Украинский фактор в советско-польских отношениях 1918–1920 гг. Пятовский Сергей Александрович

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Украина как элемент Брестской системы (1918 г.) 27

1.1. Брестские мирные переговоры в контексте советско-украинских и польско-украинских отношений (декабрь 1917 г. – февраль 1918 г.) 27

1.2. Брестская система и германо-австрийская оккупация Украины (март – ноябрь 1918 г.) 51

Глава 2. Украина как третья сила в отношениях Советской России и Польши (1918–1919 гг.) 81

2.1. Директория УНР в борьбе за независимое украинское государство (ноябрь 1918 г. – декабрь 1919 г.) 81

2.2. Украинское направление в политике РСФСР (ноябрь 1918 г. – 1919 г.) .100

2.3. Украинское направление в политике Польши (ноябрь 1918 г. – 1919 г.) .120

2.4. Украинский аспект советско-польских дипломатических отношений (ноябрь 1918 г. – 1919 г.) .138

Глава 3. Украина как союзник Польши в войне против Советской России (1920 г.) 152

3.1. Советско-польские отношения и складывание союза Польши и УНР (январь – апрель 1920 г 152

3.2. Украинский фактор в период эскалации советско-польского конфликта (апрель – октябрь 1920 г.) 173

3.3. Украинский фактор в процессе советско-польских мирных переговоров (август – октябрь 1920 г.) 194

Заключение 218

Список источников и литературы .224

• Брестские мирные переговоры в контексте советско-украинских и польско-украинских отношений (декабрь 1917 г. – февраль 1918 г.)
• Директория УНР в борьбе за независимое украинское государство (ноябрь 1918 г. – декабрь 1919 г.)
• Украинский аспект советско-польских дипломатических отношений (ноябрь 1918 г. – 1919 г.)
• Украинский фактор в процессе советско-польских мирных переговоров (август – октябрь 1920 г.)

Введение к работе

Актуальность темы исследования обусловлена необходимостью заполнения существующих пробелов в историографии советско-польских отношений в период 1918–1920 гг., а именно – выяснения роли украинского фактора в их развитии на данном этапе. Данный вопрос никогда не рассматривался с должным вниманием, не становился предметом полноценного научного исследования, что делает представленную работу более чем актуальной.

Таким образом, объектом данного исследования являются взаимоотношения Советской России и Польши в 1918–1920 гг., а предметом – украинский фактор в этих взаимоотношениях. Следует оговориться, что под «украинским фактором» автор подразумевает, с одной стороны, то воздействие, которое испытывали отношения РСФСР и Польши ввиду соперничества этих государств за политическое влияние на пространстве Украины как историко-географической области, а с другой стороны – влияние, оказанное на развитие советско-польских отношений со стороны Украинской народной республики (УНР), наиболее крупного украинского национального военно-политического образования на территории Украины.

Автор осознанно не анализирует отдельным образом политику Украинской Советской Социалистической Республики (УССР), так как последняя фактически не являлась самостоятельным субъектом международных отношений, подчиняясь решениям Совнаркома РСФСР и ЦК РКП(б). В свою очередь, руководство УНР, несмотря на испытываемое им в той или иной степени внешнее влияние, самостоятельно определяло направление своей политики, что позволяет рассматривать УНР в качестве «третьей стороны» в отношениях Советской России и Польши.

Цель исследования – определить характер, степень и масштаб воздействия украинского фактора на развитие советско-польских отношений в период с 1918 по 1920 гг.

Автор поставил перед собой следующие задачи:

– реконструировать военно-политические процессы, связанные с мирными переговорами в Бресте и утверждением Германии в качестве гегемона на востоке Европы в феврале – ноябре 1918 г., акцентируя внимание на украинском аспекте

данных процессов и обозначив предпосылки для дальнейших конфликтов на пространстве Украины как историко-географической области;

– проанализировать политику УНР в ноябре 1918 г. – декабре 1919 г., уделяя особое внимание ее внешнему направлению;

– проанализировать политику РСФСР на украинском направлении и выяснить, какое значение оно имело в контексте гражданской войны в России

– проанализировать политику Польши 1918–1919 гг. на украинском направлении, выявить ее основные факторы, обозначив предпосылки для последующего военно-политического сближения с УНР;

– проанализировать советско-польские отношения в период с ноября 1918 по апрель 1920 гг., заостряя внимание на их дипломатическом аспекте, и определить степень воздействия украинского фактора на процесс мирного урегулирования конфликта между РСФСР и Польшей;

– рассмотреть политические аспекты польского наступления на территории Украины весной 1920 г. и выявить роль Директории УНР как союзника Польши;

– определить степень влияния украинского фактора на завершающем этапе советско-польской войны, в период наступления Красной армии на Варшаву и в ходе мирных переговоров в Минске и Риге;

Поставленными задачами были определены и хронологические рамки исследования. Непосредственные советско-польские отношения берут свое начало в ноябре 1918 г., когда Польша была восстановлена как самостоятельное государство. В то же время, исходя из обозначенных выше задач, хронологические рамки работы охватывают и «Брестский» период с декабря 1917 г. по октябрь 1918 г. Ограничены же они ноябрем 1920 г., когда Польша, выполняя условия прелиминарного мирного договора, отказалась от сотрудничества с Директорией УНР, и последняя перестала существовать в качестве субъекта международных отношений и воздействовать на дальнейшее развитие советско-польских отношений.

Методология исследования основана на принципах историзма, объективности и научности. Используемые источники подвергались критическому анализу и рассматривались как отражение определенного человеческого сознания, обу-

словленного конкретной исторической реальностью. Автор использовал как общенаучные методы, такие как описание, обобщение, абстрагирование, сравнение, логический анализ, так и специально-исторические методы исследования. Так, благодаря сравнительному анализу источников удавалось должным образом реконструировать историю взаимоотношений Советской России, Польши и УНР в 1918–1920 гг. Диахронный анализ позволил рассмотреть воздействие украинского фактора в советско-польских отношениях в его исторической динамике, выявив закономерности и тенденции в процессах 1918–1920 гг.

Чтобы оценить степень научной разработанности темы представленного исследования, следует провести краткий анализ историографии вопроса, прежде всего отечественной, польской и украинской.

В отечественной историографии советского периода конфликт с Польшей, как правило, рассматривался в контексте российской гражданской войны, как очередной натиск «мирового империализма» на революционную Россию¹. Постепенно утвердилась концепция «третьего похода Антанты», сформулированная в 1920 г. И. В. Сталиным и получившая завершенный вид в кратком курсе истории ВКП(б)². Ее апологеты представляли польское государство как инструмент в руках «мирового империализма», не признавая ее самостоятельным субъектом международных отношений. Подобная трактовка вплоть до конца 1980-х гг. оставалась широко распространенной³. Складывалось представление о существовании в

¹ Речь на соединенном заседании ВЦИК, Московского совета, профессиональных союзов и
фабрично-заводских комитетов. 5 V 1920 // Ленин В. И. Полное собрание сочинений. Т. 40. Де
кабрь 1919 – апрель 1920. М., 1974. С. 115–116

² Новый поход Антанты на Россию. 25–26 V 1920 // Сталин И. В. Сочинения. Т. 4. Ноябрь
1917–1920 гг. М., 1954. С. 321; История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков).
Краткий курс. Под ред. Комиссии ЦК ВКП(б). М., 1938. С. 230–231.

³ Суслов П. В. Политическое обеспечение советско-польской кампании 1920 года. М., 1930; Ма-
риевский И. П. История гражданской войны в СССР. Вып. 3. Вып 4. Советско-польская война
1920 года. М., 1941; Советская Россия и капиталистический мир в 1917–1923 гг. Под ред. И. И.
Минца М., 1957. С. 347; История гражданской войны в СССР. Т. 5. Конец иностранной военной
интервенции и гражданской войны в СССР. Ликвидация последних очагов контрреволюции
(февраль 1920 г. – октябрь 1922 г.). Ред ком.: С. М. Буденный и др. М., 1960. С. 39–48; Лебедев
Н. И. СССР в мировой политике, 1917–1982. М., 1982. С. 42; История Украинской ССР. Т. 6.
Великая Октябрьская социалистическая революция и гражданская война на Украине (1917–
1920). Под ред. Н. И. Супруненко и др. Киев, 1984. С. 526–527; Гражданская война в СССР. Т.

1918–1920 гг. единого империалистического фронта, направленного против Советской России. При таком восприятии роль УНР в историческом процессе оставалась, по большей части, незамеченной. В случаях, когда она все же упоминалась, авторы неизменно подчеркивали «контрреволюционный», «буржуазный», «предательский» характер политики Директории УНР⁴.

В то же время, нельзя не отметить вклад советских авторов в исследование различных аспектов советско-польских отношений 1918–1920 гг. Военные специалисты Красной армии в 1920–1930-х гг. оставили немало аналитических работ, посвященных войне с Польшей, непосредственными участниками которой многие из них были сами⁵. Научно-историческое исследование политических вопросов, связанных с отношениями РСФСР и Польши в 1918–1920 гг., стало возможным гораздо позже. Одним из первых подобных опытов стала монография П. Н. Ольшанского, посвященная Рижскому миру и основанная как на советских, так и на польских архивных материалах. Он полагал, что политика Ю. Пилсудского и его «военной партии» лишь отчасти отвечала интересам западных держав, а союз между Польшей и УНР он называл «заключительным звеном в длинной цепи приготовлений к генеральному наступлению на Советскую страну»⁶.

