Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Историография изучения трактата «Защитник мира»: основные дискуссии и решения 18
1.1. Зарубежная историография: направления и тенденции 18
1.2. Отечественная историография: основные направления и тенденции . 39
Глава 2. Биография Марсилия Падуанского: в поисках исходного социального контекста 52
Глава 3. Источниковедческие аспекты наследия Марсилия Падуанского: конкретизация социокультурного контекста 90
3.1. Рукописная традиция трактата «Защитник мира» 90
3.2. Издания и переводы 94
3.3. Проблема авторства «Защитника мира» . 99
3.4. Малые политические труды Марсилия Падуанского 105
Глава 4. Контекстуализация «Защитника мира» в рамках интеллектуальных традиций 111
4.1. Политический аверроизм Марсилия Падуанского: от идентификации к критике 112
4.2. Теология Марсилия Падуанского: ересь или ортодоксия .118
4.3. «Защитник мира» и неортодоксальная теология:
Марсилий Падуанский и современные ему секты .124
4.4. Марсилий Падуанский и медицина: возможности медицинского дискурса для анализа «Защитника мира» .130
4.5. «Защитник мира» и гуманизм: поиск тематического
и стилистического сходства 135
4.6. «Защитник мира» и правовой дискурс: проблема идентификации 140
з
4.7. Марсилий Падуанский и францисканцы:
личные связи и интеллектуальные рецепции .150
Глава 5. Реакция на «Защитник мира» среди современников: возможность новой контекстуализации 164
Глава 6. Концепты «Защитника мира»: представления Марсилия Падуанского о светской и духовно соотношения аристотелизма, стоицизма, христианства и схоластического медицинского дискурса 190
6.1.1. Anima, habitus .191
6.1.2. Actus, temperamentum .195
6.1.3. Causa 197
6.1.4. Virtus .199
6.1.5. Bene vivere 203
6.2. Правовые концепты «Защитника мира»: смысловые особенности и функции 206
6.2.1. Iusticia .206
6.2.2. Lex 207
6.2.3. Lex humana .209
6.2.4. Lex divina 211
6.2.5. Decreta et decretales Romanorum pontificum .216
6.2.6. Iudex, iudicio 217
6.2.7. Ius 221
6.3. Концепты светской власти 225
6.3.1. Regnum, civitas, communitas civile, universitas civium .226
6.3.2. Pax, Discordia .227
6.3.3. Civis, libertas, servitus .229
6.3.4. Legislator humanus .231
6.3.5. Valencior pars 233
6.3.6. Partes, officia, ordines .236
6.3.7. Pars principans, principans, princeps 238
6.3.8. Контекстуализация концептов светской власти
Марсилия Падуанского 245
6.4. Концепты духовной власти: содержание и контексты .250
6.4.1. Plenitudo potestatis 251
6.4.2. Pars sacerdotalis 258
6.4.3. Sacerdocium Christianorum .260
6.4.4. Ecclesia, concilium generale 263
6.4.5. Legislator humanus fidelis, universitas fidelium .266
Заключение .271
Список сокращений .281
Список источников и литературы
- Отечественная историография: основные направления и тенденции
- Проблема авторства «Защитника мира» .
- Марсилий Падуанский и медицина: возможности медицинского дискурса для анализа «Защитника мира»
- Правовые концепты «Защитника мира»: смысловые особенности и функции
Введение к работе
Актуальность темы. В последней четверти XX в. произошло обновление методологии интеллектуальной истории. Постулаты традиционной «истории идей», в частности стремление установить преемственность в развитии идей, были пересмотрены. Отныне исследователи, работающие в рамках «новой интеллектуальной истории» (иначе «проблемно-ориентированной интеллектуальной истории»), концентрируются на феномене исторического текста.
Наиболее эффективным в этой связи оказалось изучение связи идей и порождающего их контекста, т. е. «исследование всех интеллектуальных процессов прошлого в их конкретно-историческом социокультурном контексте»1. Теперь историки чаще всего ставят знак равенства между пониманием выраженной в тексте идеи и ее контекстуализацией.
Сложившаяся в современной историографии ситуация не только побуждает ученых искать новые объекты изучения, расширять предметно-содержательную область исследования, но и пересматривать устоявшиеся интерпретации, казалось бы, уже многократно проанализированных текстов.
Подходы, характерные для «новой» интеллектуальной истории, способны обогатить изучение трактата «Защитник мира» (Defensor pacis) Марсилия Падуанского. Разработанные в рамках этого направления исследовательские практики позволяют рассматривать это произведение и как политический трактат (отражение потестарных отношений XIV в. или же источник генезиса политических доктрин раннего Нового времени), и как антипапский памфлет (критика доктрины plenitudo potestatis или предвестие Реформации), и как пример средневекового аристотелизма, представленного магистром Парижского университета (то есть представителя конкретного интеллектуального сообщества).
Для отечественных историков фигура Марсилия и его труды оставались до недавнего времени малознакомым историко-культурным феноменом, поэтому данное диссертационное исследование во многом призвано восполнить этот пробел и дать развернутое представление не только о знаменитом Падуанце, но и о его идеях светской и духовной власти. В 2014 г. вышел первый полный перевод «Защитника мира», выполненный не с латинского оригинала, а с его французского варианта2. Ни его оформление, ни качество научно-критического аппарата не
1 Репина Л.П. Историческая наука на рубеже XX–XXI вв.: социальные теории
и историографическая практика. М., 2011. С. 338.
2 Марсилий Падуанский. Защитник мира. Defensor pacis / Марсилий Падуан-
ский: Пер. с франц. Б.У. Есенова; науч. ред., вступ. ст., примеч. Г. П. Лупарева.
М., 2014.
соответствуют требованиям, обычно предъявляемым к академическим изданиям средневековых памятников. При этом самым главным его недостатком следует признать то, что переводчик не сохранил оригинальные концепты Марсилия, часто передавая их смысл описательными выражениями.
