Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Теоретические основы роялизма с.36-73
1. Основные этапы в истории роялизма с.36-40
2. Крайние роялисты. с.40-46
3. Умеренные роялисты с.46-52
4. Лидеры роялистского движения с.52-59
5. Жак Малле дю Пан и программа политического объединения с.60-67
6. Жозеф де Местр и идея исторического фатализма с.68-73
Глава II. Роялисты и Наполеон с.74-131
1. 18 брюмера и надежды роялистов с.74-80
2. Проблемы Вандеи .с.80-93
3. Новая тактика крайних роялистов с.93-101
4. Возращение эмигрантов с101-115
5. Роялистские агентства с.115-121
6. Конец иллюзий с. 122-130
Глава III. Заговор Кадудаля, Моро и Пишегрю с. 132-161
1. Тайная война с. 132-138
2. Истоки заговора с. 139-143
3. Генерал Моро с. 143-150
4. Раскрытие заговора с. 151-154
5. Дело герцога Энгиенского с. 154-161
Заключение с. 162-165
Примечания с. 166-183
Источники и литература с. 184-190
Основные этапы в истории роялизма
Движение роялистов ведет свое начало с 1789 года, когда возникает первое недовольство, происходящими во Франции переменами. Со временем оно расширяется, охватывает все болшее число представителей дворянсква и части буржуазии. Одновременно выявляются рвзногласия среди этих людей, имеющих общую цель - восстановление королевской власти во Франции, но допускавшие эту власть в различных пределах, и стремящихся добиться ее разными средствами.
Истоки этих разногласия можно увидеть еще до революции. В социально-классовом отношении французское дворянство не было однородным. Существенные различия имелись между родовитыми и неродовитыми дворянами, титулованными и нетитулованными, между столичным и провинциальным дворянством, а в провинции - между городским и сельским.
Часть дворян все больше втягивается в предпринимательство. Речь идет уже не об отдельных представителях дворянства, переходящих к буржуазным методам ведения хозяйства, а об обуржуазивании значительной группы внутри привилегированного сословия. С другой стороны, в состав дворянства входит часть верхушки третьего сословия. Аноблированные торговцы и финансисты занимают высокое положение, сближаясь со старой родовой знатью. Эти слои дворянства были самым непосредственным образом заинтересованы в реформах, дающих большой простор предпринимательству, хотя далеко не все из них были готовы при этом отказаться от дворянских привилегий.
Внутри дворянства существовали и крайне консервативные группы. Это прежде всего малочисленная, но чрезвычайно влиятельная придворная группировка, заинтересованная лишь в сохранении своей власти и приумножении собственных доходов, а потому не желавшая никаких изменений и нововведений в существующей политической системе.
Консервативной была также та часть дворянства, доходы которой зависили главным образом от сбора феодальных повинностей. Это была значительная группа, очень неоднородная по своему имущественному положению. К ней в первую очередь относилась беднеющая часть родовитого дворянства. Недовольная тем влиянием,которое приобретают богатые аноблированные торговцы и финансисты, постоянно вспоминающая свое былое могущество, эта группа также критиковала существующее положение, но мечтала не о новом, а о старом, о возвращении прежней власти феодалов, о возможности влиять на королевскую власть для достижения своих интересов.
В XVIII веке более консервативной силой становилось "дворянство мантии". Противостояние парламентов и корролевской власти, - особенно острое в 80-х годах, накануне революции, - ясно показывает как решительно сопротивлялись они введению любых реформ.
Различие взглядов и интересов нашло отражение в дворянских наказах депутатам Генеральных Штатов (1). Если одни пожелания слвпадали с требованиями представителей третьего сословия, то другие уводили Францию далеко назад, а между ними - разнообразие мнений и вариантов.
Раскол среди депутатов первого и второго сословий, часть которых поддерживала представителей буржуазии, а часть продолжала непреклонно отстаивать свои права и привилегии, был неизбежен. В выступлениях депутатов Национального собрания, ставшего 9 июля Учредительным, Ж.-Ж.Мунье, Т,-Ж.Лалли-Толандаля, П.-В.Малуэ, Ф.-Д.Монлозье, Ж.-А.Казалеса, Ж.-С.Мори, Л.-Э.д Антрега, - выдвигаются положения, впоследствии легшие в основу различных роялистских программ. Именно тогда закладывается доктрина роялизма со всеми ее оттенками.
