Этноэкологическая характеристика коми-ижемского оленеводства Истомин Кирилл Владимирович

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. История коми-ижемского оленеводства и историография его изучения 25

Сложение этнографической группы коми-ижемцев 25

Происхождение крупностадного оленеводства коми. 27

Тундровый капитализм 34

Оленеводство коми после 1917 года 43

Историография изучения оленеводства коми. 44

Глава 2. Северный олень и его поведение в представлении оленеводов коми 60

«Знание оленей» и «знание земли» 60

Классификация оленей у коми 63

Биология оленя. Традиционные знания о биологическом цикле. 69

Поведение оленей 76

Глава 3. Знания оленеводов коми о пастбищных ресурсах и экосистеме тундры и северной тайги 90

Термины и классификация элементов окружающей среды у оленеводов коми . 90

Элементы природной среды в их связи с оленеводством 97

Стратегия использования территории и виды пастбищ 101

Глава 4. Практика произволственной деятельности в оленеводстве коми 105

Общие сведения о производственном цикле, организации выпаса и производственном инвентаре оленеводства коми. 105

Операции выпаса и поведенческие стратегии пастуха. 121

Технологические операции оленеводов 141

Глава 5. Анализ полученного материала 147

Взгляды отноокологии на кочевое животноводство 147

«Ресурсоемкость» и «трудоемкость», контроль и перевыпас. 151

Факторы сокращения трудовых затрат 162

Оленеводство коми в сравнении с другими оленеводческими системами 166

Влияние изменения параметров окружающей среды на оленеводство 173

Заключение 176

Список литературы 181

Приложение

• Сложение этнографической группы коми-ижемцев
• «Знание оленей» и «знание земли»
• Термины и классификация элементов окружающей среды у оленеводов коми
• Общие сведения о производственном цикле, организации выпаса и производственном инвентаре оленеводства коми.

Введение к работе

Актуальность темы. Среди всех многообразных видов и направлений человеческой деятельности, производство или присвоение объектов, обеспечивающих физическое выживание (обычно называемые «экономической деятельностью») занимают особое место. Поскольку физическое выживание является необходимой предпосылкой для всякого другого вида человеческой активности, то вполне логично признать, что экономическая деятельность¹ является определяющей для поведения человеческих групп.

Отличительной чертой человеческого поведения но сравнению с поведением животных является то, что оно не столько определяется инстинктами (т. е. генетически унаследованной информацией), сколько строится по моделям, передаваемым внебиологическим путем в процессе социолизации. Эти биологически ненаследуемые модели составляют феномен человеческой культуры (см. Geertz, 1973). Поскольку экономическая деятельность является основополагающей для человека, то модели поведения, которые за нее отвечают и формируют элемент системы культуры, обычно называемый «традиционной экономикой», являются центральными и для всей культуры.

Хотя это положение вовсе не является чем-то новым для этнографии, вся его теоретическая важность начала осознаваться наукой не так давно. Так Роберт Неттинг счел возможным разделить всю историю западной культурной антропологии на три больших периода:

1) Конец 19-го - 30-е годы 20-го века. Основной объект изучения - факты
духовной культуры, анализируемые и объясняемые либо исторически
(эволюционизм, диффузионизм), либо через другие факты той же духовной
культуры («причиной культурного явления может быть лишь другое
культурное явление» - A. Kroeber, 1939, с. 1).

2) 30-е - 60-е годы 20-го века. В центре внимания исследователей оказалась
социальная структура изучаемых народов, и все другие факты культуры тем
или иным образом выводятся из нее (функционализм, структурный
функционализм).

Наряду с некоторыми другими, такими как физическое воспроизводство и защита от врагов

3) 60-е годы 20-го века - настоящее время. Предметом изучения и одной из основных объяснительных переменных анализа становится производственная деятельность и традиционная экономика вообще. Этот переход ознаменовался появлением таких крупных школ как культурный материализм (Cultural materialism) и культурная экология (Cultural ecology), с дальнейшими их модификациями (Netting, 1986, ее. 4 - 6.).

В нашей стране, где теоретическое осмысление культуры долгое время базировалось на марксистской модели развития и функционирования общества, производственной деятельности в теоретическом плане придавался статус основного фактора, формирующего поведение человеческих групп. Описания традиционных занятий занимали важное место в этнографических очерках, традиционная экономика (традиционные хозяйственные занятия) была положена в основу систем классификации культур и этносов, общих теорий культурной и этнической динамики и таких основных понятий советской этнографии как хозяйственно-культурный тип (см. Левин, Чебоксаров, 1955). Вместе с тем, специальных исследований конкретных производственных (экономических) систем было сделано крайне мало, и эти системы редко подвергались теоретическому анализу даже в рамках имеющихся (марксистских) схем. Такой анализ начал проводиться фактически лишь во второй половине 1980-х годов.

Рост интереса этнографов к традиционной экономике в последнее время обуславливается растущим убеждением, что только традиционная экономика и может стать той базой, на которой возможно построить общую теорию культурных процессов и, тем самым, придать этнографии статус номотетической науки. Все большее количество исследователей соглашается с Марвином Харрисом, что «антропология может описать любое проявление феномена культуры и получить поистине огромный массив данных о разных определяемых культурой формах человеческой деятельности... Однако, если мы хотим понять сам феномен культуры и исследовать ее закономерности (если такие вообще имеются), то от призрака Маркса нам не уйти и остается лишь честно признать этот факт» (Harris, 1962, с. 347).

Исследования традиционной экономики конкретно северных народов, имеет, помимо теоретического, также и практическое значение. Индустриальное освоение севера, в частности развитие там угле- и нефтедобывающей

промышленности, самым разрушительным образом сказывается на традиционных занятиях проживающего там населения. Попытки свести негативное влияние индустриализации к минимуму часто сталкиваются с проблемой отсутствия детальной информации о ресурсах, необходимых для функциолнирования традиционных производственных систем и о влияющих на него факторах. Источником такой информации может стать лишь детальное исследование отраслей традиционной экономики северных народов, среди которых важное место занимает оленеводство.

Таким образом, тема данного исследования имеет как теоретическую, так и практическую важность. Ее актуальность состоит как во все больше осознаваемой необходимости исследований конкретных производственных систем для развития общей этнографической теории, так и в растущей потребности в информации о функционировании отраслей традиционной экономики северных народов для планирования индустриального развития севера с учетом интересов всех проживающих там групп населения.

Предмет и объект исследования. Объектом настоящего исследования является одна из традиционных экономических систем, составляющих основу так называемого хозяйственно-культурного типа крупностадного оленеводства, а именно традиционное крупностадное оленеводство народа коми (далее -оленеводство коми). Экономические системы этого типа характеризуются использованием одомашненного северного оленя (rangifer tarandus) в качестве основного источника жизнеобеспечения. В этом смысле крупиостадное оленеводство отличается от близкого к нему транспортного оленеводства (не являющегося, впрочем, основой отдельного ХКТ), где домашний олень выступает лишь как инструмент (часто один из многих) получения жизнеобеспечивающих продуктов, например в качестве транспортного животного при мобильной охоте (см. И. И. Крупник, 1979). Крупностадное оленеводство можно определить как специфическую форму производственного животноводства, характеризующуюся использованием северного оленя как основного производственного животного.

Рассматриваемая в настоящей работе оленеводческая система народа коми является во многих отношениях уникальной. Несмотря на то, что оленеводством традиционно занимается лишь одна из 11 вьшеляемых в настоящее время этнографических групп коми (коми-ижемцы), его ареал

достаточно велик. Он охватывает тундры северо-востока европейской России (Большеземельскую, Малоземельную и, частично, Тиманскую) с прилегающей к ним притундровой полосой тайги, восточную и центральную зоны Кольского полуострова и западную Сибирь.

Несмотря на свою относительную молодость и заимствованное в своей основе происхождение², оленеводство коми во многом отличается от оленеводческих систем соседних народов (ненцев, саамов и обских угров) в плане моделей землепользования и утилизации пастбищных ресурсов, экономической структуры и стратегии выпаса. Более того, за относительно короткий период своего существования оно развилось в мощную производственную систему, оказавшую существенное влияние на экономическое и культурное развитие соседних народов.

Производственную систему, как и всякий культурный феномен, можно описывать и анализировать с разных позиций: знаковой, материальной, и т. д. Признавая правомерность всех этих точек зрения на объект нашего исследования, невозможно, однако, отрицать, что основным содержанием всякого процесса производства является освоение элементов окружающей природной среды путем перевода их в форму, доступную для использования человеком, т. е. взаимодействие с окружающей средой. Производственная система, с этой точки зрения, может быть определена как часть системы культуры, основной функцией которой является обеспечение такого взаимодействия. Логично заключить, что именно с позиций этой функции производственная система может быть наилучшим образом описана и понята, причем этот тезис относится ко всем ее компонентам (включая знаковый и материальный). Таким образом, предметом нашего исследования является производственная система крупностадного оленеводства коми с точки зрения ее взаимодействия с окружающей средой.

Географические рамки исследования. Природно-климатические условия Печорского края. Данное исследование охватывает оленеводов коми так называемого Печорского края, т. е. области, исторически являвшейся центром формирования коми-ижемского оленеводства, откуда оно в 19-м — начале 20-го веков распространилось в другие регионы (западная Сибирь,

² Оленеводство коми возникло в 18 веке под влиянием контактов с европейскими ненцами - см. Конаков, Котов, 1991 и исторический обзор в настоящей работе.

