Содержание к диссертации
Введение
Глава І. У истоков незыблемых традиций (архаический Китай) 12
1. Древнейшие пласты религиозных верований китайцев 12
2. Солярные мифы древнего Китая 19
3. Культ Неба за пределами Китая (древний мир) 27
4. Мотив путешествия на Запад и образ богини Си Ванму 32
5. К вопросу об этно- и культурогенезе в Китае 41
Глава II. Формирование и сущность культа Неба в Китае 56
1. Космологические представления древних китайцев 56
2. Божественный пантеон и ритуальная деятельность 62
3. Сакрализация власти и культ правителя в древнем Китае 69
4. Основные положения теории Мандата Неба 78
5. Происхождение и китайская специфика культа Неба 89
Глава III. Культ Неба и центроазиатский тэнгризм 102
1. Формирование культа Неба в Великой Степи (до монголов XIII в.) 102
2. Тэнгризм Центральной Азии и китайская теория власти в период Монгольского государства 111
Теоретические выводы 122
Заключение 130
Список источников 132
Список литературы 133
Приложение 140
- Древнейшие пласты религиозных верований китайцев
- Космологические представления древних китайцев
- Формирование культа Неба в Великой Степи (до монголов XIII в.)
Введение к работе
Современной синологии представляется очевидным то, что стабильность и могущество китайской империи на протяжении тысяч лет ее существования основывалась на непоколебимости стройной государственной системы, устойчивых традициях и непререкаемой идеологии. Конфуцианские принципы организации общества в течение многих веков воедино скрепляли китайский социум, создавая целостное культурное пространство Восточной Азии.
Концепцию имперского устройства, просуществовавшую вплоть до установления Китайской Республики в 1912 году, зачастую именуют «конфуцианским государством». Об уместности подобного определения в свое время было немало споров, однако, очевидно, что вся китайская государственность пропитана духом конфуцианства. Сам Кун-цзы, Учитель десяти тысяч поколений, жил в эпоху Чжоу, при Чжоу же произошло оформление его учения. Кроме того, период подарил миру большинство великих китайских философов.
Среди правивших в разные времена большого числа династий, Чжоу, пожалуй, является наиболее уникальной и продолжительной по времени правления. В соответствии с принятой хронологией, чжоуские ваны царствовали с 1122 по 256 гг. до нашей эры, что свидетельствует о том, что династия удерживала трон дольше, чем какая-либо из египетских и превосходит по продолжительности любой из европейских домов. За период царствования Чжоу в немалой степени изменились жизненные устои китайского народа. Некоторые идеи, выражающие сокровенную суть китайского государства и культуры, не существовавшие в дочжоуский период, возникли с воцарением Чжоу и сохранились до новейшего времени. Последний император Китая, низложенный в 1912 году, по-прежнему, как и в древние времена, именовался «Сыном Неба». Однако термин этот отсутствует в надписях на гадательных костях, поскольку Небо являлось чжоуским божеством, а не шанским.
Краеугольный камень идеологии китайского государства - концепция Мандата Неба, т.е. представления о том, что правитель Поднебесной пользуется доверием высшего божества, которое и позволяет ему царствовать, но исключительно до тех пор, пока он действует во благо людей, следуя добродетели. Если же государь не оправдывает доверия Неба, он теряет право занимать трон и власть его отныне нелегитимна, что позволяет более достойному восстать против тирана и сместить его. При этом свергнутый предшественник обязательно очернялся в исторических хрониках как крайне недобродетельный правитель, недобродетельный настолько, что Небо отвернулось не только от него, но и от всего правящего дома, в случае, если имела место смена династии. В частности, последний шанский ван Чжоу-синь описан как тиран, приближавший недостойных и отдалявший достойных, унижавший мудрецов и, самое страшное, слушавший советы женщин. Как правило, ответственность за эти идеологические изобретения возлагают на регента и первого министра Чжоу-гуна, основной целью в правление которого было усмирение покоренных шанцев. Каждая новая династия, сменявшая предыдущую, заявляла о том, что обладает Мандатом Неба, а о падении последней династии Цин в ходе Синьхайской революции говорили как об утрате ею Небесного Мандата.
