Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Некоторые особенности публицистичности в творчестве И.С.Шмелёва дооктябрьской поры 33
1.1. Художественные искания писателя в начале творческого пути 33
1.2. Бытовая и духовная жизнь Валаамского монастыря в творчестве И. С. Шмелёва 50
1.3. Первая мировая война и революция в публицистическом наследии И. С. Шмелёва 87
Глава 2. Безумие войны в художественно-публицистических текстах и. С. Шмелёва 122
2.1. Публицистический характер памфлетно-сатирической повести "Это было" 122
2.2. Трагическая эпопея-дневник "Солнце мёртвых" 149
Глава 3. Публицистичность автобиографической прозы 177
3.1. Историко-публицистический замысел "Лета Господня": "древняя глубина общенародной памяти" (И.А.Ильин)... 177
3.2. Путешествие (хожение) к святыне в повесті "Богомолье"...208
Глава 4. Публицистическое наследие периода эмиграции ... 236
4.1. Публицистическая деятельность И. С. Шмелёва 236
4.2. Политическая, религиозная и культурологическая концепции Шмелёва-публициста 276
4.3. Язык и стиль публицистической прозы И. С. Шмелёва 293
Заключение 305
Список использованной литературы
- Художественные искания писателя в начале творческого пути
- Публицистический характер памфлетно-сатирической повести "Это было"
- Историко-публицистический замысел "Лета Господня": "древняя глубина общенародной памяти" (И.А.Ильин)...
- Публицистическая деятельность И. С. Шмелёва
Введение к работе
В изучении литературы русского зарубежья до сей поры остаётся много "белых" пятен. После бурного всплеска интереса, возникшего в конце 80-х - начале 90-х годов, когда вышли в свет множество до сей поры неизвестных в России текстов целого ряда русских писателей, оказавшихся в начале века в эмиграции, а также появления ряда историко-литературных работ, относящихся к творчеству этого периода, наступило время более глубокого осмысления и постижения богатства, оставленного нам ими. С возвращением в нашу культуру целого ряда писательских имён, до времени остававшихся вне поля зрения советского литературоведения, перед современными исследователями встаёт очень важная, многогранная, но чрезвычайно интересная задача - восстановление целостного взгляда на русскую литературу первой половины XX столетия без жесткого деления ее на литературу метрополии и эмигрантскую. Решение этой задачи предполагает обязательное соотнесение истории развития литературы с общественно-политическим движением, с духовной жизнью этого времени, с русской философией, искусством.
Подобный подход даёт возможность восстановления цельной картины творческой эволюции отдельных писателей, что в свою очередь помогает раскрывать новые аспекты в их наследии.
Предметом исследования настоящей работы стало творчество одного из виднейших писателей первой половины ХХв. И.С.Шмелева, той его части, которая до сих пор остаётся вне поля зрения
русских и зарубежных литературоведов - публицистики писателя. Актуальность такого рода работы особенно важна в период, когда предпринято издание нового собрания сочинений писателя (под ред. Е.А.Осьмининой). Сюда впервые будут включены и некоторые публицистические тексты, изученные и проанализированные в нашей работе.
Особую актуальность приобретает изучение пограничных явлений между собственно-литературным и публицистическим аспектами в исследовании творчества отдельных писателей. В современной теории публицистики проблема пограничных явлений в мире художественной и публицистической литературы изучается достаточно широко. Этим вопросом занимаются В.Здоровега, Е.Прохоров, В.Ученова, М.Стюфляева, Е.Кройчик, однако в приложении к творчеству выдающихся писателей XX века подобная проблема не ставилась. Тем более актуальным выступает исследование публицистических аспектов в творчестве И.С.Шмелёва, предпринятое в данной работе.
Состояние научной разработанности темы.
Долго, мучительно долго шёл И.С.Шмелёв к читателю теперь уже конца 20 века. Длительное время у нас переиздавался усечённый корпус некоторых его произведений дореволюционной поры. С двадцатых годов Шмелёв был "отлучён" от родины за книгу "Солнце мёртвых" (1923), названную одним из критиков "плачем по России".
Ещё в конце пятидесятых годов О.Н.Михайлов составил двухтомное собрание сочинений писателя, включавшее и эмигрантские тексты, но оно категорически было отвергнуто издательством
"Художественная литература". Вместо этого в 1960 и 1966 годах вышли однотомники, куда включались строго дозированно лишь отдельные шмелёвские рассказы позднейшей поры. Практически почти полвека ждал этот двухтомник времени своего издания. К этой поре на родине давно уже будут изданы собрания сочинений известных современников Шмелёва - Куприна, Бунина, Л.Андреева. Однако в последнее время многое из эмигрантского наследия писателя вышло в свет отдельными книгами. На сегодняшний день уже начато издание пятитомного собрания сочинений писателя, которое, к сожалению, является далеко не полным.
Серьёзное освоение наследия Шмелёва в нашей науке было резко отодвинуто на долгие десятилетия. В минувшую пору диссертационные исследования по творчеству автора знаменитого "Человека из ресторана", как правило, хронологически обрывались двадцатыми годами.
Так случилось с диссертацией М.М.Дунаева, обстоятельной и глубокой работой А.П.Черникова, вынужденно оборванной даже не на эмигрантской прозе И.С.Шмелева, а на краткой характеристике "Неупиваемой чаши" (1918).
Ныне А.П.Черников - автор едва ли не самой интересной монографии о писателе (см.218), а также составитель и комментатор представительного сборника И.С.Шмелёва "Светлая страница" (1995), в котором напечатаны не только полузабытые дореволюционные рассказы и повести писателя, но и его роман "Няня из Москвы", и одна из итоговых книг - "Старый Валаам".
В нынешнее время уже к собственно эмигрантскому творчеству И. С.Шмелёва обращено пристальное внимание прежде всего Е.А.Осьмининой, автора ряда новейших статей, начавшей издание
пятитомного собрания сочинений писателя; М.Смирновой, подготовившей к печати последний роман Шмелёва "Пути Небесные", его повести и рассказы 20-30х годов; A.M.Любомудрова, Т.Прокопова, В.Агеносова, автора содержательного раздела о Шмелеве в учебном пособии "Русская литература начала 20 века" и др.
Однако одной из главных вех в постижении творчества И.С.Шмелёва на сегодняшний день, безусловно, является переиздание у нас книги друга писателя, известного русского философа и публициста И.А.Ильина "О тьме и просветлении" (1959), в которой дано глубинное осмысление мировоззрения и творчества писателя, прослежены нравственные и национальные корни шмелёвс-кого мира.
Другим серьёзным актом постижения творчества И.С.Шмелёва является исследование Ольги Сорокиной "Московиана. Жизнь и творчество Ивана Шмелёва", над которой она работала 30 лет - с 1963 по 1993гг. Эта книга, во-первых, содержит поистине уникальные архивные документы, фрагменты из писем и мемуаров. Впервые так полно и всесторонне в ней дан анализ всей судьбы писателя - от ранних лет до кончины. Во-вторых, О.Сорокина тонко и внимательно прослеживает, а порой и анализирует основные мотивы шмелёвского творчества. Добавим, что эта работа велась кропотливо под руководством Глеба Струве при общении и переписке с Б.Зайцевым, Р.Гулем, Ю.Кутыриной, а также близкими и друзьями писателя.
Остановимся на некоторых аспектах анализа творчества И.С.Шмелева, принадлежащих этим двум исследователям.
И.А.Ильин исходит из того, что Шмелев "есть прежде всего - русский поэт по строению своего художественного акта... Он -
певец России, изобразитель русского, исторически сложившегося душевного и духовного уклада" (80,с.335). Затем И.А.Ильин анализирует сложное соотношение лирического и эпического начал в творчестве Шмелёва. Первый период творчества он определяет преобладанием эпического тона "в пределах быта, бытового героя, бытовых волнений". (80,0.343). Во второй период у Шмелёва усиливается лиризм и быт насыщается бытием. Далее блестяще проанализированы гибкие жанровые границы поздней шмелёвской прозы и особенно разнообразие шмелёвского языка и стиля, который предстаёт то в стихии сказа и просторечия, то в лирически-взволнованной манере, и тогда "он страстен и певуч". Определяя главную жанровую черту "Лета Господнего", И.А.Ильин называет книгу лирико-бытовым эпосом.
