Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Слово и язык в русской мысли ХІ-ХГХ вв.
1. Этапы становления отечественной лингвофилософии 24
2. Онтологический статус слова в философской культуре Древней Руси 25
3. Библейские основания древнерусского понимания природы слова 29
4. Патристическая традиция как важнейший источник формирования отечественной философии имени 40
4.1. Раннехристианское учение об имени и александрийская экзегетика 45
4.2. Антиохийская и сирийская традиции истолкования природы имен 53
4.3. Антиномия имени и неименуемости в системе псевдо-Дионисия Ареопагита 56
4.4. Проблема образа в эпоху иконоборчества 59
4.5. Имя и слово в поздневизантийский период 67
4.6. Диалектика сущности и энергии в учении свят. Григория Панамы 71
5. Именование как явление сущности в древнерусской книжности 80
5.1. Азбучная система преп. Кирилла и интерпретация кирилло-мефодиевского наследия в Древней Руси 80
5.2. Бытование имени, слова и текста в древнерусской письменности 83
6. Философское осмысление проблем языка в XVIII - первой половине XIX столетий ... 93
7. Славянофильская концепция слова 96
7.1. А.С.Хомяков: слово как «истинная среда обитания человека» 96
7.2. И.В. Киреевский: «соборные» свойства слова 100
7.3. К.С. Аксаков: «слово есть человек» 103
8. Психологическое учение о языке А.А. Потебни 107
9. Духовно-академическая традиция понимания слова (Н.П. Гиляров-Платонов, В.Д.Кудрявцев-Платонов) 113
10. Слово в контексте «метафизики всеединства» B.C. Соловьева 119
11. Основные итоги развития философского дискурса о слове и язык в России до начала XX в 122
ГЛАВА II. Идейное содержание имяславских споров и философская полемика вокруг них
1. Роль афонских споров в формировании философии имени в России 124
2. Имяславская доктрина в работах о. Илариона (Домрачева) и о. Антония (Булатовича).. 126
3. Богословско-философская оценка имяславия в официальных документах Константинопольской и Русской Церкви 136
4. Рационалистические и номиналистические тенденции в антиимяславской литературе 140
4.1. Священник Хрисанф Григорович 142
4.2. Архиепископ Никон (Рождественский) 147
4.3. Эволюция ономатологической концепции СВ. Троицкого 151
5. Философская общественность России о проблематике афонских споров 170
6. Имяборчество как кризис христианского сознания в оценке М.А. Новоселова 174
7. Антитеза имяславия и имяборчества как философское противостояние реализма
и номинализма у М.Д. Муретова и С.А. Алексеева (Аскольдова) 179
8. Выступление Н.А. Бердяева и понимание содержания споров представителями «нового религиозного сознания» 183
9. Имяславие как истинная онтология в публицистике В.Ф. Эрна 186
9.1. Содержание «имяславского» наследия В.Ф. Эрна 188
9.2. Характеристика споров как столкновения онтологизма и психологизма в статьях 1914-1916 гг 189
9.3. Позитивистская антропология и кантианство - философское основание имяборчества 192
10. Афонские споры - идейный источник генезиса отечественной философии имени... 197
ГЛАВА III. Философия имени в трудах П. А. Флоренского, С.Н. Булгакова и А.Ф. Лосева
1. Основные характеристики онтологической теории имени 200
2.Идея - энергия - символ: философия имени П.А. Флоренского 203
2.1. П.А. Флоренский - участник имяславских споров 203
2.2. Источники философии имени П.А. Флоренского 216
2.3. «Магия слова» в мифологическом мышлении. Лингвофилософский аспект (по новоопубликованным работам) 219
2.4. Имяславие как «всечеловеческое сознание»: историко-философский ракурс 227
2.5. Философские предпосылки имяславия 234
2.6. Учение П.А. Флоренского о диалектическом единстве имени и сущности. Слово как символ 240
3.Онтологическая теория имени С.Н. Булгакова 252
3.1. Формирование философии имени С.Н. Булгакова в ходе афонских споров... 252
3.2. Тройственная форма предложения как «схема сущего» в «Философии имени» и «Трагедии философии» С.Н. Булгакова 274
3.3. Слово - антропокосмический феномен 277
3.4. Метафизическая природа акта именования 279
3.5. Энергийность и символичность имени 281
3.6. Синтез имяславия и софиологии в учении об имени С.Н. Булгакова 291
4. «Стихия имени» А.Ф. Лосева 294
4.1. Влияние имяславских споров на становление мировоззрения А.Ф. Лосева... 294
4.2. Обзор источников по философии имени А.Ф. Лосева 301
4.3. Иерархическая структура постижения имени по работам «Философия имени» и «Вещь и имя» 305
4.4. Имяславие - школа философии и богословия 316
4.5. Слово как символ в работах позднего А.Ф.Лосева 332
4.6. Диалектический синтез онтологизма и персонализма в понимании
А.Ф. Лосевым природы имени 335
5. Единство учения об имени П.А. Флоренского, С.Н. Булгакова и А.Ф. Лосева 337
Заключение 339
Библиография 348
- Онтологический статус слова в философской культуре Древней Руси
- Философское осмысление проблем языка в XVIII - первой половине XIX столетий
- Имяславская доктрина в работах о. Илариона (Домрачева) и о. Антония (Булатовича)..
- П.А. Флоренский - участник имяславских споров
Введение к работе
Актуальность темы исследования
В истории философской мысли проблема соотнесенности языка и мышления, слова и вещи, имени и сущности всегда занимала важное место. На протяжении тысячелетий тема взаимосвязи реального мира, человеческого знания о нем и его вербального выражения, степень адекватности восприятия, понимания, мысленного и словесного определения бытия получала самые различные интерпретации: от утверждения полного и неразрывного единства имени и именуемого (например, в мифологическом сознании) до резкого и окончательного разделения бытия и сознания, когда любая дефиниция или понятие воспринимались как имеющие отношение не к миру как таковому, но к субъективному восприятию индивидуальным сознанием этого мира, к его «кажимости». Широкая палитра решения вопроса о форме связи предмета и его имени наличествует уже в философской культуре древнего мира. Она гениально представлена в ряде диалогов Платона и, особенно, в его «Кратиле». При этом историческое исследование проблемы свидетельствует, что «реалистический» взгляд на взаимосвязь мира и представления о нем, вещи и слова, имени и именуемого оказывается первичным и характерен для непосредственного сознания, оперирующего символическими образами, а не рациональными понятиями.
Весь XX в. стал временем углубления представлений о языке, признания его основополагающей роли во всей сфере человеческого бытия. Можно говорить о новом открытии языка, которое произошло на рубеже XIX - XX столетия. Сознавая это, известный германский лингвист Г. Ипсен отмечал, что «в конце прошлого (XIX- Д.Л.) века философия языка в подлинном смысле не существовала»1. Лингвофилософия Ч. Пирса и Г. Фреге, структурная лингвистика Ф. Соссюра, социолингвистика У. Уитни, этнолингвистика Э. Сепира и К. Пайка, дексриптивная лингвистика Л. Блумфилда, психолингвистика и другие науки рождены в прошлом веке. Количество западных исследований в области философии языка колоссально. Огромно их воздействие и на отечественное языкознание. При этом необходимо отметить, что и Россия дала науке ряд лингвистов мирового уровня: достаточно назвать имена И.А. Бодуэна де Куртенэ, Н.В. Крушевского (казанская лингвистическая школа), Н.С. Трубецкого и P.O. Якобсона («пражский кружок»), Н.Я. Марра. Понимание природы языка колеблется в современной западной философии от хайдегеровского учения о нем как о «доме бытия», согласно которому бытие изначально живет и раскрывается в языке; язык не орудие мысли, не одна из способностей человека, но фундаментальная категория сознания в такой степени, что уже не человек говорит, а язык говорит человеку и человеком; до утверждений представите-
лей лингвистической философии, которые также считают язык наиболее важным предметом философского исследования, однако миссию философии видят именно в осуществлении критики языка, который в силу своего несовершенства толкает человеческое сознание в разнообразные «ловушки». В современной западной мысли мы найдем и сознательное растворение мышления и бытия в языке, и отстраненный его анализ: утверждения, что философия языка - единственная форма философии вообще, но также и «игру с означаемым», разрушение языка и, следовательно, сознания. Постструктурализм стремится познавать вещь посредством означающего ее слова: реалистическая герменевтика Гуссерля трансформируется в концептуалистическую эпистемологию Башляра2. Высокая оценка роли языка в формировании сознания вовсе не исключает и в значительной степени даже обуславливает характерный для западной мысли призыв к отказу последнего от стремления постигать и объяснять бытие. Вербализуя природу, язык должен избегать тенденции казаться подобным ей. В качестве образа языку надлежит быть только отображением; чтобы всецело стать природой, ему необходимо отойти от притязаний познавать ее (Т. Адорно), то есть для наиболее реалистического понимания вещи слову надлежит максимально минимизировать свое место в человеческом сознании. В целом, современная западная философия имеет тенденцию пессимистически оценивать роль языка в объективном миропознании, сама возможность которого подвергается тотальному сомнению. При этом знаменателен сам вывод, сделанный мыслью XIX- XX вв., что именно язык является тем источником, который поставляет человеческому сознанию сведения о мире. Философию языка, слова, имени (линвофилософию) следует четко отличать от «лингвистической философии», которая занимается решением основных философских проблем путем прояснения языка, их выражающего. В отличие от нее философия языка обращена непосредственно к исследованию природы слова, которое для нее является предметом изучения, а не средством.
Отечественная философская мысль не была изолирована от вышеуказанных процессов, однако шла собственной дорогой, часто предвосхищая основные выводы западных мыслителей и обладая богатой, не до конца изученной самобытной метафизической традицией. Русская философия языка (как, впрочем, и вся русская философия) часто воспринимается "падчерицей" западной, в ней видят мало оригинального, с определенной степенью справедливости указывают на ее эклектичность и зависимость от европейских лингвистических систем, в связи с чем уделяют ей несправедливо скудное внимание . Исторический анализ рус-
1 IpsenG. Sprachphilosophie der Gegenwart. Berlin, 1930.
2 Историк M. Блок приводит яркий пример этой трансформации: вопрос уже "не в том, чтобы установить был
ли Иисус распят, а затем воскрес. Нам теперь важно понять, как это получается, что столько людей вокруг нас
верят в распятие и воскресение" (Цит. по: Колесов В.В. Жизнь происходит от слова. - СПб., 1995. - С. 98.
3 Об инаковости русской философии по отношению к западной замечательно писал Б.П. Вышеславцев: "Наша
встреча с западными философами сразу обнаружила разницу душевных и духовных установок. Разницу нелегко
ской лингвофилософии действительно позволяет сделать вывод, что она иная, по сравнению с западной, что ее источники и сама форма дискурса не совпадают с теми мыслительными ходами, которые стали доминирующими в европейской философии языка.
