Содержание к диссертации
Введение
Глава первая. Газетная культура и проблема психологического воздействия на общественное сознание 12
1. «Революция раздвинула рамки «шестой державы». Газетная культура и культура газеты .22
2 «Нечем крыть». Способы психологического воздействия на читателя 51
3 «Рабкор — детище революции». Рабкоровское движение как основа пропагандистского воздействия газеты 74
4 «Провинция производит!». Кино и газетная культура 1920-х годов 95
Глава вторая. Литературная основа саратовской газетной культуры 1920-х годов 138
1 Литература и литераторы Саратова 1920-х годов 145
2 Литература как средство воздействия 162
3 Фельетон 207
Заключение 227
Библиография 232
- «Революция раздвинула рамки «шестой державы». Газетная культура и культура газеты
- «Нечем крыть». Способы психологического воздействия на читателя
- Литература и литераторы Саратова 1920-х годов
- Литература как средство воздействия
Введение к работе
Изучение газетной и литературной культуры 1920-х годов, анализ средств воздействия на массовую аудиторию, осмысление процессов восприятия материалов, опубликованных на газетной полосе, открывает перед исследователем целый пласт плодотворнейших перспектив.
Прежде всего, обращение к газетным текстам давно ушедшей эпохи позволяет понять общие законы их воздействия и восприятия в разных социокультурных ситуациях. Во многих отношениях 1920-е годы дают возможность увидеть черты самобытной газетной и литературной культуры.
Исследование переломной эпохи помогает максимально полно представить отечественную журналистику в обстоятельствах радикальной перестройки всех общественных норм и жизненных ориентиров, даёт почувствовать стиль эпохи, оценить её влияние на последующие процессы. Вместе с тем послереволюционный период советской истории представляет бесценный материал для установления типологических особенностей, отличающих культуру СМИ всей советской, а отчасти и постсоветской эпохи.
Актуальность темы обусловлена ещё и тем, что существование средств и методов воздействия на массовую аудиторию на протяжении разных исторических отрезков оставалось неодинаковым. В 1920-е годы было совершено много открытий в области манипулирования массовым сознанием, которые были развиты и закреплены отечественной пропагандистской традицией в дальнейшем.
Психологическое воздействие в отечественной журналистике XX века было открыто в связи с необходимостью формирования нового пролетарского сознания. Газетная культура как один из немногих инструментов по формированию нового сознания вместе с литературой и литературной критикой оказалась принципиально важной категорией для создания нового идеологического фронта эпохи.
4 Суть и смысл понятия «газетная культура» определяет во многом форму существования самой журналистики в 1920-е годы. К газетной культуре относилась отнюдь не одна только печатная газета, хотя она всегда осознавалась основным средством «коллективной организации» масс, — под «газетной культурой» понимались почти все формы работы с аудиторией, способные осуществить массовое воздействие. Все разновидности стенных, световых, «живых», радио- и киногазет, а также множество других газетных форм сознательно создавались с целью обеспечить максимально безупречное манипулирование сознанием огромного количества людей. По выражению Я. Шафира, именно «газетная культура» во многом определяла тенденции времени. В то же время, несмотря на обильные призывы по совершенствованию газетной культуры, нельзя не отметить, что на деле культура в газете этой поры полностью отсутствовала. Безграмотные журналистские и рабкоровские заметки, агрессивность газеты, излишняя эмоциональность, прямолинейность и демагогичность создавали привычный газетный фон и колорит эпохи.
Массовое воздействие не могло бы оказаться продуктивным без серьёзной внутренней базы, которой оказалась в 1920-е годы художественная словесность. Литература стала для этого времени важнейшей составной частью общей пропагандистской культуры.
Литература на газетной полосе 1920-х годов — это и стихотворная публицистика, и небольшие прозаические тексты, и литературно-критические отклики на художественную и партийную публицистику. Однако этими привычными жанровыми разновидностями, традиционными для российских газет XIX и XX веков, «литературность» молодой советской прессы не исчерпывалась. Литературная культура в газете охватывала и не литературные, а сугубо газетные жанры. Элементы литературных форм, приёмов, образных средств активно внедрялись и в сами газетные тексты, превращая их в общее поле специальной «словесной культуры» 1920-х годов.
