Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I
Период политической нестабильности принципата во время правления Коммода (180-192 гг. н. э)
ГЛАВА II.
Политический кризис принципата в период гражданской войны 193-197 гг. н. э. Приход к власти династии Северов 81
1. Начало политического кризиса системы принципата и характеристика событий весны 193 г 81
2. Гражданская война и приход к власти династии Северов 95
3. Общественно-политический кризис империи и кризис принципата в период гражданской войны 129
ГЛАВА III.
Стабилизация принципата в период единоличного правления Септимия Севера (197-211 гг.) 150
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 177
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА 184
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ 197
- Период политической нестабильности принципата во время правления Коммода (180-192 гг. н. э)
- Начало политического кризиса системы принципата и характеристика событий весны 193 г
- Стабилизация принципата в период единоличного правления Септимия Севера (197-211 гг.)
Введение к работе
Одной из важнейших проблем антиковедения как в России, так и за рубежом является проблема зарождения, становления и развития принципата. В последнее время в отечественной историографии отмечается определенный интерес к вопросам, связанным с изучением проблем римской государственности в I - II вв. н. э.1 Исследование эпохи Ранней империи, несомненно, является очень важным в общеисторическом плане. Это время характеризуется столкновением между авторитарной и монархической по своей сути власти и общества, развивавшегося в течение нескольких столетий в рамках гражданской традиции, а также поиском выходов из нередко возникавших кризисных ситуаций, порожденных в значительной степени несоответствием новых условий развития государственной власти, возникших после падения республики, традиционным формам управления и мировосприятия. Однако указанные процессы предстают явлениями не только римской и всемирной истории, но и находят свое отражение в современной общественно-политической реальности. Интерес к исследованию проблем принципата, на наш взгляд, обусловлен не только сугубо научными причинами. События Второй Мировой войны, демократическое движение второй половины XX в., развал Советского Союза делают весьма актуальными и обсуждаемыми как российской, так и зарубежной общественностью проблемы взаимоотношений власти и общества и соотношения сил между ними. В этом смысле историческая наука предстает в некотором роде исполнителем социального заказа, обусловленного стремлением общества получить информацию о событиях прошлого однотипных современным и, по мере возможностей, ответы на некоторые вопросы, тем более что сами историки, рассматривая развитие Римской империи, отмечают немало общих точек соприкосновения и с колониальными империями средневековья, нового и даже новейшего времени. С одной стороны, параллели с британской, французской и другими империями в этом плане нельзя отрицать. С другой, режим принципата также имел немало общего с абсолютными и конституционными монархиями поздних эпох. Таким образом, исследование процессов зарождения, становления и развития принципата имеет особое значение как в силу специфической роли Рима в истории древних обществ, так и в методологическом, поскольку полемика вокруг проблем принципата имеет большое значение для двух важнейших вопросов исследования древней истории: проблемы типологического сходства и проблемы модернизации и архаизации в исследовании исторических явлений.
Между тем, в нашем исследовании затрагиваются события истории Римской империи рубежа II - III вв. н. э. Этот период традиционно рассматривается в исторической науке как один из самых спорных. Дискуссия ведется вокруг вопроса о так называемом кризисе III в. Римской империи. Проблема датировки и определения характера событий этой эпохи -одна из важнейших и в отечественной и зарубежной историографии. Многие исследователи, рассматривая события и явления, связанные с этой эпохой отмечают, что начало кризиса не было внезапным, и его симптомы наблюдаются, уже начиная со второй половины II в., т. е. с правления Марка Аврелия, и связываются как с обострением внешнеполитической ситуации на восточных и северных границах империи, так и с глубинными социально экономическими изменениями. Однако при всей важности проблемы, выяснение датировки начала кризиса и его характера не входит в задачи данной работы. В центре нашего внимания события, произошедшие в период с 180 по 211 гг., в котором уместились правление императора Коммода, гражданская война 193 - 197 гг. и правление Септимия Севера. На наш взгляд, этот период довольно четко можно разделить на три этапа. Первый связан со временем правления Коммода (180 - 192 гг.) и характеризуется усилением политической нестабильности. Второй этап начинается в 193 г. после убийств Коммода и его преемника Пертинакса. В историографии это время однозначно характеризуется как острый внутриполитический кризис. Главным основанием этому служит начавшаяся гражданская война (193-197 гг.). Третий этап связывается с ее окончанием и приходом к власти Септимия Севера, в правление которого происходит стабилизация принципата. В тоже время в историографии этот период рассматривается не только как время резкого нарастания нестабильности политической системы Рима, но и как важный этап в ее эволюции из принципата в доминат.
Источниковую базу исследования составляет комплекс письменных и вещественных источников, которые могут быть разделены на несколько групп. Первую группу составляют нарративные источники, произведения Диона Кассия, Геродиана, так называемых «авторов жизнеописаний Августов», Аврелия Виктора и Евтропия, в трудах которых отражены события исследуемого нами периода.
Клавдий Кассий Дион происходил из семьи, известной со времени Нерона, уроженец Никеи в Вифинии. Его отец, М. Кассий Апрониан, был сенатором, прошедшим все ступени cursus honorum: он исполнял обязанности проконсула провинции Ликии-Памфилии, пропретора Киликии, затем пропретора Далмации, назначался также консулом суффектом. Сам Кассий Дион был наделен преторским званием в 194 г., что позволяет датировать его рождение примерно 164 г. Детство свое он провел в Риме и был свидетелем многих событий периода правления Коммода, кризиса 193 г. (он присутствовал на похоронах Пертинакса) и прихода к власти Септимия Севера. Был довольно близок к Каракалле - он упомянут как «amicus» императора в период его восточной кампании. В 204 - 206 гг. Дион был назначен консулом суффектом, в 218 - 222 гг. исполнял обязанности куратора городов Пергама и Смирны. С этого времени начинается его возвышение и связано оно с именем императора Александра Севера. В 223 г. он становиться проконсулом Африки, в 224 - 226 гг. пропретором Далмации, затем в 226 - 228 гг. наместником Верхней Паннонии, и, наконец, вершина его карьеры - это совместное консульство с императором в 229 г. (АЕ, 1971, 430). В этом же году Дион исчезает с политической сцены, спасаясь от гнева преторианцев. Под покровительством императора он какое-то время жил в Кампании, но затем переехал в Вифинию.1
Созданная им «Римская история» сохранилась лишь частично. История Римского государства излагалась Дионом Кассием на греческом языке, в восьмидесяти книгах. В ней шло повествование о римской истории от легендарных истоков (прибытие Энея в Италию), ab Urbe condita, до правления Александра Севера (222 - 235 гг.): пятьдесят книг посвящены Республике, тридцать Принципату. Из них сохранились почти полностью книги с XXXVI по LX (период с 68 г. до нашей эры по 47 г. нашей эры). Книги же с LXI дошли до нашего времени в пересказе византийских авторов Ксифилина (XI в.) и Зонары (XII в.).
На время создания произведения намекает, правда, довольно смутно, сам автор. В 73-й книге (LXXIII, 23, 5) Дион пишет, что он в течение десяти лет проводил исследования, и двенадцать лет ушло у него на составление труда. Однако эти сведения не позволяет более или менее точно установить время появления на свет этого произведения. Тем не менее, согласно исследованию Ф. Миллара1, составление Кассием Дионом его сочинения можно датировать 207 - 219 гг., что не исключает более позднего исправления уже составленного труда и добавления сведений о правлениях приемников Септимия Севера. Так, в 79-й книге (LXXIX, 10) Дион пишет о сновидении, в котором император предписывает ему продолжать работу над произведением. А в 80-й книге (LXXX, 3, 2) имеется указание на возникшую угрозу для Римской империи со стороны персов под командованием Артаксеркса. Эта информация отсылает нас еще дальше, к 232 - 233 гг.
Особую ценность для нас представляет та часть сочинения Кассия Диона, где речь идет о событиях интересующего нас периода. Информация об этом времени заключена в книгах с LXXII по LXXIX. Большая часть «Истории» Диона была написана на основании изложения материалов трудов предшествующих историков. Завершающие же книги являются как бы историческими воспоминаниями. В них автор описывает события, современником, свидетелем и участником которых был он сам. Однако, возможно, что в качестве источников могли быть использованы также и документальные материалы в силу того, что историк в той или иной степени был причастен к аппарату государственного управления и мог иметь к ним доступ. Его участие в работе сената и личное общение с императорами от Коммода до Александра Севера придает книгам, посвященным 90-м годам II в., особую значимость. Это фундаментальное свидетельство о времени правления династий Антонинов и Северов, несмотря на то, что книги, охватывающие эти периоды, до нас дошли сильно испорченными и представляют в настоящее время лишь краткое резюме главных событий. В основном Дион Кассий освещал внутриполитическую историю, делая акцент на взаимоотношениях императорской власти и сенатской аристократии. В этом, а также в систематическом изложении и строгой хронологической последовательности заключена ценность труда Кассия Диона для нашего исследования.