Развитие языкознания в России, несомненно, происходило под влиянием западноевропейской лингвофилософской мысли, что доказывается типологическим сходством методологии и категориального аппарата, которыми пользовались западноевропейские и русские ученые при исследовании языка. Однако нельзя не заметить тех своеобразных тенденций и направлений, которые уже в первой половине XIX в. выступают на первый план в работах многих отечественных авторов. Особый статус, которым обладало слово в восточно-христианской традиции, доминировавшей в духовной жизни российского общества, стал причиной, которая привела, по обоснованному мнению крупного современного исследователя историко-философских и методологических проблем языка Н. Безлепкина, к появлению на самом раннем этапе развития в русской интеллектуальной культуре «самобытной теории познания - словологии», существенно отличавшейся и дополнявшей логико-силлогистическую гносеологию европейских мыслителей, которая стала не только специфической формой рационального освоении мира, но и особой традицией «антропологически-экзистенциального осмысления целостности и полноты жизни»1. В отечественной лингвофилософии XX в. были намечены те пути, лишь в незначительной степени отразившиеся в западных теориях слова.
На наш взгляд, своего высшего расцвета русская философия языка достигла в фило-софии имени XX столетия , представленной в трудах П.А. Флоренского, В.Ф. Эрна, С.Н. Булгакова, А.Ф. Лосева. Разумеется, отечественная философия слова не ограничивается построениями вышеназванных мыслителей. Не менее значительными явлениями в области философии языка следует признать работы Г.Г. Шпета и М.М. Бахтина, исследования ученых,
показать: философия была та же, на которой воспитывались поколения русских образованных людей и профессоров. Но отношение другое: у них она воспринималась чисто интеллектуально - мышлением и наблюдением фактов. У нас - скорее чувством и интуицией... Нас поражал их сухой, строго дифференцированный интеллектуализм... Их поражал и иногда раздражал наш абсолютизм, максимализм, наше требование окончательных решений и сведение всех проблем к последнему смыслу всего существующего". Тот же Б.П. Вышеславцев называет то общее, что объединяет большинство русских философов вне зависимости от конкретной своеобразности их учений "стремлением к Абсолюту". "Они (западные философы - Д.Л.) так долго утверждали "релятивность" всякого знания, что, наконец, забыли, что нет релятивного без противопоставления Абсолютному, а потом забыли об Абсолютном"/ Вышеславцев Б.П. Вечное в русской философии// Вышеславцев Б.П. Этика преображенного эроса. - М, 1994. - С. 156. См. также: Евлампиев И.И. История русской метафизики в XIX -XX вв. Русская философия в поисках Абсолюта. - Т. 1-2. - СПб, 2000; Майоров Г.Г. Философия как искание Абсолюта: опыты теоретические и исторические. - М., 2004.
1 Безлепкин Н. Философия языка в России: к истории русской лингвофилософии. - СПб., 2001. - С.6.
2 В настоящем исследовании термин "философия имени" используется как общем смысле философского дис
курса о природе слова, так и для определения собственно направления мысли в наиболее яркой форме, вопло
тившейся в учении П.А. Флоренского, С.Н. Булгакова, А.Ф. Лосева. В работе также используются понятия
"лингвофилософия", "ономатология", "ономатодоксия", "логология" для характеристики определенных кон
цепций и исторических этапов развития философии языка.
принадлежащих к московско-тартуской школе семиотики (В.В. Иванова, Ю.М. Лотмана, В.Н. Топорова, Б.А. Успенского и др.). Нельзя не согласиться и с А.Н. Портновым, что «идеи Г. Шпета, М. Бахтина и философов «ономатологического направления» (то есть П.А. Флоренского, С.Н. Булгакова и А.Ф. Лосева -Д. Л.) взаимодополняют друг друга»1. Но также следует признать, что именно в трудах последних онтологическая теория языка, называемая также «метафизикой слова» и «новым российским реализмом»2 получает свое полное раскрытие.
Согласно утверждению, обоснование которого представлено в данном исследовании, «метафизика слова» в России существует в двух главных вариантах: богословском, восходящем к патриотической эпохе, и собственно философском. Основной метафизической интенцией, из которой и была выведена оригинальная отечественная философия имени, на наш взгляд, является глубоко свойственное русскому сознанию учение о мире, как органически едином целом, развиваемом в традиции всеединства. Определяя основные черты этого миросозерцания, названного им «интуитивизмом», один из его выразителей, Н.О. Лосский, утверждал, что в таком мире «все существа интимно связаны друг с другом; поэтому человек может наблюдать непосредственно не только свои собственные душевные состояния, но и предметы внешнего мира. Когда я смотрю на летящую ласточку и слышу щебетание ее, сознаваемое мною есть сама летящая ласточка и сами звуки, издаваемые ею, а не субъективный образ ласточки в моей душе»4. Н.О. Лосский справедливо замечает, что подобный взгляд на мир не был свойствен западной философии. Даже А. Бергсон, основатель французского интуитивизма, не все виды знания считал актами интуиции, то есть непосредственного созерцания предмета. По Н.О. Лосскому (и в этом с ним солидарно большинство русских религиозных философов от Н.А.Бердяева и Б.П. Вышеславцева до С.Л. Франка и И.А. Ильина), человек есть «сверхвременное существо, тесно связанное, координированное со всем миром, не только в его настоящем, но и в прошлом и даже будущем бытии. Поэтому мы способны непосредственно наблюдать все виды и стороны бытия»5.Также основная часть русских мыслителей последовательно отстаивала принцип доверия разуму в его познании мира и доверия языку в его обнаружении разума. В связи с этим русскую философию имени XX в.
Портнов А.Н. Философия языка Г.Г. Шпета// Шпет Г.Г. Внутренняя форма слова: этюды и вариации на темы Гумбольдта. - Иваново, 1994. - С. 287-288.
2 Степанов Ю.С. Язык и метод. Современная философия языка. - М., 1998. - С. 715.
3 Основная часть русских философов "ономатического" направления не делала принципиального различия ме
жду понятиями "язык", "слово" и "имя", принятого в современной лингвистической науке. Имя воспринима
лось как один из видов слова, наиболее напряженное и сгущенное в смысловом отношении слово.
4 Лосский Н.О. Характер русского народа. - Франкфурт-на-Майне, 1957. - С. 22. См. также: Лосский Н.О.
Обоснование интуитивизма// Избранное. - М, 1991. - С. 186.
5 Там же. - С.23.
необходимо рассматривать как лингвистическую ветвь школы всеединства, представлявшую собой еще один яркий аспект этого магистрального направления отечественной философии.
Как это неоднократно случалось в русской истории, философия языка в России не осталась направлением кабинетной мысли и быстро отошла от научно беспристрастной формы дискурса в сторону жгуче-практической вовлеченности в современные ей идейные течения и философско-богословские споры, отстаивая онтологический статус слова. В качестве примера позволим себе привести выписку из работы такого отнюдь не «публицистического» мыслителя, как Г.Г. Шпет, которое, однако, окрашено в густо эмоциональные тона: «Логика, то есть наука о слове, есть величайшее могущество на земле и на небесах. Алогизм как система - умственный атеизм; алогист - пустая душа, лишенная чувства словесной благодати. Ало-гист - в прогрессивном параличе мысли, как следствии легкомысленного его словесного нецеломудрия»1.
В начале XX в. философия слова в России оказалась вплетена в контекст самых основных мировоззренческих вопрошании, став на перепутье исканий русских мыслителей как в области онтологии, так и гносеологии. Сквозь призму различного определения степени соотнесенности имени и вещи оказалось возможным анализировать фактически всю интеллектуальную культуру, причем вырисовывались два противоположных идейных центра, которые в русской философской традиции получили название "имяславского" и "имяборческо-го"2.
Известный русский мыслитель, профессор Московской духовной академии М.Д. Му-ретов утверждал, что вопрос о степени близости имени и вещи подходит к исконной и до сих пор неоконченной борьбе реализма, идеализма, религиозно-мистического восприятия мира, с одной стороны, и номинализма, рационализма, материализма - с другой3. Развивая эту идею, П.А.Флоренский утверждал, что вся человеческая культура и мысль должны определиться либо имяславчески, либо имеборчески, относя к имяславскому лагерю также символизм и онтологизм, а к противоположному - позитивизм и агностицизм4.
Русская философия на протяжении своего тысячелетнего развития многократно возвращалась к обозначенной теме. Строго говоря, имплицитно этот вопрос содержится во всех основных отечественных философских текстах, что неудивительно, поскольку формировались они в лоне христианской богословской традиции, которая характеризуется «преимуще-
1 Шпет Г.Г. Эстетические фрагменты// Шпет Г.Г. Сочинения. - М., 1989. - С. 398.
2 Пользуемся данной орфографией, как наиболее распространенной в настоящее время. Вместе с тем следует
отметить наличие нескольких вариантов написания этих слов, в том числе "имеславие", "имеборчество", "име-
ноборчество", "имесловие" и др.
3 Предисловие к книге: Антоний (Булатович), иеромонах. Апология веры во имя Божие имя Иисус. - М., 1913. -
С.5.
4 Флоренский П.А. Собрание соч. в 4-х т. - Т. 3(1). - М, 1997. - С. 352.
ственным и даже исключительным интересом к так называемой философии языка» . Вместе с тем очевидно, что ряд концептов на протяжении длительного времени доминировал в отечественной философской культуре, начиная с древнейшего периода, в связи с чем можно говорить о собственно русской традиции «философии имени». Изучению генезиса и развития русской философии слова посвящено данное исследование. С точки зрения автора главными отличительными чертами, характеризующими восприятие значительной частью русских мыслителей проблемы соотношения бытия, сознания и слова являются:
Последовательное переведение вопроса о слове из области гносеологии в область онтологии, мировоззренческий отказ видеть в языке просто «орудие мысли» и «вторичное» по отношению к человеческому мышлению бытие.
Учение о «непосредственном восприятии мира», отрицающее противопоставленность бытия и сознания, явления и сущности, имени и вещи.
Наделение слова и, прежде всего, имени природой символа.
Истолкование сущности имени в категориях софийности, энергийности и синергии.
Выделение антиномических и апофатических свойств слова.
