Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Тематизация категории эстетического ритма в истории 16
1. Исторический цикл и эстетический ритм 16
2. Пространство истории: ритм - контекст - событие 41
3. Эстетический ритм исторического сюжета 68
ГЛАВА 2. Эстетические ритмы русской истории XVIII -XIX веков: подступы к эстетической конструкции 99
1. Формообразующая интенсивность ритма: русская история XVIII века 99
2. Историческая форма и историотворчество: русская история XIX века 127
3. Памятник и память: фиксация эстетических ритмов истории 154
Заключение 179
Список источников и литературы i
- Пространство истории: ритм - контекст - событие
- Эстетический ритм исторического сюжета
- Историческая форма и историотворчество: русская история XIX века
- Памятник и память: фиксация эстетических ритмов истории
Введение к работе
Ритм - важнейшая формообразующая характеристика пространственно-временного единства и, следовательно, одна из основ мироздания, миропонимания и творчества. Фундаментальность этой категории заключается в том, что ритм представляет собой эстетическую категорию онтологического единства мира и человека, макрокосма и микрокосма. Однако использование этого понятия различными областями знания остаётся, не смотря на всё возрастающий объём исследований, не до конца отрефлексированным. Труднопреодолимые проблемы чёткого толкования ритма, его содержания и единства конкретного разнообразия применений в спектре одного терминологического определения, связаны с широтой и противоречивостью самого понятия. Эта проблемность особенно очевидна в перспективе понимания объектов, «проблематичных» по самой своей сущности.
В философии истории ритм выступает, преимущественно, как синоним понятий, описывающих закономерности социально-исторической динамики, таких как цикл, волна, период и т.п., то есть выступает как импликация цикличности. В данном контексте использование этого термина является скорее иллюстративно-метафорическим, чем конкретно-методологическим. Возросший на рубеже XX и XXI вв. интерес к нелинейным концепциям истории и общественного развития, оправдываемый постсоветскими кризисными явлениями, делает проблему прояснения понятий и категорий, их тематизации насущной и актуальной.
Осмысление в пространстве исторической рефлексии понятийно-категориального инструментария эстетической науки способно обогатить и конкретизировать как исторический дискурс, так и дискурс эстетический. Восприятие и реконструирование прошедшего и исторической современности как эстетического объекта, по нашему мнению, лежит в основе попыток мыслить историю как внутренне закономерно организованное целое, в границах и по имплицитным законам которого
4 выстраиваются образы понимания, приятия и со-творения в пространстве уже-не-бытия прошлого.
Говоря об истории необходимо, прежде всего, разграничить следующие сферы: во-первых, история как таковая, как некая особая реальность произошедшего; во-вторых, отражение и образ истории в картине мира, сознании современников той или иной эпохи - образ самоопределения эпохи; и, в-третьих, образ прошедшей истории в эпохах последующих и метаморфозы этого образа, являющиеся собственно моментами самоописания. Образ понимания как в сознании современников, так и в сознании потомков стремится к некоей адекватности отражения подразумеваемой реальности истории как таковой. Непосредственность образа эпохи в представлении её современников, однако, очевидно не гарантирует его адекватности» Современник переживает, чувствует, осознаёт свою эпоху на фоне и в контексте образа прошедшей истории. Образ же ретроспективного понимания прошедших эпох потомками, в свою очередь, есть выражения самоидентификации эпохи современной -прошлое видится, переживается, понимается через призму настоящего, а настоящее - в контексте прошлого. Образ истории неизменно участвует в понимании вершащегося исторического движения и влияет на его ход.
Разговор об эстетических ритмах истории подразумевает, в первую очередь, не историю как таковую, но образ истории^ прежде всего, в сознании современников каждой эпохи и метаморфозы этого образа в контексте самоописания последующих эпох. Эстетические ритмы истории характеризуют структурные закономерности построения образа той или иной эпохи и особенности его трансформации в историческом сознании последующих эпох. Русская история XVIII - XIX веков, формообразующим началом которой явилась эпоха Петра Великого, даёт выразительный материал для исследования метаморфоз исторических образов, сюжетов, схем и конструкций понимания смысла исторического движения.
Структура образа истории ритмически организована. Выражениями этой организации являются особенности идентификации различных событий, эпох, исторических деятелей в пространстве свершившегося, исторические мифы и риторические фигуры, отсылающие к истории как ресурсу ретроспективных и перспективных изменений, выстраивание сюжетных исторический линий и преемственностей, поиски аналогий и параллелей. Одна эпоха предстаёт в сознании современников и потомков как событийно насыщенная, интенсивная, как время переломных изменений и эпохальных свершений, создающих некий возвышенный миф-образец для последующей истории, другая - воспринимается как безвременье, лишённое исторической весомости и выразительности. Мнение, что история равномерна и беспристрастна, справедливо только в «механическом», хронометрическом смысле. Каждая эпоха обладает собственным уникальным ритмом, что и определяет, по-видимому, саму возможность воспринимать эту эпоху как нечто обособленное, завершённое в себе (ср. выражение «дух эпохи»).