В 1990-е гг., благодаря т. н. «архивной революции» в России, отечественная историография пополнилась большим количеством свежих, важных исследований. И. В. Михутина стала автором наиболее обстоятельной на сегодняшний момент работы о советско-польской войне, основанного, в том числе, на материалах Архива внешней политики РФ. Она рассмотрела процесс сближения Польши и УНР зимой – весной 1920 г. и пришла к выводу, что экспансия на Украине стала в

2. Решающие победы Красной армии. Крах империалистической интервенции (март 1919 г. – октябрь 1922 г.). Под ред. Н. Н. Азовцева и др. М., 1986. С. 251–252.

⁴ Лихолат А. В. Разгром националистической контрреволюции на Украине (1919–1922 гг.). М.,
1954. С. 449–462; Супруненко Н. И. Очерки истории гражданской войны и иностранной военной
интервенции на Украине (1918–1920). М., 1966.

⁵ Тухачевский М. Н. Поход на Вислу. Лекции, прочитанные на доп. курсе Воен. академии РККА
7–10 февраля 1923. Смоленск, 1923; Егоров А. И. Львов – Варшава. 1920 год: Взаимодействие
фронтов. М., 1929; Каменев С. С. Записки о гражданской войне и военном строительстве. Из
бранные статьи. М., 1963; Какурин Н. Е. Война с белополяками 1920 г. М., 1925; Шапошников
Б. М. На Висле: к истории кампании 1920 года. М., 1924.

⁶ Ольшанский П. Н. Рижский мир. Из истории борьбы Советского правительства за установле
ние мирных отношений с Польшей (конец 1918 г. – март 1921 г.). М., 1969. С. 50–61.

1920 г. первоочередной целью политики Ю. Пилсудского на восточном направлении⁷. Стоит отметить монографию С. А. Полторака, по мнению которого советско-польский военный конфликт был неизбежен ввиду различного понимания сторонами права наций на самоопределение⁸. Различные аспекты взаимоотношений РСФСР и Польши в 1918–1920 гг. рассматривались в работах В. Н. Савченко, С. А. Склярова, В. А. Зубачевского, А. П. Исаева, И. И. Костюшко, И. С. Яжбо-ровской и В. С. Парсадановой, М. И. Мельтюхова⁹.

Научному осмыслению проблемы способствует сотрудничество российских и польских историков, выраженное в совместных публикациях. Стоит упомянуть работу Ю. З. Кантор и М. Волоса о советско-польско-германских отношениях¹⁰, а также сборники статей, вышедшие за последнее десятилетие и представляющие немалую важность как отражение наиболее острых и дискуссионных современных историографических проблем¹¹.

Польская историография межвоенного периода также не избежала влияния политической конъюнктуры. Широкое распространение получила концепция, согласно которой восстановленная независимая Польша стала «санитарным кордоном» на пути российского большевизма, «форпостом западной цивилизации» на

⁷ Михутина И. В. Польско-советская война, 1919–1920 гг. М., 1994.

⁸ Полторак С. Н. Победоносное поражение. Размышления о советско-польской войне 1920 г. в
канун ее 75-летия. СПб., 1994. С. 95–96.

⁹ Савченко В. Н. Восточнославянско-польское пограничье, 1918–1921 гг. (этносоциальная ситу
ация и государственно-политическое размежевание). М., 1995; Скляров С. А. Определение
польско-украинской границы на Парижской мирной конференции // Версаль и новая Восточная
Европа. Под ред. Р. П. Гришина, В. Л. Малькова. М., 1996; Зубачевский В. А. Геополитические
планы Германии, Польши, Советской России в период польско-советской войны 1920 г. // Сла
вяноведение. 1999. № 4. С. 41–49; Исаев А. П. Война с Польшей. Россия за линией фронта.
СПб., 1999; Костюшко И. И. Польское бюро ЦК РКП(б), 1920–1921. М., 2005; Яжборовская И.
С., Парсаданова В. С. Россия и Польша. Синдром войны 1920 г. М., 2005; Мельтюхов М. И. Со
ветско-польские войны. М., 2004.

¹⁰ Кантор Ю. З., Волос М. Треугольник Москва – Варшава – Берлин. Очерки истории советско-
польско-германских отношений в 1918–1939 гг. СПб., 2011.

¹¹ Революционная Россия 1917 года и польский вопрос: Новые источники, новые взгляды.
Сборник статей польских и российских исследователей. М., 2009; Белые пятна – черные пятна:
Сложные вопросы в российско-польских отношениях. Сборник статей. Научное издание. Под
ред. А. В. Торкунова и др. М., 2010; Zapomniany pokj. Traktat Ryski: interpretacje i kontrowersje
90 lat pniej. Pod red. S. Dbskiego. Warszawa, 2013.

востоке. Этот особый статус, по мнению многих польских авторов, давал основание для польской экспансии на пространствах Украины, Белоруссии и Литвы¹².

В историографии Польской народной республики, образованной после окончания Второй мировой войны, тема советско-польского конфликта, несмотря на неблагоприятную политическую конъюнктуру, рассматривалась на высоком профессиональном уровне. А. Деруга, хоть и оставшийся в рамках концепции «третьего похода Антанты», исследовал, среди прочего, взаимоотношения Польши и УНР¹³. Ю. Кукулка доказывал, что Киевское наступление 1920 г. не было инспирировано Францией, подчеркивая самостоятельность внешней политики Польши¹⁴. В работе А. Айненкеля указывалось на отсутствие единства в польском руководстве по вопросу сотрудничества с УНР¹⁵. В. Гостыньская рассматривала украинский вопрос в контексте федералистской концепции Ю. Пилсудского¹⁶.

В то же время, существовала и эмигрантская польская историография, ставшая во многом преемницей традиций межвоенного периода. Одним из наиболее известных эмигрантских историков стал П. Вандыч, профессор Йельского университета в США. В монографии о советско-польских отношениях 1917–1921 гг. он пришел к выводу, что Украина занимала ключевое место в замыслах Ю. Пил-судского, который стремился превратить Польшу в сильнейшую державу региона¹⁷.

В 1990-х гг. польская историография стала возвращаться к концептуальным традициям 1920–1930-х гг. Знаковой работой стала монография В. Матерского,

¹² Kutrzeba S. Polska odrodzona, 1914–1922. Krakw, 1922; ukasiewicz J. Polska jest mocarstwem.
Warszawa, 1938; Czekanowski J. Wschodnie zagadnienia graniczne Polski i stosunki etniczno-
spoeczne. ww, 1921; Oldzki K. Kresy wschodnie a Polska. Warszawa, 1919; Pruchnik A.
Pierwsze pitnastolecie Polski niepodleglej (1918–1933). Warszawa, 1933; Bczkowski W. Prome-
teizm Polski. Warszawa, 1938.

¹³ Deruga A. Polityka wschodnia Polski wobec ziem Litwy, Biaorusi i Ukrainy (1918–1919). War-
szawa: Ksika i Wiedza, 1969. S. 236–237.

¹⁴ Kukuka J. Francja a Polska po traktacie wersalskim (1919–1922). Warszawa: Ksika i Wiedza,
1969. S. 100–101.

¹⁵ Ajnenkiel A. Od rzdw ludowych do przewrotu majowego. Zarys dziejw polit. Polski. Warszawa:
Wiedza powszechna, 1978. S. 141–142.

¹⁶ Gostyska W. Stosunki polsko-radzieckie, 1918–1919. Warszawa: Ksika i Wiedza, 1972. S. 361–
368.

¹⁷ Wandycz P. S. Soviet-Polish relations, 1917–1921. Cambridge: Harvard university press, 1969. P.
189.

который выдвинул тезис об «извечном» имперском характере российской государственности, обусловив политику Ю. Пилсудского в отношении Украины и Директории УНР соображениями польской национальной безопасности¹⁸. В том же духе была выдержана монография Я. Паевского, считавшего, что польское наступление на Украине в 1920 г. было попыткой поляков «организовать свое государство и общественную жизнь согласно собственной воле»¹⁹.

Иные авторы напротив, критически оценивали политику Ю. Пилсудского на востоке. В работе З. Карпуса, посвященной сотрудничеству Польши с различными антисоветскими национальными военными формированиями в 1919–1920 гг., утверждалось, что польское руководство бросило своих союзников, а Рижский мир «перечеркнул надежды украинцев на построение независимого государ-ства»²⁰.

На современном этапе польская историография, касающаяся темы советско-польской войны 1919–1920 гг., во многом продолжает следовать концептуальным традициям, заложенным в межвоенное двадцатилетие. Их влияние заметно в исследованиях Е. Красуского, М. Климецкого, Я. Легеча и М. Лечыка²¹. Следует отметить крупную работу А. Новака, посвященную восточной политике Ю. Пил-судского. Историк особо подчеркнул значение ее украинского направления²². Не отрицая утилитарного отношения польского руководства к УНР, он полагал, что война была предопределена экспансией Советской России, подчеркивая, что Польша лишь попыталась навязать большевикам свой сценарий борьбы²³.

Нельзя не отметить также опубликованный в 2009 г. польско-украинский сборник статей, авторы которых трактуют события 1920 г. в едином ключе – как

¹⁸ Materski W. Tarcza Europy. Stosunki polsko-radziecki 1918–1939. Warszawa, 1994. S. 49.

