Содержание к диссертации
ПРЕДИСЛОВИЕ: ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ 4
ВВЕДЕНИЕ 10
ЧАСТЫ '. 1..20
ОБЩЕЕ УЧЕНИЕ О ЗНАКАХ 20
Глава первая '. 20
Сущность знака и природа означивания 20
1. Св. Августин о знаках: основания общей семиотики 20
2. Определение знака '. 27
3. Формальная сущность знака 37
«Физическая» и «семиотическая» сущности 37
«Репрезентативная сила» знака 43
Основание знакового отношения 44
4)3нак и отсутствующий интерпретатор 48
4. Знаковая репрезентация 53
Глава вторая 61
Классификации знаков 61
1. Прежние классификации 62
2. Базовые членения и таксономическое древо 63
3. Спорные моменты базовой классификации знаков 66
Естественные знаки и условия естественного означивания 67
Знаки «из привычки» 70
3)Условия инструментальной репрезентации .1....74
Формальные знаки и формальная репрезентация 78
Семиотический статус species imprcssa '. 83
Глава третья 88
Проблемы овщей семиотики 88
1. Институция знаков 88
2. Причины и следствия с семиотической точки зрения 93
3. Sigmim sui ipsius: о возможности самоозначивания 99
4. Проблемы иконизма 107
1)3еркальные отражения 107
2) Портретные изображения 112
1.Предварительные замечания и основные вопросы 112
Онтологическая природа внешнего иконического знака 114
Семиотическая структура последовательности образов 122
3 )Понятия как imagines 125
ЧАСТЫ1 1 134
ГОРИЗОНТ ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ СЕМИОТИКИ 134
Глава первая 134
Terminus, vox, sionum 134
I. Определение термина 139
2. Классификация терминов. Ментальные термины 141
3. Устные термины 148
1) Вербальные и невербальные формы речи 148
2)Locutio 149
«Blictri» и значения незначащих слов .' 152
Термин н знак 156
Глава вторая 159
Естественные и исторические аспекты языка 159
1. Два вида устных знаков 159
2. Многоликость естественного означивания 162
3. Речь человека и voces brutorum 165
4. Индивидуальное овладение устной речью 168
1)Физиологическне условия усвоения языка 169
2)Социальные условия усвоения языка 170
5. Происхождение языка : 173
1) Отрицание естественной этимологии 173
з'
2)Адамический язык 178
ГЛАВА ТРЕТЬЯ 186
ЯЗЫК КАК МОРАЛЬНОЕ БЫТИЕ 186
1. Природа esse morale 188
2. Учреоісдеиие и отмена ens morale. «Автор языка» и «речевое обязательство» 192
Квази-правовой характер языка 192
«Автор языка» 194
«Речевое обязательство» 205
3. Формальная сущность значений слов как esse morale 210
Глава четвертая 218
семаніические и прагматические аспек1ы языка 218
1. Проблема первичного значения слов 218
Из истории вопроса 218
Линии аргументации .". 222
«Понятие» и «вещь» 229
2. Другие семантические пробпемы 235
3. Письменные знаки .- '..239
Проблема письменных знаков 239
Непосредственные означаемые письменных знаков. Прагматическая установка 241
4. Речевой акт как единица коммуникации '. 250
1) Основные понятия доктрины речевых актов и общий подход к проблеме 251
2)Фундаментальное условие и типы речевых актов.. 255
3)Сущностные характеристики речевого знака 257
Правила, регулирующие совершение речевых актов 260
Прагматическая структура речевых знаков "..265
ЧАСТЫН 278
ИСТИНА КАК СЕМИОТИЧЕСКОЕ ПОНЯТИЕ 278
Глава первая .' .' 279
истина в структуре мен гального знака 279
1. Средневековые истоки и новые подходы '. 279
2. Ratio veritatis .'. 282
Номинальная дефиниция истины. Терминология 282
«Уравнивание» вещи и интеллекта: количесгвенный и динамичный аспект истины 284
«Сообразность» вещи и интеллекта: качественный и формальный аспект истины 290
3. «Вещь» как термин сообразности в истине. 292
Объект и объективное понятие 292
Объект и вещь in essendo '. '. '..295
4. Онтологическая природа истины 297
Парадигма дискуссии: Суарес об истине в познании 297
Дискуссия XVII в 302
Субъект сообразности 302
Познавательная истина a parte rci 304
3) Формальная и радикальная истина 318
Глава вторая 322
исіинаинтенционаиьного образа 322
/. Образ в простом схватывании и в суждении 323
2. Истинный образ химеры 327
Понятие невозможного объекта 327
Рождение химеры и ее внутреннее бытие 329
Истинный образ химеры в простом схватывании 333
Истинный образ химеры в суждении 337
ГЛАВА ТРЕТЬЯ 344
Истина в ментальном языке :. 344
1. Вопрос об истине ментального термина. Смиглецкий против теории виртуальных суждений.. 345
2. Двойственная природа ментальных предложений : 351
3. Условия истинности ментальных предложений. Проблема mutatio 355
Примеры разных типов ментальных предложений 356
Объект ментального предложения. Фиксация на объекте 363
Истина в суждениях о невозможных объектах 368
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 369
БИБЛИОГРАФИЯ
Предисловие: общая характеристика работы
Актуальность.предмета, исследования. Семиотические учения, созданные в рамках философских курсов XVII в., — один из важнейших, но при этом слабо изученных разделов философии раннего Нового времени. Открытие и осмысление семиотики постсредневековьгх схоластов приобретает особое значение в наши дни, когда знак стал ключевым понятием и поистине универсальным инструментом в самых разных областях философских и, шире, гуманитарных исследований, от формальной онтологии и философии языка до частных разделов истории культуры или социальной психологии. Тексты XVII в. свидетельствуют о том, что семиотика этого столетия представляла собой тщательно разработанную и структурированную область философского дискурса, где понятие знака изначально трактовалось как понятие междисциплинарное. Постсредневековые схоласты рассматривают общее определение знака, его формальную сущность и закономерности его функционирования в языке, когнитивных актах, социальных и культурных институтах, изобразительном искусстве; анализируют с семиотической точки зрения понятия внешней и внутренней репрезентации, истины и т. д. При этом уровень семиотического мышления, демонстрируемый авторами философских курсов, настолько высок, что их идеи и достижения представляют для нас глубоко теоретический, отнюдь не только исторический интерес. Семиотические трактаты XVII в. существенно корректируют общепринятую точку зрения, согласно которой до Ч.С. Пирса, Ч.У. Морриса и Ф. де Соссюра не существовало развитых и универсальных учений о знаках. Более того, исследование семиотических доктрин постсредневековой схоластики способно существенно изменить стандартные представления и оценки, связанные с генезисом новоевропейского философского и научного мышления в целом.
