Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Формирование и сущностная характеристика феномена техники 14
1.1. Концептуальные проблемы исследования техники 14
1.2. Сущностные характеристики техники и технологии в современных технофилософских концепциях 27
1.3. Коммуникативный аспект техники 51
Глава 2. Антропоцентрический характер проблемы техники и технологии 61
2.1. Антагонизм информационной реальности и экзистенции человека в современном техногенном мире 61
2.2. Трансформация культуры в условиях техногенного господства 86
2.3. Аксиологический подход к пониманию современного homo faber 109
Заключение 125
Список литературы 130
- Концептуальные проблемы исследования техники
- Коммуникативный аспект техники
- Трансформация культуры в условиях техногенного господства
- Аксиологический подход к пониманию современного homo faber
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Происходящее в настоящее время бурное научно-техническое развитие не только открывает все новые возможности для человека и человечества в целом, но при этом шаг за шагом проникает во все области человеческой жизни, усиливая их зависимость от технических способов обеспечения. Окружив себя множеством технических артефактов, человек постепенно отрешается от действительности и начинает смотреть на окружающий его мир с позиций технической системы, подстраивая свою жизнь под ее законы функционирования. Естественно, никто бы не обратил на это внимание, если бы не возникли те проблемы экологического и социального характера, обусловленные, в первую очередь, воздействием техники на природу и общество.
Несмотря на то, что периодически возникающие техногенные катастрофы представляют угрожающую картину для будущего человечества и всего природного мира, их причина на сегодняшний день очевидна и напрямую связана с условиями существования и жизнедеятельностью самого человека. Однако гораздо более важную роль в современном технологичном обществе играют экзистенциальное положение человека, проблемы межличностного и аксиологического характера, с которыми он сталкивается в повседневной жизни, трансформация его восприятия данного мира.
Без изучения феномена техники и сформированной технической среды невозможно понимание причин и практическое решение этих насущных проблем, поскольку, как показывает инженерная практика, для рассмотрения даже отдельной простейшей технической системы требуется анализ ее взаимодействия с человеком. Это подчеркивали и многие известные философы, такие как М. Хайдеггер, К. Ясперс, А. Хунинг, Х. Ортега-и-Гассет, П.А. Флоренский, В.В. Чешев и другие, утверждая, что процесс технического развития напрямую связан с эволюцией человечества. Если подобная зависимость действительно имеет место быть, то можно по характеру трансформации жизни человека и общества найти недостающие мозаики в понимании сущностных атрибутов техники.
На сегодняшний день нетрудно заметить, что современные технологии все глубже проникают не только в социальное устройство, но и вторгаются во внутренний мир человека, изменяя его восприятие мира и формы человеческого общения. Развитие индустриального производства привело к механизации и технизации человеческой жизни, к расчеловечиванию, другими словами, превращению человека в своеобразный орган машины. Современный человек вынужден, так или иначе, учитывать закономерности формируемой технической реальности и приспосабливаться к ней. А для того, чтобы адаптироваться к современным общественным процессам, а по сути, к техногенной среде, человеку пришлось перестроить стереотип своего поведения в соответствии с машинным ритмом производственного процесса.
Попытка людей все более детально технологизировать свою жизнь привела к тому, что были затронуты даже нравственные основы его существования, которые не укладывались в существующую парадигму функционирования технической системы. Например, понятия добра и зла, любви и ненависти в «технологизированном» сознании размыты, так как для них нет места в функциональной структуре технической среды, и интерпретируются согласно алгоритмизации и стандартизации жизненного процесса: добро проявляется в материальном поощрении, дружба оценивается сквозь денежный эквивалент.
Как и любой рабочий механизм, современный человек легко поддается манипулированию. Причем данное манипулирование носит не просто личностный характер, но и затрагивает социальную, экономическую, политическую, культурную сферы общества, делая их искусственно моделируемыми и управляемыми. И тревожным является тот факт, что человек сознательно становится объектом технического воздействия, так как считает, что подобная технологизация жизни поможет ему найти способ решения проблемы или сразу даст ответы на все возникшие у него житейские вопросы.
Таким образом, современная экспансия техники в социальный мир коренным образом меняет экзистенциальную ситуацию человека, формируя новый тип личности — homo faber, — и порождает при этом новые, специфические проблемы. Поэтому философский анализ этого процесса с точки зрения осмысления феномена техники представляет собой актуальное значение.
Степень научной разработанности проблемы. Внимание к анализу феномена техники привлекало многих философов как зарубежной, так и отечественной философской мысли. На Западе становление и развитие философии техники как самостоятельной научной дисциплины ассоциируется с такими исследователями, как И. Бекманн, Ф. Бон, Э. Гартиг, Ф. Дессауэр, Э. Капп, Ф. Рело, М. Хайдеггер, А. Эспинас.
Важную роль для нашего исследования играют работы тех авторов, которые посвящены воздействию техники на культуру, человека и общества. Из них можно выделить Т. Адорно, А. Бергсона, Х. Ленка, Л. Мамфорда, Г. Маркузе, X. Ортегу-и-Гассета, К. Париса, Х. Сколимовски, М. Хоркхаймера, А. Хунинга, О. Шпенглера, Ж. Эллюля, Ф. Юнгера.
Особое значение для нашей работы имеют взгляды представителей «новой технократической волны» западной социально-философской мысли, к которым относятся Д. Белл, Т. Веблен, Дж. Гэлбрейт, М. Кастельс, М. Маклюэн, Л. Мамфорд. Кроме того, изучение концепции постиндустриального общества, описанной в трудах Д. Белла, З. Баумана, Э. Тоффлера, М. Кастельса, Ю. Хабермаса, Ф. Уэбстера, Ж. Бодрийара, позволяет проследить глобальное влияние информационных технологий на современную цивилизацию.
