Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Категориальный статус имени прилагательного 10
1.1. Эволюция подходов к выделению частей речи 10
1.2. Категориальная семантика имени прилагательного 24
1.2.1. Имя прилагательное в системе частей речи 24
1.2.2. Концептуальные основания категории имя прилагательное 32
Выводы к главе 1 40
Глава 2. Референциальный статус имён прилагательных 42
2.1. Становление понятия «референция» 42
2.2. Особенности референции имени прилагательного 51
2.3. Референциальные основания внутренней классификации имён прилагательных 58
Выводы к главе II 82
Глава 3. Имя прилагательное в дискурсе 85
3.1. Формы языковой репрезентации концептуальных структур категории «имя прилагательное» на уровне предложения 85
3.1.1 Концептуальные основания синтаксических функций имени прилагательного 85
3.1.2 Диапазон синтаксических функций разрядов имени прилагательного 94
3.2. Роль имени прилагательного в формировании референциальной структуры текста 98
3.2.1. Референция как способ концептуализации 98
3.2.2 Референция как текстовый феномен 104
3.3. Прагмалингвистический аспект функционирования имени прилагательного 110
3.3.1 Роль имени прилагательного в коммуникативной организации высказывания 110
3.3.2 Закономерности организации атрибутивных цепочек 126
Выводы к главе III 133
Заключение 137
Библиография 142
- Эволюция подходов к выделению частей речи
- Особенности референции имени прилагательного
- Концептуальные основания синтаксических функций имени прилагательного
- Закономерности организации атрибутивных цепочек
Эволюция подходов к выделению частей речи
Проблема выделения частей речи всегда привлекала большое внимание как российских, так и немецких германистов и сегодня она остаётся предметом многочисленных исследований. По многим вопросам частеречной принадлежности до сих пор не достигнуто единого мнения.
Традиционное выделение частей речи основывается на трёх критериях: морфологическом, семантическом и синтаксическом. Именно в зависимости от доминантности того или иного критерия различаются классификации частей речи. Так, В. Шмидт и В. Юнг за основу своих классификаций берут семантический признак; В. Флемиг, У. Энгель, П. Гребе первостепенным считают морфологический критерий, а Г. Хельбиг, И. Буша отдают предпочтение синтаксическому критерию. Авторам, выбирающим в качестве основного тот или иной критерий, не удаётся избежать спорных моментов. Это касается и проблемы частеречного выделения прилагательных, сложность решения которой обусловлена особенностями семантики прилагательных и их функционирования в тексте.
Европейская лингвистическая традиция выделения частей речи, как известно, основывалась на античных грамматиках, в которых части речи определялись строго морфологически.
В дальнейшем традиционные системы частей речи стали более эклектичными по сравнению с античными - при сохранении ведущей роли морфологического критерия усилилось влияние синтаксического и семантического принципов выделения. При этом для выделения того или иного класса слов избирался наиболее «подходящий» критерий. Такая логическая непоследовательность и сбивчивость традиционного учения послужила причиной возникновения классификаций на основе одного из упомянутых критериев. Главенство морфологического критерия в традиционных системах частей речи объясняется тем, что они формировались на основе синтетических языков с развитой морфологией, в которых особенности словоизменения достаточно определённы и очевидны.
К достоинствам данного критерия можно отнести однозначность его понимания и простоту применения. И всё же попытки построения полноценной классификации лишь на основе грамматической изменяемости слов не удавались. И это неудивительно, так как по справедливому замечанию С. Д. Кацнельсона, «морфологические признаки сами по себе не могут служить отправной точкой для построения универсальной теории грамматических классов. Способы звукового выражения частей речи многообразны, и каждый язык обнаруживает в этой области неповторимые индивидуальные черты» [Кацнельсон 1972, 130].
Морфологический подход к проблеме выделения частей речи, ориентированный прежде всего на языки синтетического строя, приводит к определённым трудностям и осложнениям при анализе языков несинтетических. Даже в рамках флективно-синтетических языков здесь неминуемо возникают противоречия, так как при таком членении лексикона все неизменяемые слова как бы составляют один класс, что, естественно, неприемлемо (ср.: пальто, какаду, и, за, вдруг, завтра, и т.п.).
