Содержание к диссертации
Введение
2. Школа юного журналиста - «Детское чтение для сердца и разума» (1787 -1789) 20
2.1. Идейное своеобразие журнала 31
3. Издатель, редактор, переводчик, критик: «Московский журнал» (1791 1792) 38
3.1. В преддверии «Московского журнала»: заграничное путешествие 1789- 1790 гг. 43
3.2. Содержание и структура «Московского журнала»
3.2.1. Литературный материал и авторы «Московского журнала» 61
3.2.2. Рубрики «Московского журнала» и их содержание 77
3.3.Оформление «Московского журнала» 96
4. Журналистская деятельность Н. М. Карамзина 1794 - 1799 гг. 111
4.1. Сборник «Аглая» как моноальманах (1794 - 1795) 111
4.2. Поэтический альманах «Аониды» (1796 - 1799) 123
4.3. Культура анонимности в альманахах «Аглая» и «Аониды» 128
4.4. Художественное оформление альманахов «Аглая» и «Аониды» 132
4.5. Газетная и журнальная деятельность Карамзина в 1795 - 1797 гг. 143
4.6. Альманах «Пантеон иностранной словесности» (1798) 153
5. Из журналиста в историки: «Вестник Европы» (1802 1803) 167
5.1. Отдел «Литература и смесь» 174
5.2. Отдел «Политика» 195
5.3. На пути к «Истории государства Российского» 2 6. Заключение 213
7. Библиографический список
- Идейное своеобразие журнала
- Содержание и структура «Московского журнала»
- Рубрики «Московского журнала» и их содержание
- Газетная и журнальная деятельность Карамзина в 1795 - 1797 гг.
Введение к работе
Интерес к личности Николая Михайловича Карамзина существовал на протяжении веков – не угасает он и в наши дни. Внимание исследователей к его творчеству обусловлено тем, что Карамзина отличали разнообразные таланты – литератора, журналиста, историка. Карамзин достаточно изучен как писатель и историк, но его наследие в области журналистики не получило целостного осмысления, в силу чего не оценено по достоинству. Дореволюционный исследователь А.К. Бороздин отмечал: «Недостаточно определено значение Карамзина в развитии нашей журналистики». Необходимость исследования журналистской деятельности Карамзина возникла давно, однако ситуация до сих пор остается неизменной. Последующие поколения исследователей довольно редко обращались к творчеству Карамзина-журналиста, в связи с чем возник пробел в истории русской журналистики.
Актуальность исследования заключается, во-первых, в восстановлении недостающего звена в истории журналистики. Отсутствие должного внимания к Карамзину-журналисту умаляет его роль в развитии отечественной культуры и общественной мысли. В частности, отходит на второй план его новаторство при создании первого литературного рубрицированного журнала («Московский журнал»), альманахов («Аглая», «Аониды», «Пантеон иностранной словесности») и литературно-политического издания («Вестник Европы»).
Тема также представляется актуальной и для развития современной прессы, которая имеет возможность учесть богатейший издательский опыт прошлого. Достижения Карамзина на посту редактора и издателя могут помочь сегодняшним СМИ в поиске новых форм подачи материалов, взаимодействия с аудиторией и других оригинальных решений.
Цель настоящей работы – изучение всех этапов становления Карамзина-журналиста – от сотрудничества в 80-е годы XVIII века в журнале «Детское чтение для сердца и разума» до редактирования «Вестника Европы», выходящего уже в начале XIX столетия, – и выявление произошедшей эволюции его деятельности. Основной цели сопутствуют следующие задачи:
систематизация известных сведений о журналистской деятельности Карамзина;
анализ изданий: определение их типа, структуры, тематики, круга сотрудников, художественного стиля, оформления;
выявление особенностей редакторской и издательской деятельности Карамзина, специфики его работы, определение элементов ее новизны;
наконец, анализ пройденного Карамзиным пути на журналистском поприще, оценка развития его как творческой личности на различных этапах его деятельности. В ходе решения задачи автор ответил на основополагающий вопрос: как редактор «Детского чтения» пришел к изданию литературно-политического журнала «Вестник Европы» и что способствовало подобной динамике? Настоящая задача напрямую связана с целью исследования и является финальной стадией на пути к ее достижению.
Научная новизна диссертации состоит в рассмотрении эволюции Карамзина-журналиста, ранее исследователи не предпринимали попыток объединить все этапы журналистского пути Карамзина в рамках одного труда. В настоящем исследовании диссертант попытался выявить тенденции и закономерности развития различных изданий, предпринятых Карамзиным, проследить динамику его журнально-издательской деятельности, что ликвидирует, таким образом, одну из многочисленных лакун в истории отечественной журналистики конца XVIII – начала XIX веков. Благодаря проделанному исследованию журналистское творчество Карамзина, недостаточно оцененное исследователями, предстало в настоящем объеме, что в полной мере соответствует цели работы.
В диссертации впервые подробно изучена история журнала Н.И. Новикова «Детское чтение для сердца и разума», в котором Карамзин в 1787 - 1789 гг. сотрудничал в качестве редактора и переводчика, рассмотрена тематика и идейное своеобразие публикаций. Подробно проанализирована история и структура других изданий – «Московского журнала», «Вестника Европы», альманахов «Аглая», «Аониды» и «Пантеон иностранной словесности».