В то время речь шла лишь о больших или меньших реформах, затрагивающих феодальный строй, но никто еще не думал о посягательстве на саму королевскую власть. Облик будущей конституции - вот основной предмет яростных споров в Учредительном мобрании. Понадобилось время, прежде чем было произнесено слово "Республика", ставшая в 1792 году неизбежной реальностью.
Однако некоторые почувствовали опасность уже в июле 1789 года. Через несколько дней после взятия Бастилии страну покинули граф д "Артуа, принц Конде, герцог де Полиньяк, маршал де Брольи со своими семьями и приближенными. Они положили начало дворянской эмиграции, вторая волна которой последовала осенью 1789 года, после того как поход народных масс в Версаль 5-6 октября, заставивший короля и Учредительное собрание перехать в Париж, показал зависимость королевской власти от народа.
Эта первая эмиграция вовсе не была нелегальной. Напротив, она была как бы проявлением той свободы воли, которую повсеместно провозглашали. Лица, которым не нравилось взятие Бастилии ипоследовавшие за этим события, имели полное право выехать заграницу, получив согласие общественных властей.
Но оказавшись за пределами страны, некоторые из этих вынужденных путешественников очень быстро показывают, что не собираются проявлять подобную терпимость по отношению к оставшимся. Большая их часть собирается в Турине вокруг графа д "Артуа. Они выражают недовольство сложившейся во Франции ситуацией, протестуют против деятельности Учредительного собрания, которое считают незаконным, а главное подвергают резкой критике действия короля, обвиняя его в том, что он допустил эту анархию, не проявив должной твердости и решительности, от слов они достаточно быстро собираются прейти к делам и обращаются за помощью к иностранным державам, призывая их силой оружия наказать непокорных французских поданных.
У них есть сторонники и внутри страны, вынужденные однако сдерживать свои чувства и не проявлять их слишком явно. Роялисты пытаются организовать свой "Монархический клуб", но не встречают одобрения и под воздействием парижан вынуждены его закрыть (2). Они продолжают частные встречи в салонах и кафе. Чаще всего местом их сбора оказывается "Кафе-де-Валуа". Для выражения своих взглядов у них еще остается пресса. Однако, редакции роялистских газет нередко подвергаются погромам, и официально провозглашенная свобода слова для них также затруднена.
Неудачное бегство королевской семьи в июне 1791 года и последовавшие за Варенским кризисом события стали толчком уже к массовой эмиграции дворян.
В сентябре 1791 года с принятием конституции заканчивается первый период в истории роялизма. Отныне призывы роялистов, находящихся как вне, так и внутри страны, к восстановлению старого порядка, перстают быть проявлением их частного мнения, а расцениваются как заговор против внутренней и внешней безопасности страны.
Второй этап продолжается недолго с осени 1791 по сентябрь 1792 года. С этого времени начинается открытое противостояние двух враждебных сил. Решением Законодательного собрания эмигранты были поставлены вне закона. 9 февраля 1792 года был принят декрет о конфискации имущества эмигрантов. Их призывы к иностранным державам не остались без ответа. В августе 1791 года была подписана Пильницкая декларация, положившая начало первой антифранцузской коалиции, а в феврале 1792 года был заключен австро-прусский союз против Франции. В апреле Франция объявляет войну Австрии. Эмигранты принимают в военных действиях самое активное участие. Однако, в этот период их положение остается несколько двойственным. Сражаясь против революционнной Франции, они тем самым выступают против короля, который является конституционным главой государства. Они оправдывают себя тем, что король стал заложником восставшего народа, не будучи вольным в своих действиях. Что касается Людовика XVI, то вынужденный официально осуждать поступки эмигрантов, втайне он склоняется к союзу с ними.
Эта неопределенная ситуация заканчивается 10 августа со взятием Тюильри. 21 сентября только что открытый Национальный конвент издает декрет об упразднении королевской власти (3). Начинается третий, наиболее насыщенный событиями, этап в истории роялизма, продолжавшийся до 1800 года. Это время почти непрерывной вооруженной борьбы как внутри, так и за пределами страны. Казнь Людовика XVI 21 января 1793 года дает деятельности роялистов достойное оправдание. Это - месть за пролитую кровь короля, необходимость наказать виновников его смерти, положить конец беспорядку в стране и восстановить монархию.
