Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Перспективы онтологии в оптике М. Хайдеггера 29
1 . Возобновление вопроса о бытии и проект фундаментальной онтологии ..29
2. Критика метафизики представления через деструкцию ее истории 41
3. Освобожденный горизонт и истина бытия в событии мысли. Поворот к языку 56
4. Ницше как завершающий метафизик в текстах Хайдеггера 65
Глава 2. Перспективы онтологии в оптике Ж. Делеза 84
1. Критика метафизической репрезентации как репрессивной схемы мышления 84
2. Трансформация философии: плюрализм, эмпиризм, номадология 92
3. План имманенции Ж. Делеза 100
4. Ницше как концептуальный персонаж 121
Глава 3. Трансформация философского мышления в контексте кризиса онтологии 135
1 .Коллаж из обломков онтологии 135
2. Власть: метафизическая тема в неметафизическом контексте 139
3. Эффект реальности и пустыня реального: цинизм и ностальгия современного интеллектуала 147
Заключение 168
Список использованных источников и литературы 176
- Возобновление вопроса о бытии и проект фундаментальной онтологии
- Ницше как завершающий метафизик в текстах Хайдеггера
- Критика метафизической репрезентации как репрессивной схемы мышления
- Власть: метафизическая тема в неметафизическом контексте
Введение к работе
Данное диссертационное исследование посвящено анализу перспектив онтологического мышления в философии Хайдеггера и Делеза. Перспектива мышления здесь - это одновременно и некоторый, весьма своеобразный набор «оптических устройств», которыми располагает (беря на вооружение достижения своего времени - ведь у каждой эпохи своя логика восприятия) тот или иной мыслитель для построения теоретической дистанции к «предмету» мысли, и некоторое со всей ответственностью принятое решение о том, чем следует заниматься философии сейчас, чтобы у нее было будущее. Хайдеггер и Делез, обращаясь во многом к сходному материалу (в том числе, к текстам Ницше как радикального «ниспровергателя метафизики»), ищут ответ на вопрос, как возможна философия и чем она должна быть, если она не должна и не может больше быть метафизикой? Однако, при том, что оба исследуемых автора исходят из завершения метафизики как из состоявшегося факта, абрис перспектив онтологического мышления у Хайдеггера и Делеза получается весьма различный (и как одно из следствий, созданные ими реконструкции приписывают философии Ницше прямо противоположный смысл). Однако цель сравнения хайдеггеровской и делезианской оптик видится не в том, чтобы выяснить, какая из них надежнее и правильнее представляет онтологическую перспективу. Говоря о перспективах онтологии у Хайдеггера и Делеза, мы имеем ввиду не столько то, что эти авторы выстраивают онтологические учения (в отношении Хайдеггера это справедливо, в отношении Делеза - нет), которые можно было бы по содержанию сравнивать, речь скорее о том, что они ставят саму возможность онтологии под вопрос. Вот эта-то проблематизация перспектив онтологии и оказывается в центре настоящего исследования. В том смещении онтологической проблематики, которая происходит в философии Делеза по сравнению с философией Хайдеггера, можно видеть симптом современной эпохи, А потому смысл анализа оптик, выявляющего
различия между ними, направлен, в конечном итоге, на проблематизацию современиого мышления как принципиально неметафизического, то есть на выявление границ современной мысли.
Поэтому, подвергая анализу перспективы онтологии в оптиках Хайдеггера и Делеза, данное исследование ориентировано на вопрос: как можно мыслить сейчас? Под «сейчас» понимается некая ситуация, некое состояние, некий внутренний ландшафт пространства мысли, в котором мы уже находимся, которому мы принадлежим, но о котором, именно поэтому, имеем весьма смутное представление. В качестве симптомов современного состояния мысли видится, прежде всего, радикализация самого принципа современности - современность может остаться собой, только становясь ультрасовременной. Эта ситуация напоминает «хронотоп» кэрроловского Зазеркалья - чтобы оставаться на месте, надо бежать, а чтобы двигаться вперед, надо бежать вдвое быстрее. То, что обостренное требование актуальности приводит зачастую к диктатуре моды, еще полбеды. По-видимому, гораздо более болезненным оказывается неминуемый в таком случае кризис идентичности: чтобы оставаться собой в потоке времени надо меняться вместе с потоком времени, но как при этом оставаться собой, особенно учитывая головокружительную скорость изменений. Так что как только культура переориентировалась с «вечных истины» на «актуальные становления», она стала культурой рассеянности или растерянности - все, что могло бы претендовать на статус субъекта, растеряло себя в множественности слишком быстрых событий. Само собой, в этом надо видеть вызов времени, а не чей-то произвол или безответственность.
На этом фоне показательна критика метафизики, переходящая в критику онтологии вообще. Ницше произвел критику метафизики более радикально, чем это сделал Кант. Далее Хайдеггер объявил самого Ницше метафизиком, после чего Делез и Деррида сочли метафизикой фундаментальную онтологию Хайдеггера. Фуко же, в свою очередь, титулами последних метафизиков наградил Деррида и Делеза. Самого Фуко, правда, метафизиком
не называл никто, но, с другой стороны, не так уж самоочевидно, что Фуко философ. Как бы то ни было, самым удивительным эффектом воздействия фундаментальной онтологии является вполне заметная тенденция исчезновения самого понятия «бытие» из философских текстов постмодернизма. Радикальная критика метафизики переходит в усталость от онтологии, а это, в свою очередь, оборачивается следующей проблемой: с одной стороны, современные философы почти стихийно исходят из того, что актуальная мысль не может быть систематическим мышлением о чем-либо, будь то бытие или разум; с другой стороны, угрожающим становится вопрос, что останется от философии, если искоренить из мышления онтологическую проблематику в принципе, ведь принято считать, что философия началась с тождества бытия и мышления, сформулированного Парменидом и на протяжении всей истории на этом тождестве основывалась как на своем фундаменте. Если Аристотель свою «Метафизику» называет «Первой философией», имея ввиду, что это - философия в собственном смысле слова, философия в ее существе, то не теряет ли философия сама себя, когда собирается освободиться от метафизических предрассудков? Или же она только делает вид, что ее новая критика радикальна, а по сути речь идет о том же самом? В любом случае, чтобы понимать, что стоит за радикальной постмодернистской критикой в адрес классической традиции, необходимо не упускать из поля зрения вопросы о том, что все-таки такое онтология и метафизика и как соотносятся эти понятия между собой, а также чем обоснована претензия онтологической проблематики на статус фундамента философии.1
1 Если видеть в учебной литературе срез устоявшейся традиции, то следует отметить, что вокруг онтологии и метафизики до сих пор царит полнейшая невнятица Отчасти в этом можно винить сам жанр учебной литературы, который должен даже проблемы подавать в информационном ключе, отчасти это шлейф марксистской традиции, отчасти это результат привычного стремления сохранить философию как некую систему даже в ситуации, когда все современные философы категорически не приемлют подобных претензий в духе Гегеля Анализ учебной литературы позволяет выделить следующие тенденции соотношения понятий метафизики и онтологии 1) «метафизика» и «онтология» - это два термина для обозначения одного и того же раздела философии, а именно философии бытия, при этом столь удивительное наличие двух терминов для обозначения одного понятия обосновывается только ссылкой на традицию, а также тем, что эти термины вычленяют «разные аспекты» проблемы - «онтология» именует сущность предмета, а «метафизика» его важнейшую характеристику, а именно «сверхчувственный
Аналогичные проблемы возникают и в связи с критикой субъектной структуры мысли. Как понять всю эту череду смертей от «бога» до «человека»? И можно ли все-таки это «вымирание» истолковать как философское событие, а не как смерть философии? Данная ситуация, к тому же, обостряется характерной для современности проблемой «усталости» философского языка: за каждым термином ощущается такое количество наработанных за многовековую историю пластов контекстов и значений, (которые, к тому же, не только прорастают друг в друга, но еще и имеют тенденцию уходить своими корнями в бесконечность), что всякое говорение и письмо требует порой каких-то нечеловеческих усилий. И даже изобретение нового не всегда спасает ситуацию, зачастую одним неловким движением погребая мысль под обломками обрушившихся смыслов. В такой ситуации постмодернистский разговор об апокалипсисе, конечно же, не случаен, однако, вряд ли стоит понимать его как призыв к капитуляции. Скорее, его надо расценивать как призыв задать вопрос «где есть мы?» и «как возможна мысль там, где мы есть?». Иными словами, задача философии может быть сформулирована словами Фуко: «мыслить иначе». Учитывая, что дискурс постмодерна уже сложился, требование «мыслить иначе» означает сейчас дистанцию и по отношению к нему тоже, так что соразмерность современности уже не обязательно требует самоопределения через постмодернизм, и таким образом, вопрос остается открытым.
Данное исследование не претендует на то, чтобы решить все означенные выше проблемы. Вообще возможность работы с такими вопросами напрямую кажется глубоко сомнительной - мы сами принадлежим этой ситуации и именно поэтому не можем говорить о ней в целом (такой разговор претендовал бы на позицию вненаходимости). По этой причине диссертационное исследование обращается к конкретному анализу
характер», 2) метафизика есть частный случай онтологии, а именно идеалистическое учение о бытии (есть еще и материалистическое учение), 3) онтология и метафизика - две разные, но связанные друг с другом дисциплины Предмет онтологии - бытие как таковое, предмет метафизики - сверхчувственное сущее, то есть Бог и душа При этом собственно отношения между дисциплинами - наибольшая загадка, так как первое говорит о наиболее абстрактном, а второе о наиболее конкретном, но при этом именно первое является частью второго
философских оптик Хайдеггера и Делеза, из которых разворачиваются вполне определенные перспективы онтологической проблематики, с тем, чтобы разработка этой темы если и не дала ответа на означенные выше вопросы, то, по крайней мере, пояснила бы их смысл.
