РАСПРОСТРАНЕНИЕ ХРИСТИАНСТВА И РАЗВИТИЕ ЦЕРКОВНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ В СЕВЕРНОЙ АФРИКЕ ВО II-IV ВВ. Каргальцев Алексей Витальевич

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Социально-политическое развитие Северной Африки до начала III в .

1. Краткий обзор географии региона 27

2. Карфагенский период истории Северной Африки 29

3. Римская Африка 38

Глава 2. Появление и развитие христианской церкви в Северной Африке до середины III в.

1. Иудейская диаспора Северной Африки 54

2. Христианская община Северной Африки от появления первых христиан до начала III в . 63

3. Квинт Септимий Флоренс Тертуллиан и его экклезиологическая доктрина 82

Глава 3. Африканская церковь и Римское государство в период кризиса III в. и в эпоху домината .

1. Африканская церковь и Римское государство: антихристианские гонения 94

2. Киприан Карфагенский во главе африканской церкви .. 127

3. Апологет Арнобий и африканская церковь времени Диоклетиана 152

Глава 4. Северная Африка как очаг формирования христианской культуры Запада

1. Рождение церковной латыни. Христианская литература Северной Африки 157

2. Феномен мученичества. Североафриканские мученики 165

3. Африканские ереси и расколы 180

4. Элементы местного патриотизма в трудах североафриканских отцов церкви 193

Заключение 197

Список сокращений и условных обозначений 200

Библиография 201

Cписок основных источников: 201

Научная литература

• Карфагенский период истории Северной Африки
• Христианская община Северной Африки от появления первых христиан до начала III в
• Киприан Карфагенский во главе африканской церкви
• Африканские ереси и расколы

Введение к работе

Актуальность темы исследования. В исторической науке сохраняется традиционный интерес к становлению Христианской Церкви и ее институтов, взаимоотношению церкви и государства, влиянию христианских идей на сознание людей классической эпохи. Африканская церковь занимает здесь особое место. Карфаген наравне с Римом был крупнейшим христианским центром латинского Запада. Более того, именно в Карфагене, а не в Риме родились христианская латынь и латинское богословие, которые легли в основу всей западной христианской традиции. Карфагенский епископ уже в III в. носил почетное наименование «папа», а сама кафедра успешно соперничала с престолом св. Петра. Тем не менее эта история весьма скоротечна: африканская церковь появляется в конце II в., достигает своего расцвета к середине следующего столетия, но уже в начале IV в. погружается в глубочайший кризис, потеряв былое значение и окончательно уступив первенство Риму. Этот феномен, безусловно, заслуживает внимания и дает материал для широких обобщений при изучении раннего христианства в целом. Таким образом, в центре внимания данной работы находятся генезис и эволюция христианской церковной организации римской Африки и одновременно местной христианской общины. Заметим сразу, что это не синонимичные понятия (местная церковь и сообщество христиан Африки вообще): последнее гораздо более широкое, поскольку включает в себя всевозможные гетеродоксальные, то есть еретические, течения. Не последнюю роль в становлении церкви в Северной Африке сыграло местное пунийское и берберское население, культура которого оказала значительное влияние на все стороны развития местной христианской традиции. К сожалению, в обширнейшей историографии, посвященной африканской церкви, должное внимание региональной специфике уделялось не всегда, и сама тема стала предметом пристального исследования ученых лишь во второй половине XX в. Не менее актуальной является тема антихристианских гонений со стороны римского государства, особенно после того, как в XX в. церковь столкнулась с беспрецедентными по жестокости и продолжительности преследованиями. В последние годы появилось немало работ, посвященных отдельным сюжетам истории африканской церкви, тем не менее в отечественной историографии

до сих пор нет полноценного исследования, посвященного ее генезису, специфике и месту в истории христианства. Отчасти это объясняется тем, что в советский период христианская тематика была одной из периферийных и внимание ей уделялось лишь в контексте социально-экономической истории античности, а дореволюционных ученых более привлекали сюжеты, посвященные церкви на Востоке. Современная же научная мысль носит все более специализированный характер, иными словами, ученые обращаются к частным сюжетам, не затрагивая проблему генезиса христианства в Африке в целом.

Объект и предмет исследования. Объектом исследования в работе является христианская община римской Африки, ее становление, развитие и специфика в христианском мире. Предмет исследования — это свидетельства о местной христианской традиции, среди которых труды церковных авторов и агиография, памятники римской истории и пунийско-берберской религиозности.

Цель и задачи работы. Цель исследования состоит в реконструкции связной картины происхождения, становления и развития христианской общины в римской Африке от момента зарождения до эпохи Великого гонения Диоклетиана (180–305 гг. н.э.).

Для достижения цели были поставлены и решены следующие задачи:

1. Показана культурно-историческая специфика Северной Африки
в пунийский и римский периоды, рассмотрены основные социально-
политические и культурно-религиозные феномены, нашедшие
отражение в истории местной христианской церкви.

2. Выявлены истоки африканской церкви Северной Африки,
в частности критически рассмотрена существующая источниковая база
и гипотезы в историографии.

3. Рассмотрены основные этапы развития местной церкви, выявлены причины основных структурных изменений, отражена роль выдающихся деятелей местной церкви, рассмотрены основные этапы взаимоотношений церкви и государства, изучена специфика внутренних конфликтов и расколов внутри местной христианской общины.

4. Изучена региональная специфика местной церкви, в частности обоснован тезис о влиянии пунийско-берберской культуры на характер христианской проповеди в Северной Африке.