Степень разработанности проблематики в зарубежной и отечественной литературе. Схоластика XVII в. до сих пор остается белым пятном в истории европейской философии; ее изучение находится в начальной стадии не только в России, но и в мировой историко-философской науке. Среди отечественных историков философии только один специализируется в области изучения постсредневековой схоластической традиции - Д. В. Шмонин: он является автором двух монографий и ряда статей, посвященных различным аспектам второй схоластики XVI - начала XVII в.2 Автором настоящей диссертации
Термин «семиотика», естественно, самими схоластами XVII в. не употреблялся. Тем не менее, он давно утвердился в европейской и американской науке для обозначения учений о знаках, которые разрабатывались не только в XVII в., но и в гораздо более ранние эпохи. Использование этою термина очень удобно, поскольку позволяет избежать громоздких описательных конструкций. 2Шлютш Д.В. 1) Введение в философию Контрреформации: иезуиты и вторая схоластика // Verbum: Вып. 1. Франсиско Суарес и европейская культура. СПб, 1999. С. 58-79; 2) Фокус
были опубликованы несколько статей о схоластической метафизике XVI-XVTI в., 'монографическое исследование понятий сущего и реальности в «Метафизических рассуждениях» Франсиско Суареса и перевод с латинского языка первых пяти глав («Рассуждений») этого обширнейшего трактата . Что же касается собственно семиотической проблематики, то на русском языке имеются лишь-публикации автора диссертации, указанные в списке трудов в конце автореферата.
В зарубежной историко-философской литературе схоластическая семиотика XVII в. представлена крайне малым числом работ. Если средневековые учения о знаках штудируются в последние десятилетия достаточно интенсивно, особенно после того,(как в 1978 г. был опубликован трактат Роджера Бэкона «О знаках», то семиотика XVII в. до сих пор не удостоилась ни «одного монографического исследования. Единственная на сегодняшний день фундаментальная работа самого высокого научного уровня, предлагающая целостный обзор истории семиотических учений, начиная,с античности и заканчивая концепциями Локка и Лейбница, - книга немецкого исследователя Стефана Мейер-Озера «След знака», вышедшая в свет в 1997 г4. В ней XVII веку посвящена одна глава - обстоятельная и объемная, но все же явно недостаточная для того, чтобы хотя бы мимоходом затронуть все важные аспекты семиотического дискурса той эпохи. Другая обширная монография, изданная 'несколькими годами позже, - «Четыре века понимания» американского исследователя- Джона Дили5. В ней тоже затрагиваются семиотические учения XVII в. Несмотря на то, что эта книга пользуется широким признанием на родине автора, она относится скорее к жанру научно-популярной, чем собственно научной литературы. Более значимой представляется другая работа Дили - публикация латинского текста и комментированный перевод на английский. язык трактата «О знаках», автором которого был Иоанн св. Фомы, крупный и влиятельный схоластический философ-доминиканец середины XVII в. Не будет преувеличением сказать, что это издание впервые по-настоящему привлекло внимание историко-философского сообщества к самому феномену семиотики
метафизики. Порядок бытия и опыт познания в философии Франсиско Суареса. СПб, 2002; 3) О философии иезуитов, или «Три крупицы золота в шлаке схоластики» (Молина, Васксс, Суарес) // Вопросы философии. 2002. № 5. С. 141-152; 4) Отвага изощренного ума // Вестник С.-Петербургского университета. Серия 6. 2002. Вып. 1 (№ 6). С. 251-256; 5) Философия в испанских университетах и начало возрождения схоластики в XVI в. // Вестник Русского христианского гуманитарного института. 2004. Т. 5. С. 187-195; 6) Что такое вторая схоластика? Возвращение к написанному // Verbum. Вып. 8: Mediaevalia: идеи и образы средневековой культуры. СПб., 2005. С. 128-149; 7) В тени Ренессанса. Вторая схоластика в Испании. СПб., 2006; 8) Габриэль Васкес об истине в познании // Истина и диалог. Труды международной научной конференции. Санкт-Петербург, 29-31 мая 2008 г. СПб., 2008. С.203-212.
3 См. список публикаций по теме диссертации, приведенный в конце автореферата.
4 Meier-Oeser S. Die Spur des Zeichen. Das Zeiclien und seine Funktion in der Philosophic des
Mittelalters und der Fruehen Neuzeit. Berlin, New York: W. de Gruyter, 1997.
5 J. Deely, Four Ages of Understanding: the first postmodern survey of philosophy from ancient times to
the turn of the twenty-first century. Toronto Studies in Semiotics, Toronto-London-Buffalo, University of
Toronto Press, 2001.
XVII в. Другим стимулом к серьезному исследованию этого явления послужила публикация латинского текста и перевода части трактата «О знаках» из «Коимбрского курса логики» ; автор публикации — американский исследователь Джон Дойл, первопроходец в исследовании многих тем схоластической философии XVII в. Эти два трактата о знаках остаются на сегодняшний день единственными семиотическим текстами XVII в., существующими в новых изданиях и в переводе на современный язык. Дж. Дойл также является автором отдельной статьи о семиотических концепциях коимбрцев, изданной к тому же в русском переводе . Учениям о знаках, созданным в XVII в., в частности, текстам крупного доминиканского автора Франсиско де Араухо и того же Иоанна св. Фомы, посвятил свою работу мексиканский исследователь Маурисио Бечот8. Этим кратким перечнем практически исчерпываются значимые работы по схоластической семиотике XVII в., существующие в мировой науке. Поэтому, приступая к этой теме, не приходится рассчитывать на большой массив систематической работы, выполненной предшественниками.
