Содержание к диссертации
Введение
1. Типология предметов конского снаряжения 14
1.1. Удила 15
1.2. Стремена 24
1.3. Сбруйный набор 27
2. Хронология предметов конского снаряжения 41
2.1. Удила 43
2.2. Стремена 56
2.3. Сбруйный набор 65
3. Конь в жизни средневековой мордвы 74
Заключение 92
Библиографический список 96
Список сокращений 119
Приложение 120
Введение к работе
Актуальность темы. Каждая археологическая находка несет в себе информацию, воссоздающую, в той или иной мере, жизнь народа. Снаряжение верхового коня обладает уникальными свойствами отражать различные сферы деятельности: хозяйственную, военную, социальную, торговые и военно-политические связи. Исследование конского снаряжения особенно актуально для народов, история которых крайне скупо отражена в письменных источниках.
К настоящему времени конское снаряжение Древней Руси и кочевых народов Восточной Европы, стало объектом специальных исследований. На этом фоне, несмотря на большой накопленный археологический материал по материальной культуре поволжско-финских народов, в частности мордвы, оно остается малоизученным. Работа по этой теме может стать частью для последующего всестороннего изучения конского снаряжения в целом народов Восточной Европы.
Объектом исследования являются погребальные памятники мордвы III - XIII вв. В I - начале II тысячелетия территория древней мордвы охватывала значительную часть Окско-Сурского междуречья: на севере от правобережья Волги, на юге - от верховьев Мокши и Суры. Монголо-татарское нашествие, всесторонне повлиявшее на жизнь средневековой мордвы, затронуло и его расселение. Среди археологических памятников переселенной мордвы используются материалы Аткарского могильника, расположенного в Нижнем Поволжье. Рассматриваемые в исследовании древнемордовские погребальные памятники расположены на территории Республики Мордовия, Пензенской, Тамбовской, Нижегородской, Саратовской областей.
Предмет исследования - элементы конского снаряжения, как важная часть погребального инвентаря и материальной культуры средневековой мордвы.
Хронологические рамки исследования охватывают период с III по XIII век. По мнению археологов, основные признаки древнемордовской культуры сложились в III в. н.э., и с этого времени можно говорить о древней мордве как об этнокультурной общности [Вихляев В.К, 1977. С. 62; Вихляев В.И., 2000. 61 - 62; Шитов В.Н., 2000. С. 53]. Примерно в это время на территории Окско-Сурского междуречья появляются могильники, которые определяются как древнемордовские. Верхняя хронологическая грань исследования - XIII век — время монголо-татарского нашествия, нарушившего ход политического, экономического и социального развития мордовского общества. Кроме того, из ассортимента погребального инвентаря позднейших могильников почти исчезает конское снаряжение -предмет нашего исследования.
Цель и задачи исследования. Цель работы заключается в системном изучении археологического материала, касающегося конского снаряжения из наиболее широкого круга мордовских памятников. Задачи определяются следующими положениями:
- разработка исчерпывающих признаков классификации предметов
снаряжения верхового коня;
определение временных рамок бытования выделенных типов вещей;
исследование эволюции предметов конского снаряжения;
- выявление экономических и военных связей мордвы на основе
изучения предметов конской упряжи;
- обобщение и систематизация археологических данных для выяснения
социальной структуры мордовского общества и некоторых сторон
мировоззрения связанного с почитанием коня.
Источниковая база. Исследование основано на материалах 34 погребальных памятников древней мордвы. Снаряжение верхового коня практически не встречается на средневековых мордовских поселениях, что может быть объяснено их слабой изученностью. Использованы
этнографические и фольклорные данные, сведения русских летописей и данные западноевропейских авторов.
Материалы об археологических памятниках содержатся в полевых отчетах, хранящихся в архиве Института археологии РАН и рукописном фонде Научно-исследовательского института гуманитарных наук при Правительстве Республики Мордовия. Данные некоторых могильников были опубликованы, однако, не всегда в полном объеме [Материалы по истории мордвы..., 1952; Материальная культура средиецнинской мордвы..., 1969; Петербургский И.М., 1979а.; Беляев Я.В., Вихляев В.И., Зелеицова О.В., Шитов В.Н, 1998; Мартьянов В.К, 2001]. Находки, использованные в работе, хранятся в археологических фондах ГИМ, Государственного Эрмитажа, Арзамасского историко-художественного музея, Моршанского историко-художественного музея, Саратовского областного музея краеведения, Пензенского государственного объединенного краеведческого музея, Мордовского республиканского музея изобразительных искусств, Мордовского республиканского объединенного краеведческого музея, археологического музея Мордовского государственного университета им. Н.П. Огарева и в фондах Научно-исследовательского института гуманитарных наук при Правительстве РМ.
Для сравнительного анализа использованы опубликованные сведения о памятниках Восточной Европы, Сибири и Средней Азии.
Историография. Историография изучения предметов конского снаряжения из мордовских памятников не велик, из-за отсутствия серьезных исследований в этой области. Многие исследователи, начиная с В.Н. Ястребова [Ястребов В.Н., 1893], при публикации материалов могильников касались снаряжения коня, как части погребального инвентаря, но специальному анализу его не подвергали.
А.Е. Алихова выделила наиболее часто встречающиеся формы удил VIII - IX вв. на материале из Лядинского могильника, отметила, что самой
распространенной формой стремян у мордвы этого периода были стремена с
подпрямоугольным ушком, снабженным отверстием, и широкой выгнутой
^ подножкой. Она же отмечала, что в отличие от муромы, обычай конского
захоронения у мордвы, оставившей Лядинский могильник, где к тому времени было известно одно безинвентарное погребение коня, был мало распространен [Алгіхова А.Е., 1959а. С. 28-30]. Ко времени выхода работы А.Е. Алиховой мордовские могильники были исследованы еще недостаточно, памятники первой половины I тысячелетия были мало изучены, их исследование только начинал М.Р. Полесских.
В 1968 году вышла статья М.Р. Полесских, в которой, рассматривается снаряжение из могильников армиевского типа, и приводятся аналогии некоторым накладкам от сбруи [ПолесскихМ.Р., 1968а. С. 206].
