Индийский фактор во внешней политике КНР (1949–1962 гг.) Николаев Павел Петрович

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Китайско-индийские отношения на этапе становления внешней политики КНР (1949 – 1958 гг.). 24

1. Влияние СССР на внешнюю политику Китая: китайско-индийские отношения в первые месяцы независимости КНР (ноябрь-декабрь 1949 г.) 24

2. Китайско-индийские отношения на фоне «освобождения» Тибета и Корейской войны (1950-1953 гг.).

3. Китайско-индийское соглашение 1954 г. и закрепление «пяти принципов мирного сосуществования» в теории и практике внешней политики КНР . 41

4. Политика «мирного сосуществования» в китайско-индийских отношениях и ее влияние на взаимодействие КНР с соседними странами на примере Непала. 44

Глава 2. Позиция КНР по тибетскому вопросу и территориально-пограничному спору с Индией. Влияние на отношения с соседними странами (1959-1960 гг.). 56

1. Реакция КНР на политику Индии в отношении Тибета. 56

2. Китайско-индийский территориально-пограничный спор как ключевой вопрос двустронних отношений и его влияние на связи Китая с соседними странами (СССР, Бирма, Непал, Бутан, Сикким). 69

Глава 3. Внешняя политика КНР в условиях ухудшения отношений с Индией (апрель 1960 – октябрь 1962 гг.) 112

1. Политический и военный аспекты проводимой Пекином доктрины «сближения и противостояния» в отношении Индии. 112

2. Обострение противоречий в китайско-индийских отношениях: реакция КНР . 128

3. Влияние ухудшения китайско-индийских отношений на взаимодействие КНР с соседними странами (Непал, Бутан, Сикким). 137

4. «Политика продвижения» Индии и позиция КНР. Сближение с Пакистаном как

средство воздействия на Дели. 143

Глава 4. STRONG Эскалация вооруженного конфликта и пограничная война (октябрь-ноябрь 1962 г.)

STRONG 158

1. Изменение позиции КНР: военное противостояние с Индией - единственный способ разрешения пограничной проблемы. 158

2. Пограничная война октября-ноября 1962 г 170

3. Влияние китайско-индийской пограничной войны на отношение мировой общественности к КНР и на теорию китайской внешней политики. 191

Заключение 196

Приложение 200

Список источников и литературы 2

• Китайско-индийское соглашение 1954 г. и закрепление «пяти принципов мирного сосуществования» в теории и практике внешней политики КНР
• Китайско-индийский территориально-пограничный спор как ключевой вопрос двустронних отношений и его влияние на связи Китая с соседними странами (СССР, Бирма, Непал, Бутан, Сикким).
• Обострение противоречий в китайско-индийских отношениях: реакция КНР
• Пограничная война октября-ноября 1962 г

Введение к работе

Актуальность темы исследования. После провозглашения КНР 1 октября 1949
г. китайское правительство поставило для себя задачу получить признание со стороны
других государств. Китаю необходимо было обеспечить мирные и стабильные отношения
со своими соседями. С большинством из них КНР удалось установить вполне
дружественные связи. Тем не менее, дипломатии КНР так и не удалось создать атмосферу
доверия в отношениях с некоторыми из соседних стран и, прежде всего, с Индией. Между
обеими странами были как отличия, так и схожие черты. Они характеризовались
достаточно крупной территорией и высоким демографическим ростом. Перед обеими
азиатскими державами со всей остротой стояли вопросы социально-экономического
развития, которые было невозможно решить без опоры на внешние силы. Индия, имевшая
традиционно крепкие связи с Великобританией, позаимствовала многое из политической
культуры бывшей метрополии. КНР ориентировалась исключительно на

социалистические страны и, прежде всего, СССР, что в корне отличало ее политическую систему и социально-экономический строй от Индии.

В неменьшей степени обе страны отличались в видении мировой ситуации. Индия старалась проводить многовекторную внешнюю политику без явного тяготения к одному из полюсов складывавшейся в то время биполярной системы. КНР с самого своего образования заявила о себе как непримиримом противнике «мирового империализма». И хотя цели внешней политики Индии и КНР были схожи – с опорой на внешние силы обеспечить социально-экономическое развитие своих государств, их реализация сильно разнилась, что обусловило, с некоторыми оговорками, идеологическое противостояние между двумя странами.

Таким образом, история китайско-индийских отношений в первое десятилетие
после образования обоих государств дает нам возможность реконструировать модель
взаимодействия двух крупных государств Азии со своими самобытными

мировоззренческими системами и разными подходами к решению внешнеполитических задач.

Глубокие противоречия, которые возникли в китайско-индийских отношениях в 1949–1962 г. до сих пор не нашли своего полного разрешения, и, в связи с этим, данное исследование может помочь в понимании их причин и последствий для двусторонних связей на современном этапе. И, наконец, учитывая постоянную нестабильность в треугольнике отношений Китай-Россия-Индия, государственные органы нашей страны, отвечающие за внешнюю политику государства, могут извлечь полезный опыт из истории

2 контактов СССР с КНР и Индией в рассматриваемый период. Индийский фактор оказал непосредственное влияние на ухудшение отношений КНР и СССР и, тем самым, усугубил и без того напряженную ситуацию в китайско-советских отношениях в конце 1950-х – начале 1960-х гг. Возможно, данное исследование поможет понять, как избежать ухудшения отношений России с одним из государств треугольника при осуществлении попыток сближения с другим.

Степень изученности темы. Специального обобщающего исследования влияния индийского фактора на внешнюю политику КНР в 1949–1962 г. до настоящего времени не проводилось. Вместе с тем, отдельные аспекты рассматриваемой темы частично затрагивались в научной литературе. Историографию проблемы можно условно разделить на китайскую, индийскую, западную и отечественную.

В связи с тем, что изучаемая в рамках данной работы тема до сих пор присутствует в политической повестке дня КНР и Индии, именно излишняя политизированность мешает ученым указанных стран объективно исследовать двухсторонние отношения в рассматриваемый период. И если западные и российские авторы могут сохранять некоторую непредвзятость оценок, это практически невозможно со стороны китайских и индийских ученых. Кроме всего прочего, чувство национального достоинства и престиж государства не дают исследователям Китая и Индии прислушаться к аргументам друг друга.

Что касается китайских работ, изложенные в них факты и аргументы подчас мало отличаются от тех, что присутствуют в официальных нотах китайского правительства Индии и письмах Чжоу Эньлая индийскому Премьер-министру. Таким образом, создается представление, что китайские ученые в большинстве своем просто повторяют официальную точку зрения своего правительства в отношении пограничной проблемы с Индией и ее внешнеполитического курса. Тем не менее, некоторые китайские авторы пытались взглянуть на китайско-индийские отношения по-новому. Так, в ряде современных работ ставится вопрос о роли СССР и США в эскалации китайско-индийского пограничного конфликта¹ . При этом такие авторы, как Дай Чаоу и Лю Дэцзюнь, стремятся сгладить традиционную для китайской литературы излишне

¹ См., напр.: Дай Чаоу. Китайско-индийский конфликт, реакция и политический курс СССР (чжун инь бяньцзе чунту юй Сулянь дэ фаньин хэ чжэнцэ) // Исследования по холодной войне. Нанкин, сентябрь 2005. С.55-70; Лю Дэцзюнь. Сравнительное исследование советско-китайских и советско-индийских отношений в 1949-1962 гг. Суть и направления политики СССР в период китайско-индийского пограничного конфликта (1949-1962 нянь су чжун су инь гуаньси бицзяо яньцзю – цзянь лунь чжун инь бяньцзе чунту цицзянь Сулянь чжэнцэ цюсян цзи шичжи) // Журнал Тяньшуйского пединститута. Ноябрь 2006. №6 (25). С.12-30; Син Хэмин. Хрущев и китайско-индийский пограничный вопрос (Хэлусяофу юй чжун инь бяньцзе вэньти) // Вэньши цзинхуа. Июль 2004. С. 50-70; Цай Цзяхэ. Правительство Кеннеди и китайско-индийский пограничный конфликт 1962 г. (Кэнниди чжэнфу юй 1962 нянь дэ чжун инь бяньцзе чунту) // Журнал Нанкинского университета. Сентябрь 2006. С. 90 - 130 и др.

3 негативную оценку в отношении позиции СССР. Ими предпринимается попытка объяснить политику Советского Союза в отношении пограничного вопроса между азиатскими державами объективными причинами, вызванными текущим положением в мировой политике.

Также нельзя не отметить книгу Чжоу Вэйпина «Сто лет китайско-индийским отношениям»¹. Эта работа, несмотря на то, что исполнена в русле китайского взгляда на пограничную проблему, достаточно последовательно излагает события исследуемого периода, и, не обходя острых углов, пытается дать трактовку всем основным фактам в китайско-индийских отношениях. Кроме этого, методологический подход китайского исследователя, в некоторой степени, совпадает с позицией автора данной диссертации, ведь Чжоу Вэйпин пытается проследить причинно-следственные связи от внутренней обстановки в КНР и от характера взаимодействия Китая с окружающим миром к основным проблемам и вопросам китайско-индийских отношений, то есть, по нашему мнению, придерживается системного подхода к исследуемым фактам.

Ряд китайских ученых, изучающих историю международных отношений, стремятся отойти от традиционных методов исследования и внедряют новейшие концепции и подходы западной теории мировой политики. В этом плане представляет интерес монография Суй Синьминя «Исследование китайско-индийских отношений с точки зрения социального познания»². И хотя она основана на уже известных источниках и литературе, применение концепции, которая заключается в исследовании мировоззрения лидеров рассматриваемых стран в контексте принятия ими политических решений, позволяет по-новому взглянуть на историю китайско-индийских отношений и на логику поведения правительств обеих стран в ходе тех или иных конфликтных ситуаций. Данный подход, с одной стороны, способствует более глубокому пониманию субъективного элемента в китайско-индийских отношениях, с другой стороны, он не учитывает национальные интересы государств, которые носят объективный характер.