¹⁹ Pajewski J. Budowa Drugiej Rzeczypospolitej, 1918–1926. Krakw, 1995. S. 32, 57.

²⁰ Karpus Z. Wschodni sojusznicy Polski w wojnie 1920 roku. Oddziay wojskowe ukraiskie, rosyjs-
kie, kozackie i biaoruskie w Polsce w latach 1919–1920. Toru, 1999.

²¹ Krasuski J. Tragiczna niepodego. Polityka zagraniczna Polski w latach 1919–1945. Pozna,
2000. S. 54; Klimecki M. Polsko-ukraiska wojna o Lww i Galicj Wschodni, 1918–1919. Warsza-
wa, 1999. S. 5; Legie J. Armia Ukraiskiej Republiki Ludowej w wojnie polsko-ukraisko-
bolszewickiej 1920 roku. Toru, 2002. S. 71; Leczyk M. Druga Rzeczpospolita 1918–1939. Spoec-
zestwo, gospodarka, kultura, polityka. Warszawa, 2006. S. 39–40, 84–85.

²² Nowak A. Polska i trzy Rosje. Studium polityki wschodniej Jzefa Pisudskiego (do kwietnia 1920
roku). Krakw, 2015. S. 329.

²³ Ibid. S. 570.

упреждающий удар против большевиков, как часть войны за государственную независимость Польши и Украины²⁴.

«Национальная» украинская историография XX в. изначально развивалась в эмигрантских кругах²⁵. Политические противоречия, которыми было насыщено неоднородное украинское движение периода гражданской войны, отразились и на большей части эмигрантских исторических и публицистических работ. Оценки и трактовки авторов, как правило, коррелировали с их партийной принадлежностью и собственной ролью в рассматриваемых событиях. В то же время, широко распространенной стала концепция «украинской революции» как особого процесса, независимого от общероссийского.

Вплоть до 1940-х гг. украинская историография проблемы была представлена по большей части работами непосредственных участников событий 1918–1920 гг., таких, как В. К. Винниченко, П. Христюк, С. Шелухин, И. Мазепа, Д. Дорошенко, Е. Коновалец, А. Доценко и др²⁶.

Украинские эмигрантские авторы акцентировали внимание прежде всего на истории УНР, воспринимая ее как первый опыт построения украинского национального государства. В данном контексте рассматривалась и роль Директории УНР в советско-польских отношениях. В. К. Винниченко, вышедший из состава Директории еще в начале 1919 г. и позднее перешедший на сторону коммунистов, обвинял С. В. Петлюру в «лакейской наивности», указывая, что «польская шляхта» стремилась завоевать Украину, а не освободить ее, и что единственным выходом для украинцев было признание советской власти²⁷. П. Христюк, который в

²⁴ Grzelak Cz. Polityczne i wojskowe uwarunkowania sojuszu polsko-ukraiskiego w 1920 roku // Pol-
ska i Ukraina w walce o niepodlego, 1918–1920. Pod red. T. Kszstka. Warszawa, 2009. S. 15–16.

²⁵ Обособлена условно по политическому признаку. Подразумевается вся несоветская украино
язычная историография.

²⁶ Винниченко В. Вiдродження нацiї. Iсторiя української революцїi. Ч. 3. Київ – Видень, 1920;
Христюк П. Замiтки i матерiяли до iсторiї Української революцiї 1917–1920 рр. Т. 4. Прага,
1922; Шелухин С. Варшавський договiр мiж Поляками й С. Петлюрою 21 квiтня 1920 року. Пра
га, 1926; Мазепа I. Україна в огнi й бурi революцiї 1917–1921. Т. 3. Прага, 1943; Велика iсторiя
Украни. Опрац. I. Крипякевич, Д. Дорошенко та iн. Вiннiпег, 1948. С. 825–826; Коновалец Е.
Причинки до iсторiї Української революцiї. Прага, 1928; Доценко О. Литопiс Української рево-
люцiї. Матерiяли i документи до iсторiї Української революцiї. Т. 2. Кн. 4. 1917–1922. Львiв,
1923; Доценко О. Зимовий похiд (6 XII 1919 – 6 V 1920). Варшава, 1932.

²⁷ Винниченко В. Вiдродження нацiї. Ч. 3. С. 465.

1. г. работал в правительстве УНР, указывал на бесперспективность тактики нейтралитета для украинской республики, находившейся между империалистическими державами и большевизмом²⁸. С. Шелухин, возглавлявший министерство юстиции УНР, доказывал, что украинский народ «имеет не только моральное, но и юридическое право отбросить» Варшавский договор, заключенный 21 апреля

2. г. между Польшей и УНР, так как С. В. Петлюра не имел права идти на уступки и определять судьбу Восточной Галиции²⁹. В то же время И. Мазепа, занимавший ключевые посты в правительстве УНР в 1919–1920 гг., считал сближение УНР с Польшей следствием «трагической ситуации, сложившейся на украинском фронте осенью 1919 года», подчеркивая безальтернативность их союза³⁰.

Послевоенная украинская эмигрантская историография во многом явилась преемницей традиций, заложенных в 1920–1930-е гг. Основные центры ее развития сформировались в Канаде и ФРГ. Такие авторы, как П. Феденко, Р. Млино-вецкий, А. Удовиченко, М. Шкильник и Н. Полонская-Василенко стремились героизировать участников украинского движения 1918–1920 гг. и подчеркивали, что именно войска УНР внесли летом 1920 г. решающий вклад в польскую победу над Красной армией³¹. Они были солидарны во мнении, что военный союз УНР и Польши, а также уступки, сделанные С. В. Петлюрой в пользу поляков, были вынужденной мерой, необходимой ради продолжения борьбы с «московским империализмом». Иные авторы были настроены более критично. К примеру, в работе О. Субтельного период сотрудничества УНР и Польши охарактеризован как «продолжение затянувшегося поражения украинской борьбы за независимость»³².

²⁸ Христюк П. Замiтки i матерiяли до iсторiї Української революцiї 1917–1920 рр. Т. 3. Прага,
1921. С. 27–28

²⁹ Шелухин С. Варшавський договiр… С. 3–4

³⁰ Мазепа I. Україна в огнi й бурi революцiї 1917–1921. Т. 3. С. 5.

³¹ Феденко П. Головний отаман. Iз культурно та полiтично дiяльности Симона Петлюри. Мюн
хен, 1976. С. 34–36; Млиновецький Р. Iсторiя укранського народу. Мюнхен, 1953. С. 586–588;
Удовиченко О. Україна у вiйнi за державнiсть. Iсторiя органiзацiї i бойових дiй Українських
Збройних Сил 1917–1921. Вiннипег, 1954. С. 135–136; Шкiльник М. Україна у боротьбi за дер-
жавнiсть в 1917–1921 роках. Спомини i роздуми. Торонто, 1971. С. 352–354; Полонська-
Василенко Н. Iсторiя Украни. Т. 2. Вiд половини XVII сторiччя до 1923 року. Мюнхен, 1976. С.
539–541.

³² Subtelny O. Ukraine: A history. Fourth edition. Toronto, 2009. P. 375.

Современная украинская историография является наследницей как советской, так и эмигрантской традиций, хотя концептуально преобладает именно последняя. Так или иначе, нельзя отрицать, что украинские авторы внесли значительный вклад в исследование проблемы. Следует отметить работы таких авторов, как О. Красивский, М. Р. Литвин, О. Павлюк, Ю. Шаповал, М. П. Гетьман-чук, В. Ф. Солдатенко³³.

Роль украинского фактора в советско-польских отношениях исследовалась и в работах «западных» авторов. Один из видных британских советологов Э. Карр критично оценивал деятельность Директории УНР и отмечал, что ее сотрудничество с Польшей ознаменовало собой «банкротство украинского буржуазного национализма», став поводом для польской экспансии на Украине³⁴. Американский историк Д. Армстронг также полагал, что польско-украинский союз дискредитировал проект УНР, лишив С. В. Петлюру морального права представлять украинскую нацию, однако, в отличие от Э. Карра, он считал, что в поражении украинского движения решающую роль сыграли внешние факторы³⁵. Британский историк-полонист Н. Дэвис, будучи радикальным противником коммунизма, рассматривал советско-польский конфликт 1919–1920 гг. как столкновение «цивилизации» и «варварства». Называя Ю. Пилсудского «гением», он подчеркивал, что в борьбе против Советской России поляки отстаивали будущее христианской Европы³⁶. Касаясь вопроса о военно-политическом союзе Польши и УНР, Н. Дэвис называл С. В. Петлюру «смотрителем» на службе у «нового польского хозяина», обращаясь к эпохе Первой Речи Посполитой³⁷.

³³ Красiвський О. Схiдна Галичина i Польща в 1918–1923 рр. Проблеми взаємовiдносин. Кив,
1998; Литвин М. Р., Науменко К. Р. Iсторiя ЗУНР. Львiв, 1995; Литвин М. Р. Проект «Україна».
Галичина в Українськiй революцiї 1917–1921 рр. Харкiв, 2015; Павлюк О. В. Роздiл VIII. Ди-
пломатiя незалежних укранських урядiв (1917–1920) // Нариси з iсторi дипломатi Украни.
Пiд ред. В. А. Смолiя та iн. Kив, 2001. С. 314–396; Шаповал Ю. Украна XX столiття: особи
подi в контекстi важко iсторi. Кив, 2001; Гетьманчук М. П. Мiж Москвою та Варшавою:
українське питання у радянсько-польських вiдносинах мiжвоєнного перiоду (1918–1939 рр.).
Львiв, 2008; Солдатенко В. Ф. Українська революцiя. Iсторичний нарис. Київ, 1999.