5 Совершенствованию и основательному изучению газетного воздействия немало внимания уделялось уже в 1920-е годы. В частности, психотехники 1920-х годов И.Н. Шпильрейн, Д.И. Рейтынбарг, Т.О. Нецкий проводили специальные исследования, посвященные проблемам восприятия газетной пропаганды. Я. Шафир рассуждал не только об особенностях «газетной культуры», но также проводил изучение восприятия газеты в провинции, языка газеты,
Как можно прочитать в любой работе, написанной в советское время и
посвященной проблеме массовой психологии, изучение эффективности
любой пропаганды, и, в особенности, изучение воздействия средств массовой
информации на человека имеет первостепенное значение. Ибо это
«продиктовано... неотложными практическими задачами коммунистического
воспитания нового человека» (Поршнев, 1979), «имеет самое серьёзное
значение... в практике коммунистического воспитания трудящихся»
(Миронов, 1987), и, кроме того, «массовокоммуникативная деятельность
становится важным и необходимым условием... познавательной,
общественно-политической и материально-практической деятельности» (Манаев, 1984).1
Несмотря на обилие научных работ, в той или иной степени освещающих проблему манипулирования массовым сознанием, все они, как правило, выдержаны в русле привычных для советского времени представлений. За долгие годы существования советской власти было накоплено немало опыта воздействия на общественное сознание, а потому множество работ, посвященных вопросам совершенствования средств пропаганды, имело целью прямое внедрение в сферу журналистики. Такие исследования представляют научный интерес только с точки зрения открытой демонстрации многих устойчивых для советской журналистики способов воздействия на читателя.
' См.: Поршнев Б.Ф. Социальная психология и история. М., 1979; Миронов М.Е. О соотношении идеологии, общественной психологии и обыденного сознания // Психологический журнал. 1987. Том 8. №4. С. 31^-2; Манаев O.T. Включенность личности в сферу влияния СМИ // Социологические исследования. 1984. №4. С. 37^14; и др.
Серьёзные исследования, посвященные проблемам восприятия и читательского сознания предпринимались Б.В. Банком, И.Е. Баренбаумом, А.И. Рейтблатом, Т.Н. Ищуком и его последователями — учёными Твери. Центр по изучению читательского сознания сложился в Саратовской филологической школе. Фундаментальные исследования российского читателя XIX—XX веков предприняты В.В. Прозоровым и Е.Г. Елиной. Интересующей нас проблеме посвящены монографии В.В. Перхина и Е.А. Добренко. Однако все названные исследователи обращались преимущественно к читателю литературных и литературно-критических текстов. Диссертация Конаныхина К.В. «Реклама в СССР 1930-х годов» затрагивает проблему воздействия на массовое сознание, однако посвящена совсем другой эпохе, когда многие законы и принципы работы с массовой аудиторией, устоявшиеся в 1920-е годы, были пересмотрены и переработаны2.
Наше диссертационное сочинение связано, прежде всего, проблемами воздействия и восприятия, а также особенностями функционирования газетных текстов.
В монографии «Литературная критика и общественное сознание в Советской России 1920-х годов» Е.Г. Елина даёт исчерпывающий анализ литературно-общественной ситуации эпохи, определяет функционирование литературной критики в переломную эпоху. Многие идеи и положения этой работы легли в основу настоящей диссертации.
Наше исследование газетной и литературной культуры 1920-х годов выполнено на основе подробного анализа двух самых крупных газет Саратова — «Саратовские Известия» и «Большевистский молодняк». Обращение к провинциальной прессе позволяет выполнить социокультурный «срез» и получить достоверное представление об общих свойствах газетной и литературной культуры советской России 1920-х годов.
2 Конаныхин К.В. Реклама в СССР 1930-х годов: Дисс... канд. филол. наук. М., 2000.
7 В 2003 году была издана коллективная монография «Губернская власть и словесность: Литература и журналистика Саратова 1920-х годов». Монография явилась результатом большого труда многих авторов, в ней представлены итоги исследований по ряду вопросов литературной, газетной и художественной культуры провинции 1920-х годов. Проблема провинциальной литературно-общественной ситуации, в которой существовала саратовская журналистика 1920-х годов, особенности её функционирования и формирования её особенного статуса рассмотрены в монографии подробно.
Именно провинциальная словесность явилась подлинным воплощением эпохи, где в силу удалённости от центра многие столичные установки оказались редуцированными. «Провинциальная словесность не копировала ситуацию в центре, а, скорее, гротескно её переиначивала, утрируя несообразности, не различая параметров литературных величин, усугубляя прямолинейность выводов. В то же время удалённость от центра во многих случаях позволяла затемнять вопиющие противоречия, смягчать выдвинутые обвинения, ретушировать слишком яркие краски и редуцировать слишком громкие лозунги. Поэтому диахронический срез именно провинциальной жизни даёт полнокровное представление о литературно-общественной ситуации 1920-х годов и о том, какую роль в её становлении играли местные власти»3.