Что касается описания событий пограничной войны 1962 г., то автор почерпнул немало сведений о ней в коллективной работе китайских ученых «История оборонительной контрнаступательной войны на китайско-индийской границе»³. Тем не менее, надо отметить, что работа носит скорее научно-популярный характер.

¹ Чжоу Вэйпин. Сто лет китайско-индийским отношениям (байнянь чжун инь гуаньси) // Серия книг по
истории отношений Китая с зарубежными странами. Пекин, 2006.

² Суй Синьминь. Чжун Инь гуаньси яньцзю: шэхуэй жэньчжи шицзяо (Исследование китайско-индийских
отношений с точки зрения социального познания). Пекин, 2007.

³ Чжун Инь бяньцзин цзивэй фаньцзи цзочжань ши (История оборонительной контрнаступательной войны
на китайско-индийской границе). Пекин, 1994.

Китайские авторы полемизируют с индийскими учеными, которые при анализе пограничного вопроса с КНР традиционно делают акцент на соответствии действий Индии с нормами международного права. Такие ученые, как Кан Миньцзюнь и Фан Цзяньчан, с целью подтверждения позиции официальной китайской стороны по границе с Индией, изучают в своих работах историю пограничного вопроса не только в новейшее, но и в новое время ¹. С учетом того, что данные исследования направлены не столько на объективное изучение истории китайско-индийских отношений, сколько на практический поиск доказательств китайского подхода к пограничному вопросу, автор полагает, что необходимо с большой осторожностью относится к тем или иным тезисам указанных исследований.

Кроме этого, автор изучил ряд работ китайских ученых, анализирующих пограничную проблему с позиций внутриполитической обстановки в Индии. Они стремятся преодолеть односторонний подход, при котором действия индийской стороны считаются изначально неверными, в то время как решения китайского правительства рассматриваются как максимально соответствующие складывающейся политической обстановке. В этом контексте можно упомянуть исследования Фан Вэня и Сунь Шихая².

И если, по мнению большинства китайских ученых, именно Индия несет ответственность за развязывание конфликта на границе, то индийские авторы пытаются доказать обратное. В большинстве индийских работ, прежде всего, обращает на себя внимание тот факт, что их авторы активно пользуются принципами международного права для доказательства своей позиции³. Кроме этого, они совершенно не пытаются полемизировать с китайской стороной. Необходимо также отметить большую эмоциональность индийских исследований по данному вопросу. Особенно это характерно для работ начала 1960-х гг. Так, например, монографию П.С. Чакраварти «Политика Индии в отношении Китая» скорее можно отнести к произведениям публицистического жанра, нежели к строго научным монографиям⁴. Вместе с тем, ценность указанной работы

¹ Кан Миньцзюнь. «Линия Джонсона» и ее роль в китайско-индийском пограничном конфликте
(«Юэханьсуньсянь» цзици цзай чжун инь бяньцзе чжэндуань чжун дэдивэй) // Журнал Столичного
педагогического университета. 2004. № 159. С. 134-189; Фан Цзяньчан. Краткая история западного сектора
китайско-индийской границы в Новое время (цзиньдай чжун инь сидуань бяньцзе шилюэ) // Изучение
истории. 2007; Фан Цзяньчан. Начальное исследование истории центрального сектора китайско-индийской
границы в Новое время (цзиньдай чжун инь чжундуань бяньцзеши чутань) // Изучение истории китайских
границ. 1998. № 1. С. 150-175.

² Фан Вэнь. Воспоминания индийцев о китайско-индийском пограничном конфликте // Международная
информация (Иньду дуй чжун инь бяньцзе чунту дэ фаньсы). 2003. № 6. С. 143-167; Сунь Шихай. Развитие
Индии и ее внешнеполитическая стратегия (Иньду дэ фачжань цзици дуйвай чжаньлюэ). Пекин, 2000.

³ См. напр. Gupta Karunakar. The McMahon Line 1911-45: The British Legacy // The China Quarterly. Jul. - Sep.,
1971. No. 47. P. 521-545; Sharma Surya P. The India-China Border Dispute: An Indian Perspective // The
American Journal of International Law. Vol. 59. Jan., 1965. No. 1. P. 16-47.

⁴ Chakravarti P.C. India's China policy. Bloomington, 1962.

5 заключается в том, что она отражает оценки индийской общественности в отношении событий осени 1962 г.

Некоторые индийские авторы рассматривают китайско-индийский пограничный конфликт в цивилизационной плоскости, что нетипично для китайской науки, которая склонна писать о тысячелетней китайско-индийской дружбе. Так, например, о месте и роли Тибета в индуистском мировоззрении, а также о духовных причинах столь чувствительного отношения индийцев к этому региону неоднократно писал Дава Норбу¹. Таким образом, некоторые индийские ученые рассматривают этнорелигиозные особенности обеих наций в качестве одной из важных причин конфликта.

Достаточно подробный военно-политический анализ событий пограничной войны 1962 года можно найти в работе индийских военных аналитиков П.Б. Сихна и А.А. Атхале «История конфликта с Китаем, 1962 г.», которая до последнего времени была доступна лишь военнослужащим индийских вооруженных сил². Авторы указанного исследования стараются не приукрашивать действия правительства Индии и возлагают практически всю ответственность за неудачу в войне на собственных политиков и генералитет.

Интерес английских ученых к теме китайско-индийских отношений обусловлен сохранившимися тесными связями бывшей метрополии с уже независимой Республикой Индия. Работы указанных авторов в большинстве своем поддерживают индийскую позицию по пограничному вопросу, а Китай в них изображается агрессором. Данный подход объясним, ведь большинство из них было написано в условиях холодной войны и острого неприятия коммунистической идеологии в капиталистических странах. Английские исследователи, подобно индийским, в большинстве случаев рассматривали китайско-индийский пограничный конфликт сквозь призму международного права³. Их аргументы подчас очень схожи с аргументами индийской стороны. Но все эти работы страдают одним и тем же «недугом»: они не учитывают того факта, что для стран коммунистического блока так называемое «международное право» часто выступало как право империалистических держав управлять своими колониями. Этого не учли в своих работах такие западные авторы, как Альфред Рубин и Артур Станке.

Вместе с тем, в ряде западных работ все же учитывается тот факт, что китайскую внешнюю политику нельзя помещать в «прокрустово ложе» принципов международного

¹ См. Norbu Dawa. Tibet in Sino-Indian Relations: The Centrality of Marginality // Asian Survey. Vol. 37. Nov.,
1997. No. 11. P. 1078-1095.

² Sihna P. B., Athale A. A. History of the Conflict with China, 1962. History Division of the Ministry of Defence,
Government of India, New Dehli, 1992.

³ См. напр. Rubin A. P. The Position of Tibet in International Law // The China Quarterly. Jul. - Sep., 1968. No. 35.
P. 110-154; Stahnke A. A. The Place of International Law in Chinese Strategy and Tactics: The Case of the Sino-
Indian Boundary Dispute // The Journal of Asian Studies. Nov., 1970. Vol. 30. No. 1. P. 95-119.

6 права. Особенно интересной в этом отношении является монография Байрона Тзоу «Китай и международное право: пограничные конфликты»¹. Это исследование сначала теоретически, а затем на конкретных примерах пытается раскрыть роль международного права в китайской внешней политике. Ценность этой работы заключается в том, что она демонстрирует, насколько неверно подходить к китайской внешней политике только с позиций международного законодательства. В данной диссертации были также использованы некоторые общие исследования западных авторов по теории и практике внешней политики КНР и ее поведению на международной арене. Среди них есть работы как в некоторой степени демонизирующие Китай («коммунистический колосс, бряцающий оружием»²), так и отрицающие любые агрессивные намерения с его стороны³.

Обращает на себя внимание также тот факт, что некоторые западные авторы пытались подходить к китайско-индийской проблеме с точки зрения той или иной концепции международных отношений. Например, Стив Чан рассмотрел поведение Китая на китайско-индийской границе с позиций теории управления конфликтом ⁴ . А Чунь Цзяньпэн сделал упор на взаимосвязи внутренней политики Китая с его действиями в отношениях с соседними странами⁵. Так, потребностями КНР в помощи со стороны СССР указанный автор объясняет согласие китайского руководства координировать свои действия на внешнеполитической арене с советским правительством, в том числе, в отношениях со странами Движения неприсоединения.

Большую ценность для понимания сложности и неоднозначности пограничного вопроса имеют также исследования истории региона Ладакх (западный сектор китайско-индийской границы). Такими исследованиями занимались британские ученые Маргарет Фишер, Лео Роуз и Роберт Хаттенбек. Их совместная монография «Гималайский театр военных действий: китайско-индийское соперничество в Ладакхе» стала хрестоматийной для исследователей данного региона и китайско-индийских отношений ⁶ . Она демонстрирует, что за Ладакх на протяжении не одного столетия шла ожесточенная борьба между различными силами и государствами и китайско-индийский конфликт в данном контексте рассматривается как продолжение этой борьбы. В их работе делается акцент на стратегическом значении Ладакха, а также наличии, в этой связи, объективной

¹ Byron N. Tzou. China and international law: The boundary disputes. New-York, 1990.

² См. напр.: Boyd R.G. Communist China’s foreign policy. New-York, 1962.

