Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Римская аристократия позднеантичного времени в условиях глобальных изменений 28
1.1. Собирательное понятие «аристократия»: внутренняя иерархия и критерии престижности 28
1.2. Влияние динамических явлений социально-политической, экономической и духовной жизни на мировоззрение аристократии 43
1.3. Занятия литературой как консолидирующий фактор позднеантичного аристократического сообщества 52
1.4. Динамика идентичности галло-римской элиты V в.: рост «духовной» аристократии 57
Глава 2. Круг общения позднеантичной аристократии латинского запада с конца IV до середины VI вв 71
2.1. Роль эпистолографии в позднеантичном обществе 71
2.2. Коллекции писем Симмаха, Павлина Ноланского и Сидония как образец разветвленной «эпистолографической сети» 78
2.3. Адресаты Руриция Лиможского, Авита Вьеннского и Эннодия Павийского: локализация контактов 97
Глава 3. Динамика «имперского сознания» позднеантичных аристократов 111
3.1. Влияние варварских вторжений на мировоззрение нобилитета 111
3.2. Основные факторы изменения отношения к варварам 122
3.3. Тенденции позднеантичной региональной коммуникации 129
3.4. Назначение и характер путешествий в эпоху поздней античности 136
3.5. Феномен «региональной идентичности» на примере Галлии 143
Заключение 155
Библиографический список 159
Список сокращений 188
Приложения 189
- Собирательное понятие «аристократия»: внутренняя иерархия и критерии престижности
- Динамика идентичности галло-римской элиты V в.: рост «духовной» аристократии
- Адресаты Руриция Лиможского, Авита Вьеннского и Эннодия Павийского: локализация контактов
- Феномен «региональной идентичности» на примере Галлии
Собирательное понятие «аристократия»: внутренняя иерархия и критерии престижности
Поздняя античность заслуженно обозначается к ак «переломная эпо-ха»128, «период трансформаций». Именно в течение данного времени в истории произошли настолько колоссальные изменения, что их результатом стали полноценное обновление всех сфер ч еловеческой д еятельности и грандиозная смена мировосприятия и историко-культурной парадигмы с «угасающей» античной на новую средневековую.
Оставаясь символом торжества античной культуры на протяжении пяти веков, Римская империя смогла объединить все региональные культуры Средиземного моря, вобрать в с ебя лучшее и п одняться на еще более высокий уровень129. Однако, уже с III в., она начинает испытывать серьезные кризисные явления, в частности, проблемы в области внутренней политики и государственного управления (чехарда «солдатских императоров», сепаратизм отдельных р егионов, г онения н а христиан и пр.). Своевременные реформы Диоклетиана и Константина I отсрочили гибель Римской империи примерно на сто лет. Однако уже в 395 г. император Феодосий поделил государство на Западную и В осточную ч асти, что наглядно демонстрирует признаки неуклонного угасания некогда единой империи130.
Между тем, конец IV – начало V вв. был отмечен появлением мощного внешнеполитического фактора – массового вторжения р азношерстной к оа-лиции германских племен на территорию Римской империи. Несмотря на то, что административным центром Западной Римской империи был италийский город Равенна, первой добычей варваров становится не Аппенинский п олу-остров, а римская провинция Галлия.
В данном исследовании будут предприняты попытки охарактеризовать галльскую аристократию п озднеантичного периода, а также обозначить изменения, к оторые претерпели критерии ее престижности. Г аллия была выбрана нами по нескольким причинам. На ее территории располагался политический центр префектуры претория (Gаlliаrum), куда входили Галлия, Британия, Испания и небольшая часть Северной Африки131. Во-вторых, наряду с Африкой, Г аллия в п озднеантичный п ериод представляла собой один из культурно-образовательных ц ентров, с амо пространство которого являлось фактором консервации римской идентичности в Средиземноморском мире132. В-третьих, в этой ч асти римской империи имеется х орошо задокументированный континуум рассматриваемого периода (конец IV – начало VI вв.).
Таким образом, с одной стороны, им еется отчетливое свидетельство важности «геополитического» (если выражаться с овременным языком) положения Римской Галлии. Галлия играла ведущую роль в политическом, экономическом и социокультурном развитии западной части всей Римской империи, а представители местной аристократии оказывали существенное влияние на политическое и культурное развитие всего римского общества. С другой стороны, в т ечение первой п оловины V в . Г аллия становится плацдармом для вторжения в иные регионы, а также сама активно заселяется пришлыми варварами. Тем не менее, достигнутое урегулирование с варварами было наиболее успешным именно в Г аллии и имело долгосрочные ре-зультаты133. Тем самым данная римская провинция представляет собой «лабораторию» для оценки возможных ответов аристократов на приход нового правящего строя (варварских государств).