Разработка заявленной темы, помимо обнаружения самоценных фактов, позволяющих судить о провинциальной литературно-общественной ситуации и региональной журналистике в 1920-е годы, может дать импульс для изучения более общих вопросов в соотношении массовой психологии и культуры всего столетия, для уточнения некоторых аспектов проблемы психологического воздействия СМИ на общественное сознание, восприятия газетного текста, для уяснения механизмов культурного диалога.
3 Губернская власть и словесность: Литература и журналистика Саратова 1920-х годов. Саратов, 2003. С. 7.
Заявленная тема не может быть раскрыта в отрыве от подробного анализа газетной и журнальной периодики, художественной словесности, а также литературной, «медийной» и социокультурной ситуации 1920-х годов.
Научная новизна работы обусловлена комплексным подходом к изучению «масс-медийной» сферы 1920-х годов, к анализу влияния журналистской и «литературной» составляющей газетной культуры на формирование общественного сознания, литературной ситуации в регионе.
Объектом исследования стала функциональная роль журналистики в пропагандистской системе 1920-х годов, реализованная в форме газетной культуры, в её взаимодействии и взаимовлиянии с художественной и литературной культурой провинции.
Предметом исследования явились саратовские периодические издания, выходившие в период с 1924 по 1928 годы, — среди них самые тиражные саратовские газеты 1920-х годов — «Саратовские Известия» и «Большевистский молодняк», представляющие собой образцы массовой пропагандистской работы в провинции. Отдельно рассматривается газета «Кино-Известия», представлявшая образец провинциальной «культурной» газеты; кроме того, привлекаются литературно-художественные («Саррабис») и сатирические («Метла», «Клещи») журналы тех лет, а также издания, ориентированные на чёткую «целевую аудиторию» (например, «Советская деревня», «Ялкон», «Якстере Сокиця»). Каждое из этих изданий не только вписывалось в общие законы и схемы развития провинциальной периодической печати, но и отражало внутренние процессы, происходившие в области газетной журналистики, литературы и литературной критики в 1920-е годы.
Цель работы — выяснить, как в условиях переломной эпохи функционировала провинциальная журналистика, газетная культура и художественная словесность, как их взаимодействие формировало массовое сознание, общественную и социокультурную ситуацию 1920-х годов и последующих эпох. На наш взгляд, именно понятие «газетная культура»
9 является определяющим для всей структуры пропагандистской системы 1920-х годов и по этой причине, а также по причине особого интереса самих журналистов 1920-х годов к этой проблеме газетная культура и производные от неё явления, её отношения с другими типами массовой пропагандистской работы будут стоять в центре нашего исследования.
Цель, поставленная в работе, диктует следующие задачи:
Проанализировать механику воздействия публицистических, литературно-художественных и паралитературных текстов на общественное сознание в 1920-е годы, выявить средства и методы давления на читателя, определить характер газетного влияния.
Проанализировать, каким образом функционирует литература и литературная критика в газете 1920-х годов, определить степень воздействия на читателя литературного газетного текста, выявить черты публицистичности литературных текстов и черты «литературности» текстов газетных.
Выяснить, каким образом механизмы воздействия на читательское сознание в 1920-е годы были непосредственно связаны с содержательной насыщенностью самой газетной культуры.
Методология исследования предполагает интегрирующий анализ, учитывающий различные аспекты изучения журналистской и литературной культуры. Применяются разнообразные методики, выявляющие читательскую направленность газетных и литературных текстов, их эмотивную составляющую. Особенностью данной работы является применение устоявшихся литературоведческих методик (историко-литературный подход, философско-эстетический и семантический анализ текстов) к газетной публицистике.
Теоретическая значимость предпринятого исследования состоит в попытке комплексного анализа газетной и литературной культуры в рамках провинциального региона. Кроме того, в работе выявлен ряд приёмов и способов воздействия газетного текста на читающую публику.
10 Результаты диссертационного исследования могут найти практическое применение при дальнейшем изучении отечественной литературы, журналистики и литературной критики 1920-х годов, а также в учебном процессе: в курсах лекций по истории отечественной журналистики и литературной критики, в спецкурсах по проблемам массовой психологии, воздействия СМИ на общественное сознание, истории журналистики.