³ См. Houn F. W. The Principles and Operational Code of Communist China's International Conduct // The Journal
of Asian Studies. Nov., 1967. Vol. 27. No. 1. P. 21-40; Maxwell Neville. The Threat from China // International
Affairs. Jan., 1971. Vol. 47. No. 1. P. 31-44.

⁴ Chan S. Chinese Conflict Calculus and Behavior: Assessment from a Perspective of Conflict Management //
World Politics. Apr. 1978. Vol. 30. No. 3. P. 391-410.

⁵ Chien-peng Chun. Domestic Politics, International Bargaining and China’s Territorial Disputes. London, 2004.

⁶ Fisher M. W., Rose L. E., Huttenback R. A. Himalayan Battleground: sino-indian rivalry in Ladakh. London, 1963.

7 заинтересованности китайской стороны в закреплении данного региона за собой в целях обеспечения безопасности в Тибете.

Отдельно хочется сказать про британского исследователя Невила Максвелла¹. Дело в том, что это практически единственный западный ученый, который не только полностью поддержал Китай в его пограничном споре с Индией, но и привел ряд весьма убедительных аргументов в его пользу. Во многих статьях и книгах китайских ученых по исследуемому вопросу нередко делаются ссылки на книгу этого исследователя. В частности, Н. Максвелл указал на противоречивость индийской стороны в отношении своих претензий по отношению к западному сектору границы. Указанный факт, наряду с другими, был использован Н. Максвеллом как доказательство изначально агрессивной позиции Индии в пограничном вопросе и ее нежелания идти на компромисс с КНР.

Отечественные авторы также касались вопроса о китайско-индийских отношениях. Тем не менее, необходимо отметить, что данная тема в отечественной науке, насколько известно автору, лишь однажды становилась предметом специального исследования – монография В.С. Кузнецова «Китайско-индийские отношения 1950–1963 гг.» ². Что касается влияния индийского фактора на внешнюю политику КНР, приходится констатировать, что данный вопрос рассматривался советскими и российскими исследователями недостаточно подробно, как правило, в рамках обзорных работ по истории внешней политики КНР.

В советский период поверхностность изучения китайско-индийских отношений в 1950–1960-е г. была во многом связана с политизацией этой темы в СССР. Дело в том, что советские власти поддержали Индию в пограничном конфликте с Китаем, и неслучайно именно на момент эскалации конфликта на китайско-индийской границе пришлось ухудшение советско-китайских отношений. Таким образом, советские авторы всю ответственность за развязывание пограничной войны возлагали исключительно на КНР. Индия, в свою очередь, выступала жертвой китайской агрессии³. Среди работ советских китаеведов по внешней политике КНР особенно полезной для данной диссертации стала двухтомная монография Г.В. Астафьева и А.М. Дубинского «Внешняя политика и международные отношения КНР» ⁴ . Данная работа оказала помощь в понимания внешнеполитического контекста, на фоне которого разворачивались события в китайско-индийских отношениях. Несмотря на то, что монография была опубликована в период

¹ См. Maxwell Neville. China and India: The Un-Negotiated Dispute // The China Quarterly. Jul. - Sep., 1970. No.
43. P. 47-80.

² Кузнецов В.С. Китайско-индийские отношения 1950-1963 гг. М., 2013.

³ См., напр.: Кулешов Н.С. Пекин против национально-освободительного движения. М., 1981.

⁴ Внешняя политика и международные отношения КНР / Под ред. Г.В. Астафьева и А.М. Дубинского. Т. 1, 2.
М., 1974.

8 обострения в советско-китайских отношениях, в ней собрано немало ценного фактического и статистического материала, представляющего интерес в рамках изучаемой темы.

Среди научных публикаций советского периода, затрагивающих тему данной диссертации, хотелось бы отметить главу китаеведа Н.С. Кулешова «Китай – пригималайские страны и Индия» в коллективной монографии «Китай и соседи в новое и новейшее время» ¹ . Несмотря на явную идеологическую предвзятость, вызванную необходимостью в годы издания монографии придерживаться антикитайского курса, в указанной главе содержится целый ряд верных, с точки зрения автора, тезисов. Так, Н. С. Кулешов совершенно справедливо проводит связь между отношениями КНР с пригималайскими странами (Непал, Бутан, Сикким) и текущей ситуацией во взаимодействии Китая с Индией. Нельзя не согласиться с автором в том, что форсирование КНР пограничных переговоров с Непалом и стремление достичь с ним компромисса по границе были напрямую продиктовано политикой КНР по оказанию позитивного воздействия на Индию в преддверии визита Чжоу Эньлая в Дели в апреле 1960 г.², а предлагаемый к заключению во время указанных переговоров договор о мире и дружбе имел целью «поставить под полный контроль внешнюю политику Непала и полностью исключить военную помощь ему со стороны Индии»³.

Представляется правильным вывод Н.С. Кулешова, что отказ обсуждать китайско-бутанскую границу во время заседания китайско-индийских экспертных комиссий по границе в 1960 г. был намеренным шагом китайского руководства. Тем самым «Пекин оставлял за собой возможность в будущем определять статус Бутана по своему усмотрению»⁴. Как мы увидим в данной диссертации, указанная мера должна была оказать давление на Индию с целью разрешения пограничного конфликта в пользу КНР. В отношении разногласий Индии и КНР по поводу Тибета автор, по нашему мнению, совершенно справедливо видит их причины в выработанной еще в период британского господства концепции безопасности Индии, предусматривавшей «существование Тибета в качестве автономного государства, являющегося буфером между Индией и Китаем»⁵. Также нельзя не согласиться с Н.С. Кулешовым, что тибетская проблема резко ухудшила китайско-индийские отношения, «ускорила открытое выявление и обострение разногласий между странами по территориальным вопросам»⁶.

Китай и соседи в новое и новейшее время / Под ред. Л.С. Тихвинского. М., 1982.

Там же. С. 257.

Там же. С. 256.

Там же. С. 260.

Там же. С. 281.

Там же. С, 286.

Вместе с тем, автор данной диссертации не может принять некоторые выводы Н.С. Кулешова. Так, по его утверждению, дорога по Аксайчину строилась китайцами «под покровом тайны»¹. При этом автор не проясняет следующий факт: если Аксайчин являлся индийской территорией, то почему это осталось незамеченным индийским руководством? Также мы не согласны с тезисом, что только китайская сторона использовала «политическое, идеологическое и прямое военное давление на Индию» с целью склонения противоположной стороны к принятию своего видения границы². Как мы увидим в рамках данного исследования, так называемая «политика продвижения» Индии преследовала те же цели. Спорным, по нашему мнению является также утверждение автора, что «маоистское руководство обостряло пограничный спор с Индией, доведя его до вооруженного столкновения, чтобы дискредитировать индийскую внешнюю политику и таким путем добиться доминирующего влияния КНР на азиатские страны» ³ . Если китайское руководство и преследовало эту цель, она не являлась основной. Во главу угла, по нашему мнению, ставились военно-стратегические интересы китайского руководства по поддержанию контроля над беспокойным тибетским регионом.

В российской науке имеется ряд других исследований, прямо или косвенно касающихся изучаемого вопроса. Но чаще всего самым распространенным форматом для таких исследований являются обзорная статья или глава в монографии по общей истории или отдельным аспектам внешней политики КНР. Данные материалы, безусловно, представляют ценность для тех, кто только приступает к изучению китайско-индийских отношений. К ним можно отнести главу о китайско-индийской границе в сборнике «Границы Китая: история формирования» ⁴ или статью Т. Л. Шаумян «Индийско-китайская граница: перспективы урегулирования»⁵.

Рассмотрим, к примеру, статью известного отечественного индолога Т.Л. Шаумян. По словам самого автора, указанная работа была написана в свете дискуссий о стратегическом треугольнике Россия-Индия-Китай. Т.Л. Шаумян считает, что именно труднодоступность и изолированность пограничного региона стали причинами затруднений в урегулировании территориально-пограничного спора. Нельзя не согласиться с тезисом автора, что разногласия сторон «определялись особенностями традиционных подходов к решению существующих проблем, характером политической культуры, свойственной общественной и культурной жизни Индии и Китая».

¹ Там же. С. 287.

² Там же. С. 288.

³ Там же. С. 257.

⁴ Границы Китая: история формирования / Под общ. ред. В.С. Мясникова и Е.Д. Степанова. М., 2001.

⁵ Шаумян Т.Л. Индийско-китайская граница: перспективы урегулирования // Азия и Африка сегодня. 2001.
№ 9.

На примере статьи Т.Л. Шаумян видно, что интерес к китайско-индийским отношениям возник в начале 2000-х гг. в отечественной науке неслучайно и был продолжением развернувшихся в РФ дискуссий, в том числе, практического характера, о вероятности треугольника Россия-Индия-Китай. Именно территориально-пограничный спор между Китаем и Индией рассматривается как одно из главных препятствий на пути претворения в жизнь этого стратегического проекта.

Тем не менее, в связи с практически полным отсутствием полноценных монографий по истории китайско-индийских отношений, данная тема, в целом, слабо представлена в российской науке. Исключение составляет лишь упоминавшаяся выше монография В.С. Кузнецова «Китайско-индийские отношения 1950–1963 гг.» ¹ . В исследовании В.С. Кузнецова Корейская война выступает в качестве одного из факторов, повлиявших на ход развития китайско-индийских отношений. С этим нельзя не согласиться. Считаем справедливым утверждение автора, что Индия в 1950-е гг. выступала посредником в отношениях КНР с несоциалистическими странами, в том числе, в период Корейской войны. Тем не менее, мы полагаем, что события указанной войны оказали положительное влияние на смягчение противоречий в китайско-индийских отношениях, вызванных тибетской проблемой в начале 1950-х гг., не только благодаря посреднической роли Индии, но и опасениями самого китайского руководства в отношении необходимости отвлекать дополнительные силы на границу с южным соседом.