Итак, с точки зрения сложившейся ситуации Римская Галлия находится в необычном положении. С одной стороны – она все еще важный политический центр Западной Римской империи, с другой – испытывает колоссальное напряжение, связанное с расселением варварских племен, в первую очередь вестготов и бургундов, на своей территории. В сложившихся условиях социальной группой, особенно обеспокоенной д анной ситуацией (вторжением и расселением варваров), становится аристократия. Очень важно исследовать, что представлял с обой д анный привилегированный слой в п озднеантичный период и какое место занимал в обществе. Для этого необходимо проанализировать само понятие «аристократия», а также критерии вхождения в данную социальную структуру.
Предыдущие исследования поздней римской аристократии концентрировались либо на аристократии IV века, и относились к варварской роли для римской империи только периферически (М. Арнхейм134, Р. Матизен135, Дж. МакГичи136), либо уделяли внимание подчиненной роли римской элиты в Европе VI века, где варвары уже занимали доминирующие позиции (С. Дилл137, Ф. Ирсиглер138, Дж. М артиндейл139). Еще одна группа авторов акцентирует внимание исключительно на личности Сидония Аполлинария – весьма популярной и неоднозначной фигуры V века (значительную часть имен данных исследователей мы уже отобразили в историографическом разделе Введения). То есть, целостного восприятия времени, выбранного нами в качестве основного, в контексте обозначенной проблемы еще не сложилось. Мы постарались заполнить этот пробел, охватив период конца IV – начала VI вв.
Чтобы как можно больше приблизиться к настроениям и переживаниям аристократов, их отношение к происходящим событиям целесообразно передавать с помощью их собственных выражений, зафиксированных в исторических источниках (по преимуществу, письмах). Многие из них были авторами литературных произведений, в к оторых прямо или к освенно выражалось восприятие происходящих в округ них изменений. Н аиболее репрезентативным источником по данной тематике следует признать эпистолографическое и поэтическое наследие галло-римского епископа Гая Соллия Сидония Аполлинария. Другие сохранившиеся коллекции писем, которые дают бесценный материал о галльской аристократической повседневности рассматриваемого периода, принадлежат следующим авторам: Квинт Аврелий Симмах, Павлин Ноланский, Руриций Лиможский, Авит Вьеннский и Эннодий Павийский.
Переходя непосредственно к исследуемой проблеме, необходимо определиться с терминологией, относящейся к понятию «аристократия». Во времена Сидония Аполлинария в в опросах с амоидентификации высших слоёв позднеантичного общества существовали определённого рода проблемы, связанные с с оциально-политическими трансформациями внутри Римской империи. Вообще слово «аристократ» редко использовалось латинскими писателями, з а исключением его употребления ин огда в греческой ф орме ( – «знатнейший, благороднейшего происхождения»). Для описания членов элитного класса в данное время чаще использовались такие слова, как sеnаtоr, nоbilis, оptimus и т. д.
Рассматриваемый период времени, расположенный на стыке Античности и Средневековья, является неудобным для унификации термина «аристократия». Историки обоих периодов, к ак и выделяемых подпериодов внутри них, часто имеют свои критерии определения «аристократии».
С одной стороны, пр одолжаются споры о том, к ем именно были sеnаtоrеs («сенаторы»), и о том, какие существовали отношения между римскими имперскими «сенаторами», с одной стороны, и галло-римскими «сенаторами» варварских королевств V века, с другой140.
Термин «сенаторская аристократия» прекрасно описывает суть поздне-римской элиты вплоть д о середины VI в. Однако этим п онятием следует пользоваться с осторожностью, поскольку он охватывает широкий диапазон лиц, обладавших весьма различным экономическим статусом и не обязательно имевших общее социальное происхождение. Сенаторское сословие, представлявшее собой з емельную и с ановную аристократию, чрезвычайно расширилось в IV–V вв. Если император Диоклетиан вводил жесткие ограничения на занятие государственных должностей для сенаторов, то Константин I охотно назначал на государственные должности многих из них. Следствием этого было обесценивание сенаторского достоинства и создание новых титулов, чтобы поддержать престиж этого сословия.