Цели и задачи диссертации. Целью исследования является реконструкция семиотического дискурса философских курсов XVII в., анализ основных семиотических проблем, с которыми имели дело схоласты этого периода, и установление существенных характеристик семиотики XVII в. как целостного объекта исследования. Задачи1 исследования' формулируются следующим образом: подвергнуть анализу базовые понятия семиотических доктрин XVII в., выявить их существенную внутреннюю взаимосвязь и соотнесенность с общефилософскими понятиями схоластики XVII в., исследовать особенности формальной конституции и функционирования знаков в различных областях их применения (общесемиотические учения, лингвистическая семиотика, концепция истины); показать место и роль семиотических учений в общем философском контексте постсредневековой схоластики, их значимость и актуальность для сегодняшней философии.
Основная проблематика работы. Главные вопросы, на которые призвана дать ответ эта работа и которым подчинено рассмотрение более частных проблем, формулируются следующим образом:
6 The Conimbricenses: Some Questions on Signs. Translated with Introduction and Notes by John P.
Doyle, Milwaukee: Marquette University Press, 2001.
7 Doyle J.P. The 'Conimbricenses' on the Semiotic Character of Mirror Images II The Modem
Schoolman. Vol. 76. November 1998. P. 17-31. Русский перевод: Дойл Дж. П. Коимбрскис
схоластики о семиотическом характере зеркальных отражений // Verbum. Вып. 5. Образы
культуры и стили мышления: иберийский опыт, СПб., 2001. С. 93—109, пер. Л.В. Цыпиной, с
послесловием Л.В. Цыпиной и Д.В. Шмонина.
8 Beuchot М. La doctrina tomistica clasica sobre el signo. Domingo de Soto, Trancisco de Araujo у Juan
dc Santo Tomas II Critica. Vol. 12. 1980. P. 39-60. Существует также некоторое количество других
испаноязычных статей, посвященных почти исключительно семиотике все того же Иоанна св.
Фомы — единственного более или менее изучаемого схоласта XVII в.
- Чем была схоластическая семиотика . XVII в. — методом
интерпретации, наукой или философией? И если она была философией,
каковы ее место и роль в общем пространстве философской мысли?
-t Каким образом артикулировалась в ней связь между практическим функционированием знаков как инструментов постижения и осмысления реальности и теоретическими размышлениями о природе знака и означивания?
- В чем заключалось своеобразие или даже новаторство этой семиотики
в сравнении со средневековыми учениями о знаках?
- В чем ее близость делу и духу современной семиотики, а в чем -
глубокое отличие?
- Каково значение исследования постсредневековой семиотики и, шире,
схоластической философии века Декарта в наши дни?
Хронологические рамки исследования (без учета исторических экскурсов и параллелей с современными концепциями) охватывают период от последней четверти XVI в. до первой четверти XVIII в.
Методология, исследования. В соответствии с главной целью исследования основным методом является синхронный анализ базовых семиотических понятий XVir в., их взаимосвязей и функций в различных областях применения знаков. Экскурсы в предшествующие (античные и средневековые) учения о знаках играют пропедевтическую роль и способствуют сущностному прояснению того или иного вопроса. Кроме того, во многих случаях используется метод сравнения современных (в широком смысле) семиотических концепций с доктринами схоластов XVII в.: например, при рассмотрении внешних иконических образов, языковых терминов,, учения о речевых актах и т. п.
Научная новизна. Научная новизна работы состоит в том, что впервые в мировой историко-философской литературе предпринята попытка реконструировать и подвергнуть комплексному исследованию семиотический дискурс XVII в. как целое, с учетом различных направлений и концепций, которые его образуют и взаимодействуют в этом общем междисциплинарном поле. В диссертации исследуются философские курсы, которые либо никогда затрагивались в историко-философских исследованиях, либо, если и становились предметом единичных публикаций, то не в семиотическом аспекте9.
Состояние текстуальных источников и текстологическая база исследования. Как было сказано выше, на сегодняшний день имеется лишь два новых издания семиотических текстов XVII в.: часть трактата о знаках из
9 Единственным исключением стал упоминавшийся выше трактат о знаках из «Коимбрского курса»
«Коимбрского курса логики» и семиотические разделы из «Ars logicae» Иоанна св. Фомы. Огромный массив текстов постсредневековой схоластики и, в частности, семиотики существует лишь в виде старопечатных изданий и рукописей. Настоящее исследование выполнено на материале около двух десятков философских курсов в изданиях XVI-XVIII вв. Главным образом это курсы испанских и португальских авторов (Педро Уртадо де Мендоса, Франсиско де Овьедо, Родриго де Арриага, Луис де Посада и др.), что соответствует исторической роли Испании XVI-XVTII вв. как основного хранителя и транслятора схоластической традиции в эпоху раннего Нового времени. Но среди исследуемых авторов фигурируют также представители других европейский стран, от Ирландии и Англии на западе (Джон Панч, Томас Комптон Карлтон) до Польши на востоке (Мартин Смиглецкий) и Италии на юге (Бартоломео Мастри и Бонавентура Беллуто, Сильвестро Мауро). В центре исследования находятся учения о знаках, которые разрабатывались авторами-иезуитами, что опять-таки соответствует исторической роли иезуитов как главной интеллектуальной силы Контрреформации; однако наша работа опирается и на тексты, созданные в рамках других орденских традиций: францисканского скотизма и доминиканского томизма. Помимо собственно семиотических трактатов, оформленных как автономные разделы философских курсов, в исследовании использовался материал и других разделов, где активно применяется понятие знака:, это краткие введения в логику (Summulae), психологические («О душе») и метафизические части курсов. Отобранные для исследования философские курсы принадлежат к числу наиболее репрезентативных текстов XVII в., цитируемых не только внутри традиции, но и во внесхоластических трудах (у Декарта, Лейбница и т. д.).
Научно-практическая значимость. Теоретическая и практическая значимость диссертационной работы определяется тем, что ее результаты открывают новые возможности для историко-философских исследований периода раннего Нового времени. Материалы диссертационной работы могут найти применение при подготовке учебных и справочных изданий по различным разделам истории европейской философии и гуманитарного знания,, курсов лекций и программ по истории философии, онтологии и теории познания, философии языка, философии культуры, общей семиотке и другим дисциплинам, преподаваемым в высших учебных заведениях.
Положения, выносимые на* защиту. На защиту выносятся следующие основные положения диссертации:
- Семиотические учения схоластических философских курсов XVII в.
представляют собой цельную, детально разработанную и отчетливо
струїстурированную область философского дискурса, в рамках которого
фактически происходит становление новой дисциплины - семиотики.