Отметим, с нашей точки зрения, правильный вывод автора о том, что КНР уделяла большое внимание так называемой «народной дипломатии» в отношениях с Индией с целью оказания благоприятного воздействия на общественное мнение страны². В частности, многие индийские делегации, в составе которых не было высокопоставленных представителей правительства Индии, принимались первыми лицами КНР. Китайские руководители исходили из того, что индийские деятели культуры, искусства и СМИ могут оказать сопоставимое с представителями политической элиты влияние на общественность Индии. Мы также не можем не согласиться с автором в том, что китайско-индийский «медовый месяц» был во многом обусловлен стремлением КНР повысить свой международный престиж через дружбу с Индией³.

Вместе с тем, позволим себе ряд критических замечаний в отношении указанной работы. Прежде всего, обращает на себя внимание отсутствие в ней введения и заключения. Неясно, какие цели ставил перед собой автор и к каким выводам, в итоге, он пришел. Работа похожа больше на хронику, последовательное описание событий

¹ Кузнецов В.С. Китайско-индийские отношения 1950–1963 гг., М., 2013.

² Там же. С. 76-77.

³ Там же. С. 141.

11 китайско-индийских отношений. Факты, изложенные в работе, далеко не в полном объеме подвергаются анализу и часто остаются без каких-либо комментариев. В монографии не уделено достаточно внимания значению «пяти принципов мирного сосуществования» во внешней политике КНР. Ведь они стали ядром новой внешнеполитической доктрины Китая и применялись в отношениях не только с Индией, но и с другими странами.

Необходимо также отметить, что в работе В.С. Кузнецова практически не рассматривается вопрос о влиянии динамики китайско-индийских отношений на третьи страны и, соответственно, о влиянии третьих стран на ход развития китайско-индийского взаимодействия. Обращает на себя внимание ярко выраженная «проиндийская» позиция автора. Так, в главе, в которой рассматривается пограничная проблема в двухсторонних отношениях, мы читаем: «25 августа 1959 года китайские войска открыли огонь по индийскому пикету возле Мигитуна в Восточном Ладаке, убив одного индийского солдата. Они также вторглись на индийский аванпост в Лонгжу, в Северо-Восточном Ладаке. Это можно рассматривать как «аргументы» Китая в его пограничной тяжбе с Индией»¹ . Оставив в стороне тот факт, что и Мигитун, и Лонгжу расположены не в западном секторе границы (Ладакх), а в восточном, поблизости от «линии Макмагона», что само по себе является достаточно серьезной неточностью, укажем также, что по китайской версии конфликта, изложенной в нотах протеста китайского МИД, именно индийцы первыми вторглись на китайскую территорию и открыли огонь по погранпунктам КНР². Вместе с тем, автор не приводит каких-либо доказательств в пользу индийской версии указанных событий. Кроме этого, автор без приведения каких-либо аргументов прямо заявляет, что Китай «оккупировал 12 тыс. кв. миль в западном секторе китайско-индийской границы»³.

Достаточно спорным является также следующий вывод автора: «Если Индия выступает за признание ее («линии Макмагона» – П.Н.) как таковой, то КНР категорически против»⁴. Как мы увидим в ходе нашего исследования, КНР была не против сохранения «статус-кво» на границе, которое заключалось в признании Индией стратегически важного для КНР плато Аксайчин за китайской стороной и ответном признании со стороны КНР «линии Макмагона» в качестве восточной границы между странами. Правительство Индии не приняло указанное предложение китайского руководства.

Недостаток в объеме фактического материала монографии обусловлен отсутствием в библиографии весьма важных для изучения китайско-индийских

¹ Там же. С. 217.

² Чжоу Вэйпин. Бай нянь Чжун Инь гуаньси (Сто лет китайско-индийских отношений) // Серия книг по сто
летней истории отношений Китая с зарубежными странами. Пекин, 2006. С. 235.

³ Кузнецов В.С. Китайско-индийские отношения 1950–1963 гг. С. 239.

⁴ Там же. С. 234.

12
отношений источников и научных работ. Так, автором не были задействованы «Белые
книги китайско-индийских отношений», представляющие собой сборник

дипломатической переписки обеих стран в указанный период. Кроме этого, из использованной автором литературы большинство работ отражают индийский взгляд на пограничную проблему, что обусловливает при рассмотрении ряда вопросов китайско-индийского взаимодействия четко выраженную «проиндийскую» позицию автора. Вместе с тем, несмотря на указанные критические замечания, необходимо отметить, что работа В. С. Кузнецова является первой в отечественной науке монографией по китайско-индийским отношениям, в связи с чем, надеемся, что она вызовет активный интерес русскоязычной научной общественности к данной теме.

Следует отметить также ряд общих работ по теории международных отношений и международной безопасности отечественных исследователей, которые помогли автору выработать методы и подходы к изучению китайско-индийских отношений. К этим работам относятся такие исследования, как «Восток/Запад: региональные подсистемы и региональные проблемы международных отношений»¹, «Международная безопасность» В.М. Кулагина², «Современные международные отношения и мировая политика»³ и др.

Цель и задачи исследования. Основная цель данной диссертации – определить и детально охарактеризовать взаимосвязь истории китайско-индийских отношений в рассматриваемый период с формированием концепции внешней политики КНР и динамикой развития ее отношений с третьими, прежде всего, соседними странами. Для реализации указанной цели в ходе работы решались следующие исследовательские задачи:

1. Изучение концепции внешней политики КНР в указанные годы;

2. Определение в ней тех аспектов, которые оказали влияние на формирование
политики КНР в отношении Индии;

3. Изучение в заявленных хронологических рамках (1949–1962 гг.) истории
китайско-индийских отношений и выявление в ней тех событий, которые повлияли на
выработку концептуальных положений внешнеполитической доктрины КНР;

4. Исследование воздействия индийского фактора на отношения КНР с другими
странами и, в свою очередь, их на китайско-индийские отношения (СССР, Пакистан,
Непал, Сикким, Бутан и др.).

¹ Восток/Запад: региональные подсистемы и региональные проблемы международных отношений / Под ред.
А.Д. Воскресенского. М., 2002.

² Кулагин В.М. Международная безопасность. М., 2006.

³ Современные международные отношения и мировая политика / Под ред. А.В. Торкунова. М., 2004.

В соответствии с поставленными целями и задачами, объектом исследования становится теория и практика внешней политики КНР в указанный период, а предметом исследования – влияние на них индийского фактора.

Хронологические рамки работы (1949–1962 г.) включают в себя период становления китайско-индийских отношений от провозглашения КНР в 1949 г. и признания ее Индией до китайско-индийской пограничной войны 1962 года, положившей начало резкому охлаждению в двусторонних отношениях. В рассматриваемые годы Китай и Индия переживали взлет в истории взаимных контактов, вершиной которого стало принятое в 1954 г. и основанное на официальном соглашении решение обоих правительств строить свои отношения в соответствие с пятью принципами мирного сосуществования. Тем не менее, противоречия по тибетскому вопросу, а также эскалация пограничной проблемы привели к резкому ухудшению китайско-индийских отношений.

Особое место в работе отведено истории китайско-индийской пограничной войны в октябре-ноябре 1962 г., при этом автора интересовал не столько военный (хотя он также был рассмотрен в диссертации), сколько внешнеполитический аспект данного события. Кроме этого, указанный период характеризовался становлением теории и практики внешней политики КНР, а также стремлением китайского руководства установить собственные ориентиры и ценностную шкалу в отношениях с окружающим миром. Если в начале 1950-х гг. на теорию внешнеполитической деятельности КНР большое влияние оказывали оценки советского руководства, то со временем наметился идеологический раскол в советско-китайских отношениях и, в связи с этим, отход от общего с руководством Советского Союза взгляда на события мировой политики. Автор предполагает, что указанные перемены должны были отразиться на отношениях КНР с окружающими странами, прежде всего, с Индией.

Источниковая база исследования. Для выполнения заявленных целей и задач диссертации использованы следующие группы источников: 1) дипломатические документы; 2) выступления руководителей стран по внешнеполитическим вопросам; 3) рассекреченные аналитические доклады специальных служб; 4) периодика.

Тема исследования относится к истории внешней политики и международных отношений, поэтому наиболее ценными для автора являются документы дипломатической переписки между КНР и Республикой Индия. Больше всего документов содержится в так называемых «Белых книгах китайско-индийских отношений» - сборниках китайско-индийской дипломатической переписки с 1950 – х по середину 1960-х гг. Эти сборники выпускались индийским правительством с 1959 г. в целях доведения до широкой общественности деталей китайско-индийского территориально-пограничного спора и

14 обоснования своей позиции. В ходе работы с данными источниками автор столкнулся с наличием двух противоположных подходов к описываемым событиям китайско-индийских отношений. Каждое из правительств воспринимало свое государство жертвой, в то время как противоположная сторона выставлялась беспринципным агрессором. Тем не менее, в связи с актуальностью проблемы территориально-пограничного спора в китайско-индийских отношениях, множество документов, особенно с китайской стороны, до сих пор засекречены, что в свою очередь делает «Белые книги» практически единственным источником официальной информации по изучаемой теме.