Эстетический ритм истории понимается нами, с одной стороны, как структурный элемент образа истории, организующий весь спектр представлений о конкретном историческом времени, явлении, событии на основании интуиции относительной интенсивности, насыщенности либо разрежённости пространства исторического времени в контексте целостности истории и, с другой стороны, как формообразующее начало конструкции пространства со-бытия исторических стихийных явлений, событий, подспудных движений, являющих в совокупности образ той или иной эпохи. Необходимость говорить именно о ритмах истории обусловлена тем, что ритм истории как целого есть результат сложения разноуровневых ритмов отдельных судеб, отдельных событий, групп событий и т.п. Понимание бытия исторического структурируется в пространстве, которое можно определить через иерархическую триаду: ритм — контекст — событие. Соотношение и характер взаимозависимости
этих понятий описываются, в свою очередь, через такие оппозиции как историческое / внеисторическое, время / безвременье, новое / старое, своевременное / несвоевременное, сгущение / разряжение, напряжение / ослабление, активность / пассивность, воодушевление / равнодушие, действие / страдание, отрицание / утверждение. Через термины повтор, чередование, пауза, рифма, возвращение, подражание, мера, длительность, симметрия, соразмерность, интервал, цикличность и т.п. определяется специфика ритма исторического времени той или иной эпохи, истории в целом. Эстетический ритм истории, как формообразующее начало образа истории, её событий и героев, предстаёт как связующее звено между творением, созиданием истории и постижением, пониманием, переживанием исторического бытия: ритм является формообразующей основой как творения, так и постижения творимого и сотворенного.
Ритмически структурированный сюжет истории - это образ, организующий историотворчество в контексте прошлого и искомого будущего. В событийности фиксируются сюжетные вехи историотворческого поступания; современность в ретроспективе предшествующего событийного ряда принуждается к постоянному завершению прошлого, пусть даже через борьбу с ним и его наследием. Заблуждения современников относительно понимания своего времени оказываются симптомами этого времени и не менее ярко выражают его ритм, чем самые прозорливые оценки: в этом контексте особое значение приобретает именно подспудное и неосознанное конструирование исторической событийности и процессуальное, наделяемое эстетической формой и смыслом в целостной структуре истории, которая парадоксально становится субъектом, побуждающим к действию и творящим события-поступки.
На материале русской истории XVIII - XIX веков - исторических документов, воспоминаний, дневников, исторических сочинений, выразительных форм бытования исторической памяти (феномен
7 общественного памятника) наиболее репрезентативных в контексте рассматриваемой темы - в диссертационном исследовании предпринимается попытка наметить подступы к пониманию эстетической конструкции исторического бытия. Прежде всего, требуют особого обоснования избранные хронологические рамки.
Осознавая невыполнимость задачи целостного и всестороннего рассмотрения даже только всей русской истории в перспективе предложенных теоретических положений в границах диссертационного исследования, мы сочли возможным ограничить поле работы наиболее репрезентативным, на наш взгляд* материалом. Такое ограничение оправдано следующими обстоятельствами: 1) эстетизация истории есть органичная часть русского исторического сознания, и именно на примере русской истории структурно-эстетические закономерности её могут быть выявлены наиболее отчётливо и на более выразительном и обширном материале; 2) выбор в качестве нижнего хронологического рубежа начала XVIII века главное своё обоснование имеет в факте всплеска исторического самосознания именно в эту эпоху, в факте, выразившемся в появлении первых произведений мемуарного жанра, распространении культа новизны и активности на все сферы государственно-исторической деятельности; 3) выбор в качестве верхнего хронологического рубежа эпохи конца XIX -начала XX века более условен и обосновывается задачей рассмотрения столетий как относительно замкнутых исторических периодов-циклов, в перспективе решения которой анализ истории XX века, вне всякого сомнения, требует отдельного и самостоятельного исследования; 4) намеченная на материале русской истории XVIII - XIX вв. теория эстетических ритмов истории может быть применена к анализу иных фактов, явлений, эпох.
Степень разработанности проблемы. Проблеме организации истории посвящено значительное количество исследований. Довольно широко разработана проблема ритмических закономерностей в истории на
макроэкономическом, социальном, культурно-историческом уровнях. Но с позиций эстетической науки проблема ритмов истории специально не ставилась и не решалась. В социальной философии и философии истории ритм понимается преимущественно как синоним понятия цикл: в плоскости такого понимания, лишь бегло рассматриваемого в настоящем исследование в сферу используемой литературы попадает обширный круг источников и исследований, посвященных циклическим и волновым теориям исторического развития.
Основная исследовательская литература, привлекаемая к работе над диссертацией, делится на три группы: во-первых, это источники, посвященные проблеме ритма как эстетической категории, во-вторых, исследования, посвященные проблемам структурных закономерностей исторической событийности и процессуальное, в-третьих, наиболее репрезентативные в контексте рассматриваемой темы исторические источники и исторические исследования.