Классификацию частей речи немецкого языка, выделенных на основе морфологического критерия, предлагают Агрикола (1970), У. Энгель (1977), В. Флемиг (1972). Так, В. Флемиг выделяет глаголы (спрягаемые слова); существительные (склоняемые слова, присоединяющие артикль); прилагательные (склоняемые слова, образующие степени сравнения); местоимения (склоняемые слова, не способные присоединять артикль); частицы (неизменяемые слова), внутри которых он выделяет наречия, предлоги (неизменяющиеся слова, требующие падежного дополнения), союзы (неизменяющиеся слова, не требующие падежного дополнения). Очевидно, что чисто морфологическая классификация наталкивается на трудности уже при рассмотрении склоняемых слов. Так, некоторые существительные не употребляются с артиклем, местоимение man не склоняется, некоторые прилагательные не склоняются и не имеют степеней сравнения. Для неизменяемых же слов морфологический критерий вообще оказывается нерелевантным, так как наречия, предлоги и союзы, объединённые в группу частиц, не имеют формальных показателей, и для их дальнейшего деления автору приходится обращаться к синтаксическому критерию.
На базе одного лишь морфологического критерия не удаётся выделить и класс числительных, которые очень неоднородны по своему составу. Порядковые числительные der dritte, der vierte по морфологическим показателям соприкасаются с прилагательными, однако количественные числительные, а также числительные типа dreierlei, zehnmal «близки к наречиям и могут быть также причислены к ним. От наречий они отличаются тем, что не употребляются с полнозначными глаголами» [Flamig 1972, 197]. Таким образом, на основе одного лишь морфологического критерия числительные нельзя рассматривать как единую часть речи.
В своём обзоре Б. А. Серебренников писал: «Недостаток морфологического критерия выделения частей речи состоит в том, что он не является всеобъемлющим и совершенно не пригоден для языков со слабо развитой морфологической системой» [Серебренников 1976, 18], а, как известно, основная тенденция развития немецкого грамматического строя заключается в переходе от флективного строя к аналитическому. Развитие анализа вместо флексий в именной и глагольной системе в итоге ведёт к тому, что со временем морфологизация приобретает менее чёткий характер.
Там, где морфологизация ослабевает, неизбежно возникают споры о наличии той или иной части речи в данном языке (вопрос о существовании или отсутствии наречий в тюркских и монгольских языках, о разграничении атрибутивного существительного и прилагательного в английском языке, выделение качественного наречия в немецком языке и др.).
С развитием дескриптивной лингвистики уточнение традиционного понимания частей речи получает иное направление: части речи выделяются на основе дистрибутивных характеристик. В рамках этого направления в один класс включаются слова, способные взаимозаменяться без нарушения правил грамматики и потому имеющие сходное в своей основе окружение. При этом дескриптивисты, принимая в общем и целом традиционную систему частей речи, старались выработать формальные критерии для выделения частеречных классов слов.
Говоря о преимуществах синтаксического подхода, В. М. Алпатов подчёркивает его большую универсальность по сравнению с морфологическим, что даёт определённые преимущества при сопоставлении языков в типологическом плане. Однако универсальность синтаксического подхода не означает, что он с одинаковой степенью эффективности применим к любому языку. Это касается и немецкого языка, в котором ряд различий между частями речи не выявляется ни в позиции, ни в дистрибуции.
Революционное значение для развития синтаксических исследований имели идеи порождающей грамматики, которая пыталась определённым образом объяснить существующие синтаксические факты. Признавая дескриптивистское ограничение синтаксиса поверхностными структурами недостаточным, представители порождающей грамматики путём трансформаций (свёртывающих одинаковые поверхностные структуры в более простые ядерные предложения) выводят различия между поверхностной и глубинной структурой. Применение таких трансформаций позволяет выявить различия, которые не могут быть установлены между частями речи в конкретном поверхностном предложении при помощи синтаксического критерия в его традиционной трактовке. Однако дальнейшее применение трансформаций невозможно без знания значения, семантики компонентов синтаксических структур.