В отличие от Кассия Диона о Геродиане, авторе «Истории императорской власти после Марка в восьми книгах», не имеется никаких сведений. Нам приходится довольствоваться тем, что можно извлечь для его биографии из самого произведения. Геродиан дает нам некоторые точки опоры для заключения о времени его жизни. В правление императора Коммода (180-192 гг. н.э.) он был в Риме на играх и вместе с другими зрителями видел («мы видели» - I, 15, 4) «таких отовсюду привезенных зверей, какими раньше можно было любоваться только на картинах». Далее Геродиан говорит и о своем присутствии на разнообразных зрелищах во всех театрах и на священнодействиях в правление Септимия Севера (III, 8, 10), отпраздновавшего секулярные игры в 204 г. Третье упоминание (менее ясное) о пребывании в Риме относится ко временам Каракаллы. Последнее упомянутое в истории Геродиана событие - убийство императоров Максима и Бальбина (VIII, 8, 3 - 8) в первой половине 238 г. Все это дает основание думать, что Геродиан мог умереть самое раннее в 240 г., а возможно, и значительно позднее. Что же касается года рождения Геродиана, то некоторое заключение можно извлечь из его собственного указания: он в противоположность большинству историков описывает недавно прошедшие времена и то, что помнят его современники, и притом его сведения не заимствованы от других, т.е. не принадлежат к числу тех, которые не поддаются точному знанию и подтверждению свидетельскими показаниями (I, 1, 3). Это признание должно относиться и к начальным главам истории Геродиана, посвященным описанию смерти Марка Аврелия (180 г. н. э.). Если предположить, что Геродиан был тогда в более или менее сознательном возрасте, то он мог родиться около 165 г. Очень немногое можно извлечь из сочинения Геродиана также и об обстоятельствах его жизни. В самом начале автор довольно пространно говорит о своем нахождении на императорской и общественной службе после смерти Марка Аврелия (I, 2, 5). Внимание, которое он уделяет налоговым вопросам, и неплохая осведомленность в них наводит на мысль, что он служил в apparitor Caesaris, имея статус всадника или вольноотпущенника.1
Хронологический охват истории Геродиана - 59 лет: от смерти Марка Аврелия в 180 г.н.э. до начала единоличного правления Гордиана III - 238 г.н.э. Это соответствует словам самого историка, который, говоря в начале своего труда об особенностях описываемого времени, ограничивает последнее 60 годами (1,1, 5). Однако в другом месте он говорит уже о 70 годах (II, 15,7). Весьма вероятно, что в процессе написания своего труда Геродиан изменил первоначальное намерение и принял решение (оставшееся, впрочем, неосуществленным) расширить рамки своей истории.
Общий план «Истории» Геродиана следующий: кн. I - проэмий, смерть Марка Аврелия, правление Коммода; кн. II - правление Пертинакса, правление Дидия Юлиана, провозглашение императором Септимия Севера, его прибытие в Рим, его выступление против Нигера; кн. III - борьба Севера против Нигера и против Альбина, правление Севера; кн. IV - совместное правление Антонина (Каракаллы) и Геты, убийство Геты, единоличное правление Антонина, убийство Антонина и начало правления Макрина; кн. V - правление Макрина, правление Антонина (Гелиогабала); кн. VI -правление Севера Александра; кн. VII - правление Максимина, провозглашение Гордиана I, гибель Гордиана I (и Гордиана II), провозглашение Максима и Бальбина (и Гордиана III) цезарями; кн. VIII -поход Максимина на Италию, осада Аквилеи и гибель Максимина, совместное правление Максима и Бальбина, их гибель и провозглашение Гордиана III.
В центре внимания Геродиана всегда император - его личность и деятельность, образ жизни и судьба. История, с точки зрения Геродиана, почти целиком укладывается в рамки биографий императоров. Однако план и характер изложения у Геродиана очень далек от биографических схем Светония и «авторов жизнеописаний Августов». Риторическое образование историка и его литературный талант особенно сказываются в его рассказах о событиях, речах и экскурсах. Рассказы его всегда красочны и эффектны. Резко очерчены ситуации, намерения и действия персонажей, их высказывания подаются ярко; каждая данная сцена плотно примыкает к рамкам того повествования, часть которого она составляет. В целом же, некоторые исследователи дают Геродиану как историческому источнику не очень высокую оценку - его считают поверхностным, недостаточно осведомленным, необоснованно выдвигающим на передний план несущественные обстоятельства, стоящим ниже Кассия Диона, приверженным к литературной форме (в ущерб исторической истине, хотя в сознательной фальсификации его никто не обвиняет), беллетристом, а не историком.1 Однако все же многие историки, в частности В. Видмер и Г. Альфельди, считают, что труд Геродиана дополняет «Историю» Кассия Диона по части реальной истории и иногда дает возможность вносить поправки к Диону. Для нас же важность сочинения греческого историка состоит том, что если Кассий Дион, подходил к описанию событий рубежа II - III вв. с точки зрения представителя высших аристократических кругов, то Геродиан, по мнению многих современных историков, отражал взгляды на взаимоотношения принцепса и сенаторов, бытовавшие в среде низших или, во всяком случае, гораздо менее высоких слоев граждан, чем Дион.1
Историограф IV в. Аврелий Виктор - засвидетельствованная в античной литературе личность, имя его запечатлено и в надписях.2 На основании этих данных, а также сведений, встречающихся в самом тексте сочинения «De Caesaribus», можно восстановить его биографию. Африканское происхождение Аврелия подтверждается его собственными замечаниями. Так, про императора Септимия Севера, которого он очень восхваляет и которому посвящает наиболее обширную биографию, он говорит, что тот был «gentis nostrae» (De Caes., XX, 6), т. е. его земляком, а африканское происхождение Севера бесспорно. В другом месте (XL, 19) он, рассказывая о борьбе Максенция с узурпировавшим власть в Африке Александром, с горестью говорит о разрушении красивейшего города Карфагена и живописных мест Африки. Далее, из его же собственных слов (XX, 5-6) мы узнаем, что он родился в сельской местности в скромной семье человека, не получившего никакого образования. Образование и упорная работа позволили самому Аврелию выйти из скромной среды и открыли ему путь к служебной карьере. Свидетельствующий о нем Аммиан Марцеллин (XXI, 10) застает его уже занимающим высокое положение в обществе и известным историком. Его сообщение позволяет реконструировать этапы в развитии карьеры Аврелия Виктора. Прежде всего, Аммиан называет его консуляром, хотя в IV в. это был просто почетный титул, не означавший, что человек такого звания непременно когда-то был консулом. По назначению Юлиана он исполнял должность префекта Паннонии, а значительно позже он стал префектом города Рима. Указание на служебное положение Аврелия имеется и в некоторых надписях. Так, одна надпись (Orelli, 3715) гласит: AURELIO, VICTORI XV. VIRO. SACR. LEC. AUGG.
PRO: PR. PROV. PANN. INF. PATRON R. P. H. V. D. D. (rei publicae honore usus decreto decurionum). Из этой надписи следует, что Аврелий был членом коллегии 15 жрецов для совершения жертвоприношений по законам августов. В списках консулов в 369 г. встречается некий Виктор, совместно с внуком Валентиниана, но историк ли это Аврелий Виктор неизвестно. Также среди префектов Рима при Феодосии в надписи датированной 389 г. (CIL, VI, 1186) упомянут Аврелий Виктор.
Научная традиция закрепила за именем Секста Аврелия Виктора четыре произведения под следующими заголовками: 1) «Origo gentis Romanae» («Происхождение римского парода»), 2) «De viris illustribus, urbis Romae» («О знаменитых мужах города Рима»), 3) «De Caesaribus» («О цезарях») и 4) «Epitome de vita et moribus imperatorum Romanorum» («Извлечение о жизни и нравах римских императоров»). Традиция эта соблюдается и до настоящего времени, несмотря на то, что научная критика текста уже много веков назад твердо установила, что несомненное авторство Аврелия Виктора можно признать лишь за одним из названных четырех произведений, именно за третьим по порядку, «De Caesaribus sive historiae abbrevitae pars altera» («О цезарях или сокращенная история, часть вторая»). Основанием, по которому выделено как подлинно принадлежащее историку Аврелию Виктору произведение «De Caesaribus», является главным образом весьма оригинальный стиль его текста. Кроме того, только в этом сочинении можно усмотреть некоторое единство замысла и отражение личности автора, чего нельзя сказать об остальных трех сочинениях, из которых «Origo gentis Romanae» представляет собой незначительный да к тому же незаконченный отрывок, a «Epitome» подбор сведений о римских императорах. Они кратки и выхвачены у различных авторов. Что же касается книг «De Caesaribus», то это набор жизнеописаний героев и некоторых героинь эпохи Республики, которые с одинаковой долей вероятности и с полной безосновательностью исследователи приписывали когда-то Плинию, Светонию, Корнелию Непоту и др. Сопоставление двух указанных сочинений не только по языку, но и по содержанию, как отдельных глав, так и в целом приводит к некоторым существенным выводам. Во-первых, «Epitome» не есть извлечение из сочинения Аврелия Виктора, как это было когда-то признано и отразилось в подзаголовке. Изложение событий в «Epitome» доведено до 395 г., а в «De Caesaribus» только до 361 г. Кроме того, полных текстуальных совпадений в рассматриваемых двух сочинениях очень мало. Они эпизодичны и объясняются, главным образом, тем, что оба автора широко пользовались общим источником, именно биографиями цезарей Светония. Поэтому некоторое сходство по содержанию встречается лишь в пределах первых 11 глав, кончая главами о Домициане, а кроме них еще только в главах XXXIV и XL «De Caesaribus» и XL «Epitome». В остальном тексты совершенно несходные.