Хронологические рамки работы. Хронологические рамки работы простираются от 180 г. — первого свидетельства о христианах в Африке, до 305 г. — сложения Диоклетианом императорской власти и окончания Великого гонения на Западе. Выбор нижней границы обусловлен тем, что само это время — самостоятельный период в истории раннего христианства. Привлечение более поздних сюжетов, например рассмотрение жизни и взглядов одного из величайших христианских мыслителей, североафриканца Августина, несомненно, обогатило бы экклезиологическую картину, но концептуально не добавило бы чего-то нового, поскольку его наследие было в полной мере востребовано уже другой церковью и в другое время. Иным образом обстоит дело с верхней хронологической границей. Очевидно, что, поскольку африканская церковь возникла в специфических условиях развития местного социума, собственно христианские сюжеты необходимо предварить описанием культурно-политической специфики региона в целом. Такой подход может вызвать справедливые упреки в адрес автора диссертации в попытке чрезмерного обобщения слишком обширного материала. Эта опасность, безусловно, принималась во внимание, однако, исходя из заявленной темы, целью данной работы является не попытка написать всеобъемлющую историю христианства или римской Африки, а воссоздание связной картины происхождения, становления и развития церкви в регионе от момента зарождения до времени Диоклетиана, то есть в период ее самостоятельности и гонений со стороны римского государства.

Методологическая основа работы. Методологической основой работы является принцип историзма, который представляет собой рассмотрение исторических событий и явлений в хронологическом развитии и во взаимной связи друг с другом. В исследовании широко применяется метод системного анализа, заключающийся в комплексном исследовании различных видов исторических источников (произведений языческих и христианских авторов и эпиграфических документов). Историко-филологический метод необходим при рассмотрении тех вопросов, где требуется анализ и определение этимологии и семантики тех или иных терминов, встречающихся в источниках, в особенности касающихся церковной организации. Сравнительно-исторический метод позволяет выявить изменения, произошедшие с момента

возникновения африканской церкви в течение определенного исторического периода. Историко-генетический метод помогает определить причины изменений, происходивших в африканской церковной организации в определенный период времени.

Научная новизна работы. Научная новизна работы определяется тем, что в отличие от большинства современных исследований по истории церкви в римской Африке в данной диссертации отдельные взгляды и деяния местных христиан объединены в общем историческом исследовании и рассмотрены в динамике их исторического развития. Подобный подход в дальнейшем даст возможность построить целостную историческую модель истории ранней церкви. Также впервые в отечественной историографии рассмотрена специфика африканской церкви в контексте влияние пунийско-берберской культуры на формирование теологии местной христианской общины. Кроме того, изучена специфика местной христианской традиции, которая позволяет говорить о региональных особенностях африканской церкви.

Теоретическая и практическая значимость работы.

Теоретическая и практическая значимость работы заключается в том, что материал диссертации и наиболее значимые выводы могут быть использованы как при чтении общего курса лекций по истории древнего Рима и истории раннего христианства, так и при разработке спецкурсов и спецсеминаров по отдельным сюжетам истории римской Северной Африки, а также для дальнейших научных исследований в этих областях.

Апробация основных положений работы. Диссертация обсуждалась по отдельным разделам и полностью на заседаниях кафедры истории древней Греции и Рима Санкт-Петербургского государственного университета. Результаты исследований докладывались в выступлениях на научных конференциях «XVII Сергеевские чтения» (Москва, исторический факультет МГУ, 2–4 февраля 2011 г.), «Жебелевские чтения – XIII» (Санкт-Петербург, исторический факультет СПбГУ, 26 – 28 октября 2011 г.), «Жебелевские чтения – XIV» (Санкт-Петербург, исторический факультет СПбГУ, 31 октября – 2 ноября 2012 г.), «XVIII Сергеевские чтения» (Москва, исторический факультет МГУ, 4–6 февраля 2013 г.), «Жебелевские чтения – XV» (Санкт-Петербург, исторический факультет СПбГУ, 30 октября – 1 ноября 2013 г.), «Жебелевские чтения

– XVI» (Санкт-Петербург, исторический факультет СПбГУ, 29–31 октября 2014 г.) «XIX Сергеевские чтения» (Москва, исторический факультет МГУ, 2–4 февраля 2015 г.).

Основные положения, выносимые на защиту.

1. Северная Африка испытала значительное влияние пунийской культуры, а позднее была романизована, однако романизация проходила неравномерно в отдельных провинциях; влияние греческой культуры в Северной Африке было сравнительно небольшим.

2. Ко времени правления Северов африканские провинции достигают вершины своего расцвета, а также повышается роль африканцев в политической и культурной жизни Империи.

3. Несмотря на то, что истоки африканской церкви неясны, коренное население изначально составляло значительную часть местной общины, особенно в провинциях, которые были романизированы в меньшей степени (Нумидия, Мавретания).

4. В трудах Тертуллиана можно видеть не просто увлечение «фригийской ересью», но попытку с ее помощью решить важную экклезиологическую проблему совмещения земной и небесной Церкви.

5. В период епископства Киприана Карфагенского была выработана теория так называемого «монархического епископата», основанная на обладании епископами даров благодати, однако она была построена не на авторитаризме предстоятелей, а на верховенстве авторитета церковных соборов.

6. Северная Африка стала родиной христианской латыни, а африканская агиография составила основу местной проповеди.

7. Африканские ереси и расколы носили преимущественно дисциплинарный характер, и между ними может быть прослежена взаимосвязь.

В трудах христианских писателей Северной Африки можно увидеть элементы местного патриотизма, который питал христианскую проповедь.

Источниковая база исследования. Основной категорией источников, которыми мы располагаем для реконструкции истории африканской церкви, являются письменные нарративные памятники: труды христианских авторов, а также греко-римская историография. Первая группа представлена выдающейся плеядой североафриканцев:

Минуцием Феликсом, составителем диалога «Октавий», Тертуллианом, который написал около сорока трактатов, посвященных апологетической, полемической, экклезиологической, сотериологической и нравственной проблематике (до нас дошло 31 его сочинение, еще 14 не сохранились), Киприаном, обширная переписка которого, состоящая из более чем восьмидесяти посланий, является ценнейшим источником по истории церкви середины III в., Арнобием, автором апологетического трактата «Семь книг против язычников», и Лактанцием, церковным историком и апологетом.

Особняком здесь стоят Евсевий Памфил, его «Церковная история» охватывает весь исследуемый период, хотя Африка и не находится в центре внимания, Иероним Стридонский, которому принадлежит сборник биографий «О знаменитых мужах», содержащий подробные сведения о крупнейших представителях африканской церкви, и Августин, поскольку в своих письмах он нередко обращается к ранней истории христианства в Африке.