Первостепенность синтаксического критерия для немецкого языка признают Г. Хельбиг и И. Буша, Е. Херманн и др. Однако, синтаксический критерий, постулируемый как основной при создании классификации частей речи, также не снимает всех трудностей. Так, например, не удаётся избежать спорных моментов в случае с частицами, которые не всегда можно отграничить от наречий и модальных слов, так как они могут занимать схожие синтаксические позиции (Wir besuchen ... den Freund. Er arbeitet ... ). При определении специфических особенностей модальных слов, которые могут появляться в тех же самых позициях, что и наречия и тем самым «совпадают с ними в поверхностной синтаксической структуре», Г. Хельбиг вводит ряд дополнительных приёмов, таких как постановка вопросов, привлечение отрицания и т.д. [Helbig, 1970, 398].
Синтаксическая классификация рассматривает местоимения типа dieser, solcher в рамках одного разряда вместе с артиклем, что абсолютно не соответствует семантическим особенностям этих слов. При объединении прилагательных и порядковых числительных не учитывается и не объясняется различное категориальное значение этих частей речи. Кроме того, ни одному классу слов не соответствует одна определенная синтаксическая функция. Так, имя прилагательное в предложении выполняет атрибутивную, предикативную и адвербиальную функции. Важно также отметить, что части речи могут употребляться и вне их основной синтаксической сферы, а значит применение одного синтаксического критерия для выявления частей речи в немецком языке достаточно уязвимо.
Особенности референции имени прилагательного
Вопрос о референциальном статусе имён прилагательных решался с позиций референтных и нереферентных выражений, когда сигнификат противопоставлялся денотату как идеальное психическое образование -материальному. Так, обозначение прилагательными признаков или атрибутов соответствующих субстанций, выражаемых именами существительными, явилось основой для того, чтобы отнести прилагательные к сигнификативной лексике, то есть к словам, ориентированным на обозначение «внутренних сущностей» мышления и языка - понятий о внешнем мире [Степанов 1981, 58].
Сигнификативный характер значения имён прилагательных отмечает, в частности, А. А. Уфимцева: «Прилагательные как самые типичные признаковые имена обладают сигнификативным типом значения и осуществляют свою реляцию к предметному миру в речемыслительных процессах исключительно через соответствующие денотаты предметных имён» [Уфимцева 1986, 203]. Не менее однозначно о сигнификативном характере прилагательного высказывается Е. М. Вольф: «прилагательные не имеют ни денотации, ни тем более конкретной референции. Их сферой применения является весь круг денотатов, которые обладают соответствующим признаком» [Вольф 1978, 3].
О неспособности к денотации прилагательных как слов, обладающих только понятийным содержанием (сигнификатом), пишет Н. Д. Арутюнова [Арутюнова 1976, 329]. Необходимо, однако, помнить, что при такой трактовке термин «денотат» сводится к обозначению только предметной сущности.
Концепции сигнификативного статуса прилагательных и в целом концепции разделения лексики на денотатные (типа берёза, дом, лиса) и сигнификатные классы (все признаковые слова) в зависимости от того, направлено ли слово на обозначение предмета в целом или на выделение его признаков, противостоит точка зрения, основанная на единстве денотативного и сигнификативного аспектов в слове любой части речи (Городецкий 1969, 162-165, Гинзбург 1979, 10).
Согласно такому подходу прилагательные, как и слова, обозначающие конкретные предметы и сущности, имеют свой круг денотатов - обозначаемые ими признаки как таковые, в отвлечении от предметов, которым они присущи (см., например 3. А. Харитончик 1986, 8; В. Ф. Варивончик 1987, 7; Н. А. Басилая 1988, 34; М. М. Никитин 1988). При этом сигнификативный аспект значения прилагательных трактуется как информация об определённых свойствах, признаках как о некоторых экстралингвистических сущностях в составе других сущностей - предметов и явлений внешнего мира.
Так, о тесной связи денотата и сигнификата в словах любого типа пишет Г. В. Колшанский: «Все значимые единицы языка имеют единую по своей природе денотативную направленность» [Г. В. Колшанский 1977, 121]. Сравним также у С. Д. Кацнельсона: «полнозначные слова ... обязательно предполагают денотативную связь с определёнными фрагментами действительности» [Кацнельсон 1986, 154].
На новом этапе развития теории референции с признанием идеальной природы референта деление языковых выражений на референтные и нереферентные теряет свой смысл.