Отдельное внимание уделяется современному представлению техники как одному из актов коммуникации, своего рода материализованному средству общения между людьми, между человеком и природой. Данный подход подробно описан в работах Ю. Хабермаса, А.А. Воронина.
Кроме того, в исследовании рассматриваются экзистенциальные аспекты человека с точки зрения представителей экзистенциализма А. Камю и Ж.-П. Сартра, а также влияние техники на экзистенцию человека, затрагиваемое в работах К. Ясперса и М. Хайдеггера. Анализ этого воздействия в дальнейшем поможет нам приблизиться к пониманию феномена техники, которому и посвящено данное диссертационное исследование.
Из отечественной философской мысли, занимающейся анализом влияния техники и технического прогресса на развитие общества, сферы ее социальной и культурной жизни, можно выделить П.К. Энгельмейера, который стоял у истоков зарождения и по праву считается основателем философии техники в России, а также известных религиозных мыслителей С.Н. Булгакова и П.А. Флоренского. Направление русского космизма и один из ярких ее представителей Н.Ф. Федоров считали научно-техническое развитие человечества закономерным этапом в эволюции природы. К проблеме техники обращался известный русский философ-экзистенциалист Н.А. Бердяев, который поставил под сомнение миф об идеализированном развитии техники, увидев в ней средство порабощения человека.
Современные взгляды на проблему взаимоотношения человека и созданного им техногенного мира в отечественной мысли представлены работами следующих авторов: В.Г. Горохова, П.С. Гуревича, Э.С. Демиденко, В.Л. Иноземцева, А.Д. Иоселиани, Н.Н. Моисеева, И.А. Негодаева, Н.В. Попкову, В.М. Розина, М.А. Розова, О.Д. Симоненко, B.C. Степина, Г.М. Тавризяна, А.Д. Урсула, В.В. Чешева, Е.А. Шаповалова, С.В. Шухардина, В.А. Щурова и др. Исследованием воздействия информационных технологий на общество и культуру занимаются И.В. Корсунцева, Н.А. Носов, А.В. Петров, В.М. Розин, В.Б. Тарасов и др. Вопросами влияния новейших технологий на моральную и этическую сторону общества занимаются А.А. Воронин, В.А. Кутырёв, А.П. Назаретян, А.С. Панарин, Б.Т. Юдин, П.Д. Тищенко.
Тем не менее, несмотря на огромное количество философских работ, посвященные проблеме философии техники, в малом из них уделяется внимание сущностным аспектам техники с позиции человека и, прежде всего, его ценностного измерения: в большинстве случаев изучается развитие техники в историко-социальной плоскости.
Гипотеза диссертационного исследования состоит в том, что понимание феномена техники неразрывно связано с исследованиями существования человека в техногенном обществе и его ценностных атрибутов.
Объектом исследования является современное техногенное общество как особая среда существования человека.
Предметом исследования выступает сущностный аспект техники в рамках ценностного измерения человеческого существования.
Цель диссертационного исследования заключается в раскрытии сущностных качеств техники посредством анализа ее воздействия на ценностные атрибуты человека в современном обществе.
Достижение указанной цели предполагает решение следующих задач:
проследить основные подходы к пониманию феномена техники в западной и отечественной философской мысли;
проанализировать феномен техники в рамках коммуникативного подхода и показать его значимость в данном исследовании;
показать воздействие техники на существование человека в современном постиндустриальном обществе;
используя теоретический и концептуальный аппарат экзистенциальной философии, установить значимость человека в понимании феномена техники;
выяснить, как технический способ мышления влияет на культуру;
установить, каким образом технизация жизни связана с проблемами ценностного и экзистенциального характера современного человека.
Теоретико-методологические основания диссертационного исследования. Теоретическим инструментарием исследования выступает теоретический и концептуальный аппарат философии техники XIX—XX веков, а также экзистенциальной философии, представленный в работах К. Ясперса, М. Хайдеггера, Ж.-П. Сартра и А. Камю.
Отдельное внимание в работе уделено методологической базе концепций, разработанных в рамках теории коммуникации, и, прежде всего, теории коммуникативного действия Ю. Хабермаса. Также в исследовании применялись концепция информационного общества, концепция технологического детерминизма, проводился анализ экзистенциальных проблем, с которыми сталкивается человек в современном технизированном обществе.
Научная новизна исследования. Научная новизна исследования заключается в следующем:
показана научная эффективность применения коммуникативного и экзистенциального подходов для анализа воздействия техники на существование человека в современном обществе;
выявлены коммуникативные атрибуты техники, благодаря которым происходит ее диалог с человеком и обществом;
установлен факт экспансии техники не только во все сферы социальной жизни, но и во внутренний мир человека;
проведен анализ влияния современного технизированного общества на ценностные качества человека;
раскрыт процесс элиминации культурных детерминант общества технической средой;
выявлено наличие экзистенциального единства между техникой и человеком и в то же время фундаментального противоречия между законами функционирования техногенной среды и традиционными ценностями человека.
Основные положения, выносимые на защиту:
-
Проблемы культурного и антропного характера современного общества делают необходимым изучение феномена техники с позиции человеческой экзистенции.
Современный антропологический кризис затронул практически все сферы жизни человека. Масштаб технического воздействия на социальный мир, в том числе и природный, достиг такой величины, что кардинально изменил не просто условия человеческого существования, но сделал человека преданным заложником своего творения — техники. При этом общество, как и индивид, превратились в объекты технического манипулирования, которое приобрело не просто личностный, но и социальный, экономический, политический характер, став искусственно моделируемым и управляемым; человек стал лишь удобным средством для функционирования этого, созданного им технологического круговорота, который насквозь пронизывает его существование.
Прежде всего, это объясняется тем, что человек и техника представляются нераздельными как в историческом, так и социальном контекстах. По мнению А. Хунинга, историчность технического прогресса напрямую связано с хронологией эволюции человечества, поэтому изучать технику саму по себе, вне деятельности человека бесперспективно.