И.М. Петербургский, при систематизации материалов II Старобадиковского могильника (вторая половина VII - X вв.) уделяет внимание удилам и стременам [Петербургский ИМ., 1987. С. 57]. Однако он ставил своей целью рассмотреть вещи только одного могильника, кроме того, в публикацию не вошли материалы последних лет исследования памятника.
Принадлежности конской сбруи из древнемордовских памятников I
тыс. н.э. затронул в своей работе А.В. Циркин [Циркіш А.В., 1987. С.217—
229]. Отметив, что «сбруйные принадлежности средневековой мордвы -тема
незаслуженно забытая исследователями» [Циркии А.В., 1987. С. 221], автор
довольно подробно сделал обзор комплексов из среднецнипских
могильников, однако неполно и крайне скупо осветил материалы
могильников III — VII вв. Кроме того, А.В. Циркин объединяет с
мордовскими, вещи из Шокшинского могильника, с городища Ош Пандо,
Армиевского селища (Армиевский курганно-грунтовой могильник) —
памятников, относимых многими исследователями к иным культурам.
4v В.И. Вихляев рассматривал вопрос о происхождении конских
захоронений у средневековой мордвы [Вихляев В.И., 1997], многие из
которых к этому времени уже были опубликованы [Мартьянов В.Н., 1992]. Он называет эту черту погребального обряда у мордвы существенной и выделяет несколько возможных факторов, ставших причинами ее возникновения [Вихляев В.И., 1997. С. 116, 117].
В 2001 году вышла работа В.Н. Мартьянова, в которой опубликованы материалы многолетних исследований мордовских могильников в Нижегородской области. Автор затрагивает и такой элемент погребального обряда мордовских могильников северной группы как конские захоронения и, вслед за В.Н. Вихляевым, считает эту черту существенной не только для мордвы-эрзи, но для всей мордвы в целом [Мартьянов В.Н., 2001. С. 260].
СВ. Святкин, в исследовании по вооружению и военному делу мордвы первой половины II тысячелетия, рассматривает и конское снаряжение этого времени. Он же приводит упоминания о мордовских обрядовых действиях, связанных с конем [Святкин СВ., 2001. С. 58-70].
И.Р. Ахмедов, рассматривая псалии гуннской эпохи, упоминает двое удил из мордовского Абрамовского могильника и, считая их одними из самых ранних удил с псалиями этого времени, находит им аналогии в памятниках Восточной Европы и Кавказа [Ахмедов И.Р., 2001. С. 220 - 222, 228].
Таким образом, все исследования конского снаряжения мордвы были неполными и отрывочными, так как исследователи не располагали материалами раскопок последних лет, не делали это своей задачей, либо были серьезно ограничены хронологическими рамками. Кроме того, ни кто из них не ставил конское снаряжение в центр своего исследования.
Изучение конского снаряжения является одним из важных направлений в отечественной археологии.
Активные исследования древних памятников начались после второй мировой войны, что повлекло накопление массы археологического материала. Появляются научные труды, ставившие целью систематизировать
этот материал с широким как хронологическим, так и территориальным охватом. Среди таких исследований работа СВ. Киселева, посвященная истории Южной Сибири [Киселев СВ., 1949]. Автор рассматривал самые распространенные формы стремян и удил Алтая второй половины I тысячелетия, и их аналогии из памятников юга России и Венгрии [Киселев СВ.,1949. С. 290].
С.А. Плетнева в работе, посвященной кочевническим древностям южнорусских степей, выделяет хронологические группы погребений и характерные для них типы удил и стремян; рассматривает происхождение и эволюцию некоторых предметов конского снаряжения [Плетнева С.А,1958.].
В.Ф. Генинг и А.Х. Халиков, публикуя материалы древнеболгарского Больше-Тарханского могильника и рассмотрев удила и стремена, пришли, к выводу, что распространение у мордвы с VIII в. предметов юго-восточного облика, связано не с салтовским и северокавказским населением, а с болгарским влиянием. Пришлые болгары, по их мнению, вступили в довольно тесный контакт с территориально близкими мордовскими племенами, восприняли от них некоторые типы вещей и в свою очередь, оказали сильное воздействие на формирование местной культуры финно-угорского населения Среднего Поволжья и Прикамья [Генинг В.Ф., Хачиков А.Х.,\96А.СА56,\59].
А.А. Гаврилова рассматривая конское снаряжение из кочевнических могильников Алтая большое внимание уделила эволюции предметов конского снаряжения второй половины I тысячелетия. При этом отправной точкой в развитии форм кольчатых удил она делает однокольчатые удила, названные ей «кошибеевскими» [Гаврилова А.А., 1965. С. 80 - 87].
С.А. Плетнева исследуя памятники салтово-маяцкой культуры, выделила наиболее типичные для них предметы конского снаряжения, в том числе удила со стержневидными псалиями и стремена с овальной петлей для
путлища и прямой или слегка выгнутой подножкой [Плетнева С.А., 1965; Плетнева С.А., 1989].
СИ. Вайнштейн в историко-этнографической статье коснулся происхождения стремян. По его мнению, их изобретение произошло в VI в. и связано с распространением древнетюркской культуры. Причем первыми стали применять стремена алтайские тюрки [Вайнштейн СМ., 1966. С.65, 66]
В работе Г.А. Федорова-Давыдова, вышедшей в 1966 году, и во многом положившей начало серьезной работы в направлении исследования предметов конского снаряжения, были определены наиболее значимые признаки классификации удил и стремян на материалах кочевнических древностей. Но автором были затронуты лишь памятники периода предмонгольского и монгольского завоевания [Федоров-Давыдов Г.А., 1966].
Огромный материал древнерусских памятников IX — XIII вв. систематизировал А.Н. Кирпичников [Кирпичников А.Н., 1973]. Его работа затронула многие вопросы, связанные с конской сбруей и стала своеобразной энциклопедией по истории всаднического снаряжения Восточной Европы.
В дальнейшем, после выхода работ Г.А. Федорова-Давыдова и А.Н. Кирпичникова, исследователи, касаясь конской сбруи, просто не могли не использовать заложенные ими принципы. Таковой, например, стала работа С.А. Плетневой, посвященная черным клобукам, где применена классификация удил и стремян Г.А. Федорова-Давыдова [Плетнева С.А., 1973. С. 15].