- Семиотика XVII в. является именно философской дисциплиной. В центре
семиотической проблематики этой эпохи стоят вопросы теории познания,
социального бытия человека, языка как общечеловеческого универсального
феномена и т.д. Подход к этим проблемам также характеризуется универсальностью и неразрывной сопряженностью с традиционными областями философского исследования. Наконец, главной целью семиотики XVII в. является исследование понятия и функции знака в общем философском горизонте отношения между человеком и миром.
В семиотических трактатах схоластов XVII в. знак служит универсальным инструментом осмысления мира природы и мира культуры, а также взаимосвязи между этими двумя мирами. Исследование такой функции знака и процедур означивания принципиально меняет традиционное восприятие постсредневековой схоластической традиции, демонстрируя не только ее адекватность своему времени, но и ее научную перспективность.
Семиотика схоластов ХЛШ в. имеет очевидную светскую направленность, поскольку ее основной интерес сосредоточен на знакотворческой деятельности людей в повседневной жизни, в искусстве, языке и т. д. Этим подтверждается ее современность собственной эпохе, с ее выраженной тенденцией к автономизации философии и науки от теологии.
Семиотические учения, проясняющие механизмы формирования понятийных знаков реальности, свидетельствуют о глубокой «онтологической укорененности» философского мышления схоластов XVII в. Другими словами, следует считать ошибочным представление о семиотических учений схоластов XVII в. как о манипулировании безжизненными понятиями, лишенными всяких корней в реальности.
- Исследование тем и проблем, которыми занята семиотика XVII в., выявляет
ее теоретическую, а не только историческую, значимость для современной
общей семиотики, философии языка и философии культуры;
-Изучение семиотических концепций философских курсов XVII в. позволяет выявить ряд новых для схоластики и актуальных для последующей философии моментов, среди которых: (1) включение - при построении классификации знаков - понятий в категорию формальных знаков; (2) рассмотрение понятий не как форм вещей, но как информации о формальных структурах, кодирумой во всех фазах познавательного акта и представляющей познаваемые предметы в интенциональном (чисто информационном, но не реальном) бытии; определение понятий как формальных знаков, обладающих общечеловеческой значимостью; (3) разработка учения об импозиции, источником которой выступает воля человека и в процессе которой устанавливаются прочные связи между знаками и определенными значениями; (4) разработка проблем коммуникативной ценности высказываний; (5) установление приоритета за познавательной концепцией истины и анализ вопросов, связанных с двойственной семиотической природой ментальных знаков, в рамках единого учения об интеллекте; (6) обнаруживаемое при разработке проблемы истины общее свойство схоластической философии XVII в., связанное с перемещением внимания от бытия вещей «самих по себе» к вещам как формальным объектам нашего интеллекта, что парадоксальным образом
объединяет схоластическую проблематику XVII в. с философскими интересами нашего времени.
Апробация^ работы. Результаты, исследования представлялись автором на различных российских и международных научных форумах, в том числе на V,: VI и VTI Свято-Троицких ежегодных академических чтениях (С.-Петербург, июнь 2005,. июнь 2006, май 2007), международной- научной конференции «Истина и диалог» (С.-Петербург, май 2008 г.), на семинарах по античной и средневековой философии ИФРАН, на семинарах. Центра средневековых и ренессансных исследований Университета Сент-Луиса, США (март-апрель 2004, ноябрь 2007).
Основные результаты и выводы исследования; были обнародованы в монографии «Языкя неочевидного: Учения о знаках в схоластике XVII в.» ив ряде статей, опубликованных в ведущих отечественных научных журналах. Кроме того; результаты исследования апробированы, в авторском лекционном курсе, который читается'в Институте философии; теологии и истории св. Фомы (2006т. — н.в.).
Текст диссертации обсужден на заседании сектора философских проблем: истории науки Института философии РАН;, по результатам: которого, диссертация рекомендована к защите..
Введение к работе
Семнадцатый век — последний: век величия схоластики. Последнее могучее усилие; ума, воспитанного столетиями непрерывной традиции чтений и диспутов; последний взлет духа, взращенного* монастырем и университетом Средневековья. Парадокс заключается в том,, что схоластическую философию этого времени, относительно близкую нам хронологически, мы знаем несравненно хуже, чем труды Абеляра, Фомы или Оккама10. Видимо, это объясняется тем, что в XVII в. магистральный путь развития философии проходил уже за пределами схоластической традиции. Современники, увлеченные экспериментальным естествознанием и математикой, видели в трудах схоластов лишь пережиток прошлого, а. их отдаленные потомки присоединялись, к этому мнению, не давая себе труда заглянуть в тексты. Позднее цветение принесло плоды, которые, казалось, никому больше не были нужны. Книги остались на. полках: большие, пугающе толстые тома; аккуратные столбцы убористого латинского текста, отпечатанного на толстой шершавой бумаге,, которая до сих пор не крошится под пальцами. Еще больше книг осталось лежать в рукописях: многие сотни единиц хранения Ватиканской библиотеки,: библиотек католических университетов, орденских Studium'oB. Время схоластики завершилось.
Правда, и средневековую философию даже с очень большой натяжкой нельзя назвать досконально изученной.
Пробуждение исследовательского интереса к этому периоду в истории философии, прежде всего к наследию Франсиско Суареса - если не считать отдельных трудов, вышедших в конце XIX-самом начале XX вв., — начинается в первом-втором десятилетиях минувшего столетия . Но только в самые последние тридцать лет предпринимаются более или менее систематические попытки проникнуть в замкнутый мир послесуаресовской схоластики. Монографические работы на эту тему пока еще исчисляются единицами, но уже более или менее регулярно выходят в свет отдельные статьи и сборники статей12. И все же эти исследования еще настолько разрозненны, а их достижения еще настолько далеки от того, чтобы стать органической частью наших представлений об истории европейской философии, что и сейчас многие, в том числе профессиональные историки философии, полагают, что с окончанием Средневековья умерла и живая традиция схоластики13.
Семнадцатый век составил отдельную эпоху в истории схоластической традиции. Он не умещается в то столетие, которое обозначено этим именем на общей хронологической шкале. В^ схоластике он- начался в 1597 г. публикацией «Метафизических рассуждений» Суареса, а заканчивался постепенно, вплоть до второй половины XVIII в. и временного запрещения деятельности ордена иезуитов в 1773 г14. Философские труды, которые были
У нас в стране по вполне понятным причинам исследовательский интерес к Суаресу и схоластике контрреформационной поры стал заметен лишь в середине 90-х гг. (Основные работы и переводы приведены в списке литературы.)