Необходимо пояснить круг персон, попавших в поле данного исследования. Разумеется, не только Хайдеггер и Делез подвергали проблематизации метафизику. До них это сделал Ницше, а еще раньше Кант. Помимо Хайдеггера и Делеза этим вопросом занимался, по крайней мере, еще и Деррида (вообще, вопрос о метафизике и перспективах современной мысли оказывается настолько болезненным, что у большинства авторов XX века есть более или менее развернутые высказывания по данной проблеме). Однако, диссертационное исследование должно иметь границы, поэтому необходимо остановиться на определенном круге лиц. Заявленные фигуры выбраны не потому, что они исчерпывающим образом проясняют ситуацию, а потому, что между этими персонами существуют довольно четко выраженные отношения полемики, линии преемственности и взаимосвязи, которые, будучи извлечены в ходе анализа, позволят судить о динамике развития современной ситуации. Поэтому, с одной стороны, такой выбор не является строго необходимым, так же как не являются исключительными и затронутые фигуры (когда речь идет о симптомах, один симптом ничуть не лучше другого), но все же выбор и не случаен. Здесь требуются пояснения.
Для анализа взяты оптики именно Хайдеггера и Делеза поскольку,
Во-первых, именно эти две оптики достаточно репрезентативны для понимания перспективы современной мысли, так как оба автора - далеко не последние фигуры в пространстве философии XX века: без упоминания о Хайдеггере не обходится уже ни один учебник, а что касается второй интересующей нас фигуры, можно вспомнить известную фразу Фуко о том, что когда-нибудь XX назовут «веком Делеза».
Во-вторых, столь весомый статус этих авторов связан, прежде всего, с той новизной, которую они привнесли именно в онтологическую проблематику.
Фундаментальная онтология Хайдеггера оказалась для философии до такой степени серьезным явлением, что большинство авторов вынуждено с ней как-то соотноситься. Можно даже сказать, что во многом постструктурализм и постмодернистская философия выросло из критики онтологической концепции Хайдеггера, в которой (в критике) деятельное участие принимает Делез. То есть без той работы, которую Делез производит с онтологическим словарем Хайдеггера, облик современной философии был бы иным (аналогичные заслуги связаны, конечно же, и с именем Деррида, но они остаются за границами данного исследования).
В-третьих, различие оптик Хайдеггера и Делеза объяснимо не только различием их собственных позиций, но и временной дистанцией между ними, которая, хоть и не велика, но вполне иллюстрирует собой смещение «духа времени» от модерна к постмодерну. И таким образом анализ различия этих перспектив будет небезынтересен в контексте вопроса о динамике развития современной ситуации.
В-четвертых, хайдеггеровская и делезианская перспективы онтологии встретились в одном пункте, расходясь во всех остальных, а такая ситуация удобна для сравнения различного.
В-пятых, сам этот контрапункт (момент встречи-расхождения) крайне показателен в свете вопроса о задачах современной мысли. Делеза и Хайдеггера объединяет задача критики метафизики представления, однако вариант Хайдеггера, подчиненный проекту фундаментальной онтологии, кажется Делезу недостаточно радикальным, что он и формулирует в виде вопроса: «Достаточно ли противопоставить Одинаковое Тождеству, чтобы мыслить первичное различие, избавив его от опосредования? Совершает ли Хайдеггер превращение, согласно которому однозначное бытие приписывается лишь различию и в этом смысле крутится вокруг' бытующего? Понимает ли он сущее таким образом, что оно поистине освобождается от всякого подчинения тождеству представления? Думается, что нет, учитывая
его критику ницшеанского вечного возвращения».2 Итак, Хайдеггер освобождается от метафизики для того, чтобы спасти философию именно в качестве онтологии, Делез же выстраивает перспективу собственной мысли таким образом, чтобы онтология устранила саму себя или точнее, речь идет о моменте трансформации онтологии в критику и симптоматологию.
Собственно говоря, косвенным образом данное исследование затрагивает еще одного «ниспровергателя метафизики», а именно Ницше. Но философия Ницше в поле исследования попадает не сама по себе, а через призму той интерпретации, которую она получает у Хайдеггера и Делеза. У этого есть свои причины. Прежде всего, анализировать оптики и перспективы видения без того, что в этих перспективах видится (или мыслится) - задача неблагодарная. Квалификация Ницше как метафизика (Хайдеггер) или как не-метафизика (Делез) оказывается тем пробным камнем, который позволяет увидеть оптику за работой и тем самым завершить и «апробировать» реконструкцию перспектив мышления исследуемых авторов в целом. Кроме того, оба интересующих нас автора формировали свою мысль в диалоге с Ницше. Так, понимание необходимости критики метафизики именно через ее историю Хайдеггер обнаруживает у Ницше, и это открытие позволяет ему во многом сформировать критическую часть проекта фундаментальной онтологии. Делез как философ начинается с книги «Ницше и философия» и это абсолютно оригинальное прочтение Ницше оказывается началом возрождения французского ницшеанства, что во многом повлияло на общий дух постструктурализма3. Ницше в роли яблока раздора для этих авторов тоже оказывается, конечно же, не случайно. Во-первых, несвоевременность (а Ницше квалифицировал свою философию как «несвоевременную») оказалась мерой современности мысли. Именно после Ницше философия стала
2 Делез Ж Различие и повторение, СПб, 1998, стр 90
3 Штефан Штайнберг в своем обзоре (Сто лет со дня смерти Ф. Ницше взгляд на ею идеи и влияние II
vvsws-rmff'gleichheit de от 18 01 01 ), цитируя книгу В Деком6а Французское измерение Ницше, говорит о
том, что коллоквиум, посвященный Ницше и проходивший 4-8 июля 1964 г. в Ройамонс с участием таких
фигур как Делез и Фуко, оказался не только поворотным пунктом ницшеанского возрождения во Франции,
но и одним из важнейших моментов в формировании постмодернистского течения
требовать от себя быть не «вечной», но сущностно современной, актуальной в смысле соразмерности времени. Во-вторых, Ницше один из первых проблематизировал всю историю философии именно как историю метафизики, а саму метафизику истолковал не только с точки зрения того, о чем она мыслит, но и с точки зрения того, как именно она это делает. Иными словами, он увидел в метафизике, прежде всего, особую структуру мышления, к которой, к тому же, следует относиться с великим подозрением, поскольку она не знает своих собственных оснований и пребывает в плену предрассудков. В-третьих, по крайней мере, одной из основных точек роста современности стал диагноз, поставленный Ницше европейской метафизике, и шире - культуре: «Бог умер». Смысл самого события смерти Бога множественный, а потому после этой смерти, как в хорошем детективе, последовала целая серия смертей в разных вариациях: субъекта, человека, автора, общества, философии... Задача философии в таком случае состоит в том, чтобы сохранить мысль в радикально изменившейся ситуации. А это, в свою очередь, требует изобретения нового языка и новой стратегии (или новых стратегий) философствования, которые были бы адекватны состоянию «игрового поля». В-четвертых, в случае Ницше мы как раз и имеем дело с созданием такой стратегии. Стратегия эта связывается с изобретением стиля (в Ницше часто видится, прежде всего, феномен стиля, а иногда и ничего кроме этого). Достаточно вспомнить Ж. Деррида, который не без влияния Ницше, единственным полем мысли объявил письмо, В любом случае, не только тематизация языка в качестве одной из наиболее острых философских проблем, но и размещение домена мысли в пространстве текста, объясняющее внимание к самой процедуре письма и к его стилю, свойственное современной философии, принято возводить к Ницше. В-пятых, проблема власти, сформулированная Ницше, оказалась привилегированной темой в современной культуре. В философии такая навязчивость разговора о власти может быть расценена как симптом кризиса онтологии. Иными словами, там, где классический взгляд видел бытие,
взгляд постструктуралиста угадывает - не без помощи Ницше - властные отношения.
Все эти пять проблемных моментов исследуемые авторы так или иначе получают в наследство от Ницше и поэтому без их учета мы не сможем понять природу целого ряда имеющих отношение к онтологии тезисов как Хайдеггера, так и Делеза.
Степень теоретической разработанности темы.
Что касается проблематизации самого состояния современности, то недостатка в работах на эту тему нет - к ней постоянно обращаются как зарубежные, так и отечественные авторы. Здесь должны быть упомянуты как такие программные вещи, как «Философский дискурс о модерне» Ю. Хабермаса (М, 2003), «Состояние постмодерна» Ж-Ф. Лиотара (СПб, 1998), «Критика цинического разума» П. Слотердайка (Екатеринбург 2001) и «Манифест философии» А. Бадью (СПб, 2003); так и такие историко-философские работы, восстанавливающие общий контекст как «Современная французская философия» В. Декомба (М, 2000), «Французская философия сегодня» (М, 1989), «Постмодерн как ситуация философствования» Н.А.Терещенко, Т.М. Шатуновой (СПб., 2003), «Эстетика постмодернизма» Н. Маньковской (СПб, 2000), а также беседы петербуржских философов «От Эдипа к Нарциссу» и «Ужас реального»4.
С другой стороны, на фоне достаточно обширной литературы, посвященной философии Хайдеггера, и значительно более узкого круга работ, посвященных творчеству Делеза, практически отсутствуют исследования, анализирующие преемственность и различия позиций этих авторов по вопросу именно онтологической проблематики.