Оба сочинения разделены на мелкие главы, каждая из которых посвящена одному правителю или (например, главы 40 - 42) нескольким, одновременно обладавшим властью, хотя бы и чисто номинально. Как видно, такие формы исторических произведений соответствуют вообще приемам исторического повествования позднего времени, в данном случае IV в., и наблюдаются также в «Краткой истории» Евтропия. Если же наряду с этим все же имеется капитальный труд Аммиана Марцеллина, заполнивший 31 книгу самым обстоятельным повествованием, то это наводит нас на мысль, что та или иная форма сочинений избирается автором не случайно, а соответствует основному замыслу его произведения. Краткие характеристики отдельных римских императоров и краткие очерки их правления свидетельствуют о том, что в центре внимания историка - не столько последовательный ход истории Римского государства, сколько личность или судьба каждого отдельного правителя. При этом если сопоставить «De Caesaribus» Аврелия Виктора и анонимную «Epitome», то легко обнаружить, что они тем и отличаются друг от друга, что в одном из них на первое место выдвинуты различные судьбы правителей, в другом - личности их или их характеры. Одно дополняет другое.1 В то же время, в сочинении Аврелия Виктора довольно четко прослеживаются его политические взгляды. Автор выявляет себя как сторонника монархии, но при этом уважительно относящегося к республиканским традициям, выдвигающим на первое место римский сенат.
Другой латиноязычный историк IV-oro века, Флавий Евтропий, принял участие в кампании Юлиана против персов (X, 16, 1). Племянник ритора, он жил в период с 355 по 362 в Антиохии. Евтропий в качестве magister memoriae императора Валента по просьбе последнего написал сочинение «Сокращение римской истории» в десяти книгах, которое должно было раскрыть всю историю города от его основания (ab Urbe condita) до смерти императора Юлиана (364 г.). Источниками для Евтропия послужили сочинение Светония и различные императорские хроники. События рубежа II - III вв. отражены в 8 - 14 главах VIII книги. В целом довольно сухие записки, в основном описывающие события военной истории Рима. Тем не менее, сочинение Евтропия неплохо дополняет сочинение Аврелия Виктора.
Большую ценность при изучении истории Римской империи рубежа II -III вв. представляет сборник, получивший в современной науке название «Scriptores Historiae Augustae» (авторы жизнеописаний Августов, SHA). Это один из самых спорных памятников римской литературы. По нему ведётся большая полемика в исторической науке. Существует ряд спорных вопросов. В частности это вопросы о времени составления сборника и его возможного автора или авторов. В настоящее время исследователи придерживаются трех точек зрения: 1. SHA были написаны шестью авторами (Aelius Spartianus, Iulius Capitolinus, Aelius Lampridius, Vulcacius Gallicanus, Trebellius Pollion и Flavius Vopiscus) в правление Диоклетиана и Константина, как об этом сообщают сами их составители. 2. SHA составлены в правление Юлиана Отступника имели целью прославить его политику, противопоставив ее политике Констанция, очернить христиан и христианство. 3. Автором SHA был член кружка «последних язычников» из среды римских сенаторов конца IV - начала V в., близкий Симмаху и Флавию Никомаху, сочувствующий узурпатору Евгению.1
Сборник состоит из тридцати биографий, посвященных императорам от Адриана до Диоклетиана (с 117 по 285 гг.). В них жизнь императоров излагается, подобно Светонию, по определенному плану: жизнь до прихода к власти, происхождение, воспитание, прохождение общественных должностей, затем обязанности в сане императора. Так же, как и у Светония, большое внимание придаётся различным анекдотам, слухам. Между тем, в SHA совершенно очевидна тенденция к прославлению деятельности римского сенат и негативного отношения к тиранам. В исторической науке принято считать это сочинение свидетельством сенатской идеологии IV в.2 Тем не менее, SHA весьма ценный источник для нашего исследования. SHA располагает интересными сведениями о событиях гражданской войны 193 — 197 гг., периодах правления императоров Коммода, Пертинакса, Септимия Севера и др., и, что особенно важно, дает возможность проследить процесс развития взаимоотношений императорской власти и сената на протяжении довольно длительного временного отрезка. Однако при всём при этом необходимо критически относится и к этому произведению. Наличие фальсификаций в SHA не вызывает сомнений у большинства исследователей. Многие источниковеды говорят о выдуманных авторами SHA событиях и лицах, особенно там, где их источники давали слишком скудные сведения. Между тем, подавляющее большинство историков, поднимая вопрос о степени достоверности, сообщаемых сведений перечисленными выше произведениями античной историографии придерживаются той точки зрения, что все источники приобретают большую ценность лишь в том случае, если рассматривать их в совокупности, потому что сведения, заключенные в них, во многом дополняют друг друга. Однако для более полного понимания исследуемых событий нами привлечена другая группа литературных источников. Ее составили сочинения писателей и историков I - II вв. Светония, Плиния Младшего и Диона Хризостома. Чрезвычайно важны для понимания некоторых процессов в развитии принципата «Письма» и «Панегирик» Плиния Младшего, из которых можно извлечь сведения о развитии императорской власти и о политическом управлении империей. «Речи» же Диона Хризостома прямого отношения к теме исследования не имеют, однако их ценность заключается в том, что в них отражены общественно-политические настроения на Востоке империи в середине II в., исследование которых позволяет выявить причины и факторы, обусловившие начало в этом регионе гражданской войны 193-197 гг.
К третьей группе источников относятся надписи и монеты. Сведения эпиграфических источников, как правило, представлены документальными материалами: различными императорскими эдиктами, рескриптами, государственными актами, установлениями городских властей, коллективными и частными реляциями, письмами. Надписи, а также монеты имеют особую важность для изучения многих вопросов, например, вопроса о формировании официальной идеологии и пропаганды, создании образа императора (по его титулам и эпитетам), об отношении создателей этих документов к существующему режиму. Просопографические сведения, содержащиеся в надписях, ценны возможностью восстановления связей, карьер и судеб людей, составлявших те или иные политические силы и являвшихся движущей силой в процессе развития принципата. Этот вид источников является своего рода показателем достоверности информации, содержащейся в нарративных источниках. Их главным достоинством является документальность и беспристрастность. Однако следует отметить и недостатки. Привлечение надписей и монет сопряжено с рядом трудностей, которые вызваны, прежде всего, неравномерностью в освещении различных регионов и периодов правления того или иного императора, а также сомнительностью датировок, случайным характером сохранности источников. Но все же в целом тема диссертации хорошо обеспечена как письменными, так и вещественными источниками, достаточно достоверно и полно отражающими процесс развития принципата на рубеже II - III вв.
Одной из центральных проблем эпохи Ранней империи является выяснение характера политической системы принципата, которая сложилась в результате крушения республики. По мнению большинства исследователей, эта система заключала в себе столько противоречивых черт, что, в сущности, не поддается какому-либо однозначному определению. Не удивительно, что подобная ситуация не могла не вызывать различных оценок в историографии. Можно выделить четыре основных взгляда на принципат. Первый из них существовал со времен поздней античности до появления «Romisches Staatsrecht» Т. Моммзена. Типичным был взгляд на принципат как на монархию, типологически мало отличавшуюся как от эллинистических монархий, так и от монархий Западной Европы. Таким видели принципат историки Возрождения и Просвещения, эта же точка зрения встречается у историков XVIII и начала XIX вв. У некоторых исследователей, например у Эд. Гиббона, уже появляется взгляд на принципат, как на переходную форму от республики к монархии. Историк рассматривал историю Рима как четко разделяющуюся на Республику и Империю, а принципат однозначно квалифицировал как монархию.