Кольский полуостров). Помимо исторического значения Печорского края, такой выбор географических рамок исследования объясняется еще и тем, что именно в этом регионе в настоящее время проживает большая часть оленевов коми.

Понятие «Печорский край» используется в настоящее время в основном в географической и геологической науках, хотя примеры его исползования в исторической науке также имеются (см. Лашук, 1958). В географии под термином «Печорский край» понимется территория, входящая в так называемую Печорскую область Северо-русской геологической провинции и включающая в себя Большеземельскую тундру и тепосредственно прилегающую к ней зону северной тайги. С севера регион ограничивается побережьем Северного Ледовитого океана, с запада и юга - бассейном реки Печора в ее среднем и нижнем течении, с востока - Уральскими горами. В административном отношении регион настоящего исследования представляет собой восточную часть Ненецкого автономного округа (к востоку от р. Печора) и северную часть Республики коми. Кочевые маршруты оленеводов коми проходят с севера на юг через весь регион, перемежаясь с территориями, осваиваемыми оленевоами-ненцами (см. карту 1 в приложении).

Печорский край обладает некоторым своебразием в геморфологическом и биологическом плане, отличающем его от соседних регионов. Зажатая между Уральскими горами и Тиманским кряжем, кристаллическая платформа в этой местности претерпела со времени своего образования целую серию подвижек (Спиридонов, 1978, с. 140), изменив свой общий северный уклон сначала на северо-восточный, а затем на северо-западный. В результате этих подвижек, на поверхности региона сформировалась серия грядообразных поднятий, в основном северо-восточного и северо-западного протяжения образующих так называемый Большеземельский Геоморфологический свод (Спиридонов, 1978, с.140-142). Благодаря этим поднятиям, рельеф региона оказывается сильно пересеченным, что проявляется в необычайной сложности гидросистемы. В Большеземельской тундре, например, практически невозможно найти ни одного сколько-нибудь протяженного водораздела, реки пересекают ее во всех направлениях. При этом, несмотря на обилие рек, водосток в регионе весьма затруднен, что вызывает сильную заболоченность территории. В летнее время, весь регион представляет собой сплошную череду возвышенностей (покрытых в

таежной части еловым лесом), пространство между которыми занято болотами, озерами и руслами рек.

В экологическом плане, регион делится на зоны северной и крайиессверной тайги, лесотундры и южной тундры. Лишь на севере Югорского полуострова, на побережье Карского моря имеется небольшая территория по своим экологическим характеристикам приближающаяся к подзоне типичных тундр (Атлас СССР, 1986, 108). В растительном мире тундровой части региона велика роль кустарников и трав (по своей доле в биомассе они преобладают над мхами и лишайниками), а кофициент ежегодного обновления биомассы растений близок здесь к единице. В растительном мире таежной части домитнируют ель и лиственница. Сосна начинает играть существенную роль в растительности лишь в южной части региона (см. Чернов, 1985).

Сильно пересеченный рельеф и достаточно большое среднегодовое количество осадков, существенная часть которых выпадает в виде снега, способствует образованию в регионе достаточно глубокого зимнего снежного покрова (до 40 - 60 см. - Атлас СССР, 1986, с. 103). Защищая поверхнсть земли от воздействия низких зимних температур, глубокий снежный покров создает условия для произростания растительности, в целом нехарактерной для столь высоких широт. В результате, как в тундровой, так и в таежной части региона по южным склонам холмо можно встретить всех растительных представителей лугового разнотравья, включая цветковые (в верхней части склона) и кустарниковые (в нижней части, где зимой скапливается достаточно снега, чтобы их скрыть). По северным склонам водоразделов условия обычно неблагоприятны для развития кустарниковых сообществ, но здесь также много травянистых растений и обилие ягодных кустарничков (черника, голубика, морошка). Тот же пересеченный рельеф, однако, вызывает крайне нерафномерное распределение снежного покрова. На вершинах холмов и водоразделов, например, большая часть снега сдувается в зимний период ветром. Поэтому эти места находятся во власти типично тундровых растений и самого распространенного класса растений в тундре — мхов, а вершины наиболее высоких холмов вовсе лишены растительности (Чернов, 1980, с.25-26). Аналогичная картина наблюдается и на относительно ровных незаболоченных участках тундры, где развитию интерзональных включений мешает вечная

мерзлота. Поэтому для региона характерно большое разнообразие типов растительности в пределах ограниченной территории: как в таежной, так и в тундровой части, на участке протяженостью в несколько сотен метров, тип растительности может менятся от типично луговой, до типично тундровой (там же).

Климат региона достаточно суров. Средняя температура июля в целом по региону не превышает 16 градусов, в тундровой части она близка к 10. Первый снег выпадает в сентябре, сплошной снежный покров устанавливается месяцем позже и сохраняется до мая, хотя отдельные участки, покрытые снегом, можно встретить в тундровой зоне и в начале августа.

Цель и задачи. Целью настоящей работы является выяснение того, как в рамках ижемского оленеводства осуществляется взаимодействие между конкретным человеческим сообществом и вмещающей его природной средой. Согласно общей методологии науки, изучение любого объективного феномена включает в себя решение трех взаимосвязанных задач (или комплекса задач): выяснение характера самого феномена, изучение условий его существования и изучение факторов, на него влияющих. Исходя из этой методологической посылки, в данном исследовании определяются следующие задачи:

1. Выявление и описание технологии оленеводства коми.

2. Определение природных и социальных факторов, поддерживающих существование и функционирование системы оленеводства коми.

3. Выявление факторов, влияющих или могущих повлиять на изменение параметров системы оленеводства коми и вызвать ее трансформацию.

Решение первой из этих задач обеспечивается тщательным и планомерным сбором этнографического материала. Вторая и третья задачи предполагают анализ этого материала с привлечением данных других научных дисциплин (биологии и экологии). В этнографии существуют теоретические и методологические разработки для проведения подобного рода описаний и анализа, которые могут быть использованы в нашей работе. Подобные разработки уже достаточно долгое время ведутся в рамках так называемого этноэкологического направления, и их применение в рамках настоящей работы является самоочевидным.

Состояние изученности проблемы и научная новизна данной работы. Система оленеводства коми в ее взаимодействии с окружающей средой

никогда еще не становилось темой отдельного исследования. Единственная попытка проанализировать оленеводство коми с этой точки зрения была предпринята Н. Д. Конаковым и О. В. Котовым в работе, посвященной этноареальным группам коми (Конаков, Котов, 1991). В этой работе, однако, внимание авторов сосредоточено на анализе исторического материала, посредством которого выявляются факторы, обусловившие миграции и расселение коми, формирование их этноареальных групп, а не конкретные экологические особенности функционирования оленеводства коми.

Настоящая работа является, по существу, первой попыткой исследования функционирования системы современного оленеводства коми в его взаимодействии с окружающей средой на основе собранного диссертантом полевого материала и с применением методов этноэкологии. В этом и состоит ее научная новизна.

Хотя предмет настоящей работы еще никогда отдельно не исследовался, по самому оленеводству коми к настоящему моменту собран достаточно большой этнографический материал, в том числе характеризующий разные аспекты его взаимодействия с окружающей средой. В этом плане особенно выделяются работы С. В. Керцелли и А. В. Журавского. Поскольку литература и письменные источники по оленеводству коми анализируются в первой главе работы, диссертант счел возможным специально не касаться их в настоящем введении

Методология исследования. Этноэкология³, как специфическое направление в этнографии, занимающееся исследованием взаимодействия культуры и ее носителей с окружающей средой, имеет достаточно длинную историю, как за рубежом, так и у нас в стране. В зарубежной этнографии (культурной антропологии), основателем этого направления считается американский антрополог Джулиан Стюард, который в своем труде «Теория изменения культуры» (Steward, 1955) ввел в научный обиход термин

В зарубежной, в частности англоязычной, литературе для обозначения этого направления применяются, помимо собственно термина «этноэкология» (ethnoecology), также термины культурная экология (cultural ecology), экологическая антропология (ecological anthropology) и, реже, человеческая экология (human ecology). Все эти термины, впрочем, являются многозначными и могут применятся и для обозначения различных подходов и аспектов в рамках общего направления изучения взаимодействия культуры и среды.

«культурная экология» как название для этой новой отрасли антропологии , определил ее предмет и основные методы. К настоящему времени в рамках этноэкологического направления культурной антропологии на западе выделилось несколько теоретических школ. Их обзору и критике посвящено достаточно много обобщающих работ (наиболее полные из них - Sahlins, 1964; Vayda & Rappaport, 1968; Anderson, 1974; Vayda & McCay, 1975; Bennett, 1976; Orlove, 1980; Netting, 1986;Stora, 1994).

