Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Догу как исторический источник .
1. Краткая характеристика периода Дзёмон 26
2. Характеристика материала 34
Глава 2. Классификация догу .
1. Существующие классификационные схемы, их анализ и критика 73
2. Модель предлагаемой классификации 85
Глава 3. Интерпретация статуэток .
1. Интерпретация догу в контексте синхронных и стадиально- близких источников 110
2. Семантический анализ 160
Заключение 173
Список литературы
- Краткая характеристика периода Дзёмон
- Существующие классификационные схемы, их анализ и критика
- Модель предлагаемой классификации
- Интерпретация догу в контексте синхронных и стадиально- близких источников
Введение к работе
Актуальность исследования. Эпоха неолита - это время радикальных перемен в истории человечества. Сложение различных отраслей производящей экономики, переход к ним от присваивающего охотничье-собирательских форм хозяйства; распространение оседлости и развитие земледельческой традиции, формирование в поймах великих рек, предгорьях и благодатных районах морского побережья предпосылок сложения ранних цивилизаций; накопление знаний и появление новых представлений о мире, положивших начало оформлению мифологических систем, осколки которых отчетливо читаются в мифоритуалыюй практике традиционных обществ и неомистических трактовках современных "народных" целителей и ясновидящих, - вот лишь некоторые, наиболее общие черты, той далекой переломной эпохи. К этому списку открытий неолитического времени следует добавить познание свойств глины после сушки и термической обработки твердеть и навеки запечатлевать приданную ей емкостную или скульптурную форму.
Именно с этих самых времен - с момента появления новых возможностей произвольного создания невиданных ранее форм и декорирования их криволинейных поверхностей - получает мощный импульс семантизированное, знаковое направление в искусстве. Вместо некогда реалистичных, полных фотографической точности фигуративных изображений древнего каменного века, все чаще из под рук мастеров выходят совсем другие произведения, при создании которых с самого начала не ставились задачи адекватного воспроизведения объектов внешнего мира. Выполненные в условно-стилистической манере, они были своего рода смысловыми моделями, понятными соплеменнику, но скрывавшими свою информационную "изюминку" от чужака.
Вряд ли стоит еще раз доказывать, что искусство, независимо от его форм, служит одним из важнейших источников для изучения и реконструкции
древних систем мироощущения и общественного сознания. Целый ряд
научных разработок минувших лет показывает, что мелкая глиняная пластика и
изобразительное искусство вообще служит надежным источником для реконструкции целого круга представлений носителей древних культур об окружающем мире и позволяет воссоздать некоторое стороны из духовной жизни и культовой практики. В этой связи достаточно вспомнить цикл работ З.А. Абрамовой, Е.В. Антоновой, В.М. Массона, В.И. Сарианиди, А.П. Погожевой и других исследователей [Абрамова, 1966; Антонова, 1978; Массой, Сарианиди, 1973; Погожева, 1983]. Особая роль принадлежит здесь предметам глиняной и, прежде всего, антропоморфной пластики, разнообразные формы которой стали даже характерной чертой неолитической эпохи и, можно сказать даже, своего рода индикатором уровня общественного развития. И действительно, обратившись к районам, связанным с массовыми находками небольших глиняных человеческих фигурок, нельзя не заметить того обстоятельства, что они так или иначе, связаны со становлением раннеземледельческих обществ и первых цивилизаций [Массой, 1989]. По
мнению В.М. Массона, существуют показатели культурной традиционности, содержащие сходные для раннеземледельческих обществ элементы: ступки, тёрки, охра в погребениях, фишки для игры и, наконец, мелкая глиняная пластика [Там же, с. 24].
Нелишне напомнить, что одним из древнейших мировых очагов керамического производства, в котором ранее всего распространились изделия
из обоженной глины, остается территория Японских островов. Именно здесь задолго до появления Древнеегипетской цивилизации, древнейших государств Передней Азии, Индии, Китая, античной Греции и Рима складывается высокая по тому времени культура, которая оставила потомкам редкостный по количеству и разнообразию форм массив находок предметов мелкой антропоморфной пластики, известной в специальной литературе как "догу" и
связанной с автохтонной неолитической культурой Дзёмон. [Спеваковский, 1988, с. 4]
Обращают на себя внимание ярко выраженная традиционность, и заметная «стерильность» местных культур современных Японских островов, хотя и испытавших за свою тысячелетнюю историю ряд внешних импульсов, «корректировавших» материальные проявления их облика, но все же сохранивших основной культурообразующий стержень, отраженный в мифологической концепции, где явно ощущается звучание обертонов, во многом уже утраченных в мировоззренческих посылах традиционных культур большинства регионов мира. Фактически здесь, в экономически развитой и, безусловно, во многих отношениях лидирующей точке мира сохранился такой тип религии, который ныне встречается в основном среди примитивных племен, обитающих в отдаленных уголках земли. Речь идет, разумеется, о синто, которая, говоря словами А.А. Накорчевского, будучи "несистематизированной общинной религией" существует, прежде всего, как некий набор правил взаимоотношений с божественным, "глубинная структура", сохраняющаяся свою устойчивость и относительную неизменность на протяжении веков" [Накорчевский, 2003, с. 13].
Для человека такой культуры вся природа одушевлена, и все её проявления воспринимаются как некие живые сущности с той или иной присущей им степенью благоволения или враждебности к человеку. Здесь "не существует четкой границы между живой и не живой природой - различна лишь степень её "живости". В каждом камне, листке дерева, ветре, не говоря уже о животных, растениях и людях присутствует духовное начало, все -живое" [Там же, с. 82]. Все отклонения от нормы (в сторону прекрасного или, наоборот, уродливого), и особенно причудливые, необычные формообразования, в первую очередь, напоминающие живые биологические объекты «кажутся в большей степени одушевленными и потому заслуживающими или требующими особого почитания» [Там же, с. 14-15].
Все это удивительным образом напоминает картину, хорошо знакомую по классическим трудам этнографов, описавших еще в конце XIX - начале XX вв. целый круг архаичных обществ и в том числе верования обско-угорских популяций западносибирского Приобья [Гондатти, 1888, с. 91]. Даже не вдаваясь в подробности, рассмотрение которых может послужить самостоятельной темой научного исследования, отметим, что уже в самом первом приближении бросается в глаза совпадение множества самых разнообразных основополагающих проявлений базовых мировоззренческих концепций и сопутствующих им ритуалов все еще существующих в этих разных регионах.
Разумеется, синто явление гораздо более позднее и напрямую не связано с эпохой неолита и культурой Дземон. Наоборот его сложение следует отнести к наследию потомков носителей культуры Яёй, появление которой на японских островах резко затормозило, а потом и постепенно заглушило автохтонное развитие культуры Дзёмон, с которой и связаны интересующие нас объекты антропоморфной глиняной пластики. Более того, традиция их производства, и надо полагать, связанный с ними блок мировоззренческих установок, кажется, бесследно исчезают в пучинах истории. Но здесь, похоже, все не столь однозначно. Вероятнее всего, резкого и бесследного затухания традиции, несмотря на бесспорно гибельное воздействие внешнего фактора, все же не произошло. Скорее всего, её очаги кое-где продолжали тлеть, и под спудом другой культуры, постепенно трансформируясь и оказывая свое малозаметное, но, вероятно, ощутимое воздействие, пока, столетия спустя, уже в другую историческую эпоху - Кофун - не произошел сильнейший выплеск творческой энергии, реализованный в глиняной пластике «ханива» [Egami, 1973, р. 172] -масштабном историческом и культурном явлении по яркости и самобытности вполне сопоставимом с феноменом догу.