Иной взгляд на принципат был связан с фундаментальным трудом Т. Моммзена «Romisches Staatsrecht». Исследовав правовой аспект магистратской и императорской власти, Моммзен обратил внимание на сущность магистратского империя и наличие континуитета между империем царей, республиканских магистров и императоров и рассматривал эту правовую структуру как нечто неизменное на протяжении истории Рима. По мнению немецкого исследователя, власть принцепса представляла собой не монархию, а чрезвычайную магистратуру, состоящую из двух основных элементов: проконсульского империя и трибунской власти, которые дополняются рядом полномочий частного характера. Опираясь на эти выводы, Т. Моммзен пришел к выводу, что созданная Августом и поддерживаемая его преемниками политическая система представляет собой двоевластие (диархию) императора и сената.1 Заслугой Т. Моммзена является то, что он впервые детально рассмотрел правовую основу принципата и обозначил проблему принципата как системы. Именно он впервые определил принципат как сложную систему политического дуализма и отметил роль республиканской традиции в его формировании. Теория Т. Моммзена вскоре стала господствующей, и большинство исследователей в конце XIX - начале XX в. стали ее сторонниками. Некоторые, как Эд. Мейер или Г. Ферреро, шли даже несколько дальше и видели в принципате восстановленную республику. Так, по мнению последнего, Август стремился, вполне искренне, поставить у власти сенат и восстановить старый строй, а монархическая тенденция если и проявлялась, то помимо его воли.2
Новый подход к проблеме принципата можно увидеть в работе В. Гардтгаузена, который вернулся к тезису о монархическом характере принципата. Исследуя главным образом политическую историю империи, он считал восстановление республики конституционной фикцией и отрицал наличие диархии. Хотя в правовом плане власть римских императоров была совмещением республиканских магистратур, это последнее придавало ей принципиально иное, новое качество.1 Подобная точка зрения нашла большое количество сторонников. Они выступили против преувеличения роли правового фактора, поставив в центр исследования реальную социально-политическую сущность режима принципата и сделав предметом рассмотрения некоторые новые аспекты, как, например, культ императора.2 Такого рода пересмотр был необходим, однако историческая реальность оказывалась значительно сложнее этой правильной в своей основе схемы. Целый ряд явлений правового, идеологического, политического и религиозного характера оказывались необъяснимыми с этих позиций, а отбрасывать их, считая фикцией, ширмой и порождением лицемерной политики Августа и его преемников, становилось все труднее. Это вызвало появление новых теорий, постепенно вытеснивших теорию монархии.
Уже в 20 - 30-е годы XX в. появляются работы, в какой-то степени возрождающие теорию Т. Моммзена о наличии политического дуализма.3 Новая концепция принципата впервые с достаточной полнотой была выражена А. фон Премерштейном. Премерштейн считал, что власть императора имела в основе систему клиентелы, на базе которой создавались «личные партии» политических деятелей эпохи гражданских войн. С победой Августа такая «личная партия» пришла к власти и стала во главе общины, а принцепс стал патроном всего государства, превратившегося в его клиентелу. Премерштейн считал, что принципат - это господство императора, но правовая форма этого строя выходит за пределы смысла, понятного современному историку. Принцепс является главой государства, но четко фиксированного правового положения он не имеет. Идея принцепса как правителя без четко фиксированных полномочий при доминировании неправовых факторов в его положении становится весьма популярной. Так, М. Грант видел главный источник власти императора не в каких-либо правовых основах, а в особом личном авторитете, который, по его мнению, выражен в понятии auctoritas.1
Новая концепция принципата получила свое окончательное оформление в ряде работ 40 - 60-х годов. В частности, Эрнст Мейер полагал, что государственную систему принципата можно описать, но нельзя четко дефинировать. Ф. Миллар, один из ведущих исследователей административных органов управления, считал, что в Ранней империи нельзя усмотреть ни диархии, ни каких-либо двух отдельно действующих административных органов, так как император и сенат издавали указы в равной мере касавшиеся всех городов и провинций. Историк считал, что концепция разделения власти проистекает от общих представлений о римской администрации. По его мнению, функционирование империи - это не совокупность или организация административных учреждений, а совокупность институтов общин и лиц, отношения между которыми зависели от политического выбора, который мог быть сделан любой стороной, т. е администрация - это урегулирование споров, дипломатия. Наиболее полно взгляды на сущность принципата выражены в работе Л. Викерта. Подробно проанализировав практически все аспекты принципата как системы, он приходит к следующему выводу: «Определить характер монархического принципата в государственно-правовом плане нам мешают методы, которые сознательно и бессознательно используют принцепсы и их помощники, чтобы привести в соответствие видимость и действительность. Можно описать эту государственную форму, но ее нельзя четко дефинировать...
Сочетание правовых и политических элементов, которые соединились, но не слились в принципате, не определяется ни одной из известных нам государственно-правовых категорий».1 Такая постановка вопроса вызывает определенные возражения. Ставя в центр исследования правовые, социологические и идеологические аспекты, ее сторонники обращают меньше внимания на экономические и политические факторы, что представляет императорскую власть в известной изоляции от внутренней и внешней политики Империи.
В отечественной историографии в дореволюционный период утвердился тезис о принципате как монархии. После выхода в свет «Romisches Staatsrecht» Т. Моммзена ряд отечественных историков вступили в полемику с немецким исследователем. В.И. Герье высказался против идеи о континуитете римского государственного строя на протяжении всей его истории, а также и против тезиса о диархии, считая, что власть принцепса была монархической, а «восстановленная республика» - прикрывающей ее правовой фикцией. Кроме этого, последовательная критика концепции Т. Моммзена содержится в работе Э.Д. Гримма. Автор считает принципат монархией, хотя и отмечает, что монархическая власть переживает этап становления и окончательно складывается только во времена Юлиев-Клавдиев и Флавиев. Э.Д. Гримм не только противопоставляет правовым аргументам школы Т. Моммзена исследование политической реальности, но и считает, что немецкий исследователь неправильно определил собственно правовую сущность принципата, которая представляла собой не «диархию», а настоящий монархический строй. В советское время в работе B.C. Сергеева принципат определяется как «республиканская монархия», представляющая известный компромисс между военной монархией и сенатской властью, который, однако, развивался в сторону монархического строя.1 СИ. Ковалев, также оценивая принципат прежде всего как монархию, отметил особенность консервативной идеологии нового режима, считая, что это была не только дань традиции, но и показатель реакционного характера империи. Наиболее полно проблемы принципата были исследованы в работах Н.А. Машкина, С.Л. Утченко и Г.С. Кнабе. Характеризуя социальную опору принципата, Н.А. Машкин отмечает, что режиму приходилось лавировать между различными социальными группировками, ни одна из которых не была его единственной опорой. Характерной чертой принципата была юридическая неопределенность, однако, несмотря на это, можно говорить о монархической сущности принципата.3 С.Л. Утченко определял принципат, как монархию, отмечая, что республиканские элементы были ширмой, ловко используемой властью для прикрытия своего положения.4 Г.С. Кнабе,5 опираясь на разработанную в советской историографии 60-80-х годов проблему полиса, решает вопрос о принципате именно с этих позиций. Одной из главных задач Империи было приведение полисной системы в соответствие с потребностями Рима как мировой державы. Принципат возник из необходимости решить эту задачу и носил компромиссный характер. Такой компромисс предполагал сохранение республиканских политических форм, с одной стороны, и опору на те силы, которые выступали как разрушители традиционных норм, с другой.