При этом высокий лиризм, по Ильину, вырастает из самого быта. А точное знание быта рождает у Шмелёва именно публицистическую основу: "Православный год в то же время трудовой, хозяйственный sod" (80,0.383). Отсюда образы Шмелёва "зарисованы сразу эпически и лирически... Это вековечный ритм молитвы и труда" (80, с.382).
Далее доказательно и последовательно И.А.Ильин приходит к выводу: "Во всех очерках - одна среда. Но каждый очерк наполнен по-своему живым бытовым материалом - подчас трудовым кипением, подчас бытовой суетой, подчас развлечением... Каждый очерк замкнут в себе, это как-будто религиозно-бытовые "стансы" русского бытия" (80, с. 382).
Итак, И.А.Ильин точно обозначает жанровые границы причудливой мозаики глав в "Лете Господнем" -. очерк во всех его разновидностях.
Ольга Сорокина в своём исследовании идёт ещё дальше и расширяет концепцию публицистичности на все творчество Шмелева, кроме ряда рассказов и повестей, связанных целиком со сказовой манерой (сюда она относит прежде всего романы "Человек из ресторана", "Няня из Москвы"). По её мнению, встаёт вопрос о жанровом своеобразии произведений И.С.Шмелёва. Писатель тяготел к очерковой форме, в которой достиг совершенства. Недаром такие его лучшие произведения как "Это было", "Солнце мёртвых", "Лето Господне", "Богомолье" выросли на основе очеркового письма, лирически переосмысленного и художнически проникновенного" (191,с.7).
На первый взгляд такой вывод может показаться неожиданным. Однако, и И.А.Ильин, и О.Сорокина под публицистической основой шмелёвской прозы понимают не столько чисто бытовой очерк, сколько его лирически переосмысленную разновидность.
И тем не менее ни один из приведенных авторов не ставит своей задачей исследование публицистической основы всего творчества И. С. Шмелёва, хотя отмечают таковую. Публицистичность в творчестве писателя предстаёт в способе отбора материала, в постановке целого ряда социальных проблем, в выборе жанров, стиля, языка.
Таким образом, некоторые аспекты публицистичности в творчестве писателя уже попадали в сферу внимания исследователей И.С.Шмелева. Прежде всего на эту особенность указывала в своём исследовании О.Сорокина, отмечавшая жанровое своеобразие произведений Шмелева, всегда тяготевшего к очерковой форме. Та же особенность была подчёркнута И.А.Ильиным. Однако мы должны констатировать, что комплексное изучение проблемы публицистич-
_ g _
ности в творчестве И.С.Шмелёва не находит отражения в работах ведущих исследователей его творческого наследия: А.П.Черникова, М.М.Дунаева, Е. А. Осьмининой и др. учёных.
Целью диссертационной работы является изучение публицистического аспекта в творчестве И.С.Шмелёва. Проблема публицистичности рассматривается с содержательной и формообразующей позиций. Прослеживаются модификации публицистических жанров в наследии писателя. Анализируется поэтика публицистической прозы писателя.
Цель работы предполагает решение следующих задач:
дать общую характеристику публицистического наследия писателя;
проанализировать бытование в произведениях писателя синтетических жанровых особенностей;
проследить генезис новых жанровых образований в известных художественных текстах писателя;
определить взаимовлияние художественного и публицистического начал в творчестве писателя;
дать развёрнутую характеристику особых публицистических жанров путевого очерка, дневниковой эпопеи, трагического памфлета-антиутопии, "хожения" ко святым местам;
показать публицистическую направленность ряда произведений писателя, исходя из содержательных характеристик публицистичности;
выявить формы отражения мировоззренческих позиций писателя в поэтике его произведений;
рассмотреть проблему авторской позиции писателя, в ряде текстов определяющей публицистический характер произведения;
объяснить причины тяготения И.С.Шмелёва к миру публицистики.
Научная новизна исследования.
И.С.Шмелёв - один из выдающихся писателей первой половины XX века до сих пор не только не изучен всесторонне, но до конца не издан у себя на родине. В настоящее время имя И.С.Шмелева находится в центре внимания целого ряда литературоведов, однако до сих пор никто из исследователей ни у нас, ни на западе не занимались специально публицистической частью его творчества. В лучшем случае в отдельных работах давалась беглая характеристика некоторых его публицистических шедевров.
В нашей диссертации впервые предпринята попытка целостного изучения проблемы публицистики в творчестве И.С.Шмелева, а также рассмотрение публицистического аспекта в целом ряде его произведений.
До сего времени в нашей науке не предпринималось также попыток показа эволюции и типологии жанров публицистического творчества писателя. Опираясь на концепцию жанров М.М.Бахтина, мы прослеживаем в диссертации развитие в шмелевской прозе жанров путевого очерка, дневниковой эпопеи, трагического памфлета-антиутопии, "хожения" ко святым местам и др.
В научный оборот вводится обширный материал, значительная часть которого еще не была предметом внимания исследователей. Ряд произведений Шмелева-публициста был впервые нами опубликован в России в учебном пособии по творчеству писателя (памф-
- и -
лет-антиутопия "Это было", цикл лирических очерков "Сидя на берегу" и др.) Кроме того, ряд статей, найденных нами в зарубежной периодике, были напечатаны в журнале "Филология" изд. КубГУ и других научных изданиях.
Положения, выносимые на защиту:
Мир творчества И.С.Шмелёва представляет органическое, неразрывное соединение художественного и публицистического начал.
Публицистическое наследие писателя является неотъемлемой составляющей всего творчества И.С.Шмелёва.
Обращение писателя к публицистическим жанрам не было случайньм. От социально-бытовой прозы критического реализма ("знаньевский" период), к лирико-романтической тенденции в рамках реализма, и к сказовой форме повествования - соединение этих трёх уровней Шмелёв находит в публицистичности.
Понятие публицистичности понимается как такая особенность художественного произведения, которая, будучи качеством и содержательным и формообразующим, проявляется в непосредственном выражении личности самого писателя, его видения мира, его отношения к различным общественным проблемам своей эпохи, как постановка социально-значимых проблем, сочетание художественного и научного способов постижения мира, что в целом определяет стилистические особенности произведения.
Любые социальные, общественно-политические вопросы решаются И. С.Шмелёвым прежде всего как вопросы нравственного, морально-этического порядка.
Судьба России, её духовные традиции и корни, определя-
ющие социальную и политическую историю государства - основная проблема, решаемая И.С.Шмелевым в его творчестве, что ещё раз доказывает публицистическое начало большинства его произведений.
В основу анализа знаменитой книги И.С.Шмелёва "Лето Господне" должен быть положен принцип историзма, тогда становится ясен глубокий замысел писателя. "Лето Господне" - не просто "автобиографический роман", и тем более не "роман-миф". История здесь основана на публицистическом замысле писателя: проследить, как именно складывались причудливые, подчас наивные, а подчас и бесхитростные черты народной веры, показать реальное их воплощение в бытовой, в социальной жизни простого русского человека.
Достоверный, документальный характер повествования в "Лете Господнем" предопределён широтой замысла писателя. В таком случае нелепыми становятся упрёки в сторону Шмелёва в показе "золото-сусальной картинки", навеянной ностальгическими настроениями писателя.
Жанр "Богомолья" И.С.Шмелёва восходит к житийным хождениям древнерусской литературы, носившим ярко выраженный публицистический характер.
10. Мерилом всего многообразия публицистики И.С.Шмелёва
20-40ГГ. являлась, по мысли самого писателя, Христова Правда.
Всякое его публицистическое произведение обращено не только к
преходящему интересу дня, не только к вопросам нашей гражданс
твенности, но и к вечным темам и проблемам - веры, любви, доб
ра, правды, долга, ответственности и т.п.
Научно-практическая значимость и апробация результатов.
Практическая значимость работы состоит в том, что материалы исследования используются и могут быть учтены в разработке более полных курсов по истории русской литературы ХХв., спецкурсов и спецсеминаров по творчеству И.С.Шмелёва, отдельно по истории литературы русского зарубежья, а также в практике школьного курса литературы.
