности предпринимателя, уровень его социальных контактов.
Апробация результатов исследования. Основные положения и выводы диссертации отражены в двух монографиях и 35 статьях общим объемом в 46,5 печатных листа, докладывались на конференциях Международной ассоциации исторической психологии им. проф. В. И. Старцева (С.-Петербург), Уральских Бирюковских чтениях (Челябинск), Международной научной конференции «Российское предпринимательство в XIX — первой трети XX века: личности, фирмы, институциональная среда» (С.-Петербург, 2007), II Международной конференции «Торговля, купечество и таможенное дело в России в XVI—XIX вв.» (Курск, 2009), IV Международных Стахеевских чтениях (Ела-буга, 2009) и других Всероссийских и региональных конференциях.
Структура диссертации. Работа состоит из введения, четырех глав, заключения, списка источников и использованной литературы, приложений.
Источниковая база исследования повседневной жизни купечества Урала первой половины XIX века
Относящиеся к указанной группе источников «Записки» отставного генерал-майора Оренбургского казачьего войска Ивана Васильевича Чернова1 были написаны, вероятно, между 1891 и 1899 гг. По мнению исследователей этого источника, ему были «свойственны все те черты, которые есть у источников личного происхождения - во многих случая они несут субъективную окраску в оценке лиц и событий». При этом отмечается тот факт, что «мемуары свои И. Чернов писал исключительно для себя, «в стол», не претендуя на их публикацию немедленно при жизни, и не завещая этого после смерти», что придавало «Запискам» большую степень объективности и достоверно-сти. Богаты информацией и опубликованные в Берлине в 1872 г. «Воспоминания» члена Русского Географического общества, инженера, генерал-лейтенанта Ивана Федоровича Бларамберга, служившего в Отдельном Оренбургском корпусе Генерального штаба в 1840-1855 гг.4 Информация о уральском провинциальном купечестве середины XIX в. содержится в мемуарах художника М.В. Нестерова, родившегося в купеческой семье Уфы в 1862 г.5
Русская буржуазия свои мемуары стала писать достаточно поздно - во второй половине XIX - начале XX вв., а время, описываемое в этих произведениях, начиналось, как правило, не ранее 1830-40-х гг. В научной литературе мемуары буржуазии XIX в. почти не использовались. Отчасти это было связано с тем, что основная часть наиболее интересных произведений подобного рода оставалась достоянием очень узкого круга читателей. Издавались они «не для продажи», а «для лиц, принадлежащих и близких роду составителя», ничтожными тиражами и представляли сравнительно узкий бытовой интерес. История городской жизни Вятской губернии нашла свое отражение в воспоминаниях местного мещанина, а ранее купца, Константина Ивановича Клепикова. Интересные факты из повседневной жизни Вятки и местных купцов, в том числе и крупнейшей купеческой династии Рязанцевых, содержались в так называемой «Вятской хронике» А.Е. Рязанцева.2 В 2010 г. в Кирове были опубликованы мемуары А.А. Прозорова (1854-1927) - представи-теля известной предпринимательской династии и общественного деятеля.
В фондах Кировского областного объединенного историко-архитектурного музея-заповедника хранится неопубликованный источник -«Записки» мещанина, затем купца г. Слободского Вятской губернии Ивана Ивановича Громозова (1798-1876).4 Рукопись была отмечена в литературе, но учеными практически не использовалась и не издавалась.5 Автор «Записок» проявляет себя не только как констататор событий и мемуарист, но и как художник (в тексте имеется ряд зарисовок, сделанных самим Громозовым), поэт (значительная часть рукописи представляет собой собрание стихотворных сочинений, посвященных различным семейным событиям), составитель генеалогического древа династии Громозовых (каждый член фамилии удостаивается кратких, но ярких характеристик).
Пермская история была зафиксирована в воспоминаниях купца Д.Е. Смышляева, на которые опирался в своих публикациях его сын, пермский краевед Д.Д. Смышляев.6 К сожалению, оренбургское купечество дореформенного периода не оставило мемуарных произведений, что, вероятнее всего, было связано с общим уровнем культуры региональных предпринимателей.