Актуальность темы исследования обусловлена определяющим положением, которое принадлежит философии языка, как в истории современной мысли, так и во всей интеллектуальной культуре человечества. В XX в. произошло предельное обострение внимания к темам слова, имени, символа, числа, мифа. Высокая степень теоретической значимости выводов, полученных от изучения процессов генезиса и развития метафизики слова в России, позволяет видеть в ней новое перспективное направление, ориентированное на решение целого комплекса историко-философских вопросов. Русская философия имени может стать продуктивным методологическим основанием для проблемного анализа лингвистической философии, позволяет по-новому взглянуть на взаимоотношения онтологии и гносеологии, углубить представления о вербальной и символической природе культуры, о человеческом сознании, как уникальной среде рождения и обитания творческого слова. Онтологическая теория языка способствует выяснению формы воздействия слова, вербального знака на индивидуальную и коллективную психологию. Учитывая полидисциплинарный характер темы, ее проникновение в самые разнообразные сферы человеческой культуры проблемой слова, исследование метафизики имени в истории религиозно-философской мысли принадлежит к основным направлениям философского дискурса в целом.
Источниковая база и степень научно-теоретической разработанности темы.
История лингвистических учений. Средневековая Европа/ Под. ред. А.В. Десницкой, С.Д. Кацнельсона. - Л., 1985.-С. 158.
Результаты изучения формирования отечественной философии слова и имени до сих пор не нашли своего интегрального обобщения. До настоящего время не создана систематическая и исчерпывающая историография по данной проблематике. Очевидный синтезирующий характер темы, требующий междисциплинарного подхода в исследовании, делает эту задачу весьма затруднительной. Следует признать, что вопрос еще не получил целостного историко-философского освещения, которое учитывало бы философскую, теологическую и лингвистическую его составляющие. Общая картина отечественной метафизики слова в современной науке характеризуется неполнотой, фрагментарностью и отсутствуем единой историко-философской концепции. Таким образом, необходимой предпосылкой проблемного анализа метафизики слова в России является, прежде всего, реконструкция историографии вопроса.
Источниковая база для нашей темы огромна, поскольку язык, слово, имя еще в глубокой древности стали базовыми элементами философской рефлексии. По сути дела, дискурс о природе слова - ровесник человеческой культуры. Из всего обилия литературы по данной проблеме для нас было важно выделить тексты, характеризующие язык с онтологической точки зрения. Хронологический подход представляется в данном случае наиболее уместным. Для каждого исторического этапа существует своя источниковая база, которую целесообразно разбить на три основных раздела.
I. Корпус первоисточников. К нему следует отнести все русское «ономатологическое» наследие от Киевской Руси до XX столетия. Особенно важны лингвофилософские труды К.С. Аксакова, М.А. Бахтина, С.Н. Булгакова, Н.П. Гилярова-Платонова, И.В. Киреевского, В.Д. Кудрявцева-Платонова, А.Ф. Лосева, А.А. Потебни, B.C. Соловьева, П.А. Флоренского, А.С. Хомякова, Г.Г. Шпета, В.Ф. Эрна.
Несомненно, отечественную метафизику слова немыслимо изучать в отрыве от мировой философии языка. Ключевой здесь является античная философия, в которой проблемы слова были подняты на высокий теоретический уровень уже досократиками1. Особенно важны в контексте последующего развития метафизики слова взгляды Гераклита , Платона , Аристотеля4 и стоиков1. Из многообразия направлений средневековой философской мысли концеп-
1 Трубецкой С. Н. Учение о Логосе в его истории// Сочинения. - М, 1995; Трубецкой С.Н. Метафизика в Древ
ней Греции// Собр. соч. - Т.З.- М., 1909; Трубецкой С.Н. Курс истории древней философии/ Под общ. ред. М.А.
Маслина. - М., 1997; Богомолов А.С. Диалектический Логос: становление античной диалектики. - М., 1992;
Лурье С.Я. Очерки по истории античной науки. - М. - Л., 1947; Тройский И.М. Вопросы языкового развития в
античном обществе. - Л., 1973;
2 Каракулаков В.В. Первые греческие философы о роли языка в познании. Ученые записки Душанбинского
пединститута (серия "Филология").- Т.40. - Душанбе, 1963; Каракулаков В.В. Проблема языка у Гераклита//
Язык и стиль античных писателей. - Л., 1966.
3 Deuschle J. Die platonische Sprachphilosophie, Marburg, 1852; Leky M. Plato als Sprachphilosoph. Paderbom, 1919;
Лосев А.Ф. Критические замечания к диалогу "Кратил'7/ Платон. Сочинения в 3-х т. - Т. 1. - М., 1968.
4 Larkin М.Т. Language in the philosophy of Aristotle. The Hague - Paris, 1971.
туализм Абеляра, наследие Эразма Ротердамского, взгляды участников спора номиналистов и реалистов, хотя не в качестве оригинальных источников, но в различных изложениях и из-водах, оказали существенное воздействие на отечественную лингвофилософию .
Русская метафизика слова развивалась под непосредственным влиянием учений Р. Декарта, Г.В. Лейбница, Б. Спинозы и особенно Ф. Шеллинга, И. Канта, Г.Ф.В. Гегеля, причем восприятие систем последних было преимущественно критичным. Однако без учета философии языка Гегеля и гносеологии Канта невозможно определить истоки ни славянофильской концепции слова, ни философии имени С.Н. Булгакова и П.А. Флоренского. Среди западных философов XX столетия необходимо назвать имена Р. Барта, Л. Витгенштейна, Х.-Г. Гадамера, Э. Гуссерля, Ж. Деррида, Э. Жильсона, Э. Кассирера, X. Ортеги-и-Гассета, П. Ри-кера, М. Фуко, М. Хайдеггера, К.Г. Юнга, К. Ясперса.
Отдельно необходимо выделить библейские и патристические источники, значение которых для выяснения генезиса отечественной метафизики слова оказывается центральным. Здесь важнейшими, помимо Священного Писания Ветхого и Нового Завета, следует признать творения Иустина Философа, автора «Пастыря Ермы», александрийских христианских философов (Климента и Оригена), великих каппадокийцев (Василия Великого, Григория Богослова и Григория Нисского, особенно в их полемике с Евномием), блаж. Августина, авторов антиохийской и сирийской традиции (Иоанна Златоуста, Ефрема Сирина, Исаака Сирина). Исключительная роль принадлежит корпусу текстов VI в., приписанных Дионисию Ареопагиту, с комментариями Максима Исповедника, философско-богословской полемике с иконоборцами Иоанна Дамаскина и Феодора Студита, словам и гимнам Симеона Нового Богослова. Наконец, невозможно пройти мимо органической близости проблем, к которым обращена философия имени в России начала XX в., к учению свят. Григория Паламы. Славянскими и русскими богословскими источниками по метафизике слова можно считать также творения Нила Сорского, патриарха Никона , митр. Филарета Московского, еп. Игнатия (Брянчанинова), еп. Феофана Затворника1, прот. Иоанна Кронштадтского, а также огромный корпус «азбуковников», «толковых алфавитов» и др., бытовавших в русской письменности, начиная с XII и вплоть до XVIII столетия, большинство из которых до настоящего
1 Barwick К. Probleme der stoischen Sprachlehre und Rhetorik. Berlin, 1957.
2 В качестве примера переводной дореволюционной литературы, посвященной данному периоду, назовем:
Штекль А.История средневековой философии/ Под ред. И.В Попова. - М., 1912; Фуллье. История схоластики//
Виндельбанд В.История древней философии. - СПб, 1898; Эйкен Г. История и система средневекового миро
созерцания. - СПб., 1907. См. также: Ивановский В.Н. Мистика и Схоластика XI - XII вв.: Ансельм Кентербе-
рийский, Абеляр, Бернард Клервосский. - М., 1897; Попов П.С, Стяжкин Н.И. Развитие логических идей от
Античности до эпохи Возрождения. - М., 1974; Неретина С.С. Слово и текст в средневековой культуре: исто
рия, миф, время, загадка. - М, 1994; Шишков A.M. Средневековая интеллектуальная культура. - М., 2003;
Никон, Патриарх. Труды/ Сост., предисл., комментарии Шмидта В.В. - М., 2004.
времени остаются неопубликованными . Значительный интерес представляет полемическая литература по вопросу книжной справы, принадлежащая как старообрядцам, так и последователям реформы Патриарха Никона3.
II. Фундаментальные научные труды и программные статьи представителей отечественной и зарубежной науки. Сюда включается корпус обобщающих и специальных работ, посвященных конкретным персоналиям и периодам историко-философского процесса. Междисциплинарный характер исследования продиктовал необходимость обращения к источникам, по меньшей мере, трех научных областей: философской, теологической и лингвистической. Следует признать, что в данных науках степень изученности проблематики метафизики слова разительно отличается.
1. Лингвистический блок. Наиболее проработанной в отечественной науке следует признать лингвистическое направление. Среди основных авторов назовем В.М. Алпатова, Н.Д. Арутюнову, Ф.М. Березина, Т.Н. Вендину, Б.М. Гаспарова, В.А. Звегинцева, В.В. Иванова, Е.Д. Поливанова, Г.В. Рамишвили, А.А. Реформатского, Ю.С. Степанова, В.Н. Топорова, И.М. Тройского, Ю.М. Эдельштейна и других ведущих отечественных исследователей истории и теории языкознания . Отдельно упомянем масштабное продолжающееся многотомное исследование отечественных ученых под редакцией А. В. Десницкой, С. Д. Кацнельсона и И.А. Перельмутера "История лингвистических учений"5. Ряд принципиально важных западных работ приведен в библиографии в конце работы. Большинство вышеназванных авторов лишь опосредовано касается философской проблематики учений о природе слова и имени. При этом необходимо признать, что в области эмпирической разработки проблем языка и историографии вопроса это направление, несомненно, остается лидирующим.
2. Теологический блок. Осознание вопроса об имени и слове в качестве центральной темы русской богословско-философской мысли возникло уже в 1920-е годы. В связи с этим, в той или иной степени к нему обращались многие деятели русской эмиграции и, прежде
Святителю Феофану Затворнику принадлежит одно из первых в русской науке исследование по ветхозаветной "ономатологии": Феофан (Быстрое), архимандрит. Тетраграмма или ветхозаветное Божественное имя. - СПб., 1905.
2 Значительное их число хранится в отделе рукописей Российской государственной библиотеки: Азбука словен
ская. О азбуке словенской и еллинской. Ф. 299. 5; Азбука толковая Константина философа, нарицаемого Ки
риллом. Ф. 256. 34; Азубоковник. Ф. 299.45; Алфавит, содержащий толкование иностранных речений, иже об
ретаются во святых книгах.Ф. 256.1; Сказание о букве и о ее строении, яже потребно есть всем желающим пра-
ваго учения книжнаго писания. М.108 (Большаков).
3 Субботин Н.И. Материалы по истории раскола в 9-ти т. - М., 1874-1890; Каптерев Н.Ф. Патриарх Никон и
царь Алексей Михайлович. - Т.1-2. - М., 1996; Зеньковский СО. Русское старообрядчество. - М., 1998; Памят
ники старообрядческой литературы. - Т.1,2. - СПб, 2002.