Также впервые предметом изучения стал журналистский материал в «Письмах русского путешественника» Карамзина – в диссертации проанализированы зарубежные газеты и журналы, ставшие для Карамзина образцами при создании «Московского журнала». Автор диссертации составил перечень европейских изданий, упоминаемых на страницах «Писем...» и охарактеризовал их качества, которые начинающий редактор впоследствии заимствовал и привнес в собственный журнал.
Диссертантом проделана обстоятельная работа по изучению круга авторов, сотрудничавших в «Московском журнале» и альманахе «Аониды». По подписям и псевдонимам восстановлено большинство имен писателей, публиковавших свои произведения и переводы, что позволило расширить представление не только о содержании изданий, но и о деятельности ряда литераторов конца XVIII века.
Никогда ранее исследователи не изучали художественное оформление изданий Карамзина – два раздела настоящей работы посвящены дизайну «Московского журнала» и альманахов «Аглая» и «Аониды». Привлечен богатый иллюстративный материал, проделан анализ шрифтов и художественных элементов.
Прежде от внимания исследователей ускользала и деятельность Карамзина в «Московских ведомостях», тогда как в течение всего 1795 года он редактировал рубрику «Смесь», в каждом номере газеты выходили его материалы. В диссертации рассмотрены методы редакторской работы Карамзина и жанровое своеобразие заметок рубрики.
Предмет изучения работы – история изданий, в которых сотрудничал Карамзин и которые он издавал, их особенности, круг авторов, структура тематика, жанры, целевая аудитория, объект – журналистская деятельность Карамзина, этапы его пути на данном поприще. Благодаря анализу периодических изданий конца XVIII – начала XIX вв., связанных с именем Карамзина, в диссертации прослежен процесс его перехода от начинающего редактора и переводчика в «Детском чтении для сердца и разума» к издателю литературного «Московского журнала» и литературно-политического «Вестника Европы». Карьерный и личностный прорыв, совершенный Карамзиным с 1787 по 1803 годы, – более широкая область исследования, к осмыслению данного явления можно прийти только после тщательного изучения каждого его издания в отдельности.
Хронологические рамки исследования, соответственно, определены периодом деятельности Карамзина в журналах и других изданиях – с 1787 по 1803 годы.
Исследование подтвердило рабочую гипотезу диссертации – эволюция, проделанная Карамзиным, имела положительный характер и свидетельствовала о значительном развитии его талантов и способностей. В качестве журналиста Карамзин прошел долгий путь – от переводчика и редактора детского журнала до основателя первого в России крупнейшего литературно-политического издания, ориентированного на широкую аудиторию. По мере профессионального роста стремительно формировалась личность Карамзина, благодаря чему стал понятен процесс его перехода от писательской деятельности к исторической. В диссертации отмечены признаки, которые еще на стадии издания «Московского журнала» свидетельствовали о тяге Карамзина к истории и его интересе к анализу событий прошлого.
Источниковую базу работы составили издания Карамзина – непосредственный предмет наблюдений и дальнейших выводов. Диссертантом рассмотрены следующие периодические издания: журнал «Детское чтение для сердца и разума» (1787 - 1789), «Московский журнал» (1791 - 1792), альманахи «Аглая» (1794 - 1795), «Аониды» (1796 - 1799) и «Пантеон иностранной словесности» (1798), газета «Московские ведомости», где в 1795 году Карамзин вел рубрику «Смесь», и, наконец, «Вестник Европы» (1802 - 1803).
В большинстве случаев автор руководствовался собственными наблюдениями, так как до настоящего времени исследователи не рассматривали, в частности, издания, послужившие образцом для «Московского журнала» Карамзина в период заграничного путешествия, не занимались подробно вопросами авторства в его журналах и альманахах, не изучали их художественное оформление и не анализировали отдел «Смесь» в «Московских ведомостях».
В исследовании не только воссоздана динамика журнально-издательских предприятий Карамзина, но и определено их место в мире русской печати – рассмотрены журналы, которые выходили одновременно с карамзинскими или после них: «Чтение для вкуса, разума и чувствований» (М., 1791 - 1793), «Собеседник любителей российского слова» (СПБ., 1783 - 1784), «Приятное и полезное препровождение времени» (М., 1794 - 1798), «Московский Меркурий» (М., 1803), «Журнал для милых» (М., 1804) и ряд других. Их издатели во многом подражали нововведениям Карамзина. Знакомство с данными изданиями необходимо, чтобы проследить журнальную традицию, созданную талантливым редактором «Московского журнала», и выявить его новаторство, совершенно очевидное на фоне журналистики конца XVIII – начала XIX веков.
Необходимость решения поставленных в диссертации задач потребовала обращения к мемуарной литературе и переписке современников, которые помогли создать полноценную картину эпохи, оценить степень воздействия изданий Карамзина на читателей и на жизнь русского общества в целом. Значительная часть материала почерпнута из писем Карамзина к его другу И.И. Дмитриеву. Последний сотрудничал в нескольких изданиях Карамзина («Московский журнал», альманахи «Аглая» и «Аониды»), письма содержат ценные сведения о процессе их работы и об участии различных авторов в журналах и альманахах Карамзина.
Степень научной разработанности темы
Литература, проанализированная в ходе исследования, убеждает в том, что до настоящего момента выбранная нами тема не изучалась в полном объеме. Как правило, труды исследователей посвящены одному или нескольким изданиям Карамзина, и объемы их работ относительно невелики. Подобную ситуацию можно наблюдать, а частности, в работах П.Н. Беркова, А.И. Комарова.