Единственный известный автору китайский сборник карт и документов, относящихся к территориально-пограничного спору, был издан в 1962 г. и носит название «К вопросу о китайско-индийской границе» ¹ . Он содержит разъяснение китайской стороной своей позиции по пограничному вопросу с целью доведения до правительств иностранных государств причин применения Китаем оружия против Индии в октябре 1962 г. Именно поэтому она вышла на нескольких иностранных языках, в том числе, на русском. Некоторые материалы из указанного сборника также содействовали более глубокому пониманию событий исследуемого периода. Тем не менее, необходимо отметить, что указанное издание не может быть использовано без сопоставления с индийскими документами по исследуемой теме.

Из русскоязычных источников для раскрытия изучаемой темы представляют интерес стенограммы переговоров И.В. Сталина с Мао Цзэдуном в декабре 1949–феврале 1950 гг., И.В. Сталина с Чжоу Эньлаем в августе-сентябре 1952 г., переговоры Н.С. Хрущева с Мао Цзэдуном 31 июля–3 августа 1958 г. и 2 октября 1959 г.² С помощью указанных источников автором была восстановлена история нарастания противоречий во внешнеполитической сфере между КНР и СССР на примере различия в подходах к Индии и китайско-индийскому конфликту на границе.

Большую помощь для исследования влияния индийского фактора на китайскую внешнюю политику оказали частично рассекреченные в 2007 г. аналитические доклады ЦРУ по китайско-индийским отношениям³. В них имеется ряд интересных фактов и

¹ К вопросу о китайско-индийской границе. Пекин, 1962.

² Переговоры Сталина с Мао Цзэдуном в декабре 1949 – феврале 1950 // Новая и новейшая история. 1997. №
1; Стенограмма переговоров И. В. Сталина с Чжоу Эньлаем в августе – сентябре 1952 г. // Новая и новейшая
история. 1997. № 2; Переговоры Н. С. Хрущева с Мао Цзэдуном 31 июля – 3 августа 1958 г. и 2 октября 1959
г. // Новая и новейшая история. 2001. № 1.

³ The Sino-Indian Border Dispute // Section 1 (1950-1959) of the CIA working paper. 2 March 1963. Approved for
release in May 2007 // CIA official website. URL:
The Sino-Indian Border Dispute //
Section 2 (1959-1961) of the CIA working paper. 19 August 1963. Approved for release in May 2007 // CIA official
website. URL: The Sino-Indian

15 оценок, отсутствующих в других источниках. Ряд сведений в этих докладах получены из закрытых источников и не поддаются перепроверке в силу своей засекреченности.

В фокусе диссертации находится китайская позиция по исследуемой теме и именно оценки китайского руководства представляют для автора наибольший интерес. Необходимые сведения были получены из газеты «Жэньминь жибао» и сообщений информагентства «Синьхуа» за рассматриваемый период. В ходе изучения более 60-ти публикаций автором была прослежена история изменения официальной позиции Пекина по отношению к индийскому лидеру Дж. Неру и проводимой им политике. С целью выявления изменений во взглядах китайских руководителей в отношении Республики Индия автором были изучены сборники высказываний по внешней политике Мао Цзэдуна и Чжоу Эньлая¹. Данные источники дают представление как о месте Индии в мировой политике в глазах лидеров КНР, так и ее роли в формировании внешнеполитического курса Китая.

Методология исследования основана на историко-системном подходе, который направлен на изучение объектов и явлений прошлого как целостных исторических систем. Он заключается в анализе их структуры и функций, внутренних и внешних связей (морфологии), а также динамических изменений (генезис). Помимо этого, указанный метод позволяет рассмотреть то или иное явление на нескольких системных уровнях. Так, в ходе работы над диссертацией было проанализировано влияние индийского фактора на внутригосударственном уровне в КНР, уровне двусторонних отношений, региональном и глобальном уровнях. Все указанные уровни находятся в тесной взаимозависимости, образуя сложные причинно-следственные связи. В рамках данного подхода любое событие истории мировой политики является результатом сразу нескольких факторов – внутриполитического, двустороннего, регионального и глобального. Хотя данная работа строится по хронологическому принципу, в каждом отдельном параграфе, который логически выделяет тот или иной отрезок китайско-индийских отношений в 1949–1962 гг., можно проследить все четыре уровня.

Кроме этого, в ходе работы над темой диссертации автор исходил из взаимосвязи теории и практики международных отношений, что отражено в целях и задачах данного исследования. В рамках диссертации было также уделено внимание влиянию мировоззрения и личных отношений между руководителями на межгосударственные контакты. В частности, был проанализирован образ индийского лидера в оценках

Border Dispute // Section 3 (1961-1962) of the CIA working paper. 5 May 1964. Approved for release in May 2007 // CIA official website. URL: ¹ Мао Цзэдун вайцзяо сюаньцзи (Сборник заявлений Мао Цзэдуна о внешней политике). Пекин, 1994; Чжоу Эньлай вайцзяо сюаньцзи (Сборник заявлений Чжоу Эньлая по внешней политике). Пекин, 1990.

16 китайских руководителей в рассматриваемый период. Тем не менее, автор убежден, что нельзя преувеличивать симпатии и антипатии между лидерами стран и необходимо учитывать, что в их решениях большую роль играют представления о национальных интересах своих государств.

Теоретическое значение работы заключается в том, что представлена историческая модель влияния отношений двух крупных государств на их взаимодействие с третьими странами. Так, по итогам исследования было выявлено значительное воздействие индийского фактора на отношения КНР с рядом соседних государств (СССР, Пакистан, Непал, Бутан, Сикким, Бирма). Помимо этого, результаты анализа представленного в диссертации фактического материала по истории китайско-индийского территориально-пограничного спора могут быть использованы для формирования теории пограничных конфликтов.

Практическая значимость. Настоящая работа представляет практический
интерес для историков, китаеведов, а также специалистов по международным отношениям.
Результаты диссертационного исследования могут найти применение при подготовке
учебных курсов по новейшей истории КНР, истории внешней политики КНР, а также
новейшей истории международных отношений. В связи с актуальностью

рассматриваемого в диссертации китайско-индийского территориально-пограничного спора теоретические выводы исследования могут быть учтены при формировании внешнеполитического курса РФ в отношении КНР и Индии.

Научная новизна. Данная диссертация представляет собой первое в исторической науке исследование влияния индийского фактора на теорию и практику внешней политики КНР в 1949–1962 гг. В работе на основе обширного фактического материала рассмотрено влияние китайско-индийских отношений на выработку китайским руководством теоретических положений внешней политики КНР и принимаемые им решения в отношениях с такими странами, как СССР, Пакистан, Бирма, Непал, Бутан и Сикким. Кроме этого, в данном исследовании впервые китайско-индийские отношения проанализированы на четырех (внутригосударственном, двухстороннем, региональном и глобальном) уровнях системы мировой политики. В диссертации, в отличие от многих упоминавшихся выше работ, была осуществлена попытка реконструировать логику принятия внешнеполитических решений именно китайским руководством. В большинстве работ по данной теме в центре исследования находится, прежде всего, сфера внешней политики Республики Индия. В исследовании использован неизвестный отечественной науке фактический материал по данной теме, что позволяет сделать более обоснованные выводы по целому ряду вопросов двухстороннего взаимодействия КНР и Индии.

17 Апробация результатов. Результаты исследования были апробированы на XXVI-ой международной конференции «Источниковедение и историография стран Азии и Африки» 20–22 апреля 2011 г. в Санкт-Петербурге, международной научно-практической конференции «Наука, образование, общество: тенденции и перспективы» 31 августа 2013 г. в Москве и на международной научно-практической конференции «Стратегические направления и инструменты повышения эффективности сотрудничества стран-участников Шанхайской организации сотрудничества: экономика, экология, демография» 24–26 сентября 2013 г. в Уфе. Основные положения диссертационного исследования отражены в 3-х научных публикациях автора в рецензируемых научных журналах, а также в сборниках тезисов и статей по материалам упоминаемых выше научных конференций.

Китайско-индийское соглашение 1954 г. и закрепление «пяти принципов мирного сосуществования» в теории и практике внешней политики КНР

1 октября 1949 г. мир узнал о появлении нового государства – Китайской Народной Республики. В это время мировая политика переживала сложный период формирования биполярной системы международных отношений. Раздел мира на два противоборствующих блока набирал обороты не только из-за нарастающего ухудшения отношений Советского Союза со странами Запада, но и благодаря присоединению к каждому из формировавшихся политических лагерей развивающихся стран Азии и Африки, которые в большинстве своем обрели независимость именно в послевоенный период. С одной стороны, такое присоединение происходило по причине военно-политического давления сверхдержав на развивающиеся страны. С другой стороны, эти страны часто сами шли на сближение, так как вынуждены были искать источники помощи в экономическом и технологическом развитии. Руководству Китайской Народной Республики, пожелавшему встать на путь социалистического развития, ничего не оставалось, как примкнуть к блоку социалистических стран.

Мао Цзэдун еще в июле 1949 г., то есть за несколько месяцев до образования КНР заявил о том, что развивающимся странам Азии и Африки в конечном итоге придется сделать выбор между социализмом и империализмом: «Не только в Китае, но и во всем мире без исключения можно придерживаться либо империализма, либо социализма. Нейтралитет является маскировкой, и третьего пути не существует»1. В это же время было заявлено, что Китай будет ориентироваться на СССР и так называемые «страны народной демократии» (социалистические страны) в выборе пути своего развития.