Бенджамин Орлов (Orlove, 1980) счел возможным разделить историю этноэкологического направления на западе на три этапа в соответствии с особенностями аналитического подхода. К первому этапу, по его мнению, следует отнести уже упомянутые работы Джулиана Стюарда и появившиеся на четыре года позже работы Лесли Уайта, теоретические и методологические воззрения которого наиболее полно изложены в труде «Эволюция культуры» ('The evolution of Culture' - White, 1959). Общим между этими двумя исследователями было принятие культуры в качестве основной единицы анализа. Однако, если Стюард интересовался прежде всего тем, как, в какой мере и с помощью каких механизмов, природные факторы влияют (более точно, определяют) на облик отдельных элементов конкретной культуры, то Уайт, назвавший свои теоретические построения «неоэволюционизмом», пытался создать на основе кросс-культурных исследований широкие схемы развития, общие для всех человеческих культур. По мнению Орлова (Orlove, 1980), Стюард и Уайт стали основателями двух основных направлений исследования в западной этноэкологии: по преимуществу синхронного, посвященного отношению к окружающей среде конкретных культур (неофункционализм) и по

Различие экологических условий применялось, впрочем, для объяснения различий в образе жизни разных народов (например, оседлого и кочевого образа жизни) еше античным историком Геродотом, а в последствии и арабскими историками и географами, в частности Рашид Адь-Дином и Ибн Хальдуном (см. Khazanov, 1994, с. 9). Не чужда была эта идея и философам-просветителям (Harris, 1969, ее. 41 - 42). В историко-теоретических построениях марксистов, в том числе и легших в основу марксистской этнографии (например, трудах Ф. Энгельса), природно-экологические факторы применялись для объяснения неравномерного развития различных культур. В немарксистской этнографии/культурной антропологии 19-го - начала 20-го веков экологическим факторам в их влиянии на культуру приписывали важную роль как эволюционисты, так и диффузионисты, например такой видный представитель последних как Фридрих Ратцель (Stora, 1994, с. 12). Наконец, в конце 19-го - начале 20-го века имели место и эмпирические исследования влияния природно-географического ландшафта на культуру. Среди них достойны упоминания, например, исследования Отиса Масона (Mason, 1896) и Кларка Вислера (Wissler, 1926), которые отметили совпадение ареалов бытования ряда культурных элементов, в частности объектов материальной культуры и типов социальной организации, с

преимуществу диахронного, активно использующего кросс-культурный анализ и занимающегося изучением влияния природного окружения на развитие человеческой культуры вообще (неоэволюционизм). К последнему относятся, в частности, получившие широкую известность труды Эльмана Сервиса (Service, 1962; 1975) и Бозера (Boserup, 1965). Настоящая работа примыкает к неофукционалистическому направлению.

В рамках этого направления, наиболее известными последователями идей Стюарда явились Рой Раппапорт, Андреу Вайда и Марвин Харрис (последний, впрочем, много сделал и для развития неоэволюционалистического направления исследований). Их труды выделяются Орловым во второй этап развития направления (60 - 70 гг. прошлого века). Основным вкладом этих исследователей в этноэкологию является привлечение для анализа эмпирического материала методологического и терминологического аппарата популяционной биологии, и в частности понятия адаптации. Производственная система, да и культура вообще, трактовались ими как специфический способ адаптации к окружающей среде, свойственный человеку как биологическому виду и стоящий, в принципе, в одном ряду с этологическими (поведенческими) способами адаптации, свойственными животному миру. Это толкование дало ученым право применить для исследования такого адаптивного механизма стандартные биологические методы, основанные на точных количественных измерениях и применении математического аппарата. Ярким примером такого исследования является труд Роя Раппапорта о группе цимбаго народа маринг (Rappaport, 1968). С другой стороны, этим исследователям пришлось отказаться от культуры как основной единицы анализа в пользу популяции, понимаемой ими как обособленное сообщество человеческих индивидуумов, занимающее определенную экологическую нишу в конкретной экосистеме. Фактически, на смену исследованиям отношения среды и культуры пришли исследования взаимодействия человеческой популяции и экосистем, а на смену свойственному этнографии подходу к описанию культурных феноменов «изнутри» (emic description, в терминах англоязычной антропологии), т. е. с точки зрения носителей культуры, пришло свойственное естественным наукам описание «извне» (etic description). Наконец, само понятие адаптации

границами природно-ландшафтных областей - факт, которому они попытались дать теоретическое объяснение.

трактовалось упомянутыми исследователями гомеостатически, т. е. как характеризующее устойчивое равновесие между популяцией и вмещающей ее экосистемой.

Такой подход в его конкретном приложении к эмпирическому материалу столкнулся с несколькими существенными трудностями (см. Kissing, 1981; Biersack, 1999). Вопервых, оказалось почти невозможным найти группы людей, по своим параметрам достаточно близкие к «популяции» в строгом биологическом смысле этого слова. Подавляющее большинство групп людей на земле оказываются включенными в более широкие общности посредством разнообразных торговых, политических и других связей. Поэтому они не образуют с окружающей средой хотя бы приближенно закрытую «социо-экологическую систему» в терминологии Раппапорта (см. Montgomery, 1977). Во-вторых, исследования показывают (см. Orlove, 1980, с. 241 - 243), что гомеостатическое равновесие с окружающей средой отсутствует у населения большинства областей земли. Напротив, культура и демографические показатели населения, с одной стороны, и показатели экосистемы, с другой, довольно быстро изменяются со временем. В-третьих, потребности человека не ограничиваются самосохранением, жизнеобеспечением и воспроизводством, и, соответственно, его адаптация не может сводиться к связям с природной средой для удовлетворения только этих потребностей. Деятельность по удовлетворению других потребностей (например, эстетических и даже рекреационных) может вносить в эти связи существенные коррективы. С другой стороны, эту деятельность, не имеющую прямых аналогий в животном мире, невозможно описать «извне» и проанализировать биологическими методами.

Исходя из этого, потребовался радикальный пересмотр теоретических оснований подхода, который и был выполнен в середине 70-х годов прошлого века Джеймсом Беннетом и МакКаем. Их работы открывают, согласно историографии Орлова (Orlove, 1980, с. 245-252), третий этап в развитии этноэкологического направления. Основным содержанием произведенной названными исследователями реформы методов было привлечение в качестве исследовательского инструмента так называемых акторных моделей анализа, разработанных первоначально в рамках социологии (теоретическое обоснование акторных моделей см. например у Howard et all, 1971). Основным отличием акторных моделей анализа является то, что вместо поведения групп и

факторов, его определяющих, они ставят в фокус анализа поведение отдельных индивидуумов, действующих в некой среде (природной, культурной, социальной, и т. д.). При этом, деятельность индивидуума рассматривается как цепочка принятых и осуществленных решений, а анализ этой деятельности сводится к вскрытию и анализу процесса их принятия. Процесс принятия решений, в свою очередь, сводится к выбору между набором альтернатив, который может быть достаточно большим, но всегда ограничен. По словам самого Беннета «Поведение групп складывается из поведения индивидуумов ..., которое является производным от принятых ими решений относительно выбора одной из альтернатив, начиная с основной - делать или воздержаться от действия» (Bennett, 19766 с. 18). По своему подходу к анализу процесса принятия решений акторные модели подразделяются на когнитивные, стремящиеся вскрыть непосредственные психологические механизмы этого процесса на основе данных психологии и физиологии, и микроэкономические, пользующиеся логическими методами и исходящие из абстракции полностью рационального индивида. Согласно им, индивид делает свой выбор всегда рационально (по крайне мере со своей точки зрения) и этот выбор можно логически понять и даже предсказать, если исследовать заключенную в его основе рациональность. Она заключается в конечном итоге в системе иерархически расположенных ценностей, норм, целей и «заготовленных» опытом моделей их достижения. Наиболее ранние попытки применить акторные модели в западной культурной антропологии относятся еще к концу 1960 - началу 1970 гг. (см. Firth, 1964), хотя заслуга построения на их основе законченного методологического подхода принадлежит Дж. Беннету (Bennett, 1976а).

Отправным пунктом при применении акторных моделей в исследовании взаимодействия культуры и окружающей среды стал неоспоримый тезис, что это взаимодействие осуществляется исключительно в ходе человеческой деятельности. Вместо того, чтобы определяться культурой и через нее быть связанной с природной средой, человеческая деятельность⁵, по мнению Беннета, формируется под действием обоих этих факторов (как и ряда других), не

⁵ Беннет, как и все западные ученые, предпочитал, правда, термин «человеческое поведение» (human behavior), имеющий в западной науке более широкую трактовку, чем у нас и менее связанный там с биологией

определяясь, однако, однозначно ни одним из них. При этом связь как природной среды, так и культуры, с одной стороны, и человеческой деятельности, с другой, является двухсторонней: как среда, так и культура, не только участвуют в формировании человеческой деятельности, но и сами формируются (точнее изменяются) в результате этой деятельности. Именно в ходе таких изменений, идущих через человеческую деятельность, и проявляется взаимодействие культуры и окружающей среды. Ключ к пониманию и анализу этого взаимодействия лежит, следовательно, в человеческой деятельности, что и делает необходимым применение в этноэкологии акторных моделей.

При выборе типа акторных моделей для этноэкологических исследований Беннет склонялся в пользу микроэкономических моделей и в этом его поддержало большинство исследователей-этноэкологов. С точки зрения Беннета, полная схема анализа взаимодействия культуры и среды выглядит следующим образом: прежде всего с помощью описания культуры «изнутри» (методами наблюдения и этнографических интервью) следует выявить и расположить в иерархическом порядке цели, преследуемые членами группы в своей деятельности по взаимодействию с окружающей средой, средства, которыми они для этого располагают и стратегии, между которыми они могут выбирать. Затем эти стратегии оцениваются с точки зрения их эффективности и экологического воздействия. Наконец, выясняются причины по которым члены группы регулярно выбирают те или иные стратегии. Суммирование их дает представление о параметрах и особенностях адаптивной стратегии группы. Именно по этой схеме и строится большинство современных этноэкологических исследований в западной культурной антропологии. Эта схема с некоторыми изменениями использована и в настоящей работе.