12 Например: Rodrigo de Arriaga: Philosoph und Theologe. Prag 25. - 28 Juni 1996. Herausgegeben von Tereza Saxlova und Stanislav Sousedik. Karolinum, Praha 1998; «Rem in seipsa cernere». Saggi sul pensicro filosofico di Mastri et Belluto (1602-1673). Atti del Convegno di studi sul pensiero filosofico di Mastri et Belluto da Meldola (1602-1673), Meldola - Bertinoro, 20-22 settembre 2002, Padova: II Poligrafo, 2006.
Если говорить о современных историках философии, вот отличный пример: А. де Либера, Средневековое мышление, М., Праксис, 2004, с. 104: «Безусловно, к 1500 і оду схоластика глубочайшим образом выродилась». Это «безусловно» симптоматично, особенно если учесть, чго исходит оно из уст именитого исследователя, который сам погружен в схоластику, хотя и другой эпохи.
Здесь нужно сказать несколько слов о той концепции постсредневековой схоластики и, в частности, ее хронологических границ, которую развивает Д.В.Шмонин. Период, предшествующий XVII в., рассматривается им с опорой на введенное итальянским историком-неотомистом Карло Джаконом понятие второй схоластики (Carlo Giacon, La Seconda Scolastica. Т. 1-3, Milano, 1947-50). Д.В. Шмонин проводит различение между собственно «второй схоластикой», как явлением социокультурным, и постсредневековой схоластической философией в собственном смысле. Для явления второй схоластики, по мнению исследователя, характерны две основополагающие черты: его общеевропейская значимость и его непосредственная сопряженность с культурными, социальными и политическими задачами Контрреформации. При этом философским основанием программы второй схоластики служит реформированный томизм. В таком понимании «схоластический ренессанс», представленный именами Виториа, Сото, Молины, Фонсеки, Васкеса, Баньеса и, разумеется, Суареса, «оказался мощным, но кратковременным явлением, фактически завершившимся в конце второго десятилетия XVII в.» (Д.В. Шмонин, В тени Ренессанса. Вторая схоластика в Испании, СПб., 2006, с. 4). После смерти Суареса в 1617 г. католическая схоластика утрачивает общеевропейское значение. Это объясняется, с одной стороны, формированием протестантской схоластики в северной Европе, а с
созданы между этими временными границами, объединяет (и отличает от предшествующей эпохи) целый ряд своеобразных черт: это практически полная автономия как от богословия, так и от обязанностей комментирования; стремление к максимально широкому, универсальному и комплексному рассмотрению отдельных проблем; решительное преобладание повествовательной манеры изложения над диспутационной, столь характерной для крупных форм средневековой богословско-философской литературы, и т. д. Эти своеобразные черты определяют новый жанр философских текстов, который, безусловно, господствует в университетской философии XVII в.: жанр Cursusphilosophicus — обширного трактата, по возможности включающего в себя все разделы современного ему философского знания.
Само это название — «Философский курс» — тотчас заставляет ассоциировать его с учебной литературой. И в самом деле, эти тексты создавались в том числе для образовательных целей и действительно служили учебниками философии в университетах. Но было бы абсолютно ошибочным считать их по этой причине тем, чем обычно являются привычные для нас учебники: выжимкой готового, отстоявшегося знания, по определению вторичной и усредненной. В своем каноническом виде Cursus philosophicus открывается, как правило, кратким «Введением в логику», или «Summulae»: компактным текстом, по форме восходящим к одноименному трактату логика XIII в. Петра Испанского. Далее следуют основные части курса: собственно «Логика», включающая в себя в значительной мере также теорию познания; «Физика», «О душе» (если эта часть не входила в «Физику») и «Метафизика». Эта структура допускала незначительные вариации внутри каждой из базовых частей, но общая последовательность выдерживалась строго, поскольку отражала в себе структуру традиционного знания как такового. С внешней стороны отдельные части философских курсов нередко оформлялись как последовательность комментариев к сочинениям Аристотеля. Но в содержательном и стилевом отношении текст
\
другой стороны, расцветом внесхоластической философии Нового времени, ориентированной на эксперименгально-матемагическое естествознание. Поэтому применительно к периоду после смерти Суареса можно говорить о постсредневековой схоластической философии, но не о второй схоластике в указанном смысле. Таким образом, вторая схоластика оказывается последней крупной формой средневековой философии и в то же время начальным этапом постсредневековой схоластики: этапом, который предшествует находящемуся в фокусе нашего исследования XVII в. И граница раздела проходит по Суаресу, ставшему и итоговой, и начальной фигурой одновременно.
Эти положения Д.В.Шмонина представляются вполне убедительными и приемлемыми, хотя, конечно, верхняя и нижняя границы «второй схоластики» и собственно «постсредневековой схоластической философии» могут быть установлены лишь приблизительно. Единственное, что вызывает возражение в концепции Д.В. Шмонина, так это следующее утверждение: вторая схоластика означала «рождение новой христианской, католической философии, соответствующей Новому времени и представляющей целостное мировоззрение, построенное на теологических основаниях». (Д.В. Шмонин, ук. соч., с. 265)1 Я полагаю, что основная направленность схоластической философии XVI и особенно XVII вв. в том и состоит, чтобы обеспечить автономность философии от богооткровенной теологии, четко разграничить эти две области.
курса — это не. комментарий, пусть даже развернутый комментарий per modum quaestionis, какими еще были наиболее значительные труды схоластических философов конца XVI в., а серия свободных авторских трактатов. Они скреплялись между собой не только общими рамками университетского учебного плана, но и смысловыми связями, созидающими из этих блоков целостные философские системы. Таким образом, в жанре Carsus philosophicus присутствовало известное напряжение между заявленной формой псевдокомментария и действительной формой трактата, в которую облекалась философская мысль.