В 1973 году объектом пристального изучения исследователей становятся стремена. И.Л. Кызласов, рассматривая происхождение стремян, предположил их существование с V - III в. до н. э. и отказался от поисков народа «изобретателя стремян», так как необходимые в быту они могли появиться в разных центрах [Кызласов И.Л., 1973. С. 35]. А.К. Амброз учитывает стремена и седла авар как важный хронологических признак [Амброз А.К, 1973].
Ю.А. Краснов, исследуя снаряжение коня из Безводнинского могильника, привлекает аналогии, прежде всего, из мордовских памятников [Краснов Ю.А., 1980. С. 77-78]. По его мнению, конские захоронения и погребения с конем этого могильника, являлись выросшей на местной основе деталью погребальной обрядности, обусловленной в своем возникновении определенными чертами социально-экономического развития общества, в частности большой ролью коневодства в хозяйстве и выделением воинов-всадников [Краснов Ю.А., 1980. С. 38].
А.К. Амброз освятил наиболее типичные формы конского снаряжения, как часть погребального инвентаря кочевников V — первой половины VIII в. [Амброз А.К., 1981. С. 13-15].
В.Н. Шитов проанализировал материалы раскопок древнейших рязано-окских могильников. Для Старо-Кадомского могильника он выделил три типа удил, коснулся их эволюции и предложил им аналогии в степной и лесостепной зоне Восточной Европы [Шитов В.Н., 1988 С. 28-29]. Для Кошибеевского могильника (раскопки Глазова В.Н.) Шитов В.Н. выделяет два типа удил [Шитов В.Н., 1988 С. 17].
Конское снаряжение из памятников неволинской культуры Приуралья классифицировали Р.Д. Голдина и Н.В. Водолаго, они же дали хронологическое определение удил и стремян, распределив их по выделенным стадиям культуры с конца IV в. до первой половины IX в. [Голдина Р.Д., Водолаго Н.В., 1990. С. 87].
Конскому снаряжению и конским захоронениям муромы второй половины VIII - первой половины X в. уделил внимание В.В. Гришаков. Связывая обряд конских захоронений с культом коня и, соглашаясь с Ю.А. Красновым, автор указывает на его местный характер. В поисках истока обряда он обращается к подобным захоронениям Безводнинского могильника и памятникам андреевско-писеральского типа [Гришаков В.В., 1990. С. 134— 137].
Объектом изучения Л. Гаврилиной становятся такие украшения сбруи как решмы. В итоге она приходит к выводу о существовании в X в. центра их высокохудожественного производства в Нижнем Поволжье. В XI в., по ее мнению, этот центр сместился к западу [ГаврнлинаЛ., 1993. С.81].
И.Р. Ахмедов классифицировал предметы конского снаряжения из материалов рязано-окских могильников III - VII вв., предложил их хронологию, а также выделил стадии развития конского убора и снаряжения всадника из могильников этой группы [Ахмедов И.Р., 1995]. Рассматривая удила с Г-образными псалиями из Гапоновского клада И.Р.Ахмедов, сравнивает их с находками в памятниках Причерноморья, Кавказа, степи и лесостепи Восточной Европы, в том числе и с удилами из Армиевского могильника древней мордвы, и датирует их VII в. [Ахмедов И.Р., 1996. С. 42]. И.Р. Ахмедов поставил вопрос о значении поясного убора и снаряжения всадника в погребальном обряде рязано-окских могильников, и пришел к выводу о том, что наличие комплекса, включавшего оружие, поясной убор и конский убор, - тесно связано со степенью участия местного населения в контактах со степным миром и является отражением степной, «воинской» моды [Ахмедов И.Р., 1997. С.18].
Конское снаряжение протоболгарских памятников на Средней Волге рассматривалось С.Э. Зубовым [Зубов С.Э.У 1998. С. 121-128].
Такова историография изучения вопроса, но следует также учитывать, что предметы конского снаряжения, без столь пристального рассмотрения, часто упоминались исследователями при изучении отдельных памятников и групп памятников различных культур. В диссертации, для определения круга аналогий, использовались работы в центре внимания которых, стояли салтово-маяцкая культура [Артамонов М.И., 1958; Ляпушкип И.И., 1958; Плетнева С.А, 1963, 1981], древности южнорусских степей и Северного Кавказа [Воронов Ю.Н., Шенкао Н.К., 1982; Засецкая И.П., 1994; Гей О.А., Бажай И.А., 1997; Флеров B.C., 2000], могильники марийцев [Архипов Г.А.,
1973, 1986; Никитина Т.Е., 1999], археологические памятники Прикамья
[Голдина РД, Капании В.А., 1980; Голдіша РД, 1985], Урала [Гетшг В.Ф.,
±\ Голдіша Р.Д., 1970; Амброз А.К., 1980; Мажитов Н.А., 1981], Центральной
Азии [Труды Семиреченской археологической экспедиции...., 1950; ШерЯ.А., 1961], Западной и Восточной Сибири [Берпштам А.Н., 1952; Арслапоеа Ф.Х., 1972; Деревянко ЕЖ., 1975, 1977] и др.
Методика исследования. Работа основана на использовании синтеза
типологического, сравнительно-исторического и статистического методов. В
основу нашей типологии предметов конского снаряжения мордвы были
положены принципы, разработанные Г.А. Федоровым-Давыдовым [Федоров-
^ Давыдов ГА., 1966. С. 11-22] и А.Н.Кирпичниковым [Кирпичников А.Н.,
1973] для находок из кочевнических и древнерусских памятников VIII — XIV вв.
Нами впервые была разработана типология мордовских древностей III - VII вв., которая удачно вписалась в принятую схему. И это является существенным, так как данная категория находок до сих пор не являлась предметом специального анализа материальной культуры мордовских племен. Сравнительно-исторический метод применяется при рассмотрении эволюции конской упряжи, а также комплексов со снаряжением верхового коня.
При разработке хронологии предметов конского снаряжения
использовались работы А.Е. Алиховой [Алихова А.Е., 1959а.], В.И. Вихляева
[Вихляев В.И., 1972, 1977, 2000], Р.Ф. Ворониной [Воронина Р.Ф., 1988], О.В.
Зеленцовой [Зелепцоеа О.В., 1992, 1996, 1998], В.В. Гришакова [Гришаков
В.В., 1998,2000], в которых широко затронуты вопросы датировок предметов
материальной культуры (украшений) древней мордвы, археологических
памятников и погребений.