В приведенной выше цитате большую важность для данного исследования имеет последняя фраза, описывающая нейтралитет как «маскировку». Это высказывание явно направлено в адрес некоторых стран Азии и Африки, объявивших о соблюдении нейтралитета в своей внешней политике. Важное, если не лидирующее место среди них

1 Внешняя политика и международные отношения КНР / Под ред. Г. В. Астафьева и А. М. Дубинского. Т. 1. М., 1974. С. 33. занимает, безусловно, Индия. Не преувеличением будет сказать, что правительство Индии являлось инициатором и вдохновителем выбора третьего, отличного от сверхдержав, пути, как во внутренней, так и во внешней политике. Таким образом, еще до официального образования КНР Мао Цзэдун в достаточно негативном ключе оценивал внешнеполитический курс Индии и стран, следовавших ее примеру.

Негативные оценки нейтралитета во многом связаны с тем, что китайское руководство в рассматриваемый период, по крайней мере, на словах солидаризировалось с негативным отношением СССР к данному явлению. И действительно, Москву раздражали попытки правительства Джавахарлала Неру наладить отношения с США в октябре 1949 г. 1 на фоне высказываний индийского лидера о следовании нейтральному курсу во внешней политике. Советское руководство выступало против гандизма и нейтралитета во внешней политике, проводимой Дж. Неру23. Это, например, сказалось на экономических связях СССР и Индии в тот период. Так, с 1948 по 1953 г. объем индийского импорта в СССР упал с 16 млн. 200 тыс. долларов до 700 тыс. долларов. Советский же экспорт в Индию упал почти в 10 раз с 9 млн. 800 тыс. долларов до 900 тыс. долларов4. Негативный образ Индии в социалистических странах и, в частности, в КНР в рассматриваемый период мог также появиться в результате гонений на Коммунистическую партию Индии (КПИ), которая была объявлена индийским правительством вне закона в 1949 г.

Следуя в русле оценок советского руководства, правительство КНР уже с сентября 1949 г. стало высказывать негативные отзывы о проводимой правительством Дж. Неру внешней политике, что вылилось, впоследствии, в открытую критическую кампанию против индийского лидера. Приведем некоторые примеры. Так, 16 сентября 1949 г. в журнале «Шицзе чжиши» вышла статья под недвусмысленным названием «Неру и англо-американский империализм». В ней Дж. Неру описывался не иначе, как «предатель движения за национальную независимость, негодяй, нарушивший поступательное развитие народно-освободительного движения, преданный слуга империализма»1. В ответном сообщении, напечатанном в индийской газете «Коммунист» за январь 1950 года, на приветствие от генерального секретаря Коммунистической партии Индии Б. Т. Ранадиве от 19 октября 1949 года, Мао Цзэдун заявил следующее: «Я твердо убежден, что с опорой на отважную Коммунистическую партию Индии, а также на единство и борьбу всех индийских патриотов, Индия определенно не будет долго оставаться в ярме империализма и его коллаборационистов. Подобно свободному Китаю, свободная Индия войдет однажды в социалистическую и народно-демократическую семью. Этот день ознаменует конец империалистической реакционной эры в истории человечества»2. Кроме индийских коммунистических газет, эта статья была также напечатана в «Жэньминь жибао» от 20 октября 1949 г. Все это означает, что в тот период китайское руководство рассматривало правительство Дж. Неру как «империалистическое» и «реакционное», что согласуется с оценками СССР в отношении индийского правительства в сталинскую эпоху. Более того, советские лидеры не верили в то, что Индия стала полностью независимой от Великобритании и рассматривали ее как страну прозападной ориентации.

Настороженное отношение советского руководства к Индии было отражено также в призыве И. В. Сталина к правительству КНР не медлить с дислокацией войск в Тибете на постоянной основе после его «освобождения», в чем СССР обещал помочь китайской стороне (предоставление четырехмоторных самолетов, отправка советских военных советников и др.)3. И. Сталин в этой связи сказал Чжоу Эньлаю на переговорах с ноября 1949 по февраль 1950 гг. в Москве: «Это хорошо, что Вы готовитесь к наступлению. Тибетцев надо взять в руки»4. Позиция советского лидера не менялась до конца его правления и на переговорах с Чжоу Эньлаем в декабре 1952 года он повторил: «Тибет – часть Китая. В Тибете надо иметь китайские войска»5. На данных переговорах Чжоу Эньлай просил у И. Сталина 4-х моторные транспортные самолеты, оборудованные кислородными приборами и приборами против обледенения, на что советский лидер ответил согласием. Кроме этого, он поддержал план строительства дороги из восточной части Китая в Тибет1.

26 ноября того же года появилась очередная, направленная против Дж. Неру, статья в «Жэньминь жибао» под названием «Продажа страны, участие в милитаристском лагере – два тяжких преступления Неру». Двумя «тяжкими преступлениями» Дж. Неру объявлялись «предательство страны» и «развязывание войны против СССР». Визит Дж. Неру в США расценивался как «сделка по продаже собственной страны», что означало «вхождение Индии в милитаристский лагерь» и превращение индийского правительства в «инструмент подавления народно-освободительного движения в Юго-Восточной Азии». Главным намерением Дж. Неру, по мнению китайской стороны, было превратить Индию в «базу для войны с СССР». США «обучают Неру быть их слугой», «заместителем Чан Кайши», - пишет автор статьи. Важно подчеркнуть, что в более чем половине текста этой достаточно короткой статьи делался акцент на том, что главным преступлением Дж. Неру являлось «развязывание» им «войны против СССР», и лишь в небольшом отрывке, составляющем примерно треть объема публикации, мы читаем, что Дж. Неру «осуществляет агрессивный курс по отношению к Тибету», чтобы навредить «уже освобожденному Китаю». Это еще раз подтверждает, что одной из причин столь жесткой критики правительства Дж. Неру китайской прессой являлось негативное отношение советского руководства к проводимой в то время Индией внешней политике. Иначе достаточно странным кажется тот факт, что представленные в статье претензии, адресованные Индии относительно другого государства (СССР), превалируют над претензиями самой КНР.

Автор статьи не преминул также упомянуть, что Индия проводит агрессивную политику по отношению к Непалу, Бирме и другим азиатским государствам. В частности Дж. Неру обвинялся в том, что дал разрешение направить подразделения непальских гуркхов, входивших в индийскую армию, на подавление «малайской революции», «в помощь английским палачам». Статья заканчивалась фразой: «Он (Дж. Неру – Н. П.) не посмеет признать уже освобожденный Китай до тех пор, пока ему не позволят его хозяева»

Китайско-индийский территориально-пограничный спор как ключевой вопрос двустронних отношений и его влияние на связи Китая с соседними странами (СССР, Бирма, Непал, Бутан, Сикким).

Четыре года, последовавшие после подписания Соглашения 1954 года, можно было условно назвать китайско-индийским «медовым месяцем».

Основой нерушимой дружбы китайского и индийского народов провозглашались «пять принципов мирного сосуществования» («панча шила»). Обе страны не только сделали их основными теоретическими принципами своей внешней политики, но и пытались распространить их на отношения с другими государствами. «Панча шила» рассматривались ими, как пример удачного разрешения спорных вопросов и отправная точка для налаживания межгосударственных отношений.

Именно в 1954 г. наметились существенные изменения во внешнеполитической концепции Пекина. Корейская война была позади. Новое советское руководство стало поддерживать отношения не только со странами социалистической ориентации, но и со странами Движения неприсоединения. Китаю требовалось проведение экономических реформ, и внешняя политика перестала быть приоритетом – все это можно отнести к причинам, приведшим к смягчению внешнеполитического курса страны. Китайское правительство перестало делать резкие высказывания в адрес других стран и проявило готовность мирно сосуществовать со странами с отличным от КНР политическим строем и социальным укладом. Так, во время официального визита в Индию 27 июня 1954 г. на пресс-конференции Чжоу Эньлай заявил следующее: «Все государства мира, не важно, большие они или малые, сильные или слабые, и какой у них социальный строй могут мирно сосуществовать. Каждый народ должен иметь право выбора государственного устройства и образа жизни, и не должен подвергаться вмешательству других стран. Революция не может быть экспортирована (курсив мой – П.Н.)»1. А Мао Цзэдун в беседе с Премьер-министром Бирмы У Ну заявил следующее: «У каждой страны есть партии разной направленности. Мы не можем выражать неудовольствие или одобрение деятельностью некоторых из них. Мы лишь можем решать вопросы с правительством данной страны».

Мао Цзэдун относил Индию к третьему типу государств (после социалистических и империалистических), то есть «угнетенным народам и государствам, не управляемых коммунистической партией, но руководимых партией патриотов». Председатель КНР писал о такого рода «националистических государствах»: «Они не стоят на стороне империализма, и не стоят на стороне социализма, а занимают нейтральную позицию. Они также не участвуют в каких-либо альянсах, что соответствует их текущей обстановке… Если сравнивать коммунизм, национализм и империализм, второй ближе к первому, чем к третьему». Мао Цзэдун считал, что нельзя недооценивать значение «националистических государств» в борьбе с империализмом3.

Однако абсолютного доверия к этим государствам быть не могло, так как они не рассматривались китайской стороной как «полностью независимые». Так, Чжоу Эньлай заявил 7 июня 1955 г.: «Неру, У Ну и др. лидеры признают себя националистами и мы их уважаем. Однако, эти государства, ввиду пережитых ими эксплуатации и угнетения империалистами, еще не полностью свободны, и перед ними в разной степени еще стоит задача борьбы за полную независимость»1 . Несмотря на это, китайское руководство продолжало видеть в «националистических» государствах противовес политике США.

Целью внешней политики КНР было сковать действия США в Азии, противопоставив их агрессивной политике миролюбивый внешнеполитический курс Пекина в регионе. Этим самым китайское руководство стремилось привлечь к себе наибольшее количество азиатских стран. Воздействуя на общественное мнение в них, оно рассчитывало в конечном итоге нейтрализовать американское влияние и снизить угрозу своей безопасности.