Особую группу источников составляют агиографические памятники, которые имеют исключительную важность для данного исследования. «Акты мучеников Скилии» (180 г.) — первое известное аутентичное свидетельство об африканской церкви и одновременно это первый христианский памятник на латинском языке. В историографии идут оживленные споры относительно первенства латинской и греческой редакций «Актов», но вне зависимости от их исхода, никто не ставит под сомнение факт, что церковная латынь появилась именно в Африке. Кроме того, в контексте работы особую роль играет то, что уже среди мучеников Скилии упоминаются имена собственно африканцев, которые, как представляется, изначально входили в местную христианскую общину и привнесли в христианскую традицию свою религиозную культуру. Огромное значение имеет «Мученичество Перпетуи и Фелицитаты» — памятник времени правления Септимия Севера (203 г.). Это обширное повествование о знатной женщине Перпетуе и ее товарищах, которые были осуждены в Карфагене за исповедание христианства и погибли на арене амфитеатра. Памятник содержит массу интересных подробностей, позволяющих судить о социальной структуре африканской церкви, определить степень ее ортодоксальности, выявить модели поведения христиан во время гонения, ставшие эталоном для африканцев. Кроме

того, последующая африканская агиография стилистически и сюжетно восходит к «Мученичество Перпетуи и Фелицитаты». Особое место в этом перечне занимает «Житие и мученичество Киприана Карфагенского» — памятник времени гонения Валериана (258 г.). Это первое известное латинское сочинение, составленное в жанре «Жития», которое стало образцом для последующей традиции, кроме того, это ценнейшее свидетельство о жизни карфагенского епископа. Наконец, сохранилась еще одна группа памятников времени Великого гонения — это преимущественно военные мученичества: «Акты Максимилиана», «Мученичестве вексиллария Фабия», «Мученичество ветерана Типасия» и др. Аутентичность этой группы памятников традиционно ставится под сомнение, однако общепризнано, что все они содержат надежное историческое ядро.

В связи с этим необходимо отметить, что автор данного исследования не признает плодотворность гиперкритического подхода к изучению ранней римской истории. Разумеется, подходить к любому сообщению традиции о раннем периоде римской истории нужно с осторожностью и, по возможности, необходимо проверять ее при помощи других доступных свидетельств (в том числе археологических и эпиграфических). Вместе с тем отказываться от признания достоверности или как минимум существования надежного исторического ядра внутри агиографических свидетельств представляется ошибочным.

Другая большая группа письменных источников — сочинения греческих и римских историков. Так о ранней истории Африки и карфагенском периоде сообщают Геродот, Саллюстий, Юстин и Аппиан.

Отдельную группу составляют греческие и римские авторы, которые упоминают христиан: Тацит, Плиний Младший и Светоний. Особую проблему представляют памятники по истории III в., среди которых отдельно нужно упомянуть источник, известный под названием «История августов», вокруг которого развернулась широчайшая дискуссия относительно авторства, времени создания, использованных источников и, что важнее, достоверности приводимых сведений. По всем этим вопросам существует широчайший спектр мнений, а общее отношение к сведениям Scriptores historiae Augustae колеблется от в целом доверительного до полного отказа в какой бы то ни было

ценности. Тем не менее,отдельные фрагменты, которые не противоречат свидетельством других историков, описавших события III в.: Диона Кассия, Аврелия Виктора, Евтропия, Иоанна Зонары, Зосима.

Что касается эпиграфических источников, то в рамках работы они носят вспомогательный характер и востребованы при изучении реконструкции Карфагена и других городов римской Африки, порядка отправления императорского культа, деятельности отдельных римских чиновников, например гонителя христиан Вигеллия Сатурнина. Наконец, эпиграфические данные позволяют проанализировать состояние местной иудейской общины, а также содержат ценнейшие сведения о пунийской культуре и религии. Кроме того, при исследовании религиозной политики римских императоров нами были использованы нумизматические и папирологические данные.

Степень разработанности темы. История становления христианства в римской Северной Африке всегда привлекала интерес исследователей античности, историков Ранней Церкви. Основоположником в изучении многих важнейших проблем римской истории стал выдающийся английский историк античности Эдуард Гиббон (1737–1794). В своей знаменитой «Истории упадка и разрушения Римской империи» он уделил большое внимание Северной Африке, в частности выдвинул гипотезу о существовании у африканцев особого патриотизма, который питал их противостояние с римлянами в течение всего периода античности¹. В XIX в. в основном было принято рассматривать труды и взгляды отдельных христианских писателей (Тертуллиана, Киприана, Арнобия) в отрыве от социально-политического контекста соответствующего периода римской истории. Кроме того, игнорировалось влияние местной пунийско-берберской культуры. Так, по мнению Ст. Гзеля, Северная Африка не имела собственной истории². Таким образом, несмотря на то, что анализ отдельных трудов христианских писателей, агиографической традиции, а также обзор процессов, проходивших в римской Африке, были сделаны еще в классических трудах, вопросы

¹ Гиббон Э. История упадка и крушения Римской империи / Пер. с англ.
В. Н. Неведомского. М., 2001.

² Gsell S. Histoire ancienne de l’Afrique du Nord. T. 1: Les conditions du
dveloppement historique: Les temps primitifs, la colonisation Phnicienne et l’Empire
de Carthage. Paris, 1913. P. 112.

возникновения и дальнейшего исторического развития африканской церкви оказались недостаточно разработаны в этих исследованиях.

Вместе с тем именно на рубеже XIX–XX вв. были заложены некоторые концептуальные подходы к изучению африканского христианства, проанализирован огромный пласт агиографических источников (П. Монсо, П. Франчи де Кавальери), высказаны соображения в отношении аутентичности отдельных памятников и об огромном влиянии агиографии на христианскую культуру Северной Африки в целом³.