В основе изучения ритма лежат учения, в первую очередь,^ античных философов, таких как Пифагор, Платон («Горгий», «Кратил», «Пир»), Аристотель («Политика», «Поэтика», «Риторика»), Аристоксен, .Плутарх. Лучшими работами в области ритма остаются исследования, проделанные филологами, теоретиками музыки и изобразительного искусства. В числе исследователей феномена ритма в эпосе, поэзии и прозе необходимо назвать имена А. Белого, Э. Бенвеписта, В,В. Вейдле, М.М. Гиршмана, ПН, Гумовской, В.М. Жирмунского, Ю.М. Лотмана, Н.В. Недоброво, В,С, Семенцова, К, Тярановски, КН. Тпмашевского, Ю/Н. Тынянова, Н.М. Фортунатова, Ф.В. Шеллинга, Е.Г, Эткинда; о теории музыкального ритма писали Н. Афонина, К. Закс, А.Ф. Лосев, Л. Мазель, Е. Ручьевская, В.Н Холопова; проблема ритма в изобразительных искусствах нашла отражение в работах Т, Адорно, Г. Вёльфлина, Э. Жильсона, П.А. Флоренского. Особое значение в связи с проблемой ритма приобретает теория пространственно-временных закономерностей построения и бытования
художественного произведения, разработанная в различных аспектах в трудах ММ. Бахтина, Г. Башляра, М Бланшо, Ж. Делёза, Э, Жильсона, Вяч. Вс. Иванова, М. Мерло-Понти, В.Н. Топорова, Б.А. Успенского, ПА, Флоренского, М- Хайдсггера и др.
Вторая группа исследовательской литературы — работы, посвященные структурным закономерностям истории - настолько обширна, что вряд ли может быть компактно и достаточно полно представлена даже простым перечислением имён» В концептуальном плане наибольшую значимость для настоящего диссертационного исследования имеют общие работы по философии истории Р. Арона, НА. Бердяева, Дж, Вико, Р.Ю, Виппера, Г.В.Ф. Гегеля, А.И. Герцена, Г- Зиммеля, Ф.Ф. Куклярского, К.Н. Леонтьева, АА. Мейера, X. Ортеги-и-Гассета, Ш. Пеги, В,В. Розанова, А. Дж. Тойнби, О. Шпенглера, М. Элиаде, В.Ф. Эрна; анализ отдельных философско-исторических проблем в работах С,С. Аверинцева, Ж. Гурвича, В.Д. Жукоцкого, М.В. Кузьмина, Б.В. Маркова, А.И, Неклессы, Д.У, Орлова, Г.М. Прохорова, В Л. Руднева, В.Н. Самородова, М.Б, Синельникова, Е.Г. Соколова, П.П, Сувчинского, Г, Тарда, В.Н. Топорова, Г.В. Флоровского; затрагивающие проблематику эстетики истории работы АА, Грякалова, А.В. Гулыги, К.Г, Исупова, Ю.М. Лотмана, Е.А. Маковецкого, К.С Петрова, Г,С, Померанца; исследования цикло-ритмических закономерностей истории МА. Ахиезера, Ф. Броделя, Н.Я. Данилевского, Ф, Корнелиуса, В.И. Пантина, A3. Полетаева, К.Е. Рыбака, И.М, Савельевой, П.Н. Савицкого, ПА- Сорокина, К.Д. Чесиокова, НА, Хренова, A.R. Шубина, TO.R. Яковца; работы по методологии исторического познания В,В. Балахонского, МА. Барга, ІХМ. Бицилли, М. Блока, Ф. Броделя, Б.Н. Миронова, И.Ф. Муриаиа и др. Здесь, кроме того, необходимо особо отметить следующие сборники статей по материалам научных конференций; «Социальное воображение» (СПб., 2000), «Социальная аналитика ритма» (СПб., 2001), «Циклы в истории, культуре и искусстве» (М., 2002). Проблема закономерностей функционирование
10 исторического сознания нашла отражение в работах Р.Н. Блюма, 0,В. Боровковой, В.Н. Быстрова, А.Я. Гуревича, JLK. Долгополова, К.Г. Исупова, А.А. Королькова, Ю.М. Лотмана, З.Г\ Минц, С.С. Ыеретиной, С.Н. Носова, АЛ, Осповата, Ю.В. Стенника, Р.Д. Тименчика, X, Уайта, Б.А. Успенского, А.Г. Тартаковского, ПХ. Хайтона, ІІ.Я. Эйдельмана и др.
В диссертации используются наиболее репрезентативные в перспективе раскрытия темы исторические источники, исторические сочинения, историографические исследования, искусствоведческие работы. Среди используемых исторических источников необходимо, прежде всего, отметить воспоминания, дневники, письма, художественные произведения современников различных эпох XVIII - XIX вв. Следует назвать имена И.П Анненкова, Ф.В. Еерхгольца, И.И. Бецкого, А,А. Бибикова, А.А. Блока, AT. Болотова, ПЛ> Вяземского, А.И. Герцена, Н.В. Гоголя, Н.И. Греча, Е.Р. Дашковой, Г.Р. Державина, Ф.М. Достоевского, Екатерины II, Н.М. Карамзина, А.И, Кошелева, Б.И. Куракина, К.Н. Леонтьева, МЛО. Лермонтова, М.В. Ломоносова, И.В. Лопухина, О.Э. Мандельштама, Д.А. Милютина, Б.Х, Миниха, М.И. Муравьёва-Апостол а, А .К. Нартова, И.И. Неплюева, А.В. Никитенко, B.C. Печерина, Петра I, П.И. Пестеля, В.Н. Петрова, Ф. Прокоповича, А,С, Пушкина, А,Н. Радищева, К.Ф, Рылеева, А.И, Тургенева, И.С. Тургенева, Ф.И. Тютчева, А.Ф. Тютчевой, И. Фоккеродта, А.В. Храповицкого, П.Я, Чаадаева, АЛ. Чехова, Б.Н. Чичерина, П.П. Шафирова, Я. Штеллина и др.