Несколько статей посвятила журналу «Детское чтение для сердца и разума» Е.П. Привалова, объем каждой из них едва достигает 10 страниц. Наиболее содержательна ее работа, посвященная социальным проблемам на страницах журнала.
Среди исследований, посвященных «Московскому журналу», наиболее ценной работой стали для нас лекции Т.Ф. Пирожковой, в них рассмотрена история издания, его содержание и направленность, особенности журнальной политики Карамзина. Исследовательница уделяет внимание и критической деятельности Карамзина, и его редакторству в «Детском чтении для сердца и разума», которое предшествовало изданию собственного журнала.
Для нас особенно важна литература о «Письмах русского путешественника» Н.М. Карамзина, так как именно они составляли основу каждого номера «Московского журнала». Объемный и основательный труд посвятил произведению дореволюционный исследователь В.В. Сиповский, работы по данному вопросу принадлежат Ю.Н. Тынянову, Ю.М. Лотману.
В работе Н.П. Смирнова-Сокольского тщательно проанализированы истоки альманашной традиции и прослежена ее история на различных этапах. Изучение культуры альманахов продолжено и современными исследователями (В.Д. Рак и Ю.Б. Балашова), результаты их трудов учтены в диссертации.
Большое количество работ посвящено журналу «Вестник Европы», однако нередко в них идет речь об истории журнала после 1803 года, когда Карамзин перестал его издавать. Исключение составили работы Г.В. Зыковой и С.Я. Махониной.
Большинство работ о Карамзине носят биографический характер и не всегда касаются его журналистской деятельности. Особняком среди них стоит работа авторитетного исследователя жизни и творчества Карамзина Ю.М. Лотмана. В монографии «Сотворение Карамзина» (М., 1998) автор привел обширный объем информации о деятельности Карамзина-журналиста, хотя она не являлась главным предметом его исследования. Анализ журналов и сборников, редакторской и издательской деятельности Карамзина в рамках биографической монографии трудно осуществим, тогда как в нашей диссертации акцент сделан исключительно на журналистской деятельности Карамзина.
Особую ценность имели для нас библиографические указатели и справочники периодической печати, изданные в разные годы Н.М. Петровским, С.И. Пономаревым, А.Н. Неустроевым и другими.
Одной из интереснейших работ последних лет можно назвать сборник статей о Карамзине в серии «Pro et contra», составленный Л.А. Сапченко и вышедший в 2006 году. В сборнике представлены разнообразные оценки деятельности Карамзина, иногда диаметрально противоположные. Отметим и другие ценные труды Л.А. Сапченко, вышедшие ранее этого сборника.
Кандидатские и докторские диссертации 1990 - 2000 гг., посвященные Карамзину, в основном анализируют его писательскую деятельность и имеют литературоведческий характер. Отдельного упоминания заслуживает диссертация Т.Г. Комарды, в одной из глав которой рассматриваются журналы сентиментального направления («Московский Меркурий» П.И. Макарова, «Аглая» П.И. Шаликова и др.), для которых «Московский журнал» Карамзина был образцом для подражания.
В настоящей работе учтены достижения дореволюционных и современных ученых. Несмотря на обширность литературы о Карамзине, обобщающего труда, посвященного его изданиям, так и не появилось. Вопрос о Карамзине-журналисте не может считаться исчерпанным, он требует более обстоятельного рассмотрения, чем это возможно в рамках учебных пособий и биографических работ.
Автор выносит на защиту следующие положения:
-
Карамзин – создатель новых для России типов изданий: первого литературного рубрицированного журнала («Московский журнал»), первых альманахов («Аглая», «Аониды», «Пантеон иностранной словесности»), первого литературно-политического журнала («Вестник Европы»). Новаторство Карамзина в журналистике является безусловным, что подтверждается сравнением его изданий с литературными журналами конца XVIII – начала XIX столетий. Последние в большинстве своем имели подражательный характер и не оказали заметного влияния на журнальную традицию эпохи;
-
Типы журналов, созданные Карамзиным, не устарели в наши дни и могут служить образцами для современных качественных изданий, так как придерживаются принципов элитарной журналистики, рассчитанной на просвещенную и грамотную аудиторию;
-
Карамзин-журналист выработал нетривиальные издательские и редакторские методы: высокие критерии отбора материалов, соответствующих направленности и стилю издания, четкое деление на рубрики и отделы, взаимодействие с аудиторией в форме дружеского диалога, изящное оформление. Приемы талантливого редактора конца XVIII – начала XIX веков не теряют актуальности и в видоизмененных формах продолжают существовать в новейших средствах массовой информации.
-
Путь, проделанный Карамзиным от редактора «Детского чтения…» до издателя «Вестника Европы», представляет собой подлинную эволюцию, движение вперед. Журналы и сборники, за издание которых брался Карамзин с 1787 по 1803 годы, отражали стадии его развития в указанный период. Всего за шестнадцать лет молодой человек, публиковавший переводы европейских писателей и собственные первые литературные опыты (повесть «Евгений и Юлия» в «Детском чтении...»), стал главой сентиментализма, кумиром читающего общества, издателем альманахов, а впоследствии политическим обозревателем в «Вестнике Европы»;
-
Деятельность Карамзина-журналиста тесно связана с его литературным и историческим творчеством, и все три стороны личности дополняют друг друга. Несмотря на то, что в работе преимущественно уделено внимание лишь одной его грани, диссертантом установлены связи между всеми видами деятельности Карамзина.