Круг литературы, анализирующей философию М. Хайдеггера, достаточно обширен, однако, поскольку предмет данного исследования - не философия Хайдеггера сама по себе во всех ее аспектах, а проект фундаментальной
4 Горичева T, Орлов Д, Секацкий А От Эдипа к Нарциссу Беседы, СПб Алетеиа, 2001 , Горичева Г, Иванов Н , Орлов Д, Секацкий А Ужас реального Беседы, СПб Алетеиа, 2003
онтологии и даже по преимуществу деструкция метафизики, автор не ставил себе целью исчерпывающий анализ всего круга комментариев к текстам Хайдеггера, остановившись на работе с текстами по близкой проблематике. Данное диссертационное исследование опиралось на работы отечественных авторов, прежде всего Э.Ю. Соловьева5, А.А. Михайлова6, а также В.А. Подороги 7. Значительное количество ценной аналитической информации предоставляют также два сборника отечественных и зарубежных авторов, посвященных философии Хайдеггера: «Философия Мартина Хайдеггера и современность» (М., 1991) и «Мартин Хайдеггер. Личность в жизни и философии» (СПб.: РХГИ, 2004). Во втором сборнике особенно значимыми для данного исследования оказались статьи А.Г. Чернякова, П. Хофмана, Б. В. Маркова8. Кроме того, был привлечен ряд статей зарубежных авторов, не переводившихся на русский язык, и посвященных анализу некоторых аспектов творчества Хайдеггера , а также фундаментальное исследование Н. Ruin10. В зарубежной литературе присутствует тема «Хайдеггер и Ницше». В этой связи следует упомянуть статьи таких авторов как М. Zimmerman11, D.
Detmer , Особенно ценной представляется книга G. Smith «Nietzsche, Heidegger and the transition to postmodemity»13, в которой Ницше и Хайдеггер сопоставляются в перспективе движения от модерна к постмодерну. Характерно то, что в отечественной литературе время от времени начинают
Э Ю Соловьев «Попытка обоснования новой философии истории в фундаментальной онтологии М Хайдеггера»// Новые тенденции в западной социальной философии, М , 1988
6 Михайлов А А Проблема субъективности в фундаментаклыюй онтологии Хайдеггера // Проблема
сознания в современной западной философии, М , 1989
7 Подорога В A Erectio Геология языка и философствование М Хайдеггера// Философия Мартина
Хайдеггера и современность, М, 1991, Подорога ВА Фундаментальная антропология М Хайдеггера//
Буржуазная философская антропология XX века М, 1986
8 Черняков А Г. Хайдеггер и греки, Хофман П Смерть, время, история второй раздел «Ьытия и времени»,
Марков Б В Хайдеггер и Ницше//Мартин Хайдеггер Личность в жизни и философии, СПб PXI И, 2004)
9 См R Raj Singh "Heidegger and the World in an Artwork II The Journal of Aesthetics and Art Criticism 48 3
bummer 1990," Heidegger and Modern Philosophy. Critical Essay/ Ed By Michael Murray/ New Haven, London,
1978, W D Blattner " Heidegger and Philosophical Modernism II Inquiry, 38,257-276
]C H Rum "Enigmatic ongins Tracing the theme orhistoncity through Heidegger's works", Stockholm, Almqunsi , 1994
11 M Zimmerman " Heidegger and Nietzsche on authentic time" II Cultural Hermeneutics 4(1977), Dordrecht
12 D Detmer "Heidegger and Nietzsche on thinking in values" //The Journal of Value Inquiry, 23, 1989, Hague,
Nijhoff
13 G Smith "Nietzsche, Heidegger and the transition to postmodemity", Chicago, Univ. of Chicago Press, 1996
появляются статьи , посвященные теме «Ницше у Хайдеггера», а это свидетельствует о том, что сама проблема была замечена, хотя разработанной ее назвать затруднительно.
Что касается литературы, посвященной исследованию творчества Ж. Делеза, она представлена довольно скромно (и не только на фоне комментариев к Хайдеггеру, но и на фоне литературы, посвященной, к примеру, Фуко) причем не только в нашей стране, но и за рубежом. Хотя существует довольно внушительный список статей, принадлежащий, по большей части, англоязычным авторам. Данное диссертационное исследование опирается, в основном, на ряд статей, опубликованных в спецвыпуске журнала The South Atlantic Quarterly, Summer 1997, vol. 96 № 3, с красноречивым названием «A Deleuzian Century?» («Век Делеза?»). В последнее время и в отечественной литературе стали появляться тексты (среди которых особо хотелось бы отметить комментарии, принадлежащие С.С. Неретиной15, М.К. Рыклину16 и Я.И. Свирскому17), посвященные некоторым аспектам мысли Делеза и их взаимосвязи с современным состоянием философии в целом . Однако, в большинстве случаев отечественные авторы основываются на «Логике смысла» и на «Различии и повторении», проблематика же шизоанализа известна и понятна в значительно меньшей степени, что говорит о некоторой односторонности
Кроме упомянутой уже статьи К В Маркова, имеются ввиду следующие работы Михайлов А В Предисловие к публикации ст Хайдеггера «Слова Ницше «Бог мертв»// Вопросы философии 1990 № 7, Попиашвили АД Проблема нигилизма в философии Ф Ницше и M Хайдеггера // Философская и социологическая мысль Киев, 1989 № 2; Шуриков А В Ницше-Хайдеггер эрозия иного // Декада науки Саратов 1996
15 Неретина С С Тропы и концепты M, 1999,
16 Рыклин М К На путях к шизоанализу культуры, литературные стратегии маргинализма // Философия и
современные философско-исторические концепции, М , 1990
17 Свирский Я И Философствовать посреди//Послесловие к книге Ж Делез Эмпиризм и субъективность
Критическая философия Канта Бергсонизм. Спиноза, М, 2001 , Свирский Я И Вычислительный
эксперимент и трансцендентальный эмпиризм Ж Делеза // Когнитивно-коммуникативные стратегии
современного научного познания, M , 2004
,s Гутов Е В Разброд и шатание (методологические перспективы шизоанализа)// Вопросы философии и истории философии Екатеринбург, 1999, Кузнецов BH Историко-философский балаган постмодернизма (Театр масок Жиля Делеза)// Философия и общество 2000 № 4 , Курбановский А А Россия, симулякры пунктир интертекстуального прочтения «Логики смысла» Ж Делеза // Современная зарубежная философия проблемы трансформации на рубеже XIX-XX веков, Маньковская Н Б Шнзоанализ вместо психоанализа'' (структурно-психоаналитическая эстетика), М 1991; Погоняйло А Г Монадология и номадология // Метафизические исследования СПб, 2000 Вып 14, Чичнева Е Жиль Делез и культура постмодерна // Здравый смысл, М , 1998 № 8
представлений о философии Делеза в целом. Это справедливо и в отношении недавно изданной и во многом интересной монографии Л. А. Марковой19. Непосредственно темы данного исследования касаются также следующие тексты: Аронсон О. Игра случайных сил // Делез Ж. Ницше и философия / Пер. с фр. О. Хомы - M.:Ad Marginem, 2003, 381 с; Визгин В. П. Ницше глазами Делеза // Вопросы философии, 1993 № 4; Корнев С. Мистика, звездные войны и один парадокс массовой культуры (Ницше через призму Делеза и Делез через призму Ницше) // http//; Розин В.М. Изучение и конституирование мышления в современной философии (концепции М. Хайдеггера и Ж. Делеза) // Полигнозис М, 2001, № 3; Фокин С.Л. Делез и Ницше // Делез Ж. Ницше. СПб., 1997.
Поскольку анализ оптик Хайдеггера и Делеза затрагивает их интерпретацию философии Ницше, в работе над данным исследованием с целью установления контекста и основных тенденций немецкого и французского прочтений были задействованы следующие тексты, посвященные философии Ницше: К. Ясперс «Ницше и христианство», М., 1994; Ф. Юнгер «Ницше», М., 2001; Ж. Деррида «Шпоры: стили Ницше» // Философские науки №2, 3. М. 1991; J. Derrick «Interpreting signatures (Nietzsche/ Heidegger): two questions»; M. Фуко «Ницше, генеалогия, история» //Ступени, СПб., 2001; М. Фуко «Ницше, Фрейд, Маркс». Можно отметить и тексты современных отечественных философов, написанные о Ницше из проблематики постмодерна. Среди них следует перечислить, прежде всего, ряд статей В.П. Визгина . Кроме того, философии Ницше в контексте современности немало внимания уделяет В.А. Подорога в своих статьях «Событие: Бог мертв. Фуко и Ницше», «Ф. Ницше и стратегия пограничной
19 Маркова Л А Философия из хаоса Ж Делез и постмодернизм в философии, науке, религии М Каноне
2004 См также Маркова Л А Наука и логика смысла Ж Делеза// Философские науки, М 2000, вып 6,
Маркова Л А Нетождественное мысли бытие в философской логике (В С Библер и Ж Делез) // Вопросы
философии, 2001 Лз 6
20 J Derrida "Interpreting signatures (Nietzsche/ Heidegger) two questions" II Philosopy and Literature, Vol 10,
1986, Deaborn, Michigan
21 См* Визгин В П «Жизнь и ценность- опыт Ницше»// Жизнь как ценность, М 2000, Визгин В П
«Конфликт эстетики и историзма в философии Ницше»// Постижение культуры, М ,2000, пып 10, Визгин
ВП «Генеалогия культуры Ницше, Вебер, Фуко»//Постижение культуры, М 1998, вып 7
философии», а также книгах «Выражение и смысл» и «Метафизика ландшафта» .