В русле этой внешнеполитической линии руководство КНР, например, приглашало недружественные либо настороженно относящиеся к Китаю правительства близлежащих стран посетить те районы Китая, из которых, по их мнению, исходила потенциальная угроза государственной безопасности. Так, Чжоу Эньлай неоднократно приглашал руководство Таиланда посетить провинцию Юньнань, где проживали родственные тайцам народы, и где якобы Пекином была сделана попытка создания альтернативного правительства для всех тайских народов Юго-Восточной Азии. Кроме этого, представители Филиппин были приглашены в провинции Фуцзянь и Гуандун. А в беседе с пакистанским Премьер-министром Суравади 19 октября 1956 г. Чжоу Эньлай предложил представителям Пакистана, Индии и Непала совершить поездку в Тибет и Синьцзян, чтобы лично удостовериться, что китайская сторона ничего не замышляет против этих стран2.

Таким образом, произошло существенное изменение во внешнеполитическом поведении китайской стороны. Если до 1954 года Китай провозглашал себя борцом с «империализмом» и поддерживал коммунистическую оппозицию в странах Азии (при этом «империалистическими» объявлялись правительства относительно недавно вышедшие из колониальной зависимости стран), то теперь КНР стремилась заручиться поддержкой стран Южной и Юго-Восточной Азии, и играть видную роль в регионе.

Особенно явно изменение во внешней политике Китая проявилось на Бандунгской конференции в апреле 1955 года. Тогда китайская сторона устами Чжоу Эньлая пыталась убедить страны Азии, что не преследует целей дестабилизировать ситуацию в Азии и не питает враждебных настроений к законным правительствам азиатских стран. Кроме этого, внешнеполитическая ориентация КНР на поддержку оппозиционных партий негативно сказывалась на безопасности в регионе. Ведь изначально нейтральные страны, входившие в Движение неприсоединения, вынуждены были отказаться от своего нейтрального статуса и примкнуть к западному военному блоку. Именно угрозой со стороны Китая можно объяснить, например, изменение нейтрального статуса Таиланда в начале 1950-х гг. Таким образом, скорее всего, именно в интересах собственной безопасности Китай пошел на смену своего внешнеполитического курса.

Об этом недвусмысленно сказал и сам Мао Цзэдун. В беседе с делегацией лейбористской партии Англии 24 августа 1954 г. он сказал, что главной целью США является распространение своего влияния на страны «промежуточной зоны» между США и СССР, взятие их экономик под свой контроль и установка в них военных баз. Среди стран «промежуточной зоны» кроме развивающихся стран Азии и Африки им были названы также Англия, Япония, ФРГ и др. развитые страны1. Таким образом, смена внешнеполитического курса КНР вполне четко объясняется взглядами китайского руководства на обстановку на мировой арене в рассматриваемый период.

Сближению двух стран в немалой степени способствовало неблагоприятное внешнеполитическое окружение. Прежде всего, имеется в виду резкое усиление военно-политического влияния США в регионах Южной и Юго-Восточной Азии. Так 19 мая 1954 года Пакистан подписал с США соглашение о «помощи в обеспечении взаимной безопасности». А 6 сентября того же года на конференции в Маниле был создан проамериканский военный блок СЕАТО, в который кроме США, Англии, Франции, Австралии и Новой Зеландии вошли Таиланд и Филиппины (что представляло угрозу Китаю), а также Пакистан (что уже являлось угрозой для Индии). В сентябре 1955 года Пакистан вошел в еще один прозападный военный альянс – Багдадский пакт (СЕНТО), превратившись, таким образом, в одно из государств «северного яруса» обороны Ближнего и Среднего Востока от предполагаемого натиска СССР. Такое развитие событий не устраивало ни Китай, ни Индию. В этих условиях обеим странам был выгоден мир и позиционирование себя как миролюбивых государств.

Обострение противоречий в китайско-индийских отношениях: реакция КНР

Единственным нерешенным вопросом между сторонами оставался пограничный вопрос. Как и в случае с Индией, китайская сторона поставила вопрос о границе не через официальные дипломатические каналы, а сделала это посредством опубликования карт, где как принадлежащая КНР была окрашена определенная часть территории соседней страны.

В 1950 г. в Китае были изданы карты, на которых в состав территории КНР включалась северная часть Бирмы вплоть до линии, проходящей в 50 милях севернее г. Мьитчина, а также весь присалуинский район, вопрос о котором был решен в 1941 г. Касаясь этого факта в своем выступлении в парламенте в марте 1951 г., Премьер-министр Бирмы У Ну, ссылаясь на ответ правительства КНР на бирманский протест заявил, что «у правительства КНР не было времени изготовить новые карты, и оно воспроизвело старые, где китайско-бирманская граница показана недемаркированной. Мы считаем, что нет препятствий для того, чтобы договориться и провести демаркацию границы» 2 . Это заявление фактически содержало предложение правительству КНР провести переговоры о границе. Но и как в случае с Индией китайское правительство было не готово провести эти переговоры в условиях Корейской войны и отсутствия необходимой «благоприятной атмосферы» доверия между странами.

Отличие бирманской позиции по территориально-пограничному спору с КНР от индийской заключалось в том, что Рангун не отрицал существование пограничного вопроса. Китайская сторона, в свою очередь, официально не утверждала, но и не отрицала наличие китайско-бирманской пограничной проблемы. Такая неопределенность подготовила почву для инцидента на границе, который произошел в ноябре 1955 г. в северо-восточной части Шанской области между бирманскими пограничниками и солдатами НОАК. Бирманская сторона заявила протест по поводу «агрессивных действий» КНР. В ответ китайское правительство выразило «сожаление по поводу имевшего место инцидента», но заявило, что китайские войска вошли лишь в спорные районы, где граница осталась недемаркированной и поэтому такие действия нельзя назвать агрессией. Одновременно, правительство КНР заявило, что оно не может признать границу так, как она была навязана в 1941 г. английским «империализмом» ослабленному японской агрессией Китаю. В связи с этим правительство КНР предложило поддерживать статус-кво на границе до окончательного решения вопроса путем переговоров. Бирманское правительство продолжало настаивать на выводе китайских войск и на признании «линии 1941 г.» в качестве границы между КНР и Бирмой, а чтобы избежать дальнейших столкновений предложило отвести войска обеих сторон на согласованное расстояние от «линии 1941 г.». Одновременно, оно предложило образовать совместную китайско-бирманскую комиссию для решения вопроса о недемаркированных участках границы. Правительство КНР не приняло этих предложений. Однако, учитывая возможные отрицательные последствия на международной арене в результате публикаций в бирманской печати сообщений о вооруженном столкновении, пригласило У Ну посетить КНР1.

У Ну (в этот период он не был Премьер-министром) прибыл с неофициальным визитом в Пекин 22 сентября 1956 г. В ходе переговоров китайская сторона в принципе согласилась с традиционной границей на северном участке (граница между Китаем и входящим в состав Бирмы Качинским автономным государством) при условии, что Бирма вернет Китаю три качинские деревни (Пьяньма, Канфан и Каолунь), которые в КНР рассматривались как захваченные англичанами в 1911 г. У Ну не возражал отдать три деревни за закрепленную в договорном порядке границу, но этот вопрос нельзя было решить без согласия качинских руководителей. Они были срочно вызваны в Пекин, но не согласились на предложение КНР. Во время переговоров, однако, было достигнуто соглашение о выводе китайский войск с территории Бирмы за «линию 1941 г.» и о выводе бирманских гарнизонов из трех деревень, хотя эти населенные пункты продолжали оставаться в пределах территории Бирмы. Эта договоренность была претворена в жизнь в конце 1956 г. Таким образом, напрашивается вывод, что письмо Чжоу Эньлая от 7 ноября 1959 г. с предложением об отводе войск КНР и Индии на 20 км от пограничной линии могло быть составлено с учетом опыта пограничного урегулирования с Бирмой.

В декабре 1956 г. Чжоу Эньлай был с визитом в Бирме. В ходе переговоров бирманская сторона согласилась передать КНР три деревни, если Китай в свою очередь передаст Бирме район Мэнмао (Намванский выступ), контролируемый Бирмой на условиях «вечной аренды», как это определено соглашением 1897 г. Стороны не пришли к соглашению по этому вопросу2.

4 февраля 1957 г. Премьер-министр Бирмы У Ба Све направил Чжоу Эньлаю письмо, в котором еще раз подтверждалось согласие передать КНР территорию трех деревень, площадью 56 кв. миль в обмен на район Мэнмао. 26 июля 1957 г. Чжоу Эньлай направил Премьер-министру Бирмы официальный ответ, суть которого сводилась к следующему: 1. Территория района трех деревень, который должен быть передан Китаю составляет 176 кв. миль (против 56 кв. миль, предлагаемых Бирмой); 2. Район Мэнмао может быть передан Бирме только в обмен на район, находящийся под юрисдикцией племен баньхун и баньлао (68 кв. миль); 3. Китай готов отказаться от предоставленного ему по соглашению 1941 г. права на участие в эксплуатации горнорудных месторождений в Луфане при условии, что Бирма будет разрабатывать эти месторождения самостоятельно без помощи какого-либо иностранного государства. Бирманская сторона не согласилась с китайскими предложениями.

В начале 1958 г. бирманское правительство проинформировало правительство КНР о том, что оно готово передать ему район Пьянма (площадью 56 кв. миль) при условии, что китайская сторона признает традиционную границу в северном секторе. Китайское правительство 30 июля 1958 г. в официальном ответе подтвердило свою прежнюю точку зрения по этому вопросу.