4 См. также библиографический указатель отечественной литературы по вопросам языкознания: Общее языко
знание. - М., 1965.
5 История лингвистических учений/ Под ред. А.В. Десницкой, С.Д. Кацнельсона. - Т. 1-3. -Ленинград- СПб.,
1972-1985. История лингвистических учений. Позднее Средневековье/ Под ред. А.В. Десницкой, И.А. Перель
мутера. - СПб., 1991.
всего, представители линии «неопатристического синтеза». Материалы по богословию имени мы находим в книгах, статьях и эпистолярном наследии митр. Вениамина (Федченкова), архиеп. Василия (Кривошеина), С. Верховского, еп. Кассиана (Безобразова), прот. А. Киселева, В.Н. Лосского, прот. И. Мейендорфа, архим. Софрония (Сахарова), прот. Г. Флоров-ского, а в России - патриарха Сергия (Страгородского), еп. Вениамина (Милова) и др. Однако основной корпус русскоязычных исследований по проблеме метафизики слова представлен преимущественно работами двух последних десятилетий, и чаще всего отправной точкой имеет научное осмысление имяславской проблематики, но ею не ограничиваются. Среди основных авторов назовем иг. Антония (Логвинова)1, прот. А. Геронимуса2, архим. Ианнуа-рия (Ивлиева)3, Е. Павленко4, свящ. Роберта Слесинского5, Д.В. Щедровицкого6. Значительным событием в изучении богословия имени стали библейско-патрологические и церковно-исторические работы еп. Илариона (Алфеева), в которых впервые в отечественной науке была предпринята попытка обобщающего историко-богословского анализа проблемы7.
Значительно более богата западная традиция изучения теологии имени. Уже в XIX в. появились первые работы по ветхозаветной ономатологии на английском, немецком и французском языках. Несколько позже библейские исследования дополнились патрологическими. Среди них назовем монографии Brichto Н.С.8, Brock S.9, Hausherr I.10, Jukes A. J. n, Lilburn T.12, Mehlmann J.13, Grether O.14, Usener H.15, а также работы еп. Каллиста (Уэра), частично переведенные на русский язык16.
Антоний (Логвинов), игумен. Восхождение к имени Божиему. - Ермолинская Пустынь. Воскресенский монастырь, 2000. (рукопись)
2 Геронимус А., прот. Заметки по богословию имени и языка// Современная философия языка. - М., 1999. Геро-
нимус А., прот. Богословие священнобезмолствия. Синергия. Проблемы аскетики и мистики Православия. -
М.,1995. Геронимус А., прот. Философия и исихия// Христианство и философия: Сборник докладов конферен
ции в рамках Рождественских образовательных чтений. - М., 2000.
3 Ианнуарий (Ивлиев), архимандрит. Библейское богословие. - СПб., 2001. - (машинопись).
4 Павленко Е. Имяславие и византийская теория образа// Богословский сборник Православного Свято-
Тихоновского Богословского института. - Вып. VIII. - М., 2001.
5 Слесинский Р. Начало своеобразной русской философии языка.:имяславие и имяборчество//Путь Правосла
вия. -№3.- 1994.
6 Щедровицкий Д. В. Введение в Ветхий Завет. Книга Бытия. - М., 1994.
7 Иларион (Алфеев), епископ. Священная тайна Церкви: введение в историю и проблематику имяславских спо
ров. Т. 1,2. - СПб., 2002; Иларион (Алфеев), игумен. Имя Божие в Священном Писании// Церковь и время. - № 2
(15). - 2001; Иларион (Алфеев), игумен. Имя Божие и молитва Иисусова в молитвенной практике и аскетиче
ской традиции восточного христианства// Церковь и время. - № 4 (17). - 2001; Иларион (Алфеев), игумен. Ос
новные вехи развития патриотического учения об именах Божиих// Церковь и время . - № 3 (16). - 2001.
8 Brichto Н.С. The Names of God: Poetic Readings in Biblical Beginnings. Oxford, 1998.
9 Brock S. The Luminous Eye. Kalamazoo, Michigan, 1985.
10 Hausherr I.; The Name of Jesus. Used by Early Christians. Cistercian studies, 44. Kalamazoo, Michigan, 1978.
11 Jukes A. J. The Names of God in Holy Scripture. A Revelation of His Nature and Relationships, Notes of Lectures,
London, 1972.
12 Lilburn T. Names of God. Lantzville, 1986.
13 Mehlmann J. Der "Name" Gottes im Alten Testament. Dissertation Roma, 1956.
14 Grether O. Name und Wort Gottes im Alten Testament. Giessen, 1934.
15UsenerH.DieGotternamen. -Bonn, 1896.
16 Каллист (Уэр), епископ Диоклийский. Сила имени. - М., 2004.
Историко-философскому и собственно философскому анализу нашей темы посвящены работы Н. Безлепкина1, М.С. Козловой2, А.Н. Портнова3, Д.И. Руденко4, Ю.С. Степанова5, Е.И. Чубуковой6, B.C. Юрченко7 и др. При этом лишь немногие из них строят свои исследования на изучении русских источников. Философские аспекты проблем языка раскрываются в монографиях и статьях С.С. Аверинцева, В.В. Бибихина, Е.М. Верещагина, П.П. Гайденко, М.Л. Гаспарова, М.Н. Громова, Л.А. Гоготишвили, А.Ф. Замалеева, В.В. Колесова, Ю.В. Манна, В.И. Постоваловой, Р.А. Светлова, В.Я. Саврея, В.П. Троицкого. Среди западных исследований необходимо упомянуть работы Allen W. S. 8, Hoffmann Е.9, Nehring A.10,SteinthalH.%flp.
Учитывая основополагающее значение афонских споров об имени Божием 1912-1913 гг. в формировании самобытной русской онтологической теории слова, в отдельный блок следует выделить источники по имяславской проблематике. Здесь в качестве основных текстов можно назвать:
4.1. Собственно имяславские труды. Сюда относятся три издания книги "На горах
Кавказа" схимонаха Илариона, многочисленные книги, статьи, реплики о. Антония (Булато-
вича), а также коллективные имяславские работы, наиболее значительные из которых собра
ны в книге «Имяславие» (СПб.: «Исповедник», 1914). Основные известные нам выступле-
ния имяславцев помещены в библиографии .
4.2. Труды противников имяславской доктрины: ряд статей митр. Антония (Храпо
вицкого), свящ. X. Григоровича, арх. Никона (Рождественского), СВ. Троицкого, инока
Хрисанфа (Минаева). Данные работы являются лишь эпизодом в творческой деятельности
главных представителей имяборческого крыла и нуждаются в рассмотрении в контексте
других произведений тех же авторов.
4.3. Официальные документы Константинопольской и Российской Церквей, обзор
которых (как опубликованных, так и известных архивных) приведен в нашей монографии
Безлепкин Н. Философия языка в России: к истории русской лингвофилософии. - СПб., 2001.
2 Козлова М.С. Философия и язык. - М., 1972.
3 Портнов А.Н. Язык и сознание: основные парадигмы исследования проблемы в философии XIX-XX вв. -
Иваново, 1994.
4 Руденко Д.И. Имя в парадигмах "философии языка". - Харьков, 1990; Руденко Д.И. Лингвофилософские па
радигмы: границы языка и границы культуры// Философия языка: в границах и вне границ. - Харьков, 1993.
5 Степанов Ю.С. Основы общего языкознания. - М, 1975; Степанов Ю.С. В трехмерном пространстве языка. -
М., 1985; Степанов Ю.С. Язык и метод. К современной философии языка. - М., 1998.
6 Чубукова Е.И. Современные концепции философии языка. - СПб., 2001.
7 Юрченко B.C. Философия языка и философия языкознания: лингвофилософские очерки. - М, 2005.
я Allen W. S. Ancient ideas of the origin and development of language. - London, 1949
9 Hoffmann E. Die Sprache und die archaische Logik. - Tubingen, 1925.
10 Nehring A. Plato and the theory of language. - Traditio, 1945.
11 Steinthal H. Geschichte der Sprachwissenschft bei den Griechen und Romern, 2, Aufl. - T. 1 - Berlin, 1890.
12 См. также библиографию в кн: Иларион (Алфеев), епископ. Священная тайна Церкви: Введение в историю и
проблематику имяславских споров. - СПб., 2002. - Т.2. - С. 216-269.
«Спор об имени Божием: философия имени в России в контексте афонских событий 1910-х годов»1.
Философско-публицистические тексты и эпистолярное наследие, принадлежащие С. Н. Булгакову, А.Ф. Лосеву, П.А. Флоренскому, В.Ф. Эрну, а также таким руководителям и членам «Кружка ищущих христианского просвещения», как С.А. Алексеев (Аскольдов), В.А. Кожевников, М.А. Новоселов, Ф.Д. Самарин, Е.Н. Трубецкой и др.
Обилие полемической литературы, помещенной в журналах: «Церковные Ведомости», «Русский инок», «Миссионерское обозрение», «Дым Отечества», «Итоги жизни», «Русская мысль», «Христианская мысль», «Странник», «Исторический Вестник» и газетах: «Голос Москвы», «Колокол», «Русская молва», «Московские Ведомости», «Новое время», «Русское слово», «Голос Церкви».
Научное изучение имяславских споров в России началось только в последние два десятилетия. Единственным крупным исследованием данного вопроса более раннего периода являются 18-20 главы из книги архиеп. Серафима (Соболева) «Новое учение о Софии Премудрости Божией» (София, 1935). Написанная в разгар полемики с софиологией прот. С. Булгакова и затрагивающая вопрос об имени Божием в качестве периферийного, книга в своей «имяборческой» части не имеет большого научного значения. Начиная с 1980-х гг., к афонским спорам обращаются С.С. Хоружий2, А.И. Резниченко3 в исследовании мировоззрения П.А. Флоренского, С.Н. Булгакова и А.Ф. Лосева; игумен Андроник (Трубачев)4, В.В. Иванов , СО. Кузнецов , СМ. Половинкин в процессе изучения наследия П.А. Флоренско-го; В.М. Лурье , В.И. Постовалова , А.Г.Кравецкий в своих лингвофилософских, богослов-
Лескин Д.Ю. Спор об имени Божием: философия имени в России в контексте афонских событий 1910-х гт. -СПБ., 2004. Глава "Канонический статус имяславия. История афонского движения по официальным документам". - С. 50-90.
2 Хоружий С.С. После перерыва. Пути русской философии. - СПб., 1994. Хоружий С.С. Миросозерцание Фло
ренского. - Томск, 1999; Хоружий С.С. Имяславие и культура серебряного века: феномен московской школы
христианского неоплатонизма// С.Н. Булгаков: религиозно-философский путь: материалы конференции. - М.,
2003.-С. 191-207.