В российской (советской) этнографии этноэкология долго не выделялась в отдельное направление исследований. Определение предмета и задач этноэкологии как отдельной отрасли этнологии было дано лишь в 1983 (Козлов, 1983), хотя этноэкологическая проблематика находилась в поле зрения российских этнографов и раньше. Другое дело, что эволюционизм марксистского учения с его тезисом однонаправленной и однолинейной, хотя и неравномерной эволюции народов и культур, четко определял как место, так и задачи советской этнографии среди других наук (см. Тишков, 1992). Этнография считалась исторической наукой (в противоположность западной

культурной антропологии - науке социальной) и была обязана выявлять исторические закономерности развития культурных феноменов в глобальном масштабе. Это определяло направленность советской этнографии, и в частности этноэкологии, на диахронные исследования с широкими кросс-культурными обобщениями в ущерб анализу функционирования отдельных культур. Можно, таким образом, сказать, что этноэкология развивались в России в основном в рамках неоэволюционистского подхода, как его определяет Орлов.

На этом пути российская этнография имела весьма впечатляющие достижения. Предложенная в 1955 году концепция хозяйственно-культурных типов (Левин, Чебоксаров, 1955) позволила уловить связь между культурой и природой в глобальном масштабе и дала советским этнографам мощнейший инструмент для ее диахронного анализа. В положенных в ее основу теоретических посыпках слились воедино наиболее сильные положения теорий Стюарда (упор на сферу жизнеобеспечения и технологию и сквозь нее на остальные части культуры), Уайта (глобальный и диахронный характер) и даже Беннста (связь через деятельность), выработанные советскими этнографами независимо от их западных коллег. Начатая вслед за этим работа по выявлению и классификации хозяйственно-культурных типов народов мира определила основные направления сбора эмпирического материала по проблеме⁶. С точки зрения логики следующим шагом в развитии российской этноэкологии должно было стать тщательное изучение и анализ особенностей отдельных ХКТ и их классов. Такое изучение должно было бы заставить российскую этноэкологию вырваться из узко эволюционалистского направления исследований и дополнить вырабатываемые ею схемы развития схемами функционирования, что непременно бы привело к развитию подхода, напоминающего Беннетовский, причем на десятилетия раньше, чем на западе. Этого шага советская этнография, однако, не сделала, возможно потому, что основным объектом ее изучения являлся этнос, а не культура, т. е., объективный, а не

Следует заметить, что в западной этнографии теоретические положения, сходные с концепцией ХКТ, были независимо сформулированы на 12 лет позже, чем в России, Марвином Харрисом (Harris, 1968). Работа по выявлению и классификации ХКТ, несмотря на ее объективную необходимость для развития неоэволюционизма, так и не достигла там российского размаха, что, как это признано и некоторыми западными учеными, главным образом и поспособствовало застою в этом направлении этноэкологии на западе.

интерсубъективный феномен⁷. По отношению к нему ХКТ был лишь инструментом изучения, наравне со многими другими. Поэтому, хозяйственно-культурный тип как таковой не мог стать особым объектом изучения и использовался лишь в целях классификации и иногда - картографирования этносов. В этом отношении была проведена большая работа, результатам которой еще долго предстоит играть большую роль в развитии этноэкологического направления как в России, так и за рубежом⁸.

К истории этноэкологических исследований в СССР имеет непосредственное отношение и теория Л. Н. Гумилева⁹. Она интересна прежде всего тем, что единицей исследования в ней является группа людей, объединяемых по биологическим признакам, т. е. фактически популяция. Это роднит теорию Гумилева с трудами представителей второго этапа развития этноэкологии на западе. От их построений теория отличается своей направленностью на диахронные исследования. Это помешало Гумилеву опереться на биологические методы. Тем не менее, теоретические проблемы западных этноэкологов присущи и теории Гумилева.

В конце 80-х годов прошлого века этнологические исследования у нас в стране заметно активизировались. Следует отметить работу «Арктическая этноэкология» И. И. Крупника (Крупник, 1989), являющуюся, пожалуй, наиболее значимым отечественным этноэкологическим исследованием конца 20-го столетия, где объектом исследования, как и в нашей работе, является традиционная экономика народов севера, в том числе оленеводство. В применяемых исследователем методах можно достаточно явно усмотреть влияние неоэволюционалистического направления западной экологической антропологии, в частности «энергетической» теории Л. Уайта. Вместе с тем, Крупником предложен ряд очень серьезных дополнений к теоретическому подходу «энергетических» неоэволюционалистов. Прежде всего это касается достаточно успешной попытки Крупника принять в расчет торговые связи носителей производственной системы, за игнорирование которых подход Уайта долгое время критиковался. Кроме того, автор учитывает экономическую дифференциацию домохозяйств и их специализацию внутри производственной

⁷ Определение этноса см. Широкогоров, 1923, Токарев, 1964, Козлов, 1969, Бромлей, 1971, а
критику его концепции - Элез, 2001

⁸ См. например Андрианов, 1973, 1981; Андрианов, Чебоксаров, 1972.

системы, что вносит в его расчет существенные коррективы. Все эти методологические разработки являются очень важными для развития этноэкологической теории и они не остались незамеченными на западе.

Основой исследовательского подхода в нашей работе является методология акторных моделей, впервые предложенная Беннетом. Исходя из этого общего основания, диссертант рассматривает объект своего исследования, т. е. систему оленеводства коми в ее функционировании, как цепочку решений, принимаемых и исполняемых оленеводами в процессе своей производственной деятельности. С этой точки зрения изучение этой системы означает исследование процесса принятия решений и факторов, на него влияющих.

Для проведения подобного исследования мы используем в качестве инструмента микроэкономические акторные модели. Это означает, что вместо того, чтобы исследовать конкретный процесс принятия решений каждым отдельным индивидуумом - оленеводом, применяя, скажем, методы психологической науки (что, в принципе, невозможно), диссертант заранее предполагает, что все решения, принимаемые и исполняемые оленеводами в процессе своей деятельности, базируются на некой рациональной основе и могут быть поняты исходя из нее. Такое предположение является, конечно, с определенной точки зрения абстрагированием от действительности, поскольку оленеводы, конечно, могут совершать и нерациональные (даже со своей точки зрения) поступки. Такие поступки, однако, всегда составляют скорее девиацию, чем норму, и, таким образом, не подлежат исследованию в этнографии предметом которой является культура. А она всегда есть норма (даже, источник нормы), а не девиация.

Рациональной основой человеческих решений всегда является знание, принимаемое поступающим субъектом за истинное. В нашем случае это знание об окружающей среде (как природной, так и социальной), связях между ее элементами, об экологии и поведении оленя, о путях и способах воздействия на оленье стадо и о возможных последствиях такого воздействия. На основе этого блока знаний (который в настоящей работе обозначается термином «традиционные знания» для того, чтобы отделить его от научных знаний относительно тех же предметов) формируются так называемые стратегии

Авторское наложение основных положений этой теории см. Л. Н. Гумилев, 1993, 1990

действия, т. е. устойчивые модели поведения или комплексы действий, приложимые в тех или иных конкретных ситуациях. Действительно, в своей практической деятельности человек фактически всегда выбирает не между единичными действиями, но между целыми комплексами действий¹⁰. С точки зрения производственной системы, как и системы культуры в целом, традиционные знания и стратегии действия представляют собой некоторое единство, которое диссертант счел возможным обозначить термином «производственная (оленеводческая) технология». Следует помнить, впрочем, что хотя технология и является основой принятия решений в рамках производственной системы, она ни в коем случае не является (да и не может являться) программой или алгоритмом этого принятия. Решения принимаются на основе технологии, но с учетом конкретной ситуации, в которой технология сама по себе всегда оставляет выбор между несколькими стратегиями действия. Более того, в процессе деятельности всегда могут встретиться ситуации, для которых никакой стратегии действия не предусмотрено. По сути принятие решения конкретным человеком всегда является актом творчества, в котором задействованы как традиционные знания, так и собственные навыки их применения, а главное - опыт, как личный, так и усвоенный чужой.

С целью структурирования и анализа объекта исследования в настоящей работе использованы теоретические разработки, сделанные в 60-е годы прошлого века Робертом Пайном (см. Paine, 1964). Этот исследователь указал, что в производственной системе оленеводства всегда можно выделить две взаимосвязанные подсистемы: собственно оленеводство и оленеводческий менеджмент¹¹. Собственно оленеводство, согласно его терминологии, отвечает непосредственно за производственный процесс, т. с. за выпас и охрану стада, выбор пастбищ и т. д., представляя собой, таким образом, «тактику» оленеводства. Оленеводческий менеджмент отвечает за общую «стратегию» оленеводства в широком временном интервале. К этой подсистеме относятся такие элементы системы оленеводства как организация производственного

¹⁰ В частности, человек может выбирать между тем, взять или не взять в руки конкретный предмет. Однако решив взять предмет в руки, он чаше всего уже не принимает дальнейших решений относительно элементов движения своих пальцев.