Единственным, пожалуй, источником подобного рода можно назвать «Записки ростовца» купца Николая Васильевича Одинцова, состоящего в родственных связях с оренбургскими купцами Ключаревыми. «Записки», касавшиеся поездки Одинцова по поручению своего тестя Ключарева в Бухару и бухарского пленения, были составлены в 1863-1865 гг., а опубликованы почти полвека спустя.1
Сказанное о мемуарах можно распространить и на другой, близкий к ним, вид источника, хотя и имеющий некоторые специфические отличия. Это - дневники. Дневники и мемуары одинаково отличаются сильной субъективной окраской, и все, что характеризует автора, - круг его связей и знакомств, вкусы и интересы, взгляды - находит отражение и в его дневнике. Дневник является записью, близко примыкающей к изображаемым событиям. Того хронологического разрыва, какой (в большей или меньшей степени) обычен для воспоминаний, в дневниках нет. Запись ведется по свежим следам и отражает непосредственное впечатление и восприятие тех или иных фактов автором. Поэтому в смысле хронологической точности показания дневников обычно стоят значительно выше мемуаров. Но если последние являются плодом раздумья, изложением какой-то концепции и в этом отношении отличаются целостностью, то для дневников характерна отрывочность, дробность картины, постепенно возникающей перед автором и также постепенно заносимой в его поденные записи. Эта отрывочность создает еще одну особенность дневников.
Так, второй сын известного исследователя Петра Ивановича Рычкова, Николай, адъюнкт Императорской академии наук, принявший участие в экспедиции Палласа, объездил в 1769-70 гг. большую часть губерний Казанской, Оренбургской, Уфимской, Вятской и Пермской. В ходе этого путешествия было составлено их описание, напечатанное в 1770-1772 гг. академией, под заглавием: «Журнал или дневные записки путешествия капитана Рычкова по разным провинциям Российского государства». К дневниковым записям также относятся и материалы путешествия В.А. Жуковского вместе с наследником российского престола цесаревичем Александром Николаевичем по российским губерниям. Дневником являются и записи, принадлежащие перу Федора Львовича Карпинского, протоиерея Екатерининской соборной церкви г. Екатеринбурга, в которых описывалась не только его служебная деятельность, но и быт, общение с родственниками и знакомыми (в том числе с представителями екатеринбургского купечества), круг интересов.
Обстоятельства жизни в городах Оренбургской губернии
В 1840 г., судя по данным Таблиц 4 и 5 (Приложение), по числу городского населения Пермская губерния по прежнему опережала губернию Вятскую. В Пермской губернии насчитывалось 55 597 горожан, в Вятской - 38 381 городской житель (то есть в 1,4 раза меньше). Соотношение между губерниями по указанному показателю сохранялось с 1825 г. При этом, Пермская губерния, по-прежнему лидирующая по числу домов (в том числе каменных), промышленных предприятий и лавок, по количеству купцов опять оказалась на втором месте (число купцов в ней оказалось в 2,2 раза меньше, чем в соседней губернии). Процент купечества среди городского населения составил в Вятской губернии 7,8%, а в Пермской губернии 2,3%. В то же время, следует отметить, что, если в Вятской губернии соотношение между дворянами и купцами было примерно одинаковым, то в Пермской губернии дворян и чиновников было в три раза больше, чем купцов. Их процент в составе горожан составлял здесь 7%. В целом наиболее «дворянскими» являлись такие среднеуральские города, как Вятка (1 794 дворянина или 16,9 % горожан), Пермь (1 331 или 12,9 %), Екатеринбург (1 298 или 8,2 %) - места пребывания гражданских и военных губернских властей и горного начальства.
Число городов с населением более пяти тысяч человек в 1840 году составило в Вятской губернии 3 из 11 (или 27,3 %). К уже попадавшей в эту категорию в 1825 г. Вятке, прибавились города Сарапул и Слободской. О Сарапуле в источниках сообщалось, что город «издавна славится производством обуви и кож: этими товарами здешние купцы ведут крупную торговлю с Западной Сибирью...». Город Слободской был важным торговым центром региона, о котором еще в 1770 г. писал Н.П. Рычков: «... купечество в нем несравненно богатее [чем в Вятке - Е.Б.] Торг их состоит в хлебе, в сале, в юфти, и во льняном семе, что все скупая у уездных жителей отправляют в большом количестве к городу Архангельскому.». В местной прессе отмечалось, что «из городов Вятской губернии Слободской должно считать первым после Вятки по красоте здании». В городе в 1809 г. купцом Анфилатовым был открыт один из первых на Урале Общественный банк, что весьма способствовало развитию городского строительства. Горожане, «затрудняясь в приискании порук», старались строить хорошие каменные дома «для пред-ставлення их в случае надобности в залоги». Остальные городские центры Вятской губернии, несмотря на время их основания и изначальное предназначение (крепость, марийское или русское поселение) имели ярко выраженный аграрный характер.