Кроме того, в работе использовались некоторые официальные документы и законодательные акты русской истории за XVIII — XIX вв. Помимо бегло обрисованного круга источников диссертационное исследование базируется на общих исследованиях по русской истории Дж. К, Биллингтона, В.И. Буганова, В.О. Ключевского, Д.С. Лихачёва, Б.В, Миронова, С.Ф. Платонова, СМ. Соловьёва; работах по русской истории XVIII века Е.В. Анисимова, В.А. Бильбасова, М. Богословского, А.Г. Брикнера, Г.В. Вилинбахова, А.С. Дёмина, В.М. Живова, А.Б. Каменского,
Б.И, Краснобаева, В,В. Мавродина, НИ, Павленко, A.M. Панченко, А,В. Предтеченского, М.И. Семевского, Б.И. Сыромятникова, Н. Устрялова, Е.Ф. Шмурло; работах по русской истории XIX века М.О. Гершензона, ЯЛ. Гордина, И.А- Желваковой, ПА. Зайончковского, А.И. Клибанова, П.И, Ковалевского, М.К, Лемкс, Н.В. Минаевой, А.С. Мыльникова, В.А, Мякотина, В.П. Наумова, М.В. Нечкиной, О.А. Омельченко, А.Н. Пыпина, Ю.А. Сорокина, Б.Н. Тарасова, АХ. Тартаковского, СМ. Троицкого, И. Троцкого, С. Уиттакера (S. Whittaker), Л.А, Чёрной, К,В. Чистова, Н.К. Шильдера, М,М. Штранге, Е.С. Шумигорского, П.Е. Щегол ева, Н.Я. Эйдельмана, В.Е.-Якушкина.
Необходимо заметить, что при всём объеме литературы, привлекаемой к работе над диссертацией, суждения, непосредственно затрагивающие рассматриваемую тему, фрагментарны и контекстуально зависимы. Междисциплинарный характер исследования, обусловленный спецификой самого предмета, требует по возможности широкого охвата литературы по смежным областям знания. Как отмечалось выше, эстетические ритмы истории не становились предметом специального эстетического исследования. Предпринятое в настоящей работе исследование, опираясь на данные, полученные философами, историками, искусствоведами, культурологами, стремится к обоснованию собственного видения той проблематики, что была лишь затронута в работах предшественников.
Основной целью исследования является осмысление особенностей структурирования образа исторического бытия; анализ ритмических закономерностей функционирования и трансформации образов исторического времени. Цель достигается решением следующих задач:
L Уточнение и систематизация круга категорий и понятий, связанных с использованием эстетического термина «ритм» применительно к анализу отражения исторического бытия в сознании; определение эстетического статуса исторических феноменов.
І2 2- Разработка методологии эстетического исследования образа
истории через категорию эстетического ритма. 3. Исследование историко-эстетических конструкций в аспекте их ритмической составляющей на материале русской истории XVIII -XIX вв.
Объектом исследования является образ истории в историческом сознании.
Предметом исследования выступает категория эстетического ритма в истории, рассматриваемая преимущественно на материале истории России XVIII-XIX вв.
Выбор методологии исследования обусловлен междисциплинарным
характером работы на стыке эстетики, философии и методологии истории и
собственно исторической науки. В основу исследования положен
комплексный подход, включающий приёмы философско-эстетического и
историко-культурологического анализа. Философская герменевтика и
феноменологический метод применяются в качестве специальных методов
исследования, используется методологический потенциал классических
категорий эстетики, принципы исторической компаративистики,
источниковедческие методы- В разработке комплексной методологии роль
сыграли: эстетическая теория автора и героя и социологическая поэтика
ММ Бахтина; структурно-семиотическая концепция истории В.М Живова,
Вяч, Вс, Иванова, Ю.М. Лотшна, В,Н. Топорова, БА. Успенского, М
Фуко; феноменологический метод Э. Гуссерля и Г.Г. Шпета; теория
социально-исторического анализа Ф. Броделя, Ж. Гурвича, ПА. Сорокина;
теория пространственно-временного анализа художественного
произведения Б А. Успенского, ПА. Флоренского; методика анализа культурно-исторического пространства и времени, представленная в работах П. Бергера и Т. Лукмапа, Э. Гидденса (A. Guddens), Ж.-Ф. Лиотара, К Лумана, Р. Мертона, ПА. Сорокина, Дж. Тернера, П. Штомпки; системный анализ категорий и понятий исторической пауки в работах В.В.
13 Балахонского, MA, Барга, П,М. Бицилли, М. Блока, А.Я, Гуревича, А.С. Лаппо-Данилевского; теория исторического воображения X, Уайта. В диссертации используются, кроме того, методы анализа художественного текста, разработанные в трудах Р. Барта, JLB. Выготского, M.JL Гаспарова, ММ- Гиршмана, А.К. Жолковского, Ю.М. Лотмана, Р. Кросмана (R, Crosman), В,Я. Проппа, Ю.Н, Тынянова, В- Б. Шкловского, IO.K. Щеглова, Б.М. Эйхенбаума, P.O. Якобсона и др.