Так вкратце выглядит история развития научных взглядов на проблему принципата как системы, взятой в целом. Между тем, одновременно с этим происходило также и изучение отдельных сторон государственной власти Римской империи на различных этапах ее существования. Мы обратимся к исследованиям, предметом которых стали события и явления рубежа II - III вв., затрагивающие в той или ной степени или непосредственно касающиеся периода 180-211 гг. Выше нами было отмечено, что этот период можно разделить на три этапа, первый из которых затрагивает время правления императора Коммода. Временной отрезок между приходом к власти наследника Марка Аврелия в 180 г. и его гибелью в 192 г. нашел отражение во многих научных работах как общего характера, посвященных изучению политических, социальных и экономических процессов II в., так и в специальных, непосредственно касающихся личности самого императора и событий времени его правления. Если суммировать интерес к этой эпохе, то он сводиться к исследованию событий и явлений внутренней и внешней политики, а также взаимосвязей между ними. Начиная с античности, внимание историков привлекала внутренняя политика Коммода, а если быть точным, то предметом изучения являлись политические события, характеризовавшиеся конфликтом императора с сенатской аристократией. Древние историки главную причину этого процесса видели в личности императора, точнее в его неуравновешенном характере. Фигура Коммода оценивалась ими довольно однозначно: по мнению Кассия Диона и Геродиана, Коммод являлся «плохим» принцепсом, и как тиран ставился в один ряд с Калигулой, Нероном и Домицианом; смерть Марка Аврелия означала конец «золотого века» империи, а с приходом к власти его сына и наследника началась новая эпоха римской истории, которую Геродиан фактически охарактеризовал как кризис государства (Dio. apud Xiph., LXXI, 36, 4; Herod., I, 1,4 - 6). Подобная точка зрения перекочевала и в историографию нового и новейшего времени. Э. Гиббон считал Коммода слабохарактерным и вследствие этого подверженным влиянию окружающих, что в значительной степени и стало причиной начала политической нестабильности империи во время его правления и после убийства императора. На рубеже XIX - XX вв. подобный аспект этой проблемы также присутствовал в работах крупных историков как зарубежных, так и отечественных: А. Домашевски, Э.Д. Грима, Е.А. Черноусова.2 Однако эти исследователи все же ушли дальше Э. Гиббона и видели причину нестабильности принципата не только в личных качествах Коммода, но и в конфликте императорской власти и сенатской аристократии, возникшего вследствие отказа Марка Аврелия от передачи власти принцепса на основе усыновления лучшего и достойнейшего. Позднее в первой половине XX в. подобный взгляд стал господствующим в зарубежной историографии и нашел отражение, в частности, в исследованиях М.И. Ростовцева, А. фон Премерштейна, Эр. Мейера.3 В отечественной исторической науке в это время отдавалось предпочтение изучению социально-экономических факторов развития Римской империи. С этих позиций и рассматривались события периода правления Коммода. Политическая нестабильность принципата связывалась B.C. Сергеевым, СИ. Ковалевым, а позднее Е.М. Штаерман с ростом социальных противоречий в римском обществе и кризисом рабовладельческого способа производства. В целом же необходимо отметить, что для историографии конца XIX - первой половины XX вв. характерно несколько поверхностное исследование проблем развития системы принципата при Коммоде. Однако во второй половине прошлого века, несомненно, прослеживается значительный рост интереса к данной проблеме, обусловленный возрастанием общего интереса в целом к событиям внутри империи в эпоху Антонинов и к развитию принципата в частности. Также заметен рост числа специальных работ. Одним из первых исследований в это время посвященных непосредственно Коммоду стала монография Э. Холя «Император Коммод и Геродиан». Чуть позднее вышли в свет работы Ф. Гроссо, Г.Р. Стентона.1 Внутриполитические события 80-х гг. II в. остаются приоритетными в этих исследованиях. Что касается взглядов на причины, вызвавшие начало политической нестабильности империи, то очевидно их определенное развитие, связанное в свою очередь с дальнейшим развитием взглядов на систему принципата при Антонинах. Сущность антониновского мира часто характеризуется исследователями как период равновесия и обеспечения баланса между императорской властью и высшими сословиями, сенатом и всадничеством, и, соответственно, сенатским и внесенатским аппаратами. Подобная точка зрения нашла отражение в работах в первую очередь М. Хэммонда, а также Г. Барбьери, Дж.-А. Крука, Л.Л. Хоува, которые в свою очередь вносят большой вклад в рассмотрение вопросов развития самой императорской власти, сенатского и внесенатского аппаратов управления, изменений в составе сенаторского сословия. Совершенно иной взгляд представлен в исследовании Б. Парси , возражавшего против тезиса о балансе императорской власти и сената. По мнению автора, республиканизм, стоицизм и занятие принцепсами традиционных республиканских должностей были пропагандой, скрывающей аристократическое правление, а императорская власть не зависела от сената не только реально, но также и в правовом отношении, тогда как за идеей «правления лучшего» скрывался реально существующий монархический принцип. Противники различных вариантов «теории диархии» также отрицают, что императоры всерьез принимали идею стоического правления, считая, что их власть была абсолютизмом, не ответственным перед сенатом и народом.
Между тем, необходимо отметить и точку зрения других исследователей, склонных принимать многие положения монархической теории с учетом традиционных теорий «двоевластия» императора и сената или, по крайней мере, их взаимозависимости. Так, исследования, посвященные проблеме отношений императора и сената (Р. Тальберт, Ф. Миллар)1, показывают, что при всем полновластии императора и развитии внесенатского аппарата, во II в. н.э. отношения императора и сената были сложными. Сенат продолжал принимать участие в выработке основных принципов государственного управления и принятия конкретных решений по вопросам внешней и внутренней политики, политики в области финансов и религии. Сохранялось также и сенатское законодательство, а в ближайшем окружением принцепса продолжали оставаться сенаторы. Несмотря на описанные расхождения во взглядах на сущность принципата в эпоху Антонинов, зарубежная историография имеет в целом общую точку зрения на причины начала дестабилизации политической системы при Коммоде, смысл которой сводится к тому, что при этом императоре происходит ослабление контроля центральной власти над ситуацией в государстве, падение ее авторитета, приведшие к нарастанию борьбы за власть различных сенатских и придворных группировок.
Большая часть перечисленных выше исследований, опиравшихся в значительной степени на эпиграфические источники, которые предоставляют обширные просопографические сведения, по всей видимости, послужили также толчком к пересмотру взглядов на проблему начала дестабилизации политической системы принципата при Коммоде. Важнейшей, с нашей точки зрения, работой в этом отношении является статья Г. Альфельди «Мирный договор императора Коммода с германцами». Автор предложил новый аспект этого события не только в связи с исследованием проблем внешней политики, но и проблем внутриполитического развития империи. Г. Альфельди подверг сомнению точку зрения античных историков Геродиана и авторов императорских биографий, принятую многими исследователями XIX - XX вв. о том, что напряженные отношения между Коммодом и сенатской аристократией начались сразу же после смерти Марка Аврелия и были спровоцированы новым принцепсом. Согласно этой концепции Коммод отказался от настоятельной просьбы отца не прекращать Маркоманнскую войну и тем самым не воплотил в жизнь мечту Марка Аврелия о создании двух новых провинций Маркоманнии и Сарматии. Альфельди же напротив, считает домыслами Геродиана и SHA мечту Марка Аврелия. По его мнению, прекращение боевых действий было обусловлено не только изнеженностью Коммода и желанием вернуться в Рим к благам цивилизации, но и вполне материальными причинами: перенапряжением сил империи и невозможностью их дальнейшего испытания. Кроме того, по сообщению самого Геродиана император оставался на театре боевых действий до тех пор, пока не были завершены все операции, запланированные еще Марком Аврелием, и тем самым полностью отвергается и традиционная датировка начала обострения отношений с сенатом со 180 г. Таким образом, Г. Альфельди считает, что конфликт между императором и сенатом обусловлен не расхождением во мнениях на целесообразность продолжения войны на Дунае, а внутриполитическими причинами.3 Тем не менее, все же необходимо отметить, что работа Г. Альфельди не была единственной, в которой подробно рассматривались проблемы последнего периода Маркоманнских войн. Одни из первых обращений к этой проблеме относятся еще к началу XX в. В работах Т. Моммзена и А. Домашевски1 мирный договор Коммода с маркоманнами и квадами признавался политическим актом, который явился поворотным пунктом всей римской внешней политики, однако это событие рассматривалось исключительно в рамках изучения военной истории Римской империи. В целом же, концепция Г. Альфельди нашла свое продолжение и в историографии последних десятилетий, в частности, в работе итальянского историка Г. Клементе, поддержавшего точку зрения Альфельди и отметившего также, что начало политической нестабильности принципата при Коммоде было обусловлено комплексом причин.2
Следующий этап Римской истории, затрагивающий период гражданской войны 193 - 197 гг., удостоен большого внимания со стороны как зарубежной, так и отечественной историографии. Интерес обусловлен не только существующим в исторической науке взглядом на это время как на время начала общего кризиса империи, как уже было нами отмечено выше, но и время начала нового этапа в развитии принципата, а точнее начала процесса его трансформации в доминат. Между тем, противоречивые сведения нарративных источников о событиях гражданской войны создали условия для возникновения ряда дискуссионных проблем. К числу последних относятся проблемы определения причин, приведших к гражданской войне, характера событий в провинциях в апреле 193 г., выдвижения на передний план Песценния Нигера, Клодия Альбина и Септимия Севера. Большой интерес у исследователей вызывает также вопрос о причинах заключения союза между наместниками Британии - Клодием Альбином и Верхней Паннонии - Септимием Севером. В то же время, необходимо отметить, что эти проблемы во многих исследованиях зачастую связываются с именем последнего. Фигура Септимия Севера привлекала внимание историков не меньше, чем фигура Августа, а их роли в развитии принципата вполне могут быть сопоставлены.1 Личность императора в историографии оценивалась в довольно негативном свете, так же как и в случае с Коммодом, во многом благодаря современнику Севера Кассию Диону, а затем авторам императорских биографий, считавших его чуть ли не наследником Ганнибала и в силу этого врагом Рима. Подобная неблагоприятная традиция нашла отражение во многих работах новейшего времени, в частности, в работах А. Домашевски, Ф. Тэгера, X. Маттингли, И. Хазеброека.2 Однако наряду с этим существовал и иной взгляд. В исследованиях М. Плэтнэвера, Г.Дж. Мэрфи, А. Кальдерини происходила определенная идеализация Севера. По нашему мнению, на сегодняшний день наиболее рациональный взгляд на личность этого императора и на время его правления представлен в монографии Э. Берли и двух статьях Г. Альфельди. Работа Э. Берли по своему характеру представляет биографическое исследование, в котором рассматриваются вопросы происхождения императора и его возвышения. Предметом же исследований Г. Альфельди стала проблема конфликта между Септимием Севером и частью сенатской аристократии, возникшего в ходе гражданской войны. В целом в названных работах доказывается на основе эпиграфических источников и без перегибов в сторону излишнего доверия или гиперкритики нарративных источников, что все попытки представить его разрушителем империи, «новым Ганнибалом» совершенно не верны. Хотя император и происходил из Северной Африки, но был подлинно римским политическим деятелем, никакого пиетета к пунийцам не испытывавшего. Септимий Север являлся здравомыслящим человеком и правителем, действовавшим вполне в рамках и традициях своих предшественников, учитывая при этом изменившуюся в тот момент политическую ситуацию. Подобной же точки зрения придерживается также ряд французских, итальянских и немецких историков, чьи исследования были опубликованы в последние 10-15 лет.1