Говоря о научно-практической стороне исследования, стоит отметить значение работы для историков печати и других ученых родственных областей, студентов факультетов журналистики различных вузов, изучающих историю отечественной периодики конца XVIII – начала XIX вв. Мы полагаем, что работа содержит познавательный материал для любого человека, интересующегося историей общественной мысли конца XVIII – начала XIX вв. В исследовании акцент сделан на еще одной грани таланта Карамзина, которую большинство исследователей прежде обходили стороной. За пределами узкоспециализированного научного сообщества Карамзина признают в основном как родоначальника сентиментализма в русской литературе и автора «Истории государства Российского», но не как новатора в мире прессы.
Практическая значимость диссертации определена возможностью использования ее результатов в лекционных курсах по истории отечественной журналистики, в спецсеминарах и спецкурсах, а также в работах, посвященных творчеству Карамзина.
Для сопоставления культурных и исторических явлений в работе применялся сравнительно-исторический метод. В частности, он стал основным методом при сравнении изданий Карамзина с предшествующими и последующими журналами и сборниками и позволил проследить динамику журнального процесса конца XVIII – начала XIX веков. В диссертации соблюдены принципы объективности и историзма – несмотря на преемственность явлений, события прошлых веков рассматривались нами в контексте изучаемого периода.
Апробация работы
Проблематика работы была обсуждена и одобрена на заседаниях кафедры истории русской литературы и журналистики факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова. В 2011, 2012 и 2013 гг. автор делал доклады на ежегодных конференциях студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов», тезисы по теме исследования опубликованы за все три года.
Апробация работы проходила не только в Москве: дважды, в октябре 2011 года и в мае 2012 года, диссертант выступал с результатами своих исследований на научных конференциях в Воронежском государственном университете (в 2011 году в пленарном заседании), а в апреле 2012 года – в Тверском государственном университете.
Структура работы определена ее темой и задачами, требующими четкой последовательности и следования хронологии в изложении материала. Разделы работы посвящены различным изданиям Карамзина. Исследование состоит из введения, четырех глав, заключения, списка литературы из 215 наименований и двух приложений. Основной текст диссертации изложен на 220 страницах.
Идейное своеобразие журнала
Вне всяких сомнений, сноска подготовлена не редактором, а автором, произведение которого переводили, - писательницей Жанлис. Вероятнее всего, писателям принадлежали и другие сноски — мы полагаем, что редакторы составляли познавательные комментарии, содержавшие определения сложных терминов, примеры некоторых мы уже привели.
Последний год выхода издания можно назвать наиболее цельным и ровным. Четыре финальные части «Детского чтения...» кажутся более продуманными по сравнению с предыдущими: гармоничная подборка материалов и их размещение в номере, наличие сносок с указанием источника статей (ссылки на Spectator, Leipziger Wochenblatt fur Kinder -первое в мире издание для детей, The Town and Country Magazine, The Universal Magazine, The New London Magazine, Mercure de France). В журнале 1789 года легко угадывались приметы современной эпохи - в номера входили восточные сцены и повести («Обидаг», отрывок из произведения персидского поэта XIII Саади, восточные пословицы), к которым тогда был велик интерес; научно-популярные статьи («Рассуждение о анатомии», «Нечто из политической арифметики» «Нечто из практической философии»); рассказы о путешествиях и заграничных землях («Описание Ост-Индии», «Описание путешествия одного ученого к Швейцарским ледяным горам», «Рейнский водопад»), предварявшие собственные путевые заметки Карамзина - будущие «Письма русского путешественника».
В последний год издания стали очевидными и особенности структуры издания, связанные с ограниченным объемом каждого выпуска (не более 16 страниц к каждому номеру). Крупная пьеса, занимавшая, около 100 страниц, помещалась редактором по частям - в каждый номер приложения шло одно действие или несколько сцен, а остальные страницы (две-три, редко больше) заполняли короткие анекдоты или стихотворения. Редактор, группировавший номер, старался разнообразить содержание, помещая материалы нескольких жанров, и одновременно публиковал логически завершенные отрывки большого произведения. Подобную ситуацию можно наблюдать в Части XVIII за 1789 год1, в которой «сельская драма с песнями в одном действии» под названием «Аркадский памятник» перемежалась стихотворениями «Вздох», «Гроза», «На смерть девицы », «Господину Д на болезнь его» на протяжении нескольких выпусков.
Круг обязанностей Карамзина в журнале был довольно широк, однако долгое время он действовал под чутким руководством и контролем Новикова. Исследователь Г.П. Макогоненко в статье о Карамзине характеризует совместную с Петровым деятельность в детском журнале: «Оба редактора разрабатывали программу каждого номера в соответствии с указаниями издателя, распределяли между собой работу. Большая часть журнала состояла из переводов: помимо 15 небольших повестей французской писательницы Жанлис под общим названием «Деревенские вечера», Карамзин перевел часть поэмы английского поэта Томсона «Времена года». В «Детском чтении» Карамзин публиковал и первые свои стихотворения и прозаические опыты...»2. К первым «опытам», в частности, относились повесть «Евгений и Юлия» и лирическая миниатюра «Прогулка», вышедшие в Части XVIII за 1789 год.