Материалы диссертации прошли апробацию на научных конференциях: в 2001 году на конференции, посвященной 60-летию возобновления филологического образования в Саратовском государственном университете, в 2002 году на конференции «Журналистика, реклама и связи с общественностью», проходившей на факультете журналистики Воронежского университета, на конференции «Филология и журналистика в начале XXI века», проходившей в 2004 году на филологическом факультете СГУ, на конференции «Журналистика в 2004 году. СМИ в многополярном мире», проходившей на факультете журналистики МГУ им. М.В. Ломоносова в 2005 году, а также в спецсеминаре «История и теория литературной критики и журналистики», при чтении лекций по курсу «История отечественной журналистики» на филологическом факультете СГУ. По материалам диссертации опубликовано 9 статей. Положения, выносимые на защиту:
Пропагандистская система, созданная в 1920-е годы, предполагала внедрение во все сферы человеческой жизни; «газетная культура», претендующая на всеохватность, позволяла осуществлять воздействие на общественное сознание полномасштабно.
Использовались приёмы рационального воздействия путём логических доводов, убеждений и разъяснений и иррационального воздействия, связанного с внедрением в психическую сферу человека, с изменением его эмоционального состояния, с использованием демагогических уловок.
Газетная культура 1920-х годов немыслима без созидательной внутренней базы. Литературная основа в журналистике 1920-х годов была определяющей. Психологическое воздействие во многом оказалось возможным именно благодаря литературной составляющей газетной культуры.
Литературно-общественная ситуация в Саратове определила функционирование местных пропагандистских моделей. Журналистика и литература в провинции оказались совмещёнными в силу того, что многие литераторы Саратова были одновременно и журналистами. Поэтому местная журналистика 1920-х годов оказалась во многом «олитературена», литература же была крайне публицистичной.
Формирование газетной культуры в провинции происходило параллельно со становлением литературной культуры. К концу 1920-х годов масштаб влияния словесной культуры был усилен многократно.
Структура работы, состоящей из введения, двух глав и заключения, библиографии, продиктована логикой отбора материала исследования. В главе первой рассмотрены теоретические аспекты понятия «газетной культуры» и проанализированы основные принципы массового психологического воздействия в 1920-е годы, отмечаются способы влияния на читательское сознание, выявляются механизмы массового воздействия на аудиторию; определены исследовательские позиции и категории, на которые мы опираемся в настоящем диссертационном исследовании. В главе второй проанализированы литературно-художественная и публицистическая составляющая местной периодической печати 1920-х годов, определяется связь и взаимовлияние газетной и художественной культуры.
«Революция раздвинула рамки «шестой державы». Газетная культура и культура газеты
«Газетная культура» оказалась основой системы управления массовым сознанием. Почти все зрелищные и массовые области были объединены этим понятием. Обычная «бумажная» газета в это время представлялась координирующим центром для всех направлений пропагандистской работы. В сферу «газетной культуры» попадали традиционные виды искусства — театр, музыка, кино, при этом они наделялись особыми параметрами. В отличие от подлинного искусства и художественного творчества, «газетная культура» предполагала свои особые качественные характеристики. Газетной могли стать те виды «массовой» культуры, которые подчинялись законам, характерным для обычной газеты. Переходя из разряда искусства в один из видов «газетной культуры», эти сферы приобретали пропагандистскую направленность, становились «коллективным организатором», развивались по тем же самым законам, что и газетная пропаганда. Все эти процессы носили, прежде всего, характер психологического воздействия.
Ни в какое другое время сфера журналистики не могла бы оказаться столь обширной. Во многом необходимость развития различных форм газетной культуры «за пределами» обычной газеты была связана с самими основами пропагандистской традиции. Газета должна была определять основные тенденции массовой работы, а по-настоящему развить идею и внедрить её в сознание могли только сами массы. В этой связи «самостоятельная» работа на местах была основной целью газетной деятельности.
На страницах печатных изданий постоянно подчеркивалась полезная роль таких средств пропаганды для общественной жизни. Например: «Революция раздвинула рамки «шестой державы». Кроме обычных газетных полос, мы получили новые виды газетной культуры15: стенные газеты, радио-газеты, живые газеты. Конечно, шестая держава от этого только выиграла. Ее армия выросла. Она получила новый вид оружия. Сегодня - о живой газете. Весенним разливом пронеслось движение живгазников по Советскому Союзу. Живгазники - веселое племя, вышедшее из гущи рабочей массы. Живая газета печатается на подмостках рабочего клуба. Весело шелестят ее страницы. Она разговаривает со своим читателем бодрым звонким голосом. Живгазета крепко хлещет бичом сатиры уродливые явления нашей жизни. Живгазета пользуется заслуженным уважением рабочих»16. К «живой газете» призывали относиться как к новому роду искусства, в некоторых случаях считая его единственно возможным проявлением «театральной жизни»: «У нас принято писать рецензии только о спектаклях «настоящего театра». Даже если спектакль идет сотый раз, даже если от него несет временами Наполеона 1-го, мы «жарим» отзывы. Пишем даже тогда, когда самый спектакль представляет интерес только для любителей старины, а живых людей погружает в сон» 7. Любопытно, что с точки зрения автора этой заметки только «живая газета» годится для «живых людей». Возможно, это есть проявление распространенного в 1920-е годы осознания новой и старой жизни, связанного напрямую с категориями «живого» и «мертвого».