В своем стремлении осмыслить теоретический опыт Марсилия Па-дуанского диссертант опирался на богатейший опыт современной западной историографии, благодаря усилиям которой Падуанец по праву занимает видное место в ряду знаменитых политических мыслителей Средневековья. Несмотря на то, что после эпистемологической революции конца XX в. появился ряд работ, где по-новому решались отдельные проблемы, связанные с идейно-философским своеобразием «Защитника мира»3, недостаток комплексных исследований, последовательно развивающих аналитические практики и методологию новой интеллектуальной истории, продолжает ощущаться.
Объектом диссертационного исследования является трактат Мар-силия Падуанского «Защитник мира». Предмет исследования ограничен анализом базовых содержательных концептов светской и духовной власти, представленных в трактате. Концепт как аналитическое понятие, впервые введенное Абеляром, распространен в исследовательских практиках современной интеллектуальной истории. Его использование во многом свидетельствует не только о постепенном изменении предметного ракурса новейших исследований, но и о потере конструктом «идеи» своего прежнего аналитического значения. Историки все чаще обращают внимание на необходимость «схватывания» смысла, содержащегося как в отдельных понятиях, так в группе понятий, а также образуемых ими содержательных связях, семантических рядах или группах. В этом плане наиболее пространная контекстуализация таких смысловых конструкций обретает в современных исследованиях особое познавательное и аналитическое значение. При этом оригинальная авторская позиция мыслителя определяется не только в рамках традиционной для истории идей генеалогии знания (с ее акцентом на восходящие и нисходящие линии преемственности), но и с точки зрения ее субъективно-индивидуальной рефлексии. Одни и те же идеи и группы идей, понятия и группы понятий способны обретать иные смыслы даже в тематически однородных авторских высказываниях и текстах. При этом термин «концепт» способен указать на широту и глубину
3 Например, Garnett George. Marsilius of Padua and “the Truth of History”. Ox-ford, 2006; Maiolo Francesco. Medieval Sovereignty. Marsilius of Padua and Bar-tolus of Saxoferrato. Amsterdam, Delfi, 2007; Lee Hwa-Yong. Political Representation in the Later Middle Ages: Marsilius in Context. New York, 2008.
индивидуального осмысления традиционной проблемы преемственности либо оригинальности его конечных результатов.
Хронологические рамки настоящей работы определяются годами жизни Марсилия Падуанского, то есть периодом с конца XIII в. и до первой половиной XIV в., хотя по мере необходимости затрагиваются отдельные аспекты рецепции и публикации трудов Падуанца в XVI–XVII вв.
Степень изученности выбранной темы в зарубежной историографии представляется неравномерной, а в отечественной – в целом недостаточной. Это касается не только исследования отдельных концептов «Защитника мира», но и историко-культурной биографии его автора. Подробный анализ историографии вопроса дан в соответствующей главе исследования, и здесь ограничивается замечаниями общего характера.
Традиция исторического осмысления интеллектуального наследия Марсилия Падуанского, безусловно, во многом соотносится с общими тенденциями в развитии истории идей, а впоследствии и с интеллектуальной историей4.
Научный интерес к творчеству Марсилия Падуанского возник во второй половине XIX в. З. Рицлер5, Б. Лабанка6, Н. Валуа7 в рамках соответствующих традиций национального историописания пытались осмыслить роль этого текста в истории Германии, Италии и Франции. Такой подход сохранялся вплоть до середины XX в., поскольку новое направление – «история политической мысли», возникшее в начале минувшего столетия, слабо отразилось на исследованиях, посвященных Марсилию Падуанскому (примером может служить монография Э. Эмертона8). В это же время были проведены тщательные текстологические изыскания, результатами которых стали критические издания трудов Марсилия Падуанского.
Появление работы А. Гевирта9 и сделанного им перевода «Защитника мира» на английский язык (1965 г.) обозначило новую веху в
4 Об общих тенденциях в интеллектуальной истории XIX – XXI вв.см. Репина
Л.П. Историческая наука на рубеже XX–XXI вв.: социальные теории и исто
риографическая практика. М., 2011. С. 325 – 366.
5 Riezler S. Die literarischen Widersacher der Ppste zur Zeit Ludwig des Baiers.
Leipzig, 1874.
6 Labanca B. Marsilio da Padova riformatore politico e religioso del secolo XIV.
Padova, 1882.
7 Valois N. Jean de Jandun et Marsile de Padoue, auteurs du “Defensor pacis” //
Histoire littraire de la France, Vol. XXIII. Paris, 1906.
8 Emerton E. The Defensor Pacis of Marsiglio of Padua. Harvard, 1920.
9 Gewirth A. Marsilius of Padua : The Defender of peace. Vol. 1. Marsilius of Padua
and medieval political philosophy. New York, 1951.
изучении данной темы. Попытки соотнесения идей Падуанца с принципами его политической философии, характерные для этого исследователя, продолжают определять тематику современных исследований (К. Нидерман10, Ф. Майоло11, Х. Й. Ли12). Значительное место в работах этих историков уделяется различным аспектам рецепции Марсили-ем идей античных авторов, прежде всего Аристотеля и Цицерона.
Изыскания Дж. Хайда13 (1966 г.), К. Пинчина14 (1967 г.) положили начало сопоставлению представлений Марсилия с коммунальными институтами Падуи, впоследствии расширенному К. Скиннером15 до пределов Северной Италии (т.н. Regnum Italicum). Логическим продолжением такого рода исследований становится сравнение «Защитника мира» с образцами итальянской «риторической литературы» XIV в. (В. Сирос16).
Выход в свет диссертации Ж. Кийе17 (1970 г.) ознаменовал новый подход к изучению наследия Марсилия Падуанского. Разделяющие методы Ж. Кийе историки (Р. Спирс18, Дж. Гарнетт19) отказываются от
10 Nederman C. J. Nature, Justice, and Duty in the Defensor Pacis: Marsiglio of
Padua`s Ciceronian Impulse // Political Theory. 1990. Vol. 18. N. 4. P. 615-637;
Nederman C. J. Private Will, Public Justice: Household, Community and Consent in
Marsiglio of Padua`s Defensor Pacis // The Western Political Quarterly. 1990. Vol.