В середине 1958 г. во главе правительства Бирмы встал генерал Не Вин. Несмотря на ряд антикитайских публикаций в бирманской прессе и выступления лидеров некоторых политических группировок этой страны против мер, проводимых Пекином в отношении тибетцев после мартовских событий, в целом бирманское правительство придерживалось нейтральной линии в оценке ситуации в неспокойном регионе.

Правительство Не Вина продолжало поиск путей урегулирования вопроса о границе с Китаем. 4 июля 1959 г. в Пекин были направлены уточненные предложения бирманского правительства, которые в основном совпадали с предложениями китайской стороны, содержавщимися в письме Чжоу Эньлая от 26 июля 1957 г. и сводились к следующему: 1. Бирманское правительство согласно передать КНР район Пьянма, Канфан и Каолунь площадью 56 кв. миль. На остальных же участках северного сектора граница должна проходить по традиционной линии, совпадающей с линией водораздела наиболее крупных рек этого района; 2. В обмен на район Мэнмао бирманская сторона согласна передать КНР район проживания племен баньхун и баньлао; за этим исключением, на южном участке граница должна пройти по линии 1941 г.; 3. КНР предлагалось отказаться от права участия в разработке горнорудных месторождений в Луфане, предоставленного ему по условиям обмена нотами между правительствами Великобритании и Китая от 18 июня 1941 г.1. Правительство КНР в своем ответе от 24 сентября 1959 г. подчеркнуло, что бирманские предложения от 4 июля 1959 г. и китайские предложения от 30 июля 1958 г. (повторение условий письма Чжоу Эньлая от 26 июля 1957 г.) создают «хорошую основу для дальнейших переговоров между делегациями, назначенными обоими правительствами»1.

Пограничная война октября-ноября 1962 г

С середины 1961 г. двусторонние отношения Китая и Индии стали входить в фазу глубокого кризиса, что продемонстрировал визит генерального секретаря МИД Республики Индия Р. К.Неру в КНР.

Р.К. Неру посетил Пекин на обратном пути в Индию из Монголии. Визит Р. К. Неру Китая был поддержан К. Меноном. 13 июля 1961 г. он встретился с Лю Шаоци, а 16 июля - с Чжоу Эньлаем и Чэнь И в Шанхае. Китайские лидеры уделили самое серьезное внимание данному визиту и организовали прием Р. К. Неру на высшем уровне, хотя тот не имел никаких полномочий на заключение каких-либо соглашений. Однако они были сильно разочарованы, когда Р. К. Неру повторил требование индийского правительства увести силы НОАК с плато Аксайчин. Лю Шаоци назвал «глупостью» со стороны генерального секретаря МИДа Индии совершать такой долгий перелет лишь для того, чтобы повторить позицию индийского правительства, которая и так хорошо известна китайскому руководству. При этом он выдвинул контраргумент, что Китай готов отвести войска из Аксайчина, но Индия должна сделать то же самое из восточного сектора границы (это же требование затем было повторено в ноте от 30 ноября 1961 г.)1. В итоге, эта встреча ничего не дала кроме еще большего разочарования обеих сторон.

На совещании правительства в начале ноября 1961 г., на котором кроме Дж. Неру также присутствовали министр обороны К. Менон, глава разведки Малик и другие высокопоставленные чиновники внешнеполитических и силовых ведомств Индии, было решено распространить «политику продвижения» на все секторы китайско-индийской границы, а также сконцентрировать вдоль нее индийские вооруженные силы для обеспечения эффективного проникновения вглубь спорных территорий. В целях воспрепятствования «вторжения» китайцев Дж. Неру предложил установить дополнительные опорные пункты и осуществлять активное патрулирование приграничной территории. При этом он приказал войскам не стрелять в противника первыми, только в целях самообороны1. В тот же день 2 ноября 1961 г. индийским МИДом была получена очередная нота протеста Пекина относительно незаконного перехода границы индийскими военнослужащими из района Паригаса2.

5 декабря 1961 г. Генштаб индийской армии издал директиву. В соответствии с ней западному командованию ВС Индии было приказано «осуществлять патрулирование территории на максимальном расстоянии от нынешних позиций по направлению к признанной нами международной границе. Это должно осуществляться одновременно с возведением дополнительных опорных пунктов для того, чтобы воспрепятствовать дальнейшему продвижению китайцев и господствовать над уже установленными ими укреплениями». Относительно центрального и восточного секторов границы, в директиве говорилось следующее: «там нет таких трудностей как в Ладакхе. Нам следует, насколько это возможно, двигаться вперед и взять под эффективный контроль всю границу. Зазоры должны быть заполнены либо регулярными обходами, либо новыми опорными пунктами»3.

В восточном секторе за охрану границы отвечали ассамские стрелки. В новых погранпунктах могло разместиться по одному взводу, а снабжение осуществлялось только с воздуха. В феврале 1962 г. ассамские стрелки установили опорные пункты в Чутангму, Чуна, Кхиндземане и перевале Бумла.

В начале 1962 г. отряды индийской армии, дислоцированные в районе западного сектора китайско-индийской границы, начали движение из Даулат Бек Олди, где была расположена военная база индийцев, в долину реки Чип Чап, на территории которой стала строиться индийская военная инфраструктура4 . Вскоре индийцы стали устанавливать посты в зазорах между китайскими погранпунктами. Эти посты были гораздо слабее, чем в восточном секторе. Как правило, их личный состав составлял 10-20 человек и они больше годились не для охраны границы, а для демонстрации физического присутствия индийцев на оспариваемой территории. Таким образом, целью индийского командования было установить максимально возможное количество опорных пунктов на границе. Индийцы заметили, что китайские патрули избегали прямого контакта с индийскими солдатами. Завидев индийский патруль, они, как правило, отступали. Такое поведение военнослужащих КНР навело индийцев на мысль, что если они смогут создать видимость полного контроля на оспариваемой ими территории, то китайцы просто не посмеют проникать в районы присутствия индийского военного контингента, независимо от его количества и уровня оснащенности. В итоге к концу сентября 1962 г. индийцами было основано 36 постов против 47 китайских в западном секторе1. И это притом, что китайцы уже больше десятилетия фактически контролировали указанную территорию.

Китайская сторона, в свою очередь, продолжала искать альтернативы для мирного урегулирования пограничного вопроса. Так, в феврале 1962 г. сотрудники китайского посольства в Нью-Дели сообщили индийским журналистам левого толка новую «формулу» для разрешения пограничного спора. Эта формула заключалась в возможности совместного использования дороги в Аксайчине, формировании объединенной комиссии по демаркации границы в Ладакхе и признании китайской стороной «линии Макмагона»2. Однако индийцы остались равнодушны к намекам Пекина на возможность принятия новой «формулы» разрешения конфликта и по-прежнему требовали полного ухода китайских отрядов из Ладакха.

Одним из важных стимулов для проведения китайцами политики улаживания пограничных конфликтов с соседними странами, в том числе, с Индией было желание продемонстрировать другим социалистическим государствам, что обвинения Н. Хрущева против «авантюрных» действий китайского правительства были беспочвенны.

Руководство КНР пока не желало вступать в вооруженные столкновения с индийскими войсками и посчитало целесообразным проинструктировать в феврале 1962 г. китайских пограничников не открывать огонь по противнику, а также избегать стычек с ним в 30-километровой зоне от «традиционной» границы (т. е. от «справедливой», с точки зрения КНР, пограничной линии). Так, в инструкциях Синьцзянского военного округа говорилось, что солдаты погранпоста при приближении индийцев, прежде всего, должны устно предупредить последних покинуть территорию. Если это не возымело действия и противник намеревается, окружив пост, осуществить его захват, то даже в отсутствие приказа от вышестоящих, личный состав был обязан отстоять свой опорный пункт и, ни в коем случае, не отдавать его в руки противника

На основе 2-ой пехотной дивизии Южного пограничного военного округа во главе с заместителем командующего тем же округом Лю Фасю был создан передовой командный пункт в Кансива в обязанности которого входила координация усилий по разведке местности, дорог, составлению оборонительных планов и проведению конкретных мероприятий против «продвижения» индийских войск вглубь китайской территории1.

До апреля 1962 г. китайское руководство еще питало надежды на восстановление мирных переговоров по границе. По крайней мере, если даже оно и планировало разрешение пограничной проблемы военным путем, то либо пыталось скрыть это, либо стремилось показаться в глазах мирового сообщества не как агрессор, а как страна, боровшаяся против «незаконной оккупации» своей территории. Примером достаточно мягкой риторики КНР в феврале-марте может являться нота от 1 марта 1962 г., которая заканчивается такими словами: «…Премьер Чжоу Эньлай до сих пор надеется, что переговоры возобновятся между двумя странами. Что касается Китая, то его дверь для переговоров всегда открыта. Китайское правительство заметило, что в своей речи от 11 февраля 1962 г. в Пуне Премьер-министр Дж. Неру также указал на то, что Индия хочет решить китайско-индийский пограничный спор мирным путем и не желает долгой вражды с Китаем. Китайское правительство надеется, что это указание будет воплощено в действие. Китайский и индийский народы – друзья. Китай и Индия – две соседствующие друг с другом великие державы Азии. Никогда не появится сила, которая сможет изменить географическую близость Китая с Индией. Однако, как бы долго это не затягивалось, пограничный вопрос между Китаем и Индией будет однажды мирно разрешен. В интересах народов обеих стран, а также Азии и мира во всем мире, чем раньше он будет решен, тем лучше. Надеемся, что индийское правительство серьезно отнесется к данному мнению»