-
Рассмотрение техники как коммуникативной стратегии позволяет по-новому взглянуть на функционирование техногенной среды и раскрыть способ ее взаимодействия между человеком и природой. Всепроникающая способность техники позволяет говорить на ее языке в любых сферах человеческой жизни в связи с тем, что язык техники гораздо проще воспринимается по сравнению с другими, что придает ее универсальный и более коммуникабельный характер. Техника, в свою очередь, превращается в универсальное средство коммуникации, и это свойство универсальности делает технику все более привлекательной и заманчивой для человека, затягивая его в свою реальность и делая зависимым от нее.
При этом все сильнее раскрывается ее цивилизационный характер. Вместо того, чтобы объединять людей, создавая атмосферу близости, комфорта и единения друг с другом, техника становится инструментом социального и экзистенциального разделения людей.
-
Экстенсивное техническое развитие современного общества приводит к распространению технологического мышления на все сферы социальной деятельности, стандартизации и унификации человеческой жизни и элиминации ее духовной составляющей как ненужного элемента, препятствующего эффективному функционированию homo faber. Масштабная технологизация трудового процесса привела к тому, что человек начал приводить свое поведение и образ жизни в соответствии с машинным ритмом производственного процесса. Это затронуло области досуга, развлечений, восприятие образов искусства, исказило понимание таких вечных категорий, как любовь, добро, красота: все стало интерпретироваться согласно алгоритмизации жизненного процесса. Сами человеческие отношения постепенно превращаются в отношения по поводу товара, из которых уходит собственно человеческое измерение. И все это формирует образ современного homo faber, которому нет дела до экзистенциальной составляющей своей жизни или моральных устоев общества, а вместо этого для него характерен прагматизм в отношениях, утилитаризм в мышлении и одиночество в качестве безразличного отношения к окружающим.
-
Современное постиндустриальное общество представляет собой сложную техническую систему, где человек служит рабочим механизмом и поддается тотальному контролю и манипулированию с целью дальнейшего продолжения ее функционирования и развития. В большей степени это стало возможным благодаря развитию информационных технологий, прежде всего, электронных средств массовой информации. Масс-медиа превращается в особую реальность, которая становится единственным информационным окном человека во внешний мир. Однако с созданием таких мощных «информационных трансляторов», как интернет и телевидение человек попросту оказался перегружен огромным количеством ненужной информации. Не умея правильно фильтровать и интерпретировать ее, он попросту теряется в ней, начинает заменять свою индивидуальность на программу общественного мнения. Все это препятствует подлинной коммуникации между людьми, заменяет общественное мнение манипуляций мнениями людей с помощью этих средств.
С другой стороны, чрезмерная механизация и стандартизация производственного процесса привела к формированию отчужденной от своей сущности личности, действующего всего лишь как элемент этой производственной системы. Творческий труд превратился в простое средство поддержания функционирования техники. Теперь уже не рабочий применяет машины, а машины диктуют условия труда рабочему.
-
Чрезмерная рационализация восприятия и воздействия на окружающий мир, в том числе на жизнь человека, приводит к элиминации культурных детерминант из модели общественного развития. Посредством рациональности техника проникает в культурную область общества и замещает ее своими детерминантами, которым присуще лишь стремление к собственному развитию, но не целостному развитию общества. Изменить эту динамику можно только посредством рефлексии человека, которая своей целью не преследует увеличение числа технических артефактов.
-
Сущность техники не противостоит экзистенции человека, но ее предметность (материализация в техническом артефакте) как коммуникативная стратегия направлена на подчинение человека и природы.
При рассмотрении техники относительно ценностного измерения человека оказалось, что она несет в себе отражение двух составляющих: экзистенциальной — как отчуждение рациональной сущности человека, направленного на придание ему смыслосодержащего значения в этом мире, и предметной — в виде создания технического артефакта, который является коммуникативной стратегией, направленной на достижение коммуникативного согласия между потребностями человека и объектами материальной природы, на которые он воздействует. Однако этот артефакт является, своего рода, неудачной попыткой экзистенциального «слияния» человека с внешним миром из-за того, что техника в экзистенциальном и ценностном плане «мертва», а значит, не способна довести до адресата (окружающего мира) истинное значение этого «послания». В результате экзистенциальный акт между природой и человеком элиминируется достижением коммуникативного взаимопонимания между человеком и техникой. Техника, являясь полноправным участником этого процесса, претендует на интерсубъективную значимость относительно участников данного практического дискурса, а значит, имеет право на равную возможность участвовать в нем, формируя при этом те нормы и правила, которые выгодны, прежде всего, ей самой — создание оптимальных условий для своего существования и развития.
Теоретическая и практическая значимость исследования. Диссертационное исследование проведено автором самостоятельно и отличается логичностью, последовательностью изложения материала и наличием прикладной направленности полученных результатов.
Теоретическая значимость диссертационного исследования определяется полученными результатами и их новизной. На практике результаты диссертации могут быть использованы для проведения дальнейших научных исследований данной проблематики, а также в преподавании курсов философии техники и социологии, прежде всего, для студентов технических ВУЗов.
Выводы данной диссертации позволят будущим техникам и инженерам более осмысленно подойти к своей профессии, мотивировать их на развитие творческих способностей как в частной, так и профессиональной деятельности, показав, как диктат технического негативно отражается на их мышлении и ценностных качествах и обществе в целом. Гуманитариям данная работа поможет обратить внимание на особенности инженерного мышления и функционирования созданной благодаря нему технической реальности, а также сформировать курсы по комплексному изучению философии техники и социальной философии с целью выработки конкретных решений по корректировке вектора научно-технического развития.
Результаты исследования достоверны и опираются на уже существующие факты, а также на предыдущие исследования многих известных философов в этой области.