43. N. 4. P. 699 – 717; Nederman Cary J. Empire and the Historiography of Europe
an Political Thought: Marsiglio of Padua, Nicholas of Cusa and the Medieval/ Mod
ern Divide // Journal of the History of Ideas. 2005. Vol. 66. N. 1. P. 1-15; Nederman
C. J. Tolerance and Community: A Medieval Communal Functionalist Argument for
Religious Toleration // The Journal of Politics. 1994. Vol. 56. N. 4. P. 901-918;
Nederman J. C. Marsiglio of Padua Studies Today – and Tomorrow // The World of
Marsilius of Padua/ ed. Gerson Moreno-Riao. Turnhout, 2006 . P. 11–28.
11 Maiolo F. Medieval Sovereignty. Marsilius of Padua and Bartolus of Saxoferrato.
Amsterdam, Delfi, 2007.
12 Lee H.-Y. Political Representation in the Later Middle Ages: Marsilius in Con
text. New York, 2008.
13 Hyde J.K. Padua in the Age of Dante. Manchester, 1966.
14 Pincin C. Marsilio. Torino,1967.
15 Skinner Q. The foundations of modern political thought. Vol. I. Cambridge Uni
versity Press, 1978.
16 Syros V. Die Rezeption der aristotelischen politischen Philosophie bei Marsilius
von Padua: eine Untersuchung zur ersten Diktion des Defensor pacis. Leiden; Bos
ton, 2007.
17 Quillet J. La philosophie politique de Marsile de Padoue. Thse principale pour le
doctorat s lettres, prsente la Facult des Lettres et Sciences humaines de
l'Universit de Paris (Sorbonne). Paris, 1970.
18 Spiers R. E. The Sources and Significance of the Concept of Ecclesiastical Pov
erty in the Writings of Marsilius of Padua . Unpublished PhD Thesis of Tulane Uni
versity. 1974.
19 Garnett G. Marsilius of Padua and “the Truth of History”. Oxford, 2006.
модернизации базовых концептов, определявших представления о светской и духовной власти в «Защитнике мира», и считают политический опыт Священной Римской империи определяющим смысловую и идейную нагрузку этого трактата.
Практически все крупные исследования творчества Марсилия Па-дуанского во второй половине XX в. были лишены тех традиционных «болезней», которые были диагностированы у классической «истории идей» уже в конце минувшего столетия (прежде всего, игнорирование социального контекста). Методологические изменения на рубеже веков не вызвали резкого пересмотра научных стратегий в изучении «Защитника мира». В этом смысле работы Б. Терни20, Г. Пьяйя21, Ф. Готдхардта22, Т. Шогимена23 во многом согласуются с тенденцией на контекстуализацию идей Падуанца.
В отечественной историографии можно выделить лишь два крупных исследования, посвященных специально Марсилию Падуанскому. Речь идет о диссертациях И. Я. Лернера24 (1945 г.) и А. Г. Енько25 (1965 г.). Оба историка предложили характерную для того времени марксистскую трактовку его политических идей. Позднее в 1996 г. Т.Е. Егоровой была защищена диссертация «Политическая культура Германии в конце 12 – первой половине 14 веков» (1996 г.)26, третья
20 Tierney B. Marsilius on Rights // Journal of the History of Ideas. 1991. Vol. 52,
N.1. P.3-17; Tierney B. Hierarchy, Consent, and the “Western Tradition” // Political
Theory. 1987. Vol.15. N.4. P. 646-652.
21 Piaia G. “Averrosme politique”: Anatomie d`un mythe historiographique // Ori-
entalische Kultur und europisches Mittelalter / hrsg. von A. Zimmermann und I.
Cremer-Ruegenbers. Miscellanea mediaevalia, 17. Berlin – New York: Walter de
Gruyter, 1985. P. 288 – 300; Piaia G. The Shadow of Antenor: on the Relationship
between the Defensor Pacis and the institutions of the city of Padua // Politische
Reflexion in der Welt des spten Mittelalters. Leiden, 2004; Piaia G. Il Ruolo
dell`Imperatore Constantino in Marsilio da Padova // Veritas. Porto Alegre. 2006.
Vol. 51, N. 3. P.67 – 73.
22 Godthardt F. The Life of Marsilius of Padua // A Companion to Marsilius of Pad
ua / ed. by Gerson Moreno-Riao and Cary Nederman. Brill, 2012. P. 13 – 55.
23 Shogimen T. Medicine and the Body Politic in Marsilius of Padua`s Defensor
Pacis // A Companion to Marsilius of Padua / ed. by Gerson Moreno-Riao and
Cary Nederman. Brill, 2012. P. 71 – 115.
24 Лернер И. Я. Политические идеи Марсилия Падуанского : дис. … канд. ист.
наук / Лернер Исаак Яковлевич. М., 1945.
25 Енько А. Г. Борьба империи против светских притязаний папства в первой
половине XIV века и “Defensor pacis” Марсилия Падуанского : дис. … канд.
ист. наук:.07.00.03 / Енько Александр Георгиевич. – М., 1965.
26 Егорова Т. Е. Политическая культура Германии в конце 12 – первой поло
вине 14 веков : автореф. дисс. … канд. ист. наук: 07.00.03 / Егорова Татьяна
Евгеньевна. – М., 1996.
глава которой посвящена анализу “Защитник мира” Марсилия Падуан-ского. Как видно из названия работы, исследовательница рассматривала трактат Падуанца не только как отражение современной ему германской политической действительности, но и как важное произведение, представляющее собой целый этап в развитии новой политической культуры, зародившейся при Штауфенах.
Характеризуя в целом результаты научного исследования трактата «Защитник мира», следует отметить, что историки, как правило, концентрировались на изучении какого-нибудь одного аспекта данного текста или рассматривали его исключительно в рамках одного контекста. Следствием преобладавших в историографии подходов стало отсутствие целостного образа представлений Марсилия о власти.
Концепты и структуры, созданные Падуанцем на основе его медицинских познаний, не согласовывались с концептами, заимствованными им из работ Аристотеля, экклезиологические построения во второй части «Защитника мира» противоречили концепции человеческой власти из первой части трактата. При этом одни и те же понятия в разных главах трактата обрастали смыслами, которые обладали совершенно отличными, независимыми друг от друга значениями.