Основные положения диссертации, выносимые на защиту, неоднократно докладывались, и получили поддержку на кафедральных методологических семинарах в КубГУ, в РГПУ, на ежегодных всероссийских конференциях по проблемам журналистики Ростовского госуниверситета, на конференции Ростовской Епархии, посвященной творчеству И.В. Киреевского в 1997г., на ежегодных Димитри-евских образовательных чтениях, проводимых Ростовской Епархией.
Главные положения работы изложены в монографии "Публицистическое наследие И.С.Шмелева", а также ряде статей.
Некоторые идеи диссертации, изложенные в учебном пособии "Публицистика русского зарубежья. И.С.Шмелёв", стали основой спецкурса, читаемого на факультете журналистики КубГУ. В приложении к данному пособию впервые в России печатается повесть "Это было" и ряд публицистических статей и очерков писателя.
Отдельные положения работы явились основой вступительной статьи в книге "И.С.Шмелёв. Рассказы", подготовленной к печати автором диссертации.
Обращаясь к анализу публицистических начал в системе художественных поисков И.С.Шмелева, перед исследователем неволь-
но встаёт вопрос об очеуковш формах и гуанщах публицистичности в литеуатцуе.
В литературоведении давно ведётся полемика о допустимых границах публицистичности в мире художественного творчества. К сожалению, ряд работ по этому вопросу отличается прямолинейной нормативностью и стремлением вообще резко разграничить эти понятия. Само же понятие "публицистичности" в современной теории публицистики трактуется очень расплывчато и неопределённо. Остановимся лишь на некоторых определениях. Так, В.И.Здоровега отмечает: "Под публицистичностью мы понимаем страстность, эмоциональность, полемичность литературного стиля" (232,с.36). "Публицистический роман, - читаем мы в статье А.Г.Бочарова, -такой, в котором публицистика пронизывает всю художественную ткань романа, когда она доминирует над сюжетом, образами, деталями, когда она ведёт повествование" (246,с.93); конкретно же под публицистичностью автор понимает "истолкование жизненных и социальных процессов силой мысли, попытка скрепления разнородных явлений общественной жизни" (246,0.82). В одной из последних работ по теории публицистики (хотя и написанной уже более десяти лет назад) даётся такое определение публицистичности: "Публицистичность - такое свойство художественного произведения, научного сочинения, исторического трактата, записок мемуариста, политического документа, которое проявляется с содержательной стороны как вторжение в текст суждений о соотносимых с темой явлениях и проблемах современности, её событий и персонажей, когда в произведении звучит голос современности, прочитывается "злоба дня", ставятся и решаются вопросы, волну-
ющие общественное мнение. Публицистичность проявляется как вторжение "духа времени", как открытость автора произведения для вопросов дня" (262,0.51). И далее:"публицистическая мысль, вторгаясь в произведение... вызывает и соответствующие изменения формы во всех, в том числе и жанровых сторонах... Публицистичность выходит "на поверхность" в открытом проявлении авторской позиции, обращённости ко дню сегодняшнему, к читателю-современнику" (262, с. 52-53). "Публицистичность - непременное качество любого произведения, рассчитанного на массовую аудиторию"(262, с.58), - делает достаточно неопределённый вывод автор.
Мы не отрицаем признаков публицистичности, которые приводит исследователь. В этом смысле вся литература - публицистична. Мы считаем, что в определении публицистичности необходимо идти вглубь и на примере конкретного анализа отдельных произведений писателя, соотношения в них художественного и публицистического начал, в соотнесении их с определённым авторским замыслом, в рассмотрении творческого метода художника, а также в постановке и характеристике каждого конкретного произведения в соответствии с общей мировоззренческой позицией писателя только и можно более чётко определить дефиниции публицистичности.
На наш взгляд, понятие публицистичности складывается из целого ряда компонентов, непосредственно составляющих особенности публицистического произведения.
1.Неоспоримо положение о том, что личностный фактор в публицистике - ведущий признак публицистического творчества. Здесь личность публициста, создателя произведения и его "ав-
торское Я" полностью совпадают/Но вместе с тем, "образ автора как композиционно-речевая категория сохраняется, однако наполняется иным содержанием (нежели в художественном произведении - Е.И.). Образ автора в публицистике - это авторское "я" журналиста, характер его отношения к действительности (непосредственное описание, анализ, оценка, сообщение и т.д.)" (233,с.12) Исходя из этого положения, мы можем говорить о следующей характеристике публицистического творчества:
2. Обязательное соотношение образно-эмоциональных и логи-
* ко-понятийных элементов. Данное положение исходит из двусос
тавной функции публицистики - познания и оценки. Документаль
но-предметное изображение мира раскрывается через определённые
комментарии публициста, и тогда мы наблюдаем сочетание субъек
тивно-личностных впечатлений с живым, фактическим материалом.
3. Содержание публицистического произведения заключается
в показе многообразной, детализированной панорамы социальной
действительности. Главное здесь - постановка социально-значи
мых вопросов. Социальная оценочность - ведущая смысловая кате
гория публицистического стиля (см.267).
Из чего же складываются особенности такого стиля. Прежде всего - особая система жанров, присущих публицистическому творчеству. Жанр определяется не столько самим материалом, сколько замыслом публициста, его личностным видением и разрешением проблемы, "жанр выражает характер отношения к действительности, способ организации жизненного материала", осуществление же подобного "отношения" "совершается в речи". (233,с.8)
Если обращаться лишь к газетно-публицистической речи, то
здесь можно было бы говорить о достаточно устойчивой характерной лексике, фразеологии, и даже об определённых синтаксических принципах организации газетно-публицистического текста. Однако характеристика нами пограничных явлений в мире художественного и публицистического творчества, заставляет рассматривать прежде всего не какие-то специфически-публицистические лингвистические конструкции, а индивидуальный язык и стиль художника и публициста И.С.Шмелёва.
То, что касается изобразительно-выразительных средств публицистики, то главной их особенностью является оценочный характер. По замечанию Г.Я.Солганик, "публицистика остро нуждается в экспрессивных средствах, однако публицистическая экспрессия носит подчёркнуто социальный характер... Например, тропы в публицистическом произведении имеют ценность не сами по себе, как украшение слога, средство оживления материала, а прежде всего с точки зрения оценочного эффекта, который они производят" (268, с. 133).
Характеристикой публицистического стиля может выступить и особая система образно-эмоциональных и логико-понятийных средств. Вопрос о соотношении в публицистике фактического и образного начал продолжается и поныне, но обязательное их сочетание в публицистике не вызывает ни у кого сомнения.
Также важной отличительной особенностью публицистического стиля является ярко выраженное личностное начало. "Личность публициста всегда находится в центре, а потому способы и средства выражения авторской позиции, создания образа автора -центральный момент поэтики публицистики". (262,0.291)
Обращаясь к творчеству И.С.Шмелева, мы прежде всего отме-
чаем своеобразие индивидуального стиля писателя, в котором в определённой мере нашли свое' отражение содержательные и формообразующие признаки публицистичности.
Итак, под публицистичностью мы понимаем такую особенность художественного произведения, которая, будучи качеством и содержательным и формообразующим, проявляется в непосредственном выражении личности самого писателя, его видения мира, его отношения к различным общественньм проблемам своей эпохи, как постановка социально-значимых проблем, сочетание художественного и научного способов постижения мира, что в целом определяет стилистические особенности произведения.
Решение вопросов социального бытия в творчестве И.С.Шмелёва всегда решается, исходя из чётко определенной нравственной, морально-этической позиции писателя. Последняя, в свою очередь, определялась принципами Православной веры, в лоне которой протекала вся духовная жизнь И.С.Шмелёва.
Главная мысль Шмелёва-художника и публициста - мысль о судьбе России, о духовно-нравственных традициях русской культуры, о русском народе, о русском духовном подвижничестве. Трагедия России, связанная с войной, революцией, с потерей ею живительных духовных источников, которьми питалась она на всем протяжении своей истории, становится главной темой Шмелёва-публициста. Разрешение её происходит на самом разном фактическом материале - это и факты текущей действительности, и факты личной жизни, как части жизни всего русского народа.