Использованные самим Пайном англоязычные термины для обозначения этих подсистем (reindeer herding in the strict sense и reindeer husbandry) очень плохо поддаются переводу на русский язык. Поэтому вместо их дословного перевода автор использует здесь термины,

процесса, перспективное планирование и поддержание структуры стада, планирование утилизации продукции (выбраковки оленей на забой с учетом сиюминутных и перспективных потребностей), распоряжение полученным продуктом и т.д. Пайн подчеркивает, что несмотря на взаимосвязанность этих двух подсистем, они, тем не менее, вполне могут быть разделены даже на уровне индивидуума: хороший пастух (человек, хорошо овладевший оленеводством в узком смысле этого слова) совсем не обязательно является хорошим оленеводом, ибо последний должен овладеть еще и оленеводческим менеджментом (Paine, 1964, с. 85).

В пределах предложенного Пайном деления системы оленеводства мы в данной работе исследуем лишь первую подсистему, не касаясь оленеводческого менеджмента.

Базируясь на вышеизложенных теоретико-методологических положениях, мы можем наметить конкретные исследовательские процедуры, позволяющие решить поставленные в настоящей работе задачи. Так, для решения первой задачи (описания технологии оленеводства коми) мы должны, прежде всего, выявить и описать традиционные знания, применяемые оленеводами в процессе их производственной деятельности. Затем мы должны выявить и описать построенные на основе этих знаний стратегии действия с учетом условий, при которых применяются те или иные из них. Выявленная таким образом технология оленеводства коми может, затем, быть подвергнута анализу с целью выяснения, какие факторы среды и их комбинации делают возможными и действенными заключающиеся в них стратегии действия. Этот анализ позволит решить вторую из поставленных нами задач. Наконец третья задача будет решена с помощью логического эксперимента, в ходе которого мы попытаемся представить, как изменение тех или иных параметров среды повлияют на действенность заключающихся в технологии оленеводства стратегий действия.

Методы полевой работы. Основная часть представленного здесь исследования была проведена в ходе этнографической полевой работы, проводившейся в течение нескольких лет в различных оленеводческих совхозах

наиболее точно соответствующие, по его мнению, смыслу, вложенному исследователем в понятия.

Республики Коми . Всего было проведено четыре полевых экспедиции общей продолжительностью в семь месяцев. Сбор полевого этнографического материала для настоящего исследования был начат диссертантом в 2000 году среди оленеводов производственного сельскохозяйственного кооператива (ПСКХ) «Ижемский оленевод» Ижемского района Республики Коми. Эта первая полевая экспедиция продолжалась семь недель (с начала июня по конец июля). Две из них диссертант провел, кочуя с бригадой №1 Сизябского отделения ПСХК «Ижемский Оленевод» и проводя там включенное наблюдение за работой оленеводов. Остальное время он провел, работая на оленеводческом корале Сизябского отделения близ озера Лай-ты (Лая-то) Ненецкого автономного округа. Поскольку проведение данной полевой работы совпало с периодом летних коральных работ у оленеводов предприятия (маркирование телят и вакцинация оленей), все оленеводческие бригады отделения последовательно проходили через кораль, и диссертант имел возможность проводить этнографические интервью. Это позволило охватить большое число информаторов, хотя помощь в проведении коральных работ отнимала у диссертанта много времени и сильно ограничивала продолжительность интервью. В заключение экспедиции диссертанту посчастливилось совершить вместе с двумя оленеводами 80 километровый пеший поход на кораль Бакуренского отделения того же ПСХК (расположен близ озера Гымга-ты (Гамко-то) Ненецкий автономный округ), где также были проведены этнографические интервью. Всего удалось проинтервьюировать 30 информаторов из 7 оленеводческих бригад и персонала двух коралей.

Определение о совладении полевыми данными. Использованные в настоящей работе научные данные (этнографический полевой материал собранный в АО «Совхоз Большая Инта» в 2001 - 2003 годах) получены в результате совместной работы автора (Истомина К. В.) и Марка Дж. Дуайера, гражданина Великобритании, аспиранта института полярных исследований Скотта Кембриджского Университета. Эти данные находятся в совместной собственности обоих исследователей. Их использование в любой научной работе и/или публикации любым из указанных исследователей допускается без последующих ссылок на второго исследователя при наличии во вводной части создаваемых в результате этой работы текстов аналогичного Определения на языке создаваемого текста. Такое использование ни в коем случае не должно вызывать обвинений в плагиате, даже если используемые данные уже были использованы вторым исследователем. Это Определение ни в коем случае не может распространяться на третьих лиц, помимо указанных.

Остальные три этнографические экспедиции проводились среди оленеводов акционерного общества (АО) «Совхоз Большая Инта» Интинского района Республики Коми. Первая из указанных экспедиций охватывала период с начала октября по конец ноября 2001 года, причем до начала ноября работа велась непосредственно в оленеводческой бригаде (бригада №2 АО «Совхоз Большая Инта»), а остальное время — в г. Инта, где проводились опросы оленеводов-пенсионеров и работа в совхозных архивах. Работа в бригаде включала как интервью, так и включенное наблюдение за бытом и производственной деятельностью оленеводов. Следующая полевая экспедиция имела продолжительность три месяца - с начала июня по начало сентября 2002 года. В ходе этой экспедиции, все время которой диссертант со своим английским коллегой провели непосредственно в тундре, была продолжена работа в оленеводческой бригаде №2. Диссертант имел возможность посещать и другие бригады, где также проводились этнографические интервью и некоторые включенные наблюдения. Последняя полевая экспедиция состоялась в январе — начале февраля 2003 года в оленеводческой бригаде №1 совхоза «Большая Инта». В ходе месячного пребывания в бригаде диссертантом проводились как интервью, так и включенные наблюдения. За время трех экспедиций в Интинском районе удалось поработать с 36 информаторами из четырех оленеводческих бригад.

Таким образом, этнографическим полевым исследованием непосредственно удалось охватить 2/3 производственного цикла оленеводов коми (лето - осень - зима), все производственные операции которых диссертанту с его коллегой удалось наблюдать, а в большинстве из них — принять непосредственное участие. Сведения об оставшемся неохваченным непосредственным наблюдением весеннем периоде восполняются многочисленными и детальными этнографическими интервью, проводившимися диссертантом на известном ему с детства языке коми, что сильно облегчало сбор информации. В ходе полевой работы удалось установить достаточно теплые и дружеские отношения с информаторами, которые, видя истинное желание исследователей участвовать по мере своих сил во всех их трудовых операциях и оказывать им помощь, сами охотно шли на контакт.

В полевой работе, исходя из поставленных задач и особенностей исследовательского подхода, применялись две стандартных процедуры сбора

информации: включенное наблюдение и этнографическое интервью. Поскольку основным объектом полевого исследования стали производственная технология и адаптивные стратегии, т. е. традиционные знания и стратегии действия, при проведении обеих процедур было логично использовать полевые методы когнитивной антропологии, как раз предназначенные для сбора информации по этим темам (за подробным обзором этих методов когнитивной антропологии см. напр. Michrina & Richards, 1996). Уместно напомнить, что когнитивная антропология определяет человеческое знание как систему иерархически организованных понятий и информацию о связях между ними, которые отражают объективные взаимосвязи между объектами, соответствующими этим понятиям. Исследование традиционного знания, таким образом, должно начинаться с выявления системы понятий, используемых носителями этого знания для осознания окружающего мира или его части. Эти понятия чаще всего находят выражение в языке в виде простых или составных устойчивых терминов. Метод исследования традиционного знания предполагает: 1)выявление терминов (в нашем случае — названий элементов среды, частей оленьего стада, видов оленей, названий оленеводческих операций и т. д.) путем наблюдения за речью и изоляции часто повторяемых в определенном контексте слов и выражений, а также вопросами типа «Какие бывают олени?»; 2) раскрытие содержания термина вопросом типа «Что такое намнюку (годовалый олень - термин, выявленный в ходе прослушивания)?: 3) выявление групп понятий одного иерархического уровня (вопросами типа «а какие еще бывают олени кроме нсшиюку?») и раскрытие их содержания; 4) Установление связи между выявленным понятием и другими («чем особенен намнюку! Чем он отличается от других кроме возраста?»); 5) выход к другим иерархическим понятийным группам («По возрасту, олени бывают такими-то и такими-то. А чем еще они отличаются друг от друга?»). Аналогично в ходе включенных наблюдений выявлялась повторяющаяся последовательность действий, о которых затем задавался вопрос типа «Что ты сейчас делаешь?». Таким образом, удавалось выявить термины для обозначения производственных операций, т. е. атомарных стратегий действия. Последовательное применение этого метода в интервьюировании позволило составить достаточно полное представление о традиционных знаниях. Сведения о сложных стратегиях

действия и адаптивных стратегиях собирались в ходе длительных включенных наблюдений.

Апробация работы. Данная работа в значительной мере развивает идеи, высказанные диссертантом в его магистерской работе, защищенной в 2001 году в Тартуском университете (Istomin, 2001). Высказанные ранее идеи, однако, подверглись значительному переосмыслению и проверке на новом полевом материале.

Некоторые аналитические положения настоящей работы легли в основу докладов диссертанта на двух международных конференциях («NRF 3 -Северное вече» — Новгород, 2002, «AUC 11»- Саарисслкя, 2003). Текст первого из этих докладов опубликован (Истомин, 2004).