Переводы, выполненные Карамзиным для журнала, достойны отдельного упоминания. Здесь он впервые пробовал себя в качестве редактора, способного подбирать необходимые материалы, обрабатывать их соответствующим образом и придавать им близкую к совершенству форму.
Переводы Карамзина никогда не были чисто техническими, в них он в полной мере реализовал свою творческую жилку, много добавлял от себя, импровизировал. Автор работы «Три жизни Карамзина» Е.И. Осетров приводит пример вольного обращения Карамзина с исходными текстами: «В французской повести под пером Карамзина маркиз де Клемир стал господином Добролюбовым, Каролина превратилась в Елизавету, Виктория -в Анну. Герои отправляются не из Парижа, а из Москвы, в село Уединенное»1. Для «Детского чтения...» молодой редактор отбирал преимущественно те произведения западной литературы, которые казались ему интересными, и с началом его деятельности журнал наводнили большие по объему сентиментальные повести.
Еще один важнейший аспект деятельности Карамзина в новиковском журнале - работа над авторским стилем. Язык «Детского чтения» под редакцией Карамзина был новаторским для журналистики последних десятилетий XVIII века. Он отличался простотой и естественностью, что во многом объяснялось составом целевой аудитории: чтобы найти подход к детям и подросткам, требовалось говорить без зауми, не слишком сложными фразами, известными и понятными словами. Редактируя журнал, Карамзин, безусловно, впервые серьезно задумался о реформировании родного языка в сторону упрощения, облегчения конструкций. «Это была отличная школа, когда вырабатывался слог; на первых порах делалось это, видимо, совершенно бессознательно»2.
Некоторые выпуски журнала целиком и полностью сочинял Карамзин без участия Петрова. Ответственный труд под руководством опытного литератора Новикова стал для Карамзина прекрасной школой журнализма, в которой он познакомился с основными приемами работы, выучился готовить материалы качественно и в срок, впервые пробовал себя на литературном поприще и оттачивал собственный стиль.
Содержание и структура «Московского журнала»
Отрывки, обрамляющие повести цикла, содержат поучительные наставления от членов семьи Добролюбовых. Так, в Части IX за 1787 год рассказывается история господина Чудина, к которому по сюжету госпожа Добролюбова с детьми приехала погостить. Биография персонажа богата драматическими событиями: в семейной жизни он был несчастен, много страдали и он, и его жена, после ее трагической смерти он переехал в деревню и «утешался религией» . После повести действие вновь обращается к семейству Добролюбовых: «Какую пользу получили вы от последних вечеров наших? Спросила детей гж. Добролюбова, оставшись с ними одна. Не доказала ли вам история г. Чудина, что страсти очень опасны? - Очень, очень доказала: отвечал Петр: я более прежнего теперь уверен в том, что ничего не надобно любить страстно, кроме чести, как вы уже нам несколько раз говорили. Так любить можно все добродетельное, великое и героическое, примолвила гж. Добролюбова»2.
О пагубном влиянии страстей читаем и в Части XVIII за 1789 год в редакторском вступлении к отрывку «Игра»: «Как счастлив тот человек, который никогда не заражался язвою игры! Язва сия есть тем опаснее, что часто самые лучшие люди от нее погибают. Для забавы или для компании начинают играть; выигрыш и проигрыш подают новый повод продолжать игру - и наконец проигрывают деньги, спокойствие, время, совесть и все, все!»3. Напомним, что, по уверениям Вяземского, Карамзин и сам в юности играл в карты «умеренно, но с расчетом и с умением».
Осуждение еще одного греха - жадности - содержится в заключении к зарисовке «Скупой» из Части XX за 1789 год: «Благодетельному человеку не нужны для благотворения великие сокровища. Хотя сам он мало имеет, но всегда находит довольно, чем делать счастливыми других, которые и его еще беднее. Ибо добродетель сия не в кошельке, но в сердце обитает»1. В той же части также содержатся переводы из английских журналов под заголовками «О гневе», «О стыдливости и смелости» - название уже характеризует тематику статей, направленных на улучшение нравов читателей.
Даже анекдоты были направлены на осмеяние пороков — например, невежества и глупости. В Часть XVI за 1788 год вошла подборка «Примеров смешного невежества», в которую включена история хвастуна-невежды: «Один дворянин хвалился своими путешествиями, именуя множество земель и городов, через которые он проезжал, так что по его словам он объездил почти целый мир. Поэтому вам очень знакома география? — сказал один из присутствовавших. Нет, отвечал он, я не был в ней; однако ж близ ее проехал» .
Людские пороки в «Детском чтении» подавались трагично или смешно, но в любом случае подвергались порицанию и всегда представляли читателям образцовую картину - так, благополучное и счастливое семейство Добролюбовых оттеняло несчастную семью Чудина, и на каждого трусливого и подлого героя находился честный и отважный. Идейное наполнение «Детского чтения...» кажется нам невероятно важным не только потому, что журнал выполнял важнейшую функцию воспитания младшего поколения. Мысли и мнения, выраженные в журнале, оказывали сильнейшее воздействие на молодого редактора, который в ходе работы в новиковском издании также учился. В дальнейшем Карамзин отошел от масонского Дружеского общества Новикова, мистические идеи которого остались им непринятыми, однако в 1780-е годы они окружали его и, несомненно, влияли на ход его мыслей. «Детское чтение...» представляет собой только верхний пласт тем, волновавших масонское окружение Карамзина в те годы, однако и благодаря писателя и журналиста.