Почти на всём протяжении творчества И.С.Шмелёва, особенно в период эмиграции, очерк был тем жанром, который позволял пи-
сателю наиболее полно раскрыть свои возможности, сочетать две, казалось бы, противоречивые тенденции - стремление к документальности, познавательности и характерную для его манеры письма яркую эмоциональность. В связи с этим нам представляется необходимым также постановка вопроса о специфике очерковых форм, находящихся на стыке художественного и публицистического стилей.
Очевидна тенденция жёсткого их разграничения. Например, в работе В.А.Алексеева "Очерк", автор утверждает следующее: "Прямая публицистичность обычно оценивается как недостаток романа, повести, рассказа" (228,с.47)(шмелёвское "Лето Господне" по этой логике явно ущербно). Но продолжим цитату: "Очерк -жанр художественно-публицистический; в нем должны обязательно присутствовать и образность (художественность), и публицистичность". Однако лишь изредка - "у лучших мастеров очерка образ и публицистика сливаются воедино". Бесспорно, такое слияние мы легко найдем у Шмелёва, но всё дело в том, что сам очерк В.А.Алексеев определяет чрезвычайно узко и схематично: "Очерк - краткий, оперативный художественно-публицистический жанр, точно изображающий реальные факты и явления" (228,с.47).
Если видеть целью очерка передачу факта, то таким образом очерк будет выведен за пределы художественной литературы.
Большую гибкость и внимание к этой проблеме можно найти у Е.Журбиной. Она исходит уже из неоспоримого "своеобразия очеркового жанра в нерасторжимом единстве двух начал - начала социологического, публицистического и начала художественного" (244,с.6). Далее идут убедительные отсылы к историко-философским размышлениям Л.Толстого в "Войне и мире", романам Бальза-
ка, Золя и др.
Однако, Е.Журбина отмеченную особенность связывает лишь с очерком, а не с публицистикой в целом.
"Точка зрения на публицистику как на вид литературы, органически включающий в себя художественную образность, по существу нивелирует различия между художественной литературой и публицистикой, что в равной мере обесценивает "оба этих рода литературы" (244,с.30). Заметим, что в самом начале цитаты Е.Журбина публицистику не признаёт видом литературы, а в конце отказывается считать её... родовым признаком литературы. В любом случае итог один: "Произведение публицистики не поддаётся уподоблению произведению художественному" (244,с.31).
К чему приводит подобная логика, легко убедиться на примере, который приводит Е.Журбина, ссылаясь именно на лири-ко-публицистическое начало в прозе И.А.Бунина 1900-1903гг. Лиризм этих рассказов ("Антоновские яблоки", "Эпитафия" и др.), по мнению автора, не достигает успеха. Сам по себе он отличается яркостью, точностью, эстетической тонкостью, но соединение этого лиризма с публицистической тенденцией - идеализацией мелкопоместного быта - лишает его глубины. Сказывается "влияние декадентско-символических кругов" (244,с.73). Отдавая дань мастерству И.А.Бунина, исследователь не решается назвать тексты из бунинского цикла "эпитафии" - очерковыми рассказами, а называет "этюдами". А ведь у Бунина в этих лирико-публицисти-ческих произведениях "тоска по невозвратному времени" в основе своей связана прежде всего с уходом человека от природы.
Е.Журбина не согласна с самой возможностью ввести публицистику, отмеченную высоким мастерством в область художествен-
ной литературы. При этом она ссылается на неудачные примеры из книги ростовского литературоведа Н.И.Глушкова (237),предлагающего гражданскую лирику Пушкина, Лермонтова, Блока считать лирической публицистикой.
Приведённые Е.Журбиной примеры явно неудачны, но в книге Н.И.Глушкова можно найти и более удачные наблюдения и выводы. В разделе "Художественная литература и публицистика" он рассматривает различные формы проявления художественной публицистики.
При этом справедливо отмечает, что публицистический стиль присущ не только очерку, репортажу, фельетону и т.п. жанрам, но и мемуару, рассказу, житийной литературе ("Житие Аввакума", те же "Антоновские яблоки" И.А.Бунина).
Однако наиболее убедителен Н.И.Глушков в исследовании разнообразных форм и разновидностей очерка: портретный, проблемный, путевой, очерк нравов или бытовой. Он исследует такие лирико-публицистические разновидности жанра, как "очерк-рассказ" и "очерк-статья".
В разделе "Лирический очерк" Н.И.Глушков справедливо определяет его не только как "выражение переживаний, чувств и мыслей автора", но в "Записках охотника" Тургенева, в "Северном дневнике" Ю.Казакова и особенно в книге К.Паустовского "Наедине с осенью" - находит элементы лирики в эпосе.(237, с. 146).
В лирической прозе Бунина, Пришвина, Паустовского - взаимопроникновение различных элементов эпоса и лирики в прозе. По мнению исследователя, лирико-публицистическое (у К.Паустовского) и лирико-философское (у М.Пришвина) начала восходят к оте-
чественной классике (А.Чехов).
К сожалению, "иллюстративный материал", который приведён в книге Н. И.Глушкова, слишком пёстр по составу. Иные примеры, которые он приводит, звучат малоубедительно. Но трудно не согласиться с исходной посылкой автора: "В разграничении понятий "художественная литература" и "публицистика" литературоведы заходят иногда слишком далеко, "противопоставляют их"(237, с.12), между тем сила художественной публицистики была свойственна многим достижениям русской классики - от "Путешествия" Радищева до "Мелочей жизни" Щедрина.
Однако выделим основные положения в теории очеркового жанра, на которые опираются исследователи очерка.
В книге Е.Журбиной "Искусство очерка" поставлен вопрос о природе очеркового образа. "Основным для определения очеркового образа" является вопрос о том, в каком виде входит факт в содержание очерка, что в этом факте является предметом художественного исследования и как этот факт исследуется" (243, с.44) Развивая эту мысль, А.Шумский приходит к утверждению, что существует специальный публицистический характер познания и изучения действительности, которым якобы пользуется очеркист (284,с.48).
Проблема образности в публицистике привлекает пристальное внимание исследователей. Предметом изучения являются структура, способы создания, функции образов в публицистике. В поле зрения исследователей оказываются типы обобщения, создаваемые не собственно языковыми средствами, не словесные образы, например, "образ-факт, образ-модель, образ-концентрат" (271) или "образы-портреты представителей различных общественных групп и
классов, образы-социальные типы, образы-классы" (275, с.29-30, а также 239, 282, 277). В качестве слагаемых таких образов рассматриваются роль фабулы, сюжета, эпизода, детали и т.п.
Не меньшие разногласия существуют и в типологии очерка. Отсутствие научно-разработанной систематизации затрудняет выяснение взаимоотношения между различными типами очерка, закономерностей, определяющих их развитие.
Большинство авторов наиболее целесообразной считают систематизацию по тематическому принципу.
Встречаются также попытки разграничить "очерки образа" и "очерки мысли", исходя из различного композиционного построения (280). Подобная попытка привела к утверждению, что первые пишутся по законам сюжета (завязка, кульминация и т.д.), а вторые - близки к статье и в основе их лежат законы логики. Сделав любопытные конкретные замечания по поводу композиции очерков, автор этого предположения необоснованно исключает из сферы художественной литературы большой материал и вместо того, чтобы проанализировать, как достигается в нём слияние мышления логического и образного, на основании формальных признаков разрывает эти категории. Само понятие "художественный образ" трактуется в этом случает крайне упрощённо и односторонне.
В спорах о допустимости в очерках вымысла отвлечённые теоретические разногласия вокруг определения специфики жанра принимают конкретную форму. Б.Полевой начисто отрицает вымысел, В.В.Учёнова, М.С.Черепахов допускают его наличие в строго ограниченных рамках, А.Шуйский, Е.Журбина, М.Стюфляева - декларируют его необходимость.
Однако нам кажется, что попытки придать обобщённым теоретическим положениям очерковедения всеобъемлющий характер, сделать их универсальными, заключить в рамки незыблемой схемы живой и многообразный материал - насилие над ним и такие попытки обречены на неудачу. Очерк, как жанр художественно-публицистической литературы, есть результат двух способов познания действительности, которые принято обозначать как научный и художественный. Богатство его возможностей именно в этом. Основываясь на точном знании фактов, мастер очерка выступает как художник, публицист, философ, исследователь, пропагандист, политик.