Для «живых» же газет по возможности создавались и «живые» рецензии: «На днях мы смотрели живую газету «Новый Быт». Эта газета хватает за душу, заставляет трепетать. Был показан «Путь пролетарской печати». Ни один доклад не оставляет такого глубокого впечатления, как живгаз. Этапы рабочей печати - «Искра», «Вперед», «Правда» - они неизгладимо остаются в памяти... Великолепен был номер «Хор растратчиков». В нем показаны все типы людей, от которых так страдает дело социалистического строительства. Живая газета пользуется заслуженным успехом. Кто же делает живгазету? Исключительно рабочая молодежь. Живгазники часто проявляют подлинный героизм и самоотверженность в своем «служении искусству».
Например, живгазник Королев, партиец, работает на маслозаводе масленщиком. Нам рассказывали, как часто после веселых песен и плясок на «страницах живгаза» Королев отправляется прямо к станку...
Редактор и режиссер живгазеты кожевников тов. Кокарев занимает пост истопника. Его литературная деятельность протекает преимущественно у топки.
Все живгазники работают бесплатно, исключительно из любви к искусству»18.
Характерно, что описанное мероприятие осознается не как обычный клубный вечер самодеятельности или как обычный способ пропаганды, - он осознается полностью как явление именно «газетной культуры».
Помимо весьма распространённого в 1920-е годы «живгаза» (сатирический журнал «Клещи» имел своё сценическое продолжение — живую газету «Живые Клещи»), не менее важными представлялись такие виды газетной культуры, как стенные газеты, киногазеты, радиогазеты.
Когда «Большевистский молодняк» обрёл новую форму, «радиогазету», это означало значительное усиление его масштаба влияния. В «БМ» писали: «Скоро будет выходить радио-газета «БМ». С ноябрьских номеров открываем уголок Радио на этой странице»19.
Радио-газета — это ещё одна форма газетной культуры, которая наряду с газетой кинематографической ощущалось не только новым сильным средством пропаганды, но и предвестником будущего. Во всех статьях о радио эта мысль проводится достаточно чётко:
«Нечем крыть». Способы психологического воздействия на читателя
Эмоциональная сфера для газет 1920-х годов оказалась весьма насыщенной. Газета ничем не ограничивалась в своём стремлении воздействовать на психику людей. Редакторы газет 1920-х годов во многом проявили себя очень тонкими психологами и отлично понимали необходимость задействования различных сторон человеческой психики.
Доля сугубо логических аргументов в газете 1920-х годов была ничтожно мала по сравнению с обилием иррациональных аргументов, каждодневно обрушаемых газетой на читателя. Строить пропагандистский процесс на каких-то логических следствиях, выводах из каких-то посылок, да и просто общаться с читателем по-деловому газеты не любили. Напротив, в своем стремлении завладеть читательскими эмоциями пропагандисты 1920-х годов старались всячески нарушить логику, широко использовали приемы подмены понятия и тезиса, а также выдавания желаемого за действительное: «Ленинградские комсомольцы идут в ногу с партией. Этого нельзя сказать про весь актив. Ленинград выдвинет новый актив». В данном случае на том, что «Ленинграду необходимо выдвинуть новый актив», настаивает газета, и, как видно из содержания самой заметки, ей неважно, что в Ленинграде об этом еще пока не знают: «Саратовская комсомолия удовлетворительно осведомлена о словах и делах ленинградского актива. Яснее ясного для каждого стало то, что этот актив идет против партии, разрушает единство в комсомоле, ведет опасную для всего комсомола фракционную игру. Но что всего пакостнее, так это то, что эта «оппозиционная верхушка» Ленинграда, в то время, когда весь союз в целом принялся за изучение решений XIV партсъезда, задерживала это изучение, тормозила истинное разъяснение этих решений, присоединилось к ним «формально на основе дисциплины», а сама лила воду на мельницу срыва этих решений... Наша пролетарская цитадель, сокровищница боевых революционных сил комсомольского движения сохранена. Комсомольская масса, через голову своего зарвавшегося актива, сплачивается на основе партийных решений. Ленинградская комсомолия выдвинет новый актив. В этом мы уверены» . Газетой очень успешно использовались разнообразные иррациональные апелляции к читателю, полностью ориентированные на его эмоции. Вот пример еще одной из таких заметок, где на читателя обрушивается целый шквал чувств: «Нечем крыть. ... Всякий, у кого еще сохранилась способность хоть немного здраво мыслить и рассуждать, сделает из этих слов только один вывод: английскому министерству иностранных дел нечем доказать подлинность «письма Зиновьева». Никаких доказательств у г. Чемберлена нет и быть не может. Он сам это знает лучше, чем кто-либо другой, а поэтому согласно поговорке: «слово — серебро, а молчание — золото», предпочитает отмалчиваться...