В Пермской губернии количество городов, население которых превысило 5 тыс. человек, в 1840 г. вновь составило 3 из 12 (или 25 %). В этом списке сохранили свои позиции Екатеринбург, Кунгур и Пермь. По числу каменных домов вновь лидировали наиболее густонаселенные Екатеринбург (111 дома) и Вятка (94 дома). Один каменный дом приходился теперь в Вятской губернии на 130 человек, в Пермской губернии - на 165 человек. При сравнении этих данных с показателями за 1825 г. видно, что количество человек, приходящихся на 1 каменный дом, в Вятской губернии немного сократилось, в Пермской губернии слегка увеличилось. В целом же, как и в первой четверти XIX в. 1 дом приходился в Вятской губернии на 8 человек, в Пермской - на 6 человек.
Прямой связи численности купечества с количеством каменных домов в городах Среднего Урала, также как и в более ранний период, в 1840 г. не наблюдалось. Следовательно, вывод о том, что основными заказчиками каменных зданий в городах Урала являлись отнюдь не представители купеческого сословия, остается верным. Основными владельцами городской недвижимости на Среднем Урале являлись дворяне и чиновники. Максимальное число каменных домов приходилось на населенные пункты с большим числом чиновничьей аристократии. В то же время, много каменных домов находилось в Слободском (Вятская губерния) и Кунгуре (Пермская губерния). Это были значительные промышленные центры своих губерний, входившие в четверку городов своих регионов с максимальным числом купцов. И местное купечество было сильно не только своим количеством, но и размерами своих капиталов.
Преобладание мужского населения по-прежнему наблюдалось в Перми. В Вятке число мужчин и женщин приблизительно уравнялось, зато резко изменилось соотношение мужчин и женщин в пользу первых в Екатеринбурге. Это могло означать, что этот город значительно усилил свой военно-чиновничий потенциал, действительно превратившись в крупный военно-административный центр своей губернии, перехватив инициативу у Перми. С другой стороны, Екатеринбург постепенно застраивался и благоустраивался, приобретал черты развитого торгово-промышленного центра Урала. С возвращением в него из Перми генерал-губернаторства и горного правления «спор» этих городских центров был выигран Екатеринбургом. «Золотой век» для него, по словам Д.Н. Мамина-Сибиряка, начался в тридцатых годах XIX в. Город «прогремел на целый свет, как Эльдорадо», что было связано с освоением местными промышленниками сибирского золота. По количеству дворянства Екатеринбург стоял на четвертом месте после Уфы, Оренбурга и Перми. В нем также насчитывалось большое количество войск, что было связано с его особой ролью, как горного города. Основное ядро населения составляли мастеровые и непременные работники.
Деловая этика и деловое поведение купечества Урала
По всеобщему мнению, самые обширные связи со Степью имел оренбургский купец 1 -й гильдии Михаил Степанович Деев, «известный на линии под именем Зайчикова, а во всех родах и всем киргизцам под именем Мишеньки».2 Этот «Мишенька» в свои 50 с лишним лет с сыновьями и одним провожатым ездил в самые отдаленные районы Степи без вооружённого конвоя. Своей предприимчивостью, сметливостью и знанием языка, привычек и потребностей «киргизцев» он составил себе прекрасную репутацию. По мнению современников, «Деев посылает свои караваны в Хиву, берет оттуда все необходимое для промена киргизам, как-то: халаты и бязь, и своими оборотами достигнет вероятно до того, что успеет основать контору в самой Хиве».3 Кроме Деевых, в Киргизской степи в 40-х гг. производили торг оренбургские купцы: второй гильдии - Яков Путолов, третьей гильдии - Иван Кривцов, Николай Гребнев, Алексей Баныкин, Иван Путолов, Дмитрий Ковалёв, Михаил Шерин, Ефим и Кондратий Мякиньковы, Осип Иванов, ростовский крестьянин Василий Дюков и др. Правительство учитывало сложность ведения коммерческих операций с Азией, вследствие чего Деев и Путолов «за общеполезные действия по заграничной торговле» были пожалованы золотыми медалями: первый - на Владимирской ленте в 1841 г., второй — на Аннинской ленте в 1844 г.