XX век обогатил изучение христианства в Африке многими новыми концептуальными идеями. Важной вехой в историографии стали работы французских исследователей 50–60 гг. XX в. Ш.-А. Жюльена, Ж. Шарля-Пикара, М. Ле Глея, возникшие под влиянием широкого антиколониального движения в Северной Африке⁴. Ученые, по сути, впервые обратили пристальное внимание на коренное население стран Магриба. В этот период проделана значительная работа по сбору и изучению местной эпиграфики, скульптуры, монументальных памятников. С этого времени в научной литературе впервые встал вопрос о влиянии берберо-пунийской культуры на формирование христианской традиции в Африке.

Важным шагом в развитии раннехристианских исследований стало применение социологического подхода, представленного в основном англо-американскими учеными, в рамках которого развитие христианской мысли рассматривалось в контексте широкой социальной проблематики (У. Х. К. Френда, Т. Д. Барнс)⁵. Среди работ

³ Monceaux P. Histoire littraire de l’Afrique chrtienne depuis les origines jusqu’
l’invasion arabe. T. 1–7. Paris, 1901–1923; Franchi De’ Cavalieri P. 1) Gli Atti dei
SS. Montano, Lucio e compagni. Roma, 1898; 2) La Passio SS. Mariani et Jacobi. Roma,
1900; 3) Osservazioni sulle leggende dei ss. martiri Mena e Trifone. 2. Della leggenda di s.
Pancrazio Romano. 3. Intorno ad alcune reminiscenze classiche nelle leggende agiografiche
del IV secolo. Roma, 1908; 4) Della Passio sanctarum Maximae, Donatillae, et Secundae //
Note agiografiche / Ed. P. Franchi de’Cavalieri. Fas. 8. Citt del Vaticano, 1935.

⁴ Charles-Picard G. Les religions de l’Afrique antique. Paris, 1954; Charles-Picard
G. La civilisation de l’Afrique romaine. Paris, 1959; Le Glay M. Saturne africain.
Monuments I: L’Afrique proconsulaire. Paris; 1961; Bnabou M. La rsistance africaine
la romanisation. Paris, 1976.

⁵ Frend W. H. C. The Rise of Christianity. Philadelphia, 1984; Barnes T. D.
Tertullian. A historical and literary study. 2 ed. Oxford, 1985.

этого направления можно выделить также сочинение Ф. Декре, которое непосредственно относится к теме диссертации⁶.

Наконец, в современных работах были вновь изучены многие спорные сюжеты африканской истории христианства. Это касается и отдельных персоналий (Д. Кларк, Х. М. Циллинг)⁷, и ряда проблем общего плана: характера африканских ересей, формирования местной экклезиологии, проблема мученичества и др. (Д. Д. Данн).

Отдельно следует упомянуть работы, посвященные христианской агиографии, имеющие исключительную важность для данного исследования: это издания раннехристианских «Мученичеств» Г. Музурилло и А. А. Р. Бастиансена⁸. Эти работы не только включают перечень оригинальных текстов и переводов памятников, признанных в настоящее время аутентичными, но и содержат подробный текстологический и исторический комментарий к ним. На сегодняшний день это, пожалуй, наиболее полные и авторитетные работы подобного рода.

В российской дореволюционной историографии исследования носили преимущественно патрологический характер. Большим шагом стала попытка организации переводов и изданий трудов всех ранних христианских писателей. Работа над переводами латинских авторов была поручена Киевской Духовной Академии. К сожалению, революция помешала завершению этой работы (апология Арнобия «Семь книг против язычников» была напечатана одной из последних в 1917 г.), тем не менее сделанные тогда переводы и исследования составляют и в наше время основу для изучения данных текстов.

Отсутствие в советский период крупных работ об африканской церкви отчасти компенсировалось трудами, посвященными римской истории Северной Африки. Здесь важную роль играют труды И. Ш. Шифмана, Ю. Б. Циркина⁹. К римской Африке периода

⁶ Decret F., Fana r M. L’ Af r ique du Nord da ns l’antiq uit: h istoire et civilisat ion des
origines au Ve sicle. Paris, 1998.

⁷ Clarke G. W. The Letters of St. Cyprian of Carthage: 4 vol. Ramsey, 1983–1989;
Zilling H. M. Tertullian. Untertan Gottes und des Kaisers. Paderborn, 2004.

⁸ M u s u r i l l o H . A c t s o f t h e C h r i s t i a n M a r t y r s . Vol. 2. Oxford, 1972; Bastiaensen A. A.
R. Atti e Passioni dei Martiri / 2 ed. Milano, 1990.

⁹ Шифман И. Ш. Возникновение Карфагенской державы. М.; Л., 1963; Циркин
Ю. Б. Карфаген и его культура. М., 1986.

принципата обращается А. Б. Егоров¹⁰. Нельзя не упомянуть работы А. Д. Пантелеева и Е. В. Сергеевой¹¹. Так, А. Д. Пантелеев обращается к агиографической проблематике и общеисторическому контексту становления христианства в античности. Работы Е. В. Сергеевой непосредственно относятся к проблематике диссертации, в частности подробно исследуется генезис христианской общины в Северной Африке. Также следует упомянуть труды М. М. Казакова¹².

Структура работы. Работа состоит из введения, четырех глав, заключения, списка сокращений, списка источников и литературы.

Карфагенский период истории Северной Африки

С XIII вв. до н. э. в Африке появляются финикийцы. Их поселения, основанные значительно раньше греческих (Лептис в Триполитании; Гадрумет на восточном побережье Туниса; Утика и Карфаген в районе мыса Бон, а западнее него Гиппон; также Ликс на атлантическом побережье Марокко), занимали большую территорию западнее Киренаики, которая позднее попала в орбиту влияния греков. Что же привело в движение финикийское общество и вызвало активное переселение колонистов на Запад? Ю. Б. Циркин полагает, что причиной тому стало усиление филистимлян на палестинском побережье и основание ими новых торговых городов в частности Аскалона. После разрушения Сидона аскалонитами, о чем сообщает Юстин, и переселения значительного числа сидонян в Тир, колонизация была единственным способом снятия демографического напряжения в городе (Iust. XVIII, 3, 5)60. И. Ш. Шифман видит причину колонизаторской политики в усилении борьбы социальных низов в Тире, вынуждавшей царя переселять часть разоряющегося сельского населения, а также в активизации купечества, заинтересованного в захвате торговых путей Средиземноморья. Заинтересована в политике колонизации была и царская власть, получавшая дань с каждого из основанных городов61. По всей видимости, торговля была главной движущей силой финикийской колонизации. Как отмечает В. Хусс, выгодное положение Тира на пересечении морских путей между Египтом и греческими городами способствовало активному развитию кораблестроения, а о финикийцах, как о морских разбойниках, рассказывает Фукидид (Thuc. I, 8)62. Интерес к побережью Африки был обусловлен организацией корабельных стоянок на пути