3 Резниченко А.И. Философия имени: онтологический аспект (о. С. Булгаков, А.Ф. Лосев): Автореферат диссер
тации на соискание ученой степени кандидата философских наук. - М., 1997.
4 Андроник (Трубачев), игумен. Афонский спор об имени Божием и его последующая судьба//Православное
богословие на пороге третьего тысячелетия. Богословская конференция Русской Православной Церкви: Сб.
статей. - М., 2000; Андроник (Трубачев), игумен. Книга "Имена" священника Павла Флоренского (источнико
ведческий обзор)//Флоренский П.А., свящ. Имена. - М.,1993; Андроник (Трубачев), иеромонах. Теодицея и ан
троподицея в творчестве священника Павла Флоренского. - Томск,1998.
5 Иванов В.В. П.А. Флоренский и проблемы языка// Механизмы культуры. - М., 1990.
6 Кузнецов СО. Философия языка о. П. Флоренского// Логика, методология, философия науки: материалы II
Конгресса по логике и методологии науки. - Обнинск, 1997.
7 Примечания и комментарии в кн.: Флоренский П.А. Собр. соч. в 4-х т. - Т. 3 (1). - М., 1999, Т. № (2).- М.,2000.
Флоренский П., свящ. Переписка с М.А. Новоселовым . - Томск, 1998. Хроника Афонского дела / Сост. Поло
винкин СМ.// Начала. - 1995. - №1-4. Имяславие. Вып. 2//Начала. - 1998. - № 1-4; Имяславие. Антология. - М.,
2002.
8 Лурье В.М. Послесловие и комментарии к кн.: Иоанн Мейендорф, протопресвитер. Жизнь и труды святителя
Григория Паламы: Введение в изучение. - СПб., 1997.
ских и церковно-исторических работах. Публицистический характер носят статьи П. Андриевского, Д. Горбунова, М.Б. Данилушкина, В. Сударикова, свящ. К. Шахбазяна3.
Имяславское движение привлекает внимание и зарубежных исследователей, прежде всего греческих и французских3.
III. Наконец, еще одним источником является круг философских, лингвистических, теологических и исторических исследований, имеющих опосредованное отношение к нашей теме, однако важных для выяснения контекста формирования метафизики слова в России. Ряд из них приведен в библиографии в конце работы.
Цель и задачи исследования.
Целью диссертации является создание целостной концепции становления в истории русской философии онтологической теории имени и слова на основе анализа и реконструкции основных концептов «метафизики слова» отечественных мыслителей. Достижение поставленной цели предполагает решение следующих научно-исследовательских задач:
Изучение процесса становления оригинальных идей онтологии языка и мышления в русской истории философии.
Выявление ключевых философских источников для определения основных положений онтологической теории слова в России.
Анализ реалистических и номиналистических тенденций в русской лингвофилософии.
Изучение характера рецепции античной, патристической и новоевропейской традиций в русской философии имени.
Реконструкция и научно-критический анализ учения о слове в трудах русских мыслителей онтологического направления XIX-XX столетий в России.
Историко-философское выяснение сущности русской философии имени как самобытной религиозно-философской системы.
Постовалова В.И. Афонский спор о природе и почитании имени Божия и его мистико-богословские, философские и лингвистические основания// Христианство и философия: Сборник докладов конференции в рамках Рождественских образовательных чтений. - М., 2000; Постовалова В.И. Наука о языке в свете идеала цельного знания// Язык и наука конца XX в. - М., 1995.
2 Кравецкий А.Г. К истории спора о почитании имени Божия// Богословские труды. - Сб. 33. - М.,1997.
3 См. библиографию в конце работы.
3 К. К. ПАПОЇЛІДН Оі Ршої ОуоцатоХатрої тої) Атіо\) Opovq. 6єоа,1997.(Здесь дана обширная библиография вопроса); A.NIVIERE. Les moines onomatodoxes et Yintelligentsia russe II Cahiers du monde russe et sovietique. 1988; IDEM. L'onomatodoxie: une crise religieuse a la veille de la Revolution II MilleAns de Christianisme russe. 988—1988. Paris 1988; IDEM. Le mouvement onomathodoxe. Une querelle theologique parmi les moines russes du mont Athos (1907 - 1914). Paris, Sorbonne. 1987; Деин M. Вклад Сергея Булгакова в дело оправдания и исследования имяславия// С.Н. Булгаков: религиозно-философский путь: материалы конференции. - М., 2003. - С. 208-217; Dennes М. Les Glorificateurs du Not: une rencontre de I'hesychasme et de la philosophic au debut du ХХё siecle, en Russie//Slavika occitania . Toulous. 1999. № 8; Dennes M."Vitesse de la parol et deployment du discourse: de la Glorification du Not a un fondement de temporalite", Modernites russes 2. Lion, 2001; Dennes M., Husserl -Heidegger, influence de leur oeuvre en Russie. Paris, 1998.
Определение вклада имяславия в развитие русской философии имени, рассмотрение возможности анализа имяславия с концептуальных позиций онтологической теории слова.
Рассмотрение влияния онтологической теории языка, представленной в работах П.А. Флоренского, С.Н. Булгакова и А.Ф. Лосева на русскую философию, историю и культуру, определение общего исторического значения философии имени в русской философии.
Объект и хронологические рамки исследования.
Объектом диссертационного исследования является история становления и развития отечественной метафизики слова XI - XX вв., которая пережила свой расцвет в истекшем столетии в качестве философии имени. Рассмотрены единая магистральная традиция восприятия слова в процессе формирования представлений о языке в России; генезис и эволюция философских учений в условиях смены исторических периодов на протяжении всего развития отечественной философской культуры.
Предмет исследования.
Предметом исследования является, во-первых, комплекс проблем, связанных со становлением русской философии имени и слова, нашедшей свое наиболее выразительное завершение в философских системах П.А. Флоренского, С.Н. Булгакова и А.Ф. Лосева. Во-вторых, широкий спектр вопросов, относящихся к изучению взаимосвязи метафизики слова в России с западноевропейской философией языка и сознания, а также с богословскими учениями патристического периода, догматическими движениями в Византии (евномианская полемика, иконоборчество, паламитские споры) и России (афонское имяславие 1912-1913 гг.). В-третьих, содержание философии имени ряда русских религиозных философов в контексте мировой и отечественной лингвофилософии.
Теоретико-методологическая база диссертации.
Исследование осуществлено на основе принципов философского, культурологического, религиоведческого, лингвистического анализа, позволяющего выявить диалектическую взаимосвязь античных и новоевропейских метафизических систем, патристических концепций и философских идей русских мыслителей в выяснении соотношения бытия, сознания и слова. В соответствии с целями и задачами исследования предпринят междисциплинарный анализ объекта и предмета, который обеспечивает их изучение на философском, теологическом, культурологическом и методологическом уровнях. Опорным для работы является принцип историзма, в соответствии с которым каждое философское явление рассматривается с точки зрения того, как оно возникло и развивалось. Научные принципы объективности и
системности положены в основу диссертации. Для решения поставленных в работе исследовательских задач автором применялся ряд методов и подходов, в том числе:
комплексный историко-философский подход к раскрытию темы исследования, включающий рассмотрение, анализ и оценку основного корпуса имеющихся на данный момент фундаментальных исследований по метафизике слова и имени в России, а также реконструкцию общей панорамы становления отечественной лингвофилософии на основе изучения источников и их критического сопоставления важнейших теоретических обобщений, представленных в трудах отечественных и зарубежных исследователей;
историко-культурный подход, позволяющий создать необходимый для научного исследования историко-культурный фон, включающий анализ возникновения и формирования основных концепций метафизики слова в России;
философско-проблемный метод, определяющийся характером научной постановки и решения историко-философских проблем, изучением основных концептуальных положений отечественной лингвофилософии с учетом теоретического анализа научных изысканий отечественных и зарубежных исследователей;
системно-аналитический метод, позволяющий благодаря комплексному историко-философскому анализу выявить в отечественной лингвофилософии целостную систему философских, лингвистических и теологических взглядов;
философско-теологический подход. Поскольку темой исследования является область, в которой перекликаются интересы философии и богословия, данный метод воспринимается автором в качестве существенно важного подхода в осуществлении поставленных в диссертации задач. Интерпретация библейских и патриотических текстов, привлеченных для выяснения генезиса отечественной лингвофилософии проводится автором в параметрах научно-философской оценки мировоззренческой значимости содержащихся в них ключевых понятий сущности, энергии, образа, символа, слова, имени.
Автор также опирается на метод философской герменевтики, контекстный анализ и общенаучные методы исследования: логический, реконструктивный, синхронного сопоставления и классификации.
Научная новизна исследования.
Настоящая диссертация представляет собой одно из первых в отечественной историко-философской науке систематическое и обобщающее исследование, посвященное метафизике слова и имени в русской религиозно-философской мысли. Представленная работа конкрет-
ным образом раскрывает значение русской философии имени как уникального явления в истории мировой философии.
В работе осуществлен опыт изучения метафизики слова в русской философско-богословской традиции в широком контексте основных направлений философской мысли.
Произведена целостная реконструкция концепции метафизики слова в России в ее становлении и развитии, где философия имени становится объектом интегрального историко-философского исследования.
Данная реконструкция осуществлена на фоне многовековой исторической панорамы русской истории и культуры, охватывая хронологический период с XI по XX век.
Проделан сравнительный теоретико-философский анализ отечественных и зарубежных исследований по теме философии языка в России.
Представлена систематическая историография русской философии имени в отечественной науке, приведена обширная библиография.
Введены в научный оборот малоизученные источники по отечественной лингво-философии, в том числе значительный корпус дореволюционных философско-публицистических текстов, относящихся к периоду имяславских споров.
Проведена кардинальная научная переоценка основных тенденций, форм и традиций понимания имени и слова в истории русской философии.
Обоснована необходимость учета "имяславского фактора" в выяснении генезиса и магистральных направлений отечественной философии имени.
Выявлено влияние ряда учений патристического периода, в том числе александрийской экзегезы, "каппадокийского синтеза", антиохийско-сирийской герменевтической традиции, апофатизма "Ареопагитик", византийского богословия иконы, исихастских споров на формирование философии имени в России.
Теоретическая и практическая значимость диссертации.