Проблемы Вандеи
Девять департаментов запада были главным очагом распространения роялизма в стране, который, то вспыхивал с необыкновенной силой, то затухал и становился почти незаметным, но никогда не угасал совершенно. Гражданская война, начавшаяся на западе в 1793 году, получила название "Вандейской", хотя границы территории, на которой она протекала, выходили далеко за рамки собственно Вандеи, события этой войны разворачивались на обоих берегах Луары, захватив Мэн, Анжу, Бретань и нижнюю Нормандию.
Два фактора оказали решающее воздействие на ход и характер этой войны: географические условия местности и образ жизни и психология ее жителей. "Искусство взбунтовать страну, - писал генерал д Андинье в своих "Мемуарах", -наиболее легко на западе Франции, чем в каком-либо другом месте, этому способствует дух жителей и расположение местности. Плотные изгороди и глубокие ямы разделяют поля, размеры которых незначительны. Высокие деревья скрывают изгороди. Дороги, проложенные в течение века, покрылись со временем ямами и стали непроходимыми почти весь год, но лишь для тех, кто не знает страны. Фермы, разбросанные там и здесь, изолированы друг от друга. Все эти обстоятельства благоприятны для ведения партизанской войны. Восстание становится особенной тактикой в совершенной географической зоне. Несколько полководцев из церковных приходов легко привели эту страну в движение, там, где быть может потерпели бы неудачу таланты Тюренна"(26).
В такой стране было очень легко перемещаться, оставаясь незаметным для взгляда противника. Восставшие имели безусловное преимущество перед республиканскими войсками, которым было трудно использовать военное превосходство, скоординировать движение, установить связь, обеспечить необходимую помощь. "Легко понять, - пишет А.Монтаньон, - какую выгоду должны иметь на таком театре люди из этой страны, которым знаком каждый выход, каждая дорожка"(27). Накануне революции население Вандеи определялось приблизительно в 700 тыс.человек, из которых основной элемент составляли крестьяне, городских центров было немного, и они были незначительны ). "Этот народ был гордым, свободным нравом и речью, мало образованным, лояльным в делах, но неумолимым для тех, кто его обманывал, недоверчивым к иностранцам, обидчивым, не агрессивным, но способным к любым крайностям под влиянием провокаторов"(29). Главным центром являлась местная церковь. Вандейские и бретонские крестьяне всегда отличались большой религиозностью, и приходские священники имели на них огромное влияние. Антирелигиозная политика якобинцев вызвала здесь возмущение. Было большой ошибкой думать, что достаточно декрета для того, чтобы изменить этих людей. Крестьяне поднялись в защиту религии и своих священников, а также против воинской службы. Вопрос о возвращении королевской власти вначале не ставился. когда восстание усилилось, роялисты стали проявлять к нему интерес. Они умело воспользовались этим движением и смогли придать ему роялистский характер. Королевская власть, благодаря идеи своего божественного происхождения, очень быстро стала восприниматься неразрывно с религией. Казненный король был объявлен мучеником за веру, первые попытки подавить восстание лишь увеличили его масштабы. От Вандеи ненависть ко всему, что имело отношение к революции, быстро переходила на другие департаменты запада.
Те, кто действовал на левом берегу Луары назывались вандейцами, восставшие на правом берегу, в Бретани, получили название "шуанов". Впоследствии это различие, которое казалось не слишком существенным для их противников, стерлось, и подобно тому, как наименование одной местности дало название всей войне, термин "шуан" распространился на всех ее участников, выступавших за реставрацию монархи.