Анализируя прилагательные со значением указания на цвет, Р. М. Фрумкина подчёркивает тот факт, что слово-цветообозначение, как и всякое слово, является знаком, а значит, выражает концепт и указывает на денотат. Но сам способ указания на денотат при этом оказывается специфическим: «... как правило, в конкретной знаковой ситуации цвет выступает как признак другого объекта, другого денотата» [Фрумкина 1984, 109]. Сказанное можно отнести и к другим группам прилагательных. В этой связи уместно вспомнить слова С. Д. Кацнельсона, который утверждал, что признак не менее реален, чем предмет: «Реален не только дом, но и то, что он кирпичный и высокий» [Кацнельсон 1972, 150]. С другой стороны, как очертить экстенсионал таких знаков как красный! Это явно некая иная операция, чем задача очертить класс допустимых денотатов знака яблоко. «Интуитивно ясно, - пишет Р. М. Фрумкина, - что слова типа яблоко и вообще имена обладают денотативным значением как бы в большей мере, нежели слова-признаки типа красный и слова-предикаты. Последние же в большей мере, нежели имена обладают сигнификативным значением» [там же].
Интересна в этой связи точка зрения И. Б. Шатуновского: представление о том, что ситуация состоит из предметов и признаков и т.д., является иллюзией, навеянной формальной и семантической структурой предложения, «тенью», проекцией, которую язык отбрасывает на окружающий мир. При этом автор подчёркивает, что «все эти концепты в некоторой степени создания ума, так как являются продуктом мысленного расчленения действительности и отвлечения от неё (Ср. у Кацнельсона «слова ... всегда фрагментарны и ... частичны по своему содержанию»), но в то же время все они отражают что-то в действительности (хотя и односторонне), обозначают какие-то её аспекты. И в этом смысле ... все обозначения предметов и признаков «референтны», «экстенсиональны» [Шатуновский 1996, 32].
Неизоморфность «структуры мира» и «структуры пропозиции» И. Б. Шатуновский показывает на предложениях тождества, где соединяются два предметных терма и соответственно два объектных концепта, но этому соединению не соответствует какое-либо отношение двух различных объектов действительности: «только в несовершенном зеркале человеческого ума может быть два отражения там, где в действительности объект один». Аналогично он анализирует предложения других типов. Так, в предложении Лист зелен представление о предмете соединено с представлением о цвете; «но разве сам лист представляет собой соединение бесцветной материи с нематериальным зелёным цветом? То, что соединено, должно быть в каком-то смысле отдельным, но не может быть (в действительности) предметов без признаков, равно как и признаков без предмета. ... Только мысль человека, вместе с не отделимым от неё языком, отделяет (абстрагирует) свойство от сущности, признак от предмета, форму от содержания ... и т.д., чтобы затем, соединив их в предложении (в пропозиции), построить картину , возможно отражающую нечто в мире» [там же].
Схожую мысль выражает и Л. Тондл: "Между естественной дискретностью мира и ее отражением в языке нет полного тождества, но между ними необходимо существует соответствие, без которого язык не мог бы выполнить своего коммуникативного назначения" [Тондл 1975, 343].
В итоге И. Б. Шатуновский приходит к выводу, что общекатегориальное понятие признака, лежащее в основе значений имени прилагательного, отвлечено от реальной действительности ничуть не в меньшей степени, чем категория предметности у существительного. Прилагательные, разделяя особенность всех слов, которую можно назвать их референциальной характеристикой, указывают в определённом контексте на вариант обозначаемого признака. То есть свойство, обозначаемое прилагательным, в сочетании с каким-то существительным, указывающим на носителя этого свойства, всегда конкретно-определённо, индивидуально и неповторимо и отличается от других проявлений этого свойства.
Таким образом, языковые знаки, формирующие класс имён прилагательных, по типу означивания и соответственно по своей знаковой природе не отличаются от других типов словесных знаков и могут быть охарактеризованы как денотативно-сигнификативные единицы.
Концептуальные основания синтаксических функций имени прилагательного
Трактовка прилагательных как когнитивно-дискурсивных образований связывает специфику имени прилагательного с одной стороны с когнитивными структурами, соответствующими определённым фрагментам воспринимаемой действительности, а с другой - с теми языковыми формами, которые объективируют их в дискурсе современного немецкого языка.