Основание Карфагена открывает новую страницу истории Северной Африки. Традиция связывает появление города также с выходцами из Тира. Аппиан приводит две версии этого события: «Как говорят эллины, Карфаген, находящийся в Африке, основали финикийцы за пятьдесят лет до взятия Илиона, ойкистами же его были Зор и Кархедон» (App. Lib., 1) 63. По другой версии, Карфаген основала Дидона, «происходившая из Тира, мужа которой убил Пигмалион, бывший тираном Тира» (App. Lib., 1; см. также Iust. XVIII, 4). О дате основания города существует несколько свидетельств источников, большинство из которых указывают на конец IX в. до н. э. Наиболее надежными считаются свидетельство Тимея об основании Карфагена в 38 г. перед первой олимпиадой (то есть 814/813 гг.) и сообщение Менандра Эфесского, опиравшегося на финикийскую традицию, указывавшую, что бегство Элиссы произошло на седьмой год царствования Пигмалиона, то есть в 825 г. (Jos. Contr. App., I, 18)64. Весьма вероятно также, что тирийцы выступали лишь лидерами экспедиции, а среди колонистов были представители и других городов Финикии, в частности Сидона65. В течение первых полутора столетий Карфаген оставался небольшим поселением, сосредоточенным вокруг Бирсы, но, тем не менее, занимал особое положение среди финикийских колоний, поскольку изначально пользовался независимостью66.

Мы практически ничего не знаем о ранней истории города. Те полулегендарные рассказы, которые приводят Юстин (Iust. XVIII, 6, 1–7) и Сервий (Serv. Ad Aen. IV, 36), в частности, о сватовстве к Элиссе местного ливийского царька и ее самоубийстве, свидетельствуют лишь о напряженных отношениях финикийцев с коренным населением. Остается загадкой политическое и социальное устройство раннего Карфагена. Как полагает В. Хусс, сомнительно говорить о существовании в Карфагене монархической власти, поскольку в этом случае сохранилось бы почитание культа Элиссы67. Одно из ранних свидетельств об устройстве карфагенского государства дошло до нас благодаря «Политике» Аристотеля. Он пишет, что «карфагеняне пользуются прекрасным государственным устройством», а власть находится в руках богатых и знатных (Arist. Pol., II, 8). Наши источники позволяют говорить о существовании в городе с VI в. олигархического режима. Сначала власть была сосредоточена в руках «Коллегии десяти» (Iust. XVIII, 6, 11), которая позднее была преобразована в совет старейшин (Polib. IV, 51, 1–2), из нее в свою очередь формировался совет ста (Iust. XX, 2, 5–6). Очевидно, высшая исполнительная власть была разделена на политическую и военную, первая находилась в руках двух суффетов, избиравшихся на один год (Nep. Hannib., VII, 4), вторая — у военачальников, избиравшихся на время войны (Dio. XI, 20, 1).

Примечательно, что социально-политическая история пунийского Карфагена сохраняла свою актуальность и спустя много столетий в христианский период. Во-первых, для жителей Африки это была история их региона, которой они гордились и с которой отождествляли себя. Так, Дидона или жена Гасдрубала были теми героинями, которых подражать которым призывали церковные авторы. Во-вторых, говоря о политическим устройстве Карфагена, мы должны иметь ввиду, что схожая структура существовала и в других пунийских городах, которые, как будет показано ниже, сохраняли многие политические традиции и в римский период. В свою очередь, согласуясь с известной теорией о том, что христианская экклесия формировалась под влиянием традиционных политических институтов Средиземноморья (коллегия,