{ В разделе, посвященном взаимовстречаемости предметов снаряжения
верхового коня и различных видов вооружения, впервые на основе
статистических данных, рассматривается процесс военизации мордовского общества с III по XI в.
Научная новизна. В работе впервые систематизированы материалы, касающиеся снаряжения верхового коня из древнемордовских могильников, со времени их появления и вплоть до монгольского завоевания. Исследование позволит дополнительно оценить этническую и политическую ситуацию в регионе.
Практическое значение работы. Основные моменты диссертации и наблюдения автора могут быть использованы в научных исследованиях по проблемам средневековой истории Мордовского края, Среднего Поволжья и Восточной Европы в целом, в учебной работе преподавателей отечественной истории и археологии высших учебных заведений.
Апробация результатов исследования. Основные положения и выводы работы были изложены на VI Сафаргалиевских чтениях в Мордовском государственном университете им Н.П. Огарева (2001 г.); на XXXIX Евсевьевских чтениях в Мордовском государственном педагогическом институте им. М.Е. Евсевьева (2002 г); на Всероссийской конференции археологов, посвященной 100-летию со дня рождения А.Е. Алиховой (2002 г., г.Пенза); на научной конференции, посвященной 70-летию Научно-исследовательского института гуманитарных наук при Правительстве Республики Мордовия (2002 г.); на II межрегиональной научной конференции «Поволжские финны и их соседи в эпоху средневековья: проблемы хронологии и этнической истории», прошедшей в МГПИ им. М.Е. Евсевьева (2003 г.).
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованных архивных источников и литературы. Приложение включает альбом иллюстраций, содержащий 3 таблицы, 26 рисунков, в том числе карту археологических памятников, статистические таблицы и каталог находок.
Сбруйный набор
В состав сбруйного набора входят подпружные, уздечные и путлищные пряжки, ботала, уздечные кольца, соединители уздечных ремней, перекрестные бляхи, решмы, подвески, наконечники и накладки.
Подпружные пряжки предназначенные для стягивания подбрюшного ремня, изготавливались из железа, а также кости и повторяли форму поясных, как правило, имели большие размеры по сравнению с поясными. Уздечные пряжки, изготавливались как из железа, так и из цветных металлов. Они служили для застегивания ремней оголовья и регулирования длины повода. Кроме того, в двух конских захоронениях (Могильник Заречное II, погр. 75 и могильник Сыресево I, погр. 1) пряжки располагались по одной у каждого стремени, в этом случае следует говорить о пряжках путлищ, пристегивавших стремена к седлу. Сходство подпружных, уздечных и путлищных пряжек с поясными, затрудняет их определение. К связанным с конской сбруей мы относим пряжки, находившиеся в захоронениях рядом с остальным конским снаряжением (удилами, стременами), обычно располагавшимся в ногах или изголовье погребенного. Достоверно соотносятся с упряжью коня пряжки из конских захоронений. Местонахождение в погребении является определяющим и для остальных элементов уздечного набора.
Разделение ременных запоров на подпружные, уздечные и путлищные не всегда определяется, поэтому мы, при составлении типологии, все их объединяем в одну категорию - прюїски. Нами было учтено 118 пряжек, из них типологической обработке поддаются 99 экз., тип 19 пряжек определить не удалось.
Пряжки по материалу изготовления разделяются на группы, по способу соединения пряжки с ремнем - на отделы, по форме рамки - на типы. Группа I. Железные. Отдел А. Без щитка для соединения ремня с рамкой. Ремень охватывает часть рамки. Тип I (31 экз.). Рамка прямоугольная. Язычок пряжки расположен на короткой части рамки (вариант а) (Рис. 15, /) или на длинной (вариант б) (Рис. 15,2). Могильники: Елизавет-Михайловский, погр. 134 (2 экз.); II Журавкинский, погр. 10 (2 экз.); Заречное II, погр. 12, 75 (2 экз.); Красное І, погр. 55; Красный Восток, погр. 1, раскопки А.Х. Алиховой; Крюково-Кужновский, раскопки П.П. Иванова, погр. 112, 351, 364; Пановский, погр. 19; II Старобадиковский, погр. 26, 38, 111, 116, 129, 191, 261, 276, 353, 354, 359; Стексово II, отдельная находка 2000 г., погр. 109 (2 экз.); Степановский, погр. 33; Сыресево I, погр. 1 (3 экз.). Тип II (4 экз.). Рамка арочной формы (Рис. 15, 3). Могильники: Крюково-Кужновский, раскопки П.П. Иванова, погр. 224, 501, 505; Степановский, погр. 14. Тип III (7 экз.). Рамка прямоугольная, с вогнутыми боковыми сторонами (Рис. 15,4). Могильники: Елизавет-Михайловский, погр. 52; Крюково-Кужновский, раскопки П.П. Иванова, погр. 316, 328; Пановский, погр. 26; Степановский, погр. 32, 69; Стексово II, отдельная находка 2000 г. Тип IV (11 экз.). Рамка трапециевидная (Рис. 15, 5). Могильники: Абрамовский, погр. 33; Заречное И, погр. 42; Крюково-Кужновский, раскопки П.П. Иванова, погр. 499; Личадеево V, погр. 7; II Старобадиковский, погр. 2, 21, 38, 48, 147, 254; Стексово И, отдельная находка 1999 г. Тип V (9 экз.). Рамка трапециевидная, с вогнутыми боковыми сторонами (Рис. 15, б). Могильники: Крюково-Кужновский, раскопки П.