Предметом рассмотрения данной главы является дискурсивный потенциал немецкого прилагательного. Представляется возможным определить данное понятие через его соотнесение с понятием «референция» в широком смысле, объединяющем как когнитивную, так и коммуникативную составляющие дискурсивной деятельности человека. Под референцией мы будем понимать соотнесение высказывания и его частей с определёнными фрагментами действительности в картине мира коммуникантов - как внеязыковой (соотнесённость языкового знака с классом элементов (предметным или признаковым), отражённым в нашем сознании в виде образа-представления), так и внутриязыковой (другими упоминаниями объектов, событий, ситуаций в предыдущем и последующем контексте).
В соответствии с предлагаемым расширенным пониманием референции представляется целесообразным рассмотреть функционирование прилагательных в двух аспектах: 1) когнитивном, то есть с позиции их участия в идентификации определённого фрагмента действительности в картине мира коммуникантов и 2) коммуникативном, то есть с позиции их участия в идентификации предмета или явления в тексте. Таким образом, под дискурсивным потенциалом имени прилагательного мы понимаем дискурсивные и когнитивные свойства анализируемой части речи, проявляющиеся в процессе коммуникации и связанные с функционированием прилагательных в тексте как вербальном компоненте дискурса.
Исследование дискурсивного потенциала имени прилагательного подразумевает не только анализ концептуальных структур, стоящих за единицами данной части речи, но и исследование способов реализации прилагательными их способности указывать на отдельные фрагменты мира в процессе дискурсивной деятельности, связанной с познанием, осмыслением и презентацией мира говорящим, а также осмыслением и реконструкцией языковой картины мира продуцента реципиентом. Это, в свою очередь, подразумевает анализ роли прилагательных в членении потока информации под влиянием прагматических факторов, коммуникативной организации высказывания, в том числе и их участия в установлении референции имён.
При этом важно отметить, что в перспективе дискурса распределение текстуальной информации значительно усложняется, поскольку в этот процесс вовлекается не только собственно текстуальная информация, но и элементы общего знания, параметры коммуникативной ситуации, мнения и намерения участников коммуникации.
Принимая положение когнитивной лингвистики о том, что центральные для человеческой психики концепты отражены в грамматике языков и что именно грамматическая категоризация создаёт ту концептуальную сетку, ту основу для распределения всего концептуального материала, который выражен лексически [Талми 1988], представляется возможным говорить о том, что выделенные различия в концептуальном содержании тех или иных групп внутри класса прилагательных находят своё выражение в особенностях его функционирования.
Как известно, прилагательное занимает в предложении две основные позиции: предикатива при глаголе-связке и определения при существительном. При этом далеко не все прилагательные могут выступать и как предикатив, и как определение, что, в конечном счёте, связано с концептуальным содержанием единиц исследуемого класса.
Известно, что предикат и атрибут выполняют в предложении различные функции. Посредством предиката, служащего целям сообщения, реализуются предикативные отношения, в которых признак приписывается предмету как актуальный для данного конкретного случая (например, Трава - зелёная). В атрибутивных же отношениях признак мыслится как внутреннее свойство предмета, не отвлечённо, а в единстве со своим носителем [ЛЭС, 349].
Указанные различия существенно влияют на функциональные характеристики прилагательных, выступающих в той или иной синтаксической позиции. По отношению к определяемому атрибутивное прилагательное выполняет, прежде всего, ограничительную функцию, выделяя обозначенный им предмет из ряда однородных и тем самым индивидуализируя его. Именно поэтому слова с дейктическим значением, например, личные местоимения «не принимают атрибутов в силу их ситуативной и контекстной обусловленности» [Кацнельсон 1972, 167]. Можно сказать, что атрибуты преобразуют виртуальное представление о денотате в конкретный образ референта. Ср. значение самого слова атрибут : «Атрибут - необходимое существенное, неотъемлемое свойство объекта» [СЭС, 90].
Связочный глагол в структуре суждения, призванный устанавливать отношение между подлежащим и предикативным прилагательным, фиксирует акт приписывания признака предмету со стороны говорящего. Отсюда, несмотря на тяготение таких предложений к синтезу предметного и признакового значений, которое, безусловно, имеет место, оно не может быть полностью реализовано. Этому препятствует роль связочного глагола, то есть по сути дела - его служебная функция, которая, эксплицируя акт приписывания, препятствует сохранению смысла «предмет-признак». В предложениях Роза - красная; Der Apfel ist grtin предикативное прилагательное выступает как семантически самодостаточная величина, а возникающие у коммуниканта представления о природе обозначаемого признака формируются в результате осуществляемого акта приписывания его субъекту.