В исследовании обосновывается неразрывная взаимосвязь философской традиции, берущей свое начало в идеализме Платона, онтологического и реалистического направления мысли, библейско-патристической формы понимания природы имени и русской метафизики слова XIX-XX столетий. Автором показано, что философское осмысление проблем, стоящих перед языкознанием, молодой в то время наукой, закономерно привело к возникновению оригинальной отечественной лингвофилософии как онтологической теории слова. Формирование философии имени показано как историко-философский процесс общемирового значе-
ния. Содержащиеся в работе теоретические выводы открывают новые возможности для развития философской науки в области исследования культурного и религиозного наследия. Полученные результаты могут быть использованы для уточнения целей, задач и критериев результативности научно-исследовательской работы, для корректировки тематики и расширения источниковой базы научных исследований, организации и методики их проведения в области истории философии, культурологии и теологии. Междисциплинарный характер исследования делает возможным введение в научный оборот большого количества ранее не анализировавшихся с данной точки зрения текстов. Материалы диссертации могут найти применение в историко-философской, культурологической и религиоведческой литературе. Практическая значимость работы состоит в том, что ее основные положения и выводы могут быть использованы в общих вузовских курсах по истории философии, религиоведению, философии религии, истории и теории мировой культуры, а также в ряде специальных курсов по истории русской философии.
Апробация результатов исследования.
Теоретические положения, выводы и обобщения исследования были апробированы и получили положительную оценку научной общественности Москвы, Санкт-Петербурга, Новосибирска, Самары, Саранска, Тольятти. По проблемам диссертации автор выступал на международных, всероссийских и межвузовских научно-практических конференциях, в том числе на международной конференции «С.Н. Булгаков: религиозно-философский путь» (Москва, 2002), международной конференции «Христианство и философия» (Москва, Институт философии РАН, 2003), всероссийской конференции «Уроки академика Д.С. Лихачева» (Новосибирск, Академгородок, 2006), II и III международных конференциях «Наука и культура России» (Самара, 2005 и 2006 гг.), межрегиональной конференции «Православная цивилизация: прошлое, настоящее, будущее» (Самара, 2006), межрегиональной конференции «Слагаемые качества современного гуманитарного образования» (Тольятти, 2004), международной конференции «Вера и культура» (Самара, 2006), международной конференции «Церковь и культура» (Москва, 2005), международном конгрессе «Русская словесность в мировом культурном контексте» (Москва, 2004), всероссийской конференции, посвященной 400-летию со дня рождения Патриарха Никона (Саранск, 2005). Основные результаты исследования были отражены в монографии «Спор об имени Божием: философия имени в России в контексте афонских событий» (СПб., 2004), сборнике научных статей «О Церкви. О России. О школе» (Тольятти, 2005), учебном пособии «Основы религиоведения» (Тольятти , 2005), конспекте лекций «Социальное учение Русской Православной Церкви» (Самара, 2006), в статьях в журналах «Философское образование», «Ученые записки Российской академии государственной службы при Президенте РФ», «Известия Самарского научного центра РАН»,
«Вестник Самарского государственного университета», «Вестник Самарской гуманитарной академии», «Труды преподавателей Самарской Духовной семинарии», «Вестник Самарской государственной академии путей сообщения», «Национальные интересы» и др., а также в научных докладах и лекциях автора.
Материалы диссертации широко использовались в практической работе автора как преподавателя, в том числе при чтении лекционных курсов «История философии», «Введение в русскую религиозную философию», «История религии», «Культурно-религиозное наследие России», «Патрология» и др., читаемых автором в Самарской государственной академии путей сообщения, Самарской гуманитарной академии, Самарской Духовной семинарии. Текст диссертации обсужден и рекомендован к защите на заседании кафедры истории русской философии философского факультета МГУ им. М.В. Ломоносова.
Структура диссертации.
Работа состоит из введения, трех основных глав, разбитых на отдельные параграфы, заключения и общей библиографии источников.
Онтологический статус слова в философской культуре Древней Руси
Древнерусские авторы продолжают патристическую и средневековую реалистическую традицию восприятия слова. Само русское слово, выражающее постижение истины, «познание», весьма конкретно по смыслу. «Познать - это значит вступить в интимную связь с объектом». И символ знания - рождение нового . В славянском языке слова «знание» и «имя» имеют, согласно убедительному исследованию свящ. Павла Флоренского, общий корень. Этот корень, - зпа, единый с санскритским gna, греческим yvco и латинским gno. В славянском языке произошло редуцирование корня: как и в греческом и латинском языках ушла корневая g (г, з), но «изменение пошло тут далее: отпали п и а, так что из всего корня осталось лишь придыхание й как наместник последней коренной гласной а. Уцелевший после всех таких утерь слог мя есть слог производственный. Имя у нас произносится вместо «имя», что видно из современного чешского jmeno, которое в XIX в. еще писалось как gmeno3. В славянском языке слово «имя» несет в себе несколько значений, объединенных общим значением корня: 1. Нарицательное или собственное название человека или предмета, как nomen (лат.) и ОУОЦОС (греч.). 2. Имя как «слава», «известность», широко распространившееся мнение о ком-либо: «приобрести имя» - прославиться, «нажить худое имя» - получить дурную славу, «человек с именем» - человек, имеющий значение, вес в обществе или в службе, «именитый» - знаменитый, славный. 3. Имя как «слово», «глагол». 4. Имя как лицо или вещь, которая носит это имя, то есть имя отождествляется с его носителем: «бесславить, позорить чужое имя» - позорить человека, его хозяина, «прославить имя» - прославить данную личность. Имя представляется здесь как «эссенция самого носи теля, самый важный элемент в нем»4. Во многих древнерусских текстах, в том числе в одном из древнейших переводных памятников Древней Руси «Шестодневе» Иоанна Экзарха наблюдается постоянная диалектика понятий «сказать» (раскрыть сокровенное) и «сотворить». Можно ли труды византийских авторов относить к области древнерусского идейного наследия? М.Н. Громов мотивированно замечает, что славянские переводы таких произве дений, как «Диалектика» преп. Иоанна Дамаскина или «Шестоднев» Иоанна Экзарха, благодаря форме их бытования на Руси, необходимо считать непосредственными источниками по древнерусской философии. Эти авторитетные для славянского книжника тексты «вырабатывали сам стиль древнерусского мышления»1, и суждения Иоанна Экзарха органично срас-творены понятийному аппарату многих отечественных авторов. Библейское учение о творении через слово несет в «Шестодневе» мысль о доступности человеческому знанию и языку (ибо человек образ и подобие Божие) подлинной тайны мира. «Мудрость» (премудрость) - любимое слово древнерусских книжников. Это и имя Божие, и «тайные силы души», которые хранятся в глубине сердца, и закон, по которому построено все мироздание: «вся пре-мудростию сотворил еси» . Отделение вещи от слова («глагол») вообще не свойственно древнерусскому сознанию, как не свойственно отделение слова от идеи («разума»)3.
Сама вещь в таком контексте воспринимается не просто как безликая материальность, данный извне результат, но синтез творческой деятельности Бога или человека. Вещь несет в себе представление или образ о всей последовательности и проявлении творческой энергии: это и мысль, и воплощение ее в слове, и рождение ее в материальном мире. Русскому книжнику характерен «вещный символизм», стремление прозреть в конкретной вещи живую, «умопостигаемую сущность»4.
Итак, слово понимается как мост между земным и небесным. Слово содержит в себе весь мир, и весь мир постигается именно в слове. Задача мыслителя и состоит в поиске этого верного слова. Сущность вещи понимается как ее имя, а имя - как ключ к сущности.
Таким образом, имя несет в себе знание о вещи, в основе познания лежит слово в его отношении к миру. Имя связано не только с вещью, но и с ее сущностью. Как бы ни было имя, как конкретное слово, случайно, временно или условно, суть именования всегда в выявлении сущности вещи - она не случайна, вне временна и без условна. Древнерусским автором язык рассматривается как «совокупность имен вещей, открывающая путь к познанию сущности» .
Позитивистский подход, начавший свое торжествующее шествие по миру в позднее Средневековье, хотя известен уже со времен античности (Ермоген в «Кратиле» Платона) дал номиналистическое учение об имени, выраженное в своей окончательной завершенности, например, Марксом: «Название какой-либо вещи не имеет ничего общего с ее природой. Я решительно ничего не знаю о данном человеке, если знаю только, что его зовут Яковом» . Но средневековому мировоззрению нет ничего более чуждого, чем подобное высказывание. В качестве примера можно указать на энциклопедию Рабана Мавра (около 780-856 гг.), современника Кирилла и Мефодия, получившего почетный титул praeceptor Germaniae (наставник Германии). Его книга «De universo», в которую включены имена всех известных автору вещей от печного горшка до ангельских чинов, говорит об их природе как о природе имен. «Природа вещей ни что иное, как значение имен вещей, и чтобы познать сущности вещей, достаточно знать этимологию имен»2. «Этимологии» - характернейший жанр средневековой письменности, унаследованный еще от античности. Ряд авторов, например Исидор Севильский, превратили его в универсальный инструмент научного познания всего видимого и невидимого мира . Зная имя существа, нет необходимости специально удостоверять факт его существования: есть имя - значит, есть и вещь. Имена могут быть противоречивы, но сущности, которые стоят за ними и находятся в непосредственной связи, - ясны и несомненны. Задача книжника и состоит в умении указать путь от имени к сущности. Познание есть толкование.
В приведенном выше высказывании Маркса средневековый автор не увидел бы ничего, кроме ярко выраженного безбожия, вызова премудрому Творцу, апологии бессмысленности мира. Интересно, что с этим частично согласился и сам Маркс, заметив, что номинализм выступал в Средние века «первым выражением материализма»4.
Поскольку имя неразрывно связано с сущностью, то через познание имен возможно прийти к познанию мира. Имя адекватно, подлинно отражает бытие, в связи с чем средневековое познание было готово ограничиться углублением в уже известное, данное a priori, и уточнением его смысла. Древнерусская этимология и герменевтика - это одновременно и гносеология, и онтология, и эпистемология. Посредством известного слова, взятого в качестве ключевого, средневековый мыслитель стремился подвести возможно большее число вещей под одно и то же «понятие». «В отношении к самому слову проявляется средневековый реализм, но слово признается величиной более реальной, чем сама реальность, поскольку и сама по себе «вещь» при отсутствии именования не выражает своей сущности: только в слове существо и естество сходятся в точке синтеза» . Имя в средневековом сознании всегда термин (в первичном значении этого слова: лат. terminus - граница, разделение) и символ (греч. оииРаШо - соединяю).