Довольно широкие возможности проникновения в духовный мир людей каменного века и реконструкции их мифологических представлений самых
отдаленных исторических эпох в значительной степени и определяют безусловную актуальность темы.
Новизна. Конечно, успех подобного рода попыток во многом предопределяется количеством и качеством материала, но и не только им. Огромное значение имеют и основные принципы методического и методологического подхода к историческому источнику.
С этих позиций глиняная антропоморфная пластика "догу" весьма привлекательна, ибо встречается на современных японских островах в больших
количествах, к тому же обладает разнообразием форм и заключенной в них символики. Кроме того, она (пластика) практически не изучена отечественными исследователями, а японские учёные, как правило, рассматривают догу как сугубо локальное и уникальное явление. Фактически, в российской научной литературе кроме многочисленных кратких упоминаний серьёзных работ о догу нет. Некоторое исключение составляет, пожалуй, исследование Чан Су Бу, посвященное каменному веку Северной Японии [Чан Су Бу, 1978, с. 178; Васильевский, Лавров, Чан Су Бу, 1982, с. 42]. Но и здесь
догу рассматриваются весьма бегло, скорее, как оригинальная деталь культуры, нежели самостоятельный объект исследования. Данное обстоятельство, подчеркивая актуальность предлагаемой работы, в первую очередь определяет её новизну.
Источниковой базой для написания работы послужили материалы более чем 150 памятников, насчитывающие около тысячи фигурок разной степени
сохранности. К сожалению, количественное изобилие в данном случае ещё не перешло на уровень аналитической публикации и качественного осмысления информации. Несмотря на прекрасную полиграфическую базу, статуэтки публикуются зачастую излишне схематично без прорисовок, принятых в археологии (это касается, прежде всего, рядового материала), либо в одном, наиболее выгодном с точки зрения эстетического восприятия, ракурсе. Поэтому очень часто составить исчерпывающее объективное представление о
той или иной скульптуре бывает крайне затруднительно, если вообще возможно. Естественно, это резко ограничивает возможности исследования, затрудняет его проведение, не говоря уже о возможностях интерпретации. К примеру, без рисунка и фото справа, слева, сзади, спереди и сверху (или хотя бы под углом 45° с двух сторон) невозможно разобраться в устройстве причёски или других деталях скульптуры. Кроме того, одни и те же статуэтки в разных публикациях, воспроизведенные в разных плоскостях, нередко даже выглядят по-разному. Знакомясь со специальной литературой бывает не вполне понятно, по какому принципу считается число находок - целые статуэтки, количество голов, количество фрагментов и т. д. Не всегда ясен и контекст находок. Поэтому данная работа, несмотря на то, что мы опираемся на информацию, помимо публикаций японских археологов, взятую моим научным руководителем при непосредственном знакомстве с коллекциями (прорисовки, фото, описание), тем не менее, не претендует на исчерпывающий анализ данного вида источников. Мы рассматриваем ей как первый шаг к пониманию проблемы.
Основная сложность заключается в публикации исследований и материалов, касающихся догу, преимущественно на японском языке, что делает их труднодоступными для широкого круга исследователей. Другое препятствие на пути изучения феномена догу состоит в описательном и несколько одностороннем подходе, характерном для японской археологии. Японские учёные рассматривают это явление, в первую очередь, с точки зрения принадлежности его сугубо национальной культуре, хотя существуют достаточно веские основания для изучения этого феномена в значительно более широком масштабе, с точки зрения явления скорее стадиального, характерного для определённого уровня развития общественного сознания. Соответственно, вполне оправдано обращение к сравнительно-историческому методу, позволяющему делать выводы исходя из общих закономерностей и конкретных тенденций исторического развития.
Методы исследования. Антропоморфная пластика, вероятно, присутствовала в культуре всех (или большинства) неолитических сообществ,
но до нас, к сожалению, дошла только сделанная из вечных материалов — глины или камня. Опыт изучения материальной культуры этнографических сообществ показывает широкое распространение больших и малых скульптурных форм, сделанных из доступных органических материалов -дерева, пучка прутьев, кусков ткани, обёрнутых вокруг какого-либо предмета, представлявшего сердцевину фигуры. Более того, хорошо известны составные фигурки, у которых голова целиком, либо только лицо выполнены из материала, отличного от того, который шел на изготовление остальной скульптурки. Достаточно вспомнить многочисленные бронзовые личины Сибири и Дальнего Востока. Всё это свидетельствует о том, что к рассмотрению глиняной пластики нужно подходить с гораздо более широких позиций — антропоморфной пластики вообще. Именно такой приём во многом сможет, на наш взгляд, компенсировать недостатки источниковой базы и
расширить её привлечением материалов поныне ещё «живых» традиционных
обществ, и, таким образом, приобщиться к столь необходимой комплексности исследования. Поэтому в интерпретационной части мы попытаемся, по мере возможности, использовать этнографические данные традиционных культур народов Дальнего Востока и Сибири, касающиеся данной проблематики.
Археологический материал не несёт прямой интерпретационной
информации сам по себе, поэтому естественно, что попытки вложить в него
определённое историческое содержание сопряжены с множеством трудностей. Умение находить и объективно осмысливать археолого-этнографические параллели при реконструкции тех или иных явлений духовной или материальной жизни является одним из условий выхода на интерпретационный уровень археологического исследования. Это условие лежит в основе палеоэтнографического подхода в археологии, чётко и обоснованно
используемого в работах таких, например, исследователей как А.П.
Окладников и М.Ф. Косарева [Окладников, 1950; Косарев, 1984; Косарев, 2003]. Палеоэтнографический подход, по их мнению, близок сравнительно-историческому методу, но специфика его заключается в том, что в данном случае прошлое и настоящее нередко выступают по существу в одном качестве. Аналогом прошлой, археологической действительности может выступать живая, этнографическая.
Еще в 1922 г. Джеймс Фрезер сделал методологически важное для нас замечание "Исследования в области древнейшей истории человечества обнаружили, что при множестве поверхностных различий первые грубые философские системы, выработанные человеческим разумом, сходны в своих существенных чертах" [Фрезер, 1980, с. 11] и сформулировал основные принципы сравнительно-исторического подхода, блестяще продемонстрировав его возможности в своих ставших классическими работах. Согласно Дж. Фрезеру, если мы сможем доказать, что какой либо обычай (речь идет о наследовании титула жреца в Неми - Е. С.) "существовал в других обществах, если нам удастся раскрыть причины существования подобного института и доказать, что одни и те же причины действовали в большинстве (если не во всех) человеческих обществах, при различных обстоятельствах пробуждая к жизни множество различающихся в деталях, но в целом сходных институтов, наконец, если нам удастся продемонстрировать, что те же самые причины вместе с производными от них институтами, на самом деле действовали и в классической древности," - тогда мы сможем по праву заключить, что и в более отдаленную эпоху те же причины породили этот самый обычай. Однако "За недостатком прямых сведений о том, как этот институт возник, наши заключения никогда не достигнут статуса доказательства, но они будут более или менее вероятными в зависимости от полноты, с какой удастся выполнить указанные условия" [Там же, с. 11-12].
Впоследствии правомерность широких историко-культурных сопоставлений в своих психоаналитических построениях и "архетипах
коллективного бессознательного" фактически постулировал К.Г. Юнг [Юнг,
1994; 1996].