Для адекватного анализа текста трактата, необходимо понять то, что примиряет в нем даже противоположные места. Поиск подобного рода перспектив и аналитических стратегий определяют цель настоящего исследования: соискатель стремится создать непротиворечивый целостный образ представлений Марсилия Падуанского о власти на основе анализа текста трактата «Защитник мира», а также в рамках его максимально возможных контекстов.
Для достижения цели необходима особая методика прочтения рассматриваемого текста. Именно поэтому диссертант избрал в качестве методологической основы своего исследования аналитические практики, применяемые проблемно-ориентированной интеллектуальной историей к микроанализу одного конкретного текста. Для выявления различных контекстов использовались методы генетического структурализма Л. Гольдмана, а для интерпретации базовых концептов Мар-силия – установки дискурс-анализа.
Сочетание в одном исследовании нескольких методологических приемов требует обоснования их совместного применения. Первый этап исследования заключается в выявлении контекстов, в рамках которых следует рассматривать формирование представлений Марсилия о власти. Речь идет в первую очередь о социальном и социокультурном контекстах, оказавших непосредственное влияние на условия написания «Защитника мира». В этой связи анализируются особенности его воспитания, образования, круга общения, а также определяется
степень его знакомства с политическими практиками и институтами своего времени.
Понимание этого первичного контекста углубляется источниковедческим анализом «Защитника мира», связанным с выявлением особенностей появления этого текста, а затем его последующей трансляции вплоть до наших дней. Рассматриваются отдельные вопросы, связанные с установлением «первозданного» текста исследуемого трактата, авторства и смысловой преемственности между «Защитником мира» и поздними (малыми) политическими трудами Марсилия.
Четкое представление о «Защитнике мира» как об историко-культурном памятнике расширяется благодаря соотнесению этого текста с существовавшими на тот момент интеллектуальными дискурсами. При этом особое внимание уделяется тем из них, которые оказали решающее влияние на Марсилия Падуанского. Выявление интеллектуального контекста «Защитника мира» сопровождается также анализом сосуществовавшей с ним сети однопорядковых текстов, а также реакции современников этого трактата на его появление.
Восстановление такого рода контекстов позволяет перейти ко второму этапу исследования – собственно анализу базовых концептов «Защитника мира», выявить которые позволят дискурс-аналитические методики. Принципиальным в этом анализе является восприятие «Защитника мира», с одной стороны, как единого целостного произведения, в котором один и тот же концепт на протяжении всего текста сохраняет свое смысловое «ядро», с другой, – как законченного наррати-ва, имеющего четкие границы, которые отделяют его от поздних текстов Марсилия.
Сначала рассматриваются наиболее общие концепты («философские» и «правовые»), на основе которых устанавливается главная структура миропонимания автора, только затем исследуются конкретные концепты светской и духовной власти.
Методологические установки и обозначенная стратегия исследования определили постановку следующих задач исследования:
1. Реконструировать с учетом новейших тенденций в современ-
ной историографии биографию Марсилия Падуанского. Традиция отечественной исторической науки предполагает, что при изучении культурного (в том числе и интеллектуального) наследия того или иного исторического персонажа, его жизнеописание является обязательным. Включение в данную диссертацию биографического очерка вызвано не только стремлением соблюсти эту академическую формальность. Особенности воспитания и обучения, семья, круг общения, место в системе потестарных отношений автора трактата – все это составляет существенный аспект, необходимый для правильной контекстуализа-ции его идей.
2. Определить и исследовать круг проблем, связанных с тексто
логическими особенностями «Защитника мира», в том числе проблему
авторства и идейно-смысловой преемственности между этим тракта
том и другими политическими трудами Марсилия.
3. Подтвердить или опровергнуть связь между представлениями
Марсилия и современными ему интеллектуальными и социокультур
ными течениями. При этом установить, в рамках каких интеллектуаль
ных традиций создавался исследуемый трактат, каковы были условия
и предпосылки появления этого текста.
4. Исследовать различные формы реакции на появление «За
щитника мира» у современников, а также возможные варианты рецеп
ции содержащихся в нем идей в XIV в., обозначить, тем самым, воз
можность контекстуализации содержащихся в нем концептов.
5. Проанализировать на основе результатов решения вышепере
численных задач философские и правовые концепты «Защитника ми
ра», а также концепты светской и духовной власти.
Поставленные исследовательские задачи обусловили соответствующий выбор источников. Источниковая база исследования разнообразна. Основным источником является трактат «Защитник мира», используемый в ряде изданий XVI–XX вв., а также в переводах на современные европейские языки.
В качестве дополнительных источников привлечены малые политические работы Марсилия Падуанского – «Трактат о трансляции империи», «Трактат о юрисдикции императора в брачных делах» и «De-fensor minor», а также труды современников Падуанца, содержащие в той или иной степени критику или одобрение его идей (в частности, Альваруса Пелагия, Эгидия Спиритуалиса, Сиберта фон Беека, Вильгельма Кремонского, Германна Шильдешского, Конрада Мегенберг-ского, Ламберта Гверрици, Опицинуса де Канистриса, Уильяма Окка-ма и др.). Для сравнения представлений Марсилия с учением вальден-сов проанализирован один из ранних текстов вальденсской литературы – поэма «La Nobla Leyon». При сопоставлении «Защитника мира» с идеями античных и средневековых писателей использовались труды Аристотеля, Августина, Амброзия Медиоланского, Цицерона и Фомы Аквинского.
Для реконструкции отдельных событий из жизни Марсилия Паду-анского, а также для конкретизации общественно-политических реалий Западной Европы рассматриваемого периода были привлечены хроники Дж. Виллани, Иоанна де Викториа и анонимного продолжателя хроники Гийома из Нанжи, исторический труд Альбертино Мус-сато «Ludovicus Bavarus ad filium»; проанализированы отдельные памятники из переписки Людовика Баварского с римскими понтифика-
ми, документы папской курии, касавшиеся Марсилия, а также статуты Парижского университета.
Научная новизна. В данной диссертации впервые в отечественной исторической науке предпринимается попытка контекстуализации основных концептов трактата «Защитник мира» Марсилия Падуанского в рамках исторической действительности и интеллектуальных традиций Европы XIII–XIV вв. В этом смысле диссертация представляет собой первое в своем роде исследование, посвященное труду Марси-лия Падуанского, в котором совмещаются интеллектуальный, социальный и персональный аспекты генезиса и последующего восприятия этого текста среди современников.