Самоопределение философии в ситуации кризиса классической метафизической традиции само по себе оказывается настолько актуальной и болезненной темой, что так или иначе ее затрагивают практически все тексты, проблематизирующие современное состояние мысли, но при этом явно недостаточно работ, тематически разрабатывающих собственно вопрос о перспективах онтологии в современности. Это, конечно же, не случайно, и говорит о том, что кризис онтологии - это состояние самого «поля» мысли, а не отдельная тема внутри него. При этом можно обозначить следующие тенденции, характерные, по крайней мере, для отечественной литературы. Названия, отсылающие к онтологии или метафизике, встречаются, по большей части, либо в монографиях, написанных в историкофилософском ключе (см., например, Гараджа А.В. «Критика метафизики в неоструктурализме», М. - 1989, В.Д. Губин «Онтология. Проблема бытия в современной европейской философии», М. - 1998; А. Л. Доброхотов «Категория бытия в классической западноевропейской философии», М.-1986; Т.Б. Длугач «Проблема бытия в немецкой философии и современность», М. - 2002), либо в монографиях, выводящих онтологию в междисциплинарные области (см., например, В.А. Крутиков «Незаметные очевидности: Зарисовки к онтологии слова», М. - 2000; ЯМ. Свирский «Самоорганизация смысла (опыт синергетической онтологии)», М. - 2001), либо у сборников - это словно указывает на то, что поднять проблему целостным образом и как бы с чистого листа, авторы не берутся, и именно потому, что посещают глубокие сомнения в возможности этого целого сейчас (это целое существует только в многочисленных и всегда частных точках зрения). К числу таких весьма интересных сборников можно отнести
Подорога В А «Ф Ницше и стратегия пограничной философии»// Критический анализ методов исследования в современной буржуазной философии, М 1986, Подорога В А ((Выражение и смысл Коммуникативные стратегии в философской культуреХІХ -XX веков (С Кьеркегор, Ф Ницше, М Хайдеггер, М Пруст, Ф Кафка), М Ad Marginem, 1995, Подорога В А. «Метафизика ландшафта», М: Наука, 1993
следующие: «Проблемы онтологии в современной буржуазной философии» (Рига, 1988), «Перспективы метафизики: классическая и неклассическая метафизика на рубеже веков» (Под. Ред. Г.Л. Тульчинского, М.С. Уварова. СПб.: Алетейа, 2001), а также журнал «Метафизические исследования» (СПб, Алетейа). В рамки данной тенденции включаются также сборники Самарской Гуманитарной Академии «Философия: в поисках онтологии» (1994, 1998, 2003 годы) и Самарского Госуниверситета, публикующие результаты регулярного философского спецсеминара (четыре из них непосредственно относятся к теме данного исследования)23.
Что касается третьей части данного диссертационного исследования, посвященной попытке отследить судьбу онтологических по природе концептов власти и реальности в пост-метафизической среде, здесь работа строилась в опоре на тексты Ж. Делеза24 и М. Фуко25, а также Н. Лумана26 и С. Жижека . При интерпретации исторической трансформации концептов автор данного исследования много почерпнул как из ряда работ С. С. Неретиной и А. П. Огурцова , так и из непосредственного общения с ними
23 Конев В А Критика способности быть (семинары по «Бытию и времени» Мартина Хайдеггера), Самара,
2000 г), Конев В А Трансцендентальный эмпиризм Жиля Делеза (семинары по «Различию и Повторению»
Жиля Делеза), Самара, 2001, Конев В А ,Лехциер В Л Знак игра и сущность Самарские семинары Самара
Самарский университет, 2002, Ничто и порядок Самарские семинары по французской философии*
Коллективная монография Самара Универс-групп, 2004
24Делез Ж По каким критериям различают структурализм9// Делез Ж Марсель Пруст и знаки - СПб
Алетейа, 1999, Делез Ж Переговоры - СПб Наука, 2004, Делез Ж Желание и наслаждение // М - СПб
Комментарии 1997 № 11
25 Фуко М Воля к истине поту сторону знания, власти и сексуальности Работы разных лет / Пер с франц
С Табачниковой -М Касталь, 1996, Фуко М Интеллектуалы и власть'избранные политические статьи и
интервью/Пер сфранц С.Ч Офертаса под общей ред В П ВизгинаиБМ Скуратова -М Праксис, 2002,
ФукоМ Надзирать и наказывать Рождение тюрьмы / Пер сфранц В Наумова под ред И Борисовой -М.
Ad Marginem, 1999
26ЛумаиН Реальность массмедиа - М Праксис, 2005
11 Жижек С Добро пожаловать в пустыню Реального' - М : Фонд «Прагматика культуры», 2002
Неретина С С. Августин значение и понимание // Истина и благо универсальное и сингулярное. — М , 2002 —с 104-145, Неретина С С Словарь средневековых терминов //Антология средневековой мысли T2 —СПб РХГИ, 2002 —С 511-607, Неретина С С Слово и текст в средневековой культуре История, миф, время, загадка — М . Гнозис, 1994. — 208 с , Неретина С С Слово и текст в средневековой культуре Концептуализм Абеляра — М Гнозис, 1994, — 216 с, Неретина С С Тропы и концепты — М , 1999. — 216 с 4, Неретина С С, Огурцов А П «Время культуры» — СПб РГХИ, 2000 — 344 с, Огурцов А П Проблема универсалий в философии XX века // Истина и благо универсальное и сингулярное — М , 2002 — с 260-339
на конференции «Классические и неклассические идеи в философии: разрывы и связи»29.
Предмет и объект исследования.
Объектом данного исследования являются мыслительные оптики Хайдеггера и Делеза. Предмет исследования - перспективы онтологического мышления (как они представлены у Хайдеггера и Делеза) в динамике их трансформации от модерна к постмодерну и далее к современности.
Цели и задачи исследования. Целью исследования является обнаружение границ репрезентативного мышления и онтологии у Хайдеггера и Делеза и экспликация возможных тенденций мысли в ситуации современного кризиса традиции. Заявленная цель предполагает решение следующих задач:
обнаружение точки соприкосновения и расхождения перспектив критики метафизики у Хайдеггера и Делеза, позволяющее произвести сравнение их оптик;
извлечение этих оптик и их анализ;
описание интерпретаций онтологической проблематики философии Ницше Хайдеггером и Делезом, в качестве полученных при помощи эксплицированных ранее оптик;
экспликация судьбы затронутых проблем (понятий) в пространстве современной мысли.
Методологические основания исследования.
Данное исследование опирается на чтение и анализ в большей степени текстов самих Хайдеггера и Делеза, чем на изучение комментаторской литературы. К последней автор обращается с целью расширения контекста и поиска средств анализа.
Конференция проходила в Самарской гуманитарной академии в 2006 году
Метод данного исследования продиктован его целями и задачами и сочетает в себе сравнительный анализ текстов (затрагивающий не только их содержание, но и общий контекст, концептуальный состав, а также жанр) с элементами деконструкции (поскольку усилия анализа направлены в основном на извлечение под поверхностью текстов некоторых смыслопорождающих конструкций - «оптик» или «перспектив») и интерпретации (которая, с одной стороны, опирается на герменевтическую традицию истолкования текстов, а, с другой стороны, зачастую может быть охарактеризована как симптоматология).
Вообще, в данном исследовании «оптики» и «перспективы» - не просто метафоры, а инструмент анализа материала. Этот инструмент уже опробован автором данного исследования в ряде работ, где также содержится и его обоснование.30 Сами эти метафоры возникли тоже не на пустом месте: об оптиках, как о структурах видения, производящих знание (или смыслы) говорил, например, Фуко.31 Принцип перспективизма как методологическую установку проводил Ницше, настаивая на интерпретативной природе любого объекта. Смысл принципа в том, что невозможно говорить о некоем бытии-в-себе (в том числе и о бытии-в-себе некоего текста), мы всегда пребываем в интерпретационном поле. Если уж нет никакого бытия помимо множества перспектив видения, то хороший текст - не тот, который претендует на объективное однозначное знание, а тот, который самим своим существованием порождает множественность перспектив интерпретации. В этом смысле, поскольку интересно посмотреть, как устроена оптика современной мысли, каковы ее возможности и границы, исследование и обращается к феноменам взгляда-на-себя-через-реконструкцию Ницше, что позволяло авторам интерпретаций, с одной стороны, выстроить критическую
30 См Поиск антропоса на сцене, Самара, изд-во СаГА, 2002, (8,25 л); соавт Иваненко F А , Савенкова Е В, , Текстура текста Персей, щит, Медуза //Mixtura verboram 2004 пространство симпозиона Самара СаГА 2004 (0, 5 л ) соавт Иваненко Е А , Савенкова Е В ; Театр теории // Mixtura verborum 2005 тело, смысл, субъект Самара СаГА 2005 (0, 5 л ), соавт Иваненко Е А , Савенкоаа Е В 31Фуко М Воля к истине по ту сторону знания, власти и сексуальности Работы разных лет/Пер с франц. С Табачниковой -М Касталь, 1996, Фуко М Надзирать и наказывать Рождение тюрьмы/Пер сфранц В Наумова под ред И Борисовой -М AdMarginem, 1999.
дистанцию как по отношению к классике, так и по отношению к современности, а с другой стороны, сформировать свою собственную перспективу мышления. Таким образом, любая интерпретация, пусть даже не всегда явно и осознанно, является построением того или иного проекта современности.
Более того, «оптики» и «перспективы» оказываются вполне уместными рабочими метафорами при анализе мыслительных образований, если вспомнить о том, что «умозрение» (от греческого theoria - зрелище ума, однокоренное с «театр») есть ничто иное, как парадигмальное основание европейской культуры. В этом смысле теория предполагает рефлексивную, понимающую дистанцию субъекта мысли к самому себе и к тому, что им мыслится. Эта дистанция может быть удержана только с помощью особых ментальных структур, которые вслед за греческим смыслом слова теория и можно назвать оптиками, структурами смыслового видения. Таким образом, принципы организации пространства мысли (перспективы мышления) выстраиваются благодаря работе оптик как смысловых парадигм, и должны быть поняты во взаимосвязи с ними.