Свой наиболее яркий и мощный период Вандейская война испытала в 1793 году, это время носит название "великой войны". После этого наступило затишье, но лишь внешнее. Новые яркие вспышки последовали в 1795 и 1799 годах. Они не были каким-то новым движением, это была одна и та же, иногда утихающая, но ни на минуту не прекращающаяся война. Когда не происходило крупных военных операций, шуанство продолжало существовать в форме разбоя, мешая восстановлению порядка и безопасности, и представляя серьезную угрозу, так как обезвредить эти небольшие группы, внезапно появляющиеся и тотчас исчезающие, было крайне трудно. Что представляло собой движение шуанов прекрасно показал Бальзак в романе "Шуаны, или Бретань в 1799 году". "Невероятная жестокость, дикое упрямство, но вместе с тем верность клятве; полное пренебрежение нашими законами, нашими нравами, нашей одеждой, нашей новой монетой, нашим языком и вместе с тем патриархальная простота и героическая доблесть - все способствует тому, что жители этих мест беднее мыслями, чем могикане и краснокожие Северной Америки, но столь же сильны духом, столь же хитры и выносливы, как они"(31). "Когда подлинные защитники монархии явились в Бретань с целью набрать солдат среди ее невежественного и воинственного населения, они тщетно пытались придать при помощи белого знамени какое-то величие гнусным действиям мятежников. Шуаны показали памятный пример, насколько опасно поднимать нецивилизованные массы страны.(...). Религия или, вернее, фетишизм этих невежественных созданий избавлял убийцу от угрызений совести. И поэтому, едва началась такая война, все в этом краю стало опасным: шум и тишина, милость и террор, домашний очаг и большая дорога. В предательстве тут была убежденность. Эти дикари служили Богу и королю такими же способами, какими ведут войну могикане"(32).
Несмотря на тщательную подготовку и организацию выступление 1799 года не смогло достигнуть масштаба прошлых лет. "Это обширное восстание носило особый характер, - пишет А.Вандаль, - оно отличалось от прежних стараниями вождей организовать свои войска, вести правильную войну. Шуанство теперь уже не то, что во времена Конвента и Гоша: вместо скопищ вооруженных крестьян, руководимых безвестными вождями, грубыми и невежественными, как они сами, теперь мы видим войну дворян, возвратившихся эмигрантов, ведущих в бой сформированные ими отряды"(33). На левом берегу Луары, в Вандее, восстанием руководили Сюзанне, д Отишан, Шатильон; на правом берегу действовали: Бурмон в Мэне, Фротте в Нормандии, д Андинье и Жорж Кадудаль в Бретани. Они располагали значительными силами. А.Олар приводит доклад военного министра от 16 брюмера VIII года: "У Шатильона, в Анжу, 3 тыс.человек; надеется собрать 12 тыс.; у Бурмона - 7 тыс.человек; надеется довести число до 15 тыс; Фротте утверждает, что располагает 20 тыс.человек в Нормандии; столько же надо считать в Бретани у различных вождей..."(34). Но и наличие крупных воинских сил не помогло роялистам добиться успеха. Их тактика - стремительное массовое нападение - приносила лишь временные достижения. Выступивший одним из первых Бурмон сумел захватить Монс, но город оставался в его власти лишь три дня, после чего ему пришлось его покинуть. Шатильон ночью занял Нант и оставил его на рассвете, ничего не добившись, также обстояли дела в других местах(35). Роялистские вожди искали возможность вступить в переговоры с командующим республиканскими войсками на западе генералом Эдувилем, когда пришло известие о перевороте 18 брюмера.
Для Наполеона проблема Вандеи стала одной из главных. Опыт предшественников показал ему, что покорить запад одной только военной силой невозможно, необходимо использовать другие средства. Поэтому он невозражал против переговоров Эдувиля с восставшими. 20 ноября 1799 года было объявлено о прекращении военных действий. Командующий республиканскими силами на западе как никто другой подходил для начала переговоров с роялистами. Генералу Эдувилю было 45 лет, он был офицером старой армии, человеком миролюбивым и, как писал А.Вандаль, "в глубине души симпатизировавший восставшим дворянам, как человек их круга"(36). Эдувиль лично встретился с Шатильоном в Анжере, для того, чтобы найти основу будущего соглашения, роялисты настаивали на многочисленных уступках для западных провинций и гарантиях безопасности для тех, кто принимал участие в восстании, в первую очередь для эмигрантов и священников.
Тайная война
9 февраля 1801 года был заключен Люневильский мирный договор между Францией и Австрией. 8 октября того же года состоялось подписание мирного договора между Францией и Россией. Наконец, 27 марта 1802 года был подписан Амьенский мирный договор с Англией. Военные действия, которые Франция практически непрерывно вела с иностранными державами с 1792 года, прекратились. После 1800 года прекратились и террористические акции, прежде всего покушения, крайних роялистов. Казалось, что во Франции и за ее пределами установились мир и покой. Но покой этот был только внешний.