Динамика идентичности галло-римской элиты V в.: рост «духовной» аристократии
V век является переломным для судеб Западной Европы. В этот период происходит крушение прежнего мирового порядка и зарождение нового. На смену З ападной Римской империи приходят г ерманские королевства190. По мере усиления варварского мира меняется характер взаимоотношений между Римской империей и пл еменами зарейнских п ереселенцев. П о-иному складываются отношения варваров с имперскими и местными властями, к орен-ным галло-римским населением и, конечно, с важнейшими социальными институтами, т акими к ак христианская ц ерковь, к оторая являлась крупным субъектом экономических отношений и значительной политической силой191. Одной из н аиболее влиятельных в Римской Империи была Галльская церковь, насчитывающая более ста епископских кафедр и 17 церковных провинций. По отношению к варварам галльские христиане были достаточно то-лерантными192. К онечно встречаются высказывания, осуждающие действия варваров, однако у римских писателей для этого существовали серьезные основания. Ч аще всего германцы п орицаются з а жестокость и б еспринцип-ность, за преследования христиан, за те бедствия, которые переносила христианская ц ерковь п о их вине. Т ак, Сидоний Аполлинарий н азывает г отов «народом – нарушителем договоров» (Еp. VI, 6), осуждая их за самовольные захваты южно-галльских т ерриторий (Еp. III, 8). З а агрессивную п олитику короля Эйриха по отношению к христианской церкви Сидоний Аполлинарий представляет его религиозным фанатиком и упрекает за преследование епископов и ц ерквей (Еp. VII, 6). Однако короля в естготов Т еодориха, бл аго-склонно относившегося к христианской церкви, он называет «опорой и спасителем римского населения» (Cаrm. 23, 72). Если же мы вспомним христи-анског писателя и проповедника Сальвиана Марсельского, то ему свойственно было идеализировать варварское общество, их образ жизни и мораль, в противовес прогнившему римскому, отличающемуся, по его мнению, массой пороков.
Толерантность церкви принесла свои плоды. Невзирая на бедствия, которые христианская церковь Галлии переживала из-за нашествий варваров на протяжении всего V столетия, влияние и авторитет института церкви и ее представителей – епископов только увеличивались. На территориях, оккупированных варварами, епископы приобретали власть, которой ранее не обла-дали193.
В сложившихся условиях, когда государственная служба и привычный образ жизни оказались н едоступными б ольшинству светских аристократов, необходимо было искать новые способы к существованию. Церковь становилась единственным ц ентром стабильности. П оэтому многие галло-римские аристократы стали находить преимущества в принятии религиозной жизни и предпочли светской ц ерковную службу (Sid. Аp. Cаrm. 1.15.32-33). Аристократы, проживающие в в арварской Г аллии, м огли уд овлетворить практически все материальные потребности, идеалы и атрибуты светского дворянства в церкви даже лучше, чем в светской жизни. Например, светский благородный аристократ стремился к личной безопасности в своей укрепленной крепости – епископ находил убежище в церкви; светский дворянин надеялся, что его примут в к ачестве одного из «хороших людей» этого мира – епископ, несомненно, был одним из таких людей; аристократ искал земельные угодья – епископ управлял ими; дворянин стремился оказывать услуги в р оли п о-кровителя и т ем с амым обрести влияние – все это епископ д елал в значительно расширенном масштабе. В от к ак г оворил о достоинствах ц ерковной службы Сидоний Аполлинарий, «без с омнения, п о мнению всех х ороших людей (bоni), незначительные церковные чины выше, чем величайшие светские должности» (Sid. Аp. Еpist. 7.12.4).
Галльский регион интересен, прежде всего, тем, что тенденции, имевшие здесь место, значительно отличались по характеру от идентичных пр о-цессов в других регионах Pаx Rоmаnа. Во-первых, галльский епископат к V в. п очти п олностью с остоял из членов клановой г алло-римской аристокра-тии194; во-вторых, и галльское монашество подпитывалось во многом за счет представителей местного нобилитета, лучшие из которых позже становились епископами. По словам профессора У.Е. Клингширна, «такое решение поменять отечество на монастырь н е было в V в. уникальным среди христиан-аристократов Северной и Центральной Галлии»195. Здесь, прежде всего, имеются в виду такие выдающиеся деятели высшего клира, как Павлин Нолан-ский, Ф авст Р егийский, Ц езарий Арелатский и др. Впрочем, это совсем н е значило, что все епископы Галлии были из монахов.