Методологическое значение для нашей работы имеет так же положение об архаическом традиционном обществе, представитель которого оказывается в зависимости от "прошлого, духов умерших предков, которые преследуют его от рождения до смерти и правят им железной рукой. Деяния предков являются для него настоящим неписаным законом, которому он слепо, без рассуждения
повинуется" [Фрезер, 1980, с. 59], высказанное Дж. Фрезером и развитое в
дальнейшем М. Элиаде. Последний пришел к выводу, что "в своих сознательных поступках "примитивный", архаический человек не делает ничего такого, что не было бы уже сделано и пережито до него кем-то другим, другим, который не был человеком. То, что он делает сейчас, уже было сделано. Его жизнь является беспрерывным повторением деяний, которые когда-то были совершены другими" [Элиаде, 1998, с. 15]. Все "обряды и значимые профанные действия наделяются определенным смыслом потому,
что они сознательно повторяют действия, изначально совершенные богами,
героями или предками" [Там же, с. 17]. "В общем и целом, - заключает исследователь, - можно сказать, что человечество, находящееся на архаической стадии развития, не знало "мирской" деятельности: каждое действие, имевшее определенную цель, как то: охота, рыболовство, земледелие, игры, войны, половые отношения и т.д., - так или иначе, было сакрализовано. ... Можно
считать, что всякое осознанное действие, преследующее вполне определенную
цель, для человека, стоящего на архаической ступени развития, представляло собой определенный ритуал". [Там же, с. 47]
При изучении явлений и характеристик социального порядка, которые не поддаются непосредственному наблюдению, (а именно к таковым относятся феномены духовной жизни), исследователь наших дней оказывается в ситуации двойной реконструкции, на что справедливо указывает А. Б.
Островский [Островский, 1997, с. 5-20]. Необходимо реконструировать и то,
как функционировали социокультурные явления, и место, которое в них
- занимают верования и специфические характеристики первобытного
мышления.
Изучение антропоморфных изображений ставит перед исследователем ряд вопросов: выявление особенностей стиля, семантики и назначения, причины возникновения и исчезновения тех или иных деталей, классификация фигурок и т. д. Выяснению некоторых вопросов из этого обширного круга
может способствовать комплексное рассмотрение материала, охват его в
широком пространственном и хронологическом диапазоне. Наибольшую важность, по мнению многих исследователей древнего искусства [Погожева, 1983; Антонова, 1977], пластика и скульптура приобретает при попытках реконструкции религиозных представлений эпох, не оставивших письменных свидетельств, так как период неолита и энеолита являются исключительно важным для сложения целого ряда религиозных представлений. Япония в данном случае не является исключением. В исследуемый период на островах
происходят изменения, важность которых трудно переоценить. Охотники,
рыболовы начинают интенсивно заниматься сначала сбором дикорастущих растений, затем переходят к целенаправленному их выращиванию. Происходит качественный скачок, переход от присваивающей экономики к производящей. Поселения становятся долговременными, складываются оригинальные обряды и культы [Egami, 1973, р. 80-85]. Важно отметить, что в японской
историографии происхождение японского народа, японской национальной
религии, связь современных японцев с жителями Японских островов эпохи неолита до настоящего времени является одной из дискуссионных и бурно обсуждаемых проблем.
Цели и задачи. Поэтому целями нашего исследования являются, во-первых, введение в научный оборот круга информации, ранее мало известной в отечественной науке, и, во-вторых, выход на уровень критического и
семантического анализа и осмысления статуэток - догу. Для реализации поставленных целей необходимо выполнить следующие задачи:
1. Провести сбор и систематизацию всей совокупности доступного материала.
2. Разработать типологию статуэток, опираясь на принципы принятые в отечественной и, по большому счету, в мировой науке.
3. Рассмотреть археологический контекст обнаружения догу и попытаться выявить возможные закономерности их нахождения.
4. Определить основные варианты интерпретации и семантического содержания статуэток.
5. Найти близкие смысловые параллели рассматриваемому феномену среди традиционного искусства народов сопредельных и более отдаленных территорий.
Древнейшие антропоморфные скульптурные изображения,
разновидностью которых и является догу, представляют собой произведение синкретического творчества, в котором немаловажную роль играет не только социокультурный, но и эстетический компонент. В отечественной науке утвердилась традиция в широком понятии «скульптура» выделять две составляющие: пластика и собственно скульптура [Погожева, 1983, с. 12-13; Антонова, 1977, с. 6-8]. Вслед за нашими предшественниками к пластике мы относим изделия из мягких, пластичных материалов, прежде всего, глины, когда у мастера в работе над образом есть возможность при моделировке добавлять материал. Скульптура же изготавливается из твёрдых материалов (например, камень), и в процессе её изготовления используются другие принципы, когда от целого, по образному выражению, приписываемому Микеланджело Буонаротти, отсекается все лишнее. В нашей работе мы будем использовать термины «статуэтка», «скульптура», «пластическое изображение» как синонимы.
Как уже отмечалось выше, для японской историографии в целом характерна некоторая обтекаемость, нечёткость, что вызывает определённые сложности в употреблении терминов. Например, одним и тем же словом «бунка», т. е. «культура», может называться весь археологический материал, связанный с определённым памятником. Понятие употребляется и как археологическая культура в нашем понимании, и как достижения определённого этапа развития. Японский термин «Дзёмон дзидай» можно перевести и как «период Дзёмон» и как «эпоха Дзёмон» [Большой японско-русский словарь, т.1, 1970, с. 155]. Учитывая то, что японцы редко используют привычную для нас терминологию «неолит», «палеолит» и т. д., на это следует обратить особое внимание. В нашей работе весь временной отрезок, хронологически и по содержанию соответствующий неолиту, мы будем называть эпохой Дзёмон, а внутренние промежутки - периодами (ранний, средний период и т. д.). Подобный подход присущ и ряду японских археологов [Катаока, 1983; Дзёмон-ни миру Тохоку-но токоро, 1993], что представляется наиболее оправданным.
История изучения догу. Как известно, японские глиняные неолитические статуэтки изображают человека и животных. Японских исследователей же чаще привлекают первые. Вероятно, в связи с наличием наибольшего количества информации именно об этой части статуэток.
В отечественной исторической литературе термином «догу» чаще всего называют только изображения человека. Должно быть, это происходит еще и потому, что специальных работ, посвященных исследованию догу, в нашей литературе практически не существует. Более или менее подробные описания различных видов японских глиняных статуэток встречаются в трудах нескольких авторов. Во-первых, это монография М.В. Воробьева «Древняя Япония», вышедшая в 1958 году, охватывающая огромный временной период от палеолита до железного века, соответствующего эпохе Кофун [Воробьёв, 1958]. Автор очень подробно и обстоятельно описывает огромное количество
памятников периода древности, в том числе и эпохи Дзёмон, к которой относится изготовление глиняных статуэток. Он отмечает, что догу прошли определенную эволюцию от простой формы к сложной. Сначала это были примитивные изображения в виде двух перевернутых треугольников, подчеркнуто рисовавшие женскую грудь и выпуклый живот. Затем формы постепенно усложнялись, на поверхности догу появился орнамент. М.В.Воробьев связывал статуэтки с культом плодородия и матриархатом [Там же, с. 58].
В статье «Искусство позднего Дзёмона Хоккайдо» отечественный исследователь Чан Су Бу обращает внимание на места нахождения догу в памятниках. Поскольку статуэтки обнаруживались и на территории могильников, и на поселениях (в том числе и в жилищах), он считает, что догу занимали вполне определенное место в представлениях жителей Японии [Чан Су Бу, 1978, с. 178]. Статуэтки, у которых достаточно реалистично переданы черты лица, Чан Су Бу относит к изображению конкретных людей. Такие примеры, по его мнению, не вписываются в традицию интерпретации догу как выражения культа плодородия. Он предполагает, что существовало несколько вариантов применения глиняных статуэток. Во-первых, они, возможно, использовались в качестве оберега для охранения женщины во время беременности и родов. Во-вторых, полагает исследователь, догу каким-то образом связаны с культом духов-покровителей, о чем может свидетельствовать нахождение статуэток в комплексе с каменными кольцами, характерными для эпохи Дзёмон [Там же, с. 180]. Такие сооружения традиционно связывают в древних обществах с почитанием солнца.