Исследование столкнулось с рядом проблем методологического характера. Во-первых, чтобы не перегружать и без того неодномерное исследование, возникла необходимость абстрагироваться от изменений философских взглядов рассматриваемых мыслителей во времени, что, возможно, «смазывает» некоторые нюансы, однако позволяет видеть целое. Некоторым извинением такого подхода является то, что, по крайней мере, сам антиметафизический настрой у Хайдеггера и Делеза в целом оставался неизменным.
Во-вторых, возникла проблема построения критической дистанции к предмету исследования. По линии Хайдеггера дистанция оказалась легко достижима - Хайдеггер, подвергая критике Ницше, выстраивает четкую дистанцию по отношению к нему, дистанция же по отношению к самому Хайдеггеру выстраивается благодаря ряду критических замечаний Делеза.
По линии Делеза возникли сложности. Дело в том, что Делез отличает себя от Хайдеггера - он ведет с ним полемику, а вот по отношению к Ницше он не проводит решительно никакой критики, зачастую иллюстрируя свои мысли цитатами Ницше. Это, конечно, следует объяснять не недостатком методологической рефлексии, а иным пониманием задач историкофилософской интерпретации (что само по себе характерно для современного стиля мышления). Аналогичным образом данное исследование во многом опирается на постструктурализм вообще и философию Делеза в частности, что, однако, не означает полного отсутствия дистанции. Данное исследование выстраивает дистанцию по отношению к философии Делеза, поскольку анализ перспективы уже предполагает точку вненаходимости. Последняя же организуется в силу того, что тексты Делеза и текст данного исследование пишутся из в чем-то подобных, но все же различных ситуаций (имеются в виду состояния проблемного поля философии, которые различаются и хронологически, и топологически). Интерес автора как раз и связан с возможностью это различие эксплицировать.
Основные положения, выносимые на защиту.
1. В философской оптике Хайдеггера разворачивается именно неклассическая онтологическая перспектива^ поскольку Хайдеггер: 1. сохраняет тождество бытия и мышления, но проводит принцип онтологического различия; 2. проецирует на реальность самого бытия специфический (исключительный, приоритетный и переходный) характер глагола «быть», но избегает построения эссенциалистской онтологии субстанций; 3. подвергает деструкции метафизику как онто-теологию, производящую репрезентацию, но сохраняет черты репрезентативного типа мышления (приоритет времени, субъектные конструкции, историю как форму мысли; 4. отказываясь в поздний период творчества от написания онтологических трактатов и использования квазикатегориальных (экзистенциалы) и квазисубъектных (Dasein) конструкций, опирается на
логоцентрическую парадигму «вслушивания в голос бытия» и утрачивает проблематический и теоретический характер мышления,
Делез не выстраивает онтологическую перспективу, а, отталкиваясь от Хайдеггера, подвергает ключевые для классической онтологии элементы (тождество, субъект, время и пространство) трансгрессивному преобразованию благодаря парадоксальному соединению плюрализма и эмпиризма (плюрализм как множественность не субстанций, а перспектив опыта). В результате вместо классической проекции иерархии самотождественных идей на мир объективных вещей, Делез получает космос симулякра как хаотическую стихию различия, то есть поле номадической мысли, где смысл возникает как эффект перемещения точки нонсенса (точки отсутствия) по сериям случайных ассоциаций.
Различная оценка творчества Ницше: как завершающего метафизика и нигилиста (Хайдеггер) и как принципиально неметафизически мыслящего философа, открывающего новые стратегии мысли (Делез), является симптомом, вскрывающим различия мыслительных оптик самих Хайдеггера и Делеза в аспекте проблемы их принадлежности к онтологической традиции.
Онтология может быть понята как специфически структурированная перспектива мысли, разворачивающая тождество бытия и мышления, (характеристики категорий как предельных понятий истолковываются как характеристики самого бытия). Приоритет онтологического тождества призван обосновать фундаментальный и автономный характер философской мысли. Метафизику можно определить как исторически первый тип онтологии, полагающий тождество бытия и мысли осуществленным в фигуре Бога.
Динамика развития кризиса онтологии может быть в общих чертах описана следующим образом. Провозглашенная Ницше «Смерть Бога» обозначила завершение метафизического типа мысли. Хайдеггер, чтобы вернуть онтологии фундаментальный характер (и таким образом обосновать
автономию философии), радикально противопоставляет ее метафизике. Постмодернизм, радикализируя заявленный Хайдеггером принцип онтологического различия, приходит через снятие референциальной установки (тезис об отрыве означающего от означаемого) к устранению тождества бытия и мышления. Поводом для постмодернистской критики оказывается репрессивный характер онтологического дискурса, а результатом становится вывод о невозможности философии как таковой, что требует от мысли радикальной трансформации при помощи трансгрессии (опыт-предел, открывающий мир подлинности без референциальности). Удел мысли в таком случае - не прорыв к реальности, а радикальная проблематизация. На данный момент с утратой постмодернистского критического пафоса деонтологизированный цинический разум уже не предпринимает «прорывов к бытию», а различные сферы (прежде всего, массмедиа) потребляют и утилизуют фрагменты онтологических концепций.
6. Одним из концептов, появившихся в результате уклонения
маргинальных метафизических понятий с почвы метафизики, является
концепт власти. Ницше совместил в нем философские интуиции единства
жизни и мысли в сриоц и архл с метафизическими понятиями evepyeia и
биуацц, прошедшими через перевод на латынь («актуальное» и
«потенциальное») и превратившимися в физике в «энергию» и «силу». В
концепте воли к власти как «дифференцирующем элементе сил» Ницше
через физический смысл этой пары терминов пытается выразить
протометафизический, чтобы противопоставить его метафизическому. В
результате власть (как децентрированная и при этом тотальная структура)
наследует бытию. Это объясняет и привилегированный характер темы власти
в современной философии, и ее амбивалентность: с одной стороны, власть
понимается как «мощь», «креативный потенциал», с другой - как механизм
господства и подавления.
7. Аналогичную трансформацию претерпевает и концепт реальности
(исходно фиксирующий упорядоченный характер самобытных вещей),
который долго вызревал в смысловом поле метафизики и окончательно сложился только к моменту ее завершения, когда существование вещей, лишившись своего онтологического фундамента и рациональной связности, стало шатким. Постструктуралистский тезис об отрыве означающего от означаемого приводит к тому, что, во-первых, реальность теперь понимается как конструкт, массмедийный эффект. Во-вторых, реальность принципиально множественна. Вслед за Лаканом и Жижеком можно говорить о проведении различия между массмедийной или виртуальной реальностью потребления и Реальным, которое чудовищно и катастрофично являет себя в качестве распада привычного мира, а, по сути, указывает на скрытую ностальгию по подлинности, свойственную современному онтологическому цинизму.
Научная новизна исследования.
В диссертации впервые в отечественной философии подробно сопоставляется философия Хайдеггера и Делеза в аспекте онтологической проблематики, что позволяет сделать выводы о динамике кризиса онтологии при переходе от модерна к постмодерну и далее.
Новизна также связана с самим подходом данного исследования, предполагающим анализ онтологических концепций как определенных перспектив, развернутых с определенных позиций при помощи особых мыслительных оптик.
Попытка данного исследования выяснить, строит ли такой постмодернистский автор, как Делез, некую новую онтологию, отталкиваясь от Хайдеггера, или же его мысль принципиально не онтологична, или эксплицировать сам смысл вопроса, столь часто возникающего в современности, «метафизик ли Ницше?», позволяет увидеть ряд традиционно историко-философских тем в новом, онтологическом ракурсе.
В работе впервые намечаются узловые моменты истории формирования понятия реальности и отслеживается связанное с кризисом
онтологии превращение «реальности» из самобытного круга вещей в эффект работы массмедиа.
Также исследование обнаруживает связь понятия власти с традиционными метафизическими понятиями фюсис, энергейа, дюнамис, потенциального, актуального, возможного и действительного, а также с понятиями постмодернистскими, такими как понятие желания, и таким образом эксплицирует скрытый в тематике власти онтологический контекст. Теоретическая и практическая значимость исследования.
Метод извлечения «оптик» Хайдеггера и Делеза может быть применен к текстам любых авторов, и в этом смысле он открывает широкий простор для анализа различных мыслительных образований, в том числе позволяя эксплицировать не только связь различных концепций с историко-философским контекстом, но и логику трансформации этих концепций во времени.
Экспликация ряда проблем, относящихся к вопросу о завершении метафизики, демонстрирует мыслительные стратегии в современном и постсовременном пространстве.
Выводы и материалы диссертации могут служить для дальнейшего исследования не только проблематики власти или реальности, но и прочих традиционно метафизических понятий, исторически сместившихся из области онтологии в сферу интересов других дисциплин, что представляется значимым не только для истории философии, но также и для онтологии.
Результаты диссертации могут быть использованы в преподавательской деятельности.
Апробация работы. Идеи диссертационного исследования апробированы в ряде докладов, среди которых:
- доклады на спецсеминаре кафедры философии Самарской гуманитарной академии,
доклады на ежегодной преподавательской конференции по философии, проходящих в Самарской гуманитарной академии,
доклад на мастер-классе д. филос. н., проф. Автономовой Н.С. на летней Академии 1999 года (в рамках Международного Консорциума по изучению Европейских Культур).
- доклад на межвузовской конференции «Дело философии в
постклассическую эпоху», проводившейся в Самарской гуманитарной
академии в 2002г.
- два доклада на ежегодной межвузовской историко-философской
конференции в РТТУ, Москва, 2002, 2003 гг.
- доклад на Российской конференции «Классические и неклассические
идеи в философии: разрывы и связи», проводившейся в Самарской
гуманитарной академии в 2006г.