Очевидно теоретическая запутанность определений границ публицистического и художественного текста прямо связана с ещё более дискуссионной в современной науке проблемой жанров. Наиболее интересное её разрешение мы находим в концепции жануов и М. М. Бахтина.
При знакомстве с литературой по теории жанра невольно приходишь к выводу, что до сих пор многие теоретики безразг дельно опираются на известную статью В.Г.Белинского "Разделение поэзии на роды и виды". Эта статья, по словам П.А.Николаева, и есть "большая традиция, которой следуют современные литературоведы. В ней-то (статье В.Г.Белинского - Е.И.) и содержатся те положения, которые современная наука принимает и разделяет" (255,с.39).
Между тем известно, что статья эта на сегодняшний день нуждается в серьезных коррективах (см.283,241). Здесь нет чёт-
кого деления на жанры и виды (и в известном пособии Г.Абрамовича "Введение в литературоведение" эти термины до сих пор рассматриваются почти как синонимы). Нет у Белинского и мысли об относительности деления литературы на три рода. Не определяется и место сатиры, которая уже в поэтике Аристотеля выделяется в самостоятельный род и т.д.
В "Словаре литературоведческих терминов" под редакцией Л.И.Тимофеева и С.В.Тураева лишь констатируется, что термин "жанр" в науке о литературе не имеет единого определения. И иные литературоведы до сих пор склонны под жанрами понимать -"виды". Авторы словарной статьи С.Калачева и П.Рощин рассматривают жанр очень расплывчато, как единство формы и содержания, при ведущей роли содержания, а в другом месте определяют жанр как относительно устойчивую категорию, представляющую "единство композиционной структуры" и связанную с "характером отношения художника к отражаемым явлением" (266,с.82, 83).
На практике это ведёт к тому, что пока не разработана система жанров, каждый из них рассматривается изолированно, хотя в литературном процессе они не существуют отдельно друг от друга.
В своё время наш известный теоретик литературы Г.Н.Поспелов вновь подтвердил кризисное состояние теоретической мысли по этому поводу: "Несмотря на то, что вопрос о поэтических жанрах интересовал Аристотеля... А.Н.Веселовского... Ш.Брю-нетьера, - всё же надо признать, что проблема жанра до сих пор не просто не решена, но даже и не поставлена достаточно полно и ответственно" (259,с.288).
Сам автор в этой интересной статье прежде всего борется с
искусственной изоляцией жанров друг от друга: "если мы. в соответствии с прочно укоренившимися представлениями, выстроим все жанры, известные по традиционным названиям, в один ряд и вообразим, что все они, как виды одного рода, взаимно исключают друг друга, то мы запутаемся в своих определениях и не сведём концы с концами" (259, с. 290).
Основная идея Г.Н.Поспелова очень плодотворна: "жанры надо выстраивать не в один ряд, а... по крайней мере в два ряда, пересекающих друг друга" (259, с.290). И далее он выделяет эти два ряда: "Можно говорить о жанрах как об исторически сложившихся системах поэтической выразительности. И можно понимать их как исторически возникающие принципы познавательной трактовки характеров, с вытекающими отсюда ситуациями и. далее, сюжетами" (259,0.297).
Следовательно, жанр возникает на пересечении стилевых особенностей повествования, затрагивает авторскую трактовку характеров, это уже ближе к понятию художественного метода, типизации и индивидуализации. И, наконец, жанр опирается на сюжетно-ситуационные основы.
Дважды (и это очень важно) Г.Н.Поспелов подчёркивает исторически сложившиеся дефиниции жанра.
Такой подход к жанру ближе всех остальных к концепции, которую длительное время вырабатывал М.М.Бахтин. Сразу же подчеркнём: бахтинская трактовка жанра не только глубока, но и на сегодняшний день представляется нам наиболее совершенной. С другой стороны, она помогает нам разобраться во многих особенностях жанрового своеобразия творчества И.С.Шмелёва.
Впервые чётко и последовательно М.М.Бахтин обращается к
характеристике жанра в своей знаменитой книге о Достоевском (1929г.): "Литературный жанр по самой своей природе отражает наиболее устойчивые, "вековечные" тенденции развития литературы. В жанре всегда сохраняются неумирающие элементы архаики. Правда, эта архаика сохраняется в нем только благодаря постоянному обновлению, так сказать, осовремениванию. Жанр всегда и тот, и не тот, всегда и стар, и нов одновременно. Жанр возрождается и обновляется на каждом новом этапе развития литературы и в каждом индивидуальном произведении данного жанра. В этом жизнь жанра. Поэтому и архаика, сохраняющаяся в жанре, не мёртвая, а вечно живая, то есть способная обновляться архаика. Жанр живёт настоящим, но всегда помнит своё прошлое, свое начало. Жанр - представитель творческой памяти в процессе литературного развития. Именно поэтому жанр и способен обеспечить единство и непрерывность этого развития" (24,с.178-179).
Такая всесторонняя характеристика жанра дана в книге о Достоевском и может показаться, что имеет отношение только к художественному миру автора "Преступления и наказания". На самом деле это не так. Как раз, по логике М.М.Бахтина, подвижность жанра, а также большие и широкие возможности обновления, делают его универсальным не только для художественной литературы, но и для документально-публицистических произведений. В другой статье "Слово о романе" (1935) М.Бахтин прямо указывает: "Публицистическое слово также имеет дело со словом же и человеком, как носителем слова: оно критикует речь, статью, точку зрения, полемизирует, обличает, осмеивает и т.д. Если оно анализирует поступок, то вскрывает его словесные мотивы, лежащую в основе его точку зрения, словесно формирует её с со-
ответствующей акцентуацией - иронической, возмущённой и т.д." (25, с.165).
В какой мере этот подход к жанру важен для анализа творчества И.С.Шмелёва?
Прежде всего здесь вводится понятие длительной истории жанра, его "память". А в прозе Шмелёва мы сплошь и рядом находим стремление к обнаружению именно исторически устойчивых жанровых систем.
Так, знаменитая повесть "Человек из ресторана" (1911) только на первый взгляд кажется замкнутой в "знаньевском" бытовом реализме начала ХХвека. В книге #Г.Мушенко, В.П.Скобелева и Л.Е.Кройчика "Поэтика сказа" (1978) справедливо отмечены те особенности книги, за которые модернисты считали Шмелёва "старовером". "Память жанра" тут оборачивается верностью традициям русского реализма ХІХвека - от Достоевского до Льва Толстого: гуманизма, сочувствия к "маленькому человеку" и стремлению к защите его прав в жестокой жизни.
Однако гибкая структура жанра сказового повествования вполне подвластна обновлению. Она может и "осовремениваться".
Бытовые подробности и особенности социально-психологического "я", присущего герою-рассказчику, не заглушают звучание символа, потому что явное слово рассказчика корректируется спрятанным словом автора" (254, с.173).
Здесь очень важен, так сказать, вертикальный "срез" души героя повести - Скороходова: "Авторское отношение проступает сквозь слово героя-рассказчика, сквозь особенности его мировосприятия. .. подчеркивая смысл повести в целом, как истории духовного развития человека" (254, с.173).
Вернёмся теперь к итоговому выводу М.М.Бахтина по поводу "наиболее устойчивых" особенностей жанра, тех его "вековечных" основ, в которых он помнит своё прошлое, свое начало"
Где же они в том же "Человеке из ресторана"?
Вдумаемся в композиционную основу книги. С одной стороны, здесь дана развёрнутая картина ресторанной жизни - лживой, своекорыстной, продажной и жестокой. С другой - мир семьи Ско-роходова, устои которого разрушаются именно потому, что и "вся-то жизнь, как один ресторан". В традиционных характеристиках обычно выделялся протест Якова Сафроныча против мерзостей жизни, "нравственных пятен" и т.д. В протесте этом как раз остро звучит современная жизнь жанра. Однако О.Михайлов тонко замечает, что предел мечтаний героя - собственный домик с душистым горошком, подсолнухами и породистьми курами, поэтому он никак не сознательный обличитель.