В одной из глав коллективной монографии Р.С. Васильевского, Е.И. Лаврова и Чан Су Бу «Культуры каменного века Северной Японии», посвященной древнему искусству, авторы, бегло касаясь догу, останавливаются на новом для исследования догу аспекте - специальной поломке статуэток, которые в большинстве случаев обнаруживаются поврежденными
[Васильевский, Лавров, Чан Су Бу, 1982]. На материалах нескольких памятников они анализируют места разломов, пытаясь выйти на определенные закономерности. И в итоге они приходят к заключению, что, во-первых, статуэтки разламывали намеренно, а, во-вторых, существовали, если так можно выразиться, «излюбленные» места, где фигурки, раскалывались чаще всего. Это районы шеи, живота и конечностей. [Там же, с. 45]
На сегодняшний день, можно констатировать тот факт, что вышеупомянутые работы составляют львиную долю специальной отечественной литературы, в той или иной степени, посвященной догу [Иофан, 1974; Кодзики, 1994]. В них не предпринимается попыток классификации пластики и практически не исследуется смысловое содержание глиняных статуэток, хотя определяются варианты их использования, и обращается внимание на такие аспекты, связанные с условиями нахождения, разнообразием форм, намеренной ломки. Поскольку вышеупомянутые труды не посвящены непосредственно глиняной пластике, было бы некорректно искать в них всеобъемлющего её анализа или критиковать их авторов за его отсутствие.
Японская традиция изучения догу намного богаче именами и направлениями исследований.
Первые находки догу были зафиксированы еще в период средневековья и продолжаются и в настоящее время. За этот период накоплен достаточно богатый материал для исследования, сформировались и варианты интерпретации статуэток.
Самые древние записи о догу относятся к эпохе Эдо (1603-1868), это «Записки о путешествии по Тохоку и Хоккайдо» [Кодай-но мэн, 1982]. В них даны описания нескольких догу, которые называются «диковинки древности». В «Записках» при упоминании о предметах, относящихся к древним временам, смешивались разные факты, путались такие предметы, как, например, догу и ханива. (Ханива - это глиняные средневековые изображения людей, животных
предметов быта, находимые в курганах в огромных количествах). Предметы эти вызывали сугубо познавательный интерес.
Первые же попытки научного осмысления догу были предприняты в эпоху Мэйдзи (1868-1912) и связаны с именем Цубои Сёгоро. [Ёнэда, 1984, с.5] Ученый занимался изучением каменного века в Японии и, в частности, посвятил несколько работ изучению догу («Догу, найденные в раковинной куче» (1895), «Мужские и женские глиняные статуэтки» (1899) и другие). Цубои выделил мужские и женские статуэтки, и особое внимание обратил на детали изображения лица, посвятив этой проблеме специальную статью «Украшение рта людей каменного века Японии» (1870). Этот ученый считал, что догу изображают древних людей и могут помочь в изучении их жизни, ибо дают нам представление об их одежде, украшениях и способах татуировки тела того времени. Побывав в Британском музее в Лондоне, и ознакомившись с этнографическими коллекциями народов азиатского Севера, Цубои обнаружил некоторое сходство между изображением глаз на одном из видов догу и формой снежных очков эскимосов, предохраняющих зрачки от действия солнечных лучей, отраженных от снега. Это обстоятельство он использовал при разработке своей теории происхождении японцев. По версии автора, предками современных жителей японских островов является легендарный народ «коробоккуру», родственный эскимосам, упоминания о котором встречаются в фольклоре айну - коренного народа, населяющего северо-восток Японии. Теория эта не нашла подтверждения впоследствии и в настоящее время имеет сугубо историографическое значение.
Следующим по значимости в японской историографии исследователем догу был Сирой Котаро, который занялся вопросами реконструкции способов применения глиняных статуэток в обрядовой практике неолитического населения Японских островов. Этой проблеме он посвятил свою работу «Изучение глиняных статуэток, найденных в раковинных кучах» (1887). Обратив внимание на различия догу, обнаруженных недалеко от Токио и в
районе Тохоку, он сопоставлял орнамент на поверхности статуэток. Известные к тому времени образцы глиняной пластики эпохи Дзёмон, по
функциональному назначению Сирой разделил на три группы:
1) догу - детская игрушка;
2) догу - изображение божества;
3) догу - амулет.
Особое внимание, инициированное этнографическими параллелями, исследователь уделил третьей категории статуэток. Сирой подметил, что в
некоторых племенах австралийских аборигенов существовала традиция носить на шее антропоморфные фигурки в качестве амулета, защищающего от злых духов. Подобно им, по мнению ученого, догу могли защищать людей от бед и различных несчастий. [Там же, с. 76-77]
В 1865 году была опубликована статья Вакабаяси Кацукуни «О догу»,
посвященная анализу 34 глиняных статуэток из района Тохоку. Рассматривая
их в едином контексте с особенностями района обнаружения и типом
памятника, автор фактически впервые разработал классификацию догу на
основе их морфологических признаков. [Там же, с. 10-12]
Несколько работ, посвященных классификации догу, принадлежат перу Оно Нобутаро. Среди них самые заметные - «Связь глиняных пластин и глиняных статуэток» (1898), «О классификации глиняных статуэток каменного века и их разновидностях» (1902), «О догу с татуировкой на лице» (1905). Оно разделил статуэтки на пятнадцать групп, учитывая такие их параметры, как
место нахождения (район), наличие или отсутствие снежных очков, наличие или отсутствие изображения татуировки, наличие маски или головного убора [Там же, с. 10].
Таким образом, уже в период Мэйдзи были предприняты попытки
разработать классификации догу с учетом разных признаков. В них
принимались во внимание как морфология скульптур, так и место их
р нахождения, а так же и возможные способы применения. Были выделены
несколько вариантов использования статуэток: в качестве детской игрушки, амулетов на разные случаи жизни, а также в качестве изображения женского божества.
В период Тайсё (1912-1926) в изучении догу выделилось два новых аспекта. Во-первых, Тории Рюдзо обратил внимание на некоторые иконографические (и, видимо, семантические) параллели японских статуэток со среднеазиатскими женскими статуэтками культуры Анау. Во-вторых, Танигава Ивао ввел в научный оборот "новый" пласт информации, связанный с зооморфными изображениями и ранее ускользавший от внимания специалистов.
По мнению Тории, женские статуэтки Анау следует связывать с культом богини-матери. Точно так же и носители культуры Дзёмон могли, на его взгляд, иметь аналогичные социальные и культовые представления. В дзёмонском сообществе, по мнению автора, женщина, несомненно, играла особую роль, и именно женщины занимались изготовлением керамики и самих догу. К тому же, согласно древним хроникам и данным этнографии, в древнеяпонском обществе женщины часто являлись шаманками. Все эти выводы Тории очень подробно изложил в работе «Народные верования, связанные с женскими божествами в Японии каменного века» (1923). [Там же, с. 23]
Танигава Ивао, вводя в научный оборот глиняные фигурки животных, отмечал в статье «К вопросу о религиозных идеях каменного века» (1924), что необходимо заострять исследовательское внимание и на этих плодах творческой деятельности неолитического населения. Ибо они, бесспорно, должны были занимать свое особое (и далеко немаловажное) место в религиозных воззрениях древних жителей Японских островов. Полагая, что представления эти были основаны на тотемизме, в своей специальной работе «Магические предметы эпохи каменного века» (1924), он связывал их с анимизмом и магией. [Там же, с. 24]
Профессор Хасэбэ Котондо занимался изучением догу в "снежных очках". По его мнению, этот тип скульптуры связан с культом умерших. В работе «О догу в снежных очках каменного века Японии» (1925) Хасэбэ сравнивал их с антропоморфными изображениями народов Африки и Америки [Там же, с. 16-19].