Практическая значимость работы заключается в том, что материалы диссертации могут быть использованы при написании обобщающих трудов по истории политической мысли средних веков; при чтении лекционных курсов по интеллектуальной истории Западной Европы на исторических, юридических, философских факультетах и факультетах политических наук, а также при подготовке специальных курсов по истории идей соответствующего периода. Исследование вводит в научный оборот комплекс источников, значительно углубляющих возможность анализа представления Марсилия Падуанского, а также проясняющих отдельные события его биографии.
Апробация работы. Отдельные результаты проведенного исследования были представлены в научных статьях, а также в докладах на всероссийской научной конференции «Британский парламент вчера и сегодня» (ИВИ РАН, 27 марта 2015 г.) и III Международной научной конференции «Британия: история, культура, образование» (Ярославский государственный педагогический университет им. К.Д. Ушинско-го, 1 октября 2015 г.)
Структура диссертационного исследования связана с решением поставленных исследовательских задач. Диссертация состоит из введения, шести глав, поделенных на разделы и подразделы, заключения, списка использованных источников и литературы. Принцип деления на главы и разделы – проблемный.
Отечественная историография: основные направления и тенденции
Историография, посвященная Марсилию Падуанскому и его трудам настолько обширна, что могла бы стать предметом особого исследования 27 . Поскольку историографические дискуссии будут рассмотрены в соответствующих главах диссертации, здесь представлен историографический очерк, в котором хронологический принцип будет преобладать над проблемным. Такое изложение позволит обозначить основные этапы в научном изучении фигуры Марсилия Падуанского и его трудов.
Научный интерес к трактату «Защитник мира» зародился еще в XVII в., когда этот текст перестали воспринимать исключительно как антипапский памфлет и увидели в нем развернутую политико-правовую доктрину28. Однако до XIX в. отдельного анализа этого текста, а равно как и исследований судьбы его автора не проводилось29. Первыми развернутыми попытками исследовать трактат, можно считать работы германских историков Э. фон Фридберга30 и Л. Келлера31. Они описывали предысторию немецкой Реформации, искали ее истоки в городских движениях и «народных ересях». Марсилий Падуанский воспринимался ими как предшественник Мартина Лютера, а его церковные воззрения казались проникнутыми протестантским духом вальденсов и арнольдистов 32 . В этих работах появились первые биографии Падуанца, основанные на анализе источников, а также указания на огромное влияние Аристотеля, которое чувствуется в первой части (Dicсio I) «Защитника мира».
К началу предыдущего столетия появились три фундаментальные работы по Марсилию Падуанскому, которые определили главные направления в изучении его творчества вплоть до наших дней. Речь идет об исследованиях З. Рицлера33, Б. Лабанка34 и Н. Валуа35.
З. Рицлер в монографии «Литературные противники папства во времена Людвига Баварского» поставил Марсилия Падуанского в один ряд с другими защитниками имперских интересов против папских притязаний. «Защитник мира» был вписан им в масштабный процесс рождения современных отношений между церковью и государством. В центре политических воззрений Марсилия, по мнению З. Рицлера, находилась идея «народного суверенитета» (Volkssouvernitt) 36 , которая определяет основы власти любого государства (Staat) как «естественного организма» (natrlichen Organismus) 37 . Историк не только привел собственный критический вариант биографии Падуанца, используя вновь открытые источники, но и осуществил детальный анализ текста «Защитника мира», обозначив круг источников, которыми пользовался сам Марсилий при его создании38. Кроме того, З. Рицлер одним из первых подчеркнул независимость идей Падуанца от политических воззрений У. Оккама39.
Б. Лабанка создал апологетический труд, посвященный своему соотечественнику 40 . Марсилий Падуанский предстает перед нами высоконравственным проповедником 41 городских свобод и предвестником Рисорджименто42, а также Великой французской революции43. Главной мыслью итальянского историка было то, что представления Марсилия, выраженные в «Защитнике мира», следует воспринимать как своеобразное осмысление коммунальных институтов Падуи. Заслугой Б. Лабанка следует считать публикацию источников, связанных с жизнью Марсилия44, а также анализ его малых политических работ45.
Н. Валуа в рамках фундаментального проекта «Литературная история Франции» написал главу, посвященную трактату «Защитник мира»46. В качестве автора этого труда Н. Валуа обозначил, кроме Марсилия Падуанского, его друга и соратника Жана Жанденского. Более того, для французского историка Марсилий Падуанский был всего лишь помощником, чуть ли не секретарем, который после смерти Жана дописал вторую и третью части трактата, не представляющие, по мнению Н. Валуа, философской ценности. Н. Валуа полагал, что первая часть (Dicсio I) является ни чем иным, как аверроистским комментарием Жана Жанденского на «Политику» Аристотеля 47 . Несмотря на столь смелую интерпретацию «Защитника мира», Н. Валуа провел собственный скрупулезный анализ как биографий обоих интеллектуалов, так и их трудов, а также впервые коснулся проблемы рецепции трактата «Defensor pacis» вплоть до XVII в.
Каждый из этих ученых обозначил круг вопросов, решением которых занимались историки в последующие годы. Речь идет, во-первых, о проблеме соотношения концептов «Защитника мира» с исторической реальностью. Исследователи интепретировали ее не без влияния националистических настроений: З. Рицлер видел в трактате отражение имперской (во многом, германской) действительности, Б. Лабанка настаивал на итальянском «фундаменте» трактата, а Н. Валуа возвысил роль француза Жана Жанденского в создании этого текста. Во-вторых, был поставлен вопрос о включении идей «Защитника мира» в интеллектуальные традиции XIII – XIV вв. В-третьих, была обозначена проблема содержательной преемственности правовых и церковных представлений Марсилия с аналогичными доктринами Нового и Новейшего времени.