Кроме того, отдельные части настоящей работы, а также использованный в ней полевой материал послужили основой для ряда статей (Istomin, 2000, Istomin, 2001, Истомин, 2002, Истомин, 2003, Дронова, Истомин, 2003 и др.).

Структура и содержание работы. Структура настоящей работы отражает особенности принятого в ней исследовательского подхода. В первой главе работы дается историческая справка о происхождении и развитии оленеводства коми и обзор истории его изучения. Главы 2-4 посвящены описанию производственной технологии оленеводства коми на основе собранного полевого материала. В главе 2 дается обзор традиционных знаний оленеводов об олене, как основе производственной системы. В главе 3 описываются традиционные знания оленеводов об окружающей природной среде и ее влиянии на поведение и состояние оленя. В главе 4 отражены применяемые оленеводами коми в разных условиях оленеводческие операции. В главе 5 приведенный полевой материал подвергается анализу с целью выяснения условий существования оленеводства коми и его возможных реакциях в ответ на изменение факторов среды, результаты этого анализа обобщаются в Заключении. В Приложение вынесен некоторый справочный материал, карты, схемы и рисунки.

Сложение этнографической группы коми-ижемцев

Сложение этнографической группы коми-ижсмцсв. История крупностадного оленеводства коми глубоко связана с историей ижемской этнографической группы, одной из основных отраслей производственного комплекса которой оно является13. Поэтому, некоторые сведения об истории ижемских коми должны быть предпосланы непосредственному обзору истории производственной системы как таковой.

Историческим центром формирования ижемской этнографической группы коми являлся бассейн реки Ижма, левого притока Печоры. Первое поселение коми в этом регионе (Ижемская слободка, ныне - село Ижма) было основано во второй половине 16-го века, по-видимому, выходцами с Мезени и верхней Выми (Лашук, 1958, с. 97). Устная традиция указывает, что коми, первопоселенцы на Ижме, происходили из Глотовской слободы на Мезени (Латкин, 1853, с. 97). Причиной переселения коми на Ижму, согласно хорошо обоснованной гипотезе Конакова (Конаков, Котов, 1991), был ряд экологических особенностей хозяйственного комплекса коми того времени, где присваивающие (охота, рыболовство) и производящие (земледелие и скотоводство) отрасли были сбалансированы. Естественный рост населения на определенной территории неизбежно вызывал уменьшение численности промысловых животных, что в свою очередь обуславливало падение продуктивности присваивающих отраслей и нарушение указанного баланса. Поэтому насущной необходимостью являлся отток части населения на ранее неосвоенную территорию. Поскольку на западе территория коми непосредственно граничила с русскими поселениями, расселение происходило в основном на восток и на север. Именно движение в последнем направлении и закончилось в 16-м веке основанием Ижмы (см. Конаков, Котов, 1991). Кроме коми, среди первопоселенцев слободы были и русские - выходцы из основанной незадолго до Ижмы Усть-Цилемской слободы. По устному преданию это были пять братьев Чупровых (Латкин, 1853, с. 97). Наконец, по сведениям Иславина, в первоначальном заселении слободки приняли участие и некие "вздумавшие принять святое крещение 7 самоедских (ненецких) семей (Иславин, 1847, с. 19). Контакт с этими иными по происхождению группами населения обусловил появление в культуре и языке жителей Ижмы ряда нехарактерных для прочих коми черт, положивших начало обособлению ижемцев как отдельной этнографической группы.

Первопоселенцы на Ижме оказались в экологических условиях, которые можно назвать предельными для функционирования традиционного хозяйственного комплекса коми. Земледелие, осуществляемое согласно традиционной технологии, оказалось здесь малоэффективным: урожаи были низки и посевы часто гибли от ранних заморозков. Недостаток хлеба оставался большой проблемой на Ижме до начала 18-го века (Лашук, 1958, ее. 99, 101). Решение этой проблемы было найдено ижемцами в развитии товарной охоты на пушного зверя — экспортируя меха, они получали возможность импортировать недостающие им продукты сельского хозяйства. В результате Ижемский регион рано оказался включенным в общероссийский рынок. Развитие товарной охоты часто приводило к конфликтам ижемцев с коренным населением средней Печоры - европейскими лесными ненцами (составлявшими часть группы ненцев, называемой в документах "ижемскими и усть-цилемскими самоядцами" - АОА, "приходная книга..", с. 3; Лашук, 1958, с. 64) из-за охотничьих угодий (Конаков, Котов, 1991: 74). Хозяйство этой группы ненцев, по-видимому, также было основано в основном на мобильной охоте и рыболовстве (Istomin, 2001, ее. 27-28). Впоследствии европейские лесные ненцы были полностью ассимилированы ижемцами и также внесли свой вклад в формирование отличительных особенностей группы. В последний раз они упоминаются Иславиным в 1847 году уже как в значительной мере ассимилированная группа, живущая вместе с ижемцами, хотя и сохраняющая память о своем иноэтническом происхождении (Иславин, 1847, с. 107).

Несмотря на конфликты, товарная охота, по-видимому, неплохо обслуживала нужды ижемцев вплоть до конца 17-го - начала 18-го века, когда общее падение численности пушных животных на европейском северо-востоке (см. Slczkine, 1994, ее. 60-62) вновь поставило их хозяйство на грань кризиса.

Происхождение крупностадного оленеводства коми. Попыткой выхода из этого кризиса и было, по-видимому, обусловлено появление в хозяйстве ижемцев прирученных оленей. Точное время начала использования прирученных оленей ижемцами до сих пор нельзя считать полностью определенным. Л. Н. Жеребцов, ссылаясь на «некоторые сведения» относит его ко второй половине или даже середине 17-го столетия (Жеребцов, 1982, с. 162). К сожалению, исследователь не указывает происхождение и характер этих сведений, обнаружить которые самостоятельно диссертанту не удалось. В своей недавней работе, А. В. Козьмин, ссылаясь на В. Иславина, дает ту же дату (середина 17-го века - Козмин, 2003, с. 86), и даже приводит точный год появления первого оленьего стада у коми - 1649 (Козьмин, 2003, с. 19). Однако, приводимая Козьминым в доказательство этих положений ссылка не соответствует действительности14.

Первое известное диссертанту прямое указание на использование ижемцами домашнего олеия - разбор спора о праве на олений извоз между ижемцами и усть-цилемами - относится к 1722 году ("Канцелярия...", с. 24), что хорошо соотносится с гипотезой о роли упомянутого хозяйственного кризиса в появлении оленеводства у коми. Существуют, однако, веские основания считать, что домашние олени использовались в то время преимущественно как транспортные животные для извоза и мобильной охоты, а также, возможно, как манщики при охоте на диких оленей (см. Istomin, 2001, ее. 28-29). Таким образом, оленеводство первоначально возникло как подсобная отрасль ижемского хозяйства при сохранении в качестве основных отраслей охоты, рыболовства и, в меньшей степени, скотоводства и растениеводства. Есть все основания предполагать, что практика приручения оленя, а равно необходимый для оленеводства инвентарь и терминология были заимствованы ижемцами у ненцев, в хозяйстве которых олень использовался в то время сходным образом (см. Колычева, 1954, Крупник, 1976, 1989). Впрочем, даже на этом начальном этапе становления ижемского оленеводства следует предполагать значительную его модификацию по сравнению с ненецким, связанную, в частности, с оседлым образом жизни ижемцев и характерными приемами их охоты. Следует отметить, что несмотря на подсобный характер ижемского оленеводства 17-го - начала 18-го века, значение его для хозяйства северных коми было весьма большим. Использование на охоте оленьего транспорта позволило им ввести в хозяйственный оборот огромную территорию, охватывающую фактически всю таежную и лесотундровую зону Печорского края. Следствием такого колоссального расширения хозяйственного ареала стали неоднократно упоминаемые в архивных документах того времени конфликты (не всегда заканчивавшиеся мирно) из-за охотничьих территорий с исконным населением региона - европейскими ненцами. Тот факт, что эти конфликты касались именно охотничьих, а не оленеводческих ресурсов, является еще одним подтверждением того, что охота в то время была важнее, чем оленеводство, для хозяйства обеих этнических групп.

Трансформация ижемского оленеводства в производительную отрасль хозяйства (крупностадное оленеводство) относится, видимо, к середине или даже второй половине 18-го столетия, совпав по времени с аналогичным процессом у европейских ненцев (Крупник, 1976, ее. 57 - 69). Процесс перехода к крупностадному оленеводству у европейских ненцев был подробно проанализирован И. И. Крупником (Крупник, 1976, 1989)15. Согласно его исследованию, этот процесс включал два этапа16. На первом из них (у ненцев -первая четверть 18-го столетия) имел место быстрый рост стад домашних оленей у ненцев при отсутствии регулярных забоев животных на мясо и шкуры17. Такие забои начались лишь на втором этапе (середина 18-го столетия), знаменуя собой окончательное превращение оленеводства в производящую отрасль хозяйства (Крупник, 1976, ее. 60 - 62). В противоположность ненецкому, крупностадное оленеводство коми появилось, согласно Крупнику, во второй половине (или конце) 18-го века сразу как коммерческая отрасль хозяйства с использованием больших стад (Крупник, 1976, с. 66)18.