Но такое напряжение присутствует не только во внешней форме и манере изложения, свойственных философским курсам. Еще более важно то внутреннее напряжение, которое возникает в них между традиционной, восходящей к Аристотелю и средневековой схоластике структурой знания, этим старым и мощным древом, и теми новыми побегами, ответвлениями этой традиционной структуры, теми новыми областями, которые с самого начала формируются, говоря современным языком, как области междисциплинарные. Так, на стыке логики и науки о душе складывается ноэтика — учение о ментальной репрезентации реальности, которое, в свою очередь, непосредственно соприкасается со строго метафизическими исследованиями. Другой пример: осмысление общих бытийных основ, на которые опираются социальные и культурные институты человеческого общества, породило концепцию esse morale — «морального бытия» . К таким же новым междисциплинарным областям, возникающим в недрах Cursus philosophicus XVII в., относится и учение о знаках. Оно еще не имело особого- ' названия, но степень его самостоятельности и разработанности вполне позволяет применить к нему современный термин «семиотика», тем более что такое именование, экономное и выразительное, уже давно укоренилось в западной исследовательской традиции даже применительно к гораздо более ранним учениям. Более того, из всех междисциплинарных областей знания семиотика была, пожалуй, наиболее развитой и структурированной. Это уже не просто некое исследовательское поле, где встречаются и взаимодействуют проблемы и методы разных умозрительных наук и практического опыта, а почти что новая конституированная дисциплина, которой пока трудно найти себе постоянное место жительства в традиционной системе знания, и поэтому она временно довольствуется пропиской на территории одной из своих близких родственниц — логики16.
Что же такое семиотика XVII в. как междисциплинарная область? Чтобы ответить на этот вопрос, бросим беглый взгляд на историю семиотических учений.
15 Сам термин esse morale гораздо старше, но его смысловое наполнение претерпело в XVI-XVII
вв. глубокие изменения. См. ч. II, гл. 3 этой книги.
16 С логикой семиотические учения связаны генетической связью. В самом деле, к центральной
области семиотики XVII в. принадлежит учение о лингвистических терминах и пропозициях, а оно
развивается под непосредственным влиянием логических трактатов Аристотеля и средневековых
авторов.
Первые учения о знаке возникают еще в античности. Известно, что у стоиков существовала' развитая доктрина, согласно которой знак, отцлєїоу, понимался как логическая импликация: если имеется дым, значит, должен быть и огонь; именно поэтому дым есть знак огня. Следы этой логической концепции знака еще обнаруживаются у Августина ; но в целом Августин понимал знак совсем иначе: как чувственно воспринимаемую вещь (чем бы эта вещь ни была по своему физическому бытию - телом, зрительным образом,' набором звуков), которая, будучи познанной, дает через себя познать нечто другое . Окончательное определение знаку Августин дает в трактате «О христианском учении», который посвящен разбору трудностей в понимании и толковании Священного Писания и анализу путей их преодоления. Естественно, что при этом основное внимание Августин обращает на словесные знаки. Но герменевтика Писания с необходимостью требовала также умения истолковать те вещи или события, которые часто исполняют в нем знаковые функции. Эта необходимость побудила Августина разработать и сформулировать новое, несравненно более широкое, чем у стоиков, учение о знаке: из понятия чисто логического знак превращается в понятие универсальное, приложимое к любой реальности, способной служить промежуточным средством в познании чего-либо отличного от нее самой. Именно такое понимание знака было унаследовано от Августина ранним Средневековьем и продержалось вплоть до XIV в.
Помимо этой общесемиотической линии, связанной с Августином, существовала и другая линия, узко-лингвистическая, восходящая к трактату Аристотеля «Об истолковании» и комментариям на него, написанным Боэцием. Для Боэция и средневековых логиков знак — это прежде всего слово устной речи, которое обозначает понятие в,уме говорящего: слыша устное слово, другой человек через него познает понятие в уме собеседника, которое иначе осталось бы для него невыразимым и недоступным. Эти две линии в понимании знака существовали параллельно: линия Августина продолжалась в теологии, прежде всего в учении о божественном Слове и его выражении в тварном мире; линия Боэция - в логических и грамматических штудиях.
Следующий переломный момент в истории семиотических учений связан с Роджером Бэконом. В настоящее время принято считать, что Бэкон в своем трактате «О знаках»19 первым заявил о том, что слова устной речи изначально и первично обозначают не понятия в интеллекте говорящего, а предметы внемысленной реальности. Тем самым чисто интенсиональной, как сказали бы сегодня, семантике Боэция была впервые противопоставлена экстенсиональная семантика, которая завоевала немало сторонников уже в XIV в. и преобладала в XV-XVI вв. Новшество Бэкона ограничилось, правда, областью лингвистических знаков, оставив в неприкосновенности
17 Т. Borsche, Zcichentheoric im Obergang von den Stoikern zu Augustin, Allgcmcinc Zcitschrift fur
Philosophic 19, 1994, S. 41-52.
18Augustinus, De doctrina Christiana, II, 1. 1: «Знак есть вещь, которая, помимо формы,
напечатлеваемой в чувствах, сама по себе приводит к познанию чего-либо другого».
19 Roger Bacon, De signis, ed. К. M. Fredborg, L. Nielsen, and J. Pinborg, Traditio 34, 1978, p. 75-136.
общесемиотическую концепцию Августина. Но это новшество сделало возможным следующий радикальный шаг в истории средневековых семиотических учений: рождение оккамистской концепции ментальных знаков. В самом деле, именно Оккам сформулировал теорию понятий как терминов полноценного ментального языка: не просто вторичной внутренней речи, то есть беззвучного проговаривания «про себя» фраз или текстов, подготовленных к произнесению вовне, а ментального языка как той первичной исходной формы, в которой развертывается всякое-человеческое
20 тт
мышление до и независимо от его внешнего языкового выражения . Для Оккама слова устной речи были вторичными знаками внешних вещей, замещавшими собою понятия в интеллекте; подлинными же знаками внешних реальностей были именно эти внутренние, ментальные слова: знаками естественными, не зависящими от каких бы то ни было соглашений между людьми. Но самое главное, с точки зрения будущей судьбы учений о знаках, заключалось в том, что эти ментальные знаки не должны были сначала познаваться сами, как физические чувственные реальности, чтобы затем, на втором шаге, через них могли познаваться обозначенные ими вещи. В отличие от внешних слов, ментальные слова были нечувственными и обозначали внешние реальности спонтанно и непосредственно. Тем самым Оккам поставил под вопрос сразу два фундаментальных тезиса Августина: 1) знак есть чувственно воспринимаемая вещь; 2) познание через знак есть по необходимости познание двухэтапное: сначала познается сама вещь, которая служит знаком,, и лишь затем — то, знаком чего она служит. Так две семиотические, линии — линия Августина и линия Боэция — столкнулись в противоречии в рамках оккамистской доктрины ментального языка.