Отдельные моменты диссертационного исследования включены в учебные курсы по онтологии для студентов-философов.
Диссертационное исследование выполнялось при поддержке Министерства образования Российской Федерации и Правительства Самарской области (Конкурс грантов для студентов, аспирантов и молодых ученых Самарской области на проведение исследований в области гуманитарных, общественных, технических наук и естествознания, 2004 год).
Различные аспекты диссертационного исследования освещены в публикациях автора:
Эффект реальности и пустыня Реального. // Вестник СамГУ, Самара. Самарский университет, 2006 (0,7 л.).
Власть и желание: к вопросу о номадизме.// Вестник СамГЭУ, Самара, Самарский Экономический Университет, 2006. (0,4 л.)
Поиск антропоса на сцене, Самара, изд-во СаГА, 2002; (8,25 л./ 2,75 л.); соавт. Иваненко Е. А., Савенкова Е. В.
Нигилизм Ницше как завершение европейской метафизики// Историко-философская персоналия: методологические аспекты. Москва, РГГУ 1999 (0,5 л.)
Пляска смерти как фигура Повторения// Mixtura verborum 1999: онтология, эстетика, культура. Самара. СаГА. 2000 (0, 5 л./ 0,25 л.), соавт. Савенкова Е.В.
Повторение трагедии духом музыки// Mixtura verborum 1999: онтология, эстетика, культура. Самара. СаГА. 2000 (0,3 л./ 0,15 л.), соавт. Савенкова.Е.В.
От хаоса к мысли: метафора времени, время метафоры// Mixtura verborum 2001: непредставимое и метаязык. Самара. СаГА. 2002 (0, 5 л./ 0,25 л.), соавт.Савенкова Е.В.
От хаоса к мысли: самочувствие философии XX века// Философия культуры 2001 Самара. СамГ У 2001 (0, 75 л./ 0,25 л.), соавт. Савенкова Е.В., Рогачева А. Ю.
По следам человека. К вопросу о европейской современности// Mixtura verborum, 2002; Самара, СаГА, 2002; (0,3 .л./ 0,1л.); соавт. Иваненко Е.А., Савенкова Е.В.
Фрактал: экспериментальная модель понимания// Mixtura verborum, 2002; Самара, СаГА, 2002; (0,3 л/ 0,1 л.).; соавт. Иваненко Е.А., Савенкова Е.В.
Метаморфозы власти: от сверхчеловека к супермену // Дело философии в постклассическую эпоху, Самара, СаГА, 2002.(0,1 л.)
Власть и желание: к вопросу о номадизме// Mixtura verborum 2004: пространство симпозиона. Самара. СаГА. 2004 (0, 5 л.)
Текстура текста: Персей, щит, Медуза //Mixtura verborum 2004: пространство симпозиона. Самара. СаГА. 2004 (0, 5 л./О, 17л.); соавт. Иваненко Е.? Савенкова Е.
Театр теории. // Mixtura verborum 2005: тело, смысл, субъект. Самара. СаГА. 2005 (0,5 л.); соавт. Иваненко Е., Савенкова Е.
Текст по-пластунски или соль, спички и томик Делеза // Mixtura verborum 2005: тело, смысл, субъект. Самара. СаГА. 2005 (0, 5 л./ 0,17 л.); соавт. Иваненко Е., Савенкова Е.
Эффект реальности и пустыня Реального: цинизм и тоска на обломках онтологии// Вестник СаГА, Самара. СаГА. 2006 (1,25 л.)
Структура диссертации.
Текст диссертации состоит из введения, основной части, содержащей три главы и одиннадцать разделов, заключения и списка источников и литературы (202 наименования).
Первые две главы посвящены анализу перспектив онтологии в оптиках Хайдеггера (первая глава) и Делеза (вторая глава). Изложение внутри этих глав будет производиться в следующем порядке:
Попытка обнаружить основной нерв философии Хайдеггера и Делеза.
Описание связи этого нерва с пунктом, в котором обе перспективы мышления пересекаются. Этим пунктом является критика метафизики представления.
Изложение проблемных моментов, то или иное отношение к которым намечает философскую оптику, в которой разворачивается перспектива онтологии.
Анализ интерпретаций онтологической проблематики философии Ницше, произведенных в рамках означенных выше перспектив, позволяющий видеть их работу.
Намеченная внутренняя структура первых двух глав требует ряда пояснений. Во-первых, такое деление на этапы автоматически склоняет думать, что перспектива мысли во всех подробностях сложилась сначала, а Ницше прочитан потом. Понятно, что это фикция. И деление на пункты означает в этом смысле лишь логическую последовательность изложения, а не внутреннюю временную последовательность мысли. Кроме того,
сравнение интерпретаций будет проводиться как разворачивание расходящихся перспектив, у которых есть, по крайней мере, одна точка соприкосновения - это критика репрезентативного мышления и метафизики. В результате и интерпретация смещается в сторону ответа на вопрос: метафизик ли Ницше и строится ли его мышление согласно принципу репрезентации. Однако это не значит, что Делез и Хайдеггер оба движутся в русле онтологических построений. В отношении Хайдеггера это справедливо, в отношении Делеза - нет. Даже соотношение метафизики и репрезентации понимается ими по-разному (для Хайдеггера представление -неотъемлемый результат истории метафизики, для Делеза метафизические построения - частный случай репрезентации). Оба, по сути, исходят из критики традиции, обоих волнует вопрос, как можно мыслить в ситуации, когда нельзя мыслить метафизически и репрезентативно, однако Хайдеггеру нужна основательная мысль, (уходящая фундаментом в бытие), а Делезу живая (способная к бесконечному становлению, к становлению-иной). Если в отношении Хайдеггера точно можно сказать, что центральный нерв его философии один - истина бытия и укоренение, возврат мысли к ней, - и он четко эксплицирован в качестве такового и в этом смысле уже и предстает как фундаментальная онтология, то в случае с Делезом все не так однозначно. Прежде всего, насколько уместно искать "центральный нерв" мысли философа, говорившего о ризоматической структуре мысли? В этом смысле у философии Делеза центра нет, - есть ризома - уникальное сцепление множественности проблем (констелляция, т. е. «созвездие»). Однако сцепление это организовано единым импульсом, который явно нигде не эксплицирован - его нет помимо самой ризомы, и задача анализа состоит, прежде всего, в том, чтобы этот импульс обнаружить и из него выстроить перспективу (правда, учитывая, что импульс не будет «исходной точкой», перспектива тоже не будет прямой - тем более интересно, как организовано это видение).
Третья глава данной работы посвящена описанию трансформации философского мышления в контексте кризиса онтологии. В первом разделе производится попытка зафиксировать смещение рассмотренной проблематики от постмодерна к современности. Второй и третий разделы посвящены судьбе двух онтологических по происхождению понятий («власть» и «реальность») в постонтологическом контексте.
Возобновление вопроса о бытии и проект фундаментальной онтологии
Поскольку любая перспектива разворачивается из точки локализации взгляда, для того, чтобы реконструировать перспективу мысли, необходимо, прежде всего, обнаружить исходную интуицию. Поэтому мы начнем анализ с экспликации «центрального нерва» философии Хайдеггера. Данная задача не представляет особой сложности, поскольку философское творчество Хайдеггера, несмотря на некоторую эволюцию, внутренне удивительно монолитно, в нем всегда прослеживается в качестве исходного ядра (из которого любая мысль Хайдеггера исходит и к которому она в итоге возвращается) взаимная принадлежность истины и бытия, как она раскрывает себя в «непотаенности».
С одной стороны, связка бытие-истина не просто не нова, а сверхтрадиционна - начиная, по крайней мере, с Парменида, философия свой собственный домен всегда обозначала тождеством бытия и мышления. Однако именно эту привычность Хайдеггер и делает предметом пристального внимания. В соответствии с исходной интуицией он ставит диагноз философии: проблема современной философии не в том, что проблема бытия до сих пор не решена, а в том, что бытие перестало быть для нее проблемой, вследствие чего сама философия потеряла себя среди наук, а человек потерял себя среди сущего. Многовековая привычность превращает бытие в «исходную категорию», из которой мысль ис-ходит и по инерции продолжает двигаться «дальше», в сторону многообразных предметных областей. Бытие, отданное на откуп традиции, то есть авторитетным мнениям философов «былых времен», по сути дела упускается мыслью32, обрастая предрассудками. «Бытие и время» начинается именно с их перечисления и разбора с тем, чтобы стало очевидно - именно тогда, когда кажется, что в онтологии все уже сказано, мы рискуем утратить все свое богатейшее философское наследство, поскольку оказываемся не равны ему и не в состоянии им владеть. Хайдеггер выделяет три предрассудка: 1) ««Бытие» есть «наиболее общее» понятие»33, то есть наиболее абстрактная (и потому содержательно пустая) категория, фиксирующая лишь одно свойство сущего - его существование. Однако, даже у Аристотеля бытие - не категория, т.к. оно - не род по причине исключительности его всеобщего характера. 2) На этой исключительности базируется следующий предрассудок: ««Бытие» неопределмимо... (т.к.) дефиниторно невыводимо из высших понятий (таковых по отношению к бытию просто нет - М.К.) и не представимо через низшие»34. 3) И, наконец, именно поэтому «Бытие есть само собой разумеющееся понятие»35. Эти три отшлифованные веками тезиса являются предрассудками не столько в том смысле, что они оказываются заблуждением по содержанию, сколько в том отношении, что автоматически воспроизводятся философской школой «перед-рассуждением» и даже вместо него. Действительно, этот набор мы до сих пор можем встретить в любом учебнике по онтологии. Благодаря этому «трамплину» философия проскакивает мимо самого главного и тем самым изменяет себе. Поэтому вопрос о бытии должен быть возобновлен, проблема должна быть поставлена и удержана в качестве таковой, что позволит мысли вернуться на ее собственную территорию, в чем, собственно, и состоит цель проекта фундаментальной онтологии. Здесь заслуги Хайдеггера трудно переоценить - он действительно впервые отчетливо ставит акцент на том, что бытие - это, прежде всего, область Вопроишния, а не Учения (и, стало быть, задача философии - именно проблематизация, а не проповедь или трансляция знания) и уделяет столько внимания анализу исключительности и приоритета главного (а по сути и единственного) философского вопроса. Хайдеггер даже изобретает своеобразный концепт Seinsfrage («бытийный вопрос»), позволяющий благодаря синтетическому характеру немецкого языка закрепить слитость самого бытия с вопрошанием о нем3 .