П. Иванова, погр. 165, 205, 282, 348; II Старобадиковский, погр. 38, 48,70, 209,334. Тип VI (5 экз.). Рамка трапециевидная, округлая спереди, с вогнутыми боковыми сторонами (Рис. 15, 7). Могильники: II Журавкинский, погр. 37; Кельгининский, конские погр. № 5,6,9; Пановский, погр. 65. Тип VII (1 экз.). Рамка треугольная (Рис. 15,8). II Старобадиковский могильник, погр. 73. Тип VIII (3 экз.). Рамка овальная (Рис. 15,9). Могильники: Абрамовский, погр. 206; Селиксенский, погр. 128; II Старобадиковский, погр. 48. Тип IX (1 экз.). Рамка овальная, с вогнутыми боковыми сторонами (Рис. 16,1). Абрамовский могильник, погр. 232. Тип X (11 экз.). Рамка круглая (Рис. 16,2). Могильники: Абрамовский, погр. 137; Заречное II, погр. 11, 112; Кельгининский, конское погр. № 3; Красное І, погр. 61; Селикса-Трофимовский, погр. 44; Селиксенский, погр. 85, 95; II Старобадиковский, погр. 91 (2 экз.); Тезиковский, погр. 3. Тип XI (4 экз.). Рамка сегментовидная (Рис. 16, 3). Могильники: Выползово VI, погр. 12; Селиксенский, погр. 91, 152; Тезиковский, погр. 32. Тип XII (1 экз.). Рамка лировидная, с вогнутыми боковыми сторонами (Рис. 16,./). Могильник Красное I, погр. 29. Отдел Б. Ремень соединяется с пряжкой при помощи стержневидной оси, составляющей одно целое с рамкой; на эту же ось насаживается и подвижный язычок. Тип I (1 экз.). Рамка трапециевидная, с выступающими концами (Рис. 16, 5). Кельгининский могильник, конское погр. № 2. Отдел В. Ремень соединяется с пряжкой при помощи прямоугольного приемника. Тип I (1 экз.). Рамка овальная (Рис. 16, б). Группа II. Бронзовые. Отдел А. Без щитка для соединения ремня с рамкой. Ремень охватывает часть рамки. Тип I (2 экз.). Рамка прямоугольная (Рис. 16, 7). Могильник Заречное II, погр. 75 (2 экз.). Тип II (2 экз.). Рамка овальная (Рис. 16, 8). Могильники: Абрамовский, погр. 95; Селиксенский, погр. 159. Тип III (3 экз.). Рамка круглая (Рис. 16, 9). Могильники: Селикса-Трофимовский, погр. 32; Селиксенский, погр. 149 (2 экз.). Отдел Б. Ремень соединяется с пряжкой при помощи неподвижного щитка. Тип I (1 экз.). Рамка трапециевидная, щиток полуовальный (Рис. 16,70).
Хронология предметов конского снаряжения
Удила IAI и IAII, в Поволжье известные с сарматского времени [Абрамова М.П., 1959. С.63], наиболее простые и очень распространенные формы в памятниках средневековой Европы и Сибири. Они практически не поддаются датировке и можно лишь изложить некоторые наблюдения. Определенным хронологическим признаком при рассмотрении удил этих типов может являться изменение диаметра подвижных колец. Так для III - IV вв. характерны удила IAI. Среди них наиболее древними можно считать удила из Шемышейского могильника, так В.В. Гришаков относит погребение 12 этого могильника, с удилами типа IAI, к концу II - первой половине III в. [Гришаков В.В., 2000. С.14]. В V - VII вв. удила IAI почти не встречаются, для этого времени более характерны удила IAII, которые однако встречались и раньше. В VIII - IX вв. удила с одним подвижным кольцом мордвой использовались редко, но позднее вновь начинают преобладать. Причем тогда же у этих удил вновь появляются кольца небольшого диаметра(Табл. II, 3). Последние у кочевников южнорусских степей были распространены в XI - XII вв. [Плетнева С.А., 1958. С.168. Рис.8, 3; рис.9, 2,3; рис.10, 4,6; рис.14, 5; рис.15, 2]. В отличие от кольчатых удил позднего времени удила III - VII вв. отличаются легкостью конструкции - тонкими звеньями и кольцами.
Удила IAIII от предыдущих отличаются лишь прямоугольным сечением колец. Такое изменение видимо, было необходимо для более прочного захвата колец ремнями оголовья и повода, но грани колец должны были способствовать их более быстрому перетиранию. Появляются они, по мнению С.А. Плетневой, в торко-печенежских и черноклобуцких древностях с конца XII в. [Плетнева С.А., 1958. С. 168. Рис. 8, 2; с. 169. рис. 9, 7; С. 170. рис. 10, 3,7]. Довольно позднее их появление, во второй половине XIII - XIV в., отмечает и Г.А. Федоров-Давыдов [Федоров-Давыдов Г.А., 1966. С.116]. Однако в лесостепных районах эту дату следует удревнить. Так в памятниках Верхнего Прикамья они известны уже в X в. [Голдина Р.Д., 1985. С. 238. Табл. XXXI, 7], характерны удила с прямоугольными в сечении кольцами для Лагеревских и Муракаевских курганов X в. на Южном Урале [Мажитов Н.А., 1981. С. 69. Рис. 37, 17; С. 81. рис. 43, 13; С. 140. рис. 69, 23.), для Армиевского курганно-грунтового могильника IX - XI вв. [Полесских М.Р., 1969; Халиков А.Х, 1981; Халиков А.Х., 1982]. Они встречались и в материалах Билярского городища [Культура Биляра..., 1985. с. 196. Табл. LXIV, 1,4]. Появление удил этого типа у мордвы также следует отнести к X в. (II Журавкинский могильник погребение 37 с позднесалтовской поясной пряжкой [Петербургский ИМ., 1979а. С. 95. Рис.20, 9]). Однако прямоугольное сечение колец у удил нами было пять раз отмечено в комплексах III - V вв. и VII в. (Селикса-Трофимовский могильник, погребения 22, 28; Селиксенский могильник, погребение 91; II Усть-Узинский могильник, погребения 17, 21), что говорит о значительно более древней традиции изготовления таких удил. Отличаются древнейшие удила IAIII уже отмеченной легкостью конструкции. Но в основной массе они характерны для комплексов X - XI вв. В период своего распространения у удил этого типа прослеживаются детальные особенности, такие как тордированность грызла (Кельгининский могильник, конское погребение № 1 (Рис.2, 5), воронковидность поперечного сечения колец (Выползово VI, погребение 30 ), причем последнюю особенность мы отмечаем у удил XII — начала XIII в., когда этот тип у древней мордвы уже выходит из употребления.