Предложенные этими авторами решения стимулировали научный интерес к наследию Марсилия Падуанского в первой половине XX в. Так, Г. Вюрм провел источниковедческий анализ сведений о жизни Марсилия 48 , а Дж. Салливан исследовал рукописную 49 и печатную традиции 50 «Защитника мира». Он же продолжил изучать вопрос восприятия идей Падуанца в XIV – XVII вв. и пришел к парадоксальному выводу, что хотя работы Марсилия и не достигли широких масс, их влияние ощущалось среди образованных людей все это время 51 . Американский историк Э. Эмертон 52 полагал, что Марсилий был «герольдом нового мира, пророком нового социального порядка»53, его идеи казались автору актуальными даже в 1920-е гг. Исследователь сравнил «Защитник мира» с политическими трудами Фомы Аквинского и Данте Алигьери. Его вывод заключался в том, что идеи Марсилия Падуанского были кульминацией, которой достигла томистская метафизика54.
Проблема авторства «Защитника мира» .
Объектом данного исследования является текст трактата «Защитник мира», а не личность его автора. В связи с этим может показаться, что биографический очерк излишен в подобной работе, или, во всяком случае, он должен представлять собой краткую компиляцию изысканий других историков без их критического сравнения и обращения к источникам. Именно так поступили некоторые ученые 265 , по-видимому, осознанно или неосознанно опираясь на методологические установки, ставящие под сомнение традиционное представление о власти автора над текстом 266 . Пренебрежение анализом биографии автора может, однако, привести к серьезным упрощениям и искажениям при анализе его текстов. Безусловно, не следует впадать в другую крайность – заменять исследование трактата «Защитник мира» анализом биографии его автора 267 . Такой подход выглядел бы устаревшим, поскольку попытки связать идеи из трактата исключительно с конкретными событиями жизни Марсилия, лишат исследование собственно исторической перспективы.
Биографический очерк в рамках данной диссертации преследует две цели: первая из них заключается в том, чтобы определить социальный и отчасти социокультурный контекст появления «Защитника мира». Схема генетического возникновения структур текста, в свое время предложенная Л. Гольдманом, предвестием чего-то современного, отличного от средневекового, началом новых идей. Следовательно, главный вопрос, который стоял перед ними, заключался в том, каким образом возникло это «современное», а ответ на него они искали в биографии автора. предполагает три уровня их генезиса: во-первых, уровень собственно текста, во-вторых, уровень интеллектуальной и эмоциональной жизни группы, к которой принадлежит автор текста и, в-третьих, экономический и социальный уровень268. Для достижения первой цели было бы достаточно рассмотреть жизнь Марсилия только до окончания его работы над текстом трактата (т. е. до 1324 г.). Между тем, в данной главе рассматривается его биография от рождения до смерти, что вызвано второй целью (которая частично совпадает с четвертой задачей всего диссертационного исследования, поставленной во введении), а именно, стремлением выявить реакции на «Защитник мира» и возможные варианты рецепции содержащихся в нем идей еще при жизни Марсилия. Поскольку этому вопросу посвящена отдельная глава, здесь я ограничусь лишь двумя аспектами: во-первых, исследованием влияния теоретических построений Марсилия Падуанского на действия Людовика Баварского в ходе т. н. «Римского похода», во-вторых, изучением восприятия Марсилия как автора «Защитника мира» со стороны папской курии и ее противников.
Степень сохранности дошедших до нашего времени свидетельств такова, что позволяет лишь в самых общих чертах осветить выделенные для исследования сюжеты. Более того, противоречивость различных фрагментов, проливающих свет на события личной жизни Марсилия, заставляет учитывать существующие в обширной литературе трактовки и тем самым искать наиболее аргументированные интерпретации. В любом случае представленная в этой главе биография Марсилия носит во многом лишь штриховой характер, оставляя простор для сомнений и неоднозначных трактовок. Тем не менее, стремление сосредоточиться на наиболее важных вехах жизни Падуанца определяется главным образом потребностью найти известные основания для контекстуализации основных концептов «Защитника мира», связанные в первую очередь с социальной средой, обуславливавшей и влиявшей на жизненную траекторию Марсилия, его повседневный опыт и возможный спектр переживаний.
Гольдман Л. Сокровенный Бог / пер. с фр. В. Г. Большакова. М., 2001. С. 115. О судьбе Марсилия Падуанского сохранилось намного меньше сведений, чем о судьбе его книги, что, в общем-то, скорее всего является правилом, чем исключением для средневековых писателей. Картина его жизни, представленная в работах Н. Валуа, Б. Лабанка, Ф. Батталья, К. Пинчина и др. 269 , основана не только на достоверных сведениях, но и на предположениях, часть из которых в последнее время была опровергнута 270 . Именно поэтому представляется необходимым отбросить все бездоказательные утверждения о жизни Марсилия, даже рискуя при этом разрушить целостность представления о ней.
Марсилий Падуанский родился во второй половине XIII в. в Падуе. Его падуанское происхождение не вызывает сомнений, поскольку подтверждается несколькими источниками. Во-первых,в тексте «Защитника мира» автор написал: «Anthenorides ego»271 , т. е. «я потомок Антенора». Миф об основании Падуи Антенором стал популярен в Северной Италии (прежде всего в Венето) в конце XIII в.272, когда происходило возрождение латинской поэзии, связанное с кружком Ловато Ловати273. Во-вторых, знаменитый падуанский поэт Альбертино Муссато в своем труде « Ludovicus Bavarus ad filium» называл его «Марсилий де Раймундинис»274. Предположение Б. Лабанка о том, что Марсилий принадлежал к падуанскому роду потомственных нотариев Майнардино (Майнардини, Майнардинис, Раймундинис) 275 в этой связи представляется вполне обоснованным. Более того, когда Марсилию был дарован каноникат в Падуе, о нем писали как о «Марсилии, рожденном Бонматтео де Майнардино». При этом на допросе в Авиньоне свидетель называл его «сыном Бонматеуса де Майнардинис» 277 . Таким образом, вполне вероятно не только падуанское происхождение Марсилия, но и его принадлежность к семье Майнардино. Еще в середине XII в. в Падуе проживал судья, являвшийся выходцом из этой семьи278. Дед (Джованни), отец (Бонматтео) и дядя (Коррадо) Марсилия были падуанскими нотариями в Падуе, его брат Джованни – судьей. Потомки Коррадо Майнардино на протяжении XIV в. владели землей в Падуе. В 1396 г. умер последний мужской представитель этого рода – доктор медицины Падуанского университета Джованни Микеле Майнардино.