Аналогичной точки зрения придерживается и В.А.Келдыш: "Может показаться странньм применение к "бытовику" Шмелёву слова "философия". Но это оправданно. <...> Повествования его, в которых господствует сфера частного "обихода", приобретают исторический разрез" (83, с.100). Однако вывод В.А.Келдыша из этой справедливой посылки искажает мысль автора: "Герой возвысился в страданиях,.. начал смутно понимать истинную цену лучшим людям своего времени - революционерам" (83, с. 101).
Скорее наоборот. Признавая правду бунтующего сына, Скороходов находит главное утешение в религиозно-нравственном сознании, которое представляется в словах купца, спасшего Колю: "Добрые-то люди имеют внутри себя силу от Господа!"
Вот она - подлинно историческая, глубинная жизнь жанра у
- ЗО -
Шмелёва. Скороходов соглашается с этой нравственно-религиозной моралью. По поводу страданий юных девушек, над которыми издеваются в ресторане, он патетически воскликнет: "Несчастные творения Бога и Творца". Глубоко права О.Сорокина: "Разочарования (героя - Е.й.) семейные, финансовые и профессиональные разрешаются верой "силы от Господа" (191, с. 73). Она же справедливо видит традиции шмелёвской книги в "Станционном смотрителе", "Шинели", "Бедных людях".
Подведём итог: "Человек из ресторана", безусловно, явление литературы критического реализма. Однако в нём сказывается своеобразное публицистическое начало. В современном плане жанр повествования включает документально-точное, детализированное описание ресторана, черты бытового и нравоописательного очерка в духе ценимого автором Глеба Успенского*. В "исторической памяти" жанра здесь возникает библейская идея христианского добра, смирения и всепрощения. Здесь Шмелёв - философ и публицист, впервые ощущает благотворность евангельской морали.
Ещё более актуальна для понимания художественного мира Шмелёва работа М.М.Бахтина "Проблема речевых жанров" (1952-1953). Здесь впервые М.М.Бахтин определяет содержание термина "жанр": "жанры есть определённые, относительно устойчивые темтические, композиционные и стилистические типы высказываний" (26, с.241-242). Поэтика стиля, таким образом, связана, с одной стороны с темой, а с другой - с особенностями композиции.
Далее М.М.Бахтин впервые в теории литературы рассматривает жанр как реальность человеческого общения, включающего устную, бытовую речь и письменную традицию.
Первичные жанры (простые) в виде разнообразных видов бытового диалога "питают" вторичные (сложные). При этом - важнейшее наблюдение: М.М.Бахтин жёстко не разграничивает художественные жанры и сугубо-публицистические. "Богатство и разнообразие речевых жанров необозримо. <...> Особо нужно подчеркнуть крайнюю разнородность речевых жанров (устных и письменных) . В самом деле, к речевым жанрам мы должны отнести и короткие реплики бытового диалога... и бытовой рассказ, и письмо (во всех его разнообразных формах)... и разнообразный мір публицистических выступлений" (26, с.238).
М.М.Бахтин устанавливает закономерности функционирования простых и сложных речевых жанров.
"Вторичные (сложные) речевые жанры - романы, драмы, научные исследования всякого рода, публицистические жанры <... > вбирают в себя и перерабатывают различные первичные (простые) жанры, сложившиеся в условиях непосредственного речевого общения" (26, с. 239).
А первичные жанры при этом, по Бахтину, трансформируются и утрачивают непосредственное отношение к реальной действительности. После авторской обработки они становятся событиями литературно-художественной, а не бытовой жизни.
Всё это имеет принципиальное значение для творчества именно И.С.Шмелёва. Исходным моментом тут и является его художественное сознание, вобравшее с детства огромные пласты народно-демократической культуры общения, сверкающий всеми красками мир просторечия.
В ранние годы ему откроется неведомый дотоле мир - "тоски и раздолья, таящийся в русской песне <...> тогда-то на ранней
поре впервые, быть может, почувствовал силу и красоту народного слова русского, мягкость его, и ласку, и раздолье"(367, с.363).
В нашей работе и будет показан процесс преобразования шмелёвских публицистических жанров в зависимости от стиля, композиции и темы его произведений.
Художественные искания писателя в начале творческого пути
Творческое наследие И.С.Шмелёва представляется далеко неоднородным. Проблемы, волновавшие писателя в разные периоды его жизни, их художественное воплощение и разрешение определяют специфику творческой манеры писателя, которая исподволь складывалась в течение всей его жизни.
Ранний период творчества писателя отмечен ярко выраженной социальной направленностью текстов. Ещё дореволюционные критики определяли И.С.Шмелёва как писателя-демократа, "рождённого 1905-м годом" (В.Львов-Рогачевский, В.Кранихвельд, К.Чуковский, Н.Ангарский, Н.Бурнакин, А.Ожигов, А.Дерман). Эта традиция сохранилась и в советском литературоведении, когда в различных учебных пособиях и предисловиях к отдельным изданиям шмелевских произведений (вплоть до 1928г.) указывалась духовная связь писателя с революцией 1905 года, отмечались демократизм писателя (по его происхождению и творческим симпатиям), гуманизм и революционность мировоззрения (А.Белецкий, И.Кубиков, Е.Никитина). Критики, отмечавшие демократизм Шмелева, подчёркивали традиционную реалистическую направленность всего творчества писателя.
Не случайно И.С.Шмелев в 1910 году вошёл в круг писателей-" знаньевцев". Хотя к тому времени в самом товариществе произошёл раскол, когда ряд писателей (Л.Андреев, И.Бунин, А.Куприн и др.) разошлись с общей направленностью сборника, определявшейся во многом позицией М.Горького, И.С.Шмелёв, тем не менее, в произведениях, относящихся к этому периоду, "остаётся типичным писателем-"знаниевцем" периода расцвета этой группы" (141, с.7). Но что можно подразумевать под "знаньевс-ким" направлением мысли? По точному определению В.Келдыша, оно определялось прежде всего "бескомпромиссным отношением к существующему строю жизни" (86,с.237). Ряд писателей, относивших себя к реалистическому направлению в литературе, объединившихся в этом сборнике, чувствовали "тревожное общее неблагополучие российского бытия, драматические его противоречия" (86, с.239). И тогда на первый план выступает тема кризиса социальной жизни, возможной смены её форм, что в целом определялось общей тенденцией реалистической литературы той поры. В произведениях писателей-"знаньевцев" звучит пафос социальной непримиримости, зачастую ведущий к подчёркнутому идеологизму, к конкретной политической "программности" художественного мышления (см.86).
Творчество И.С.Шмелёва "знаньевской" поры несет в себе отпечаток социальности, революционности, столь присущих "знаньевскому" периоду реализма. Эта часть творческого наследия писателя, по понятным причинам, оказалась в центре внимания советских литературоведов уже в середине века. После выхода в свет "Солнца мёртвых", написанного Шмелёвым в эмиграции, его перестают печатать в советской России вплоть до 1957г., когда Б.Михайловскому удалось после длительного периода забвения издать знаменитого "Человека из ресторана". Во вступительной статье к этой книге критик выделил прежде всего "знаньевский" период в творчестве И.С.Шмелева, в котором ведущей темой выступает "революционный подъём в широких народных кругах", являющийся единственно-возможной "очистительной силой" (141). Он привлекает архивные материалы, переписку И.С.Шмелёва с М.Горьким, отмечает-связь повести "Человек из ресторана" с темами в творчестве С.Подьячего, Г.Успенского, а также с произведениями целого ряда писателей-"знаньевцев" - Вересаева, Телешова, Куприна, Юшкевича, Гусева-Оренбургского и др.
В дальнейшем, в 1960г. О.Михайлов в предисловии к изданным им "Повестям и рассказам" И.С.Шмелева, также останавливается прежде всего на анализе "знаньевского" периода шмелёвско-го творчества. Критик отмечает преемственность Шмелёва-художника в продолжении традиций писателей-реалистов ХІХв. в изображении "маленького человека" - А.Пушкина, Н.Гоголя, Ф.Достоевского, И.Тургенева, Г.Успенского, А.Чехова, но отмечает и то новое, что появилось у писателей ХХв., в том числе и у Шмелёва в этой теме - "неосознанный, стихийный протест" самых последних в ряду "маленьких людей".