Между тем, статьи Г. Альфельди, кроме стремления покончить с некоторыми устоявшимися, но неверными концепциями, поднимают также другую весьма важную для нашего исследования проблему взаимоотношений императорской власти и сената в период гражданской войны и единоличного правления Септимия Севера. Дело в том, что общим местом в историографии давно стало утверждение об антисенатской политике Септимия Севера, свидетельством чему являлись многочисленные казни представителей сенатской аристократии. Г. Альфельди поставил под сомнение этот научный взгляд. Однако нужно отметить, что все же одним из первых исследователей, предпринявшим попытку его пересмотреть, был итальянский историк Г. Барбьери, который в своей монографии «Состав сената от Септимия Севера до Карина»3 отметил, что число жертв «северовских репрессий» не так уж велико, всего лишь 54 из более чем 600 членов сената. Г. Альфельди не соглашается с количеством репрессированных, считая, что таковых за все время гражданской войны и до смерти Севера в 211 г. было лишь 29 человек, но в целом подтверждает выводы Г. Барбьери о том, что не может быть и речи об общей враждебности сената к Северу, так как в его составе было много не только противников императора, но и его сторонников.1
Возвращаясь к важной дискуссионной проблеме периода гражданской войны, а именно определению причин начала политического кризиса принципата и гражданской войны, отметим различия в их изучении в зарубежной и отечественной историографии. В большинстве исследований зарубежных авторов, как мы отметили выше, укрепилась точка зрения, общий смысл которой сводится к тому, что в основе начала кризиса политической системы принципата лежала, с одной стороны, борьба различных сенатских группировок за власть, а с другой - конфликт между императорской властью и сенатом, приведшие к заговорам и убийствам Коммода и Пертинакса, причем смерть последнего стала непосредственным поводом к началу гражданской войны. Довольно подробно ситуация 193 г. рассматривается в работе уже упомянутого нами выше итальянского исследователя Ф. Гроссо «Политическая борьба при Коммоде». Автор, следуя сообщениям Кассия Диона и Геродиана, отрицает участие в заговоре против Коммода городского префекта Пертинакса и называет его главными участниками преторианского префекта Лета, спальника Эклекта и императорскую фаворитку Марцию. Кроме того, Ф. Гроссо считает замешанным в убийстве Коммода и Септимия Севера, так как некоторые из высших сановников эпохи правления наследника Марка Аврелия продолжали занимать важные административные посты и при Севере. Точка зрения итальянского историка вызвала рост интереса к этой проблеме, и вслед за его работой появились несколько специальных исследований. Среди них, в первую очередь, необходимо выделить статьи Ф. Кассолы, Э. Берли, И. Фитца и Е. Чемплина. По мнению Э Берли и Ф. Кассолы, Пертинакс, по меньшей мере, был посвящен в тайны заговора против Коммода. Э. Берли рассматривает также список наместников и других сановников, занимавших посты в имперской администрации в 192 - 193 гг. Он указывает, что большинство этих людей имели тесные связи и с Летом, и с Пертинаксом. Кроме того, Э. Берли отмечает также важную роль в этих событиях Септимия Севера. Провозглашение последнего в Карнунте через 12 дней после убийства Пертинакса, по его мнению, свидетельствует о подготовленности дунайской армии к решительным действиям и, возможно, предполагает активное участие дунайских легионов уже в заговоре против Коммода в случае, если события стали бы развиваться не по плану. И. Фитц также предполагает основательную подготовку путча, главным свидетельством чего служит стремительный поход вексилляций дунайских легионов на Рим. Передачу провинции Верхняя Паннония Северу он рассматривает не в качестве военного поручения, а в качестве «политического мандата». Небезынтересна также точка зрения еще одного названного нами исследователя Е. Чемплина. По его мнению, убийства Коммода и Пертинакса были спровоцированы политической борьбой за власть нескольких сенатских группировок, среди которых ведущая роль принадлежала представителям династии Антонинов, таким как Тиберий Клавдий Помпеян, Маний Ацилий Глабрион и Эруций Клар. Автор отмечает также большое влияние этой «партии» и в период гражданской войны: фиктивное вхождение Севера в семью Антонинов обусловлено, на взгляд Е. Чемплина, его стремлением найти компромисс с этой политической силой.
Отечественная историография, в первую очередь в советский период, выработала в целом схожий с зарубежной взгляд на эту проблему, но различающийся в частностях. По мнению советских историков, падение авторитета императорской власти при Коммоде, ослабление контроля над политической ситуацией в государстве и как следствие начало борьбы за власть в сенате и при императорском дворе являются важными причинами начала нестабильности принципата, а затем и гражданской войны. Однако политические факторы, например существование заговоров против Коммода и Пертинакса, все же играют второстепенную роль с их точки зрения, нежели социальные и экономические. Разумеется, это не означает, что им (факторам) уделяется меньшее внимание, просто их воздействие на исторический процесс и логическая последовательность подчинены социально-экономическим факторам. Подобный подход нашел отражение в немногочисленных, специальных исследованиях по проблемам развития Римской империи на рубеже II - III вв., к числу которых относятся работы Е.М. Штаерман, В.Н. Дьякова, И.Ш. Шифмана и И.П. Сергеева.1 В своих исследованиях названные авторы многосторонне и детально анализируют социально-экономические процессы, имевшие своим результатом разложение системы рабовладельческих отношений. Очень подробно исследователи рассматривают, как со второй половины II в. в связи с обостряющейся классовой борьбой обнаруживается изменение производственных отношений, в частности, значительные перемены во взаимоотношениях различных форм собственности. Политические события времени правления Коммода, гражданскую войну 193 - 197 гг. Е. М. Штаерман, В.Н. Дьяков, И.Ш. Шифман и И.П. Сергеев ставят в непосредственную связь как с обострившейся классовой борьбой, так и с борьбой между представителями старой «античной формы собственности» и новой, преимущественно провинциальной, землевладельческой знатью.
В целом также неоднозначно рассматривается в историографии и проблема определения характера событий, связанных с провозглашением в апреле 193 г. пограничными легионами императорами провинциальных наместников Песценния Нигера, Септимия Севера и Клодия Альбина. Большинство зарубежных и отечественных историков отмечают рост политической активности римской армии в конце II в. И теми и другими также признается ее важная роль в событиях на Дунае, в Британии и Сирии. Вместе с тем западные и отечественные историки все же по-разному оценивают степень участия и влияния армии в императорских аккламациях Севера, Нигера и Альбина. Зарубежные авторы (Т. Моммзен, А. Домашевски, М. Ростовцев, М. Плэтнэвер, И. Хазеброек, Г.Дж. Мэрфи, А. Кальдерини, А. Аймар, Э. Берли, И.-М. Каррие, К. Летта, Р.Е. Смит, Я Ле Боек)1 определяют эти события как вооруженный мятеж дунайских, британских и сирийских солдат, вызванный их стремлением получить определенные материальные выгоды от сложившейся ситуации. В ряде работ советских исследователей сложился иной взгляд на эти события. Так, по мнению, Е.М. Штаерман, а также придерживавшихся в той или иной степени ее точки зрения в этом вопросе И.Ш. Шифмана и И.П. Сергеева , провозглашение императорами наместников Британии, Верхней Паннонии и Сирии состоялось не столько благодаря выступлению римских легионов, сколько инициативе гражданского населения названных провинций или скорее регионов, тяготевших к этим провинциям, представленного различными социальными группами. Отличия в подходах к решению данного вопроса, по всей видимости, вызваны разницей во взглядах на саму римскую армию, на проблему формирования ее личного состава, на ее место в социально-политической структуре римского общества на рубеже II - III вв. и т.д. В советской историографии многие политические события и явления изучались с точки зрения борьбы различных классов римского и любого другого общества. В этом смысле римская армия в работах названных историков предстает как орудие определенного класса, а солдаты по своему социально-экономическому положению, интересам и идеологии сближаются с определенными социальными группами. Зарубежные историки напротив рассматривали и рассматривают армию в качестве достаточно независимой социально-политической группы римского общества, обладавшей собственными традициями, ментальностью и стереотипами поведения, а также политическими устремлениями и материальными интересами. Необходимо также отметить, что в отечественной историографии в свое время подобную точку зрения высказывали Н.А. Машкин и С.Л. Утченко, а на сегодняшний день эта концепция нашла отражение в работе А.В. Махлаюка.1
Вместе с тем, на наш взгляд, исследование этой проблемы теснейшим образом связано с исследованием другой важной проблемы, а именно определения характера политического режима, установившегося после начала единоличного правления Септимия Севера в 197 г. В первой половине XX в. в западной историографии получает распространение взгляд на эпоху Северов как существенно отличающуюся от принципата. Одними из первых, кто выдвинул подобную точку зрения, стали О. Гиршфельд и А. Домашевски , охарактеризовавшие власть Септимия Севера и его наследников как «военную монархию». Их концепцию развил и дополнил позднее М. Ростовцев. Из советских историков термином «солдатская монархия» для характеристики правления Септимия Севера пользовался B.C. Сергеев. В.Н. Дьяков же определил этот период как «самодержавный военно-монархический режим». Таким образом, исходя из подобных определений, характерной особенностью новой эпохи являлась ориентация Септимия Севера на армию, выступавшую в качестве социально-политической опоры его власти. Кроме того, другими важнейшими свидетельствами изменений в сущности принципата, по мнению многих исследователей4, стали жесткая политика Севера по отношению к сенаторам, изменение содержания императорской власти, а точнее абсолютизация ее форм, выразившееся в употреблении в отношении императора выражения dominus noster (наш господин), и сакрализации не только власти принцепса, но его личности и всей императорской династии.