Если согласиться с тем, что Марсилий был сыном нотария, то важным могут оказаться некоторые особенности, присущие гильдии падуанских нотариев. С одной стороны, профессия нотария не была самой престижной: их гильдия ставилась в один ряд с ремесленными; нотарии не могли занимать судейские должности. С другой, нотарии в силу своего образования оказывались как бы во главе popolo, что в условиях падуанской коммуны могло способствовать стремительной политической карьере: примером такого головокружительного взлета является судьба вышеупомянутого Альбертино Муссато, который, будучи нотарием, не только вытащил свою семью из нищеты, но и стал одним из лидеров Падуи в начале XIV в.279 Падуанские нотарии были тесно связаны с местным университетом. Интересно отметить, что старший современник Марсилия, философ Пьетро д`Абано280 также был сыном нотария281.
Дата рождения Марсилия неизвестна. Можно лишь попытаться высчитать ее, используя косвенные данные, разбросанные в многочисленных свидетельствах. В качестве исходного в таких подсчетах можно использовать 1312 г., когда Марсилий Падуанский стал ректором Парижского университета. Это назначение подтверждается документально282. Для того, чтобы определить дату рождения нужно знать приблизительный возраст, которого должен был достичь ректор средневекового университета. Трудность, однако, состоит в том, что четкие полномочия ректора и порядок его избрания не были установлены в Париже вплоть до середины XIV в.283 Ректорами обычно становились прокторы университетских наций284, избираемые выборщиками (по два от каждой нации) на трехмесячный срок285. До должности ректора можно было «дорасти» спустя не менее двух лет после получения звания магистра 286 . Придерживаясь таких условных рамок Ф. Годтхардт утверждал, что на момент назначения ректором университета, Марсилий был старше двадцати пяти лет 287 . З. Рицлер и Э. Эмертонсчитали 1270 г. наиболее вероятной датой рождения Падуанца288, К. Брамптон и Ф. Батталья — 1278289.
Марсилий Падуанский и медицина: возможности медицинского дискурса для анализа «Защитника мира»
Помимо «Защитника мира» до нас дошли еще три политических сочинения Марсилия Падуанского: «Tractatus de translatione imperii» (Трактат о трансляции империи), «Tractatus de iurisdictione imperatoris in causis matrimonialibus» (Трактат о юрисдикции императора в брачных делах) и «Defensor minor» (Младший Защитник). Попытаюсь дать им хотя бы самые краткие характеристики.
То, что «Tractatus de translatione imperii» (Трактат о переносе империи) принадлежит перу Марсилия никогда не вызывало сомнений. Этот текст дошел до нас в нескольких рукописях, в том числе в списке «H» (XIV в.) и «P» (XV в.)547 вместе с «Defensor pacis»548. Он был трижды напечатан в XVI в., вошел в сборник М. Голдаста «Монархия»549, что обеспечило ему популярность в XVII столетии. Критическое издание этого трактата появилось в Париже в 1979 г., благодаря К. Жеди и Ж Кийе 550 . Существует английский перевод Ф. Уотсон и К. Дж. Нидермана551.
Время и обстоятельства сочинения этого трактата остаются неясными. Точно установлено лишь то, что датировка М. Голдаста, относящая его к 1313 г., является ошибочной, а дошедший до нас текст появился уже после окончания работы над «Защитником мира» 552 . По мнению К. Нидермана, трактат был написан до смерти Иоанна XXII (т. е. до 1334 г.), поскольку в нем содержится опровержение якобы именно его взгляды на историю империи 553 . Согласно другой точки зрения, время создания определяется последними годами жизни Марсилия Падуанского, так как в нем можно найти смысловые параллели связь с «Defensor minor»554.
Как следует из названия, «Tractatus de translatione imperii» содержит размышления о переносе империи от одного народа к другому, а также о роли духовной власти в этом процессе. Марсилий пытается обосновать власть германских императоров без использования церковных авторитетов, показывая декоративность и необязательность действий римского понтифика в момент перехода империи к франкам. Таким образом, трактат представляет собой исторический очерк истории империи. Весь этот очерк целиком и полностью основан на одном источнике — трактате Ландульфа Колонны555 с аналогичным названием 556 , причем нередки даже прямые текстуальные заимствования (напомню, что «оригинал» представляет пропапский полемический труд). Наличие большого количества скрытых цитат из сочинения Л. Колонны определяет отношение историков к этому трактату Марсилия Падуанского: большинство из них фактически игнорирует это произведения, считая его вторичной, малоинтересной работой557; лишь только немногие, пытающиеся на его основе проанализировать исторические взгляды Падуанца558.
Обстоятельства создания другого трактата Марсилия хорошо известны. В конце 1341 г. Людовик Баварский задумал женить своего старшего сына Людвига559 на Маргарите Маульташ, дочери герцога Каринтии и графа Тироля. Авиньонская курия резко воспротивилась этому браку, аргументируя свою позицию тем, что Маргарита уже была замужем за Иоганном-Генрихом Люксембургским, сыном короля Богемии, от которого сбежала, при том, что никаких серьезных предусмотренных каноническим правом предлогов для развода не было. Кроме того, жених и невеста были в кровном родстве. В ноябре 1341 г. Бенедикт XII потребовал от патриарха Аквилеи всеми средствами помешать бракосочетанию, которое, однако, состоялось 10 февраля 1342 г.560 В это время и были написаны два трактата, защищавшие права императора в брачных делах — один принадлежал У. Оккаму, другой — Марсилию Падуанскому.