В период Сева (1926-1987) и следующий за ним современный период Хэйсай (с 1987 по сегодняшний день) изучение неолитической глиняной пластики развивалось в нескольких направлениях. Во-первых, на основе разнообразных признаков разрабатывались детальные классификации для отдельных видов статуэток. Во-вторых, исследовался вопрос о происхождении догу. В-третьих, предлагались различные варианты интерпретации их назначения.
В этот период были выделены основные классификационные типы догу и проведены достаточно подробное изучение внутренней структуры типов.
Так, например, профессор Камибаяси Ацуо исследовал цилиндрические догу и выделил несколько их подвидов, исходя из формы и орнамента [Там же, с. 72-73]. Профессор Оно Миёко проанализировал изменение формы голов статуэток и разработал иконографическую классификацию для скульптурок с головой скругленно-треугольной формы, приземистым и массивным туловищем, получивших за свою визуальную тяжеловесность и характерный абрис фигуры название догу-гора. [Эсака, Оно, 1983, с. 44] Профессор Такано Мицуюки занимался изучением других разновидностей догу с большими круглыми газами, круглым ртом и головным убором, состоящим из нескольких небольших рожек, весьма напоминающих оперение рогатой совки, названных поэтому догу-сова, и создал классификацию для этого типа. [Там же, с. 44-46] Профессор Эда Ёхиро исследовал орнамент поздних догу. [Ёнэда, 1984, с. 82-85]
Кроме иконографических классификаций появились типологические разработки, основанные на других признаках. Например, профессор Эсака
Тэруя, изучая неолитическую керамику, соотнес её типы с параллельно встречающимися разновидностями догу. [Там же, с. 82] Профессор Ёнэда
Коноскэ систематизировал условия нахождения догу. [Там же, с. 91-93]
Весьма основательно вопросами генезиса догу занимается профессор Сэридзава Тёскэ, который возводит традицию существования антропоморфных изображений в Японии к эпохе палеолита, и начинает её с так называемых куколок-«кокэси», антропоморфность которых в среде специалистов до сих пор вызывает известные сомнения, а так же каменной и костяной пластике. [Дзёмон-ни миру Тохоку-но токоро, 1993, с. 182-189] Он исследует обширный круг антропоморфных образов, выполненных из глины, камня, кости, дерева, раковин и относящихся к самым разным, - вплоть до средневековья, - эпохам, пытаясь выстроить на его основе непрерывную эволюционную цепь автохтонного зарождения и развития малых форм искусства населения Японских островов. Эта гипотеза ученого утвердилась в японской исторической науке, и до сегодняшнего дня ее придерживаются практически все исследователи [Там же, с. 191-198].
Нахождение догу в комплексе с каменными палками сэкибо, рассматривающимися как фаллические изображения, привело к идее соотнесения догу с культом плодородия и некоторой вероятной связи их с земледельческим обрядами. Эта мысль имеет как сторонников, так и противников. Профессор Явато Итиро считает, что о плодородии в Щ земледельческом смысле говорить не следует, поскольку люди эпохи Дзёмон
занимались преимущественно охотой, рыболовством и собирательством. Кроме того, для Восточной Азии не характерны женские статуэтки, связанные с земледелием. В обществе эпохи Дзёмон догу, по мнению этого исследователя, скорее всего, могли использоваться в магических обрядах с целью обеспечения жизнедеятельности общины. [Ёнэда, 1984, с. 31-33]
Один из сторонников идеи о связи догу с культом плодородия, известный [ф мифолог профессор Ёсида Ацухико, находит мифологические корни для
существования земледельческого обряда, связанного с поломкой догу. В японской мифопоэтической традиции известно предание о женском божестве Охогэцу-химэ-но ками [Там же, с. 34], что переводится как «Дева-Богиня Великой Пищи». [Кодзики, 1994, с. 58] Согласно сюжету, Охогэцу-химэ была разрублена на части, а затем возродилась из них в облике различных съедобных растений: « ... в обоих глазах рис-рассада родился, в обоих ушах просо родилось, в носу фасоль родилась, в тайном месте пшеница родилась, в заднем месте соевые бобы родились». [Там же, с. 248] Возможно, считает исследователь, люди Дзёмон ломали догу, как бы повторяя убиение богини и заставляя возрождаться и расти сельскохозяйственные культуры посредством магического ритуала.
Профессор Мидзуно Масаёси связывает догу с культом женского божества. [Кодай-но мэн, 1982, с. 33] По его мнению, женщины везде «сеяли» догу во время праздника. Статуэтки изображали божество, наделявшее способностью порождать, и во время праздника передававшее эту способность женщинам. Кроме того, земля тоже получала рождающую силу, почва оживала, появлялись растения, наступала весна. Профессор Мидзуно называет догу «источником справедливого круговорота зимы и весны, жизни и смерти». Следовательно, все живое является «детьми догу». [Там же, с. 35]
Профессор Оно Миёко предполагает, что глиняные фигурки использовались как амулеты для беременных женщин. На протяжении беременности догу должны были находиться рядом с женщинами, чтобы принимать на себя воздействие недобрых сил. При родах статуэтки ломались. [Эсака, Оно, 1983, с. ПО]
Близкий вариант интерпретации назначения статуэток приводят профессоры Нагаминэ Мицукадзу, Явата Итиро и некоторые другие авторы. Речь идет о применении догу в качестве оберега для больных и раненых. [Ёнэда, 1984, с. 32-35; Nagamine, 1986, р. 256]
Профессор Енэда Коноскэ пытается связать все разновидности догу единой линией развития. Согласно гипотезе, смысл этих поделок за время существования традиции их производства изменился с точностью до наоборот. Вначале они использовались в обрядах жизненного цикла, изображением беременности символизируя плодородное жизнедающее начало, затем скульптурки приобретают смысл атрибута повседневной обрядовой деятельности, воспроизводя образ человека в самых различных жизненных ситуациях (сидящего в "позе жреца", стоящего и держащего в руках сосуд или ребенка), а затем, на последнем этапе, догу оказываются вязанными с культом умерших и обнаруживаются в комплексе с погребальными сооружениями. [Ёнэда, 1984, с. 92]
О применении и назначении догу до сих пор ведутся активные дискуссии, этому благоприятствует разнообразие форм и условий их нахождения. Единой концепции о семантической нагрузке на сегодняшний день в японской историографии не существует.
Таким образом, можно заключить, что за столь длительный период времени в изучении догу были достигнуты весьма существенные результаты. В первую очередь было накоплено большое количество фактического материала. Создано несколько концепций относительно применения догу, а также появилось множество классификаций. Надо отметить, что в последнее время классификационные разработки вышли на качественно новый уровень, когда исследователи пытаются коррелировать разные критерии типологии догу. К исследованиям привлекаются дополнительные материалы, в том числе анализ особенностей нахождения статуэток, сопутствующей керамики, факты наличия или отсутствия сопроводительных сооружений, охры, киновари, времени существования и ареала распространения. На сегодняшний день построена схема появления и развития глиняных статуэток, возможно, несколько более гипотетичная, чем обоснованная. Догу рассматриваются в контексте эпохи и в соотношении с другими реалиями неолитической культуры. И хотя сделано
немало, спорных вопросов, касающихся догу, все еще достаточно. Тем более что феномен этой своеобразной антропоморфной пластики рассматривается как чисто японское явление. Как известно, на Дальнем Востоке и в Северной Корее имеют место находки антропоморфных изображений, абсолютно аналогичных японским догу. [Ким Ён Ган, Со Гук Тэ, 1972, с. 118; Молодин, Соловьёва, 1997, с. 239-246] Однако феномен антропоморфной скульптуры выходит далеко за пределы этих территориальных рамок и является достоянием всего человечества. Но без столь яркого и важного блока, каковым является глиняная пластика эпохи Дземон, оценить его невозможно, равно как и понять загадки самих догу оказывается едва ли возможным без привлечения материалов других, пусть даже весьма отдаленных, регионов, но связанных между собой узами живой традиции обрядового использования антропоморфных изображений.