В то же время, в исторической науке в целом развивался и противоположный взгляд на эпоху правления Севера в целом и развитие принципата в частности. Ряд исследователей, признавая важность обозначенных выше факторов, внесших определенные изменения в политическую систему империи, все же считают их логическим продолжением предшествовавших этапов развития. В отечественной историографии, по нашему мнению, подобной точки зрения придерживался СИ. Ковалев, отметивший, что в эпоху Антонинов империя оформляется как бюрократическая монархия. При Септимии Севере произошла реорганизация государственного аппарата. Но эта реорганизация не являлась чем-то новым и была дальнейшим расширением начал, заложенных в самом существе империи и развитых рядом его предшественников. Более конкретно этот подход, относительно развития системы принципата, отражен в ряде исследований зарубежных авторов второй половины XX в. Так Г. Барбьери, Г. Альфельди, М. Хэммонд, А Шастаньоль и Т.Д. Барнс, исследуя политику Севера в отношении сената, отвергли бытовавшее мнение о покровительстве императора его землякам, уроженцам северной Африки, отметив, что рост числа сенаторов-африканцев заметен уже в правление Марка Аврелия и Коммода. Дж.-А. Крук и Л.Л. Хоув, рассматривая проблемы развития сенатского и внесенатского аппаратов управления, а точнее consilium principis (совета принцепса) и преторианской префектуры в период Ранней империи, пришли к выводу, что рассматривать время правления Севера и его наследников как время «великих префектов-юристов», возглавлявших императорский совет и имевших огромное влияние в административных и судебных органах, не совсем правомерно. Большая роль префектов претория в решении судебных вопросов или вопросов государственного управления отмечена этими исследователями и в период правлений Траяна, Адриана, Антонина Пия, Марка Аврелия, Коммода. Кроме того, первый префект претория юрист (Папиниан) появился лишь в 205 г., после падения Плавциана, бывшего в первую очередь военным. Совет императора при Севере исполнял ту же роль, что и при Антонинах; отношение принцепса к нему шло также в русле антониновских традиций. В то же время, общий взгляд на правление Севера и систему принципата при нем, в известной мере выразил Г. Альфельди, отметивший, что созданный Септимием Севером политический режим, представлял собой авторитарную монархию, в которой сенату по-прежнему была отведена роль объединять лучших мужей государства и образовывать высшее учреждение в управлении империей, но его полномочия ограничивались и жестко регламентировались императором в еще большей степени чем при Антонинах.1
В целом в зарубежной и отечественной историографии поставлены и решаются общие и частные вопросы об особенностях развития системы принципата на рубеже II - III вв., ее характерных чертах во время правления императора Коммода, гражданской войны 193 - 197 гг. и при Септимии Севере. Несомненны успехи, в частности, зарубежных историков в реконструкции событий с момента прихода к власти Коммода и до смерти Севера, во многом благодаря достижениям в области просопографических исследований. Однако многие проблемы и в первую очередь, на наш взгляд, проблема определения места и значения периода между 180 и 211 гг. в процессе развития политической системы Римской империи остаются дискуссионными.
Таким образом, общая цель нашего исследования заключается в том, чтобы дать целостное, разностороннее освещение комплекса политических и социальных факторов, которыми в значительной степени определялся процесс развития системы принципата на рубеже II - III вв. в эпоху, традиционно характеризующуюся в историографии как эпоху начала общего кризиса Римской империи. Для достижения этой цели необходимо решить ряд конкретных задач: во-первых, на основе анализа истории изучения принципата выделить ведущие тенденции современной историографии и ряд дискуссионных проблем, относящихся к теме исследования. Во-вторых, рассмотреть особенности функционирования системы принципата в условиях политической нестабильности, кризиса и стабилизации империи в период между 180 и 211 гг. В-третьих, исследовать социально-политические сущность, характер и особенности взаимоотношений императорской власти и сената. В-четвертых, реконструировать ход ряда неоднозначно оцениваемых • в историографии событий, важных с точки зрения определения места исследуемого временного отрезка в процессе развития политической системы Римской империи.
Период политической нестабильности принципата во время правления Коммода (180-192 гг. н. э)
С приходом в 180 г. н. э. к власти императора Коммода Римская империя вступила в полосу острой внутриполитической нестабильности. На наш взгляд, этот процесс имел глубокие корни, и начало единоличного правления нового принцепса лишь спровоцировало его эскалацию.
С самого начала существования принципата политическая система Римского государства не была стабильной: периоды спокойствия перемежались с периодами обострения внутриполитической обстановки. Причины этого, несомненно, крылись в самом существе государственного устройства Рима. Как известно, система принципата являлась сочетанием двух сил: принцепса и сената. Принцепс был выражением новой монархической концепции власти1, возникшей после падения республики, сенат же олицетворял собой старые полисно-республиканские традиции. Сочетание двух этих систем управления государством символизировало политический дуализм принципата.2 Но здесь как раз крылось главное противоречие. Юридически император и сенат были двумя элементами общей системы управления. Однако, несмотря на провозглашенное равенство, принцепс доминировал над сенатом. Созданная Августом власть императора была поставлена в особое положение по сравнению с властью сената. Принцепс занимал положение главы сената и магистратской коллегии; он командовал армией и был главой провинциального управления; император также осуществлял надзор за соблюдением законов и стоял во главе религии. Но вместе с тем рядом с этой абсолютной властью императора сохранялась практически не ущемленная в правовом отношении и отчасти реально существовавшая полисно-республиканская политическая система: например, продолжали существовать сенат и магистраты. Тем не менее, в течение I в. н. э. происходил процесс концентрация в руках императора функций законодательной и исполнительной власти. Это, а также постоянное наступление на социальный престиж сенаторского сословия и рост идеологических амбиций принцепсов явились важнейшими дестабилизирующими факторами государственной системы Рима. В I в. н. э. ряд императоров стремились в кратчайшие сроки преодолеть полисно-республиканские традиции, что вело к конфликту с сенатской аристократией. В частности, при Тиберии, Калигуле, Нероне и Домициане отмечается наступление авторитарных и монархических тенденций, что в купе с нестабильностью политической системы вызвало болезненные периоды террора. Однако в то же время Август, Клавдий, Веспасиан и Тит проводили в отношении сената довольно гибкую политику, обусловленную рядом причин. Несмотря на широкие полномочия императорской власти, ее политический вес и авторитет не шел ни в какое сравнение с авторитетом сената. Кроме того, претендуя на абсолютную власть принципат, тем не менее, не имел собственного управленческого аппарата и в сложившейся ситуации был вынужден использовать для этой цели сенат.1 Таким образом, слабость политических позиций императорской власти и существование двух взаимоисключающих политических идеологем, призванных решить эту проблему, явились, на наш взгляд, важнейшими причинами возникновения периодов обострения политической обстановки внутри империи в I в. н. э.
Но не только слабость власти принцепсов оказывала влияние на политическую ситуацию. Важнейшим фактором нестабильности системы принципата было также отсутствие четкого принципа наследования императорской власти, который являлся одним из главных условий ее существования. Еще Август при жизни оставил открытым вопрос о своем преемнике, во всяком случае, до определенной степени. Это позволило после его смерти сенату подумать, что ему предоставлена возможность выбора принцепса. В связи с этим, перед последующими императорами встала задача противопоставить этой теоретической претензии сената какие-либо последовательные действия, ведь бездетные принцепсы, не способные обеспечить преемственность власти, являлись фактическим источником опасности для принципата. Так Юлии-Клавдии положили в основу своей власти политику усыновления. Флавии же следовали династическому принципу. Но, несмотря на формальную разницу в формах наследования, содержание было одно и тоже: усыновляемые Юлиями-Клавдиями всегда находились в родстве с домом принцепса. В течение I в. н. э. императоры при выборе наследника руководствовались, прежде всего, родственными узами. Принципы пригодности и компетентности практически не учитывались. В итоге в тех случаях, когда у власти оказывались абсолютно не пригодные к уготованной для них роли личности, в первую очередь при Калигуле и Нероне, создавались благоприятные условия для активизации действий сенатской оппозиции.