³⁴ Карр Э. История Советской России. Кн. 1. Т. 1–2. Большевистская революция 1917–1923. М.,
1990. С. 237, 245.

³⁵ Armstrong J. A. Ukrainian nationalism 1939–1945. New York, 1955. P. 13.

³⁶ Davies N. White eagle, red star: the Polish-Soviet War, 1919–20. London, 1983. P. 264–265.

³⁷ Ibid. P. 101–102.

В современной историографии следует выделить монографию американского историка Т. Снайдера, посвященную процессу складывания наций на пространстве, входившем в состав Первой Речи Посполитой. По его мнению, поражение УНР было обусловлено как внутренними, так и внешними факторами, прежде всего – одновременным конфликтом с Россией и Польшей. Польско-украинский союз 1920 г. он считал неэффективным, указывая на его несвоевременность и на бесперспективность дальнейшей борьбы с большевиками³⁸.

Завершая обзор историографии проблемы, необходимо подчеркнуть, что соискателю не удалось обнаружить ни одного научного исследования, непосредственно посвященного украинскому фактору в советско-польских отношениях 1918–1920 гг. Таким образом, данная работа является первой попыткой целенаправленного научно-исторического анализа проблемы.

Источниковую базу исследования составили как архивные, так и опубликованные материалы. Из первых наиболее важными представляются документы из фондов Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ). Были использованы материалы наркома по военным делам, председателя Реввоенсовета РСФСР Л. Д. Троцкого, в том числе переписка 1918–1920 гг. по вопросам гражданской войны и политики в отношении Польши³⁹. Не менее ценным источником стала переписка из фонда наркома по иностранным делам Г. В. Чичерина, связанная с политикой РСФСР на белорусском и украинском направлениях⁴⁰. Привлекались документы Польского бюро агитации и пропаганды при ЦК РКП(б), а именно его сообщения о положении в Польше и переписка с командованием Западного фронта РККА, а также материалы Польского революционного комитета, касающиеся организации советской власти на территории Польши⁴¹. Большой интерес представляют материалы, собранные отделом исто-

³⁸ Snyder T. The Reconstruction of Nations. Poland, Ukraine, Lithuania, Belarus, 1569–1999. New
Haven, 2003. P. 138–140.

³⁹ Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 325. Оп.
1. Д. 479; Там же. Оп. 2. Д. 52.

⁴⁰ Там же. Ф. 159. Оп. 2. Д. 8; Там же. Д. 37;

⁴¹ Там же. Ф. 63. Оп. 1. Д. 179; Там же. Д. 84; Там же. Ф. 68. Оп. 1. Д. 1–3.

рии ВКП(б) Института марксизма-ленинизма для подготовки многотомного труда по истории гражданской войны⁴².

Автор использовал документы Российского государственного военного архива (РГВА) из фондов Полевого штаба Реввоенсовета РСФСР и главнокомандующего вооруженными силами РСФСР⁴³. Привлекались и материалы Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ) из фондов наркомата по делам национальностей и московского представительства Регентского совета Королевства Польского⁴⁴.

Неоценимое значение для исследования имели документы из варшавского Архива новых актов (AAN) – материалы из фондов министерства иностранных дел Второй республики Польской и гражданской канцелярии Ю. Пилсудского, а также коллекция копийных материалов, касающихся политики Польши в отношении РСФСР, Украины, Литвы и Латвии⁴⁵.

Немало ценных источников удалось обнаружить в электронном архиве Американского института Ю. Пилсудского в Нью-Йорке. Речь идет о личной переписке с военачальниками, дипломатами и членами правительства, о материалах генеральной адъютантуры верховного главнокомандующего и начальника генерального штаба Войска Польского, генерала Т. Розвадовского⁴⁶.

В исследовании широко использовались опубликованные источники, многие из которых были включены в тематические сборники документов. Еще в советский период были изданы материалы, касающиеся истории гражданской войны, становления советского государства, его внешней политики, в частности, в отношении Польши⁴⁷. За последние 30 лет было издано немало сборников, материалы

⁴² РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 35.

⁴³ Российский государственный военный архив (РГВА). Ф. 6. Оп. 10; Там же. Ф. 5. Оп. 1.

⁴⁴ Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. р-1318. Оп. 1; Там же. Ф. р-9510.
Оп. 1.

⁴⁵ Archiwum Akt Nowych (AAN). Zes. 322; Ibid. Zes. 3; Ibid. Zes. 45.

⁴⁶ URL:

⁴⁷ Пионтковский С. А. Гражданская война в России. Хрестоматия. 1918–1921 гг. М., 1925;
Гражданская война на Украине 1918–1920. Сб. док-тов и мат-лов. В 3 т., 4 кн. Отв. ред. С. М.
Короливский. Киев, 1967; Директивы Главного командования Красной Армии (1917–1920). Сб.
док-тов. М., 1969; Харьковщина в период гражданской войны и иностранной военной интер
венции 1918–1920 гг. Сб. док-тов и мат-лов. Под ред. И. К. Рыбалко. Харьков, 1973; Образова-

которых раскрывают те или иные аспекты советско-польских отношений. Прежде всего, стоит выделить публикацию ранее неизвестных источников по истории советско-польской войны, а также совместный российско-польский проект, посвященный проблеме военнопленных в 1919–1922 гг⁴⁸. Большое значение для работы имеют сборники рассекреченных документов, связанных с политикой советской власти в период гражданской войны⁴⁹.

Раскрытию вопросов, связанных с политикой Директории УНР, способствовали украинские документальные публикации. Еще в период «холодной войны» украинскими эмигрантскими историками были обработаны и опубликованы материалы, касающиеся истории гражданской войны на Украине, внешней политики УНР, деятельности С. В. Петлюры⁵⁰. В постсоветский период также было немало публикаций – например, сборник материалов Директории и правительства УНР⁵¹.

Были использованы польские документальные публикации. Следует выделить сборники, посвященные польскому вопросу на Парижской мирной конфе-ренци, тайным переговорам между РСФСР и Польшей в 1919 г., а также отношениям Польши с другими государственными образованиям, появившимися после

ние СССР. Сб. док-тов. 1917–1924. Под ред. Э. Б. Генкиной. М., 1949; Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях, решениях съездов, конференций и Пленумов ЦК. В 16 т. Под ред. А. Г. Егорова и др. М., 1983–1990; Документы внешней политики СССР. Т. 1–3. Под ред. И. Н. Земскова и др. М., 1958–1959; Международная политика новейшего времени в договорах, нотах и декларациях. В 3 ч. Ч. 2: От империалистической войны до снятия блокады с Советской России. Под ред. Ю. В. Ключникова и др. М., 1926; Советско-германские отношения от переговоров в Брест-Литовске до подписания Рапалльского договора. Т. 1. 1917–1918 гг. Под ред. С. Дернберга и др. М., 1968; Документы и материалы по истории советско-польских отношений. В 12 т. Т. 1–3. Под ред. И. А. Хренова, Н. Гонсеровской-Грабовской. М., 1963–1986.

⁴⁸ Польско-советская война, 1919–1920. Ранее не опубликованные документы и материалы. В 2
ч. Под ред. И. И. Костюшко. М., 1994; Красноармейцы в польском плену в 1919–1921 гг. Сбор
ник документов и материалов. Под ред. В. П. Козлова и др. М., 2004; Польские военнопленные
в РСФСР, БССР и УССР в 1919–1922 гг. Документы и материалы. Под ред. И. И. Костюшко и
др. М., 2004.

⁴⁹ Большевистское руководство. Переписка 1912–1927. Сборник документов. Под ред. А. В.
Квашонкина и др. М., 1996; Реввоенсовет Республики. Протоколы, 1918–1919. Сборник доку
ментов. Под ред. В. О. Дайнеса и др. М., 1997. В. И. Ленин. Неизвестные документы. 1891–
1922. Под ред. Ю. А. Амиантова и др. М., 1999.

⁵⁰ Українська революцiя. Документи 1919–1921. Т. 2. Пiд ред. Т. Гунчака. Нью-Йорк, 1984;
Ukraine and Poland in documents 1918–1922. Ed. by T. Hunczak. New York, 1983; Симон Петлюра.
Статтi. Листи. Документи. Т. 1. Ред. ком.: Л. Дражевська и др. Нью-Йорк, 1956; Симон Петлю
ра. Статтi. Листи. Документи. Т. 2. Пiд ред. Т. Гунчака и др. Нью-Йорк, 1979.

⁵¹ Директорiя, Рада Народних Мiнiстрiв Української Народної Республiки. Документи i матери-
али. У 2 т., 3 ч. Упоряд. В. Верстюк та iн. Київ, 2006.

распада Российской империи⁵². Не обойден вниманием и сборник документов, посвященный внешней политике Второй республики Польской⁵³.

Не менее важной частью источниковой базы стали опубликованные источники личного происхождения. Использовались собрания сочинений участников событий 1918–1920 гг.: В. И. Ленина, Л. Д. Троцкого, Ю. Пилсудского, С. В. Пет-люры, И. В. Сталина и др⁵⁴.