Христианская община Северной Африки от появления первых христиан до начала III в

Квинт Септимий Флоренс Тертуллиан по праву считается первым крупным христианским писателем Северной Африки. Несмотря на то, что его жизни и творчеству посвящено колоссальное количество работ, измеряемое сотнями, если не тысячами единиц, тем не менее, биография апологета, по-прежнему, вызывает самое пристальное внимание исследователей221. Хотя литературное наследие Тертуллиана огромно, равно как и велико значение его екклезиологических и теологических взглядов, ведь он был первым писателем Запада, сформулировавшим полноценную доктрину христианской церкви, а также явился создателем церковной латыни, тем не менее, о себе он оставил весьма скудные сведения, а современники обходили вниманием фигуру апологета. Как заметила по этому поводу Х. М. Циллинг, похоже, ранняя церковь предала имя Тертуллиана забвению (damnatio memoriae), из-за его участия в движении монтанистов222. С этим утверждением вполне можно согласиться. Ведь впервые о жизни Тертуллиана говорит Лактанций: «Также Септимий Тертуллиан был искусен в разного рода писаниях, но в изложении менее легок и еще менее изящен, и весьма неясен. Поэтому он и не приобрел достаточной известности» (Lact. Div. Inst., V, 1, 23). Столь критическая оценка вряд ли до конца справедлива, однако ясно указывает на отношение к Тертуллиану в конце III в. Другой автор, оставивший сообщение об африканском апологете — Иероним — менее категоричен. Он пишет: «Тертуллиан, пресвитер, считающийся сейчас главным латинским автором после Виктора и Аполлония, уроженец города Карфагена в африканской провинции, сын проконсула или центуриона, был человеком с сильным и энергичным характером. Он жил во времена правления императоров Севера и Антонина Каракаллы и создал множество трудов, которые мы не будем упоминать, т.к. они широко известны. Я сам встречал одного Павла, пожилого человека из итальянского города Конкордии, который в молодости был секретарем благословенного Киприана, в то время уже бывшего в почтенном возрасте. Он сам видел, что Киприан не проводил и дня без чтения Тертуллиана и часто говорил: «Дайте мне учителя», имея в виду Тертуллиана. Тертуллиан был пресвитером церкви до середины жизни, а затем, гонимый завистливыми и злобными священниками Римской церкви, обратился к учению Монтана и упоминал новое пророчество во многих своих книгах. Он создал труды, направленные против церкви: «О скромности», «О гонениях», «О постах», «О единобрачии», шесть книг «Об экстазе» и седьмую — против Аполлония. Говорят, что он дожил до глубокой старости и написал множество небольших работ, которые не сохранились до наших дней» (Hier. De Vir. Ill., 53). Данное свидетельство нередко ставят под сомнение в современной историографии, однако, на наш взгляд здесь нет намеренного искажения действительности. Сам характер трактата «О знаменитых мужах» носит явно апологетический характер, призванный показать, что христианские взгляды разделяли весьма образованные люди, вопреки распространенному среди язычников противоположному суждению. Поэтому вместе с христианами здесь оказались и язычники (Сенека), иудеи (Иосиф Флавий, Юст Тивериадский), а также нашлось место писателям, к сочинениям которых церковь в IV в. относилась настороженно (Тертуллиан, Ориген). Очевидно, критерием для Иеронима служила выдающаяся литературная деятельность, а не ортодоксальность взглядов. Кроме того, забвение еще не означало осуждения, ведь ни разрыв Тертуллиана с церковью, ни его критические замечания не были официально осуждены ни одним из африканских соборов III в., ни последующими соборами, а напротив взгляды Тертуллиана оказали значительное влияние на развитие африканской церкви. Поэтому сообщение Иеронима в целом, и даже замечание, что Киприан проводил время за чтением Тертуллиана и просил его труды со словами «Дайте мне учителя», представляется вполне достоверным (Hier. De Vir. Ill., 53). Евсевий также положительно оценивает деятельность апологета, сообщая, что «Тертуллиан был превосходным знатоком римских законов, человеком известным и прославленным, а также автором «Апологии христиан» (Euseb. HE, II, 2, 4), с которой он обратился к римскому сенату (Euseb. HE, V, 5, 4). Напротив, более строгий к еретикам Августин не упоминает Тертуллиана в числе выдающихся христианских писателей, в том числе в своем обширном трактате «О христианском учении» (De doctrina Christiana).

Сам о себе африканский апологет сообщает немногое. Так, завершая трактат «О крещении», он делает редкое исключение, прося помянуть «грешного Тертуллиана» (Tert. De bapt., 20). Некоторые факты биографии он приводит в своем «Апологетике», но в целом в историографии нет единства ни в отношении места рождения Тертуллиана, ни точных дат его жизни, ни относительно его воспитания и образования. Известно, что многие из рода Септимиев жили в окрестностях Большого Лептиса в Триполитании, уроженцем которого был император Септимий Север. Однако ни сам Тертуллиан, ни многие другие известные представители этого рода не указывают на Лептис как на место своего рождения. Исследователи определяют годы его жизни между 170 и 220 гг.223 Отдельный интерес вызывает имя апологета — Квинт Септимий Флоренс Тертуллиан. Дело в том, что сам он называет себя или просто Тертуллианом (Tert. De Bapt., 20), или Септимием Тертуллианом (Tert. De Virg. vel., 17), аналогичным образом именует его и Лактанций. Имена же Квинт и Флоренс, появляются в издании трудов апологета И. Тритемия и Полициана в XV в., и, возможно, являются позднейшей вставкой224. Это обстоятельство в сочетании с молчанием источников не позволяет однозначно говорить о высоком социальном статусе семьи Тертуллиана или даже о наличии у него

Иероним сообщает, что отец Тертуллиана был центурионом, однако в современной историографии это утверждение подверглось критике226. Как уже отмечалось, в имперский период в крупных городах Северной Африки начали появляться многочисленные школы; особенно много их было в Карфагене, где, возможно, и прошло детство Тертуллиана (Tert. Ad Nat., II, 7; 13; Apol., 12, 14, 50). Стиль апологета, его риторические навыки, а также совершенное владение латинским и греческим языками, несомненно, указывают на полученное им прекрасное образование. Кроме того Тертуллиан был знаком с греческой и римской классической литературой (Ювенал, Тацит, Геродот и Платон), которую он цитирует в полемике с язычниками, а также написал несколько трактатов на греческом языке227. Тертуллиана считают создателем церковной латыни. Им была выработана латинская богословская терминология, которая получила обширное распространение, ей пользовались Киприан и другие латинские авторы. Тертуллиан придает своей речи художественную форму, соответствующую вкусам его времени, но с яркими личными особенностями. Его стиль очень близок манере письма греческих ораторов, которая была распространена в Африке.

Одним из спорных аспектов биографии Тертуллиана является род его занятий до присоединения к церкви. Евсевий сообщает, что Тертуллиан стал юристом в Риме, а потом вернулся в Карфаген (Euseb. HE, 2, 2, 4). А. Гарнак, анализируя развитие Тертуллианом новозаветного учения, соглашается с этим утверждением на том основании, что в произведениях апологета нет платонических идей, характерных для трудов восточных отцов церкви, занимавшихся философией и риторикой228. А. Бек утверждал, что карфагенский Тертуллиан — это римский юрист Tertullianus, известный как автор юридического справочника De castrensis peculio229

Киприан Карфагенский во главе африканской церкви

Его появление на кафедре совпало с расцветом местной христианской общины, которая наравне с Римом занимала ведущее место на Западе. Именно при Киприане были рассмотрены и решены вопросы о духовных и видимых границах церкви, что стало нормой для всего христианского мира, а его максима «вне церкви нет спасения» стала расхожей аксиомой. При Киприане в Африке и в целом на Западе формируется так называемый монархический епископат — система власти, основанная на безусловном авторитете епископов в светских и духовныхделах своих общин. Наконец, Киприан вошел в историю как епископ-мученик, что, несмотря на противоречивую жизнь его, обеспечило последующее почитание карфагенского предстоятеля. Кроме того, сохранились трактаты и обширная переписка Киприана, состоящая из более чем восьмидесяти посланий, что является самым подробным корпусом источников по истории африканской церкви III в.