«Tractatus de iurisdictione imperatoris in causis matrionialibus» (Трактат о юрисдикции императора в брачных делах) долгое время считался подделкой, ошибочно приписанной Марсилию, известной только в изданиях XVI – XVII вв.562: рукописный вариант отсутствовал563. Все сомнения развеялись, после обнаружения бременского списка «S», где этот трактат был сплетен вместе с «Защитником мира». Еще более веским доказательством его подлинности стало обнаружение третьей малой работы Марсилия – «Defensor minor», в котором рассуждения о браке совпадают с содержанием этого трактата. Несмотря на свою оригинальность, «Tractatus de iurisdictione imperatoris in causis matrionialibus» не вызывал интереса историков, возможно именно потому, что в «Defensor minor» повторяется его основные идеи. Между тем, в издании М. Голдаста трактат предварен двумя декретами Людовика Баварского о разводе Маргариты Маульташ564 и ее втором браке565, которые, по мнению Ф. Батталья во многом основаны на работе Марсилия Падуанского, что может говорить о степени его влияния на императора.
Наиболее известным после «Защитника мира» сочинением Марсилия считается его «Defensor minor». Парадоксально, но забытый в Средние века, он был обнаружен только в начале XX в.. Тогда же он был впервые издан566. Текст сохранился в списке «P» из Оксфорда (XIV в.). Существует французский, английский и португальский переводы567.
Трактат был создан в промежутке между концом 1341 г. и началом 1343 г.568 и представляет собой апологию и развитие идей «Защитника мира». Существует предположение (впрочем мало доказанное), что «Defensor minor» направлен против критики идей Марсилия, содержавшейся в «Диалоге» (Dialogus) У. Оккама569. По своему содержанию «Defensor minor» ближе ко второй части «Защитника мира», чем к первой. В нем почти отсутствуют цитаты из работ Аристотеля, а аргументация носит сугубо теологический характер.
Правовые концепты «Защитника мира»: смысловые особенности и функции
Для объяснения своей позиции Марсилий приводит дефиниции и использует такие понятия как «ius», «dominium», «possession», оказавшиеся в центре именно «францисканского диспута». Дилемму, каким образом Иисус и апостолы могли не владеть ни чем, но при этом питаться, носить одежду и даже раздавать милостыню бедным, Марсилий решает, предлагая разделить юридическое владения (которое можно отстаивать в человеческом суде и которым ни Иисус, ни апостолы не пользовались) и то, что обычно имеют в виду под понятием пользования (связанное с тем, что его нельзя отстаивать в человеческом суде). Такая логика разделения двух понятий аналогична францисканским рассуждениям по этому вопросу.
Э. Эмертон считал, что находясь в Париже, Марсилий был в курсе разгоравшегося конфликта и выразил свое отношение к этому спору в тексте «Защитника мира»817. Ф. Батталья818 видел в рассуждениях Марсилия о бедности влияние Данте Алигьери, как известно, яростно критиковавшего церковную коррупцию, и францисканца Убертино да Казале, с которым Марсилий, по сведениям Альбертино Муссато, был знаком819. Ж. де Лагард отметил близость Марсилия к миноритам-конвентуалам в этом вопросе820 . А. Гевирт писал, что Падуанец разделял и даже развивал идеи спиритуалов-миноритов, катаров, вальденсов и других сект об аскезе церкви821 . В своей диссертации Ж. Кийе доказывала схожесть учения спиритуалов с рассуждениями Падуанца822. Б. Тёрни полагал, что Марсилий, используя францисканскую терминологию, пришел к совершенно оригинальным выводам о дихотомии объективного и субъективного значений слова «ius» 823 . Связь представлений Марсилия о бедности с францисканским диспутом в новейших исследованиях продолжают подчеркивать Дж. Колеман824, О. Годой825, Б. Байона826.
При всем при том, что выбор самой тематики евангельской бедности, использование идентичной терминологии показывают очевидную близость идей Марсилия и миноритов, различные аспекты этой важнейшей проблемы исследовались не всегда корректно, вызывая известный скептицизм в новейших работах о Марсилии. Так, например, Ж. Кийе и А. Гевирт называли всех францисканцев «спиритуалами», между тем, как это противоречит действительности. Р. Шольц еще в 1937 г. доказал, что спиритуалы (и в их числе Убертино да Канале) не оказали никакого влияния на Марсилия827. Ж. де Лагард называл оппонентов спиритуалов внутри Ордена «конвентуалами», что, по справедливому замечанию Р. Ламбертини, является явным анахронизмом828.
Подобные неточности в определении некоторых особенностей францисканского учения вызывают необходимость хотя бы краткого обращения в рамках данной диссертации к францисканскому диспуту о евангельской бедности и сопутствующим ему сюжетам.
Доктрина евангельской бедности францисканцев традиционно связывается с учением св. Франциска. При этом первым, кто сформулировал этот принцип, был Бонавентура, изложивший его в 1269 г. в трактате «Apologia pauperum». В нем знаменитый теолог определил бедность как необходимое условие для совершенствования христианина, разделив при этом «совершенное» владение (possessio) собственностью на три типа. Речь идет об отрицании персонального владения (что актуально для всех клириков), общем владении (для монахов), а также евангельской бедности (для францисканцев). По мнению Бонавентуры,
В 1279 г. папа Николай III закрепил такой образ жизни францисканцев буллой «Exiit qui seminat» 829 . Расширенное объяснение того, каким образом францисканцы могли распоряжаться собственностью, остававшейся по определению папской, было дано Мартином IV в булле «Exultantes in dominio». Папский престол стал устанавливать над Орденом свой контроль, создавая и совершенствуя постоянные источники для его финансирования.
Распределение получаемых таким образом доходов способствовало возникновению системы прокураторов (de iure папских агентов, а de facto францисканских администраторов)830. Появление такого громоздкого финансово-административного аппарата было воспринято частью миноритов как отступление от заветов св. Франциска. Именно они, требовавшие буквального соблюдения евангельской бедности, получили название «спиритуалов», в то время как оставшаяся (большая) часть Ордена в историографии обозначается как «сommunitas».
Первым лидером спиритуалов был Петр Оливи, рассуждения которого выходили далеко за рамки вопроса о бедности: он отрицал нисхождение благодати на младенцев после крещения, требовал соблюдения аскезы для епископов, в обряде похорон видел не акт милости, а необходимость (поскольку похороны влекут расходы, которые становятся доходами для церкви, что недопустимо). Кроме того, П. Оливи не считал брак церковным таинством и был известен оригинальной трактовкой сюжета распятия Христа831.