Реконструкции сюжетов, связанных с военными аспектами гражданской и советской-польской войн, способствовали не только имевшиеся документы, но также аналитические работы военных, принимавших в тех событиях непосредственное участие. В межвоенное двадцатилетие были опубликовано множество подобных работ, в том числе таких авторов, как М. Н. Тухачевский, А. И. Егоров, С. С. Каменев, Н. Е. Какурин, М. В. Омельянович-Павленко, Ю. О. Тютюник и др⁵⁵.

Ценными источниками стали воспоминания и историко-публицистические труды таких политических деятелей, как В. А. Антонов-Овсеенко, Д. И. Дорошенко, В. К. Винниченко, О. Севрюк, И. Мазепа, Н. И. Подвойский, Е. Коновалец, Б. Н. Мартос, П. П. Скоропадский⁵⁶.

⁵² Sprawy Polskie na Konferencji pokojowej w Paryu w 1919 r. Dokumenty i materiay. W 2 t.
Oprac. K. Lapter, J. Kukuka. Warszawa, 1965–1968; Tajne rokowania polsko-radzieckie w 1919 r.
Materiay archiwalne i dokumenty. Zebr. i oprac. W. Gostyska. Warszawa, 1986; Ssiedzi wobec
wojny 1920 roku. Wybr dokumentw. Oprac. J. Cisek. Londyn, 1990.

⁵³ Dokumenty z dziejw polskiej polityki zagranicznej 1918–1939. T. 1. 1918–1932. Pod red. T.
Jdruszczaka. Warszawa, 1989.

⁵⁴ Ленин В. И. Полное собрание сочинений. В 55 т. М., 1966–1975; Троцкий Л. Д. Как вооружа
лась революция. На военной работе. Материалы и документы по истории Красной армии. В 3 т.
М., 1923–1925; Троцкий Л. Д. Сочинения. В 12 т. М., 1924–1927; Pisudski J. Pisma zbiorowe.
Wydanie prac dotychczas drukiem ogoszonych. W 10 t. Warszawa, 1937–1938; Сталин И. В. Сочи
нения. В 16 т. М., 1954.

⁵⁵ Тухачевский М. Н. Поход на Вислу. Лекции, прочитанные на доп. курсе Воен. академии РККА
7–10 февраля 1923. Смоленск, 1923; Егоров А. И. Львов – Варшава. 1920 год: Взаимодействие
фронтов. М., 1929; Каменев С. С. Борьба с белой Польшей // Военный вестник. 1922. № 12. С.
7–15; Какурин Н. Е. Война с белополяками 1920 г. М., 1925; Омелянович-Павленко М. Украiнсь-
ко-польська вiйна 1918–1919. Прага, 1929; Омелянович-Павленко М. На Українi 1919. Перего
вори й вiйна за росiйською добровольчою армiєю. Прага, 1940; Тютюник Ю. Зимовий похiд
1919–20 рр. Ню-Йорк, 1966.

⁵⁶ Антонов-Овсеенко В. А. Записки о Гражданской войне. В 4 т. М., 1924–1933; Дорошенко Д.
Iсторiя України 1917–1923 рр. В 2 т. Нью-Йорк, 1954; Дорошенко Д. Мої спомини про недавнє-
минуле 1914–1920. Мюнхен, 1969; Мазепа I. Україна в огнi й бурi революцiї 1917–1921. Т. 3;
Винниченко В. Вiдродження нацiї. Ч. 3; Севрюк О. Берестейський мир. Уривки зi споминiв.

При исследовании политико-дипломатических аспектов взаимоотношений РСФСР, Польши и УНР в 1918–1920 гг. использовались воспоминания и публицистические работы государственных деятелей и дипломатов: Ю. Мархлевского, Г. Я. Сокольникова, Е. Ромера, Я. Домбского, А. Марголина, М. Лозинского⁵⁷.

Соискатель выносит на защиту следующие положения:

– Внешнеполитическая переориентация УНР в ходе Брестских переговоров была следствием конфликта Центральной рады и СНК РСФСР, имевших различное представление о будущей форме российского государства. Она прямо повлияла на общие итоги конференции, практически исключила возможность компромисса между большевиками и украинскими социалистами в дальнейшем, а также подготовила почву для последующего польско-украинского конфликта.

– Украинский фактор стал оказывать ощутимое воздействие на развитие советско-польских отношений только с осени 1919 г. Вплоть до стратегического перелома на Восточном и Южном фронтах гражданской войны украинское направление было в политике СНК РСФСР второстепенным. В свою очередь, экспансия Польши к востоку от р. Збруч ограничивалась позицией стран Антанты, которые рассчитывали на победу российского белого движения и негативно воспринимали территориальные претензии Польши, выходящие за рамки ее этнических границ.

– Украинский фактор сыграл определяющую роль в эскалации советско-польского конфликта весной 1920 г. Потерпев поражение в гражданской войне, правительство УНР пошло на военно-политический союз с Польшей, что подтолкнуло польское руководство к срыву мирных переговоров с РСФСР и наступлению на Украине с целью создания буферного украинского государства.

– Несмотря на склонность части советского руководства к идее «экспорта революции» на запад, весной 1920 г. правительство РСФСР стремилось к мир-Paris, 1927; Подвойский Н. И. На Украине. Киев, 1919; Коновалец Е. Причинки до iсторiї Української революцiї. Прага, 1928; Мартос Б. Оскiлко й Болбочан (спогади). Мюнхен, 1958; Скоропадский П. П. Спогади. Кiнець 1917 – грудень 1918. Київ, 1995.

⁵⁷ Мархлевский Ю. Сочинения. Т. 6. Очерки истории Польши. М., 1931; Сокольников Г. Я. Брестский мир. М., 1920; Romer E. Pamitnik paryski 1918–1919. Wrocaw, 1989; Ddski J. Pokj Ryski. Wspomnienia. Petraktacje. Tajne ukady z Joffem. Listy. Warszawa, 1931; Марголин А. Украина и политика Антанты (записки еврея и гражданина). Берлин, 1922; Лозинський М. Галичина в рр. 1918–1920. Розвiдки i матерiяли. Видень, 1922.

ному урегулированию конфликта с Польшей, стабилизации положения на западных границах и скорейшему завершению гражданской войны.

Научная новизна представленного исследования заключается, прежде всего, в целенаправленном рассмотрении украинского фактора в советско-польских отношениях 1918–1920 гг. с целью установления характера и степени его воздействия. В историографии проблема затрагивалась лишь опосредованно, что и обусловило необходимость подобной работы. Важно отметить также обширную ис-точниковую базу исследования. Автор пришел к тем или иным выводам на основе сравнительного анализа разнообразных источников, как архивных, так и опубликованных, на русском, польском, украинском и иных языках.

Теоретическая значимость исследования заключается в том, что его результаты позволяют пересмотреть ранее сложившиеся в историографии представления о ходе развития советско-польских отношений в 1918–1920 гг. и, в частности, обозначить основные причины эскалации конфликта РСФСР и Польши весной 1920 г.

Практическая значимость работы заключается в возможности ее использования для разработки курсов по отечественной и всеобщей истории в средних и высших образовательных учреждениях, при подготовке обобщающих трудов по истории советско-польских отношений в 1918–1920 гг., а также гражданской войны в России.

Апробация результатов исследования. Работа успешно прошла предзащиту на кафедре всеобщей истории Федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего образования «Российский государственный педагогический университет им. А. И. Герцена». Основные выводы исследования были изложены в семи научных статьях, три из которых были опубликованы в рецензируемых изданиях, рекомендованных Высшей аттестационной комиссией для размещения результатов диссертационных исследований. Кроме того, автор обозначил свои основные тезисы в докладах на пяти конференциях, состоявшихся в 2015–2017 гг., в том числе за границей (Белоруссия, Польша).

Брестские мирные переговоры в контексте советско-украинских и польско-украинских отношений (декабрь 1917 г. – февраль 1918 г.)

Конфликт между общероссийским центром власти и сторонниками создания украинского национального государства обозначился летом 1917 г. Центральная рада, созданная 4 (17) марта в Киеве, была представительным собранием различных политических партий и общественных организаций Украины. Ее частичная легитимация произошла в апреле на Всеукраинском национальном конгрессе, депутаты которого избрали председателя и президиум Рады, определили ее состав. На начальном этапе своего существования Рада выступала в поддержку российского Временного правительства, но по мере нарастания противоречий становилась все радикальнее, желая скорейшего удовлетворения своих требований. Ее программа-минимум, выраженная в заявлении от 28 мая (10 июня) 1917 г., включала: создание украинской автономии до созыва общероссийского Учредительного собрания; формирование национальных армейских частей; право на участие украинской делегации в предстоящей мирной конференции99. Временное правительство дало официальный ответ лишь 13 (26) июня, отказавшись идти навстречу этим требованиям и не признав членов Рады «правомочными выразителями стремлений всего населения Украины», указав на то, что только представительство, основанное на всеобщем избирательном праве, может говорить от имени населения100.