Апробация работы. Результаты исследования по данной проблематике обсуждались в рамках выступления автора на VII Международной научно-практической конференции «Trans-Mech-Art-Chem», Москва, 2010, Круглом столе «Метадискурсы коммуникации и общественный диалог в современной России», Санкт-Петербург, 2010, Международной научно-практической конференции «Русский космизм: прошлое, настоящее и будущее», Орел, 2011, Международной научно-технической конференции, посвященной 40-летию образования МГТУ ГА «Гражданская авиация на современном этапе развития науки, техники и общества», Москва, 2011, Международной научно-технической конференции, посвященной 90-летию гражданской авиации «Гражданская авиация на современном этапе развития науки, техники и общества», Москва, 2013, а также на методических семинарах кафедры гуманитарных и социально-политических наук Московского государственного технического университета гражданской авиации.
По теме диссертации опубликовано 16 научных работ (в том числе 4 статьи в журналах из списка ВАК) общим объемом 5,2 п.л.
Объем и структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав с тремя параграфами в каждой, заключения и библиографического списка используемой литературы, включающего 135 источников. Объем диссертации 139 страниц.
Концептуальные проблемы исследования техники
Интересно, а может человек действительно обладает божественной силой — силой творить этот мир по своему образу и подобию?! Как иначе можно объяснить все происходящее вокруг него? Проживая в мегаполисе и вглядываясь поздним вечером в окно, ведь нельзя же не замечать той удивительной картины, что каждый раз встает перед нашим взором: сотни мигающих огоньков, скромно подмигивающих в нашу сторону, проезжающие «железные всадники», устремляющие свой полуночный путь по проложенной тропе из желтых фонарей, множество больших, и не очень, зданий, что дают людям теплое пристанище, когда они в нем нуждаются. Все это сотворено руками Человека, все это принадлежит именно ему! Если приглядеться, то можно заметить, что за рулем автомобиля находится обыкновенный человек, возможно именно сейчас размышляющий о предстоящей дороге, а в окнах постоянно мелькают силуэты чем-то занятых людей. И даже когда проходящий мимо прохожий умудряется на ходу еще и ловко перебирать пальцами клавиши мобильного телефона, всем своим видом непринужденно показывая обыденность этой ситуации и заурядность этого «волшебного» устройства, нас это уже нисколько не удивляет. Возникает ощущение, что эти сцены за окном являются действиями разворачивающегося перед тобой фильма — настолько правдоподобной кажется игра актеров, что невольно хочется спросить у режиссера, чем все это закончится. Вот только нет поблизости ни камеры, ни сидящего на мостике режиссера, а видно лишь скопление огромного количества установленных «декораций», которые затмевают наш взор и отдаляют наше внимание от разворачивающегося действия этой удивительной картины жизни.
И даже когда нам наскучит смотреть эту картину, отвернувшись, мы видим небольшую комнату, со всех сторон окруженной бетонными (или кирпичными) стенами. И в этот самый момент в окружающем нас замкнутом пространстве постепенно возникает легкий комфорт и атмосфера безопасности по сравнению с тем временем, когда минуту назад мы наблюдали за неуправляемым и непредсказуемым, на первый взгляд, окружающим миром. Конечно, ты не будешь пристально рассматривать до боли знакомые и ставшие родными тебе стены с обклеенными обоями, потускневшими от времени, рисунок которых ты и так уже можешь воспроизводить по памяти. Зачем, если в доме есть много других более увлекательных занятий, такие как просмотр телевизора, общение в социальных сетях или просмотр видеороликов из YouTube? Эта комната видится тебе более знакомой и родной, чем то пространство, которое находится вне ее стен. Впрочем, это абсолютно неудивительно, поскольку в данном месте ты являешься полноправным хозяином, ведь все предметы, расположенные в этом пространстве, подчиняются твоим законам. Ты можешь свободно перетащить кресло в любую часть комнаты для более удобного просмотра телевизора, быстро разогреть еду в микроволновой печи, в летнюю жару достать из холодильника прохладную газировку, пригласить друзей и устроить вечером танцевально-музыкальное шоу, а утром услышать раздражающий звон будильника, предусмотрительно заведенного тобой заранее и возвещающего о том, что вечеринка закончилась, и наступили трудовые будни. И кто тогда будет отрицать, что эти артефакты созданы и находятся здесь именно ради меня, и что я — полноправный их владелец!? Если это так, то можно предположить, что воля человека наряду с законами природы является доминирующей по отношению к этому миру, а точнее, материальному атрибуту техники — предметам, которые человек эксплуатирует в процессе своей жизнедеятельности.
Так ли это на самом деле? Если ответить утвердительно, то можно ли представить жизнь современного человека без результатов научно-технических достижений? Очевидно, что в этом случае человеку пришлось бы переехать из комфортабельных квартир в пещеры, а единственными повседневными спутниками человека вместо мобильных телефонов и персональных компьютеров стали бы дубина и копье. Последнее, впрочем, можно также считать одним из видов технических приспособлений, так что, по хорошему счету, его также следовало бы отобрать. И получается так, что человек из постиндустриального общества сразу переместился в первобытное. Не претендуя на звание гения, скажу, что для каждого из нас это является очевидным.
Однако проблема, которую я хочу представить на обсуждение, расходится с обыденными представлениями о поведении и мотивации человека, а полагает понимание его имманентной, сущностной стороны. Может ли быть так, что моя вседозволенная воля уже перестала быть моей, а я лишь заложник некой чуждой мне воли, которая мной манипулирует? Может быть так, что некий «кукловод» прячется в сторонке и вопреки моей воле в нужный момент дергает за нужные ниточки? На первый взгляд, нелепый и парадоксальный вопрос, но и он несет в себе долю благоразумия. Чтобы ответить на него, в первую очередь, необходимо разобраться, что из себя представляет человек, и постараться дать ответ на вопрос, что им движет и мотивирует, т.е. побуждает к действию.