Атрибутивное же прилагательное образует с определяемым существительным словосочетание, которое, по утверждениям многих лингвистов, по характеру предметной отнесенности эквивалентно слову (Колшанский 1984, Комлев 1992, Журавлев 1982, Шмелев 1982, Гак 1977, Кривченко1999).
Если в предикативных конструкциях отношения между предметным понятием в роли подлежащего и признаковым понятием в роли сказуемого, отражают отношения, которые устанавливаются между разными объектами носителем признака и зависимым от него признаком, то в атрибутивным словосочетании отношения между понятиями, выражаемыми компонентами такого словосочетания, соединяют их, соотнося с одним предметом мысли.
Таким образом, прилагательное-атрибут выполняет дифференцирующую функцию, выделяя конкретного представителя в классе:
Der graue Fruhlingsmorgen schien so recht geschaffen fur diese Beerdigung. Ein feiner Nieselregen spruhte hernieder, und die hohen Silberpappeln, die den Friedhof umstanden, reckten ihr kahlcs Geast in den Ь aschgraucn Himmel. Vom Kirchturm der nahcn Siedlung hallten eintonig klagend die hellen Tone der Totenglocke heruber. (HB, 3) а прилагательное-предикатив выделяет одно из ряда свойств, актуальное с точки зрения говорящего, у уже данного, идентифицированного предмета: Sie waren nicht mehrjung genug, um die Gefahr nicht zu spilren, und noch nicht zu alt, um nutzlosen Mut vorzutauschen. Sie waren wach und wehrlos und ausgeliefert. (ER, 99)
Свойство, передаваемое предикативным прилагательным, дискретно: в акте предикации обозначаемый признак приписывается его носителю. Связь между признаком и его носителем устанавливается лишь в результате этого акта. «Раздельное приводится в связь, но никогда не сливается в единое целое: этому препятствует дискретное представление предиката по отношению к субъекту» [Теория функциональной грамматики, 6].
Закономерности организации атрибутивных цепочек
До сих пор мы рассматривали функционирование атрибутивных комплексов с одним прилагательным. Однако, как известно, в атрибутивной позиции могут располагаться два и более адъективных слова и потому большой интерес представляют принципы их расположения, которые, как показывает анализ языкового материала, можно объяснить различиями в концептуальной природе прилагательных, образующих атрибутивный комплекс, а также действием определённых прагматических факторов.
В работах отечественных и зарубежных лингвистов, занимающихся проблемой атрибутивных цепочек, порядок следования прилагательных объясняется их семантикой (Vendler 1968, Квеселевич 1983), «естественностью» фактического положения дел в мире (Болинджер 1972) или степенью ингерентности (Афанасьева 2002). Как нам видится, в свете последних достижений лингвистики описание механизмов, объясняющих порядок следования нескольких прилагательных при одном существительном, может быть дополнено учётом когнитивных и дискурсивных факторов.
Как уже было сказано, атрибутивное прилагательное ограничивает класс предметов, обозначенный существительным, представляет его более конкретным. В словосочетании с несколькими прилагательными такое ограничение согласно А. А. Шахматову происходит двумя способами:
1) Каждое из прилагательных относится самостоятельно к определяемому слову. В таком случае все определения равноценны в синтаксическом отношении. В русском языке такие прилагательные отделяются запятыми {На столе лежало большое, красное яблоко).
2) Прилагательное может относиться не непосредственно к определяемому, а к следующему за ними сочетанию прилагательного с определяемым словом [Шахматов 1941, 300].
Данные закономерности применимы и к немецкому языку. Сравним атрибутивные группы в следующих предложениях:
Da ist der letzte grofie Ball in diesem Jahr. (K, 308) Ich habe schon auf der Treppe gemerkt, dass wir auf verschiedenen sozialen Stufen stehen. (K, 106)
Ich hielt ihre Hand in meiner und spiirte ihren warmen, trockenen Druck. (КД6)
Sic schien ihm wie ein schoner, junger Hund, der alles tibertrieb, was ertat. (EM, 160)
Однако необходимо отметить, что в немецком языке запятые не имеют такого же значения в данном случае, как в русском, и могут не употребляться. Сравните расстановку запятых в следующих двух парах предложений.