Временное правительство не смогло удержать ситуацию под контролем. Уже 4 (17) июня Рада инициировала Всеукраинский войсковой съезд, а 10 (23) июня опубликовала I Универсал, провозгласив себя органом верховной законодательной власти Украины. Предполагалось, что Учредительное собрание утвердит постфактум уже принятые Радой законы101. Временное правительство России настаивало на том, что необходимо отложить решение общегосударственных проблем до созыва Учредительного собрания. Шагом к компромиссу стал визит министра иностранных дел М. И. Терещенко и министра почт и телеграфов И. Г. Церетели в Киев для переговоров с Радой102. Петроград признал законодательные полномочия Рады, а последняя ответила 3 (16) июля II Универсалом, заявив о подчинении Генерального секретариата – правительства Украины – Временному правительству и согласившись отложить вопрос автономии до созыва Учредительного собрания103. Компромисс с Центральной радой повлек за собой выход министров-кадетов из коалиционного правительства и стал, таким образом, одним из важнейших факторов июльского кризиса 1917 г. В то же время, отношения между российским и украинским центрами власти оставались напряженными. Процесс украинизации армейских частей, проводимой киевским Войсковым генеральным комитетом, усугубил и без того тяжелое положение на фронте. А. И. Деникин, занимавший в июне – июле 1917 г. должность командующего Западным фронтом, впоследствии называл процесс создания национальных частей «великим переселением народов» и отмечал его деструктивное воздействие на армейский организм104.

Октябрьский переворот ускорил процесс обособления Украины от российского государства. 7 (20) ноября 1917 г. Рада издала III Универсал, в котором провозгласила себя верховным органом власти Украинской народной республики (УНР) вплоть до Учредительного собрания105. В условиях фактической ликвидации легитимного центра общероссийской власти у Рады оставалась одна альтернатива такому шагу, а именно – признание власти большевиков. Даже лидер кадетской партии П. Н. Милюков, критиковавший действия Рады, признавал позднее, что она исходила из «здорового и живого начала самосохранения»106. Стоит отметить, что в конце 1917 г. Генеральный секретариат УНР и большевистское правительство – Совет народных комиссаров (СНК) РСФСР – оказались в схожем положении. Их власть не была легитимирована через демократические процедуры и не получила признания на международном уровне. Кроме того, сохранялась объективная необходимость сохранения общего фронта в условиях незавершенной войны.

Основные принципы национальной политики советского правительства были изложены в Декларации прав народов России, принятой 2 (15) ноября 1917 г. Провозглашалась необходимость отказа от практики «натравливания народов друг на друга» и введения политики «добровольного и честного союза народов России»107. Большевики предлагали новые принципы национальной политики, основанные на «равенстве и суверенности народов России», отмене всех национальных привилегий и ограничений, свободном развитии национальных меньшинств. Важным было утверждение права народов «на свободное самоопределение, вплоть до отделения и образования самостоятельного государства».

На деле же советское правительство не желало нарушать целостность российского государственного организма. В декларации содержалась оговорка о том, что лишь в результате «честного и прочного союза народов России … могут быть спаяны рабочие и крестьяне … в одну революционную силу, способную устоять против всяких покушений со стороны империалистско-аннексионистской буржуа-зии»108. Таким образом, фактически «право на самоопределение» ограничивалось интересами революции и советской власти. Л. Д. Троцкий в своей работе по истории российской революции подчеркивал, что большевизм «проводил строжайший централизм, непримиримо борясь против всякой заразы национализма, способной противопоставить рабочих друг другу», полагая «своей поистине священной задачей как можно теснее связывать посредством добровольной классовой дисциплины трудящихся разных национальностей воедино»109. Двусмысленность «классовой» трактовки права наций на самоопределение предоставляла большевикам широкий простор для политического маневра, однако затрудняла взаимопонимание с правительствами иных стран.

В то время, когда советское правительство вступило в сепаратные переговоры со странами Четверного союза, на территории самой России разворачивалась гражданская война. Очагом антибольшевистского сопротивления стала область Войска Донского, атаманом которого в июне 1917 г. стал генерал А. М. Каледин. Отказавшись признавать советскую власть, 7 (20) ноября он издал декларацию о независимости казачьей области Дона вплоть до образования «всенародно признанной» центральной власти в России110. Таким образом, советскому правительству не удалось установить контроль над наиболее плодородными, стратегически важными областями страны. 28 ноября (11 декабря) 1917 г. оно объявило Донскую область и Урал на осадном положении. Большевистским организациям на местах предписывалось «действовать со всей решительностью против врагов народа, не дожидаясь никаких указаний сверху»111.

В то же время тактика СНК в отношении Центральной рады Украины была более компромиссной. В октябре Рада не поддержала Временное правительство и даже оказала содействие киевским большевикам, препятствуя переброске войск Юго-Западного фронта в Петроград112. Однако уже 26 октября (8 ноября) ею была принята резолюция, выражающая протест против большевистского переворота113.

Директория УНР в борьбе за независимое украинское государство (ноябрь 1918 г. – декабрь 1919 г.)

В период австро-германской оккупации и гетманата П. П. Скоропадского политические силы, составляющие ранее основу Центральной рады УНР, были практически отстранены от государственного руководства. Их можно было бы условно обозначить как «национальный межпартийный блок», так как все они исходили из идеи украинской независимой национальной государственности и парламентской демократической системы. Тем не менее они принадлежали скорее к левому политическому спектру. Доминирующее положение среди них занимали социалисты-революционеры (УПСР) и социал-демократы (УСДРП)297. Правые партии, к которым можно отнести социалистов-федералистов (УПСФ) и социалистов-самостийников (УПСС), также были недовольны политикой гетмана и в июле 1918 г. образовали вместе с левыми единый оппозиционный центр – Украинский национальный союз298. Его радикальное крыло во главе с В. К. Винниченко и М. Ю. Шаповалом готовилось к восстанию, налаживая контакты с органами власти на местах299.

15 ноября Украинский национальный союз объявил власть гетмана низложенной и провозгласил себя «высшим представительством организованной украинской демократии». Была образована Директория УНР – коллегиальный орган верховной исполнительной власти. Она призвала украинский народ к вооруженной борьбе за возвращение «социальных и политических завоеваний революционной демокра-тии»300. Российским офицерам предлагалось «мирно сдать оружие и выехать с Украины кто куда хочет». Вместе с тем С. В. Петлюра, вошедший в состав Директории после освобождения из киевской тюрьмы, издал собственный Универсал, в котором провозгласил себя «главным атаманом» и призвал к восстанию против гетмана301. Этот текст получил широкое распространение на Украине и позволил, помимо прочего, перетянуть на сторону националистов гетманские вооруженные отряды. В то же время он стал тревожным сигналом для остальных членов Директории, которые были приверженцами парламентской формы власти. В. К. Винниченко позднее указывал, что данный универсал стал началом вырождения украинского движения в «петлюровщину»: «было внесено этим все то, чего хотели избежать партии: персональный характер дела, неясность целей, беспрограммность, отсутствие коллективности, даже отсутствие республиканского характера движения»302.

Ударной силой Директории УНР во время похода на Киев стал отдельный отряд «сечевых стрельцов» под командованием полковника Е. М. Коновальца303, а также крестьянские повстанческие отряды. 18 ноября верные гетману силы потерпели поражение под селом Мотовиловка, после чего большая их часть перешла на сторону восставших. Тем не менее Киев еще почти месяц удерживался силами германского гарнизона и российских добровольцев304. Директория была вынуждена заключить с немецким Советом солдатских депутатов соглашение о нейтралитете и отойти за демаркационную линию, чтобы позволить оккупантам эвакуироваться из города305.

Впоследствии даже некоторые большевики признавали, что в ноябре 1918 г. именно Директория УНР сумела возглавить повстанческое движение на Украине, ставшее стихийной реакцией населения на оккупационный террор и гетманскую политику. Н. И. Подвойский, возглавлявший в январе–сентябре 1919 г. наркомат по военным и морским делам УССР, отмечал, что С. В. Петлюра завоевал доверие крестьянства с помощью лозунга «Долой гетмана!», а идея национальной независимости Украины позволила получить поддержку «кулаков» и «мелкобуржуазных эле-ментов»306. В резолюции III съезда КП(б)У, состоявшегося в марте 1919 г., признавалось, что Директория, как центр «национальной интеллигенции и офицерства», сумела «взять на себя инициативу выступления и временно повести восстание под шовинистическим лозунгом “возрождения самостийной Украины”»307.

Представляется, что Директории УНР удалось получить массовую поддержку крестьянства на первом этапе своего существования в первую очередь благодаря отчетливо выраженной левой ориентации. Лозунг передачи помещичьей земли «малоземельным и безземельным трудящимся» воздействовал на «болевые точки» населения деревни, доведенного до отчаяния политикой оккупантов и гетмана308. 28 ноября, в период «осады» Киева, В. К. Винниченко писал в своем дневнике: «победа наша в том, что мы, украинские социалисты и демократы, что мы, украинцы, соединились со своим народом. Пусть нас разобьют физически, но духовно, национально и социально, мы объединены теперь, и в нужное время наш голос будет вызывать доверие в нашем народе»309.

Дальнейшие события наглядно показали, что «единство» Директории и повстанческого движения имело временный характер. Тем не менее в конце 1918 г. силам УНР удалось овладеть инициативой. 14 декабря 1918 г. гетман П. П. Скоро-падский заявил о своей отставке и бежал в Германию310. 17 декабря Киев был взят повстанцами. К тому времени восстание охватило практически всю территорию Украины, но нельзя утверждать, что УНР контролировала значительную ее часть. Ее власть распространилась частично лишь на те населенные пункты, через которые проходили железнодорожные пути. Повстанцы левобережной части Украины следовали скорее российскому «революционному образцу», создавая местные советы, в которых доминировали левые эсеры, большевики и анархисты311.