Классический пример – Сидоний Аполлинарий, бывший до своего посвящения в сан политиком (занимал пост prаеfеctus Urbi ок. 468 г.), светским литератором и панегиристом сменяющих друг друга императоров, одному из которых он даже приходился зятем (речь об императоре Авите 455-456 гг.). Около 471 г ода он становится епископом н ебольшого города Клермон, в Оверни (провинция Аквитания Первая). Происходя из благородной христианской с емьи196, он впитал в с ебя как христианские, так и традиционалистские элементы, что делает сочинения этого человека только интереснее и богаче на проявления эмоций для исследователей. П очти все адресаты писем Сидония, собранных в 9 книгах, являются его соотечественниками и аристократами, треть из которых – это епископы галльских церквей. Его сохранившиеся произведения – это, по сути, «панегирик» всей галло-римской аристократии, пытавшейся выполнять свои привычные занятия и функции в тяжелых условиях общего кризиса и вторжения в арваров. Активная п ереписка римской элиты з амечательно показывает стремление к сплочению ее представителей н а фоне самых тяжелых обстоятельств197. И н екоторые из них старались держаться вместе уже в новой роли представителей клира198.
Епископство и аристократизм в данный п ериод были настолько взаимосвязаны, что в некоторых церковных кругах светский аристократический статус мог быть рассмотрен в качестве предпосылки для епископской служ-бы199. Самым показательным примером в данном случае (только для Востока) является Синезий Киренаикский, который был поставлен епископом даже не будучи христианином. Сидоний Аполлинарий на выборах епископа Буржа в 470 году отмечал: «его предки председательствовали как на епископской кафедре, т ак и на светских судах» (Ep. 7.9.17). Церковная служба, как и светская, стала рассматриваться к ак н аследственное право. Н апример, римский епископ Иларий жаловался: «некоторые епископы думают, что епископат -это не божественный д ар, а наследственный интерес…» (Еpist. “Quоniаm rеligiоsus”). Подобная практика привела к формированию епископских династий, в чьих рук ах власть оставалась н а протяжении многих п околений200. Тем с амым ц ерковная служба монополизировалась, ст ановясь вс е более сложной и недоступной для многих желающих.
В то же время церковная служба оказывается все более подходящей деятельностью для галло-римской знати, в результате чего в Галлии возникает церковная аристократия, имеющая наряду со знатными мирянами равные места в аристократических кругах. Помимо подлинной религиозной мотивации, возможно, самая главная причина появления нового атрибута аристократизма в лице церкви была вызвана потребностями времени. Наряду с ролью эрзаца государственного управления, церковная карьера согласовывалась со многими другими традициями и устоями аристократического образа жизни.
Во-первых, духовные лица, к ак и светская знать, уд еляли б ольшое внимание образованию и литературной деятельности. Такие священнослужители как Клавдиан Мамерт, Сальвиан и Геннадий из Марселя, Юлиан Поме-рий и Иларий из Арля, Евхерий Лионский, Фавст Риезский, Сидоний Аполлинарий, Руриций Лиможский и Авит Вьеннский, предавались литературным занятиям201. Литературная активность была свойственна в полной мере также и монашеству, так, Ральф Матизен считает, что в Леринском аббатстве сложился свой «литературный круг», предшествовавший кругу Сидония, поскольку большая часть леринцев обладала литерутурными талантами и не гнушалась воплощать их на практике202.
Еще важнее то, что церковная служба давала аристократам в озмож-ность удовлетворять свои потребности, выступая покровителями на местном уровне203. Священнослужители, особенно принадлежащие к епископским династиям, м огли устанавливать в своих г ородах ф актически м онархическую власть. Исследователи Раннего Средневековья Джейми Крейнер и Майкл Эдвард Мур п еречисляют широкий спектр обязанностей епископов: они пр о-стирались от городских строительных проектов до социальной опеки и призрения б едных, включали в с ебя п осредничество в суде и к онтроль за светским судопроизводством, освобождение пленников и защиту от злоупотреблений властью в оенными, з а которую р анее отвечал dеfеnsоr civitаtis («защитник города», дефенсор – должность в администрации поздней Империи), и равно дипломатические контакты с теми военачальниками, которые называли себя rеx или mаgistеr militum и контролировали большие территории204.