Вместе с целым поколением на «Детском чтении» воспитывался молодой журналист и писатель Карамзин. Он оттачивал слог, «вольничал» в переводах, вырабатывал художественный вкус и собственный стиль. И вместе с тем развивался как личность, чему очень способствовала его дружба с другим редактором издания Петровым, о котором уже шла речь. Петров и Карамзин жили вместе в доме Дружеского Ученого общества, и на Петрова, пришедшего в Общество раньше, Карамзин смотрел как на старшего товарища и руководителя. Высоко развитый эстетический вкус редактора «Детского чтения...» (он сотрудничал и с другими изданиями Новикова -«Утренний свет», «Размышления о делах Божьих») оказывал огромное влияние на начинающего литератора Карамзина. В лирической зарисовке «Цветок на гроб моего Агатона», посвященной Петрову , Карамзин замечал: «Свет был тогда чужим и мне и ему: ему еще более, нежели мне; но мы любили книги, и не думали о свете; имели немного, немногим были довольны, и не чувствовали недостатка. Прелести разума, прелести душевные, казались нам всего любезнее - ими пленялись мы, ими в творениях великих умов наслаждались, и нередко за Оссианом, Шекспиром, Боннетом, просиживали половину зимних ночей»2.
Нравственное воспитание стало лишь одной гранью сотрудничества Карамзина в детском журнале, в рамках нашего исследования нам важнее оценить полученный им профессиональный опыт. В ходе работы Карамзин приобрел навыки перевода, редактирования и создания собственных текстов (здесь он опубликовал первые работы) - словом, получил все умения, которые впоследствии применил в «Московском журнале», издаваемом им в 1791 - 1792 годах. Замысел журнала, появившийся еще до отъезда в Европу, несомненно возник под воздействием работы редактором в «Детском чтении» - по мере наблюдений у Карамзина зарождался проект собственного журнала. С Дружеским обществом и «Детским чтением...» Карамзина связали четыре года жизни - пора его юности и первых творческих шагов. За время работы в журнале закладывались основы Карамзина-литератора и Карамзина-личности. Он прошел этапы взросления, набирался опыта, имея перед глазами пример старших коллег. Следствием сотрудничества с «Детским чтением...» стало решение Карамзина отправиться в заграничную поездку, стоившую ему больших финансовых затрат. Но он хотел увидеть мир, набраться впечатлений, мыслей и ощущений - необходимого для любого литератора багажа, с которым он последовал дальше.
Рубрики «Московского журнала» и их содержание
Рубрику «Смесь» можно встретить в большинстве книг «Московского журнала», периодичность ее выхода регулярнее остальных публикаций -вероятно, за счет того, что объем публикуемых в ней материалов был не так велик. Раздел наполнялся анекдотами - короткими, чаще всего юмористическими рассказами о различных происшествиях. Большая их часть перепечатывалась из зарубежных изданий, на что нередко указывали сноски (редактор ссылался на переводы из Mercure de France, British Mercury, «Психологического магазина» и других изданий, в том числе русского «Собеседника любителей российского слова»).
Впервые рубрика появилась в Книге 2 Части I за 1791 год - материалы, в дальнейшем помещавшиеся в отделе «Смесь», вышли под названием «Анекдоты из иностранных журналов»1. Позже, в Книге 1 Части II за 1791 год рубрика уже получила свое окончательное название, и в сноске издатель дал характеристику разделу: «Под сим титулом [Смесь] издатель будет сообщать разные анекдоты из иностранных журналов»2. В частности, в «Анекдотах» в Книге 2 Части I за 1791 год содержались небольшие (в один абзац) истории о французских писателях Фонтенеле и Корнеле - анекдоты об известных людях публиковались в разделе крайне часто.
Еще одним излюбленным жанром «Смеси» были поучительные истории, высмеивающие тот или иной человеческий порок, - выразительным примером служит отрывок о скупом англичанине: «Один скупой англичанин, над которым шутили некоторые насмешники, наконец очень рассердился и желал быть членом парламента только для того, чтобы положить пошлину на остроумие. «Это желание очень естественно, - отвечали ему, - все другие пошлины и до вас касаются, а от этой будете вы уволены»1.
В той же книге появилась забавная история, которая иллюстрирует стремление Карамзина просвещать и развлекать публику одновременно: «Г.М был пожалован королевским библиотекарем. «Теперь, - сказал некто, услышав о том, — будет ему прекрасный случай выучиться - читать» . Такие зарисовки, относительно безобидные, представляли собой типичные образцы «улыбательной сатиры» Екатерины Великой, не высмеивали определенных лиц, но в то же время позволяли читателю ознакомиться с нравственной жизнью другой страны - в настоящем случае Великобритании.
Некоторые анекдоты несут в себе черты абсурда: так, в Книге 1 Части VII за 1792 год можно встретить рассказ о неаполитанском дворянине, который вызывал на поединок всех, кто не признавал итальянского писателя Ариосто лучшим или первым поэтом. В десятый раз его смертельно ранили, и тогда он признался, что произведений Ариосто не читал . Периодически в рубрике помещались и познавательные материалы — в Книге 1 Части II за 1791 год опубликован рассказ о медицинском опыте переливания крови доктора Гарвуда4.