Политика Директории УНР даже на первом этапе ее правления не отличалась демократичностью. Постановление от 26 ноября, подписанное В. К. Винниченко, гласило, что всякая агитация против власти УНР запрещена «под страхом кары военного времени», то есть, расстрела. Особо подчеркивалось, что бывшие гетманские «прислужники», «бывшие на службе у панов в карательных отрядах», теперь занимаются дезорганизацией народной борьбы, притворяясь большевиками и левыми эсерами312. 8 декабря от имени головного атамана был издан приказ, утверждавший и расширявший поле для репрессивной деятельности, так как он под угрозой смертной казни запрещал не только агитацию, но и любую деятельность «партий и организаций, целью которых является борьба в той или иной форме с украинским движением»313.

19 декабря Директория переместилась в Киев и приступила к государственному строительству. Было учреждено временное правительство – Совет народных министров во главе с социал-демократом В. М. Чеховским, получившим также портфель министра иностранных дел314. Министерские посты, за некоторыми исключениями, были распределены практически поровну между эсерами и социал-демократами315. 26 декабря Директория УНР издала декларацию, в которой изложила основные принципы своей политики как временного органа революционной власти. Ее тезисы носили лево-популистский характер и были призваны, по всей видимости, сохранить поддержку крестьянских масс. Так, объявлялось, что власть «должна принадлежать лишь трудовым классам – рабочим и крестьянам», так как они «завоевали эту власть своей кровью», в то время, как земельная и промышленная буржуазия «за семь месяцев полного, ничем не ограниченного … господства на Украине доказала свою бездарность и вредоносность»316. Решить текущие вопросы политической и социально-экономической жизни должен был Трудовой конгресс – «революционное представительство трудовых масс», состоящее из делегатов крестьян, рабочих и «трудовой интеллигенции». «Эксплуататорские классы» лишались права голоса. Оговаривалось, что в дальнейшем, «когда настанет мирная жизнь», будет демократическим путем избрано Учредительное собрание.

Несмотря на ее популизм, декларация содержала в себе роковую ошибку – заявление о том, что «до полного разрешения земельной реформы … все мелкие сельские … и трудовые хозяйства непреложно остаются в пользовании их прежних владельцев». Малоземельные и безземельные крестьяне получали в пользование «остальные» земли, в том числе монастырские, церковные и государственные. Позиция Директории относительно помещичьих и «кулацких» хозяйств оставалась неопределенной. Эта нерешительность правительства УНР и стала главной причиной разочарования повстанцев в национально-республиканском проекте, а также важным фактором перехода повстанческих отрядов на сторону советской власти.

Вместе с тем левые лозунги вызвали недовольство правого крыла украинского движения. Полтавский националист В. Н. Андриевский, позднее критиковал «демократию», которая не имела, по его мнению, национальных идеалов, а с другой стороны – не решались «прямо и последовательно провести в жизнь свои социалистические теории, как то делали ее братья, большевики»317. Политическая неопределенность Директории вызывала недовольство даже среди самых лояльных войсковых частей. Командир сечевых стрельцов, полковник Е. М. Коновалец, вспоминал позднее, что «ни Винниченко, ни Директория в общем не имели ясной политической линии […] вокруг Директории господствовал такой же хаос политической мысли, как и внутри нее», и за весь «директорианский период» войска УНР не получили необходимых разъяснений, «за что власть думает бороться»318.

Во второй половине декабря 1918 г. начался быстрый процесс разложения войск Директории. Повстанческие отряды атаманов М. Данченко и Д. И. Зеленого отказались выступать против большевиков на Черниговском направлении и самовольно «демобилизовались». Обстановка в других частях также царила нестабильная. Бывший гетманский министр иностранных дел Д. И. Дорошенко, находившийся в тот период в Киеве, позднее вспоминал: «Та армия, что так легко и быстро собралась в ее [Директории УНР – прим. авт.] руках в ноябре, еще легче и быстрее разлетелась и растаяла, когда главная цель – низвержение Гетмана – была достигнута. Перейдя в руки разных атаманов, военное дело оказалась в таком же состоянии, как и год назад, в январе 1918 года»319.

Украинский аспект советско-польских дипломатических отношений (ноябрь 1918 г. – 1919 г.)

После разрушения Брестской системы и эвакуации германских войск из оккупированных областей бывшей Российской империи Советская Россия и Польша оказались перед угрозой непосредственного столкновения. Это было обусловлено не только территориальными претензиями сторон, но и их внешнеполитическими доктринами. Большевики, несмотря на прагматизм и готовность к тактическим маневрам и лавированию, стремились реализовать проект «мировой революции». Пространство бывшей империи воспринималось ими как «естественные» границы создаваемого ими государства. Это редко озвучивалось прямо, но подразумевалось как нечто совершенно очевидное. В докладе главнокомандующего И. И. Вацетиса для РВСР от 1 декабря 1918 г. оккупированные немцами территории «от Финляндии до Украины» были названы «русскими областями», то есть, подчеркивалась их связь с российским государством525. Такое же восприятие отражено в текстах главы РВСР Л. Д. Троцкого – например, в докладе от 24 февраля 1919 г., где он подчеркивал, что, несмотря на вынужденную уступку «огромнейшей западной полосы и всей Украины», эти территории неизбежно будут возвращены526. Таким образом, территории Украины, Белоруссии и Прибалтики воспринимались Совнаркомом как «свои», несмотря на признание за их «трудовым» населением права на самоопределение.

Польское руководство не претендовало на восстановление Речи Посполитой в границах 1772 г., однако Ю. Пилсудский, в руках которого оказались рычаги управления внешней политикой, стремился добиться для Польши статуса гегемона в Восточной Европе. Он полагал возможным использовать гражданскую войну в России для того, чтобы включить в польскую сферу влияния Литву, Белоруссию и Правобережную Украину под видом создания союза независимых национальных республик от Балтийского до Черного моря. Такие планы предполагали конфликт не только с большевиками, но с российской государственностью в любом ее воплощении. В интервью от 16 марта для французской газеты «Le Petit Parisien» Ю. Пилсуд-ский рассуждал: «Пока я убежден, что российские Советы попытаются атаковать Польшу. Независимо от того, каково будет ее правительство, Россия останется отчаянно империалистической. Это даже основная черта ее политического характера. Мы имели царский империализм; теперь наблюдаем красный империализм – советский. Польша установит преграду для славянского империализма, несмотря на то, царский ли он, или большевистский»527. Более откровенно глава государства высказался 13 ноября 1919 г. в личной беседе с М. Коссаковским, одним из представителей Польши на переговорах с РСФСР: «Большевикам, как и Деникину, я могу сказать только одно: мы – могучая сила, а вы – трупы … давитесь друг другом, бейте друг друга, меня это не касается, пока не затрагивает интересов Польши. А если вы их затронете – буду бить»528. Стоит отметить, что сторонники инкорпоративной концепции Р. Дмовского не разделяли антироссийского «уклона» пилсудчиков и ориентировались в своем отношении к России прежде всего на Антанту, однако и они поддерживали идею продвижения на восток вплоть до этнических и «культурно-исторических» польских границ, а также разделяли общепринятое на Западе негативное отношение к большевизму. В таком ключе высказался в западной прессе премьер-министр И. Падеревский: «Если желательно, чтобы война закончилась с пользой для человечества, необходимо уничтожить большевизм; эта миссия выпала на долю поляков, которые ее выполнят, если союзники окажут им в этом деятельную помощь»529.

В последней четверти 1918 г. воспользовавшись поражением Центральных держав в войне, РСФСР предприняла несколько попыток завязать дипломатические отношения с Польшей. Еще 29 октября Совнарком обратился к Регентскому совету с предложением принять Ю. Мархлевского530 в качестве своего официального представителя, однако ответа не получил531. Польские власти полагали, что прибытие советского полпреда повлечет за собой создание большевистской агентуры и дестабилизирует ситуацию в стране532. Сформированное после обретения независимости правительство Е. Морачевского также отказывалось обмениваться официальными представителями, хотя де-факто признали СНК в качестве российского правительства. Поводом для отказа послужило задержание членов миссии Регентского совета в Москве, прекращение ее работы, арест помещения и документации533. Хотя инцидент был вскоре разрешен, между РСФСР и Польшей так и не установились нормальные дипломатические связи.

Еще в ноябре войска обеих сторон начали продвижение на освобождаемых от германской оккупации территориях Беларуси и Литвы. 22 декабря польское правительство опротестовало продвижение частей РККА, охарактеризовав его как «явно враждебный акт» против Польши534. В то же день была арестована советская миссия Красного креста во главе с польским коммунистом Б. Весоловским, членов которой вывезли из Варшавы и 2 января 1919 г. расстреляли на восточной границе бывшего Царства Польского535. Вскоре, 5–6 января польские и советские войска впервые столкнулись в бою за оставленный немцами Вильно.

В ответ на протесты из Варшавы глава НКИД Г. В. Чичерин заявил, что РСФСР и Польша разделены «независимыми» Литвой и Беларусью, а потому не имеют общих границ536. Следует заметить, что на том этапе СНК действительно не планировал нарушить польские этнические границы. Предполагалось, что силовое распространение советской власти в Польше нецелесообразно, так как может полностью дискредитировать ее внутреннее революционное движение537. Кроме того, возможно, имели место и соображения военно-стратегического характера, так как основные силы Красной армии были брошены на Восточный и Южный фронты гражданской войны, имеющие более важное значение для Москвы. В то же время, польское командование придавало угрозе советизации Литвы и Беларуси очень большое значение. В памятной записке начальника Генерального штаба С. Шептиц-кого от 10 января констатировалось, что, по мере эвакуации немецких войск из зоны «Обер-Ост», на первый план выдвигается задача по отражению «большевистской волны», которая грозит «захлестнуть польские земли»538. Стоит подчеркнуть, что С. Шептицкий даже предложил заключить перемирие с ЗУНР при условии «по возможности выгодной демаркационной линии», чтобы иметь возможность бросить все силы на северо-восточные рубежи.