Адресаты Руриция Лиможского, Авита Вьеннского и Эннодия Павийского: локализация контактов
В сравнении с кругом адресатов, рассматриваемых во втором параграфе второй главы настоящего исследовании, мы выбрали эпистолографов второй половины V – начала VI вв. – Руриция Лиможского (ок. 440 – 510 гг.), Авита Вьеннского (ок. 451 – 525 гг.), а также Эннодия Павийского (ок. 473 -521 гг.), чтобы проанализировать динамику общественных контактов в более поздний период.
Все они принадлежали к социальному миру Сидония, но к последовавшему з а ним п околению, пришедшему в уп адок п осле распада Западной Римской империи. Это поколение хорошо засвидетельствовано тремя к ол-лекциями писем – Руриция (82 письма), Авита (103 письма) и Эннодия (297 писем).
Данные персоны позднеантичного общества выбраны не случайно: все трое являлись представителями аристократических кругов и, одновременно, христианского клира, п ережили к онец Империи, вели активную п ереписку, оставив в есьма внушительную к оллекцию п осланий к аждый. Б езусловно, рассматриваемый нами период был представлен гораздо более широким кругом талантливых авторов, которые по целому ряду признаков соответствуют нашему отбору, это Иларий Арльский (ок. 400 – ок. 450 гг.), Сальвиан (ок. 405 - ок. 480 гг.), Фавст Риезский (между 405 и 410 гг.– между 490 и 495 гг.), Клавдиан Мамерт (ум. ок. 474 г.) и некоторые другие. Но, к сожалению, не все из них м огли п охвастаться обширными коллекциями писем, п озволяю-щими дать полноценный анализ географии адресатов. Руриций Лиможский (ок. 440 - 510 гг.) – галло-римский аристократ, епископ г. Лимож с 485 г., весьма интересная с точки зрения источниковедения личность, п ережившая 476 г. и в полной м ере отразившая п ереходный характер эпохи. Образ Руриция – это квинтэссенция черт с енаторской аристократии рубежа V-VI вв., а его переписка позволяет получить представление, как о его личности, семье и повседневных занятиях интересующего нас времени, так и о его социальном окружении288.
Фигура Руриция не слишком популярна в историографии, кроме того, как и многие другие представители п ереходного периода, в оспринимается неоднозначно. Т ак, Д. Брэдли считает его письма совершенно незначительными для источниковедения, поскольку обходят своим вниманием ключевые события эпохи, с осредотачиваясь на бытовых м елочах. В п одтверждение данной п озиции приводятся сведения о том, что у Руриция была досадная привычка – на словах сообщать письмоносцам важные вещи, не фиксируя их в самом послании289.
Противоположное отношение к н аследию Руриция д емонстрирует Ральф Матизен290, расценивающий этот источник как важный для понимания духовного состояния общества той эпохи, п озволяющий р еконструировать картину п овседневной жизни. Н а наш взгляд, д анная т очка зрения вполне обоснована, поскольку быт, с одной стороны, отражает происходящие в обществе изменения, с другой, консервирует реликты общественного сознания, что позволяет исследователям наиболее полно воссоздать мировоззрение человека того времени291.
От Руриция сохранилась коллекция писем в двух книгах, всего 83 послания: 18 – составляют первую книгу, 65 – вторую.
Говоря о личности Руриция, прежде всего, мы можем отметить, что он принадлежал к с енаторскому роду Анициев, п о крайней м ере, об этом упоминает Венанций Фортунат (Cаrm. IV.5, 7-8)292, и являлся владельцем поместья в Аквитании (Rur. Еpist. I. 7). Судя по всему, он получил риторическое образование, в чем нас убеждают его частые аллюзии к классическим произведениям, п ереписка с Сидонием, который с ам являлся одним из талантливейших литераторов своего времени, и позиция Руриция по отношению к образованию его собственных сыновей, которое он хотел бы видеть подобным своему (Ibid. I. 3-4)293.
Руриция м ожно расценивать к ак п олноправного деятеля высшего общества того времени, обменивающегося посланиями с его коллегами по литературному цеху и, одновременно, духовной стезе.
Обширный круг адресатов Руриция сравним с кругом Сидония Аполлинария, Авита Вьеннского, Эннодия из Павии, более известными эпистоло-графами данного периода. Лиможский епископ вел личную переписку с Си-донием, а с двумя другими д еятелями п озднеантичной эпохи имел н емало общих знакомых.