В рамках современной научной картины мира любое проявление воли человека трактуется, исходя из его причинных связей и закономерностей. Приведу простой пример. Если мальчик ударил другого мальчика палкой по голове, значит, реакция нападающего была вызвана как ответ на раздражение со стороны того, в кого он метил. Объяснение природы такого «раздражения» с психоаналитических позиций можно утрировать следующим образом.
В плане фрейдизма все выглядит достаточно просто: психологическое развитие человека напрямую связано с сексуальными девиациями, формирующимися в процессе его жизни. Другими словами, нападающий хотел продемонстрировать свою мужскую силу или тендерное превосходство над пострадавшим. С позиции Юнга подобное враждебное поведение является следствием не столько экспликации сексуальной энергии, сколько проявлением коллективного бессознательного (врожденных психических структур человека или архетипов). Поэтому можно предположить, что поведение нападающего имело шовинистическую или антирелигиозную направленность во взаимоотношениях между данными участниками. Неофрейдизм большее внимание уделяет социально-культурной обстановке, вокруг которой разворачивается этот конфликт: неудовлетворенность социального статуса нападающего, плохое воспитание, возможно даже чувство неполноценности и тому подобное, однако при этом он не отказывается от идеи бессознательной эмоциональной мотивации. С такой позиции выгодно рассматривать человека как социально-детерминированное существо, заточенное в рамках историко-культурного, экономического и технологического развития общества.
В каждом из случаев человек рассматривается с позиций двух психических структур: одна имеет инстинктивную, бессознательную природу и направлена на высвобождение своей энергии (например, либидо или архетипы), а другая связана с социокультурной средой, которая ограничивает высвобождение бессознательного через систему правил и запретов (тотемов и табу). И если первую можно принять за родовой, неизменный признак человека, то вторая значительно подвержена изменениям в зависимости от множества внешних факторов. Касательно нашей работы отдельное внимание акцентируется именно на трансформации социокультурной среды, которая проявляется, прежде всего, в развитии технических средств и их влиянии на сферы общественной жизни.
Очевидно, что не надо быть профессиональным аналитиком, чтобы заметить, как кардинально изменилась наша жизнь хотя бы за последние десятилетия. Персональные компьютеры, ноутбуки, интернет, мобильные телефоны, буквально десять лет назад считавшимися роскошью и раритетом, сейчас такие же обыденные предметы повседневного пользования, как зубная щетка или расческа. Телевидение также не забывает про нас и каждый день подкармливает наш мозг рекламами свежевыпущенных моделей телефонов, планшетных компьютеров, ЗБ-телевизоров и прочих причуд инженерной мысли, предлагая беззаботно окунуться в атмосферу радости и комфорта и пройтись уверенными шагами к светлому вот-вот уже наступающему будущему. Но изменилось ли при этом отношение человека к окружающему миру: в условиях, когда он имеет все необходимое для своего полноценного комфортного существования; когда машина научно-технического прогресса работает на удовлетворение не столько жизненно значимых потребностей, сколько его мелких ежеминутных прихотей, — человек становится подобен ребенку, однажды распробовавшего конфетку и не способного остановиться перед поеданием всевозможных сладостей; когда этот же прогресс сделал нас заложниками своего развития и одним из потенциальных вариантов глобального уничтожения человечества (сценарий технологической катастрофы)?
Коммуникативный аспект техники
Прежде чем приступить к анализу коммуникативных качеств техники, в первую очередь, необходимо сказать несколько слов о том, что мы будем понимать под понятием «коммуникация».
В узком смысле процесс коммуникации (общение) состоит в обмене информацией между общающимися индивидами (участниками коммуникации). Например, если мама делает замечание ребенку, то уже можно говорить о коммуникативной стороне их взаимодействия. Составляющими данного коммуникативного акта являются:
1. Коммуникатор (адресант) — субъект, который передает информацию, в данном случае — мама;
2. Коммуникант (адресат) — субъект, который воспринимает информацию, — это ребенок;
3. Текст, который передается от адресанта к адресату в процессе коммуникативного акта — замечание в виде вербального (речевого) сигнала.
Однако если эти потоки информации не будут содержать общий смысловой фон, тогда очевидно, что ни о каком общении речь идти не может: вместо того, чтобы попытаться объяснить ребенку, в чем и почему он не прав, мама просто может выплескивать наружу негативные эмоции, вызванные, по ее мнению, «неправильным» поведением ребенка, а ребенок, вместо того, чтобы разобраться, в чем он не прав, с тем же наивным недоумением не будет пытаться даже понять этого (смотреть на это как зритель, но не как участник). Получается тогда, что помимо речевого обмена, важной составной частью коммуникативного процесса являются установление взаимопонимания между участниками коммуникации и достижение согласия, которое является конечным результатом выведения интерсубъективной общности. При этом согласие не обязательно сопровождается спонтанным единодушием; коммуникативное согласие должно быть признано значимым для самих участников коммуникаций. Другими словами, ребенок может так и не понять, почему он не прав, но само стремление в этом разобраться уже является предпосылкой к осуществлению полноценного коммуникативного акта.
Такого взгляда придерживаются многие современные философы. По мнению Мартина Бубера, диалог не ограничивается только лишь общением людей друг с другом, он есть отношение людей друг к другу, выражающееся в их общении. Т.е. если в процессе коммуникации можно обойтись без слов, то в любом случае должна присутствовать взаимная направленность внутреннего действия45.