Слово «воз-об-новление» (Wiederholung) оказывается для Хайдеггера ключевым обозначением стратегии онтологического мышления. Оно маркирует собой такое парадоксальное (соединяющее новое и древнее) возвращение к истокам мысли, которое было бы всецело актуальным. При этом истина понимается как открытость самого бытия (а не правильное знание о сущем). Устойчивый лейтмотив хайдеггеровской мысли - то, что бытие само себя открывает и даже более того, всегда себя уже открыло, есть ничто иное, как учение Гуссерля о феномене с радикально иначе расставленными акцентами. Феномен как «являющее себя» для Гуссерля есть вещь как интенциональная упаковка сознания. То есть феноменом (когда он распознан в качестве такового) сознание являет себя самому же себе и таким образом раскрывается истина сознания. Для Хайдеггера принципиально то, что феноменальным образом в качестве «самой вещи» себя раскрывает для нас само бытие. Такая установка - просто потрясающий для XX века возврат к «реализму» (от «res» - вещь как самобытность) Платона и даже Парменида, чего после Канта кроме Хаидеггера в таких масштабах не мог себе позволить никто. Именно поэтому Хайдеггер не без иронии посвящает Гуссерлю «Бытие и время» и именно поэтому он педантично избегает термина «сознание», да и других, с ним связанных («ноэма» или «интенция», например ), чтобы не утерять столь тонкий и столь принципиальный смысловой нюанс . Таким образом, феноменологический метод при различных акцентах на природе феномена позволяет Гуссерлю работать с любой предметностью (феноменология получает статус поистине универсального метода, «мир» же оказывается горизонтом сознания), а Хайдеггеру пространство философии в целом растворить в онтологии. В этом смысле очень показательно то, что в «Основных понятиях метафизики», например, Хайдеггер метафизику (а по сути онтологию) называет «центральным учением философии» в том смысле, «что разбор ее основных черт превращается в сжатое изложение главного содержания философии»39.
Ницше как завершающий метафизик в текстах Хайдеггера
Данный параграф посвящен анализу Ницше как завершающего метафизика в текстах Хайдеггера. Задача параграфа - не просто описать, что Хайдеггер увидел в философии Ницше, а понять, как эта видимость получена хайдеггеровской оптикой, реконструкция которой была предложена раньше, чтобы увидеть эту оптику в действии и завершить разбор онтологической перспективы Хайдеггера.
Ницше для Хайдеггера именно историческая фигура, исключительная по своему месту и значимости. Ницше помыслен в рамках истории метафизики, понятой как судьба бытия, и его функционирование как фигуры зависит, в первую очередь, от силовых линий этого поля. Сам Ницше для Хайдеггера интересен менее, чем вся история метафизики в целом, и важен только в той мере, в какой он - закономерный момент этого целого. По-видимому, Хайдеггер двигался не от интереса к ницшевским текстам в сторону формирования собственных мыслей, а наоборот. Онтологическая разница бытия и сущего в ее замутнении метафизикой была продумана первой, а Ницше вторым, то есть, попросту включен в уже готовый контекст, увиден в онтологической перспективе и через определенную оптику. Само по себе это, конечно, не порок, тем более, что Хайдеггер прекрасно себе в этом отдает отчет и не претендует (вроде бы) на позицию вне истории, признавая, что истолковывает прежнюю мысль из определенного горизонта, то есть горизонта своей собственной мысли.
Для начала перечислим ряд симптоматичных моментов, отмеченных в результате анализа текстов Хайдеггера, которые позволят эксплицировать точку включенности фигуры Ницше в перспективу мысли Хайдеггера и таким образом понять внутреннюю логику интерпретации: 1. Сокращенный вариант книги (двухтомника) о Ницше назван «Европейский нигилизм», а в результате этого, судя по заглавию: а) Ницше представлен в одной плоскости своего творчества, т. е. своеобразие его мысли сведено к нигилизму, б) сам Ницше помещен в широкий контекст европейской истории, -иными словами, он существенно «сокращен» и тем самым вписан в перспективу. 2. Сомнителен источник, на который Хайдеггер опирается -это преимущественно и почти исключительно «Воля к власти». Говорить о философе, опираясь на сей труд, - заранее неблагодарная задача, поскольку автор «Воли к власти» - это «почти - Ницше», а именно «Фё рстер - Ницше». Именно в «Воле к власти» Ницше предстает неминуемо и безвозвратно оболганным, и таким образом, хайдеггеровская интерпретация рискованно «зависает». Правда, к чести самого Хайдеггера следует сказать, что он отдает себе в этом отчет и к цитатам относится очень осторожно, тщательно их подбирая и отсеивая. 3. При прочтении «Европейского нигилизма» создается впечатление, что это - книга, написанная «наоборот» - ее нельзя понять, читая в том порядке, в каком она написана. Не то, чтобы сам Хайдеггер, но, по крайней мере, структура его текста выдает результаты за отправной пункт, а собственные основания - за результаты. В самом деле, сначала нам предлагают описание философии Ницше, выглядящее как бы нейтральным, затем выявляют под этим описанием некую структуру (это -метафизическая позиция), далее, обнаруживают необходимость именно такой структуры мысли. Необходимость эта связывается с историей метафизики, в конце же предъявлена сама ее суть, которая выглядит при этом как найденная в результате анализа конкретных метафизических позиций Протагора, Декарта, Ницше. Но сам-то Хайдеггер мыслил в противоположном порядке. В «Европейском нигилизме» он просто позволяет себе роскошь излагать готовые результаты, подводить их друг к другу и строить текст так, чтобы выглядеть наиболее убедительно. 4. Всегда подозрительно, когда один философ говорит о другом, что он недодумал, «запутался», «впал в бессмыслицу», а именно такие реплики Хайдеггера по поводу Ницше в немалом количестве можно обнаружить на страницах текстов, затрагивающих ницшеанскую философию . Слишком много глупостей и недомыслия Хайдеггер находит у «мыслителя, выходящего своей мыслью в историю мира»8. Возникает подозрение, что именно хайдеггеровская оптика видит в высказываниях Ницше глупости, и в другой перспективе эти высказывания обретут совершенно иной смысл. Возникает вопрос, что же теперь с этими симптомами делать? Для начала следует обнаружить тот «нерв», который Ницше задел в мысли Хайдеггера. По-видимому, Хайдеггер прочел тексты Ницше через призму прежде всего лишь одного его понятия - речь идет о «нигилизме». Какие ассоциации это понятие затронуло, догадаться несложно. «Nihil», «Ничто» -имя бытия, которое увидено от сущего и в той мере, в какой оно понято как элементарная пустота, в той мере работает метафизическое мыиаение. Эта мысль - визитная карточка Хайдеггера как философа и со времен «Что такое метафизика?» он к ней интереса не утратил. По крайней мере, параграф под названием «Нигилизм, Nihil и ничто»84 почти полностью копирует мыслительный ход «Что такое метафизика». И единственная новость в этом параграфе - это само именование истории метафизики «Нигилизмом». Этот термин, подаренный Ницше, не мог не вдохновить Хайдеггера, поскольку позволял ясно, четко и кратко упаковать в одном единственном понятии все собственные мысли касательно истории европейской философии, а именно ее истолкование как метафизики. В благодарность за это Ницше было предложено почетное место финальной фигуры. И не зря. Все-таки именно он обнаружил единство всей истории философии как единство судьбы метафизики, в основании которой лежит фундаментальная подмена, которая фиксируется словом «Ничто». Поэтому Ницше предстает в этом пункте почти как соратник Хайдеггера по замыслу, но за одним исключением.
Критика метафизической репрезентации как репрессивной схемы мышления
Оптика мысли Делеза разворачивается из общей для всего постмодернизма интуиции того, что философия в том виде, в каком она состоялась, на данный момент более невозможна (и это вполне закономерно, если помнить о том, что само понятие постмодерна фиксирует опыт травматического «смещения времени»). В том числе это означало, что она невозможна и как построение онтологии. Эта интуиция оформилась в постструктурализме следующим образом: тезис об отрыве означающего от означаемого, ближайшим следствием которого является критика структурности структуры, приводит к тому, что мысль не может быть систематическим учением о том, что есть, то есть онтологией. Для того, чтобы лучше понять, что стоит за этим тезисом, прежде всего, необходимо рассмотреть претензии к онтологии, которые выдвигает постмодернизм. При этом, естественно, следует помнить о том, что «онтология» в данном случае -это своеобразная конструкция, которая выстраивается во время постмодернистской критики в качестве образа «внутреннего врага мышления», с которым надлежит бороться, или в качестве порочной привычки мысли, от которой следует освободиться.