Такое положение дел лишний раз подчеркивает актуальность избранной темы, её новизну и определяет основной метод исследования. Им становится сравнительно исторический подход в самом широком своем значении, включающем такие инструменты анализа конкретного материала как формально-типологический, картографический, палеоэтнографический методы, а так же методы статистико-комбинаторной обработки археологических данных. По понятным причинам, за рамками возможностей остается набор методов естественного и технологического анализа, получивших распространение в археологических исследованиях последних лет.
Территориальные и хронологические рамки данной работы определяются ареалом распространения культуры Дземон, занимающей в эпоху неолита практически всю площадь современных Японских островов и временем её существования - в абсолютных цифрах 7500 - 300 гг. до н.э. [Nagamine,1986; Guide to The Archeological Museum of Meiji University, 1987].
Практическая значимость работы заключается в том, что её основные
результаты могут быть использованы при подготовке обобщающих работ по истории Восточной Азии, и мировой культуры, энциклопедий, учебников, в научно-педагогической работе, написании специальных и популярных статей, позволяющих донести до читателя богатство и сложность духовной культуры человека каменного века, населявшего Японские острова.
Основные положения исследования апробированы в докладах автора на объединённом симпозиуме СО РАН и CNEAS (Центра изучения северовосточной Азии университета Тохоку) (Новосибирск, 1998), VIII международном симпозиуме международного общества синто «Синто и японская культура» (Москва, 2003), и ежегодных сессиях Института археологии и этнографии СО РАН (1997 - 2004 гг.). Результаты исследования отражены в 12 публикациях. Кроме того, материалы диссертации были использованы при подготовке факультативного курса для старшеклассников средней школы «Религии и искусство».
Структурно работа состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы и двух приложений, содержащих описание используемых в работе статуэток, результаты статистико-комбинаторной обработки данных и различные иллюстративные материалы.
Краткая характеристика периода Дзёмон
Традиция изготовления глиняных статуэток характерна для эпохи Дзёмон. Слово «дзёмон» по-японски означает «верёвочный орнамент». Поскольку в Японии в период неолита на керамике чаще всего встречается именно такой декор, то вначале керамика, а затем и вся эпоха получили название Дзёмон [Egami, 1973, р. 13]. Говоря о керамике, следует отметить, что японская керамическая традиция является едва ли не древнейшей в мире. Так, например, керамика из пещеры Фукуи, о. Кюсю, относящейся к плейстоцену, имеет датировку - 12400 +/- 350, 12700 +/- 500. А уже около 10000 лет назад широко распространились племена, оставившие керамику дзёмон. [Васильевский, 1981, с. 18]
Помимо оттисков верёвки на сосудах того времени встречаются и другие виды орнамента, например, верёвка с узлами, волнообразный, дугообразный, спиральный, точечный, в виде листа папоротника и т. д.[Там же, с. 18-19]
Среди японских учёных есть небольшие расхождения во мнениях относительно датировки периодов эпохи Дзёмон. Традиционно их выделяется пять: ранний, начальный, средний, поздний, заключительный (финальный). Для отдельных районов возможна корректировка, но в целом принимается следующее хронологическое деление: 1. Ранний Дзёмон - 7500 - 5300 гг. до н. э. 2. Начальный Дзёмон - 5300 - 3600 гг. до н. э. 3. Средний Дзёмон - 3600 - 2500 гг. до н. э. 4. Поздний Дзёмон - 2500 - 1000 гг. до н. э. 5.Заключительный Дзёмон - 1000 - 300 гг. до н. 3.[Nagamine,1986, р. 255-263]
Как правило, даты начала и окончания эпохи Дзёмон у исследователей споров не вызывают, а вот хронологические рамки отдельных периодов могут не совпадать. Например, в таблице, публикуемой археологическим музеем Мэйдзи, Токио, ранний Дзёмон датируется 7000 - 3500 гг. до н.э., начальный -3500 - 2500 гг. до н.э., средний - 2500 - 1500 гг. до н.э., поздний - 1500 - 1000 гг. до н.э., а заключительный совпадает с предыдущей датировкой.[Guide to The Archeological Museum of Meijі University, 1987, p. 12]
В работе Оно M. хронологические рамки Дзёмона определяются так: ранний период - 8500 - 4000 гг. до н.э., начальный - 4000 - 3000 гг. до н.э., средний -3000 - 2000 гг. до н.э., поздний - 2000 - 1000 гг. до н.э., заключительный - 1000 -300 гг. до н.э.[Оно, Эсака, 1984, с. 137] Подобные расхождения в датировке встречаются достаточно часто, что связано с довольно глубокими различиями между отдельными районами Японии. Кроме того, выделение этапов внутри периода Дзёмон хронологически также может отличаться в зависимости от территории, содержательная же сторона этапов, как правило, совпадает.
Если рассматривать эпоху Дзёмон с точки зрения периодизации, разработанной для Евразии, то её начало примерно совпадает с материковым неолитом. Далее начинаются расхождения: на материке около третьего тысячелетия до н.э. начинается применение бронзы, а в первом тысячелетии — и железа [Мартынов, 1982, с. 10]. Появление металла на Японских островах относится к эпохе Яёй (3 в. до н.э. - 3 в. н.э.) и связано с очередной волной миграции с Корейского полуострова и из Китая. Эта эпоха характеризуется также появлением в Японии влажной культивации риса [См. например, Egami, 1973].
Теперь следует подробнее остановиться на характеристике общества и образа жизни людей эпохи Дзёмон. Первобытная экономика того времени была основана на собирательстве, охоте и рыболовстве, особенно в прибрежных областях островов. Охота играла большую роль в жизни людей Дзёмон. Основными промысловыми животными были: олень, кабан, реже — бурый медведь, енот, лисица, заяц, соболь, а также морские млекопитающие и птицы. В находках памятников раннего и начального Дзёмона о. Хонсю кости оленя и кабана составляют 90 %. [Васильевский, Лавров, Чан Су Бу, 1982, с. 187]
Охота, по всей видимости, была основным занятием в осенне-зимний период, в весенне-летнее время на первый план выходило собирательство съедобных моллюсков. На о. Хонсю и о. Хоккайдо обнаружено около 3 тысяч раковинных куч эпохи Дзёмон. Такое активное употребление в пищу моллюсков связано с тем, что в результате послеледниковой трансгрессии многие низменности Японских островов стали неглубокими заливами и лагунами, что способствовало распространению моллюсков и делало их вполне доступными для людей того времени. Согласно исследованиям Канэко X., древние японцы употребляли в пищу около 350 видов моллюсков.[Там же, с. 189]
Рыболовство известно уже в раннем Дзёмоне, древнейшие в Японии рыболовные крючки со стоянки Нацусима, о. Хонсю, датируется второй половиной 8 тысячелетия до н.э. [Там же, с. 188] В среднем Дзёмоне рыболовство является основным видом деятельности и приобретает региональную специализацию. Так, например, в районе Канто преобладает рыболовство во внутренних водоёмах, в Тохоку - глубоководный промысел, на о. Хоккайдо добавляется охота на морских животных. Развитие рыболовства и активное собирательство моллюсков приводит, вероятно, в среднем Дзёмоне к большей оседлости и, как следствие, к появлению постоянных поселений.