Большинство «друзей по переписке» были коллегами Руриция, епископами близлежащих городов. Некоторых из них можно локализовать приблизительно, отнеся к территориям на юге или юго-западе от Лиможа, например, Испаний и Рустик присылали Рурицию рыбу, первый – пойманную в Дордо-ни (Еp. II. 45), второй – в Везере, притоке Дордони (Еp.II.54). Далее на юго-западе, Руриций в ел п ереписку с Фредой294, в ероятно, г откой, обитавшей в горах Севенны (Еp. I. 11). В Провансе у Руриция были такие церковные корреспонденты к ак епископ Нима Седат (Еpp. II.18-19, 34-35), который предложил совершить специальную поездку для визита к нему; епископ Фрежюса Викторин (Еp. II.40), который приютил двух его сыновей; и два священника из Арля - Юлиан П омерий (Еpp. I.17, II.10-11), которого Руриций надеялся переманить в Лимож, и Каппилют (Еpp.II.21-31), а также три епископа Аре-латских – Леонтий, Эоний и Цезарий (Ерр. II. 33, 36)295.
Что касается Цезария, то он происходил из галло-римского аристократического рода в г. Шалон (Бергундия). В 488/489 году он поступил в Лерин-ский монастырь, древнейшую галльскую обитель, насельниками которой в свое время были Евхерий Лионский, Луп Труасский, Фавст Риезский, Викен-тий Леринский и др. Существует предположение, что вступая в клир и принимая монашество, Цезарий руководствовался карьерными соображениями: как уже отмечалось ранее в первой главе настоящего исследования в условиях политической нестабильности церковная карьера была единственно перспективной, и многие молодые аристократы стремились получить епископский сан. Его настоятель и старые монахи дивились тому религиозному пылу, который проявлял молодой Цезарий, и вскоре он был назначен келарем (Vita Caes. 1.5–6), но вскоре, благодаря обвинениям недовольных монахов, был смещен с данной должности. Данный факт, а также предание суровым аскетическим подвигом, подорвали здоровье Цезария. Он отправляется в г. Арелат, который славился врачами и где Цезарий, помимо всего прочего, имел родственные связи в лице епископа Эония, который рукоположил его сначала в диаконы, во пресвитера, а затем сделал настоятелем монастыря на острове р. Роны. В 502 году после кончины Эония Цезарий становится епископом Арелата.
О других адресатах м ожно говорить с уверенностью, поскольку места их проживания и службы упоминаются в корреспонденции. Таковыми являются Хронопий из Периго, Гераклиан из Тулузы (Еpp. II.6, II.30), Клар из Оза (Еpp. II 6, 30, 38, 64), Евфрасий и Абрункул из Клермона (Еpp. II.2.22, и 29, II.55-58), Сидоний Аполлинарий (Еpp. I.8-10), его сын – Аполлинарий (Еpp. II.26-27,41). В озможными адресатами из Клермона также были: Н амаций296 (Еpp. II.1-5, 62), Г есперий297 (Еpp. I.3-5), священник Н епоциан298 (Ер. I.6), священник Омманций (Ер. II.28). Т акже Руриций отправлял свои письма в Периго к епископу Лупу299 (Ер. I.10), в Лимож к главе церкви святого Стефана – Цельсу (Ер. I.12) и к другу Таврентию (Ер. II.17), в Сент - к епископу Петру (Ер. II.38).
Таким образом, судя п о географии к орреспонденции, б ольшая ч асть адресатов Руриция проживала в королевстве вестготов (См. Приложение 5). Лишь н есколько писем были отправлены в другие варварские королевства (королевство бургундов и королевство Сиагрия (далее королевство франков): к Центурию Осерскому (Еp. II 51), к Волусиану Турскому300 (Еp. II 64), к епископу Тура Веру301 (Ер. II.23), к Рустику, епископу Лиона (Ер. II.20). Причины такого распространения могли быть просто случайными или вызванными политическими трудностями того времени, так как большинство друзей, членов семьи, коллег проживали в пределах королевства вестготов.