На вопросе о подложном «письме Зиновьева» английское правительство поставило крест. Мы ставим точку. Разговаривать больше не о чем»45.
Эмоции очень часто перехлестывают в газете 1920-х годов все разумные пределы, закрывают читателю возможность самостоятельно думать, размышлять. Во многих случаях аргументация газете совсем не требуется.
Сами же аргументы в газете 1920-х годов были, как правило, иррациональны, воздействовали, прежде всего, на чувства читателя и только через чувства на его сознание. Внедрение идеи происходило от эмоционального реагирования к более-менее рациональному осмыслению. Об участии эмоциональной сферы человека в деле управления его сознанием и эксплуатации этих механизмов средствами массовой коммуникации очень интересно писал А. Моль в работе «Социодинамика культуры»:
«Большинство сообщений в массовой печати основано на воздействии на чувства получателей, то есть когда получателя, так сказать, «обольщают», чтобы убедить, и в то же время убеждают, чтобы «обольстить», то есть чтобы заставить его действовать в соответствии с определенной системой ценностей.
Существует несколько разных способов, с помощью которых отправитель сообщения может влиять на «оснащение ума» получателя. Отправитель сообщения, как правило, стремится не только передать, но и «внедрить» своё сообщение, то есть заставить получателя видоизменить структуры своего сознания в соответствии с данным сообщением. Процессы убеждения отнюдь не ограничиваются одним только логическим убеждением... Толпу убеждают не доводами, а эмоциями. Фактически любая аргументация опирается на латентные структуры сообщения»4 .
Рациональные доводы, если и были в газете 1920-х годов сколько-нибудь весомой частью общего пропагандистского процесса, то всегда представлялись газете малоэффективными. А потому они, как правило, подкреплялись массой дополнительных средств давления.
Обилие эмоциональных всплесков, иррациональных доводов и иной сугубо психологической атрибутики выступало привычным информационным фоном советской печати. Читатель порой не замечал, каким образом газета управляет его представлениями о мире, его истинной шкалой ценностей. Психологизм в газете 1920-х годов был действительно всеобъемлющим.
Отсутствие подписи под газетной статьей — характерное свойство многих газетных публикаций этой поры. Однако у читателей не было оснований не доверять таким публикациям. Ответственность за содержание перекладывалась на редакцию, которая, как правило, прямо указывала, какая именно организация за ней стоит (либо в названии, либо - в выходных данных). Читатель должен был совершать выбор - либо соглашаться с мнением редакции, либо стать объектом нападок той же самой организации, достаточно ясно заявляющей о своей позиции через газету.
В начале 1920-х годов авторских журналистских материалов почти не было. Массовая пропаганда была обезличена. Значительно важнее оказывался сам текст и степень его воздействия.
Литература и литераторы Саратова 1920-х годов
Литературные творцы Саратова 1920-х годов почти все были одновременно и журналистами. Они публиковали литературные произведения в крупных журналах и газетах и сами очень часто занимались какими-либо местными изданиями. В «Саратовских Известиях» работали почти все известные саратовские литераторы 1920-х годов — среди них Михаил Геслер (один из зав. отделов), Н. М. Архангельский (Н. Икарский), Д. А. Самсонов (Степан Дальний), Виктор Бабушкин (зав. отделом «Рабочая жизнь») и многие другие. Эти литераторы составляли основу саратовской журналистики 1920-х годов. Н. Архангельский, активный участник литературной жизни, журналист «Саратовских Известий», был одновременно секретарём газеты «Кино-Известия». Д. Самсонов прославился своими фельетонами почти во всех газетах Саратова, особенно в «Саратовских Известиях» и «Советской деревне». Владимир Зеленский был редактором самой крупной газеты — «Саратовские Известия», самой культурной газеты — «Кино-Известия» и самой «живой» газеты — «Живые клещи».