Новизна работы состоит в попытке целостно осмыслить категорию эстетического ритма посредством анализа конструктивных принципов исторического сознания, анализа истории как она предстаёт в переживании и понимании — и выявить тем самым эстетический смысл исторического. Принципиально новым является разведение понятий исторического цикла и эстетического ритма истории, позволяющее сместить проблему общих закономерностей истории как процесса в плоскость анализа единого пространства творения и постижения истории. В предложенном ракурсе рассмотрения специфичность приобретают уже устоявшиеся понятия философии истории и исторической науки: историческое время, событие, факт, цикл, эпоха, период и т.п. В эстетико-философский дискурс вводится обширное поля фактов и проблем истории России XVIII - XIX вв,, сформулированных и разработанных в иных исследовательских ракурсах.
Теоретическая и практическая значимость исследования. Разработка категории эстетического ритма в отношении структуры исторического созігания, во-первых, позволяет конкретизировать на определённом и офаниченном предметном поле понимание истории как эстетического объекта, во-вторых, является необходимой ступенью в развитии теоретического аппарата эстетики, а так же философии истории и самой исторической науки, в философском осмыслении общественно-исторических явлений. Практическая значимость исследования состоит в возможности использования материалов и результатов исследования при дальнейшем решении поставленных в нём проблем. Работа может быть
14 использована в процессе научно-исследовательской деятельности студентов и аспирантов. Материалы, положения и выводы диссертации могут быть использованы при составлении общих и специальных курсов как по эстетике и философии истории, так и по социальной философии, культурологии и истории.
На защиту выносятся следующие положения:
Понимание истории, как циклически организованного в мировом макромасштабе процесса, является формой эстетико-ритмического видения истории, которое выступает основой реконструирования и созидания исторического бытия.
История как эстетический объект в плане внутренней целостности и упорядоченности описывается через категории и понятия: пространство, ритм, контекст, событие, сюжет.
В эстетическом отношении история предстаёт как временное целое, чьё пространство ритмически организованно; ритм является временной реализацией пространственной упорядоченности целого; время истории сворачивается, кристаллизуется в пространство истории, а пространство разворачивается в образ исторического времени.
Эстетический ритм истории есть образ организации исторического движения посредством усиления и ослабления его интенсивности, составляющий высшее единство композиции истории как эстетического объекта; эстетический ритм истории выявляется в чувстве относительной интенсивности прошлого или переживаемого исторического времени в контексте ценностно конструируемого исторического текста-произведения.
Событийность обладает свершённостью, полнотой и выразительностью, будучи вписана в ритмически организованный сюжет истории; историческая эпоха как целостный образ внутренне ритмически организована, но эта
15 оформленность выявляется в своей общеисторической сюжетной
значимости только в контексте ряда взаимосвязанных,
взаимозависимых эпох.
б. Русская история послепетровских эпох предстаёт как
трансформация «движения, переданного Петром» (А.С. Пушкин)
и может быть осмыслена как ритмическое варьирование некой
основной темы - формы, заданной петровской эпохой; созидание
исторического совершается в контексте того или иного образа
предшествующих эпох.
1. Полнота исторического бытия достигается в современности
через историтворческое преображение обыденного;
интенсивность исторического времени в ту или иную эпоху
определяется отношением живой жизни ритма, как силы
преобразующей историю, и фона, как пространства прошлого.
Апробация работы. Диссертация обсуждалась на теоретическом
аспирантском семинаре и на заседании кафедры эстетики и этики
факультета философии человека РГПУ им. А.И. Герцена. Основные её
положения, принципы исследования и выводы изложены в докладах на
следующих научных конференциях: «Ребёнок в современном мире» (СПб.,
2004), «Прошлое - настоящее - будущее» (СПб., 2004), «Философия тайны»
(СПб., 2005), «Философия дома» (СПб., 2005), «Философия и психология
дома» (СПб., 2005).
Объем и структура диссертации. Содержание диссертационного исследования изложено на 183 страницах основного текста. Работа состоит из введения, двух глав, каждая из которых разделена на три параграфа, выводов по каждой из глав, заключения и списка источников и литературы по данной тематике на русском и иностранных языках.
Пространство истории: ритм - контекст - событие
В анализе пространства истории мы будем исходить из широкого толкования пространственности, как оно представлено, в частности, в эстетике ПА, Флоренского49, Толкование философом миропонимания как пространствопонимания даёт основание для соответствующего пространствопонимания истории, П,А. Флоренский называет пространственность необходимой стороной и чувственно постигаемого (переживаемого), и умопостигаемого (мысленного) опыта, распространяя, таким образом, пространственную метафору на сознание как таковое и все его разновидности, «Проблема пространства залегает в средоточии миропонимания во всех возникавших системах мысли и предопределяет сложение всей системы» , Понимающее отношение к действительности связывает способность понимания с пространством как собственным и первичным условием, с одной стороны, и средством смыслодъятелъности -с другой , Всякое понимание как понимание целостности, по Флоренскому, основано на пространство понимании: понять значит понять в каком-то пространстве, в качестве пространства, посредством пространства. Пространствопонимание означает, в свою очередь, онтологическую причастность, состояние единосущкост с понимаемым: стать органичной частью понимаемого возможно только через понимание - Поступок как понимающее, ценностное действие совершается в пространстве понимаемого; слепой поступок, так или иначе, вписывается в пространство понимания другого.