«Знание оленей» и «знание земли»

Несмотря на то, что вопрос был открытым и, следовательно, допускал очень широкое разнообразие ответов, информаторы, отвечая на него, проявили удивительное единодушие. В большинстве полученных ответов можно увидеть ссылки фактически на один и тот же набор понятий, выраженных, что особенно важно, одними и теми же словами. Вот, например, типичный «развернутый» ответ на этот вопрос: «Что нужно? Знать (тодны) нужно много и уметь {нужны) много. Уметь все делать: сани делать, упряжь делать, оленей ловить - все уметь. Знать нужно, главное, оленей - что им нужно, куда пойдут, что будут делать. И еще землю знать - что есть, где есть, как олени пойдут, где спать будут. (КИ: Еще что нужно знать?). Землю знать, оленей знать. Мало, или что? Ты землю знай и оленей знай и хороший оленевод будешь. Многие умирают, а так хорошо и не знают землю и оленей.» (ПМА, информатор - В. Янгасов, 2001). В этом ответе сразу бросается в глаза, во-первых, противопоставление знаний (тодом) и умений (куждм), а во-вторых, разделение знаний на «знание земли» (му тодом) и знание оленей (кдр тодом). Хотя большинство полученных ответов было гораздо менее развернутыми (в том смысле, что содержание понятий в них не раскрывалось, или раскрывалось в меньшей степени), указанные черты приведенного выше ответа содержались фактически во всех из них. Причем аналогичен был и набор терминов (куждм, му тодом, кдр тодом).

Как это видно уже из упомянутого ответа и как подтвердило дальнейшее интервьюирование, все эти термины являются названиями, используемыми оленеводами для обозначения больших частей своей оленеводческой технологии, представляющих собой целые комплексы знаний и связанных с ними «умений» (стратегий поведения). При этом сами информаторы четко различают эти части, как это видно из высказываний типа «Иван еще ходил (т. е. кочевал в тундре - К. И.) мало, землю плохо знает, но он уже хороший знаток оленей (са бур кбр тодысь нин). С детства он с оленями летом. Больше будет ходить, землю выучит - хорошим оленеводом станет» (ПМА, И. Филиппов, 2002). Например, термины «знание земли» и «знание оленей» могут употребляться оленеводами как в узком, так и в широком значении. В узком значении «знать оленей» означает в прямом смысле знать оленей своего стада «в лицо», а равно знать особенности их индивидуального «характера». Впрочем, судя по уверениям информаторов, практически никто из оленеводов коми не знает в этом смысле всех оленей своего стада. Тем не менее, знание в этом узком смысле всех ездовых и «ключевых» (см. ниже) неездовых оленей стада считается необходимым для оленевода. Точно также, «знать землю» в узком смысле этого слова означает досконально изучить всю территорию кочевания группы, к которой принадлежит оленевод, знать ее морфологические особенности, взаимное расположение элементов рельефа и т. д. Именно это знание дает возможность оленеводам ориентироваться на местности. Можно сказать, что они перемещаются в тундре и северной тайге, используя тот же механизм ориентировки, как и городские жители при перемещениях в хорошо знакомом им городском районе. Этот механизм основан лишь на знании местности и взаимного расположения элементов рельефа, без привлечения каких бы то ни было других способов ориентирования (по звездам, по солнцу и т. д.), знание которых так часто предполагают за ними жители городов и поселков. С другой стороны, расширенное значение обоих терминов оказывается гораздо менее определенным. Анализ проведенных интервью с разными информаторами показывает, что «знать оленей» (кбр тбдны) вообще (а не только своих, как это подразумевается при узком значении термина) означает по крайней мере следующее:

1) Обладать традиционным знанием относительно биологии оленей, включая их годовой биологический цикл, биологические потребности и их изменение, возрастные потребности, основные болезни оленей и традиционные способы лечения.

2) Обладать комплексом традиционных знаний об особенностях поведения оленей, его изменениях в зависимости от сезонов года. Обладать комплексом традиционных знаний о влиянии факторов среды (погоды, гнуса, снежного покрова, количества пищи) на поведение стада.

3) Быть в состоянии на основе вышеприведенных знаний предсказать в общих чертах поведение оленьего стада и изменение состояния оленей в нем.

Судя по беседам с информаторами, наиболее важными в комплексе «знания оленя» считается второй и третий пункты. Именно они и составляют, по большей части, этот комплекс. Знания же по биологии оленя являются, по-видимому, настолько очевидными для оленеводов, что они, по большей части, считали излишним даже специальный разговор о них («это же всем известно, зачем спрашиваешь? Вернешься, книжки почитай!» - ПМА, Иван Филиппов, 2001). Объем таких знаний приходилось выяснять, «вычленяя» их из интервью о других разделах этого комплекса. Кроме этого, человек, хорошо знающий оленей, должен владеть знаниями и умениями относительно отбора оленей для кастрации и обучения ездовых оленей. Заметим впрочем, что по утверждению многих информаторов, для хорошего знания оленей не достаточно только учиться - нужно оленей «чувствовать» и «понимать», а для этого следует родиться в тундре. «Знание земли», судя по всему, включает: 1) Традиционные знания об особенностях экосистемы тундры и северной тайги, ее элементах и взаимосвязи между ними. 2) Традиционные знания о «ценности» тех или иных элементов экосистемы для оленя и оленеводства. 3) Традиционные знания об особенностях климата и погодных условиях в разных частях тундры и северной тайги и о влиянии этих факторов на экосистему, в особенности на растительность и снежный покров. 4) Способы выбора и оценки оленьих пастбищ. 5) Способы формирования стратегии выпаса в зависимости от состояния растительности и погодных условий.

Следует заметить, что не все части «знания земли» у коми имеют отношение к оленеводству как таковому и используются в оленеводческой деятельности. Например, весьма развиты среди оленеводов знания о водоемах. Они включают типологию озер, типологию частей речных русел, знания о сложных связях между разными типами озер, разными частями русел рек и количеством и породами обитающих там рыб, знания о возможностях применения различных рыболовных приспособлений в различных типах озер и в разных местах русла реки. Оленеводы также относят эти знания к «знанию земли». Тем не менее, эта часть «знания земли» чаще используется в рыболовстве и не находит непосредственного применения в оленеводстве.

Термины и классификация элементов окружающей среды у оленеводов коми

Основной сложностью при описании классификации природных элементов у оленеводов коми является отсутствие единого принципа такой классификации. Элементы окружающей среды различаются ими сразу по нескольким признакам, причем их набор варьирует от одного элемента к другому. При «классификации земли», например, это может быть рельеф, тип растительности, состав растительности, влажность и местоположение относительно других элементов. Поэтому к классификационной системе у коми не приложима привычная для нас древовидная модель. Кроме того, система эта существует фактически в двух вариантах, хотя и частично совпадающих между собой. Первый вариант применяется при описании природных элементов тундры и содержит, помимо собственно коми, значительное количество ненецких по происхождению терминов (напр. пиндей, табей, момга, сада, садуку, нярчо и т. д.). Второй вариант применяется для классификации природных элементов таежной и лесотундровой зон. При этом многие из упомянутых ненецких по происхождению терминов в этом варианте отсутствуют, а соответствующие им природные элементы (в том случае, если они характерны для обеих зон) либо вообще никак не называются, либо для них применяется другой термин, взятый из языка коми. Например, озеро, в котором не водится рыба, в тундровой зоне носит название «касырей», реже — «хасырей». В лесной зоне аналогичное озеро называется уже «вад», термин характерный и для южных диалектов языка коми.

Все это существенно затрудняет описание рассматриваемой классификационной системы. Пожалуй, наилучшим способом такого описания будет начать с наиболее крупных в физическом плане элементов природной среды и идти от них к более мелким элементам, рассматривая «тундровый» и «таежный» варианты отдельно.

Наиболее крупные элементы тундровой природной среды образуются в классификации оленеводов коми рельефом местности. Оленеводы выделяют три основных элемента тундрового рельефа: мьиьк (холм), мусюр (гряда холмов) и глад (равнина). Очень редко в речи наиболее пожилых информаторов паралельно с термином глад встречался в том же значении термин лапта, абсолютно незнакомый молодым оленеводам. Кроме этих трех элементов в качестве отдельного элемента рельефа выделяется пиндей - глубокий провал на равнине или между мусюрами с крайне изрезанными склонами и дном. Пиндей являются практически непреодолимыми препятствиями для езды на упряжке и оказывают значительное влияние на процесс оленьего выпаса. Следует также упомянуть широко используемый усинскими оленеводами термин из (доел, «камень»), используемый для обозначения гор и хребтов. Этот термин используется в названиях гряды Пай-хой40 и Уральских гор41. Кроме того, существуют понятия, отражающие определенную конфигурацию этих элементов рельефа. Так, узкий провал между двумя рядом стоящими грядами называется оленеводами гоп, более широкая равнина между двумя мусюрами -лайда. При этом информаторы настаивали на различии между лайда и глад, подчеркивая, что первая не является «видом равнины» (глад), а «представляет собой нечто особенное» (ПМА, Алексей Филиппов, 2002).