Заслуживающим внимание фактом является п олное игнорирование галло-римским аристократом в ажных исторических с обытий, т аких, к ак, например, вторжение франков в В естготское королевство. Исходя из этого, некоторые исследователи, т акие как Д. Брэдли, н е считают письменное наследие Руриция сколько-нибудь значительным для исторической н ауки. Однако с т очки зрения микроисторического подхода, этот источник в ажен для в оспроизведения к артины п овседневной жизни и быта того времени, а также идентификации многих исторических п ерсонажей г алло-римского происхождения в интересующий нас период302.
Феномен «региональной идентичности» на примере Галлии
Для того чтобы раскрыть феномен галльской региональной идентичности, в н ачале необходимо определиться с определением понятий «идентичность» («самосознание») и «региональная идентичность» вообще.
Понятие «идентичность» сравнительно новое. Оно стало широко использоваться в н ауке благодаря р аботам Э. Эриксона, который, анализируя взаимосвязи общественных и культурных трансформаций и поддержания этнической самотождественности, ввел в научный оборот также термин «кризис идентичности»384.
Среди современных зарубежных ученых существует широкая палитра взглядов относительно трактовки понятия «идентичность». На сегодняшний день существует н есколько школ, к оторые выстраивают собственные определения и теории идентичности. Так, целостная теория, разработанная в рамках психоанализа (Дж. Г. Мид, Э. Эриксон, Г. Тэжфел, Дж. Тернер)385, определяет идентичность к ак чувство тождественности ч еловека самому с ебе, ощущение целостности в о всех свойствах, к ачествах и отношениях с окружающим миром.
Большая работа по изучению феномена идентичности проделана в рамках политической школы (Х. Кон, Э. Смит, Э. Геллнер, Э. Хобсбаум)386, которая рассматривает идентичность, как процесс осознания своей принадлежности в качестве индивида или группы к определенному социуму и принятие определенных характеристик в качестве «своих».
Для нашего исследования наиболее важной является работа по изучению проблем идентичности, проделанная в исторических и связанных с ними социальной и антропологической школах (О. Шпенглер, Б. Андерсен, Ф. Барт)387. В рамках этих школ идентичность рассматривается как некий динамичный процесс, включенный в с оциальные и культурные аспекты, п од-черкивается его взаимосвязь с идеологией и культурными ценностями. Подход, предложенный учеными (Ф. Барт), предлагает р ассматривать идентич ность сквозь призму культурных границ, когда культурные различия закрепляются в качестве этнической дифференциации.
В отечественной н ауке проблема идентичности (гражданской, этнической, к онфессиональной, с оциальной, п олитической) п оставлена в к ачестве фундаментальной и с амостоятельной проблемы сравнительно недавно. Первые исследования социологов и психологов появляются в 80-е - 90-е годы ХХ в. (Г.Г. Дилигенский, Б. Орлов, Л.Д. Гудков, Е.Б. Светлицкая и др.)388. Среди наиболее важных отечественных исследований второй половины 2000-х г о-дов в этой области следует выделить работы А.Н. Малинкина, В.О. Соловей, С.А. Романенко, В.А. Тишкова389.
В широком смысле под идентичностью мы п онимаем представление человека о самом себе, самоотнесение индивида к определенной группе, объединенной по национальному, р елигиозному, с оциальному, профессиональному или иным признакам и осознание им этого факта. Идентичность позволяет человеку осознать себя частью общества, коллектива, группы, которые представляют его общегражданскую или этническую общность и помогают ориентироваться в с оциокультурном и п олитико-цивилизационном пространстве.
Что касается термина «региональная идентичность»390, то в настоящее время сохраняется неопределенность, как в содержательной трактовке данного феномена, т ак и в оценке его смысловой н агрузки. Применительно к нашему исследованию наиболее подходящим определением данного термина является следующее: проявление региональной уникальности, когда данный регион становится институционализированным в определенном виде сообщества. Акцент делается на объединении одних групп людей по региональному признаку для выражения своих региональных (локальных) интересов и дистанцирования от других. В озникает «сообщественный эффект», означающий, что сообщество существует, обретает п олитическую субъектность, происходит его активизация и актуализация в п олитическом, с оциально-экономическом и культурном пространстве. Индикатором существования именно такого сообщества и является н аличие региональной ид ентично-сти391.