XV век немало потрудился над тем, чтобы соединить учение Оккама, сосредоточенное почти исключительно на синтаксической стороне ментального языка, с традиционными представлениями о понятиях интеллекта как о естественных образах реальности . Сопряжение двух знаковых функций в понятиях интеллекта, лингвистической и иконической, было вполне осознано и эксплицировано во второй половине XVI в. в знаменитом логическом труде «португальского Аристотеля» Педро Фонсеки «Начала диалектики». А вместе с этим было осознано и эксплицировано общее разделение знаков на две большие группы, лишь одна из которых подпадала под определение, данное Августином: «Знаки разделяются двумя способами: одним — на знаки формальные и инструментальные (если позволительно так выразиться), другим — на естественные и по установлению»"". Инструментальные знаки - те, о которых говорил Августин: чувственные вещи, которые, будучи прежде познанными, дают
William of Ockham, Summa logicae, I, 1, ed. Ph. Boehner et al., Opera philosophica I, St. Bonaventure, N.Y: The Franciscan Institute, 1974.
21 A Broadie, The circle of John Mair. Logic and Logicians in Pre-Reformation Scotland, London:
Oxford University Press, 1985, Idem, Notion and Object. Aspects of Late Medieval Epistemology,
Oxford: Clarendon, 1989.
22 Petrus Fonseca, Institutiones dialccticae, lib. I, с VIII, Venetiis 1611, p. 17.
через себя познать нечто иное. Формальные знаки — не что иное, как ментальные образования, оформляющие познавательную способность, они же — единицы ментального языка, прозрачные для познания: обозначаемые ими реальности познаются непосредственно, тогда как сами ментальные образования доступны познанию только во вторичных актах рефлексии, направленных на них как на объекты, а не как на средства познания иного.
Таким образом, к началу XVII в. сложились условия для возникновения особой области исследования — универсальной дисциплины, позднее получившей название семиотики. Эта область должна была сформироваться на стыке науки о душе (тех ее разделов, которые соответствуют позднейшей когнитивной психологии), логического учения о ментальных терминах и пропозициях, метафизических концепций сущего и способов его истинной (или ложной) репрезентации в интеллекте. С другой стороны, эта область граничила с «практической лингвистикой», то есть опиралась на эмпирический опыт контактов с неевропейскими культурами, в том числе на опыт библейских переводов и христианской миссии. Очевидно, насколько эта обширная область семиотических исследований своим размахом и подчеркнутой междисциплинарностью превосходила позднеантичные и средневековые учения о знаках, с их разрозненностью и узколингвистической или сугубо-теологической направленностью. Далее, очевидно, что эта область изначально имела светский характер, и хотя семиотические исследования философов-схоластов, несомненно, могли быть использованы и в самом деле использовались в трудах теологов-схоластов (те и другие чаще всего сочетались в одном лице), не теология, а деятельная человеческая жизнь, человеческое познание, человеческое общение стояли в центре семиотических интересов XVII в. Наконец, очевидно и то, что в традиционной системе наук этой новой исследовательской области нелегко было найти ' надлежащее место. Отсюда, как уже было сказано, - ее , вынужденное существование в рамках логических разделов будущего философского курса.
Но в конце XVI в. эта универсальная семиотика существует еще не как реальность, а только как задача. Задача немалая. В самом деле, для ее решения философам, продолжавшим традиции схоластической мысли, предстояло: сформулировать новое определение знака, разработать строгую и подробную классификацию знаков, подвергнуть анализу формальную сущность и способы функционирования каждой категории знаков; проследить, каким образом знаки работают в разных сферах человеческой деятельности — от естественной речи и мышления до государственно-политической жизни и художественного творчества; соотнести эти исследования с другими, более традиционными частями философского знания, и т. д. К решению этих задач и приступает схоластическая философия XVII в., начиная с «Коимбрского курса логики», вышедшего в свет в 1604 г., и до середины XVII в., когда жанр Cursus philosophiciis уже вполне сложился и устоялся, и семиотические разделы заняли в нем определенное место, приобрели определенный порядок изложения и
определенный тематический репертуар, которому отныне будут следовать позднейшие авторы. Таким образом, рождение философского курса означало не только изменение жанровых форм существования философии, не только систематизацию традиционного знания, не только утверждение новой модели философского образования; оно означало также рождение новых дисциплин, новых содержательных областей философствования,.пусть даже пока не закрепленных институционально. Так сформировался семиотический дискурс раннего Нового времени, который и составляет предмет этой работы.;
Уже простое описание этого предмета представляет собой нелегкую задачу. Во-первых, это объясняется трудностями его реконструкции как целого. Поясним этот момент. Ядро семиотических учений уже с самого начала XVII в. оформляется в курсах в виде отдельных трактатов, формально привязанных к аристотелевскому сочинению «Об истолковании», а то и вовсе самостоятельных. Это компактные, хорошо структурированные тексты, благодатный материал для описания и: анализа. Но трудность в том, что этими трактатами отнюдь не ограничивается ни теоретическое рассмотрение семиотических проблем, ни, тем более, область реального применения знака и понятия знака в философии. В* самом деле, междисциплинарный, характер семиотики сполна, проявляет себя уже в том, что для ее более или менее . полного описания необходимо обращаться практически ко всем разделам философских курсов. Так, базовые понятия лингвистической семиотики ' содержатся в «Логике», точнее, в «Кратких введениях, в логику»- (Summulae); основные положения теории ментальных знаков и связанной с ними теории истины невозможно сформулировать* без обращения к разделам «О душе»; в описании самой формальной сущности знака. не обойтись без учения о типологии отношений (relationes), которая рассматривается в «Логике» и в «Метафизике», и т. д. Иначе говоря,, семиотические учения приходится тщательно реконструировать из деталей, вычленяемых из самых разнообразных контекстов, опираясь при этом на базовые тексты «Трактатов о знаках».