Материалы рубрики можно также условно разделить и по тендерному признаку - часть публикаций ориентирована на мужчин, заинтересованных в политике и международных отношениях (для них предназначены, например, истории о государственных деятелях стран Европы). Женскую аудиторию должны были привлечь рассказы о невероятных любовных перипетиях, светских дамах и несчастных влюбленных. Так, в Книге 1 Части II за 1791 год (апрель) напечатан перевод маловероятной в реальной жизни истории: молодые знатные девушки захотели проверить, влюблена ли их подруга в одного молодого человека, как рассказывали в свете. В разговоре при ней сообщили, что предмет ее симпатии внезапно умер. Девушка на новость никак не отреагировала, и все сочли, что слухи - ложь. Позже ее нашли мертвой - несчастная удавилась подвязкой. Дама, придумавшая розыгрыш, сошла с ума, и возлюбленный покойницы покончил с собой выстрелом в сердце1. Безусловно, подобные истории наверняка трогали нежные девичьи души и волновали мысли.
Еще один яркий пример типично «женского» анекдота встречаем в Книге 1 Части III за 1791 год: «В доказательство, что чай нимало не вредит, нервной системе, можно представить одну госпожу, живущую в Суссексе, которая во всю свою жизнь не пила ничего, кроме чаю. Теперь ей 90 лет от роду, и она по сие время здорова и никогда не подвержена была нервным болезням. У нее есть дочь, которая, следуя примеру своей матери, никуда не ездит без того, чтобы не взять с собою полдюжины бутылок чаю, и всякий день после ужина пьет его по несколько чашек. Она также совершенно здорова»2. Добавим, что в той же книге «Смесь» была помещена сразу после стихов, то есть почти в самом начале и отдельно от всех рубрик, тогда как обычно рубрики публиковались в конце книги и следовали одна за другой.
Раздел «Смесь» представляется нам наиболее интересным, так как он сильнее прочих рубрик связан с современной реальностью. В «Московском журнале» практически не содержалось статей, затрагивавших актуальные для 90-х годов XVIII столетия темы - конечно, потому что тогда публикация подобных материалов могла стоить жизни как журналу, так и его издателю. Тем не менее данная рубрика представляется нам типично «журналистским» элементом, она позволяла читателям следить за жизнью европейских стран. Безусловно, короткие анекдоты почти не предоставляли сведений о конкретных событиях и не могли держать публику в курсе всех новостей, однако они позволяли сложить определенную картину нравственной и общественной жизни зарубежных государств, подобную информацию газеты предоставляли далеко не всегда (к примеру, в «Московских ведомостях», выходивших в тот же период, содержалось большое количество сообщений о международных событиях, однако все они содержали исключительно сухие факты).
Газетная и журнальная деятельность Карамзина в 1795 - 1797 гг.
В «Аглае» Карамзин начал создавать отличные от «Московского журнала» отношения с аудиторией — обращения к читателям, как и многие сноски, приобрели более доверительный характер. Так, в сборнике за 1794 год «Надгробная надпись Боннету» сопровождена сноской: «Которая [надпись] излилась из души моей в самый тот час, как я получил известие о і смерти сего незабвенного друга человечества, сего великого философа, сего истинного мудреца, любезного моему сердцу»1.
Карамзин, обращаясь к читателям, делился с ними личными страхами и сомнениями, призывал к сопереживанию: «Исчезли призраки моей юности; угасли пламенные желания в моем сердце; спокойно мое воображение. Ничто не прельщает меня в свете. Чего искать? К чему стремиться?., к новым горестям? Они сами найдут меня - и я без ропота буду лить новые слезы» . Подобная манера не напоминает диалог с аудиторией, который выстраивал редактор «Московского журнала» - там обращения Карамзина выглядели как шутливая беседа с приятелем, но не откровенный разговор с другом. В «Аглае» автор стремился выработать новый подход, согласно которому дистанция с читателями сокращалась еще больше, а писатель доверял публике всецело свои мысли, чувства - и стихи.
Более того, в альманахе писатель позволял читателям постичь и творческий процесс — заглянуть в мастерскую художника в тот час, когда он творит. В сносках и дополнениях Карамзин сообщал подробности, которые обычно скрыты от любопытных глаз. Например, в сборнике за 1795 год богатырская сказка «Илья Муромец», написанная характерным былинным стихом, сопровождена сноской: «Вот начало безделки, которая занимала нынешним летом уединенные часы мои. Продолжение остается до другого времени; конца еще нет, - может быть и не будет»3. Зарисовку «Афинская жизнь» в той же книге писатель дополнил кратким послесловием: «О друзья! Все проходит, все исчезает! Где Афина? Где жилище Гиппиево? Где храм наслаждения? Где моя греческая мантия? - Мечта! Мечта! Я сижу один в сельском кабинете своем, в худом шлафроке, и не вижу перед собою ничего, кроме догорающей свечки, измаранного листа бумаги и гамбургских газет, которые завтра поутру (а не прежде; ибо я хочу спать нынешнюю ночь! спокойным сном) известят меня об ужасном безумстве наших просвещенных современников»1. Под «безумством» Карамзин, конечно, подразумевает события якобинской диктатуры, захватившей Францию после буржуазной революции, и эпитет «просвещенные» здесь звучит крайне саркастично и осуждающе - просвещенности редактор «Аглаи» в европейских современниках видеть никак не мог.