И уже в 80-е годы в появившихся учебных пособиях по истории русской литературы, Шмелёв всё ещё продолжает выступать лишь как писатель-"знаньевец" (см. статью 0.Сливицкой в 4 томе "Истории русской литературы" под ред. К.Муратовой(1983), а также "Историю русской литературы кон.Х1Х-нач.ХХв." А.Соколова (1984)).
Публицистический характер памфлетно-сатирической повести "Это было"
Хронологические рамки работы над этой сравнительно небольшой книгой - три года (1919-1922). Рядом и непосредственно за этим текстом, начатом в Крыму и окончательно завершённом в Берлине, идёт знаменитая трагическая "эпопея" "Солнце мёртвых" (1923) . На это "соседство" мало кто обращает внимание, и в тени знаменитого "Солнца" повесть "Это было" может показаться неожиданным по гротескной манере пацифистским опытом осуждения "братоубийственной бойни" в годину первой мировой войны. В нашем литературоведении если и вспоминают об этом опыте, то в связи с другим, тоже пацифистским, но уже традиционно - реалистическим рассказом "Чужой крови" (1918-1923).
Именно так рассматривает произведение О.Михайлов: "Видя вокруг себя страдания и смерть. Шмелёв выступает с осуждением "войны вообще" - как массового психоза здоровых людей.
Повесть "Это было" рассказывает о полковнике Бабукине. сумасшедшем, захватившим госпиталь и стремящимся с помощью "опытов Луны" спасти человечество от пролития крови. Мрачный сюжет, очевидно навеянный рассказом Эдгара По "Система доктора
Для сравнения - над "Солнцем мёртвых" Шмелёв будет трудиться всего полгода (март-сентябрь 1923г.)
Смоля и профессора Перро", в символической форме выносит суровый приговор действительности, охваченной военным безумием" (142). Между тем, произведение И.С.Шмелёва, при всей его необычности, было не только глубоко актуальным, но и представляло своеобразную "экспозицию" к "Солнцу мёртвых".
Писатель творит художественный мир повести "Это было", в котором главный герой-рассказчик определяет свою позицию, своё отношение к другим людям, к происходящим событиям. В данном случае мы видим параллель в отношениии писателя к своему герою у И.С.Шмелёва и Ф.М.Достоевского. О последнем М.М.Бахтин писал следующее: "герой интересует Достоевского как особая точка зрения на мир и на себя самого, как смысловая и оценивающая позиция человека по отношению к себе самому и по отношению к окружающей действительности"(24, с.54). Такая позиция автора по отношению к герою "утверждает самостоятельность, внутреннюю свободу, незавершённость и нерешённость героя" (24, с.73), что ярко проявляется в фигуре героя-рассказчика повести "Это было". В субъективном мире героя возникает актуализированное отношение к тому, что его окружает. Причём герой стремится не просто уяснить собственные неоднозначные отношения с миром (всё происходящее в повести свершается "на грани безумия и смысла"), но - главное - соотнести себя с острыми современными герою проблемами и вечными проблемами бытия.
Для шмелёвского героя эти кардинальные вопросы имеют не отвлеченное значение - они утверждаются или отвергаются ценой собственной жизни, своей личной судьбой. "Внутренняя свобода" героя означает предельно напряжённые поиски истины в мире и в самом себе. И вновь обращаясь к точным характеристикам М.М.Бахтина, "ни один элемент такой атмосферы не может быть нейтрален: все должно задевать героя за живое, провоцировать, вопрошать, даже полемизировать и издеваться, все должно быть обращено к самому герою, повёрнуто к нему, всё должно ощущаться как слово о присутствующем , а не слово об отсутствующем, как слово "второго", а не "третьего" лица" (24, с.74). В каждой частице такого полемического мира повести живёт публицистическая страстность, каждый художественный факт произведения выступает в качестве факта публицистического - в своём "актуализированном отражении действительности", "как бы на стыке субъекта с объектом".
В диалогических отношениях находится герой с самим собой, со словом автора, с каждым из окружающих его людей, с самой действительностью, в которой он живёт. И художественный факт, вовлекаемый в общую полемическую атмосферу "большого диалога", приобретает окраску и функцию факта публицистического. Публицистичность художественного факта, предопределённая диалогич-ностью повести, "работает" на решение "сверхзадачи": подлинный герой не тот, в котором есть раз и навсегда данная определённость, "живая жизнь" открывается в незавершённости личности главного героя. Именно эта позиция автора включает художественную структуру повести в полемическое (публицистическое) осмысление действительности.
Современные теоретики рассматривают ораторское искусство как одну из отправных точек развития публицистики (277,278), соотнося тем самым структуру публицистического произведения и публичной речи. Одной из особенностей ораторского слова, по мнению исследователей, является "полемическое противоборство мнений": "ораторская речь не простое сообщение, а идеологический спор. Но ораторская речь - сложная форма спора" (240, с.140). Одна из главных её особенностей - внутримонологическая диалогизация: "Таким образом, конструируясь в монолог, ораторская речь осложняет противонаправленность смысла в диалогической полемике. И если спор в непосредственном общении тяготеет к диалогу с его интенсивностью и быстротой обмена, то при "одностороннем" длительном воздействии - в монологе - в условиях публичного взаимодействия резко выступают явления внутри-монологической диалогизации. Эти явления не что иное, как выражение полемической структуры ораторской речи, как признак идеологической остроты столкновения смыслов" (240, с.143). В публицистике же внутримонологическая диалогизация "становится формой существования явления, которое может расцениваться как одна из специфических характеристик публицистического стиля" (271, с.88). Для обозначения этого явления исследователь употребляет термин "полемизм". Бесспорно, что публицистический факт ориентирован на полемику с другим мнением, с другим словом, с другим фактом и в этом смысле подчинён законам внутри-монологической диалогизации.
Историко-публицистический замысел "Лета Господня": "древняя глубина общенародной памяти" (И.А.Ильин)...
"Лето Господне" - бесспорно главная книга в эмигрантской прозе И.С.Шмелёва. На сегодняшний день она не раз переиздана, даже введена в школьную программу. Однако не только проанализировать всесторонне, но даже объяснить ее глубинный смысл оказалось нелегко. Впечатление о бесхитростном рассказе юного героя книги о старомосковском быте в границах православного календаря было обманчивым. Ускользали важнейшие особенности авторского замысла, проявленного, на наш взгляд, именно в необычности жанра и сложной композиции "Лета".
Жанр книги исследователи Шмелёва определяют по-разному: автобиографическая повесть - роман (Е.Осьминина); эпопейное произведение (Т.Прокопов); роман-миф (В.Ефимова) и др.
При этом почти все, кто обращался к "Лету Господнему" учитывают авторское определение глав книги, как "очерков" и согласны с этим. Однако, за шмелёвским признанием "очерки хочу давать (в газету - Е. И.) по два в месяц" идёт обобщение: "время не ждёт, а надо дать всю Русь" (175)
Проблема состоит в том, как и из чего именно складывается в книге эта энциклопедичность. Т.Прокопов именует все очерки "религиозно-бытовыми", при этом ссылается на И.А.Ильина, который выделял два мира в "Лете" - мир и "ритм молитвы и труда". Отсюда - "два солнца" в книге "ходят по русскому небу: "при- родное" и "православное".
Внимательна к сюжетно-композиционным особенностям очерковых глав Е.Осьминина. Она выделяет семейно-бытовые главы ("Именины" и последняя часть "Скорби", посвященные отцу); главы "Донская", "На святой" и "Москва", рассказывающие о Москве, а "Ледоколы", "Петровками", "Ледяной дом" - бытовые очерки... Отдельно Е.Осьминина выделяет религиозно - церковную линию "Лета".
В итоге шмелёвский мир определяется как "богослужение годового круга и его отражение в жизни верующих: своего рода православный "месяцеслов" и "энциклопедия русской жизни" (166, с.9). С таким подходом можно было бы согласиться, если бы в дальнейшем бытовой план книги не умолялся за счёт православной стихии: "через все мелочи, якобы бытовые (?) проявляется некий высший смысл" и далее - "Все мелочи, предметы быта, детали убранства. . . мелочи - детали становятся знаками..." (166, с. 11).