Особое место во внешней торговле России на азиатском направлении занимала русско-китайская торговля, объём которой составлял не менее 60 % всего азиатского торга. Перемещение товаров между Китаем и Россией было, несомненно, более безопасным, нежели между Россией и Средней Азией. Но и в русско-китайской торговле купцам также приходилось сталкиваться с ря дом проблем. Первая касалась длительности транспортировки. Путь от Троицка до китайского Чугучака составлял приблизительно 1 700 верст (около 1 800 км.). Содержание работников, их жалованье, одежда, пища в течение сезона обходилось предпринимателям в сумму около 12 руб.1
Второй проблемой, как и в странах Средней Азии, была специфика менталитета населения Китая, а в особенности, поведение китайских чиновников, отвечающих за организацию торговли. Абубакиров подчеркивал, что законы в странах Востока трактовались властями достаточно вольно: «В одном месте сказано: Русским запрещается входить в Чугучак; а в другом: чужестранным купцам дозволяется с товарами приезжать в Чугучак. Как закон повернуть? Какую статейку подвести? Это совершенно зависит от губернатора, или от его докладчика. Тут и в Китае, как и в Турции, и в Персии, и в Хиве, и в Бухаре, главная пружина чтоб сделать так, а не иначе, разсудить дело в пользу мою или во вред мне, - не ум, не разсуждение, не правота дела, а только подарок, или, учтивее, гостинец, или, еще лучше, благодарность».
Русские предприниматели вынуждены были подстраиваться под существующие порядки и местные обычаи. Тот же Абубакиров в своем рассказе оправдывался: «Для нас, Русских, покажется странным такой обычай [прекло нять колено перед чиновником-китайцем на границе. - Е.Б.]: его могут назвать унижением достоинства нации. Но на поступок мой надо смотреть не как на низость со стороны простого, беззащитного торгового простолюдина. А как на действие человека, разумным образом подчинившегося существующим в государстве непременным обычаям; преклоняют колено не перед лицом человека, а перед идеей власти, выражением которой служит этот человек, олицетворяющий собой эту власть в силу закона. А я не считаю за стыд падать ниц пе ред законом, в России - мысленно, а в Китае - и наружно». Данное высказывание, помимо информации об условиях, в которых русским предпринимателям приходилось торговать в Китае, также содержит косвенное сообщение об уровне интеллектуального развития отечественных купцов, занимающихся внешним торгом. Купцам, совершенно очевидно, приходилось не просто проявлять слепое почтение к законам и традициям этой страны, но и должным образом аргументировать свое поведение, общаться с представителями местных властей.
Третья проблема заключалась в том, что чай, являвшийся основным товаром на русско-китайской границе, требовал к себе очень бережного отношения. Купец должен был серьезно отнестись к вопросам хранения и транспортировки этого товара, для чего использовались, к примеру, специальные деревянные ящики - «цибики», внутри обложенные свинцом, а снаружи оплетенные камышом. Необходимо было разбираться и в сортах чая, поскольку их стоимость могла отличаться в разы. Так, цибик чая стоил от 100 до 300 мат (некая «воображаемая монета», эквивалент стоимости товара в меновой торговле с Китаем. Для сравнения, 40 арш. - около 2,5 м., русского ситца стоили 10 мат), в зависимости от его сорта и качества. Соответственно, внешнеторговая деятельность вынуждала предпринимателя интеллектуально самосовершенствоваться, набираться на практике необходимых знаний и навыков, что превращало таковых купцов в настоящую элиту сословия.