Собственно же культ Неба относился к числу высших государственных, обряды по которым мог отправлять только лично император или ван. Очевидно, что культ был чрезвычайно высоко политизирован и практически не встречался в обыденной, бытовой жизни. Следует признать, что практически все вопросы, касающиеся теории Мандата Неба, на настоящий момент достаточно широко освещены в отечественной и зарубежной научной литературе, однако, как правило, проблема происхождения как теории Мандата так и самого культа Неба оставалась за пределами внимания. Таким образом, вопрос генезиса культа Неба и поныне остается открытым, а представленная работа является попыткой заполнить белое пятно в изучении истории и культуры древнего Китая.
Объектом исследования является культ Неба в древнем Китае и в Великой Степи, его происхождение, развитие и причины возникновения. Предметом исследования - общественно-политический прогресс региона, религиозное и политическое мышление, а также ксенокультурные связи народов, его населяющих. Очевидно, что для изучения такого знакового явления как культ Неба необходим комплексный подход, т.е. рассмотрение его в контексте исторического процесса, этно- и культурогенеза народов - носителей культа.
Целью диссертации является исследование вопроса генезиса и сущности культа Неба в истории древнего Китая и Центральной Азии, а также причин его возвышения и абсолютизации. Достижение указанной цели включает в себя решение следующих задач:
- дать характеристику древнейших мировоззренческих представлений, бытовавших в регионе
- изучение потестарной концепции в древнем Китае и теории «Мандата Неба»
- проследить общественно-политический прогресс и обстоятельства возвышения рассматриваемой традиции
- прояснение причин и движущих сил огосударствления и возвышения культа до его абсолютизации.
- поиск культурных параллелей в других цивилизациях древнего мира и построение возможной цепочки этнокультурных заимствований
- изучение влияния культа Неба на разные аспекты мировоззрения китайского народа
- рассмотреть вопрос политогенеза и формирования центрально-азиатского тэнгризма как доминирующей концепции легитимности верховной власти в Великой Степи. Следует отметить, что существование культа Неба как такового, вне контекста его эволюции едва ли может представлять особый научный интерес. Подобно поклонению земле, воде, светилам, ветру, поклонение Небу как природному феномену в период анимизма не представляется ничем выдающимся, однако причины его возвышения и появления принципиально новых функций, изначально не свойственных, не могут остаться за пределами внимания. Таким образом, интерес представляет не само физическое небо, а те функции, которыми наделили его люди. Генезис культа Неба рассматривается, в первую очередь, как генезис его смысловой нагрузки, т.к. идеологическим новшеством для народов, его принявших, было не само небо, а то, с чем он был ассоциирован и какие выполнял задачи. Очевидно, что только смысловая и идеологическая нагрузка позволяет прояснить истоки и проследить эволюцию этого культа.
Не будучи искусственно взращиваемой или подавляемой, религия живет своей собственной жизнью, ориентируясь на современные ей реалии. Некодифицированные верования древности отличались особой гибкостью и возможностью адаптации к любым условиям благодаря отсутствию ортодоксизма в. самой идее анимистических культов.
Представленная работа призвана прояснить роль и место культа Неба в истории Китая и политической традиции империи, его отношения с правящим режимом, показать значимость культа в традиционной системе верований. Кроме того, рассмотрение вопросов этно- и культурогенеза древнего Китая, его политической истории совершенно немыслимо без раскрытия генезиса и сущности культа Неба, причин и процесса его огосударствления.
В течение многих веков народы Великой Степи поклонялись небу, отдавая ему «богово» в той или иной форме. Существование на сопредельных территориях культов, внешне схожих, безусловно, вызывает вопрос об их соотношении, возможно, родстве. Полноценное прояснение проблемы происхождения и развития данной религиозной традиции будет возможно только в комплексном изучении различных проявлений культа неба у разных народов региона в разное время. Не вызывает сомнений факт наличия более или менее тесных культурно-политических связей между народами Центральной и Восточной Азии. В свете вышесказанного, только комплексное, диалектическое рассмотрение религиозных традиций как продукта единого культурного пространства позволяет с уверенностью говорить о вопросах происхождения и развития культа неба в регионе.
Таким образом, в числе приоритетных целей и задач исследования -изучение происхождения- центральноазиатского культа Неба - тэнгризма. Среди монографий, так или иначе освещающих различные аспекты тэнгризма, абсолютное большинство изданий являются, по сути дела, этнографическими работами по описанию шаманизма и шаманских практик. Таким образом, общественно-политические грани становления степного культа Неба оставались незатронутыми, в то время как полноценное, исторически справедливое рассмотрение данного феномена невозможно вне контекста общественных процессов.