Удила IAIV с двумя подвижными кольцами известны еще с сарматских времен [Гугуев В.К., Безуглов СИ. 1990. С.166. Рис.2, 19], но свое распространение получили значительно позднее. Они являются частой находкой в Чулковском [Гришаков В.В., 1988. С. 142. Табл. III, 5; С. 144. табл. V, 2; С. 146. табл. VII, 5], Шокшинском [Циркгш А.В., 1972. С. 162. Рис. 2, 24; ШитовВ.Н., 1991. Табл.219, 9; ШитовВ.Н., 1993. Табл.96, /;табл.П9, 16] могильниках. Они известны в материалах ломоватовской [Голдина Р.Д., 1985. С. 238. Табл. XXXI, 76] и неволинской [Голдина Р.Д., Водолаго Н.В., 1990. С. 147. Табл.Ь, 4] культур. В VIII и IX в. эти удила вытесняют кольчатые удила с одним подвижным кольцом, а среди остальных начинают занимать господствующую позицию (Табл.Н, 2). Позднее IX в. они у мордвы не встречаются. Влияние финского населения на распространение данной формы в соседних областях уже отмечалось [Кирпичников А. 77., 1973. С.17].
Удила IAV, известные в могильниках ломоватовской культуры Верхнего Прикамья [Голдина Р.Д., 1985. С. 238. Табл. XXXI, 75], особенностями конструкции схожи с удилами, выделенными Г.А. Федоровым-Дывыдовым (тип ДІ), и датированных им второй половиной XIII - XIV в. [Федоров-Давыдов ГА., 1966. С.116], отличаются тем, что основные подвижные кольца большего диаметра, чем дополнительные. Можно предположить, что такая конструкция хронологически является более ранней.
Удила ІБІ, хотя и широко распространенный, но в количественном отношении довольно редкий тип. Аналогии известны в памятниках Среднего Приамурья [Деревянко Е.И., 1989. С. 239. Табл. XLII], Верхнего Прикамья [Голдина Р.Д, 1985. С. 238. Табл. XXXI, 19], Приуралья [Голдина Р.Д., Водолаго КВ., 1990. С. 147. Табл.Ь, 5], Венгрии [Hampel 7., 1905. Bd. I. Taf. 409, 7.]. Редкость встречаемости подобных удил может быть объяснена неудачной конструкцией. Существует мнение, что в IX - X вв. данный тип являлся переходным от удил с псалиями к кольчатым [Гаврилова А.А., 1965. С. 82]. Другое мнение, что подобные удила эволюционировали сначала в удила с двумя подвижными кольцами в одном неподвижном кольце на концах грызла, а от этих удил уже к удилам, у которых и повод и оголовье прикреплялись к одному кольцу [Федоров-Давыдов Г.А., 1966. С. 19]. В мордовских могильниках эти удила найдены лишь однажды, в погребении второй половины VIII — IX вв., и не могут ни подтвердить, ни опровергнуть изложенные мнения [Петербургский ИМ., 1979а. С. 87. Рис.12,8]. Однако говорить, что они как-то повлияли на появление у мордвы удил с двумя подвижными кольцами в одном неподвижном, нельзя, так как в это время последние уже стали наиболее распространенной формой.
Односоставные удила или удила без перегиба IBI хорошо известны по материалам Саркела - Белой Вежи [Артамонов М.И., 1958. С.78. Рис. 57; Плетнева С.А., 1963. С.247. Рис. 20, /]. Единого мнения об их датировке нет. Так Г.А. Федоров-Давыдов на основе логического заключения, что раз нет этих удил в слое конца XII - начала XIII в. в Изяславле и отсутствуют в Белой Веже X - XI вв., предположительно относит их преимущественно к XII в. [Федоров-Давыдов Г.А., 1966. С.20]. С.А. Плетнева в своих ранних работах утверждала, что хронологически удила без перегиба были широко распространены от конца IX до XIII в., однако чаще их можно встретить в комплексах X - XI вв. [Плетнева С.А., 1958. С. 156]. Позднее она соглашается с выводом Г.А. Федорова-Давыдова [Плетнева С.А., 1973. С. 15]. К этому же времени относятся и удила из курганов Южного Урала [Мажитов Н.А., 1981. С. 156. Рис.76, 1, 3]. Единичные экземпляры из Билярского городища могут быть датированы от X до XII вв. [Культура Биляра..., 1985. С. 194. Табл. LXIII, 1, 3]. К X - XI вв. относит Г.А. Архипов удила, найденные в марийском Дубовском могильнике [Архипов Г.А., \91Ъ. С. 175. Рис. 67, 4]. В мордовских памятниках удила IBI обнаружены в конских захоронениях, часто не содержавших другого инвентаря кроме снаряжения коня и их точная датировка пока не определяется. Лишь конское захоронение № 2 Кельгининского могильника с удилами IBI содержало сюльгамы XI - XII вв. [Беляев Я.В., Вихляев В.И., Зеленцова О.В., Шитов B.H., 1998. С. 83. Рис.24,11 - 13], что отчасти позволяет считать выводы Г.А. Федорова-Давыдова правомерными и для мордвы.
Стремена
Стремена АІ и АН одни из самых ранних восточноевропейских, имели широкое распространение и вели свое происхождение от южносибирских форм VI в. [Киселев СВ., 1949. С.291], где период их наибольшего распространения относится к VII - VIII вв. [Берпштам А.Н., 1952. С.295. Рис.126, 5; Дерсвянко Е.И., 1977. С.172. Табл.УШ, 1; Молодіш В.И., Савинов Д.Г., Елагин B.C., 1981. С.127, б, 18]. Простота конструкции определила их широкое распространение от Южного Урала [Мазіситов Н.А., 1981. С. 14. Рис.6, 8, 31; С.23. рис.11, 22; С.69. рис.37, 11] до Верховьев Камы [Голдина Р.Д., 1985. С. 238. Табл. XXXI, б] и Прибалтики [Кулаков В.И., 1994. С.58. Рис.27, 7]. В соседних с мордвой областях восьмерковидные стремена известны в Чулковском [Гриишков В.В., 1990. С. 141. Табл.П, 2, 3; С. 142. табл.Ш, 7, 3; С. 146. табл.VII, 4; Гриишков В.В., 1992. Рис.68, 7], Шокшинском могильниках [Шитов В.Н., 1990. Табл. 90,7; Шитов В.Н.,\99\. Табл.185, 19, 21; Шитов В.Н., 1992. Табл.24,14] и у волжских болгар [Геттг В.Ф., Халиков АХ, 1964. Табл. IX, 13; Культура Биляра..., 1985. с. 196. Табл. LXVII, 7; Багаутдинов Р.С., Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998. С.122. Рис.27, 7-5, 8]. Восьмерковидные стремена переживают все остальные древние типы, бытуя до начала XI в. [Кирпичников А.Н., 1973. С.48]. Все стремена AI из мордовских могильников, которые возможно продатировать, происходят из ранних комплексов II Старобадиковского могильника (погребения 48, 70, 97, 108, 196), относящихся ко второй половине VII - первой половине VIII вв. [Петербургский ИМ., 1987. С. 57 - 58]. Комплекс, к которому относятся стремена AI из Серповского могильника неизвестен, но за пределы VIII в. погребения этого могильника не выходят. Комплекс со стременами из Томниковского могильника разрознен, устанавливается лишь предположительно, и не поддается датировке. Таким образом, уже в IX в. и позднее стремена AI нам не известны. Стремена АН появляются у мордвы вместе со стременами AI, самые ранние из них происходят из погребений 108 и 183 II Старобадиковского могильника, по сопровождающему инвентарю, относящихся к группе ранних захоронений этого могильника. Существовали стремена АН вместе со стременами AI, но возможно и в IX в. все еще продолжали использоваться.