По всей видимости, тяжелое положение на фронте в Восточной Галиции побудило польское руководство проявить дипломатическую инициативу в отношении РСФСР. В ноте от 7 февраля И. Падеревский уведомил НКИД, что все лица, подозреваемые в убийстве миссии Б. Весоловского, арестованы, и следствие уже завершается, а также заявил о намерении отправить в Москву специального польского представителя А. Венцковского для «соглашения … по поводу различных вопро-сов»539. 10 февраля Г. В. Чичерин дал положительный ответ, но в то же время еще раз подчеркнул факт существования «независимых советских республик» Литвы и Беларуси, с которыми якобы и надлежало обсуждать территориальные вопросы540. К тому времени большевики действительно заняли уже большую часть оставленного немцами пространства зоны «Обер-Ост». В свою очередь, польские войска заняли Белосток, Гродно и Волковыск. Постепенно складывалась линия фронта, происходили локальные столкновения. Однако они не стали причиной срыва переговорного процесса.

Украинский фактор в процессе советско-польских мирных переговоров (август – октябрь 1920 г.)

После того, как посредническая инициатива лорда Дж. Керзона была отвергнута советским правительством, Польша оказалась перед необходимостью самостоятельно вести переговоры о мире. Задача представлялась неотложной, так как РККА стремительно надвигалась на Варшаву. Направляя усилия на укрепление фронта и стабилизацию внутреннего положения в стране, польское руководство 22 июля обратилось к СНК с предложением «немедленного перемирия и открытия мирных переговоров»731. Соответствующая телеграмма о прекращении военных действий поступила и главному командованию РККА от начальника польского генерального штаба Т. Розвадовского732. Положительный, как могло показаться, ответ НКИД РСФСР последовал уже на следующий день. В ноте сообщалось, что советское командование «известит» польскую сторону о дате и месте переговоров о перемирии733. Политбюро ЦК РКП(б) действительно распорядилось начать подготовку к переговорам и выработать возможные условия мира, но одновременно инициировало создание Польревкома734. По всей видимости, большевики таким образом оставляли пути отхода на случай, если придется временно отказаться от советизации Польши. Так или иначе, не было никаких распоряжений относительно приостановки наступательных действий на польском направлении. Командование Западного и Юго-Западного фронтов РККА получило приказ наступать «с прежним напряжением и энергией … дабы в кратчайшее время абсолютно уничтожить польскую армию», что дополнялось замечанием о том, что «никакие мирные переговоры, впредь до утверждения их правительством РСФСР, не должны ослабить ведения военных операций»735. Было решено под различными предлогами отсрочить намеченную встречу представителей военного командования РСФСР и Польши, уполномоченных заключить перемирие. М. Н. Тухачевский, обратившись к польской стороне, объяснил положение так, будто ее делегация сможет пересечь линию фронта не ранее 30 июля, «так как войска … находятся в движении и потому сообщение с ними затруднено», а также ввиду «враждебного настроения населения Бе-лоруссии»736. Когда представители польского генерального штаба все же прибыли в Барановичи, встреча была отложена под предлогом отсутствия «соответствующих помещений» для заседаний и проживания делегаций737.

2 августа советская делегация во главе с Г. Л. Пятаковым, членом РВС 16-й армии, заявила польской стороне, что СНК желает «единовременно решить вопросы о перемирии и мире», а потому предлагает выслать делегацию, обладающую достаточными полномочиями, в Минск для дальнейших переговоров738. 4 августа данный маневр советского правительства обсуждался на заседании польского Совета обороны государства. Было решено использовать его как свидетельство непримиримости большевиков, но в то же время согласиться на отправку делегации в Минск при заранее обозначенных условиях мира с обеих сторон739.

Между тем советский проект мира, подготовленный РВСР и НКИД и утвержденный 31 июля Политбюро ЦК РКП(б), фактически предполагал капитуляцию Польши740. Его условия включали: демобилизацию армии и сокращение ее численности до 50 тыс. человек; передачу всего «лишнего» военного имущества советским комиссиям с его распределением среди рабочих организаций Польши; запрет на производство и импорт любых военных материалов; запрет сотрудничества с «враждебными РСФСР военными организациями и группами»; граница по «линии Керзона»; запрет вывоза и уничтожения движимого и недвижимого имущества на покидаемых польской армией территориях; помощь польского государства в восстановлении хозяйства ранее оккупированных ею территорий Беларуси и Украины; предоставление РСФСР свободного проезда людей и транзита любых товаров без таможенного контроля; амнистию всех польских коммунистов и граждан, служивших в РККА; согласие оставить польских офицеров в качестве заложников в России до освобождения вышеуказанных коммунистов. Стоит отметить, что проект предусматривал отделение от Польши территории Восточной Галиции до Перемышля включительно, что отвечало заданному ранее курсу на утверждение советской власти в крае с включением его в состав УССР. Убежденные в скором разгроме противника, большевики, по всей видимости, не исключали возможность мира на основе этого проекта в случае вмешательства западных держав, из-за которого прямой «экспорт революции» стал бы трудноосуществимым.

Польское руководство, несмотря на критическую ситуацию на фронте, не было готово заключить мир любой ценой. 28 июля на заседании Совета обороны государства было решено, что переговоры следует немедленно прервать, если СНК потребует отвода войск, разоружения в какой-либо форме и вмешательства во внутренние дела Польши741. Поляки не теряли надежды удержать под контролем хотя бы часть Восточной Галиции, несмотря на соглашения в Спа. Вместе с тем новое левоцентристское правительство В. Витоса, не желая поддерживать курс Ю. Пил-судского, не исключало, в случае требования со стороны РСФСР, разрыва с УНР и разоружения петлюровской армии742. После неудачи киевской авантюры польско-украинский союз, вызывавший критику оппозиции и ранее, представлялся бесперспективным.

С. В. Петлюра и правительство УНР осознавали неустойчивость своего положения. Желая продемонстрировать свою ценность в качестве политического партнера, они попытались стать связующим звеном между Польшей и украинским движением Восточной Галиции. 14 июля С. В. Петлюра отправил Ю. Пилсудскому письмо, в котором предложил «призвать и поощрить к общей работе» галичан, поставив вопросы об амнистии всех сторонников ЗУНР, о предоставлении им права свободно вступать в армии Польши и УНР, а также о переговорах с правительством Е. Петрушевича, находящимся в Вене743. Главный атаман заверял, что Директория УНР сможет стать посредником при сотрудничестве с галичанами против «московского империализма». Тем не менее глава польского государства уже не имел такого объема власти, как прежде, а правительство В. Витоса воспринимало предложение С. В. Петлюры с осторожностью, хотя и выразило согласие на переговоры с «представителями украинского населения Восточной Галиции»744.

Директория УНР не могла рассчитывать на расположение галицко-украинских политических кругов, которые не признавали Варшавский договор и рассчитывали на поддержку Великобритании в защите своих интересов. Как отмечалось в рапорте начальника львовской полиции Ю. Рейнлендера, местные политики, и прежде всего национал-демократы, полагали, что положение УНР безнадежно, что после заключения мира с большевиками ее существование потеряет всякий смысл. Со стороны галичан проявлялось сочувствие к Директории УНР и ее армии, в которых они видели один из главных символов украинской национально-освободительной борьбы745. Но никакого действительного примирения между сторонниками УНР и ЗУНР так и не произошло. В письме к премьер-министру В. Прокоповичу от 27 июля С. В. Петлюра рассуждал об отправке особого представителя для переговоров с Е. Петрушевичем, что, по его мнению, могло бы помочь УНР добиться моральной поддержки среди галицийских политиков и «соответственно использовать» Восточную Галицию в своих интересах746. Он добавил, что статус «морального представительства» украинского населения Галиции повлиял бы и на отношения с Польшей. Главный атаман не скрывал от соратников своего разочарования в польском союзнике. 24 июля он писал вице-премьеру А. Ливицкому: «В таком положении, как теперь, армия не может долго находиться: поляки не дают ни обеспечения, ни снабжения, а вместе с тем связывают нашу инициативу в этом направлении разными предписаниями, в которых я вижу неоправданное недоверие и подозрительность. До сих пор с момента перехода р. Збруч армия ничего от поляков не получила. Если так будет продолжаться, армия будет брать самовольно; эксцессы и злоупотребления неминуемы»747. Как уже упоминалось выше, расчеты С. В. Петлюры на поддержку Ю. Пилсудского не оправдались, так как правительство В. Витоса не считало целесообразным дальнейшее сотрудничество с УНР. Более того, существовало подозрение, что в столь критической ситуации петлюровцы могут полностью встать на сторону ЗУНР и предпринять попытку вооруженного переворота во Львове748. Подобные опасения не были беспочвенными. В письме к А. Ливицкому головной атаман грозил, что в случае успеха Красной армии и невыгодных для УНР условиях мира он будет вынужден «поступить так, как того требуют интересы украинской государственности».