Если обратиться к корреспонденции Наполеона за этот период, всякое представление о мире исчезает. В его распоряжениях министру полиции Фуше постоянно встречаются имена лиц, которых необходимо задержать из-за их связи с роялистами заграницей. Деятельности министерства полиции Наполеон придавал огромное значение. По его собственному признанию, восстановление мира с державами предоставило ему возможность чаще заниматься делами полиции. Он желал быть осведомленным обо всем самым подробным образом. Ему мало было письменных отчетов и распоряжений. Он сообщает Фуше, что собирается лично работать с ним один, а лучше всего два раза в день: в одиннадцать утра и в одиннадцать вечера. Он также настаивает, чтобы во всех отчетах, которые ложатся к нему на стол, оставляли поля, чтобы он мог тут же делать свои замечания и давать распоряжения(І).
В сентябре 1802 года министерство полиции было упразднено, Фуше был отправлен в отставку, получив при этом должность сенатора и 1 млн. 200 тыс. франков. Но, полицейская служба, конечно не упразднялась. Она перешла в ведение министерства юстиции. Теперь, те же приказы об арестах, высылках и - J необходимости захвата личных бумаг подозреваемых Наполеон отдает министру юстиции Ренье. Эти документы прежде всего свидетельствуют о том, что, несмотря на подписанный мир, враждебные действия против Франции не прекращались ни на минуту. Агентурная сеть внутри страны была весьма разветвленной, а функции шпионов выполняли главным образом роялисты. Это были самые разные люди: 133 крестьяне Вандеи, продолжавшие поддерживать связи с бежавшими в Англию вождями шуанов(2); нормандские рыбаки и жители прибрежных районов, подающие англичанам сигналы с моря и с берега(З); военные, среди которых были и представители командования армией(4); священники, ведущие пропаганду роялистских идей(5). Наибольшее число агентов составляли бывшие эмигранты, продолжавшие поддерживать прежние связи с роялистами заграницей, а также сторонники королевской власти, нелегально прибывающие в страну, несмотря на строгие запреты, и умело обходящие приграничный контроль.
Приезжающие во Францию подвергались тщательной проверке, особенно это касалось тех, кто прибывал из Англии. Неамнистированные эмигранты, даже с иностранными паспортами, не пропускались. По распоряжению первого консула ему каждый день представляли список лиц, высадившихся на берег, указывая кем они являются, куда и с какой целью направляются(6). И хотя агенты роялистов для того, чтобы попасть в страну пользовались другими способами, несмотря на все предосторожности, большинство из них вскоре оказывалось под контролем полиции.
Корреспонденция Наполеона показывает не только наличие непрерывной подрывной деятельности роялистов, но и свидетельствует о том, что секретная служба первого консула также работала очень хорошо и любая попытка заговора пресекалась заранее. Наиболее опасных задерживали сразу по прибытии, другим давали возможность добраться до места назначения и арестовывали после того, как их миссия была уже выполнена. Особое внимание Наполеон уделял бумагам агентов. В своих приказах об аресте он всякий раз напоминает о необходимости захвата и тщательного просмотра всех бумаг, находившихся у задержанного. Таким образом, устанавливались его связи, выяснялись планы и имена возможных заговорщиков.
Секретные агенты внедрялись в уже известные тайные организации внутри страны. Их отправляли в крестьянские общины на западе, где они должны были выяснить, кто из жителей находится в контакте с врагом. Наполеон несколько раз отдает распоряжения послать умных и надежных людей в различные армейские части для наблюдения за офицерами и генералами, внушающими подозрения(7). Наконец, немалое число сотрудников секретной полиции находилось в других странах: Англии, Германии, Австрии, России, Испании, где они вступали в контакт с роялистами для получения различных сведений, вели наблюдение за членами королевской семьи, видными роялистскими вождями, руководителями контрразведки. Нередко вслед за одним секретным агентом, получившим ответственное задание, направлялся другой, обязанностью которого было контролировать деятельность первого(8).
Французской полиции приходилось иметь дело с серьезными и опытными противниками. В этот период во главе контрреволюционной разведки стояли два человека: британский консул Дрейк и граф дЛАнтрег. Д Антрег официально находился на русской службе и жил в качестве советника русской миссии в Дрездене. Дрейк являлся полномочным послом британского правительства в Баварии и часто наносил визиты графу д Антрегу в Саксонию.