Стремена БІ известны в Сибири в памятниках VIII - IX вв. [Киселев СВ., 1949. С.301. Табл.Ь, 22; Деревяико Е.И., 1977. С.189. Табл-XXV, 7; Молодіш В.К, Савинов Д.Г., Елагин B.C., 1981. С.127, б, 18], на тюрко-согдийском этапе (V - VIII вв.) в Центральной Азии [Труды Семиреченской археологической экспедиции..., 1950. Табл-XLVI, 3; Шер Я.А., 1961. С.281. Рис.2, 16, 19], в курганах IX - X вв. Южного Урала [Маэ/ситов Н.А., 1981. С.32. Рис.13, 12; С.44. рис.22, 12; С.48. рис.28, 9; С.69. рис.37, 75], в Бирском могильнике [Малситов Н.А., 1990. С.263. Рис.2, 76]. На Алтае погребения со стременами БІ относятся к концу кудыргинского времени, то есть к концу VII в. [Гаврилова А.А., 1965. С.59. Рис.6, 7]. По снаряжению коня А.А. Гаврилова отмечала близость кудыргинцев аварам Подунавья [Гаврилова А.А., 1965. С.60], где стремена БІ хронологически относятся к, выделенному А.К. Амброзом, II аварскому периоду, и датируются рубежом VII - VIII вв. [Амброз А.К., 1973. С.84, Рис.2, 26]. Период существования подобных стремян относится к неволинской стадии (конец VII — VIII в.) могильников Приуралья [Голдипа Р.Д., Водолаго Н.В., 1990. С. 147. Табл.ХІЛХ, 1, 10]. К сожалению, какое именно погребение Серповского могильника содержало стремя БІ не известно, поэтому мы можем датировать его лишь в пределах второй половины VII - VIII в., то есть периодом существования всего могильника.
Стремена БИ из погребения VIII в. II Старобадиковского могильника [Петербургский ИМ., 1987. Рис.11, 3] типологически близки стременам БІ, но не расширяющаяся подножка сближает их с более ранними формами. Точных аналогий найти не удалось.
Стремена БШ и BIV в большом количестве встречаются в памятниках салтово-маяцкой культуры [Ляпушкип И.И., 1958. С.122., Рис.15; Плетнева С.А., 1989. С.90. Рис.44], в Белой Веже [Артамонов М.И., 1958. С.43. Рис.29, б], в могильниках ломоватовской [Голдипа Р.Д., 1985. С.238. Табл.ХХХІ, 7-5] и неволинской культур [Голдипа Р.Д., Водолаго Н.В., 1990. С. 147. Табл.ХІЛХ, 2, 3, 5, б], в курганах IX - начала X в. Южного Урала [Малситов Н.А., 1981. С.34. Рис.15, 16; С.43. рис.21, 20; С.51. рис.26, 12, 33 и др.], в памятниках волжских болгар [Гепипг В.Ф., Халиков А.Х., 1964. Табл. IX, 77, 12, 14, 15; Культура Биляра..., 1985. с. 196. Табл. LXVII, 2; Багаутдииов Р.С, Богачев А.В., Зубов С.Э., 1998. С.123. Рис.28, 1, 2], в Шокшинском [Циркин А.В, 1972.
C.162. Рис.2, 21] и Чулковском могильниках [Гриишков В.В., 1990. С.142. Табл.Ш, 6; с.143. табл.ІУ, б; с.144. табл.У, 4\ с.145. табл.УІ, 3]. А.Н. Кирпичников отмечает, что русские стремена схожей формы являлись эпизодическим заимствованием от финнов, аланов и хазар, и обнаружены в основном в соседних с ними областях [Кирпичников А.Н, 1973. С.49]. В целом стремена БШ и BIV сближают снаряжение коня практически всех народов Восточной Европы последней четверти I тысячелетия н. э. Их многочисленность (Табл. III, 7) и бытование у мордвы на протяжении довольно значительного отрезка времени, позволили нам сделать некоторые наблюдения в изменении конструкции. В первой половине VIII в. стремена БШ имели невысокую арку и в то же время, по сравнению с ней, довольно широкие, что придает им некоторую округлость. В это же время у стремян БШ встречается подножка узкая в центре и широкая по краям. Петля для путлища выражена, так как перехват, отделяющий ее от арки, обычно узкий. Стремена BIV в это время встречаются крайне редко. Они начинают преобладать со второй половины VIII в. Тогда же стремена БШ становятся выше и получают законченную арочную форму, в IX в. их петля для путлища иногда имеет овальную форму, а перехват, отделяющий петлю для путлища, часто едва заметен. В X в. у мордвы эти типы уже пережиточные. К этому времени относится погребение 47 Елизавет-Михайловского могильника, из числа захоронений последней стадии среднецнинских могильников, выделенной О.В. Зеленцовой [Зелеицова О.В., 1998], со стременами БШ, имеющими овальную петлю для путлища характерную, как уже было сказано, для IX в. В другом случае, предположительно, к X в. мы, относим стремена EIV из конского захоронения могильника Личадеево V [Мартьянов В.Н., 1990. С.60. Табл.И, 14].