Начало политического кризиса системы принципата и характеристика событий весны 193 г
Известия о событиях в Риме достаточно быстро достигли легионов, расквартированных в провинциях. Три армейские группировки выдвинули своих кандидатов: на Востоке - Песценния Нигера, на Дунае и Рейне Септимия Севера, в Британии - Клодия Альбина. Сообщения наших источников достаточно противоречивы, но мы все же попытаемся восстановить цепь событий. Вероятно, новость об убийстве Пертинакса одним из первых получил Септимий Север. Эти сведения достигли Карнунта, столицы Верхней Паннонии, самое раннее, 9 апреля. В этот период там дислоцировались три легиона: XIV Gemina, I Adiutrix и X Gemina.1 Этими войсками уже 13 апреля он был провозглашен императором. По-видимому, сразу после получения сведений из Рима о смерти Пертинакса Север развернул активную пропагандистскую работу. Признания трех верхнепаннонских легионов было явно недостаточно. Его агенты рьяно стали привлекать на его сторону правителей соседних провинций и командиров легионов. Для того, чтобы закрепить свой успех, Северу потребовалось немногим более трех недель. Свидетельством этому служит тот факт, что уже 1 июня Север был в Интерамне (SHA, Sev., VI, 2), т. е. приблизительно в 80 -90 километрах от Рима. Расстояние от Карнунта до Рима 683 римских мили (около 1011 км.), и марш от столицы Верхней Паннонии до Интерамны требовал немногим более тридцати дней.
В Антиохии, одной из столиц римского Востока, сведения о смерти Пертинакса были получены также ближе к середине апреля. Однако аккламация Песценния Нигера произошла, вероятнее всего, несколько позднее, но в этом же месяце. Наиболее противоречиво об этих событиях сообщают авторы жизнеописаний Августов. В биографиях Севера и Нигера указано, что сирийский наместник был провозглашен императором после смерти Юлиана (SHA, Sev., VI, 7; Nig., II, 1). Однако биограф Клодия Альбина утверждает, что Юлиан в Риме, Север в Паннонии, Нигер на Востоке, и Альбин в Галлии были одновременно провозглашены императорами после смерти Пертинакса (SHA, CI. Alb., I, 1). В то же время, сообщение Геродиана выглядит более подробным. Вся тональность его рассказа предполагает длительность процесса. Песценний Нигер под давлением близких к нему людей1, а также, получив сведения из Рима о недостаточной поддержке преторианцами Юлиана, начал вести пропаганду среди наместников восточных провинций, легатов, трибунов и рядовых легионеров. Это должно было занять какое-то время, правда, если подготовка к его выдвижению не началась еще раньше. В конечном итоге, заручившись поддержкой представителей армии, Нигер назначил день, когда войско в Антиохии в присутствии огромной толпы, судя по всему состоявшей из жителей города, провозгласило его императором и назвало августом (Herod., И, 7, 6, 7; 8, б).2
Между тем, императорская аккламация третьего претендента, Клодия Альбина, представляет особый интерес, т.к. является одним из ключевых моментов рассматриваемых событий и дает им вполне определенную характеристику. Исходя из факта быстрого распространения военного движения в Британии, его слаженности и энергии выполнения задуманных мероприятий, в историографии как античной, так и современной существует предположение о наличии длительной предшествовавшей подготовки и связях с событиями на Дунае. Судя по сообщению автора биографии наместника Британии, его провозглашение состоялось благодаря поддержке римских войск, дислоцировавшихся в этой провинции, и в тесной связи с аккламацией Септимия Севера (SHA, CI. Alb., I, 1). Кроме того, имеются сведения о том, что Коммод жаловался на агитацию, которую вели против него Септимий Север и другой легат Нонний Мурк, готовя свое выдвижение на пост императора (SHA, CI. Alb., II, 3). По-видимому, в Риме не без основания считали Севера замешанным в убийстве Коммода. Вероятно, этим был обусловлен приказ Дидия Юлиана о казни его убийц - Эмилия Лета и Марции, как «соумышленников Севера», сразу после получения сведений о мятеже дунайских легионов (SHA, Did. Jul., VI, 2).
Стабилизация принципата в период единоличного правления Септимия Севера (197-211 гг.)
В развитии принципата на рубеже II - III вв. выделяются три этапа. Первый связан со временем правления императора Коммода и характеризуется как период политической нестабильности. Одной из главных причин начала этого периода являлся отказ императора от традиций сотрудничества во взаимоотношениях с сенатом, заложенных его предшественниками из династии Антонинов. Второй этап, начавшийся после убийств Коммода и его преемника Пертинакса, характеризуется как острый политический кризис. Главным основанием этому служит начавшаяся гражданская война, обусловленная возрастанием политической роли римских легионов, активно включившихся в процесс взаимоотношений между принцепсом и сенатской аристократией и ставших фактически на один уровень с сенатом и императором в решении вопроса о государственной власти.
Третий этап начинается с окончанием гражданской войны 193 - 197 гг. Сразу же после победы перед Септимием Севером встали трудные задачи ликвидации последствий войны и консолидации римского общества. В период его единоличного правления в 197 - 211 гг. удалось достичь определенных результатов в этом направлении. Время правления Севера характеризуется стабилизацией внутриполитической ситуации в целом и принципата в частности. Подобное во многом стало возможно благодаря его внутренней политике, отличавшейся жесткими и авторитарными методами.
Общая цель всех «северовских» внутриполитических мероприятий не была секретом уже для его современников, о чем свидетельствуют известные слова Кассия Диона, которые мы уже приводили в предыдущей главе, но повторим все же еще раз: «И не на преданность своих друзей, а на голую силу своих солдат возлагал Север надежду и видел в ней опору своей власти» (Dio. apud Xiph., LXXIV, 2, 3). С такой оценкой согласны многие исследователи отмечающие что политический режим, установившийся в период правления Севера, представлял собой «военную», «солдатскую» монархию, «военнобюрократический», самодержавный строй.1 При этом, однако, по-разному осуществляется подход к выявлению причин этого. Одни подчеркивают субъективный момент в действиях Севера, считая, что он, как выходец из Африки, был чужд римским традициям и являлся ставленником сильно варваризированной дунайской армии, которой он был обязан своим приходом к власти2; другие сосредотачивают внимание на тех негативных процессах, которые возникли в предшествующий период и объективно поставили вопрос о необходимости преобразований в механизме власти и в военной политике3; третьи считают важными процессы, происходившие уже после окончания гражданской войны.4 Безусловно, нельзя отрицать глубокой зависимости развития событий после окончания гражданской войны от возрастания роли римских легионов в обществе. Исходя из этой точки зрения, нормализация взаимоотношений между сенатом и императором, а также наступление внутриполитического мира произошли благодаря установлению военного режима, при котором оппозиция в любой форме была невозможна. Большинство исследователей именно политику покровительства Севера римской армии отмечают как главную причину стабилизации принципата. Между тем, подобный подход не раскрывает в полной мере сути рассматриваемой нами проблемы. Ведь покровительство армии являлось лишь одним из направлений внутриполитических мероприятий Севера. Для того, чтобы выявить причины и факторы, повлиявшие на стабилизацию принципата, обратимся к материалам источников.
Конкретные мероприятия Септимия Севера в отношении армии решали в первую очередь задачи, диктуемые прежде всего реалиями событий гражданской войны. Война расколола римское общество на несколько враждующих лагерей. Значительная часть населения империи была враждебно настроена к новой власти. Ее реальной опорой в этой ситуации могла стать такая социально-политическая сила, которая, завися непосредственно от верховного правителя, не была бы прямо связана ни с одной из противостоящих группировок. Иной силы такого рода, кроме армии, не было. Таким образом, покровительство армии должно было сделать ее надежным проводником воли императорского правительства и усилить административный контроль над провинциями. Однако все же следует отметить, что внимание, уделявшееся Севером армии, было вызвано не только желанием укрепить личную власть. Важнейшей проблемой, которая требовала незамедлительного решения, являлась безопасность государства. Среди первостепеннейших задач стало также обеспечение обороны границ, ведение наступательных операций и решительное преодоление возникших ранее трудностей в комплектовании войск. Об этом, в частности, могут свидетельствовать события, связанные с неудачной осадой Хатры в период второй Парфянской войны (Herod., Ill, 9; Dio. apud Xiph., LXXV, 10).1 He вдаваясь в детальный разбор всех мероприятий по реализации этих задач, рассмотрим только наиболее важные для нашей темы моменты.