Холмы и гряды подразделяются оленеводами на виды в зависимости от их формы и наличия растительности и (иногда) местоположения относительно водоемов. Так, пологий холм более или менее округлой формы называется лотсовка, конусообразный холм - чомъя (от «чом» — чум, форму которого такой холм, по словам информаторов, напоминает). Холм, полностью лишенный растительности, называется пяр мьиьк, а гряда - няр мусюр. Пологая гряда, склон которой, обычно южный, порос травой и представляет собой луг называется веретя. Наконец гряда, непосредственно под которой течет река или находится большое озеро, называется дор мусюр42. Холм, занимающий аналогичное положение, может быть назван дор мыльк.

Следующий по масштабу уровень «классификации тундры» у оленеводов коми связан с характером растительности и увлажнения. На этом уровне типы территории, прежде всего, различаются по высоте растительности. Выделяются участки, поросшие высоким кустарником (в основном ивой), именуемые оленеводами рбшша (ближайшим русским аналогом этого термина могло бы стать диалектное «ерник»). Участки, лишенные высокой растительности (высоких кустов), именуются мольыд места43, а лишенные вообще всякой растительности - пяр места44. В пределах мольыд места далее выделяются заболоченные (переувлажненные) участки, которые, в соответствии со степенью их увлажнения, именуются садуку - «там, где вода выступает, когда наступаешь на землю» (ПМА, Василий Янгасов, 2003), сада - там, где «под травой вода стоит» (ПМА, Василий Янгасов, 2002), зыбун - можно провалиться и «оставить сапоги» (ПМА, Прокопий Канев, 1999), плавун - очень заболоченное место, трясина. Следует заметить, что все эти термины применяются именно к участкам без высоких кустов — переувлажненные участки, поросшие высокими кустами, именуются, как и сухие, рбшша. Более сухие участки без высоких кустов различаются по типу растительности. Среди них выделяются: ярей - очень сухой участок, поросший исключительно или почти исключительно ягелем и располагающийся, чаще всего, на вершине холма или гряды, пача - участок, поросший карликовой березой {керн), кустарничками или очень низкими кустиками ивы45 и турун места - участок, поросший травой.

Кроме этих терминов, имеется ряд обозначений участков земли в соответствии с типом почвы. Среди них следует упомянуть, прежде всего, термин момга, обозначающий участок, сложенный из почвы угольно-черного цвета46. Растительность в таких местах скудна, но, по убеждению, высказанному информаторами Ижемского района, она обладает целебными свойствами для оленей. Помимо момга, в речи информаторов встречались термины лыа места и сея места, также указывающие на, соответственно, песчаный и глинистый типы почвы определенных участков. Имеется также по крайней мере два устойчивых термина, характеризующих местность с точки зрения ее микрорельефа: лома глад - равнинный участок без высоких кустов с рядами пологих невысоких холмиков и чукъя - участок, покрытый частыми кочками. Чукъя служит исключительно для характеристики условий местности при езде на нартах. Лома глад, по утверждению информаторов, имеет отношение и к выбору пастбищ - она «чаще всего богата ягелем» (ПМА, Серафим Янгасов, 2002).

Общие сведения о производственном цикле, организации выпаса и производственном инвентаре оленеводства коми.

Общие сведения о производственном цикле, организации выпаса и производственном инвентаре оленеводства коми. В соответствии с имеющимися в отечественной литературе классификациями оленеводческих систем Л. С. Керцелли и Василевич-Левина (см. Керцелли, 1921, Василевич, Левин, 1951), рассматриваемая нами производственная система представляет собой кочевое оленеводство самоедского типа. Отличительными признаками этого типа являются сезонная смена оленьих пастбищ в соответствии с циклом оленьей миграции, с охватом тундровой и таежной экологических зон, и, соответственно, постоянная смена местообитания (кочевание) оленеводов, упряжной (нартовый) тип оленьего транспорта, используемый для кочевки, и использование при выпасе оленегонной собаки. Помимо этого, существенными признаками оленеводческой системы коми, часто упоминаемыми в литературе (см., например, Конаков, 1991), являются посменное окарауливание стада, разработанный производственный календарь и географическая определенность маршрутов кочевания.

Для оленеводов Печорского края, о которых идет речь в настоящей работе, исторически традиционным было северо-восточное направление кочевок, сохраняющееся у оленеводов бассейна Усы вплоть до настоящего времени. Хотя история оленеводческого землепользования коми остается до сих пор малоисследованной, можно считать практически доказанным, что большая часть оленеводов как бассейна Ижмы, так и Усы отправлялась на летние пастбища в северо-восточную часть Болынеземельской тундры, доходя порой до самого устья Кары. В пользу такого утверждения говорят как исторические свидетельства (см. Иславин, 1847), так и полевые опросы современных оленеводов. Следует также отметить большое количество топонимов, происходящих из языка коми, в восточной части Большеземельской тундры и на Югорском Шаре по сравнению с западной частью тундры и Припечерьем, где преобладают ненецкие и русские топонимы. Обращает на себя внимание большая протяженность традиционных оленеводческих маршрутов коми, достигавших порой 700 - 800 километров в одну сторону. По этому показателю коми значительно превосходили своих соседей - ненцев, да и большинство других оленеводческих народов. Впрочем, характер кочевания оленеводов коми был весьма гибким и мог значительно изменяться в зависимости от природной и социальной среды их обитания, что особенно хорошо видно на примере оленеводства этноареальных групп ижемцев. Так, часть оленеводов малоземельской тундры адаптировали северо-западное направление кочевания. Имеются свидетельства, что еще в 20-е годы прошлого столетия их олени выпасались летом в северной части Канинского полуострова. Кольские коми после своего выхода в тундру в начале весны кочевали со своими оленями на восток вдоль побережья Баренцева Моря, причем длина их оленеводческих маршрутов была значительно меньше, чем у коми Печорского края — около 300 километров (Чарнолусский, 1930). Особенно сильные изменения претерпела система кочевания зауральских оленеводов коми. По крайней мере в настоящее время оленеводы сел Мужи и Саранпауль отгоняют своих оленей на лето в высокогорные тундры приполярного Урала, используя, таким образом, не широтную, как все другие оленеводы коми, а высотную смену экологических зон. Соответственно, протяженность кочевок этой группы оленеводов также достаточно мала. Для всех групп оленеводов коми характерны кочевки каждый год по одним и тем же установленным маршрутам, причем маршрут - ворга -весенней кочевки совпадает с маршрутом осенней51, а также правильная смена в ходе кочевания экологических зон (северная тайга - лесотундра - тундра) по сезонам года. Это отличает их от многих групп непосредственных соседей -саами, ненцев и зауральских угров.

В настоящее время после нескольких земельных переделов эпохи коллективизации традиционные маршруты кочевания оленеводов коми Печорского края значительно сократились и претерпели некоторые изменения в направлении. Так, оленеводы современного Ижемского района не ходят больше на летние пастбища в район Югорского шара, а летуют к югу и юго-западу от Хайпудырской губы (см. карту в приложении). По сведениям информаторов, такой маршрут кочевания был введен относительно недавно, в начале 1970-х годов, после последней землеустроительной экспедиции (ПМА, Прокопий Канев, 2000). Оленеводы бассейна Усы сохранили свои традиционные летние пастбища на Югорском Шаре, но отказались от использования прежних зимних пастбищ, располагавшихся за Уралом, в Ханты-Мансийском и Ямало-Ненецком автономных округах.

Основу производственного цикла оленеводства коми составляет, как уже упоминалось, разработанный календарь кочевания и производственных операций. Разработанность этого календаря не следует понимать в смысле его неизменности, когда каждой перекочевке и производственной операции соответствует своя строго определенная дата. Напротив, подобно рассмотренным выше направлениям миграции, этот календарь весьма гибок: как сроки, так и протяженность миграций могут изменяться из года в год с учетом погодных условий и экономических нужд самих оленеводов. Календарь можно назвать разработанным в том смысле, что все его вариации четко обоснованы и вытекают из рассмотренных в предыдущих главах традиционных «знаний оленя» и «знаний земли».

Так, начало весенней миграции оленеводов, т. е. их выход с зимних пастбищ в северной тайге, определяется целым рядом факторов, среди которых наиболее важным является необходимость выйти на весенние пастбища на границе лесотундры и тайги к началу отела. Дата начала миграции зависит от расстояния до весенних пастбищ и определяется оленеводами из расчета режима кочевания на 14-16 километров (зимний лункост52) каждый день. Для того, чтобы определить точное время выхода с зимних пастбищ, этот срок обычно умножается на два, поскольку в начале весны коми кочуют через день. По объяснениям информаторов, это делается для того, чтобы дать животным возможность попастись и вырыть в снегу новые пищевые ямы (ныррузь), на что им весной все еще требуется длительное время (ПМА, Прокопий Канев, 2000, Василий Янгасов, 2001, Иван Ларионов, 2003). При этом, если стадо находится далеко от отельника, то начало весенней кочевки может значительно опережать начало природного стремления оленей на север. Так, 25 лет назад, когда усинские оленеводы еще ходили на зиму за Урал, их выход с зимних пастбищ приходился на конец февраля - начало марта (ПМА, Тоня Филиппова, 2002). Сейчас, в связи с сокращением маршрутов кочевки он в обычные годы почти повсеместно приходится на конец марта - начало апреля.

Похожие диссертации на Этноэкологическая характеристика коми-ижемского оленеводства

Технология производства продукции промыслового оленеводства и её качественная характеристикаМарцеха Евгений Владимирович