В начальном Дзёмоне, согласно исследованиям японских учёных появляются первые формы земледелия. [Watanabe,1986, р. 229-231; Egami, 1973, р. 84-86] В памятниках начинают встречаться зернотёрки и песты, обнаруживаются семена съедобных растений. Так при раскопках раковинной кучи Торихама, Фукуи, обнаружены керамические сосуды с остатками семян тыквы, гороха и проса.
Существующие классификационные схемы, их анализ и критика
Актуальной задачей практически любого археологического исследования является сравнительный анализ материала, проводимый для выявления возможных параллелей и историко-культурных контактов. Предшествует этой процедуре классификация предметов исследования, которая строится на основании описания либо сущности изучаемого объекта. С целью построения классификационной схемы определяется набор признаков, способствующих расчленению всей массы источников на определённые группы. [Эсака, Оно, 1983; Ёнэда, 1984] Догу как предмет массового производства также неоднократно подвергались классификации.
В Японии на сегодняшний день не существует однозначной и исчерпывающей систематизации глиняной антропоморфной пластики. Исследователи берут за основу главные с их точки зрения признаки, присущие предмету, на основе которых и производится градация всего корпуса источников. Естественно, что набор признаков определяется субъективно. [Ёнэда, 1984; Эсака, Оно, 1983; Egami, 1973; Nagamine, 1986]
Самая простая классификация, и, скорее всего, первая по времени возникновения, это разделение догу относительно их размера. Исходя из данного признака, все фигурки делятся на 3 группы: мелкие догу (высотой до 10 см), средние (10-25 см), крупные (25-45 см). В результате выявлено, что в начале эпохи Дзёмон преобладали статуэтки небольшого размера, постепенно, со временем, их размеры увеличиваются. [Эсака, Оно, 1983, с. 20-22]
Существует также попытка классифицировать догу по времени существования. [Ёнэда, 1984, с. 64-66; Эсака, Оно, 1983, с. 16; Egami, 1973, р. 14-15] Известно, что некоторые группы сходных статуэток обнаруживаются при раскопках памятников определённых периодов эпохи Дзёмон. Например, наиболее ранние скульптурки, как правило, являются небольшими по размеру и слабо орнаментированы (рис. 7). Подобные статуэтки изображают обычно человеческое тело как приталенную фигуру с рельефно переданной грудью и увеличенным животом, но без головы. Изредка изображаются верхние конечности. Позже формы статуэток усложняются, появляется голова, вылепленные черты лица, конечности. Черты лица чаще всего изображаются не все, отсутствуют рот либо глаза. Примечательно, что нос присутствует практически всегда, при этом особо выделяются даже ноздри (рис. 9 г, рис. 1% я, рис. 16 6, 17 б и т. д.). Обнаруженные на ст. Хаттэн отдельно изготовленные носы также не являются исключением (рис. 56). [Кодай-но мэн, 1982, с. 15; Эсака, Оно, 1983, рис. 7] В среднем периоде Дзёмон, который считается временем расцвета культуры, фигурки начинают украшаться орнаментом, появляются достаточно постоянные формы, обозначенные исследователями как пластина, «крест» и т. д. В это же время появляются полые статуэтки, высота их увеличивается. С большой уверенностью можно говорить о преднамеренной ломке фигурок. В позднем и заключительном периоде и разнообразие форм фигурок и размеры их продолжают возрастать. Такая классификация позволяет рассмотреть развитие догу во времени, она не имеет строгого авторства, но деление на ранние, поздние и прочие догу встречается практически у всех авторов, пишущих о японских глиняных статуэтках. [Ёнэда, 1984; Воробьёв, 1958; Nagamine, 1986]
Самый известный вариант типологического разделения статуэток учитывает наличие морфологических особенностей. Начало этой попытке систематизации было положено ещё в XIX в. известным исследователем древности Цубои С. [Ёнэда, 1984, с. 12-16] Учёный и его многочисленные последователи выделяют несколько групп статуэток на основании исключительно морфологических отличий. В переводной литературе встречается также термин «тип» статуэток, в данном случае оба термина paBH03Ha4Hbi.[Egami, 1973; Kasori Shellmound Site, 1985]
В числе первых обычно называют группу (или тип) догу - «крест» (рис. 8 д, 9 а, в, г, 11 б). [Эсака, Оно, 1983, с. 28] Фигурки данной группы представляют собой стилизованное изображение человеческого тела в виде креста. Такие догу обычно достигают не более 15-20 см в высоту, напоминают плоскую глиняную пластину. Верхняя часть тела изображается более детально, чем нижняя. Чаще всего достаточно реалистично передается лицо, которое помещается либо в верхней части «креста», либо - в центральной. Поверхность догу - «креста» обычно украшена орнаментом, в том числе и веревочным, идущим, как правило, по контуру фигуры. Обычно на догу - «кресте» небольшими выпуклостями изображаются живот и груди. В районе шеи часто встречаются отверстия, предназначенные, судя по всему, для продевания веревки и последующего подвешивания.
Второй тип догу данной классификации, по мнению японских учёных, генеалогически предшествует догу — «кресту». [Там же, с. 27-29] Это фигурки в виде треугольной пластины размером около десяти сантиметров. Лицо на этих пластинах изображается в виде вмятины от нажатия пальцем (рис. 8 б, рис. 10 б). Кроме того, показаны так же, как и у догу - «креста» живот и груди. Известны случаи, когда треугольные пластины покрыты орнаментом. Иногда в верхней части статуэтки встречается вертикальный выступ, вероятно, предназначенный для «одевания» какой-либо детали, может быть головы.
Модель предлагаемой классификации
Как уже отмечалось выше, построение классификационной схемы для массового материала требует выделения важнейших признаков, позволяющих видеть в рассматриваемой группе несомненную специфику. Сочетание признаков, в свою очередь, позволяет обнаруживать существующие закономерности и в выделении типа и в его эволюции. В настоящей работе детальному исследованию было подвергнуто 180 статуэток, являющихся целыми либо фрагментарными. Во втором случае представленные фрагменты обладают ярко выраженными характерными признаками догу, что определяет основания для включения их в анализируемую группу. Хотя в научной литературе, вышедшей в Японии, упоминается о находках сотен и даже тысяч догу, чаще всего речь идёт лишь о фрагментах скульптурок, среди которых встречаются отдельные части тела статуэток. Целых (или археологически целых) статуэток известно на сегодняшний день всего несколько сотен, большинство из которых использовано для анализа в данной работе. Соответственно, выводы настоящего исследования могут претендовать на достаточно высокую долю объективности. Кроме того, изучаемые предметы относятся к более чем 150 памятникам, расположенным в различных районах Японии (рис. 1). Большая часть их относится к районам Тохоку, Тюбу и Канто, наибольшее число (56 памятников) относится к позднему периоду эпохи
Дзёмон, на втором месте - заключительный, затем средний, начальный и ранний периоды эпохи. Причём в любом периоде ведущие позиции по количеству исследованных археологических объектов занимают районы Тохоку, Тюбу и Канто.
Одним из важнейших принципов классификации догу является время их существования в пределах эпохи Дзёмон. Как уже упоминалось выше, хронологические рамки периодизации Дзёмона на различных территориях могут отличаться, но смысловое содержание периодов аналогично. Т. е. поселения, погребения, инвентарь, найденные на стоянках раннего периода в районе Тохоку соответствуют поселениям, погребениям, инвентарю из памятников раннего периода района Канто и т.д.