Разговор о пространстве истории предполагает толкование исторического процесса как так или иначе завершённого в понимании арт объекта, художественного произведения - такого рода эстетика истории свойственна русской мысли , Но, на наш взгляд, об эстетической реконструкции и членении «настоящего-прошлого»5 } особого не-данного бытия можно говорить в той или иной мере в отношении всякого исторического познания и не только специально или подспудно эстетически ориентированного. Исторический источник не представляет е историю как таковую, а сам уже является некоторой реконструкций и «шифровкой» (в семиотическом толковании), получающей, в свою очередь, определённую дешифровку в работе сознания, вторично реконструирующего прошлое. История сама по себе5 безгранична, не разграничена, колоссальна в отношении количества и взаимосвязи вершащегося в ней многообразия закономерностей и случайностей.
Ограничение, разграничение, выбор, иерархизация, структурирование происходят в понимающем и действующем сознании. Есть богатство проживаемой жизни, и есть закономерно и органично полагаемая этой жизни история как таковая (res gestae), как так или иначе структурированная совокупность произошедших событий. История действительно и бесспорно вершится в богатстве жизни, но предстаёт как ценностное само конструирование, предполагающее определённые реализуемые или не реализуемые интенции, единственно возможные обшие траектории, определяющие закономерности и необходимости - т.е. предполагающее некоторое пространство свершения и построения.
В рамках семиотического подхода к истории Б.А. Успенский рассуждает о смысле «кодирования» времени в образы пространства. Исследователь пишет: «...опыт восприятия пространства предстаёт как первичный в гносеологическом отношении; соответственно, он может определять восприятие времени - время может осмысляться как пространство.
Очевидно, вообще, что пространство и время предстают в нашем сознании как соотносимые явления (категории, формы бытия). Они как бы изоморфны и могут быть уподоблены друг другу: так, в частности, если пространство наполнено предметами, то время наполнено событиям и, ориентация в пространстве (правое - левое) соответствует ориентации во времени (до - после), и т.п.; соответственно они легко перекодируются друг в друга.
Основная разница между пространством и временем проявляется в их отношении к человеку как воспринимающему субъекту: пространство пассивно по отношению к человеку, тогда как человек активен относительно пространства; напротив, время активно по отношению к человеку, тогда как человек пассивен в отношении времени» . Пространство воспринимается непосредственно, а время - опосредованно.
Эстетический ритм исторического сюжета
Глубокое осознание эстетического ритма, имеющее основание в эстетическом вадении, рождает двойственное чувство: с одной стороны, благоговейный восторг либо иррациональный трепет участника, сопричастного всемирному ритму (тютчевское «Блажен, кто посетил сей мир / В его минуты роковые...»); с другой, ужас перед Молохом всеобъемлющей исторической необходимости (выражение «попал под колёса истории»)124.
История есть пульсация событийности: ритм ее сюжета, драматизм, выразительность определяются той характерной позицией, какую занимают её участники - выразительность и «несомненность» эпохи заключается в искусстве оркестровки событий и индивидуальных поступков в границах единой «темы судьбы» . Эстетический ритм истории, как формообразующее начало исторического бытия её событий и героев, определяется через категориальные оппозиции; сгущение - разряжение, напряжение - ослабление, активность - пассивность, воодушевление -равнодушие, действие — страдание3 а также через понятия ожидания и развязки, горя и радости, взлёта и падения, отрицания и утверждения, описывается терминами повтор, чередование, пауза, возвращение, мера, длительность, симметрия, соразмерность, интервал, цикличность и т.п.
В небольшой заметке «Эстетический подход» (1927) АЛ. Мейер так в наиболее общем виде определяет эстетическую сущность ритма: «Целостность образа обуславливается кроме того обнаружением в нём определённым образом оформленных колебаний напряясённости... Такую оформленность колебаний напряжённости в динамических образах называют ритмом... Ритм имеет место и в образах статических, так как всякий статический образ приобретает эстетический смысл лишь при условии сокрытого в нём движения»126. По Мейеру, таким образом, ритм есть динамика колебаний напряжённости, обуславливающая целостность и эстетический характер образа. Чувство ритмической целостности Мейер определяет через понятие «интенции», определяя её как «активное движение сознания к предмету восприятия» - Интенция целостности истории есть в широком смысле интенция её эстетического ритма или ритмов.
Событийность обладает полнотой и свершённостью, будучи вписана в ритмический рисунок, сюжет истории. Имеет смысл остановиться более основательно на вопросе, что понимать под «колебаниями напряжённости» применительно к историческому сюжету. Историческая эпоха как целостный относительно замкнутый образ внутренне ритмически организована, но эта оформленность выявляется в своей общеисторической сюжетной значимости только в контексте ряда взаимосвязанных, взаимозависимых эпох. Проблема сущности «эпохальной» организации истории в свете обозначенного выше понимания эстетического ритма истории приобретает новый ракурс, по-новому актуализирующий уже ставшие обычными рассуждения в отношении истории о таких мифологемах, как время/безвременье, путь, судьба, граница, повторение, подражание и т.п. Целостность образа эпохи (а только при условии целостности и самозамкнутости эпоха определяется в своём внутреннем своеобразии) - проблема, рассмотрение которой позволит говорить об истории как арт-обьекте в плане его сюжетной организации.