Среди всего многообразия исторической литературы немалую популярность, особенно в последнее время, получила литература, посвященная истории Востока. Современная западная мода на ориенталистику влечет за собой издание многочисленных новых работ и переиздание уже известных.
Центральное место в востоковедении во все времена занимало изучение истории и культуры Китая. Не беремся перечислять исследования во всех областях синологии, ибо это займет не одну страницу. Скажем лишь, что различные аспекты культа Неба рассматривались в разное время в работах Л.С. Васильева, А.И. Кобзева, М.Е. Кравцовой, В.В. Малявина, А.С. Мартынова, М.Л. Титаренко, Э.М. Яншиной и др. В большинстве случаев описание религии Неба заключается в детальном, развернутом изложении теории «небесного Мандата» и бписании атрибутивной ее стороны. Издания же, посвященные политической истории Китая, суть его проясняют лишь в наиболее общих чертах и ничего не говорят о присхождении культа. Научные труды косвенно затрагивающие культ Неба, рассматривают его как случившийся факт, данность, возлагая ответственность за его происхождение исключительно на чжоуских правителей (как правило, на Чжоу-гуна и приближенных), их хитрость и расчет. Вместе с тем, глубина анализа смежных вопросов, касающихся общественно-исторических процессов, убеждает в чрезвычайно высоком уровне исследований. Исследователями прошлых лет был переработан и систематизирован колоссальный материал. Без результатов их труда, пролившего свет на суть религии Неба, изучение вопросов генезиса культа было бы невозможно.
Интерес Западной Европы к Китаю, и, конкретнее, к китайской политической идее и теории власти имеет глубокие исторические корни. Конфуцианским отроем восхищался еще Лейбниц, о нем писали и французские просветители. В переходные для Европы времена они искали отдушину политической стабильности на Востоке, идеализируя общественный порядок и стройную систему конфуцианского Китая. В настоящее время в западной науке накоплено несметное множество исследований по большинству аспектов истории, этнологии, археологии, философии Китая. Объяснением теории «Мандата Неба», а также смежных вопросов занимались в разное время Е. Балаш, Д. Бодде, М. Гранэ, Я.Я. М. Де Гроот, В. Грубе, Х.Х. Дабе, Х.А. Жиль, Б. Карлгрен, Д.Н. Китли, Х.Г. Крил, Я. Легге, М. Лёве, Г. Масперо, К.А. Мур, Е. Паркер, А.Ф. Райт, Д.Г. Смит, А. Уэйли, Е.Р. Хьюз, В. Эберхард, Е. Эркес и др.
Точка зрения большинства китайских ученых на проблемы собственной истории крайне неоднозначна. С одной стороны, она практически не содержит противоречий и белых пятен в предмете изучения, однако, с другой -чрезвычайно тенденциозна, насквозь пропитана духом великокитайского шовинизма и основывается преимущественно на квазиисторических данных легендарной древности. И поныне находясь в русле официальной имперской идеологии, китайская историография является мощным оружием пропаганды идей безоговорочного превосходства собственной культуры. Основанная на
работ, посвященных исключительно культу Неба, нет. канонах и пафосных династийных хрониках, эта точка зрения, несомненно, заслуживает особого внимания, однако, скорее не как готовая позиция, а как объект исследования.
На фоне вышесказанного особую ценность приобретают и без того важные щеточники древней истории Китая. Несмотря на то, что все они были тщательно отредактированы еще в прошлые века и приведены в соответствие с общей идеологической концепцией осмысления истории, каноны и трактаты несут в себе достаточно ценной информации, как правило, «между строк». Используемые в работе источники, такие как Ши Цзин (Книга Песен), Шан шу (оригинальное название Книги Истории Шу Цзин), Го Юй (Речи Царств), Шань Хай Цзин (Книга Гор и Морей), Ле-цзы, позволяют восстановить события и ситуацию прошлого. «Исторические записки» Сыма Няня, хотя и не содержат информации, способной прояснить этнокультурную сторону генезиса культа Неба, являются ценнейшим источником истории эпохи.
Мифы и легенды древнего Китая, несмотря на псевдоисторичность, содержат чрезвычайно ценную информацию, в т.ч. и об этно- и культурогенезе региона, позволяющую говорить о происхождении народов и их культурном прошлом.