Появление первых глиняных антропоморфных статуэток относится к раннему Дзёмону. Догу этого времени обнаружены при исследовании стоянок в Тохоку, Канто, Тюбу, Кинки и на о. Кюсю, т. е. практически на всей территории современной Японии с севера на юг и с запада на восток. Отсутствие статуэток на о. Хоккайдо, о. Сикоку и в районе Тюгоку может объясняться как более поздним их распространением, так и степенью исследования археологических объектов на этих территориях.
В начальном периоде эпохи Дзёмон традиция изготовления глиняных статуэток продолжается. Догу, относящиеся к данному периоду, обнаружены в районах Тохоку, Канто, Тюбу, т. е. преимущественно в і северо-восточной и центральной Японии.
В среднем Дзёмоне статуэтки появляются и на о. Хоккайдо, продолжают встречаться в северо-восточной и центральной части Японии - районах Тохоку, Канто, Тюбу.
На поздней и заключительной стадиях существования культуры Дзёмон антропоморфные глиняные статуэтки встречаются во всех районах Японии.
Опираясь на приведённые выше факты можно заключить, что традиция изготовления глиняных статуэток существовала и сохранялась на протяжении всей эпохи Дзёмон. В таких районах как Тохоку, Канто и Тюбу археологические находки позволяют говорить о непрерывности данной традиции, что же касается остальных районов, то, возможно, изготовлением догу люди занялись здесь несколько позже, как на о. Хоккайдо или на о. Сикоку. С другой стороны, представляется вполне вероятным, что источниковая база на сегодняшний день не позволяет дать точного ответа на этот вопрос. Данным фактом можно объяснить и видимое «прерывание» традиции изготовления статуэток в районе Кинки и на о. Кюсю. Ещё одним фактором, объясняющим прерывание традиции изготовления глиняных статуэток можно назвать инокультурное влияние, учитывая островное положение территории, определяющее возможности постоянных потоков миграции населения с сопредельных территорий.
С точки зрения места обнаружения и времени существования статуэток, нам представляется возможным также выявить некоторые закономерности (см. рис. 3 и таблицу 4). На протяжении всей эпохи Дзёмон изготовление догу наблюдается в районах Тохоку, Канто и Тюбу. На о. Хоккайдо обнаруженные статуэтки относятся к среднему, позднему и заключительному периодам. В районе Тюгоку и на о. Сикоку скульптурки изготавливали в позднем и заключительном периоде Дзёмона. Догу, обнаруженные в районе Кинки, относятся к раннему, среднему, позднему и заключительному периодам. На о. Кюсю известны статуэтки раннего, позднего и заключительного периодов эпохи Дзёмон.
Интерпретация догу в контексте синхронных и стадиально- близких источников
Первобытное искусство, в том числе и антропоморфные скульптурные изображения, напрямую были связаны с религиозно-магическими представлениями древних людей, хотя говорить о существовании религии и собственно божеств в первобытном обществе не вполне корректно, скорее весь комплекс взглядов на мир можно назвать верованиями, религиозными или мифологическими представлениями. Предметы искусства являются одной из немногих категорий археологических находок, содержащих информацию о духовной жизни людей дописьменнои эпохи. Пластика, в отличие от наскальной живописи, даёт трехмерное объёмное изображение объекта, предполагающее разглядывание его со всех сторон и в силу этого потенциально содержащего в себе гораздо большее количество информации, в котором образ смоделирован со всех сторон наиболее близко к реальному. Но извлечение её при этом может быть сопряжено с не менее, если не более, значительными трудностями. Дело в том, что, будучи объектами опредмеченной человеческой деятельности, произведения мобильного искусства, порой весьма сходные по форме и особенностям моделировки, могут быть использованы в самых разных аспектах обрядовой практики. Ситуация осложняется еще и тем, что носители архаичного мировоззрения, как это удалось показать на примере урало-алтайской мифологии A.M. Сагалаеву, не обременяли себя осознанием целостной картины мира и в каждой конкретной ситуации могли достраивать актуальные для них в данный момент фрагменты. Их мировоззрение предполагает "существование вариантов, разночтений, противоречивых версий, взаимодополняющих сюжетов" [Сагалаев, 1991, с. 17-18]. Они ситуативно достраивали актуальные для них в конкретной ситуации фрагменты картины мира. То есть типологически сходные образцы такого мобильного искусства встраивались в смысловую канву проводимого ритуала, и могли являться инструментарием совершенно разных обрядовых действий. В связи с этим особое значение приобретает контекст находки, который во многом и определяет основной мифоритуальный смысл изделия. Для догу он весьма разнопланов и в самых общих чертах сводится к фактам находок статуэток и в погребениях, и в жилищах, и не территории поселений, и в специальных сооружениях. Все это склоняет нас при интерпретации статуэток к посылке, что они, скорее всего, являются культовыми предметами. В пользу этого, кроме того, косвенно свидетельствует акцентированное подчеркивание деталей, которое не было бы столь важным, если бы фигурки являлись просто игрушками. Впрочем, этого вопроса мы коснемся ниже.
Если говорить о статуэтках каменного века, то следует отметить существенную разницу между изображениями эпохи палеолита, с одной стороны, и неолита - энеолита - с другой. Для палеолитических антропоморфных скульптурок преобладающим материалом является кость, в меньшей степени мягкие породы камня и совсем в малой - терракота, технология которой "не была всеобщим достоянием культуры" человека того времени [Столяр, 1985, с.222]. По стилю они натуралистичны, изображают женщин, в образах которых можно усмотреть три основных типа: тучный, "классический", худощавый [Абрамова, 1966, с. 13-16]. Женщины изображались, как правило, стоя, руки прижаты к телу - в самых ярких случаях они сложены на животе или поверх груди, в большинстве же они только намечены, ноги вытянуты, груди, живот и ягодицы утрированно преувеличены. Черты лица изображаются редко - отдельные косые линии и углубления, в большинстве случаев содержат скорее намек, нежели воспроизведение узнаваемого облика. Гораздо чаще внимание уделяется прическе и головному убору. Элементы одежды, равно как и она сама, переданная символическим декором так же встречаются редко (преимущественно на территории Северной Азии), Антропоморфные мужские образы по сравнению с женскими несопоставимо мало становятся объектом палеолитического искусства [Елинек, 1982, с.396-401]. Члены палеолитических родовых общин как творцы и зрители могли извлекать даже из самых незначительных для современного исследователя штрихов и деталей изобразительной деятельности массу важных сведений, помимо технических и эстетических её аспектов. В этом смысле становление первобытного искусства, по словам Б.А, Фролова явилось «открытием человека и попыткой понять его роль в мироздании»[Фролов, 1987, с. 18],
Статуэтки эпохи неолита и энеолита изготавливаются преимущественно из глины и уже реже из камня, кости и рога. Стиль изображения может быть как натуралистичным, так и схематичным. Встречаются как женские и мужские, так и "бесполые" фигурки, с невыраженной половой принадлежностью (во всяком случае, без дополнительных подсказок нашему современнику при взгляде на них не всегда удается распознать то, что легко "читал" современник древнего мастера и то что вполне вероятно могло манифестироваться разного рода прикладами в том числе одеждой из органических материалов). Позы антропоморфных статуэток также различны. Конечности уже жестко не прижаты к телу, они "отделяются" от него и занимают разнообразные положения относительно корпуса, часто изображаются пальцы на руках и ступни ног. Голова чаще всего выглядит вполне реалистично. На ней моделируются различные варианты причесок и головных уборов, обозначаются глаза, нос, рот, образующие узнаваемый облик конкретной личности.