I. Sie safi auf dem Boden vor dem Spiegel undprobierte an einem Hut herum, einer kleinen schwarzen Kappe. (K, 210)
Sie setzte die kleine, schwarze Kappe auf und probierte sie vor dem Spiegel. (K,211)
II. Sein grofies, dunkles Gesicht war vol I verschatteter Zartlichkeit. (K, 317)
Da sahen wir ... ein kleines dunkles Loch in der Herzgegend. (K, 257)
По данным исследований отечественных и зарубежных лингвистов, порядок расположения атрибутивных компонентов цепочки можно приближённо свести к следующему: наиболее удалены от ядра оценочные прилагательные, за ними следуют параметрические прилагательные (прилагательные, указывающие на размер, форму, возраст, температуру и т.п.), за которыми помещаются прилагательные, обозначающие цвет, происхождение и материал [Квеселевич 1983, 10].
Как показал приведённый выше анализ имён прилагательных в рамках когнитивно-дискурсивного подхода, выделение перечисленных групп внутри единого класса связано с когнитивными характеристиками адъективных лексем. Это в свою очередь позволяет нам предположить, что порядок следования прилагательных в атрибутивном комплексе обусловливается различиями в их реферепциальной природе. Ближе к существительному располагаются прилагательные, в значении которых преобладает денотативный компонент, определения с предметно-конкретным значением, которые дают объективную характеристику предмета, то есть прилагательные, способные устанавливать идентифицирующий тип референции. Такие прилагательные, сообщающие информацию относительно формы, цвета, материала, социального положения (т.е. адъективные единицы, составляющие класс относительных прилагательных), образуют с существительным сочетание, которое воспринимается как единая номинация, обозначающая концептуально единый объект действительности.
Определения же с оценочным значением, устанавливающие характеризующий тип референции, характеризующие мнение говорящего относительно тех или иных явлений, событий, занимают в атрибутивной цепочке крайнюю левую позицию. Проследим это явление на следующих примерах: alte romische Weine, leichter weifier Wein, ein kleines, quadratisches Gebaude, mit warmer», orangefarbenem und goldenem Licht, grofie, tote, weifie Schmetterlinge, kluge, schwarze Augen
Однако, как показывает анализ материала исследования, такая организация присубстантивных атрибутов не является абсолютной.
Важную роль играет прагматическая ориентация автора высказывания. Так, цветовое прилагательное может перемещаться на первое место в линейной цепочке атрибутов в случае, когда именно это свойство объекта оказывается максимально значимым для говорящего при его восприятии. В следующем примере прилагательное цвета занимает нехарактерное для этой группы адъективных единиц крайнее левое положение в цепочке под влиянием коммуникативно-прагматических факторов. Необычный порядок размещения прилагательного hellgelb находим в атрибутивной группе, описывающей незнакомца, застрелившего одного из главных героев романа: Wir gingen die Strafie entlang. Ein paar Leute kamen uns auf der anderen Seite entgegen. Es war en vierjunge Burschen. Einer trug hellgelbe, neue Ledergamaschen, die anderen eine Art von Militarstiefeln. (R, 255) В выделенном предложении необычным положением прилагательного hellgelb достигается специальное подчёркивание признака. Данный признак помещается таким образом в фокус внимания читателя, так как именно он в дальнейшем становится своеобразным «маркером» в поисках убийцы.
„Konnen Sie mir ungefdhr sagen, wie der Tdter aussah?" fragte der Beamte.
„Nein", erwiderte Koster. „Ich habe nicht darauf geachtet. " Ich dachte an die gelben Gamaschen und die Uniformen. (R, 259)
Ich stand steifund erstarrt da, das Lokal versank, der harm, die Musik, nichts war mehr da, undeutliche, huschende Schatten waren es nur noch, aber deutlich, ungeheaer scharf und klar blieb ein Tisch, ein einziger Tisch und an dem Tusch ein junger Mensch, mit einer Narrenkappe schief auf dem Kopf, einenArm um ein angetrunkenes Madchengelegt, glasige, dumme Augen, sehr schmale Lippen, und unter dem Tisch hellgelbe, auffallende, glanzend geputzte Ledergamaschen. (R., 269)