Выделение каких бы то ни было этапов в истории по существу означает определение единицы времени, которое отличается «наполненностью историческим смыслом»128. В уже цитировавшейся выше работе Г- Зиммель писал о смысле всякой периодизации, выделении этапов и эпох: «...подразумевается, что к концу... периода состояние настолько изменилось, что лишь из воспоследовавшего мы способны понять то, что не было ясно по начальному состоянию этого периода»129. Этап представляет собой, таким образом, с одной стороны, внутренне определённую единицу разворачивающегося исторического смысла, а с другой стороны, являет определённую уникальность этого разворачивания внутри себя. Понимание целостности некоего исторического отрезка очень прочно укоренено в сознании и эксплуатируется на всех уровнях рассуждений об истории - от обыденного до научного. Исторический дискурс оперирует определёнными вехами, этапами, эпохами, границами, рамками .
Историческая форма и историотворчество: русская история XIX века
Крупнейший знаток русской мемуаристики А.Г, Тартаковский делает важные замечания о резком изменении направления мемуаротворчества в самом начале XIX в,: «Именно в это время и возникают одно за другим обширные по замыслу и охвату событий мемуарно-автобиографические повествования, ориентированные на публикацию - черта, ранее ... не имевшая места в практике писания мемуаров в России, .. . Примечательно, что авторами этих повествований были лица, родившиеся ещё в 40 - 50-х годах XVIII века, большую часть жизни прожившие в его пределах и по всем своим взглядам, привычкам, умонастроениям воплощавшие в себе его традиции» , Далее исследователь пишет: «Видимо, в новых исторических условиях должно было что-то сильно измениться в культурном климате эпохи, в общем сознании и историческом самоощущении личности, чтобы произошли столь заметные перемены в недрах мемуаротворчества, чтобы ими оказались затронуты люди, вышедшие из глубин прошлого столетия»309. Изменения эти определяют облик новой эпохи, начавшей XIX век- Воспоминания обращены к прошлому - в этом плане они подводят итог и фиксируют завершение; самим фактом своего создания, сущностью своего внутреннего направления они выражают интенцию современности. Ориентация первых мемуаров XIX века на публичность частной жизни, понимаемой как важная историческая роль, характерна для общего строя эпохи Александра L Ориентация нового молодого царя через голову отца на политическую линию бабушки оказалась во многом условной в ситуации иного типа исторического времени, которое, пользуясь терминологией Ж. Гурвича, можно условно назвать «взрывчатым временем»310, XVIII век остаётся живым контекстом нового интенсивного времени, он определяет содержание, процессуальность и тенденции этого времени, но ритм эпохи становится уже совершенно иным, и выразительность его явлена именно на фоне предшествующего. Ритм и образ всего XIX века проявились уже в самом начале его: историотворчество какритмозадающее начало на фоне сложившейся исторической формы - сравнительная интенсивность и насыщенность эпох XIX века будет зависеть от того, какое начало условно преобладает. Это противопоставление, на наш взгляд, ставит проблему образа века шире, чем противопоставление линий государственной и революционной в их всевозможных модификациях, т.к. выводит её на уровень конструирования исторической процессуальное и событийности - на уровень эстетики истории.
Эпоха Александра I не была эпохой радикальных преобразований -имевшие место реформы не имели кардинального характера. Это время в реформаторском плане не сопоставимо с первой четвертью XVIII века, но сопоставимо с петровской эпохой по уровню интенсивности переживаемого исторического времени - это сопоставление чрезвычайно показательно для прояснения сущности эстетических ритмов эпохи. Путь поиска прямых аналогий событийно-сюжетного плана, значимый в контексте с хгшидентификации эпох, оказывается тупиковым. Для характеристики времени первой четверти XIX века определяющими являются тип и облик нового поколения людей, родившихся в большинстве своём в самом конце 80-х и в 90-е годы предыдущего столетия и ставших историей уже после 1825 года.
Противопоставление двух ярких поколений, выявляющих сущность различных эпох - последней трети XVIII века и первой четверти XIX века -ярко прослеживается на сопоставлении условных типов - авантюриста, с одной стороны, и декабриста, с другой. Ю.М, Лотман писал, что «если при чтении биографий людей 1812 года в сознание возникает поэма, то конец XVIII века выражает себя именно в романе»311. То, что это «роман» преимущественно авантюрный ясно по примеру, который приводит исследователь - биография некоего Нечеволодова, ставшего для своего времени притчей во языцех. Люди последней трети XVIII века, по словам Лотмана, «отмечены были одной общей чертой - устремлённостью к особому индивидуальному пути, специфическому личному поведению» . Надежда «попасть в случай», «поймать фортуну» определяла содержание и направленность индивидуальной судьбы и биографии. А.Ф, Строев пишет: «XIX в. утвердил иные, ... новые способы нарушения социальных норм. Ещё сильнее, чем в век просвещения, культура требовала антитезы в поведении, манере одеваться и творить, в выборе идеалов: романтическое бунтарство, дендизм, утопический социализм, сатанизм «проклятых поэтов»- Разумеется, не исчезли ни плуты, ни преступники, ни духовидцы напротив, они стали излюбленными литературными героями. Но пропали те, кто в энциклопедический век объединял все эти ипостаси авантюристы Просвещения».