Сведения официальной историографии отражены в научно-популярных изданиях Чжунго тунши (Линия истории Китая, в 2-х томах) и Чжунхуа шанся у цянь нянь (Пять тысяч, лет истории Китая, в 2-х томах.). Несмотря на определенную тенденциозность и приверженность традициям, они содержат немало ценной для данного исследования информации. Источником в области китайской археологии послужил коллективный труд группы ученых Ди му чжи гэ (Археология Китая, дословно «Песнь матери-земли»), а в сфере этнографии -Чжунхуа минцзусюэ лунь (Этнография Китая).
Из письменных исторических источников наибольший интерес и научную ценность в контексте рассматриваемой проблемы представляют «Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена» Н.Я. Бичурина, «Сокровенное сказание», «Золотое сказание» (Алтан тобчи) монголов, работы B.C. Таскина, Н.В. Кюнера. Не менее выжны и работы М.Н. Хангалова. Зафиксированные им бурятские мифы проливают свет на мировоззрение монгольских народов. Существует немало работ, посвященных культу Неба в степи, а также монографий, затрагивающих эту тему. Важнейшими из них являются сочинения Д. Банзарова, и поныне не утратившие своей актуальности, несущие выжнеишую информацию о т.н. «черной вере» и культе Неба. Среди современных публикаций привлекают внимание работы Н.А. Алексеева, Г.Р. Галдановой, Д.С. Дугарова, П.Б. Коновалова, С. Пурэвжава, Т.Д. Скрынниковой, Г. Сухбаатара, И.С. Урбанаевой.
Тем не менее, на данный момент не существует изданных работ, рассматривающих культ Неба в контексте общественного прогресса, государственной истории и идеологии, что позволило бы наиболее полно анализировать проблему происхождения и эволюции функциональной нагрузки тэнгризма в Великой Степи.
«Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена» сохраняет свою актуальность и при рассмотрении вопроса происхождения тэнгризма.
Огромную ценность представляют полученные в ходе археологических раскопок сведения, в трудах, посвященных изучению культур бронзового и раннего железного веков и культуре хунну, - А.П. Окладникова, СВ. Киселева, М.П. Грязнова, Н.Н. Дикова, Ю.С. Гришина, В.В. Волкова, Э.А. Новгородовой, Ц. Доржсурэна, П.К. Козлова, СИ. Руденко, П.Б. Коновалова, А.Д. Цыбиктарова, СА. Комиссарова, СВ. Алкина, А.В. Варенова и др. Археология в немалой степени позволяет проследить эволюцию традиции почитания Неба в Степи, что проливает свет на один из ключевых вопросов настоящего исследования.
Представленная работа преимущественно основывается на первоисточниках, как переводных, так и на языке оригинала, мифах, трактатах, а также этнографических записях и, отчасти, данных археологии. При рассмотрении древних шанских гадательных надписей, а также чжоуских надписей на бронзе были использованы статистические данные и анализ иероглифической специфики, приведенные в трудах американского синолога Х.Г. Крила.
Таким образом, рассмотрение поставленной проблемы генезиса культа Неба в Центральной и Восточной Азии возможно лишь при активном привлечении источников писаной истории, данных фольклора, этнографии и археологии в контексте этно- и культурогенеза в регионе.
Древнейшие пласты религиозных верований китайцев
Первичные представления о сверъестественном появились у протокитайцев в глубокой древности и восходят к эпохе палеолита. Археологические раскопки недалеко от Пекина» в местности Чжоукоудянь, открыли, что жители этой местности еще 25-30 тысяч лет назад соблюдали специфический погребальный обряд. Тела почивших окрашивали в красный цвет и украшали их особыми раковинами и камешками, что, несомненно, несло ритуально- магический смысл. Этот обычай, по-видимому, имеет много общего с древнейшими обычаями других народов Евразии.
Религиозные представления, культы и обряды далеких предков китайцев находят заметные параллели с аналогичными явлениями у других народов. Специфика китайской культуры формировалась в процессе активного взаимодействия народов, сравнительно удаленных от других мировых центров цивилизации. В архаические времена Китай был связан с западными народами множеством нитей и только с эпохи Шан связь начала ослабевать перед зарождавшимся собственно китайским стилем в культуре.