Киприан родился в богатой карфагенской семье, возможно, принадлежавшей к городской верхушке, получил хорошее риторское образование, в 246 г. крестился, а спустя два года стал епископом Карфагена. Наиболее драматичной страницей его жизни стало гонение императора Деция в 249 г., во время которого Киприан покидает город и в течение года управляет церковью посредством посланий. По возвращении Киприан столкнулся с серьезной оппозицией среди священников, обвинивших его в трусости. В ходе следующего преследования при Валериане в 258 г. он принял мученическую смерть. Однако память о такой значительной фигуре в жизни церкви III в. отнюдь не всегда была связана с его славной кончиной. Вследствие споров о судьбе «отпавших», утверждения главенства карфагенской кафедры и развития идеи монархического епископата, а также небезупречного поведения во время гонений Деция сложился достаточно противоречивый образ карфагенского епископа. Немало недругов у Киприана было и в самой карфагенской церкви.

Жизнь Кириана подробно изложена в житии, о котором еще пойдет речь составленным дьяконом Понтием. Отдельную главу Понтий посвящает периоду жизни епископа до вступления его в сан: он твердо и искренне исповедует христианскую веру (Pont. Vit. Cypr., 2, 3), усердно изучает Священное Писание (Pont. Vit. Cypr. 2, 6), раздает свое имущество бедным (Pont. Vit. Cypr., 2, 7). «Кто из древних поступал так же?» — с укором восклицает автор жития (Pont. Vit. Cypr., 2, 8). Впрочем, аскетизм Киприана не стоит преувеличивать, в его распоряжении останутся сады и значительные средства, которыми позднее епископ будет поддерживать верующих (Pont. Vit. Cypr., 15, 1) Причина столь пристального внимания к началу его христианской жизни очевидна — зависть к выскочке-неофиту, богатством и знатностью добившегося епископской кафедры всего через несколько лет после крещения345. Впрочем в историографии существует точка зрения, что зависть среди христиан рождало знатное положение в карфагенском обществе, а также принадлежность к муниципальной знати346. Внешнему образу Киприана также уделяется большое внимание. Епископ был Gravis vultus et laetus — то есть лицом был строг, но весел. Притом автор подчеркивает, что строгость его не была мрачной, и любезность не чрезмерной, одно сочеталось с другим, а одежда его гармонировала с выражением лица (Pont. Vit. Cypr., 6, 2). В этой связи Э. Бенсон замечает, что Киприана отличала простота и обходительность, и этим он завоевывал сердца людей. Киприан никогда не подражал Тертуллиану и не считал плащ философа одеждой настоящего христианина. Однако для того, чтобы руководить огромной епархией, находить общий язык и с городскими низами и представителями сенаторского сословия, одной утонченной элегантности было мало. Возможно, Киприан так и остался бы украшением своей епархии, если бы в этом скромном и веселом человеке не скрывались бы одновременно колоссальная энергия, жизнелюбие, умение всегда точно находить момент, когда следовало произнести, то или иное слово347.

Драматическое служение Киприана началось его бегства во время гонения Деция. Понтий поясняет это так: христианин получает «венец славы» за свои заслуги, что вполне отражает высокий статус мучеников в Африке (Pont. Vit. Cypr., 7, 1). А коль скоро это так, то сначала епископ должен выполнить свое служение. Сам Киприан в своих посланиях говорит, что стремится избежать массового преследования христиан Карфагена. Данный довод, по всей видимости, не встретил понимания, и критика в его адрес раздается не только в Африке, но и в Риме (Cypr. Ep., 8). Перед Понтием стояла непростая задача оправдать поступок Киприана, и он последовательно отвергает выдвинутые обвинения. Киприан не бежал из страха, поскольку достойно встретил смерть во время следующего гонения (Pont. Vit. Cypr., 7, 13). Значение его для африканской церкви очень велико: Киприан учит отступников терпению, истине — еретиков, единству — раскольников, миролюбию и закону евангельской молитвы — сынов Господа (Pont. Vit. Cypr. 7, 5). Киприан сдерживает нападки язычников (Pont. Vit. Cypr. 7, 6). Наконец Киприан полностью подчиняется Божественной воле и терпит позор изгнания, поскольку должен продолжить свое служение. Епископ борется между долгом продолжения служения и желанием поскорее принять мученичество, и победа последнего очевидно противна Богу, и тогда мученичество теряет смысл348. К счастью это произошло, и, несомненно, по наущению Духа Святого, человек, который был нужен для столь многих и столь превосходных целей, был удержан от мученической смерти (Pont. Vit. Cypr. 7, 6). Очевидно, чтобы развеять последние сомнения, в тексте жития появляется рассказ о чудесном сне, посланном Киприану накануне казни (Pont. Vit. Cypr. 12, 3–8). Такого рода предзнаменования были характерны для африканской агиографии. Так, например, Перпетуя и ее товарищ Сатур видят сны, предвещающие славное завершение мученичества: египтянин повержен, юноша в белых одеждах со светлыми волосами встречает мучеников в раю. Киприан также видит юношу необычайного роста, который указывает, что епископ будет осужден в претории и казнен усекновением головы. Но важнее здесь даже не единство агиографической традиции и гарантия спасения, но то обстоятельство, что Киприан должен пострадать именно в это гонение, а, следовательно, его предшествующая жизнь оправдана, а обвинения в трусости ложны.