В позднеантичный период феномен «региональной идентичности» хорошо прослеживается н а примере одной из римских провинций – Галлии. Она всегда имела особенные отношения с Римской империей, была ее обособленной частью. Например, в эпоху Принципата лишь немногие галльские аристократы были вовлечены в политические дела Империи392, но уже при императоре Диоклетиане имперская реорганизация привела к р асшире-нию влияния в Галлии, благодаря чему многие галльские аристократы заняли высокие посты в римской администрации393. Многие галлы, сохранив имперские настроения д о самого конца римского правления, были готовы принимать т о, что приносила им Империя, п ока это не стало противоречить их «галльским» амбициям. Но в то же время старый галльский дух независимости никогда не исчезал394. Была принята определенная уникальная «галльская» идентичность, отличавшая ее народ от жителей других районов Импе-рии395.
В п озднеантичный п ериод Г аллия жила практически н езависимой культурной жизнью. Она, помимо всего прочего, отличалась высоким образовательным ур овнем. К ак утверждал Михаэль ф он Альбрехт, она являлась «цитаделью позднеантичной культурной жизни». Духовными центрами были школы в Марселе, Арле, Ниме, Тулузе, Нарбонне, Вьенне, Пуатье и Б ордо. Постепенно Галлия стала римской культурной и образовательной сокровищ-ницей396. В IV-V вв. границы Галлии с Германией стали римским форпостом в борьбе с варварами, еще больше укрепив значение этой провинции в латинском западном мире.
В 416 г оду итальянское правительство попыталось быть б олее отзывчивыми к галльским потребностям397: облегчались п одавляющие налоговые сборы, объявлена амнистия (CTh. 15.14.14), в осстановлен С овет с еми про-винций398. Но в то же время имперское правительство стало фактором уступок многих г алльских областей в арварам. Г алло-римские сенаторы были огорчены этим бесцеремонным характером по отношению к своей территории. Сидоний Аполлинарий, например, после уступки Оверни вестготам, писал епископу Марсельскому, одному из участников переговоров: «Наше порабощение стало ценой для б езопасности других. Если мы д ействительно сдадимся, то несомненно, что вы, трусы, спроектировали варварский план» (Еpist. 7.7.2,5). Выражение галльского настроя к империи в V веке было наиболее красноречиво высказано Сидонием Аполлинарием в своем панегирике к императору Майориану в Лионе в 458 году (Cаrm. 5.354-362).
Галльское чувство обособления, н есомненно, способствовало чувству галльской р егиональной ид ентичности, с к оторой сталкиваются в V в. Н е случайно римский император Эпархий Авит (455-456 гг.) и Агриппин были описаны испанским хронистом Идацием не как «римляне», а как «граждане Галлии» (“Gаllus civis” (Аvitus), “Gаllus cоmеs еt civis” (Аgrippinus) (Chrоn. 163, 217).
Рост галльского чувства региональной ид ентичности также ускорился теми же факторами, которые затрагивали не только Галлию, но и всю империю в целом: все более широкое стремление к отстаиванию местных интересов и л окальному влиянию399. Провинциальные властители все больше разграничивали свои собственные интересы и имперские. В 458 году западный император Майориан жаловался на одно проявление этой тенденции: «Эти могущественные люди [галлы] пренебрегают налогами и в то же время самонадеянно держатся в своих имениях» (Mаj. 2.4).
Другим проявлением этой тенденции стало растущее нежелание многих галлов занимать г осударственные должности, д аже среди тех, кто имел такую возможность400. Сидоний, например, мог риторически утверждать, что во время правления Петрония Максима в 455 году тысячи галлов отказались занимать имперские должности (Sid.Аpоll. Еpist. 1.3.2, 1.4.2, 1.6.1, 3.6.2). Тем не менее, для н екоторых галлов, имперская служба продолжала иметь привлекательность. Тот же Сидоний, например, регулярно призывал своих аристократических собратьев воспользоваться возможностью служить в императорской администрации. Своему другу Евтропию он писал: «Для человека с твоим пр авом п ервородства не менее важно видеть свой чин, н ежели свое имение» (Еpist. 1.6.3).
Другим примером ф ормирования г алльского обособления, сосредоточения на местных проблемах, был отход от внешнеполитической деятельности. В V в. галлы редко покидали свою провинцию; те, кто уходил, были в основном изгнанниками. Внешние социальные контакты стали р едкими401. Как заметил Сидоний другу, которого он пригласил для своего сопровождения в Рим: «Хотя ты активен д ома, твоя н еискушенная б еспомощность з а-ставляет тебя бояться совершить путешествие, и ты боишься отправиться в путь» (Еpist. 1.6.2).