Карамзин сознательно снимает завесу тайны с фигуры художника творца, и перед нами предстает живая картина, полная бытовых мелочей: человек в «худом шлафроке» за столом с догорающей свечой не кажется уже і недосягаемым идеалом, в глазах читателей он обретает человеческие слабости, которыми наделен каждый. Но посвящение публики в планы и творческий процесс не лишает высокохудожественное произведение тайны прекрасного - в подобном подходе Карамзина заключена хитрая уловка писателя, ощутившего свою силу и умеющего правильно ею распорядиться. По замечанию Ю.М. Лотмана, «Аглая» пронизана «духом семейной интимности», причем интимности нарочитой, выдуманной. Карамзин добивался «имитации дружески-непосредственного общения» с читателем, что придавало альманаху оттенок «альбомности»2. ] Издатель альманаха «Аглая», вне всяких сомнений, использовал псевдонимы не для того, чтобы скрыть имя. В «Московском журнале» Карамзин и Дмитриев нередко пользовались различными псевдонимами, чтобы создать иллюзию, что над изданием трудится большой штат авторов.
Но в «Аглае» Карамзин изначально не делал секрета из своего авторства, более того - старательно подчеркивал. В «Аглае» меняется и позиционирование автора. В заключительном обращении «От сочинителя» в сборнике за 1794 год Карамзин писал: «Я желал бы писать не так, как у нас по большей части пишут; но силы и способности не всегда соответствуют желанию»1. В «Московском журнале» обращения к читателям Карамзин подписывал «От издателя», но в «Аглае» пометка «От сочинителя» намекает читателям, что автором сборника является Карамзин (после обращения значилась его подпись - «Н. Карамзин»). И в подобном случае, безусловно, подпись под каждым стихотворением выглядела бы, по меньшей мере, неестественно. В приведенной же цитате мы видим доказательство стремления Карамзину к постоянному совершенствованию и работе над собой.
В том же обращении издатель пишет: «Любезные читатели, любезные, читательницы! Ваше удовольствие, ваше одобрение есть драгоценный мой венок - он снова расцветет некогда на могиле моей, орошенный слезою милого сердца!» . Желание получить читательский отклик свидетельствует о том, что автор предоставляет на суд публики главным образом собственные! произведения. Взаимодействие с читателем было особенностью «Московского журнала» Карамзина, однако здесь оно приобрело несколько иные формы: издатель и редактор «Московского журнала» беспокоился как о художественных особенностях литературного материала, так и о том, чтобы предложить аудитории полноценное издание с интересным содержанием, обширным кругом авторов, делением на рубрики, грамотным оформлением. Но Карамзин-писатель при подготовке сборников «Аглаи» больше заботился об оценке своих литературных, а не журналистских талантов, что и заставляет нас называть сборник моноальманахом - содержащим произведения по большей части одного автора.
В издававшемся за пару лет до альманаха «Московском журнале» взгляды писателя оставались недоступны публике, на страницах «Аглаи» многие его мысли угадывались или открыто сообщались. После обострившейся политической ситуации в начале 1790-х гг. в связи с арестом Н.И. Новикова количество периодических изданий в России резко сократилось, с чем было связано, по всей видимости, и закрытие Карамзиным «Московского журнала» вместе с парижскими страницами «Писем русского путешественника».
Неудивительно, что и в альманахах ощущалось влияние реакции, коснувшейся даже аполитичных литературных сборников. Мы уже упоминали о нарушенном хронологическом порядке в публикации «Писем»: Карамзин не рискнул разместить парижские эпизоды в сборнике за 1794 год, и появились они только после лондонских в 1795 году. В известной статье] Карамзина «Нечто о науках, искусствах и просвещении» в книге за 1794 год фразу «Все люди имеют душу, имеют сердце: следственно, все могут наслаждаться плодами Искусства и Науки...» автор сопроводил сноской: «Вот мысль великой нашей монархини, которая учреждением народных училищ открыла всем своим подданным путь к просвещению»1. Несмотря на то, что в «Московском журнале» публиковались многие стихотворения, восхвалявшие режим Екатерины II, издатель не позволял себе столь откровенных оценочных замечаний, всегда оставаясь вне политической арены. В альманахе он решился выйти из тени, чтобы подстраховаться и! сделать возможным выход сборника и в следующем году (примечательно, что цитата об императрице появилась именно в 1794 году, в первом выпущенном сборнике). В то же время в «Аглае», в отличие от «Московского журнала», Карамзин не предпринимал попыток придать сборнику. актуальность, но их отсутствие связано также и с совершенно иным типом издания - литературный сборник по сравнению с журналом имел гораздо менее тесную связь со злободневными событиями.
По разрозненным цитатам и намекам можно проанализировать и переворот, происходивший в душе писателя. Молодой человек, всего за несколько лет до издания альманаха вернувшийся из насыщенного. зарубежного путешествия, к 1793 - 1794 годам окончательно отошел от идеализации Европы. В сборнике за 1795 год Карамзин писал: «Там лежит страннический посох мой, и тлеет во прахе!»1. Европейская поездка, вызвавшая, судя по наивным и искренним отзывам путешественника,1 небывалый восторг, по прошествии времени повернула Карамзина в противоположном направлении - возрос его интерес к родной стране и русской культуре, в особенности - истории. «Страннический посох тлеет во прахе», а писатель в сельском кабинете читает гамбургские газеты, которые теперь вызывают у него только горькое сожаление «об ужасном безумстве наших просвещенных современников».