Конь в жизни средневековой мордвы
Вместе с усилением мордовского войска в количественном отношении, верховой конь в новой обстановке все более начинает использоваться как боевой. Процент погребений с конским снаряжением, но без оружия (группа Ша) постоянно снижается: с 32, 7% в III - V вв., до 3, 9% во второй половине VII - XI вв. Что также, видимо, говорит об увеличении роли земледелия, в том числе пашенного, и сокращении доли пастушеского скотоводства в хозяйственной деятельности мордвы. В этой связи можно привести мнение И.М.Петербургского, который выделяет два периода в истории развития земледелия у мордвы. Первый — доплужный (I - VI вв.), второй - плужный (вторая половина 1-го тысячелетия). Для первого периода характерными орудиями были топор и мотыга, второго - рало, соха и плуг [Петербургский ИМ., 1975а. С.65]. Последние являются орудиями упряжными, то есть подразумевают использование тяглового животного, каковым являлась лошадь.
В начале второго тысячелетия мордва ступила на путь классообразования и создания своей государственности. Подробное рассмотрение этого процесса выходит за рамки нашей темы, скажем лишь, что проблема феодализации мордовского общества в свое время вызвала большие споры. Были как противники этой теории [Гольмстен В.В., Горюиова Е.И., 1940], так и ее сторонники [Смирнов А.П., 1951. С.47; Алихова А.Е., 1959а. С.53-54]. В настоящий момент в мордовской исторической [Абрамов В.К., 1991. С.32; ЮрчеиковВ.А., 1991. С.40] и археологической [Святкии СВ., 2001. С.80] литературе преобладает точка зрения последних. Переломным моментом в процессе классообразования и государствообразования считается X век, явившийся концом существования старого родового строя. В XI в. складываются иные социальные отношения, повлекшие за собой ломку всего быта и религиозных представлений [Алихова А.Е., 1959а. С. 15].
Мордва была подчинена власти князей, каковыми, по свидетельству русских летописей, являлись Пургаз и Пуреш [Документы и материалы..., 1940. С. 125]. Символом княжеской власти и ее опорой в Древней Руси выступала профессиональная дружина. Существование таковой у мордвы мы можем только предполагать. В могильниках первой четверти II тысячелетия, по сравнению с предыдущим периодом, сокращается доля мужских захоронений с оружием. Причину этому во многом мы усматриваем в изменении религиозных представлений, но не исключаем и социальных причин, повлекших к уменьшению роли ополчения в войске и возникновению определенной группы мужского населения, война в жизни которых становится основным занятием. Чисто профессиональными воинами эту группу мы назвать не решаемся, так как и в таких погребениях нередки находки сельскохозяйственного и производственного инвентаря. Основные виды вооружения остаются прежними, увеличиваются лишь находки топоров, а также появляется такой вид защитного снаряжения, как щит, ранее не известный в материалах мордовских могильников.
Процессы классо и государствообразования у мордвы были прерваны монгольским завоеванием, но сложившаяся к XIII в. общественная система, по мнению Г.А. Федорова-Давыдова, испытав страшное потрясение в момент нашествия и, потеряв огромную массу производительных сил, все же выстояла, выжила, сохранилась в основных чертах [Федоров-Давыдов Г. А., 1973. С. 26].
Почти полное отсутствие снаряжения коня в погребениях людей, одно время заставляла делать выводы об отсутствии в это время у мордвы конной дружины [Алихова А.Е., 1959а. С.15, 51]. Однако, в данный момент, мнение это не может быть обосновано в связи с находками в последние годы конских захоронений на территории мордовских погребальных памятников.
Накопление сведений о конских захоронениях на мордовских могильниках началось во второй половине XIX в., когда на территории Лядинского могильника было выявлено конское погребение [Ястребов В.Н., 1893. С.7 (приложения)]. В 1928 г. П.П. Иванов обнаружил в Пановском могильнике погребение коня, сопровождавшее мужское захоронение [Материальная культура среднецпинской мордвы..., 1969. С.27]. Погребение коня в одной могильной яме с останками человека исследовал в 1927 г. Н.К. Арзютов в Аткарском могильнике [Арзютов Н.К., 1929. С.9]. Отдельное захоронение коня при раскопках Волчихинского могильника открыл в 1959 г. М.Ф. Жиганов [Жиганов М.Ф., 1959]. В 1964 г. конское погребение было исследовано в Кельгининском могильнике [Алихова А.Е., Воронина Р.Ф., Циркин А.В., 1964. С. 189]. В 1971 г. М.Ф. Жиганов обнаружил еще одно захоронение на территории Абрамовского могильника [Жиганов М.Ф., 1971. С.2-3]. Выявленные отдельные конские захоронения поставили исследователей перед фактом существования у средневековой мордвы особой черты погребального обряда. Однако не многочисленность конских погребений не позволяли считать эту черту в погребальном обряде существенной. Обычно все мнения о происхождении подобных захоронений сводились к ритуалу жертвоприношения, которое предназначалось всем умершим родственникам и совершалось перед началом функционирования могильника [Жиганов М.Ф., 1976. С.39; Беляев Я.В., 1987. С.82.]. Не совсем понятным, однако, оставалось, почему жертвенные животные в отдельных случаях были погребены с полным снаряжением (удилами, стременами и др.) и изредка сопровождали человеческие захоронения.
Пересмотреть сложившееся мнение пришлось после исследований мордовских могильников, проводившихся с 1980-х гг. В.Н. Мартьяновым, в Нижегородской области. Здесь, в бассейне реки Теши, на территории могильников конца I - начала II тысячелетия, к 2001 г. открыто двадцать четыре конских захоронения. Кроме того, в результате продолжившихся исследований Аткарского и Кельгининского могильника были обнаружены еще соответственно два и восемь конских захоронений, а также погребения людей с частями конских костяков (черепами), которые мы склонны оценивать также как конские захоронения. Ниже приводится таблица, характеризующая упомянутые захоронения (Табл. В). Мы не используем данные Сарлейского могильника, погребальный обряд, которого носит кочевнические черты [Алихова А.Е., 1959а. С.ЗЗ] и его материалы известны нам лишь по публикации 1948 г. [Горюпова Е.И., 1948].