К. Ясперс рассматривал коммуникацию не как общение между двумя объектами, но как между личностями, экзистенциями. Вот как он это описывает: «В любой момент, когда я делаю себя объектом, я сам одновременно есть нечто большее, чем этот объект, а именно существо, которое себя таким образом может объективировать. Рассматривая себя в той мере, в какой я могу быть представлен как объект, я теряю себя, смешиваю то, чем я выступаю для себя, с тем, чем я сам могу быть»46. Такой вид коммуникации он назвал экзистенциальной и определил как отношение, возникающее «между двумя индивидами, которые связываются друг с другом, но должны сохранять свои различия, которые идут друг другу навстречу из уединенности, но знают об этой уединенности лишь постольку, поскольку они вступают в общение» .
Другое часто используемое определение гласит: «Коммуникация — это процесс взаимодействия между субъектами социокультурной деятельности (индивидами, группами, организациями и т.п.) с целью передачи или обмена информации посредством принятых в данной культуре знаковых систем (языков), приёмов и средств их использования»48.
Большое внимание философскому анализу коммуникативных практик языкового взаимопонимания и согласия уделяет немецкий философ и социолог Юрген Хабермас. Он подчеркивает многозначность самого слова «взаимопонимание», минимальное значение которого состоит в том, что два субъекта идентично понимают некое языковое выражение, а максимальное — в том, что между ними обоими существует согласие по поводу правильности высказывания в отношении общепризнанного нормативного фона. Коммуникативное согласие должно быть признано как значимое самими участниками коммуникации, а не индуцироваться только лишь воздействием извне. Согласие может оказаться фактически вынужденным, при этом оно не будет уже согласием, поскольку не основывается на совместно разделяемых убеждениях. Получается, что практика взаимопонимания носит рациональный характер: «Процессы взаимопонимания нацелены на достижение согласия, которое зависит от рационально мотивированного одобрения содержания того или иного высказывания. Согласие невозможно навязать другой стороне, к нему нельзя обязать соперника, манипулируя им: то, что явным образом производится путем внешнего воздействия, нельзя считать согласием. Последнее всегда покоится на общих убеждениях»49. Рациональность символических проявлений (языковых выражений и действий), по его мнению, сводится к доступности их для критики и соответственно к возможности их обоснования. Причем, по мнению Хабермаса, утверждения и целерациональные действия считаются тем в большей мере рациональными, чем лучше обоснованы связанные с ним притязания на пропозициональную истину и эффективность.
Подводя итог вышесказанному, можно определить коммуникации как процесс обмена и восприятия информации путем установления взаимопонимания и рационального согласия между участниками процесса. Мы выяснили, что для достижения взаимопонимания необходимо при общении, как минимум, владеть семантическим аппаратом для определения смыслового содержания речевых информационных потоков и иметь общий атрибут значимости, например, в виде общих убеждений.
Исходя из этого, интересно проследить, возможно ли достижение взаимопонимания и . согласия, если процесс коммуникации будет осуществляться без участия человека, но с применением технических средств? Приведем простой пример. Пусть передатчик передает радиосигнал с радиостанции на определенной частоте на достаточное для ее улавливания приемником расстояние. Если приемник сигнала не будет точно настроен на эту же частоту, то на выходе динамиков мы либо будем слышать белый шум, либо услышим нечто похожее на передаваемый сигнал (в зависимости от приближения настроек приемника к данной частоте). Когда же все-таки мы подстроимся под нужную частоту, то с динамиков послышится голос диктора радиостанции. При этом речевой, сигнал от диктора до динамиков радиоприемника прошел по схеме «диктор — микрофон — усилитель — модулятор — антенна — приемник — демодулятор — усилитель — динамик». В связи с осуществлением успешной интеракции можно заключить, что между приемо-передающими устройствами наладилось своего рода «техническое взаимопонимание». Однако как быть в случае несовместимости настроек передатчика с технологической конструкцией приемного тракта радиоприемника? По всей видимости, сигнал по-прежнему будет приниматься, но детектироваться, в лучшем случае, он будет с помехами. Таким образом, для точной передачи и приема информации помимо наличия приемо-передающего тракта, необходимо наличие общих конструктивных элементов (в нашем примере, это гетеродин, который отвечает за модуляцию сигнала в передатчике и выделение основной частоты в приемнике) и соблюдение одинаковой технологии их изготовления. Именно общая технология говорит о способности точно принимать и правильно обрабатывать эти потоки информации, т.е. правильно осуществлять коммуникативный процесс.
Трансформация культуры в условиях техногенного господства
В предыдущем параграфе мы выяснили, каковы рычаги взаимодействия между технической реальностью и экзистенцией человека, и, исходя из экзистенциальной категории, определили технику как активный способ придания смыслосодержащего значения человека в природном мире, посредством которого происходит его самоидентификация. Продолжая развивать мысль в том же гносеологическом русле, можно попытаться выявить связь между техническим измерением и культурным базисом общества. Но возможно ли обнаружить точки соприкосновения, где происходит их взаимный «информационный обмен»? И действительно ли способна техника влиять на культуру общества, подстраивая ее под условия своего функционирования? Если первый вопрос требует дополнительных философских размышлений, то на второй в современной философской парадигме дается жирный утвердительный ответ (или лучше назвать это приговор): практически все вышеперечисленные философы винили технику во всевозможных грехах, в том числе в моральной деградации общества, а некоторые даже связывали ее с кризисом нашей культуры и цивилизации.
Л. Мамфорд основную причину кризиса видел в чрезмерном усилении роли «мегамашин» — инструмента новой социальной организации, а по сути, тоталитарный тип управления, при котором техника выступает одновременно и необходимым средством, и конечным результатом любой сферы человеческой деятельности. М. Хайдеггер считал, что под действием техники современный человек превратился в один из ее функциональных элементов (так называемый, «по-став»). Примерно то же самое утверждает и К. Ясперс, полагая, что человек стал всего-навсего одним из видов подлежащего обработке сырья и уже не способен освободиться от технической зависимости. В результате такого непропорционального отношения происходит деградация и разрушение природы и человека, их превращение в функциональный элемент и органический материал для поставляющего производства.