Философское осмысление проблем языка в XVIII - первой половине XIX столетий
В XVIII и XIX вв. в России воззрения на природу слова формировались в новых условиях, связанных с непосредственным воздействием на отечественную мысль западных философских систем, однако важно отметить, что наиболее значительные представители русской мысли этого времени не порвали со средневековой реалистической традицией: откровенно номиналистических и позитивистских концепций языка в истории русской мысли мы встречаем немного. На протяжении долгого времени в России складывалось оригинальное и самостоятельное направление, объединенное рядом тематических и даже методологических установок. «С тематической точки зрения - это прежде всего исторический подход к языку, мышлению и сознанию, стремление выявить иерархию - историческую и логическую -«форм Логоса», то есть ступени реализации речем ыслительных процессов и форм»1. В XIX в. значительное воздействие на отечественную традицию оказала система Гумбольдта, особенно его концепция диалектического единства сознания и языка и учение о деятельностной (энергийной) природе слова и речи. Роль философии языка Гегеля также невозможно игнорировать. В более поздний период такие мыслители, как Г.Г. Шпет и А.Ф. Лосев испытывали влияние идей Э.Гуссерля и Э.Кассирера. При всей важности учета западных идей для выяснения генезиса отечественной философии имени необходимо сознавать, что в русской мыслительной культуре сложилась собственная система целостного видения мира, в которой такие категории, как соборность и всеединство играли основополагающую роль.
А.Н.Портнов отмечает, что одной из особенностей развития русской «идеологической традиции» языкознания в ХГХ в. является тот факт, что «первоначально проблемы взаимосвязи языка, мышления и сознания разрабатывались в России в рамках лингвистиче ских исследований» . Среди наиболее ярких и разносторонних исследователей этого времени следует назвать прот. И. Орнатовского, Л.Б. Якоба, А.Х. Востокова, Г.П. Павского, И.И. Давыдова, Ф.И. Буслаева, И.И. Срезневского.
Однако одним из самых первых самостоятельных отечественных мыслителей нового времени, обратившихся к проблеме слова и языка, необходимо признать М.В. Ломоносова (1711-1765 гг.), который своими филологическими трудами «Российская грамматика», «Краткое руководство к красноречию» и др. надолго предопределил характер и методы решения проблем русского языкознания. В «Грамматике» он стремился дать «общее философское понятие о человеческом слове», находя в каждом языке как общечеловеческие, так и национальные элементы. «По благороднейшем даровании, которым человек прочих животных превосходит, то есть правителе наших действий - разуме, первейшее есть слово, данное ему для сообщения с другими своих мыслей... Если бы каждый член человеческого рода не мог изъяснить своих понятий другому, то бы не токмо лишены мы были сего согласного общих дел течения, но и едва бы не хуже ли были мы диких зверей, рассыпанных по лесам и пустыням» . Хотя Ломоносов опирался на философскую грамматику Пор-Рояля (К. Лансло и А. Арно), согласно которой все языки различаются лишь формами, конструкциями и звуками, а общее логическое содержание у них универсально, М.В. Ломоносов сделал немало и для выяснения особенностей собственно великороссийского языка .
Зарождение философии языка с точки зрения современной парадигмы научности в первой трети XIX века обусловлено складыванием единого общенационального языка. Эту проблему также решал М.В. Ломоносов посредством учения о трех стилях - церковнославянском, высоком литературном, письменной и разговорной народной речи, как о трех элементах единого общенационального языка. В начале XIX века столкновение национальной традиционной и европеизированной культур проявилось в споре «архаистов» во главе с А.С. Шишковым и «новаторов», объединившихся вокруг Н.М. Карамзина, по вопросу о том, каким должен быть общенациональный язык. Позиция карамзинистов основывалась на утверждении существования всеобщих форм мышления, на основе которых должен развиваться русский язык, чтобы войти в просвещенное семейство европейских языков и народов. Для Шишкова и его круга было свойственно неприятие логицизма в подходе к языку. Славянский язык обладает своими специфическими чертами, присущими только ему. Приверженность
архаистов к церковнославянскому языку дала основание их оппонентам определить это явление термином «славянофильство» (В.Л. Пушкин).
О необходимости синтеза в русском языке обоих подходов писал в своей магистерской диссертации К.С. Аксаков. Грамматические споры между архаистами и новаторами выявили две важные проблемы: потребность в философской рефлексии оснований русского языка и в то же время неприменимость упрощенных формул, выработанных европейской лингвистикой, к изучению сложных проблем национального языка.
В результате дискуссии русское общество в первой половине 19 века непосредственно обратилось к решению вопросов о природе языка, о его соотношении с мышлением, о связи истории народа с историей языка, разрешение которых только и открывало путь к созданию отвечающей духу времени отечественной грамматики. Историческим изучением русского языка занимались М.Н. Катков (1818-1887 гг.), Н.И. Надеждин (1804-1856 гг.), И.И. Срезневский (1812-1880 гг.), Ф.И. Буслаев (1818-1897 гг.). Приверженцами карамзинской лингвофи-лософской идеологии можно считать Н.И. Греча (1787-1867 гг.) и В.Г. Белинского (1811-1848 гг.).
Уже в работах грамматистов первой половины XIX в. мы находим немало положений философского характера, находящихся в созвучии с развившейся почти через столетие онтологической теорией языка. В 1806 г. И.С. Рижский писал, что «слова суть знаки наших мыслей», в связи с чем свойства означаемых вещей должны находиться в их изображениях, то есть словах. Все существенное в действительности «всегда принадлежит нашим мыслям, должно быть существенно и непременно в наших словах, разумея, сколько позволяет невещественность мысли, в отношении к словам, кои суть нечто чувственное»1. В высказывании Рижского прослеживаются зачатки знаковой теории языка: мысль невещественная, тогда как знак, которым является слово, обладает чувственной природой, свойства денотата (обозначаемой вещи) должны, так или иначе, отражаться в самом знаке.
В том же ключе рассуждает и Л.Г. Якоб, включивший раздел о «всеобщей грамматике» в свой учебник «Курс философии для гимназий Российской империи» (1812 г.). В словах он видит знаки, которые «необходимо нужны мышлению, поскольку без оных не можно никакой мысли в отвлеченности составить, а тем паче удержать»1. Словесный знак соединяет в себе мысль, оперирующую абстракцией, и чувственные признаки (предметы).
Философский дискурс о природе слова и связи его с мышлением присущ многим авторам XIX в. В.Г. Белинский (1811-1848 гг.) писал: «Мысль относится к слову, как душа к телу, а слово к мысли, как тело к душе, то есть слово есть покров, одежда, форманиє мысли, а мысль есть смысл, разум, значение слова» . Язык развивается и совершенствуется вместе с мыслью. Происхождение слова неразрывно связано с рождением мысли. Белинский считал, что человек начал говорить в то же самое время, как начал мыслить.
Чем глубже изучалась природа языка, тем очевиднее становилась несводимость его развития к законам логики. Рациональных приемов стало недостаточно для описания и исследования феномена слова П.Я. Чаадаев (1794-1856 гг.) прозорливо указал на недостаточность философских приемов, которая особенно ясно обнаруживается при этнографическом изучении языков. «Разве не очевидно, что ни наблюдение, ни анализ, ни индукция нисколько не участвовали в создании этих великих орудий человеческого разума? Никто не может сказать, при помощи каких приемов народ создал свой язык, но несомненно, что это не был ни один из тех приемов, к которым мы прибегаем при наших логических построениях»3. Приведенная мысль П.Я. Чаадаева вплотную приближает нас к концепции язьжа, выработанной представителями славянофильства.
Имяславская доктрина в работах о. Илариона (Домрачева) и о. Антония (Булатовича)..
В момент написания книги схимонах Иларион (ок. 1845-1916 гг.)1 был восьмидесятилетним старцем. Прожив 21 год на Афоне, инок с благословения старцев «решил посвятить остаток дней своих отшельническому созерцанию» и в течении многих лет подвизался на Северных склонах Кавказских гор, где в те времена жило много отшельников, располагавшихся на значительном расстоянии друг от друга либо в одиночку, либо по двое-трое 2.
Плодом его духовного опыта стала книга «На горах Кавказа», представляющая собой по своей литературной форме духовную беседу, перемежающуюся поэтическими зарисовками и молитвенными воздыханиями. Главная же ее цель: «напомнить современному монашеству, а вместе с тем всем православным христианам, забытое ими древнее отеческое учение об Иисусовой молитве, составлявшее в те блаженные времена славу, красоту и цвет христианской жизни».
Для самого о. Илариона Божественное соприсутствие в Иисусовой молитве и называние призываемого имени Божия «Самим Богом» было скорее не столько богословским утверждением, сколько простым описанием молитвенной реальности. «Но и самый молитвенный реализм казался слишком смелым. Психологизм в истолковании молитвы многим пред-ставлялся более безопасным, смиренным и благочестивым» .
Третья и четвертая главы книги посвящены разъяснению того, как в имени Божием присутствует Сам Бог. В форме беседы со старцем-монахом о. Иларион излагает учение о том, что «в имени Божием присутствует Сам Бог - всем Своим существом и всеми Своими бесконечными свойствами»4. Имя Его и есть «вседержавный Господь Бог и дражайший Искупитель наш Иисус Христос, прежде всех век от Отца рожденный».
Бог есть мысленное, духовное и умосозерцаемое Существо, также и Его имя. Здесь нет возможности отделить именование от Его Святейшего Лица. Это знание о единстве имени и именуемого придает особую силу, крепость и неразвлеченность нашей молитве к Сыну Божию. Душа молящегося озаряется светом, который изливается от Господа Иисуса Христа, сущего во Своем имени, и получает силы «естественно и нетрудно» восходить к Богу.
О. Иларион говорит о мистическом переживании непрестанной Иисусовой молитвы. После многих лет этого подвижнического труда «Имя Божие, если можно так сказать, как бы воплощается (курсив мой -Д.Л.), человек ясно ощущает внутренним чувством своей души в имени Божием Самого Господа1. Это ощущение Самого Бога и Его имени сливается в тождество (курсив мой -Д.Л.), в котором невозможно отличить одно от другого. Как в теле Господа Иисуса Христа обитала вся полнота Божества (Колос. 11,9), так эта же полнота Божественных совершенств пребывает и в Его пресвятом имени - но невидимо и ощутимо только для сердца. Имея в своем сердце имя Иисуса Христа, мы прикасаемся к самой Бого-человеческой природе и пребываем в состоянии глубочайшего слияния своего духа с Духом Христовым. По причине этой крайней близости человек неизбежно (курсив мой -Д.Л.) приобщается и к Христовым свойствам: Его благости, любви, миру, блаженству и пр., становясь и сам таким. (Подобные высказывания о. Илариона позволили имяборцам говорить, что имя Христово заменяет имяславцам причащение, так как само обожает человека).
О. Иларион учит, что «имя Иисус от вечности хранилось в Троичном Совете Неведомого Божества даже до дня Своего явления в мир. А по явлении своем оно облагоухало всю вселенную и низвело на землю мир и благословение»2. Это имя, которого трепещет всякая тварь и бегут демоны.
Имя Бога - величайшая святыня, которую хранит подвижник в своем сердце, им" он наслаждается и видит в Нем залог будущего блаженства. «На имени Иисус Христове содержится все: и вера наша Православная, и все церковные богослужения, всякий чин, его обряд и порядок, и все молитвенное последование» . Удалив имя Христово от себя, христианин уничтожает все: исчезает и вера, и церковь, и таинства, и обряды, и само Евангелие.