Во-вторых, описание схоластической семиотики XVII в. предполагает, как минимум, определение ее предмета, основных понятий и ведущих проблем. Но и эта задача оказывается чрезвычайно трудной, потому что, как обнаруживается при первой же попытке всмотреться в тексты, единого взгляда на эти вещи не существовало. Вместо этого имелась некая совокупность проблемных полей, сосредоточенных вокруг дефиниции и сущностного понятия знака, его формальной структуры, минимальных требований к семиотической ситуации (то есть ситуации, в которой становится возможным установление и функционирование знака) и т. д. Поэтому для тогоі чтобы с относительной четкостью представить хотя бы основные позиции по этим вопросам и вывести на свет скрытые основания самой их проблематичности для семиотиков XVII в., оказывается необходимым не просто обрисовать, но тщательно проанализировать
множество точек зрения. Более того, нередко приходится обращаться также к воззрениям средневековых схоластов, что еще более усложняет и утяжеляет описание. Но сам его предмет таков, что не позволяет избежать этих затруднений.'
Задача усложняется еще более, когда от простого описания семиотики XVII в. мы переходим к анализу тех проблем, которые она сама ставила перед собой и которые стремилась решить. С одной стороны, у нас есть привычный и, если можно так выразиться, стандартный набор вопросов, с которыми имеет дело современная семиотика, и подходов к ним. Например, считается, что семиотика имеет дело только с внутренним пространством знаковой реальности, что ее мало заботит отношение между знаками и теми вещами (в самом широком смысле этого слова), которые знаками не являются. Или: принято считать, что лингвистическую семиотику заботит язык как формальная знаковая система, а отнюдь не вопросы, связанные с физиологическими и социальными условиями овладения индивидуальной речью, и т. д. Эти привычные представления мешают нам увидеть и принять собственную логику тех учений о знаках, которые разрабатывались в постсредневековой схоластике. С другой стороны, многие собственные проблемы схоластической семиотики уходят корнями в тысячелетнюю толщу античной и средневековой традиции и вне этой традиции, опоры на нее или полемики с нею, не могут быть поняты.
Наконец, существуют вопросы, связанные с самим семиотическим дискурсом XVII в. как целостным объектом исследования; именно они являются главными вопросами этой работы, а поиск ответов на них — ее главной задачей. Эти вопросы таковы: чем была схоластическая семиотика XVII в. — методом интерпретации, наукой или философией? И если она была философией, каковы ее место и роль в общем пространстве философской мысли? Каким образом артикулировалась в ней связь между практическим функционированием знаков как инструментов постижения и осмысления реальности и теоретическими размышлениями о природе знака и обозначения? В чем заключалось своеобразие или даже новаторство этой семиотики в сравнении с позднеантичными и средневековыми учениями о знаках? В чем ее близость делу и духу современной семиотики, а в чем -глубокое отличие? И, может быть, самый важный вопрос: что мы обретаем, когда обращаемся сегодня к забытому наследию схоластов века Декарта и Лейбница; чем драгоценен для нас предпринятый ими опыт построения универсального семиотического дискурса? Ответить на эти вопросы - наша главная задача. Мы попытаемся это сделать в конце диссертации.
Несколько слов о текстах, послуживших материалом для этой работы. Речь пойдет о философских курсах, созданных в русле католической традиции. Мы ограничиваемся только ими, не затрагивая обширный мир протестантской схоластики. Но даже при таком ограничении философские курсы и Dispntationes XVII в. - это огромное море текстов, лишь малая часть которых вообще когда-либо была издана. Понятно, что те полтора десятка
томов, которые составляют предмет нашего непосредственного разбора — при всей значительности, влиятельности и авторитетности их авторов, — никоим образом не исчерпывают ни всего многообразия точек зрения, существовавших в семиотике XVII в, ни даже всего репертуара самих проблем. Поэтому нужно иметь в виду, что все обобщающие высказывания в этой работе (например, «семиотикаXVII в. утверждает...», или: «в семиотике XVII в. принято...») следует понимать как относящиеся к совокупности тех конкретных трактатов, которые здесь разбираются. Прилагать их ко всем семиотическим учениям, существовавшим в католической схоластике XVII в., нет никакой возможности, пока этот огромный массив текстов не будет в своей значительной массе изучен — или хотя бы прочитан!
Если с этой точки зрения количество рассматриваемых здесь текстов крайне мало, то с другой точки зрения — как непосредственный предмет одного исследования - оно, наоборот, очень велико. В самом деле, нужно было найти такой способ организации материала, такой метод рассмотрения, при котором можно было бы достаточно подробно проанализировать более десятка трактатов разного объема и в то же удержать некое единство общей перспективы. В итоге было решено отказаться от «медальонного» принципа изложения, при котором каждому автору отводится отдельная глава, и выстроить диссертацию в виде каркаса теоретических проблем, внутренне взаимосвязанных и логически вытекающих друг из друга, а уже на этот каркас наращивать плоть конкретных текстов.
Философские курсы, на которых строится эта работа, в большинстве своем почти не попадали в поле зрения исследователей — во всяком случае, именно с семиотической точки зрения. Это немаловажный момент. Например, здесь не рассматривается (за одним исключением) учение о знаках Иоанна св. Фомы - крупного и влиятельного философа-доминиканца, единственного схоласта XVII в., философский и богословский курсы которого, и особенно семиотические разделы «Логики», изучаются в последние десятилетия достаточно интенсивно и уже имеют на своем счету довольно обширную библиографию. Это отсутствие — сознательный выбор. Сейчас в научной литературе сложилась такая ситуация, при которой Иоанн св. Фомы фактически представляет в глазах исследователей семнадцатый век в целом. Философ традиционалистского плана, верный последователь Фомы Аквинского, воспринимается как собирательный образ постсредневекового схоласта. Этот образ невольно работает на безнадежно устаревшую доктрину неотомизма, согласно которой учение св. Фомы безоговорочно господствовало в философии Католической церкви как минимум с начала XVI в. Виной тому, конечно, не сам Иоанн св. Фомы, а вопиющая диспропорция в степени внимания и изученности, доставшихся на его долю и на долю его современников. Диспропорция состоит, разумеется, не в том, что об Иоанне св. Фомы пишут слишком много, а в том, что о других авторах пишут слишком мало. Поэтому наш замысел состоял в том, чтобы представить альтернативные учения, конкретно - мощные и влиятельные семиотические концепции иезуитов и скотистов, которые даже там, где они
ссылались на св. Фому (в первую очередь это касается, конечно, иезуитов), в действительности разрабатывали идеи, сплошь и рядом очень далекие от позиций самого Аквината.
ЧастьЛ Общее учение о знаках