При таком подходе бытовой план "Лета" становится второстепенным, а это не так. Скорее такое противостояние было в ранней прозе Шмелёва - или быт в "Человеке из ресторана" или воздушная лиричность "Неупиваемой чаши". В эмигрантский период эти две стихии сливаются. Авторы некоторых статей, чувствуя это, пытаются укрупнить, искусственно выделить ту или иную бытовую фигуру, ситуацию или деталь. Чаще всего искусственная изоляция такой детали от других, приводит к комическому эффекту.
Иван Есаулов, размышляя об авторском видении мира в "Лете Господнем", замечает, что иные детали могут... шокировать читателя. Далее идёт отсыл к эпизоду, когда домашнего соловья кормят тараканами. Герою - мальчику жаль их, жалеет их и старая Домнушка. Затем следует пассаж о том, что это символическая жалость, "чёрные тараканы освещены, как бы освящены лампадкой, превращаясь при этом... в чернослив" (73, с.234). Но ведь это - профанация текста: мальчик всего лишь сравнивает цвет этих тараканов с черносливом и свет лампадки тут явно ни при чём. Столь же прямолинейно рассматривает Иван Есаулов лужу в главе "Мартовская капель", "как будто совершенно бесполезная лужа, осмеянная когда-то Гоголем, находит своё, утерянное место" (73, с.238). У Гоголя лужа - знак грязи и бескультурья, у Шмелёва иное - лужа во дворе героя символизирует весну и появляется как знак радостных весенних перемен.
Ещё более сомнительны наблюдения над бытовыми картинами в "Лете Господнем" в статье Е.С.Ефимовой "Священное, древнее, вечное..." (74). "Связующим звеном между прошлым и настоящим, олицетворением традиций старины является в романе старая, уважаемая (!) лошадь - Кривая" (74, с.39).
Слов нет, Кривую любят и холят в доме юного героя "Лета", но и подшучивают над ее старческой медлительностью. Под пером критика эта медлительность становится "величавой и спокойной. . . Она словно приподнята над временем (?) (74, с.39). И далее: Кривая - "олицетворение нравственно-эстетических законов старины", она "духовна" и "священна"... (74, с.39).
Какая глухота к тексту, подгоняемому под сомнительную схему! Память прошлого в Шмелёвской книге связана, естественно, не с лошадью, а с фигурой самого автора и его нравственными устоями, сложившимися ещё в детстве. На наш взгляд, в "Лете" отражён взгляд не только юного существа, открывающего мир. Это - книга двойного зрения. Из-за плеча Ванюши виден зоркий глаз искушённого жизнью Ивана Сергеевича Шмелева. Он как бы направляет внимание мальчика, порою мягко иронизирует над его неопытностью. А иногда (очерк "Рождество") Шмелёв обращается прямо, но к другому мальчику -французу, плохо знающему русскую жизнь. Такой приём прямой авторской речи встречается и в лирических отступлениях "Лета" и особенно в бытовых очерках, показывающих процессы труда: ледо-колье на Москва-реке, складывание льда в погреба, строительство "ледяного дома" или сплав брёвен вниз по реке.
Поэтому трудно согласиться с О.Сорокиной в том, что единственный рассказчик в книге - шесилетний ребёнок. Ведь ниже она точно замечает, что "описания погоды или смена времён года обычно обрамляют повествование" (191, с. 280), разумеется, в этих изумительно - тонких пейзажных "заставках" к главам-очеркам слышен не только голос ребенка, но и вполне "взрослая" лексика, филигранное мастерство Шмелёва - художника. Наконец, и сама 0.Сорокина согласна с тем, что "текст перебивается строками лирических отступлений, которые передают едва ощутимую грусть автора о прошедшем" (191, с.280).
Публицистическая деятельность И. С. Шмелёва
Сегодняшний резко возросший интерес широкого читательского круга к творчеству И.С.Шмелева зачастую не простирается дальше наиболее известных текстов писателя - замечательных книг "Лето Господне" и "Богомолье". В тени остаётся значительная часть творческого наследия писателя, в том числе - публицистическая его часть.
То, что писалось И.С.Шмелёвым о России начала века, о России послереволюционной, его мысли об историческом её пути, о ее судьбе и месте в судьбах европейских народов и всего мира, о Божьем произволении в отношении к России представляется интересньм и глубоким. Публицистическое наследие И.С.Шмелева в большей своей части остаётся актуальным и сегодня.
Огромная часть публицистического наследия И.С.Шмелёва представляет действительный интерес для современного читателя и именно его исключительный талант помог сохранить до сих пор свежесть мыслей и наблюдений в статьях, напечатанных им в различные годы, - многие из них являются поистине совершенными образцами публицистического искусства.
Выехав из России в ноябре 1922 года, И.С.Шмелёв вместе с женой Ольгой Александровной обосновывается в Париже, ставшем со временем центром русской культуры в эмиграции. Этот город стал пристанищем для многих русских писателей, оказавшихся в изгнании - Бунина, Куприна, Мережковского, Зайцева, Алданова и многих других. Такое средоточие "писательской братии естественным образом породило множество русских изданий в Париже, в том числе периодических. В достаточно короткий период времени возникают такие парижские издания, как "Современные записки", "Иллюстрированная Россия", "Возрождение", "Последние новости", "Русский инвалид" и другие.
И.С.Шмелёв также сотрудничает в целом ряде русских изданий, не только парижских, но и берлинских ("Руль", "Русский колокол"), рижских ("Сегодня"). Во-первых, во многих газетах и журналах были опубликованы художественные тексты писателя (в "Возрождении" по мере написания глав - очерков издавалось "Лето Господне", в 1935-1936ГГ. - "Пути небесные", в 1939г. -"Куликово поле", в "Современных записках" в 1927г. - "История любовная", в 1930г. - неоконченный роман "Солдаты", в 1934г. -"Няня из Москвы", в газете "Россия и славянство" в 1930-193ІГ. - "Богомолье", а также отдельные рассказы писателя.
Во-вторых, И.С.Шмелёв, начиная с 1923-1924гг. выступает как яркий публицист, статьи и очерки которого достаточно часто появляются в эмигрантской печати 20-40гг.
Известно, что нередко публицистика предполагает летучий, "временной" характер многих газетно - журнальных текстов. Однако, публицистическое наследие И.С.Шмелева выходит далеко за рамки простого освещения событий текущего дня. Впечатления от внешних явлений, событий дают писателю импульсы к раздумью о России и её судьбе. В лучших выступлениях писателя в парижской печати чувствуется сила внутреннего горения, боль о России и её людях, и создающая ту художественно-эмоциональную силу, ко - 238 торая и привлекала людей к его статьям и очеркам.
Активно сотрудничая в целом ряде эмигрантских газет и журналов, И.С.Шмелев особым вниманием выделяет парижскую газету "Возрождение", основанную в 1925г. А.О.Гукасовым, пригласившим П.Б.Струве на должность редактора. Для этой цели П.Б.Струве покидает Прагу, где занимался научно - преподавательской деятельностью, и переезжает в Париж. В конце лета 1927г. Струве был уволен Гукасовым и заменён Ю.Ф.Семёновым.
Первый редактор "Возрождения" старался привлевать в газету лучшие литературные силы: Бунина, Куприна, Зайцева, Тэффи и других. И.С.Шмелев также получил приглашение к сотрудничеству и с радостью принял его: Идея служения России, сохранение в изгнании духа России, которые должны были лечь в основу нового издательства - привлекали писателя, и он верил, что П.Б.Струве удастся осуществить мечты и самого Шмелёва о создании русской газеты в изгнании как духовном и культурном центре русской мысли. Об этом пишет И.С.Шмелёв в своём письме к Струве от 18 мая 1925г.
"Приветствую от всей души! И да будет газета Ваша - истинно Возрождением русского дела! Сколько раздроби у нас и столько сил идёт впустую (говорю о прессе). Верится, что Вам удастся многое сплотить, много сил привлечь в одно русло и сделать газету влиятельным органом национальных стремлений" (309).