А. Столяров, писатель и философ, которого можно отнести к представителям антитехницизма, также считает, что техника, призванная защищать человека, оборачивается его злейшим врагом: «Техносфера, то есть совокупность всех технических признаков цивилизации, требует от человека все новых и новых жертв. На суше, на море, в воздухе, под землей». По мнению философа, именно «избыточная сложность техносферы, громоздящая катастрофу на катастрофу», приводит к тому, что «техносфера, достигнув определенных структурных пределов, выходит из-под контроля» .
По мнению А.Д. Иоселиани, техносфера не только разрушает естественную среду, но и порабощает человека посредством индустриальной мегамашины, которая «стремится включить человека в себя, превратить его в функциональный элемент» . Философ подчеркивает, что сама техносфера «является чем-то большим, нежели результат переработки естественной природы. Она вживляется в общественный организм, и человек, в свою очередь, мыслится как ее органическая часть. Техносфера определяется А.Д. Иоселиани как синтез естественного и искусственного, созданный человечеством для удовлетворения своих потребностей и трактуется как обладающая онтологической двусмысленностью, существующая и объективно, и субъективно. Творимая человеком в процессе овеществления его целей, идей, теорий, искусственная среда обитания представляет собой неорганическую механическую систему, которая сегодня включает в себя также и научные концепции, пытающие преобразовать мир. Формирование этой среды идет путем накопления гуманитарно выхолощенных, отчужденных способов и средств, логика развития которых подчинена физической, а не целевой причине. Ее функционирование показывается как переработка органического в неорганическое, другими словами, техника натравливает одну природную силу на другую»90.
Естественно, что каждый «доктор» предлагал свои рецепты от этого заболевания. М. Хайдеггер нашел решение в раскрытии сущности техники, с тем, чтобы человек постигнул истинную природу техники и осознал свою зависимость от «по-става» в надежде, что это когда-нибудь поможет человечеству отыскать луч света в конце темного и безвыходного туннеля жизни. Л. Мамфорд не утруждал себя поисками альтернативного способа лечения, кроме как уничтожить эту бездушную «мегамашину». И тот и другой философ скептически относились к возможному излечению общества более совершенной или гуманной техникой. X. Сколимовски по этому поводу иронизировал следующим образом: «Техника превратилась для нас в физическую и ментальную опору в столь извращенной и всеобъемлющей степени, что если мы даже осознаем, как она опустошает нашу среду, природную и человеческую, то первой нашей реакцией является мысль о какой-то другой технике, которая может исправить все это»91.
Ф. Юнгер сразу предлагал отбросить иллюзии по поводу идеалистического будущего технического прогресса, а вместе с ними и все сомнения о непримиримости культуры и техники: «Связывать с состоянием механического совершенства какие-то представления о гармонии, предполагать возможность политической и социальной идиллии там, где ей никогда не бывать, — все это чистой воды фантазерство. Представление о том, что где-то в будущем нас ждет мир, благоденствие и счастье, — это такая же утопия, как надежды на то, что технический прогресс одарит нас досугом, свободой и богатством. Представлять себе дело так, значит примирять непримиримое. Машина — не благое божество, одаривающее людей счастьем, а век техники не завершится очаровательной и мирной идиллией. Власть, которую нам дает техника, во все времена оплачивается дорогой ценой человеческой крови и нервов, в жертву ей приносятся гекатомбы человеческих жизней, так или иначе угодивших в кручение колесиков и винтиков работающей машины. Расплатой за нее стали отупляющие условия трудовой деятельности (в этом отношении они достигли в наше время крайних пределов), механическая работа ради заработка, автоматизм рабочего процесса и зависимость рабочего от этого автоматизма. Расплатой стала и повсеместная духовная опустошенность, которая распространяется всюду, куда приходит механика. Лучше всего отбросить все иллюзии относительно благодеяний, которые готовит нам техника, и, в первую очередь, иллюзорные мечты о спокойной и счастливой жизни, которые связывают с ее развитием. Техника не владеет рогом изобилия»92.
Другие философы были более благоразумны касательно сложившихся в обществе обстоятельств и понимали, что техническое развитие, в принципе, остановить невозможно, но в наших силах «выбрать и развивать те технологии, которые находятся в гармонии с природой... совместимые с окружающей средой, не загрязняющие ее и не уничтожающие природную среду» .
Как видно, мнения разделились: если одни философы считали, что технику можно гуманизировать, закладывая в нее определенные человеческие ценности, или, по крайней мере, сделать невраждебной по отношению к человеку и природе, то другие, как X. Сколимовски и Ф. Юнгер, были уверены, что любые стремления гуманизировать современную технику заранее обречены на неудачу. При этом оба направления имеют под своей аподиктической базой веские аргументы. Поэтому для того, чтобы осмысленно разобраться в этой дилемме, необходимо проследить, как изменилась культура и, прежде всего, бытие человека за последние десятилетия, когда человечество вступило на заветную тропу научно-технического прогресса. Особенно хорошо влияние техногенного фактора на трансформацию морали прослеживается по росту потребительских настроений.
Аксиологический подход к пониманию современного homo faber
«Вот это упала, так упала!.. Неужели этому не будет конца?» — задавалась вопросом Алиса, падая все ниже и ниже навстречу неизведанному и удивительному миру, таившемуся внутри глубокой кроличьей норы. Так и наши философские размышления от онтологического уровня техники с последующим рассмотрением ее в социокультурной среде привели нас к проблеме антропологического характера — пониманию сущности техники с позиции современного человека, именуемого в нынешней социотехнической модели как homo faber124: того самого человека, описанного в первой главе, чья гордыня довела до абсолютизации своего бытия, но который еще продолжает изумленными глазами смотреть на окружающий его мир со своими секретами и загадками. Откуда у человека взялась подобная Богоравность? Не сошел ли он с ума или все дело в неправильном выборе призмы, через которую он смотрит на окружающий его мир?