В человеке, в сердце которого не живет Христос своею благодатною силою, нет ничего духовного, а лишь душевно-телесная жизнь и подчиненность стихиям мира. Водрузивший же в своем сердце Его имя уже не сам живет, но живет в нем Христос, по слову апостола. (Гал. 2, 20).
Схематично изложенное учение о. Илариона об имени Иисуса Христа есть письменная передача переживаний, которые испытывает подвижник в минуты приобщения к Богу. Очевидно, что в нем отсутствуют какие-либо строгие формулировки и четкие богословские определения. Более того, попытки догматизирования оказываются здесь неудачными. Выражения о неизбежном приобщении человека к Богу через его имя, мысль об абсолютном сливании в тождество имени и существа Божия, неком «воплощении» имени в сердце молящегося, прочитанные буквально, могут вызвать пантеистические и магические ассоциации.
Видно, что о. Иларион подчеркнуто сторонится всякой учености, которой несколько опасается. В книге «На горах Кавказа» нет «ни систематического порядка, ни последовательности предметов» , - как признается сам автор. Нет в ней и догматического исповедания православного учения об имени, а только передача личного мистического опыта. Дискурс над рядом «реалистических» выражений автора действительно может привести к некоторым обвинениям, выдвинутым позже «имяборцами».
Пытаясь определить философскую базу учения схимонаха Илариона, необходимо признать, что имяславский догмат он обосновывает путем придания имени онтологического статуса. Имя, по его воззрению, выражает сущность предмета и оно н может быть отнято у него: «с отнятием имени предмет теряет свое значение»3. Имя, как и сущность, обладает вечным бытием. Оторвать имя от сущности невозможно, поскольку, присвоив предмету другое имя, мы изменяем понятие о нем. «Имя лежит в самой сущности предмета и сливается воедино с ним»4. Из неразрывной связи имени и сущности о. Иларион выводит главный имяславский постулат о том, что в имени Божием присутствует Сам Бог всем Своим существом и всеми бесконечными свойствами5.
В течение афонских споров имя о. Илариона в основном оставалось в тени, в печати он практически не выступал, однако, до нас дошел ответ автора книги «На горах Кавказа» редактору Воронежского народно-миссионерского журнала «Ревнитель»6, в котором он пытается, в том числе, представить и богословско-философские рассуждения о связи имени и именуемого. Так, о. Иларион утверждает, что никогда он не мыслил своим учением ввести четыре ипостаси («при одной мысли о сем... страшусь и трепещу всем своим существом»7) и многобожия. «Всякое имя Божие заключает в себе те же самые качества и свойства, кои находятся в существе Божием» . О. Иларион не отделяет имени Божия от существа и считает то и другое нераздельно- единым Лицом. Слово «Бог» употребляется не только к сущности, но и к другим предметам и лицам, - говорит о. Иларион. Не обожает он в этом смысле звуки и буквы имени Божия. Выражаясь: имя Божие - Сам Бог - «я разумел не буквы и звуки, а идею Боокию, свойство и действо Божие, качества природы Божией или вообще ее принадлежность...».
П.А. Флоренский - участник имяславских споров
Несмотря на то, что существует совсем немного печатных выступлений свящ. П. Флоренского по поводу афонских событий, его необходимо признать одним из главных участников философской полемики вокруг проблемы имени. Две опубликованные статьи (предисловие к «Апологии» о. Антония (Булатовича) и «Архиепископ Никон - распространи-телъ «ереси» ) не подписаны о. Павлом. Естественно, священнослужителю и преподавателю Московской Духовной Академии было непросто во всеуслышание свидетельствовать о своей позиции , не совпадающей с мнением Св. Синода.
В письме А.С. Глинке, написанном вскоре после осуждения имяславия Св. Синодом, С.Н. Булгаков провидчески по отношению и к собственной судьбе пишет: «Для о. Павла это осуждение создает конфликт, хотя и надеюсь, что на этот раз это еще смажется1. Ах, как трудно совмещать свободное служение истине с обязательной (не внешне только) дисциплиной послушания клира, особенно в столь критическую эпоху, как наша! Всякий раз возвращаешься мыслью ко всей безысходности этого конфликта!»1
И все же о. Павел высказывался довольно прямо. В предисловии к книге о. Антония (Булатовича) «Апология» он прямо заявляет, упоминая борьбу южнославянских народов за свою независимость от турецкого владычества, что духовные споры 1912 г. на Афоне по существу «бесконечно значительнее, чем судьба всех Балканских государств вместе взятых». 1912 году навсегда в истории богословской и философской мысли останется «годом афонских споров об имени Иисусовом». Вспоминая о событиях этого года, «отныне и навеки будет волноваться верующее сердце, отныне и навеки будет влечься к нему созерцательный ум». В имяславии Флоренский видит «гот нерв Церкви, в который сходятся все прочие нервы»; «тот догмат, в отрицании которого содержится отрицание всех догматов»; «ту святыню, которая лежит в основе всех святынь церковных» - и на эту святыню дерзнули посягнуть несколько «легкомысленных и подпорченных рационализмом монахов». В ответ Вселенская Церковь содрогнулась в негодовании во всей своей полноте. Сам факт волнений вокруг имени Божия опровергает построения хулителей Церкви (Флоренский имеет ввиду, прежде всего, представителей «нового религиозного сознания»), говорящих о ее мертвенности, казенности, застое и параличности. Неподвижность Церкви - «неподвижность величия, а не смерти».Но в афонских спорах затронут самый существенный момент. церковной жизни, потому Церковь и не может молчать.
Секуляризированное российское общество не в состоянии оценить в полноте важность возникшего вопроса; тем более, что оно ничего иного о нем не слышало, кроме «легкомысленной ругани и клеветнических наветов со стороны имеборцев - противников «дос-топоклоняемости имени Иисусова», имеющих рационалистический душевный склад. Об афонских вопросах позорно молчат богословские журналы, и в России раздается лишь «свист и шипение имеборческих пасквилей».
Высоко отзываясь о книге о. Илариона «На горах Кавказа», Флоренский напоминает, что она была одобрена многими тружениками духовного делания и трижды издавалась в России. В 1912 г. Киево-Печерская Лавра выпустила ее третьим изданием, несмотря на то, что уже были обнародованы крайне нелицеприятные суждения о ней арх. Антония (Храповицкого). Поэтому «можно спокойно не считаться» с этим осуждением, ибо такой мощный монашеский центр, как Киево-Печерская Лавра, опубликовал книгу, не учитывая известные к тому времени грубые и оскорбительные высказывания Волынского архиепископа.
Итак, до начала 1913 г. не было ни одной попытки серьезно обсудить эту волнующую тему: личные столкновения и дрязги необходимо оставить в покое, и богословско-философская мысль должна обратиться непосредственно к выяснению столь существенного вопроса об имени Божием. Вопрос этот является центральным для христианской веры в целом, он связан со всеми точками духовного понимания жизни, в нем улавливаются самые разнообразные мотивы. Потому необходимы многочисленные подготовительные специальные труды, которые смогут раскрыть вопрос во всей его полноте, не только в богословском ракурсе, но и в философском, психологическом, историческом. «Апология» о. Антония начинает это огромное дело.
В заключение свящ. П. Флоренский делает важное для понимания всей своей философии имени замечание: «учение... о божественности имен Божиих есть ни что иное, как частный случай общего церковного учения о божественности всякой энергии Божией».
Другая короткая заметка, написанная о. П. Флоренским в соавторстве с И.П. Щербо-вым1, указывает на противоречивость позиции одного из главных представителей имяборче-ского крыла - арх. Никона (Рождественского), который незадолго до осуждения имяславия высказывал мысли, близкие афонцам. В этом тексте разбирается статья газеты «Колокол» «Не подлог ли?», трактующая о ереси «имябожия» или «иларионовщины», обнаруженной автором помимо Афона и в Оптиной пустыни, которая в 1913 г. опубликовала брошюру И.М. (иеромонаха Моисея) «Как научиться Иисусовой молитве». В этой книге «Колокол» находит места, «неслыханные по своей кощунственности», «сумасбродное» учение, могущее привести искренне верующих людей на «край погибели» и даже в хлыстовство. Брошюра пытается, по мнению «Колокола», «ввести в религию антиномизм» (для автора это означает «необязательность нравственной жизни»: «твори какие хочешь мерзости, какие угодно студодеяния, но если ты при этом повторяешь имя Божие, то все это освящается»). Однако знакомство с брошюрой иеромонаха Моисея раскрывает ее генетическую связь с известной книгой «Откровенный рассказ странника о благодатном действии молитвы Иисусовой», напечатанной в «Троицком слове» за 1911 г. с цензурного разрешения и с одобрительным предисловием арх. Никона. Об этой замечательной книге владыка Никон пишет, что она является плодом духовного опыта смиренного подвижника молитвы, просвещенного благодатию». «Надеемся, что православные русские люди прочтут их [«Рассказы странника»] с пользою для своей души», - заключает владыка Никон свое предисловие. И именно с этой книгой исключительно схожи высказывания иеромонаха Моисея, в которых «Колокол» обнаруживает следы несомненной ереси. Помимо буквальных заимствований из «Откровенных рассказов странника» брошюра о. Моисея содержит следующее высказывание, которое заставило разразиться «Колокол» филиппиками: «Имя Иисуса Христа содержит в себе самосущую и самодействующую силу». В «Рассказах странника» эта же мысль выражена так: «Имя Иисуса Христа, призываемое в молитве, содержит в себе самосущую и самодействующую благодатную силу»
Сравнив оба издания, напечатанные в 1911 и в 1913 гг., о. П. Флоренский и И.П. Щербов заключают: «Итак, в 1911 г. арх. Никон разделял и распространял те мысли, которые в 1913 г. приводят в ужас сотрудников и редакцию «Колокола» и для искоренения которых на Афоне высокопреосвященному Никону потребовалась теперь помощь войск».
Значительно более обширный материал, указывающий на всю глубину вовлеченности о. П. Флоренского в имяславский спор, мы находим в его эпистолярном наследии: записях выступлений и лекций 1912-1923 гг., в письмах различным адресатам и подстрочниках к статьям и записям участников полемики. Большой интерес представляют собой комментарии к докладам, легшим в основу «Послания» Св. Синода от 18 мая 1913 г., которые философ подвергает уничтожающей критике.
В подстрочниках к первой части статьи арх. Никона «Великое искушение около свя-тейшего имени Божия» и «Афонской смуте» С. Троицкого о. Павел подробно разбирает эти тексты. Здесь философский дискурс и богословские рассуждения густо окрашены эмоциональным напряжением, с которым Флоренский отвечает синодальным докладчикам.