Дополнительным апологетическим аргументом является любовь и почитание Киприана простыми верующими. Именно миряне, побуждаемые Божественной любовью, находят скрывающегося Киприана и избирают его епископом (Pont. Vit. Cypr., 5, 2). Понтий уточняет, что в нем было скрыто божественное предзнаменование, а верующие искали не только священника, но, более того, будущего мученика (Pont. Vit. Cypr., 5, 3). Узнав об осуждении Киприана к дому, где он содержался, стекается большое количество людей, которые не расходятся всю ночь, несмотря на риск быть заподозренными в бунте (Pont. Vit. Cypr., 15, 3–7). Наблюдать за казнью Киприана собирается огромная толпа (Pont. Vit. Cypr., 18, 2–3). Ему помогают раздеться и

Африканские ереси и расколы

Иную ситуацию мы видим на Западе и, особенно, в Северной Африке. Евсевий сообщает, что мученики Галлии получили одобрение монтанизма от римского епископа Елевферия в конце II в., которое было дано с целью сохранения мира в церкви: «Возникли по этому поводу разногласия, и братья из Галлии, изложив собственное суждение, осторожное и вполне правоверное, извлекли еще письма разных мучеников, у них скончавшихся, которые те, беспокоясь о мире церковном, находясь еще в оковах, писали братьям в Асии и Фригии, а также Елевферию, тогдашнему Римскому епископу» (Euseb. H.E., V, 3, 4). Одной из причин, побудивших Елевферия принять положительное решение, несомненно, стало мужество лионских мучеников и исповедников. Вероятно, под влиянием монтанизма находились Перпетуя и ее товарищи489. Герой трактата Тертуллиана «О венце», легионер, отказавшийся надеть венок во время военного праздника и позднее осужденный как христианин, противопоставляется Тертуллианом другим христианам его легиона, которые глухи к Святому Духу и его пророчествам (Tert. De Cor., 1)490.

Из всех приведенных примеров можно заключить, что на Востоке первостепенное значение имела, в первую очередь, ортодоксальность взглядов христианина. Принадлежность к тому или иному еретическому движению делала мученичество такого верующего недействительным. По сути, проводится простая мысль, что еретик не может стать мучеником. Этому способствуют и его собственная нетвердость в вере, и козни врага рода человеческого. В Африке, учитывая традиционный авторитет мучеников, получается обратная ситуация. Христианин исповедует свою веру и страданием смывает грехи все предыдущей жизни, в том числе и догматические заблуждения. Подобное обстоятельство во многом и объясняет сложившееся представление о связи монтанизма с христианским ригоризмом. Это предположение хорошо иллюстрируется эпиграфическими источниками. Как показывает У. Френд, в тех областях Северной Африки, где в большинстве своем обнаружены монтанистские надписи (Тимгад, обл. Большого Сирта и пр.), одновременно фиксируется почитание апостолов-мучеников, и позднее здесь же значительное влияние приобретет донатизм491.

Еще один аспект, которого следует коснуться — это отношение монтанистов к семье и браку. Безусловно, на рубеже II–III вв. представления об этих вопросах еще не были до конца сформулированы. Общим, пожалуй, было лишь признание первенства девства над браком. Стремление к телесной чистоте нередко приобретало формы девиации. Юстин сообщает о некоем христианине, который в попытках сохранить девство подал прошение александрийскому префекту Феликсу с просьбой разрешить врачам оскопить себя, чем изрядно напугал римского чиновника (Just. 1 Apol., 29). Получив отказ, христианин, тем не менее, не пал духом и в течение жизни сохранял телесную чистоту. В сообщениях о Новом пророчестве мы не встречаем подобных свидетельств. Указание Иеронима о том, что Монтан, будучи жрецом Кибелы, кастрировал себя, признано в настоящее время позднейшим преувеличением, да и сам основатель Нового пророчества нигде не транслирует идею сохранения девства (Hier. Ep., 41, 4)492. Его спутницы Максимилла и Прискилла были замужем и лишь «исполнившись духа» оставили своих мужей (Euseb. HE, V, 18, 3). Тот факт, что Аполлоний обвиняет Монтана, что тот именует их девами, может означать лишь, что в дальнейшем эти женщины вели добродетельную жизнь. Очевидно, замужней была спутница Перпетуи — Фелицитата. Об отношении к браку Тертуллиан пишет в трактате «О единобрачии», где говорит, что только еретики полностью отказываются от семейной жизни, тогда как «психики», то есть остальные христиане, допускают возможность второго брака, и лишь сторонники Нового пророчества строго придерживаются единобрачия (Tert. De Mon., 1; 14; 15; De Pudic., 1). Здесь его строгая позиция выделяется не только на фоне ортодоксальных христиан, но и монтанистов. В другом месте, в трактате «О бегстве во время гонения», он делает еще одно важное уточнение, увещевая женщин умирать не на брачном ложе, а мученической смертью (Tert. De fug., 9).

Резюмируя вышесказанное, можно придти к заключению, что монтанизм в Северной Африке обладал своими специфическими чертами. В первую очередь можно говорить об отличной от Фригии форме трансляции монтанистской проповеди, она была менее экстатичной, и как следствие в меньшей степени подвергалась осуждению. Сохранив свои основные черты: избранность «людей духа», строгое единобрачие, почитание Духа Утешителя, всплеск эсхатологических ожиданий, монтанисты почти не выделялись на фоне ортодоксальных христиан. Причиной тому было и то, что церковь в Карфагене еще только формировалась. В Африке строгий аскетизм фригийцев претерпел некую трансформацию, и был дополнен, как представляется, особым почитанием мученичества. Именно в этом контексте уместно говорить о монтанизме как об основании последующих дисциплинарных ересей и расколов.

Следующим событием, связанным с дисциплинарными спорами, стал раскол, который африканская церковь пережила в период гонений Деция493. Поскольку мы уже подробно останавливались на этом сюжете, рассматривая соборы в Африке, отметим лишь несколько принципиальных моментов. Между раскольниками в Африке существовала отнюдь не только духовная связь. Как показывает А. Г. Ньюман, африканские монтанисты охотно поддержали приверженцев Новата, а и те и другие позднее присоединялись к донатистам494. В движении Новата и Новациана, однако, появилось нечто новое, чего еще не было у монтанистов, но будет позднее воспринято донатистами — это представление о себе как о самостоятельной церковной общине495. Как уже отмечалось ранее, несмотря на свидетельства Августина, у нас нет оснований утверждать, что Тертуллиан каким-либо образом отделял себя от церкви или создавал отдельную монтанистскую общину.