А. Камю утверждает, что в таком состоянии нет ничего параноидального. Напротив, существуют мгновения, когда любой человек чувствует себя равным Богу. Богоравность приходит, когда, словно при вспышке молнии, становится ощутимым поразительное величие человеческого ума " . По мнению философа, уподобленность Богу возникает в достижении свободы. Подлинная же и полная свобода обретается в способности выступать единственной причиной вещей, которая реализуется в умственном творчестве. Но если это так, тогда почему та самая свобода ограничилась стенами комнаты проживания (или, другими словами, техногенной средой)? Может именно техногенная среда и заставила человека поверить в абсолютность его действий? Чтобы ответить на эти вопросы, следует определить, относительно каких смысловых критериев
В переводе с латыни «Homo faber» означает «Человек творящий», иначе говоря — работник. Философская концепция, сформулированная Ханной Арендт и Максом Шеллером, описывает такого человека как контролирующего внешний мир с помощью инструментов. формируется наше восприятие и какими ценностными нормативами мы при этом руководствуемся.
По определению Большой советской энциклопедии термин «ценность» указывает на «человеческое, социальное и культурное значение определенных явлений действительности. По существу, все многообразие предметов человеческой деятельности, общественных отношений и включенных в их круг природных явлений может выступать в качестве предметных ценностей или объектов ценностного отношения...»126. То есть ценность направлена на достижение и формирование значимости определенных явлений и объектов. По мнению Роберта Дилтса, «наши ценности определяют и то, какие «знаки препинания» мы ставим или какое значение придаем своему восприятию в той или иной ситуации. От этого зависит, какие мысленные стратегии мы выберем в конкретной ситуации и, в конечном итоге, каковы будут наши действия. Например, человек, ценящий безопасность, будет постоянно рассматривать ситуацию или вид деятельности с точки зрения потенциальной опасности. Ценитель развлечений в той же ситуации или деятельности будет искать возможности для игры и юмора. Таким образом, ценности... выступают в роли мощного фильтра восприятия»127.
Исходя из этого, можно заключить, что вещи сами по себе в ценностном отношении нейтральны: ценности возникают как результат отношения между человеком и объектом, в котором определяется положительное значение объекта для человека. Экспликация ценности объекта возможна только при ее оценке человеком. Поэтому, чтобы говорить о ценностных качествах техники, в первую очередь следует определить интернально-ценностные структуры человека и те ценности, которые пропагандирует современное общество.
Подобный взгляд разделял польский писатель и философ Станислав Лем, который в своей знаменитой книге «Сумма технологии» (1964) рассмотрел аксиологический характер отношения человека и техники. По его мнению, любой поступок человека преследует какую-либо цель. С учетом того, что цель увязана со смыслом, а смысл не может существовать без ценностей и результатов деятельности человека, то получается, что оценка техники лежит в области человеческого измерения и зависит от самого человека.
Такая простая логика суждений позволяет перенести сущность техники с онтологической плоскости на область человеческую, что очень важно для сущностного понимания техники, поскольку убирает необходимость наделять ее каким-либо сверхъестественным смыслом или онтологической автономностью. Это подчеркивал и Ф. Рапп, утверждая, что оторванность изучения техники от ценностных и других качеств человека рано или поздно приведет к мистификации ее феномена — обособленности техники до уровня независимого субъекта деятельности: «Всегда есть люди с определенными намерениями, целями, приоритетами и ценностными установками, которые исследуют, применяют, производят, продают, покупают и потребляют. И лишь тогда, когда это элементарное обстоятельство не осознается и техника возвышается до ранга самодовлеющего деятельностного субъекта, может создаться впечатление, что перед нами процесс, происходящий с закономерной неизбежностью»128.
Так в предыдущем параграфе уже было сказано о таких ценностях современного общества, как потребительский гедонизм, отрицание рефлексии как способа самосовершенствования, рационализация и унификация человеческой жизни. Безусловно, эти ценности никогда бы не смогли получить распространение, если бы не сложившаяся социально-экономическая ситуация, связанная, в главной степени, с научно-техническим прогрессом и теми результатами, которые он привнес в нашу жизнь, нашу культуру. Ускоренный рост материального производства, отмеченный за последнее столетие, потребовал для своего осуществления многих перемен в массовом сознании. В первую очередь, была принята на идеологическую платформу ценность самого научно-технического развития — ценность создаваемых им инноваций (нововведений). Это привело к тому, что предыдущее, традиционное представление о социальных и политических законах организации общества было отброшено в сторону и началось активное обсуждение «наиболее разумного» устройства общественных отношений, эффективность которого еще необходимо было проверить на практике. Однако последствия этих кардинальных перемен никого не смущали: главное, что по определению новое стало считаться эффективным и прогрессивным в отличие от «неэффективных» и устаревших традиционных норм. Все сферы жизни начали рассматриваться как поле приложения все более эффективных технологий, а возникающие при этом проблемы социального характера казались легко решаемыми посредством роста материального достатка.
Система культурных ценностей также подверглась этой трансформации: ее ориентация на сохранение традиций, стабильность, устойчивое эволюционное развитие отступила перед хаосом инноваций. Как заметил 3. Бауман, «постоянная и непрерывная технологическая революция превращает обретенные знания и усвоенные привычки из блага в обузу и быстро сокращает срок жизни полезных навыков, которые нередко теряют свою применимость и полезность за более короткий срок, нежели тот, что требуется на их усвоение»129. Для того, чтобы вписаться в общественные нормы поведения, люди «должны уметь не столько раскапывать скрытую логику в ворохе событий... сколько незамедлительно уничтожать сохранившиеся в их сознании модели. Жизненный успех (и тем самым рациональность) людей постмодернити зависит от скорости, с какой им удается избавляться от старых привычек» .