По данным археологических раскопок, первые земледельческие племена Китая были знакомы с тотемистическими верованиями, доставшимися им в наследство от их древних предков - охотников и собирателей. На керамических сосудах из Мацзяяо встречаются изображения черепахи и лягушки, выполненные иногда в условной манере. Изображение черепахи найдено в росписи на яншаосском сосуде из Мяодигоу. При раскопках в Баньпо было обнаружено немало керамических изделий с изображениями рыбы и диких коз. Рельефные налепы в виде головы барана или птицы встречаются на луншаньских сосудах1.
Фигурка тигра из пещеры Шакотунь также говорит о наличии тотемистических воззрений в эпоху неолита. Статуэтка выполнена условно, но привлекает внимание вертикально . ориентированным туловищем, по поводу чего высказывались предположения о том, что фигурка - изображение шамана в тигриной маске2.
Китайская письменная историческая традиция также донесла до нас достаточно информации о ранних верованиях древних жителей Китая. Зафиксированы, к примеру, мифы о непорочных рождениях, трансформациях. Так, мать Хоу-Цзи, первопредка чжоусцев, родила его после того, как наступила на след великана-божества3, а Се, праотец шанцев, был рожден от проглоченного матерью яйца божественной птицы4. Превращался в медведя великий Юй -усмиритель потопа. Несомненно, тотемистический характер имели и названия племен, окружавших Шан: племена Барана, Дракона, Лошади, Собаки5. Тотемистическую окраску имели и мифические имена, например, брат Шуня Сян (слон), приближенные Ху (тигр), Сюн (медведь).
Со временем тотемистические верования стали уступать более свойственным земледельческой культуре анимистическим воззрениям, однако полного их исчезновения не произошло. Подвергнувшись немалой трансформации, они вошли в обширный комплекс анимистических культов. Зачастую сохранялись тотемные имена родов, легендарных персонажей, богов.
Пиктографические символы на керамических сосудах, расшифрованные специалистами, свидетельствуют о том, что центральное место в системе религиозных представлений китайских неолитических земледельцев занимали именно анимистические верования. Племена не могли оставить без особого внимания могущественные и малообъяснимые силы природы при очевидной зависимости от плодородия почвы, вовремя выпавшего дождя или, тем более, стихийных бедствий. Разумеется, возникало желание наладить контакт, возможно, даже повлиять или снискать милость стихии, что проявлялось в появлении формализованных ритуалов в честь сил природы. Археологические раскопки китайского неолита дали специалистам обширнейшие материалы, которые позволяют восстановить комплекс анимистических взглядов и ритуалов. Причем исследование керамических сосудов показало, что по стилю и характеру узора, смыслу орнамента существует очевидное сходство между керамикой древнего Китая и аналогичными изделиями иных археологических культур Старого Света, что было подтверждено даже апологетами автохтонности китайского неолита и противниками идеи прямых этнокультурных инфильтраций6.
Идентичность семантической нагрузки орнамента заключается в аналогичности элементов орнамента, обозначающих некоторые космологические понятия, такие как Солнце, Луна, вода и даже ход времени, обозначавшиеся соответственно как диск, серп, горизонтально ориентированная волнистая линия и пружинообразная спираль. Специфическими для китайского неолита являются нефритовые диски и кольца, очевидно, ритуального предназначения, свидетельствующие о развитом культе Солнца и высоком его почитании древними земледельцами. При этом было бы упущением не привести тот факт, что аналогичные предметы, также выполненные из нефрита, обнаружены и на территории Сибири, что свидетельствует о близких этнокультурных контактах неолитического населения региона7.
Космологические представления древних китайцев
Важнейшим показателем своеобразия мировосприятия любого человеческого сообщества служат присущие ему космологические представления. Поэтому а нализ культурно-идеологической ситуации древнейшего Китая логично начать с уточнения именно пространственно-временной структуры, выработанной в рамках шан-иньской и чжоуской цивилизаций. Основной и базовой для старого Китая (речь, подчеркнем, идет не только о древности, но и о всей китайской традиции) справедливо считается пятичленная модель мира, обладающая определенными отличительными приметами. Это, во-первых, распределение мирового пространства строго по частям света (в более сложном варианте — по четырем частям и четырем получастям света). Во-вторых, выделение особого пространственного отрезка, так называемого Центра-чжун (СП), под которым Донимается сакрально-политический фокус мирового пространства, персонифицированный правителем78. В более широком смысле под центром имеется в виду вся ойкумена — «срединные земли». Отсюда, кстати, берет начало самоназвание китайцев — Чжунго — Срединное/Центральное государство. В-третьих, данная модель подразумевает противопоставление ойкумены периферии как цивилизации варварству79. Следует заметить, что все перечисленные приметы есть типичные признаки так называемой «горизонтальной модели», характерной для древних развитых государственных образований типа Египта80. К таковым вне всякого сомнения относились шан-иньский и чжоуский Китай.