Виктор Бабушкин, долгое время занимавшийся редактированием важнейшего для газеты раздела «Рабочая жизнь», был одной из наиболее ярких фигур литературной жизни Саратова 1920-х годов. Именно раздел «Рабочая жизнь» занимался формированием рабкоров вокруг газеты, именно Виктор Бабушкин руководил основной работой по выращиванию новых кадров. Бабушкин представлял собой серьёзного общественно значимого литератора, всегда чётко представляющего общеполитическую конъюнктуру и пишущего исключительно на проблемные темы. Рассказы и очерки Виктора Бабушкина, публикуемые в «Саратовских Известиях», были посвящены в основном жизненно важным сферам человеческой жизни. В то время как большинство текстов, написанных в прозаическом жанре, представляли собой рассуждения о бытовых проблемах рабоче-крестьянской молодежи или же простую реализацию массовой пропаганды литературными средствами, тексты Бабушкина были в полной степени журналистскими и открывали читателю проблему изнутри (даже если речь шла о традиционных для провинциальных газет темах — человеческий быт и житейские проблемы). Бабушкин, Геслер и другие журналисты «с именами» появились в саратовских газетах с развитием литературно-художественной составляющей газетной культуры. В начале 1920-х годов доля «аналитических» материалов была значительно меньше — газеты, как правило, злоупотребляли прямой пропагандой.
Виктор Бабушкин писал запоминающиеся и характерные тексты. Его творческая деятельность во многом определялась общими тенденциями в области местной журналистики, а в чём-то сама определяла эти тенденции. Проработав некоторое время в московской газете «Труд», Бабушкин вернулся в Саратов и применил столичный опыт для провинции. Он не только руководил отделом в «Саратовских Известиях», но и являлся инициатором издания и главой редколлегии сатирических журналов «Метла», а потом и «Клещи». То есть Бабушкин становится одной из самых заметных фигур местной журналистики, во многом определяющей основные направления в сфере пропагандистской деятельности.
Сатирические журналы Саратова вступали в своеобразные отношения с понятием «газетной культуры». Это уже было совершенно специальное направление деятельности, тесно связанное с общими тенденциями. Эти журналы выпускались саратовскими журналистами как продолжение газетной пропаганды на новом уровне, а сами журналы рождали новые формы «газетной культуры», такие как «живгаз» — «Живые Клещи» были продолжением именно сатирического журнала «Клещи».
Высказанные один раз в таких журналах творческие находки, затем быстро перекочёвывали в газеты и другие формы массовой пропаганды. Характерные же псевдонимы авторов журнала потом появлялись в газете, демонстрируя единство стиля, жанра и местного информационного пространства, тем самым, подключая содержание простой газетной заметки к общему сатирическому духу, который в них культивировался. Слово Твёрдо, Терентий Метла, Фома Насмешка, Свой, Капля — всё это активные участники общественной газетной жизни в эту эпоху. Сатирические журнальные находки иногда переходили в газету. Так, сатира на разные общественные типы («нэпман», «поп», «барышня» и так далее) была развита «Саратовскими Известиями» в рубрике «Галерея типов», автором которой был также Виктор Бабушкин.
Для Бабушкина, согласно критическим замечаниям 1920-х годов, было характерно «активное отношение к жизни с точки зрения идеалов коммунизма», «идейно-политическая позиция, с которой освещались факты и явления действительности»16.
Именно Бабушкин обеспечивал нормативность существования местного пропагандистского механизма, поскольку занимался руководством принадлежащих газете рабкоров. Его же собственные тексты, как правило, ориентированы на внутренний призыв к борьбе: «Наши театры
Общедоступный театр — Народный театр. Я бы сказал — чисто пролетарский театр, посещает его публика фабрично-заводская, люди после шестидневной адской работы идут отдохнуть в театр Общедоступный, — Народный театр, как он именуется, не буржуазный, где цены не по карману рабочим и сама постановка дела буржуазная, и пьесы чисто буржуазные, которые не дают рабочим ничего, такие пьесы, как «Ревность» г-на Арцыбашева». Далее Бабушкин сетует на то, что в театре не ставят Горького, Островского: «Что же такое, Театр имени Островского, а пьесы Островского ставят в год раз».
«Как грустно, Народный Общедоступный Театр превратился в балаганство, театр, который по своему назначению должен служить народу. В фойе курят, администрация отсутствует, за порядком следить некому, в буфете дерут дороже, чем в других театрах и в довершение всего играют пьяные, до безобразия актёры.
Литература как средство воздействия
Обучение читателей литературному творчеству было важной составной частью всей периодической печати 1920-х годов. Особенно много внимания этому уделялось в главной городской газете этой поры — «Саратовских Известиях». Здесь обучение литературному творчеству шло в одном ряду с обучением рабочих корреспондентов журналистскому искусству.