Памятник и память: фиксация эстетических ритмов истории
Проследив структурные сюжетно-ритмические особенности русской истории XVIII - XIX вв. в свете понимания исторической событийности как творимого произведения» можно обратиться к более подробному рассмотрению одного аз механизмов эстетического конструирования исторического пространства, а именно к функциональному и структурному значению такой формы исторического памятования как памятник.
Памятник исключительно своеобразный феномен культуры. На наш взгляд, основная проблема, возникающая в связи с этим феноменом — это отношение его к памяти, в том числе - исторической» На первый взгляд, подобная постановка вопроса напоминает тавтологию, но именно вокруг подобного рода тавтологий часто рождаются вопросы, разрешение которых, или хотя бы приближение к их решению, приоткрывает новые или забытые смыслы уже, казалось бы, устоявшихся понятий. Кроме того, сам феномен памятника чрезвычайно противоречив и многопланов: его окутывают самые различные, конфликтующие слои ассоциаций и образов; памятник одновременно духовен и величественен в своем утверждении некоего памятования, но, в то же время, памятник официозен, лжив и отрицает «память живую» (ср. как оппозиция «памятник нерукотворный»); памятник «приходит» в определённый культурный, исторический, географический (в том числе — городской) ландшафт, изменяя его, генерирую вокруг себя новые события и смыслы, но когда памятник «уходит», события и смыслы «по старой памяти» продолжают витать вокруг уже опустевшего места -энергетика памятника выбирает себе место и остаётся на этом месте после памятника, что наводит на мысль: а не имеем ли мы в данном случае дело с чем-то большим, чем просто некий материальный или духовный объект - а именно с феноменом такой устойчивости исторической памяти, которая распространяется на пространство. Рассмотрение целого комплекса идей, связанных с бытованием в культуре феномена памятника, через призму эстетик о-ритмическо го видения истории составляет предмет нашего интереса» Нас не будут занимать искусствоведческие проблемы, а эстетические характеристики памятников — только в той мере, в какой они выражают определённый ракурс вг/дения истории, исторического события, исторической личности, исторического образа. То есть нас интересует, прежде всего, скульптурный памятник в частности как символическое выражение эстетико-исторической интуиции сюжетной интенсивности, насыщенности и силы истории, события, личности.
Памятник предстаёт как элемент исторического сюжета, феномен, в котором кристаллизуются определённые исторические эпизоды, эпохи, линии развития. Памятник современен, так как всегда присутствует среди нас, но он и отсылает к прошлому и сам, по самому смыслу своему, является посланием из прошлого - действительным или имитированным современностью. История отмечает веки своего следования, возобновляя пройденные этапы через воспоминание о них - памятник не только и не столько прославляет, сколько фиксирует. Памятник есть образ прошлой эпохи в эпохах последующих и часть их, генерирующая новые смыслы и новые их отношения. Сама «новизна» памятника очень специфична и противоречива: давно назревшая актуальность воплощённого памятования дезавуирует всякую новизну - памятник воспринимается как прошлое, чудесно, но закономерно явившее себя в зримом символе. Зов истории, памяти, на который современность откликается памятником, есть одновременно и голос самой современности, призывающей историю в свидетели своей собственной исторической роли и исторического места. Столкнувшись с такой запутанностью, казалось бы, простого феномена, необходимо, прежде всего, уточнить содержание самого понятия. «Памятник», «монумент», «мемориал» - все эти понятия своей этимологией отсылают к памяти как таковой: латинское «monumentum» происходит от глагола «moneo» - «напоминать»; «memorial» - от существительного «memoria» - «память». В русском языке с XVIII века понятия эти практически не претерпели изменений. Автор одной из первых работ, специально посвященных сооружениям мемориального характера, даёт такое определение: «Памятники сооружаются для увековечения достопамятнейших событий, имевших на государство благодетельное следствие, а также на местах одержанных побед над неприятелем и замечательнейшим людям, оказавшим незабвенные услуги отечеству» S4. В.И, Даль так определяет это слово: «всё, что сделано для облегчения памяти» для того, чтобы помнить дело, не забыть чего», и далее уточняет, что, во-первых, памятник - это «сооружение зодчества или ваяния в честь и память события, лица», как то - памятник Петру Великому, памятник тысячелетия Руси, надгробный, намогильный памятник, а во-вторых, памятник - это «остатки прошлого; устроенное, созданное кем-либо или напоминающее его (Эта монета памятник начала первого века. Он оставил по себе один памятник: развалины недостроенного дома. Военные поселения наши памятник Аракчеева)»385, Современный толковый словарь русского языка даёт тройное толкование, сходное, по сути, с уже приведёнными: памятник - это «1. архитектурное или скульптурное сооружение в память или в честь какого-либо лица или события И устар. то, что является напоминанием о ком-либо, чём-либо, 2. каменное, бронзовое и т.п. сооружение на могиле умершего, надгробие, 3- neper L ТО, ЧТО сохранилось от прошедших эпох»386. Необходимо здесь обратить внимание на то, что В.И, Даль не разводит понятия памятника надгробного и памятника как общественного монумента, не связанного с захоронением -это важное обстоятельство, к которому у нас ещё будет повод вернуться.