Китайская пятичленная модель имеет и несколько своих отличительных особенностей. К их числу относится прежде всего сакрализация юга, причины сего до сих пор неясны, но что отчетливо прослеживается в ритуале и архитектуре. Хрестоматийным примером ритуала служит местоположение древнекитайского правителя-вана (а затем и императора) во время всех официальных религиозных и светских церемоний лицом на юг. Из такой пространственной ориентации проистекает и общее символическое расположение частей света: восток и запад считаются находящимися не справа и слева, как это принято в Европе, а наоборот. Поэтому при создании и анализе тех или иных Пространственных схем мы будем исходить из оригинальной китайской ориентации в пространстве.
Что касается архитектурных композиций, то здесь уместно сослаться на дворцовый комплекс, относящийся к поздненеолитической культуре Эрлитоу и являющийся самым ранним из известных ныне остатков дворцового сооружения на территории Китая: В южной части этого комплекса находится выступ (34 х 2м), на котором на расстоянии около 70 см от края основания имеется ряд из девяти лунок. Предполагается, что именно в этом месте находились главные, восьмиарочные ворота дворца, от которых на юг же шла дорога81. Сходной композицией обладает и датируемое раннечжоуским периодом строение (видимо, храмовый ансамбль), обнаруженное в д. Фэнчуцунь (совр. уезд Цишань, пров. Шэньси). Здесь в центре южной стороны тоже располагался коридор длиной 6 и шириной 2,8 м, к которому с обеих сторон примыкали отдельные постройки с колоннами82.
Далее. Для пятичленной модели мира китайцев было также характерно восприятие запада как воплощения хаоса и смерти и табуирование севера. Хаотичность и смертоносность запада четко постулируются в чжоуских письменных памятниках, в первую очередь, в трактате «Гуань-цзы»: «Запад — его время осень; Его стихия — Темное начало (Инь)... Весна и жизнь находятся слева, осень и насильственная смерть — справа»".
Факт табуирования севера, что, скорее всего, тоже проистекает из его ассоциаций со смертью, обнаруживается при реконструкции центрального Я Х1/ святилища древнего и имперского Китая - «зала Минтан» (Шу jj «Светлый зал», «Пресветлый престол»)84.
Отдельные элементы пятичленной пространственной структуры угадываются уже в неолитических культурах, находившихся в бассейне р. Хуанхэ. Например, неолитическое поселение Баньпо представляло собой несколько неправильный по форме овал, вытянутый по оси север-юг.
Примечательно, что кладбище располагалось как раз к северу от поселения. В восточной части поселения находились печи для обжига глиняной посуды, а в центре был построен (позже, чем остальные строения поселка) большой длинный дом. Двери остальных жилищ поселения обращены к его центральной части. Заслуживает также внимания тот факт, что кладбище и поселение разделены искусственным рвом, который, по мнению В. В. Евсюкова, вполне мог символизировать космический рубеж между мирами живых и мертвых85. Обращение всех жилищ поселения к его центральной части обнаруживается и в яншаоском поселении Цзян-чжай (совр. пров. Шэньси) 86.
Формирование культа Неба в Великой Степи (до монголов XIII в.)
Изучение религии и идеологии древних центральноазиатских племен является чрезвычайно сложной задачей, в первую очередь, по причине полного отсутствия письменных источников, которые могли бы непосредственно свидетельствовать о ритуалах и верованиях данного региона. По этой причине лишь комплексный системный археолого-этнологическии подход может обеспечить сколько-нибудь адекватные выводы по вопросу.
Следует с сожалением признать, что по вопросу существования культа неба в дохуннскую эпоху ни косвенных, ни, тем более, прямых свидетельств не сохранилось. По этой причине нам остается только одно — предположить, что в указанный период культ неба, наверняка, существовал, однако лишь как один из сонма анимистических культов наряду с культами других сил природы.