Подходы к воспитанию и образованию
Эти решения, по-видимому, объяснялось еще и тем, что среди мещан и цеховых было больше приверженцев официального православия, нежели в купеческой среде. Ведь еще 27 мая 1820 г. был издан указ, ограничивавший роль старообрядцев в общественной жизни. Допущены к общественным должностям они могли быть «не иначе, как только по необходимости» и если не найдется никого из членов синодальной церкви или старообрядцев-поповцев, кто бы мог их занять. То есть старообрядцев, приемлющих священство, ограничение на занятие общественных должностей не коснулось, а из беспоповцев избираться могли только те, кто признавал брак и молился за царя. Для безбрачных беспоповцев доступ к общественным должностям был полностью закрыт. Однако, несмотря на все старания правительства и местной администрации, православные городские головы Екатеринбурга во многом являлись декоративными фигурами, за которыми, как правило, стояли настоящие хозяева города - старшины старообрядческих общин. Да и, несмотря на имеющиеся запреты, на выборах в городах с большим числом староверов важнейшие должности все равно доставались им. Например, на выборах городского головы и двух бургомистров Екатеринбурга в июне 1820 г. эти должности получили кержаки Я.М. Резанов, П. Рябов и А.В. Нуров.
Для того, чтобы представить себе сложившуюся здесь ситуацию, можно назвать следующие цифры. Из 20 купеческих капиталов первых двух гильдий в 1836 г. в городе к 1-й гильдии принадлежали одна единоверческая семья и две старообрядческих, ко 2-й гильдии - одно православное купеческое семейство, одно единоверческое и, соответственно 15 старообрядческих.1 В 1832 г. против избранного городским головой Екатеринбурга А.Т. Резанова выступил архиепископ Пермский Аркадий, а министр внутренних дел Д.Н. Блудов довел до сведения пермского губернатора неудовольствие Николая I, что «продолжает быть в Екатеринбурге градским главою раскольник купец Аникий Резанов». Губернатор, в ответ, потребовал от горного начальника Екатеринбургских заводов подполковника корпуса горных инженеров М.И. Протасова отстранения А.Т. Резанова от должности. Протасов ответил, что ему не известны правила, по которым можно отстранить от должности человека, избранного обществом, и А.Т. Резанов дослужил в должности городского головы полное трехлетие.2 Причем в 1841-1844 гг. А.Т. Резанов был вторично избран на должность екатеринбургского городского головы.
Конфликты на конфессиональной почве случались и по другим вопросам. Так, в 1836 г. старообрядец Г.В. Колчин был приглашен в Сарапуль-скую городскую думу для обсуждения вопроса о строительстве в городе единоверческой церкви. Колчин привел в собрание толпу своих сторонников, «упоенных вином», в результате чего на заседании был устроен скандал. В документах описывались «бесчинныя клики» мещанина Леонтия Курбатова, который в запачканном армяке с всклокоченной бородой начал говорить «на Славянском наречии что-то безсмысленое, не мог сказать к подлежащему ни связи, ни сказуемого.. .».3
Старообрядцы как самоорганизующееся общество к концу 20-х гг. XIX в. смогли использовать модель, по которой осуществлялись выборы на об щественные должности для более широкого представительства своих интересов. Экономическая, управленческая и социальная успешность старообрядцев объективно выдвигали их на первое место среди претендентов на общественные должности. В этих условиях менее предприимчивые и деловые сторонники официального православия оказывались в проигрыше перед староверами. В то же время, российская государственная власть делала ставку не на успешных старообрядцев, а на неконкурентоспособных новообряд-цев, стремясь всеми средствами подорвать мощь и влияние староверов. Это стремление особенно усилилось с 30-х гг. XIX в., когда против старообрядцев стали применяться меры полицейского, идеологического и экономического преследования. В русле этой политики правительство с 1830 г. стало вытеснять старообрядцев с общественных должностей, в значительной мере казуистически толкуя правила от 27 мая 1820 г.
Однако в губерниях Вятской и Пермской, где приверженцев раскола было гораздо больше, нежели сторонников официального православия или единоверцев, правительство вынуждено было идти на определенные уступки. Там раскольники допускались к должностям «в виде изъятия из общего законоположения». При этом подчеркивалось, что «должности, по преимуществу начальственные и соединенные с особенным влиянием на общество, каковы суть: должности Градского головы, Городового Старосты, Головы Ремесленного, вверяемы были непременно православным или единоверцам». А купцы-раскольники всех гильдий, «в случае избрания и определения их по сим правилам в какие бы то ни было низшие против их звания общественные должности, не имеют права отказываться от сих должностей и обязаны принимать оные беспрекословно».