Итак, о кризисе чего говорят постмодернисты, когда говорят о кризисе онтологии? Для постмодернизма онтология - это: Особая структура мысли, а не только тематическая область философствования. Эта особая структура произведена классической традицией и завершается с ней вместе. Эта структура заявляет о себе, прежде всего, в качестве специфически организованного дискурса, производящего специфические смысловые эффекты. Такими смысловыми эффектами будут сущее как таковое и бытие. Бытию онтологический дискурс приписывает статус самодостаточной истинной реальности, к которой следует пробиться мыслью для обретения полноты присутствия. Сама онтологическая структура, производящая эффект трансцендентного бытия, пожалуй, компактнее всего обозначена Деррида как онто-тео-телео-фалло-фоно-логоцентризм10. Короче говоря, это взаимное обоснование принципов референциальности, репрезентации, детерминизма, целесообразности, бинаризма и рациональной установки на смысл, которое действует в качестве структуры мышления.
Постструктурализм в своей критике онтологии конечно, многое берет у Хайдеггера, однако, методически проводимая установка на отсутствие референциальности позволяет не только выстроить дистанцию по отношению к философии Хайдеггера, но и включить ее саму в сферу критики. Любопытно, что различие бытия и сущего, которое Хайдеггер считал принципиально новым, неметафизическим способом мышления, для постмодернизма, в конечном счете, вообще оказывается неважным, поскольку и бытие, и сущее имеют смысл только постольку, поскольку они претендуют на то, чтобы открыться в своей собственной истине для мысли. Более того, поводом для постмодернистской критики является, преимущественно, репрессивный характер метафизики представления, («подчинение различия тождеству», «навязывание трансцендентного смысла» и т.п.), а не ложный, скрывающий истину бытия (как это было у Хайдеггера). Показательно, что само понятие истины если и встречается в постмодернистских текстах, то получает при этом довольно двусмысленный статус «текстового эффекта», состоящего на службе онтологии, которая, в свою очередь, приобретает идеологические черты. Здесь, конечно, просматривается проблема, если так можно выразиться, социального (или публичного) смысла философии и политического (в античном понимании как относящегося к «общему делу») долга интеллектуала. Печально известная ангажированность Хайдеггера здесь напрямую вменяется в вину его мысли (вспомним о квалификации, данной Ясперсом, хайдеггеровского мышления как диктаторского и тоталитарного). Можно сказать, что в глазах французских философов фундаментальная онтология усилиями Хайдеггера себя не столько обосновала, сколько дискредитировала. Нацизм Хайдеггера пугает постмодернистских философов куда больше, чем безумие Ницше.104 Поэтому вряд ли случайно, что во французской среде второй половины XX века развивается пафос критики любой ценой. У Хайдеггера критика - это всегда критика ложного во имя истинного, но в таком случае она может по сути приобретать черты догматизма (если мы исходим из того, что знаем, в каком направлении открывает себя истина). Долг мыслителя по Хайдеггеру - служить бытию, быть «пастухом бытия» («Warer of Warheit»), быть послушным Зову. Нужно ли говорить о том, с каким подозрением постмодерн относится ко всякому указанию на трансцендентный Зов или Голос! Поэтому долг интеллектуала , как о нем говорят постмодернисты, это радикальная критика. Не совпадать с собой (трансгрессия по Фуко - «способ вырвать субъекта у него же самого») и не давать этого делать другим (в том числе и социальным институтам). Быть всегда в оппозиции - в том числе и к самому себе - это другая сторона призыва Фуко «мыслить иначе». За тем, что, как правило, называют «левачеством», скрывается не интеллектуальное хулиганство, а вполне просвещенческий принцип автономии, существенно подкорректированный самим трагическим провалом идей Просвещения в истории XX века.
Поэтому преобразование перспективы мышления в свете отказа от построения онтологии означает продолжение и радикализацию критики метафизики представления с\ что предполагает, с одной стороны, наследование Делезом, так же как и всеми представителями постмодернизма, философии Хайдеггера, а с другой стороны, требует и самого Хайдеггера включить в метафизический контекст. Поэтому такая преемственность предполагает и ряд отличий.
Хотя под метафизикой у Делеза понимается, так же как и у Хайдеггера, не столько содержание философских учений, сколько определенный ход и структура мысли, для Делеза метафизика скорее частный случай репрезентации, тогда как для Хайдеггера репрезентативное мышление - итог исторического развития метафизики.
Власть: метафизическая тема в неметафизическом контексте
Третья глава данного исследования посвящена попытке произвести предварительную и приблизительную диагностику смещений, которые происходят с онтологическими по своей природе концептами в ситуации кризиса онтологии на его современном этапе. В первой и второй главе мы отслеживали динамику этого кризиса от модерна к постмодерну, в лице их представителей - Хайдеггера и Делеза. Хайдеггер говорит о завершении метафизики в смысле ее самоисчерпания и видит выход в воз-обновлении не самой метафизики, а ее истоков, что связывается им с построением фундаментальной (и обновленной) онтологии. Делез (как представитель постмодерна) исходит уже из невозможности онтологии как таковой (по причине краха референциальной установки) и в этой ситуации прилагает усилия к тому, чтобы при помощи трансгрессии и критики трансформировать само пространство философии и ее концепты таким образом, чтобы они совершили уклонение от онтологического контекста и тем самым сохранили свою жизнеспособность. И вот мы подходим к самому интригующему вопросу: а что теперь? Что изменилось на сегодняшний день в данном положении дел? И ничего, и многое. Концептуально и методологически философия и сейчас воспроизводит ходы постмодернистской мысли. Однако, есть и некоторая дистанция по отношению к пафосу постмодерна, которую, правда, довольно сложно артикулировать. Она проявляется почти исключительно в следующем обстоятельстве: то, за что ломали копья постмодернисты, давно висит на стене в качестве завоеванных трофеев, или, того хуже, уже пущено в культурный оборот как нечто само собой разумеющееся. Собственно, это как раз и есть то, что имел ввиду Лиотар, с грустью предчувствуя превращение постмодерна как философской критики в постмодернизм как китч. Разговоры о смерти философии, которые в постмодерне имели характер провокации, сейчас стали просто общим местом, что в немалой степени оправдано отсутствием значительных фигур на философском поле, это особенно бросается в глаза на фоне внушительного по своему числу и «весу» сообщества постструктуралистов. С кончиной большинства из них складывается унылое ощущение, что они унесли последний всплеск философской активности вместе с собой. Но даже если не поддаваться панике и смотреть на вещи здраво, вывод будет не менее унылый: откуда могут взяться значительные имена и книги при общей установке на маргинализм (поэтому даже такие, в общем-то, философские по своему темпераменту фигуры как Жижек или Вирильо охотнее позиционируют себя в качестве специалистов-гуманитариев)! Однако, интересно другое. Начавши умирать в 60-е годы, философия до сих пор все никак не умрет, несмотря на все свои обещания, что дает повод подозревать ее не в неискренности, нет, а в истерии! Эту картину «философии при смерти» прекрасно изобразил Слотердайк в «Критике цинического разума» . Ничего трагичного в этом «умирании» уже не осталось - оно окружено смесью истерии, делового интереса и скуки, которую Слотердайк именует цинизмом. Если речь идет о самоисчерпании, то почему оно не может состояться полностью, прервав и без того уже затянувшуюся агонию. Если же философию удерживает некая невыполненная задача, то какого рода это не доведенное до конца дело? Между тем в общих чертах рецепт давно известен - ситуация кризиса требует критика в роли терапевта. Вопрос только в том, как эту универсальную рецептуру применить к сегодняшним обстоятельствам, ведь цинизм - это и есть бессилие критики, которая все знает и ничего не может изменить в принципе, зато прилагает недюжинные усилия к тому, чтобы адаптироваться к ситуации, то есть, как выразился бы Ницше, цинизм сущностно реактивен.
Эта ре-активность диффузного цинизма проявляется в том, что пока философия «лежит при смерти», различные сферы просто растаскивают ее «наследство» и пристраивают все ее категориальные сокровища так, чтобы они приносили хоть какую-нибудь пользу. Так что обломки онтологии именно в качестве обломков и пошли в дело.
Что поделать, такова динамика европейской культуры - то, что она считает ценным, непременно должно быть внедрено в широкие слои, пусть в упрощенном и фрагментарном, но зато более практичном варианте. Так что постмодернистские установки не только у интеллектуала, но и у обывателя уже в крови, даже если он об этом и не догадывается. Наш современник инстинктивно исходит из сомнения в бытии и истине, даже не прибегая для этого ни к каким критическим процедурам мысли. Именно поэтому он -циник. Всеобщая деонтологизация цинического разума зашла так далеко, что с одной стороны, никто не ждет «прорывов к бытию», а с другой -решительно все сферы охотно потребляют и утилизуют фрагменты онтологии.
К примеру, что касается наследия Хайдеггера, экзистенциальная аналитика Dasein положена в основу одной из методик психотерапевтической практики. Что касается философии Делеза, складывается такое впечатление, что сфера масс-медиа просто поставила ряд изобретений его философии на поточное производство. Скажем, в статье «По каким критериям различают структурализм?»169 Делез, выделяя специфические для структурализма моменты, как известно, фактически, подвел фундамент под постструктурализм - дело-то было в 67 году. Так вот, эти критерии, маркирующие смещение мысли от структурализма к постструктурализму, а именно «символическое», «локальное или позиционное», «дифференциальное и единичное», «различающее», «серийное», «пустая клетка» и «смещение от субъекта к практике», без труда могут быть замечены в качестве смыслопорождающих схем, механически задействованных в системе массмедиа, и так или иначе отмечаемых различными исследователями и аналитиками СМИ, к примеру, Луманом, разумеется, уже без всяких ссылок на Делеза. Словом, то, что Делез предписывал избирательной мысли в качестве характеристик, позволяющих пройти отбор Вечного Возвращения, было превращено в машину по производству массмедийных эффектов. В результате космос симулякров, конечно, был по-своему воплощен, но в качестве симуляционной гиперреальности потребления, а отнюдь не пространства свободной творческой активности.