Ввиду отсутствия государственного устройства имперского типа абсолютизация того или иного природного феномена, а, тем более, наделение его сверхвысокими духовными атрибутами невозможно, т.к. это не соответствует текущему этапу общественно-политического развития. Необходимость в универсальном божестве в протогосударствах типа вождества и более ранних не возникает по той причине, что родоплеменные покровители, будь то предки-тотемы или силы природы еще вполне в состоянии объяснить текущую общественную организацию и причины возвышения одних людей над своими соплеменниками.
Очевиден тот факт, что почитание Неба в степи - традиция чрезвычайно древняя, ведущая свое начало с незапамятных времен. Однако же первые исторические упоминания об этом относятся к периоду существования Государства хунну.
По древнекитайским источникам, «хунну поклонялись светилам и приносили жертвы предкам, небу, земле и духам». Верховный правитель национального государства именовался «рожденный небом и землей, поставленный солнцем и луной великий шаньюй хунну». «Возносили молитвы солнцу по утрам, а луне — вечером»175. Немалое значение уделялось и астрологии - все важные дела «начинались и свершались по положению звезд и луны» . В числе прочего, поклонялись хунну и самому мирозданию, существовали даже идолы мироздания. Как все древние, хунну немало внимания уделяли загробной жизни, проводили пышные похороны умерших. В ритуале погребения шаньюя, высокопоставленных и родовитых вельмож присутствовало принесение в жертву наиболее храбрых из пленных воинов . Пленников могли принести в жертву и дальним предкам .
Многочисленные археологические раскопки на территории современной Центральной Азии подтверждают и дополняют скудные сведения, дошедшие до нас из древнекитайской исторической традиции. Хунну Забайкалья, как и хунну Великих Степей, поклонялись небу, земле, многочисленным предкам и вождям, умерших погребали вместе с обширным инвентарем, оружием, украшениями. В поминальном обряде и в жертвоприношениях использовали в основном мелкий и крупный рогатый скот, обычно коз. К примеру, кости семи коров и двадцати одной козы были обнаружены в захоронениях Черемуховой Пади . В жертву могли быть принесены также дикие животные и собаки, сопогребали с умершими и рабов. Хунну Центральной Азии конструировали погребальные склепы огромных размеров для представителей знати и высшей элиты кочевого общества. Наиболее крупные и известные из них - Ноин-Ула в северной части Монголии и Ильмовая Падь на юге Бурятии.
Как уже упоминалось, по сообщениям китайских летописцев, глава государства хунну — шаньюй величался «рожденный небом и землей, поставленный солнцем и луной». Данная формула, провозглашающая происхождение верховного правителя от неба и земли вполне закономерна для древнего мира и соответствует общим стереотипам мировоззрения эпохи. Очевидно господствующая в древнем мире концепция дуализма небо — земля ассоциировалась с отцом и матерью всего мироздания. Примеров тому в истории множество: бог неба Ан и богиня земли Ки в Междуречье, Зевс и Гея в Греции и мн.др. Казалось бы, можно утверждать, что такого рода традиция имеет своим источником единый очаг первичной цивилизации, однако, ввиду очевидности божественного антагонистического тандема небо — земля, вполне правомерно признать право автохтонности данного феномена за большинством культурных очагов. Действительно, противопоставление земли и неба маловероятно без их рассмотрения в единой связке, по крайней мере, для антропоморфизирующего окружающую природу сознания и менталитета древних.
В древнешумерской мифологии союз неба и земли породил бога ветра и, соответственно, движения Энлиля, ставшего со временем почитаться могущественнейшим из небожителей. Антагонистический тандем небо - земля обнаруживает высокую степень архаики в своей сути, в первую очередь, из-за собственной натуралистичности, антропоморфизации неодушевленных природных феноменов, их уподоблении людям.
Архаика формулировки титула в плане генетического происхождения хуннского шаньюя резко контрастирует с древнекитайской концепцией родословной правителя. Как правило, ваны и императоры чуждались своего земного происхождения и вели счет родства от совершенномудрых государей древности, их ближайших сподвижников и других ярких деятелей и героев древнейшей эпохи. А, собственно, титул «сын Неба» означал никак не физическое, генетическое происхождение правителей от неба, а лишь продолжение этических традиций Неба в данном человеке.