В «Саратовских Известиях» печатались комментарии на поступающие в редакцию литературные материалы: «Пишущим стихи и фельетоны С. Пучкову «Новооткрытая звезда» хорошо задумана в стиле стихотворного фельетона. Есть и некоторая доза иронии, не без едкости. Беда же в том, что в целом всё же стихотворный фельетон не передаёт отчетливо двусмысленное положение капиталистических держав, признавших СССР и не выявляет поэтому более яркой и верной насмешки. А. Москалёву Стихотворение «Птица Октябрь» — неровное: два стиха хороши, два шаблонны. И от этого всё стихотворение обесценивается. Тоже с другими стихами. Андрезен. Стихи о Ленине — бесцветны. Д. Калугину В стихотворении «В читальне» вы пишите: Под шелест книг роятся мысли И пламень устремлений Горит и плавит предрассудки... Это, пожалуй, хорошо и очень понятно, но дальше... всё туманно и неясно». Литература в 1920-е годы, вне зависимости от своей принадлежности различным направлениям и своего качества, сосуществовала с разнообразными паралитературными явлениями. В современной России, где подавляющее большинство населения — люди со средним или высшим образованием, многие убеждены, что их графоманские строки, отдалённо указывающие на рифму, использующие не просто стандартные, а шаблонные образы и выразительные средства, и есть поэзия. Всякий русский сочиняет стихи на случай и, как правило, искренне радуется своему «успеху». Что же говорить о 1920-х годах, когда людей, едва успевших овладеть грамотой, к творчеству активно призывали, считая это важным элементом воспитательного процесса. «Литературность» в газетном контексте 1920-х годов, безусловно, приобретает особые характеристики. Советская газета в это время полностью состояла из множества скрытых механизмов овладения человеческим сознанием, из которых наиболее действенными ощущались те средства, которые были связаны с эмоциональным воздействием.
В это время наиболее широкое распространение получила «стихотворная форма». Регулярно публиковались стихотворные фельетоны Юрана Наместникова на проблемные для эпохи темы. Вот, к примеру, строки из «статьи в стихах», посвященной проводившейся в стране авиалотерее: «Из Москвы в Нагасаки (или вокруг света за полтинник)». Здесь автор эксплуатирует известные строчки стихотворения Северянина с целью направить читательские эмоции против северянинских настроений. Это весьма распространённый в 1920-е годы метод воздействия на читательскую аудиторию:
Счастье — вольная птица, в сеть её не заманишь, Её путь не укажешь, не укажешь, где сесть, Всё же, если билетик лотерейный в кармане, То и шансы на счастье, разумеется, есть! (СИ. 11 февраля. 1927 года). Кроме этого, известны примеры прямой пересадки готовых литературных идей, стереотипов и трафаретов в новые идеологические обстоятельства, не говоря уже об использовании — в духе времени — готовых тем для завладения аудиторией и переработке классической литературы в своих целях. Классическая же литература на страницах советских газет 1920-х годов приобретала совершенно новые контексты, — прецедентные тексты из классики должны были переориентировать читателя на восприятие новой действительности.
Помещение привычных жизненных ориентиров в новые идеологические обстоятельства — весьма распространённый в 1920-е годы метод переориентирования общественного сознания. Заложить в традиционные и патриархальные формы народного сознания коммунистическое содержание означало приспособить новый, формирующийся тип мышления к обыкновенному и привычному жизненному укладу. Это проявлялось на всех уровнях массовой работы — от всенародных начинаний по замене религиозных крестин новой формой коммунистических «коммунистин» до замены привычного содержания классического литературного текста новым «коммунистическим» содержанием.
Вот описание распространенного в 1920-е годы способа приобщения новорождённых к пролетарской культуре — «коммунистины»: «За несколько дней до события среди рабочих обсуждался вопрос о коммунистинах ребенка у одного из рабочих. Обсуждали с вниманием. Значительно раньше назначенного часа рабочие потекли со своими семьями в клуб. Ждали с нетерпением. Наконец-то под звуки «Интернационала» занавес клубного театра распахнули. На сцене фабком, с счастливым отцом и улыбающейся матерью с новорожденным ребенком. Отец ребенка, объясняя свои соображения о вреде поповских обрядов, передает ребенка предфабкому. — Отдаю в вашу семью, чтобы вами была выкована истинная пролетарка! Предфабком, прикрывая красным покрывалом, приветствует новорожденную с пожеланием, чтоб в будущем красный коммунистический свет всегда озарял ее и рассеивал черную тьму.