Деятельность д Антрега наносила французскому правительству значительный ущерб. Он имел во Франции многочисленных корреспондентов, доставлявших ему неоценимые сведения. Это были его родственники, друзья, бывшие соседи, старые слуги его родителей и дети этих слуг. Многие из них занимали высокое положение в правительстве Бонапарта, в армии или церковной иерархии. Например, епископ Труа, который являлся его дядей, генерал Сюше, брат одного из его бывших поставщиков шелковых тканей, генерал Матье Дюма, один из его соседей по деревне и даже консул Камбасерес, с которым он был знаком в молодости.
Некоторые из его корреспондентов до сих пор неизвестны. Так, остается в тайне кто скрывался под именами "Друг из Парижа" и "Подруга из Парижа", а между тем именно этими лицами передавалась наиболее интересная и ценная информация. "Другом из Парижа", в частности, был передан план морской кампании 1805 года. Эти данные в какой-то мере способствовали победе адмирала Нельсона в битве при Трафальгаре.
О "Подруге из Парижа" известно, что она - одна из давних знакомых дЛАнтрега. Она постоянно жила в столице и находилась в контакте с ближайшим окружением первого консула.
По поводу личности "Друга из Парижа" высказывались различные предположения, но ни одна из версий не является достаточно убедительной. Известно, что этот человек занимал видное положение в наполеоновской администрации, был очень богат и передавал сведения иностранным державам не ради вознаграждения, а по политическим убеждениям. Но факты его биографии, сообщенные д Атрегом не отождествляются полностью с биографией какого-либо реального исторического лица, в то же время некоторые моменты можно найти у различных лиц. Ж.Годшо считает наиболее вероятным, что "Друг из Парижа" был вымышленным лицом. Д Антрег, получая сведения от нескольких людей, соединял их воедино и приписывал одному человеку, биографию которого он сам сочинил, использую для правдоподобия факты из жизни реальных людей, занимавших высокое положение. Представляя своего корреспондента как очень влиятельное лицо в правительстве Наполеона, он, тем самым, увеличивал ценность своей информации и, соответственно, получал более щедрое вознаграждение за эти сведения от иностранных дворов. Впрочем, возможно, что дхАнтрег не имеет к этому вымыслу никакого отношения, а все это дело рук одного из его парижских агентов, также желающего придать больше веса своим данным и для этого обобщающего сведения, полученные из нескольких источников(9).
Обезвредить д Атрега было одной из главных целей французской контрразведки. В ход пускались различные средства, но удачи они не приносили. Безуспешными оказались попытки добиться высылки графа дЛАнтрега из Дрездена. Курфюрст Саксонский под влиянием Бонапарта потребовал от России отозвать графа, но получил решительный отказ. Как заметил министр иностранных дел А.Р.Воронцов, подобное действие "умалило бы достоинство России и послужило бы прецедентом к подобному вмешательству Бонапарта в дальнейшем"(Ю).
Пришлось отказаться и от плана похищения д Антрега. С целью изучения при каких условиях можно захватить графа, в Дрезден был послан французский офицер Сажот, он установил, что д Антрег, прекрасно понимая какие действия могут быть предприняты против него, принял необходимые меры предосторожности, и похитить его практически невозможно 1). Попытка скомпрометировать графа в глазах его сторонников также закончилась неудачей. Д Антрег продолжал свою деятельность против французского правительства, собирая важные сведения и передавая их России и другим державам.
Дело герцога Энгиенского
Все арестованные, дававшие показания, утверждали, что во Францию должен прибыть один из членов королевской семьи, для того, чтобы взять руководство в свои руки. Действительно, на случай успешного осуществления заговора графом рСАртуа была приготовлена "Прокламация к французскому народу", в которой он объявлял об окончании для Франции двенадцатилетнего рабства и возвращении законного монарха(79). Однако, этот документ так и не был опубликован. С раскрытием заговора прибытие во Францию представителя дома Бурбонов потеряло всякий смысл, а между тем его ожидали там с большим нетерпением, и не только роялисты, но и консульская полиция.
Вся прибрежная зона была взята под наблюдение, так как никто не сомневался, что ожидаемый принц прибудет именно из Англии. Проходило время, но ни граф д Артуа, ни принц Конде, ни герцог Беррийский не появлялись. Не вызывает сомнения, что для Наполеона арестовать одного из Бурбонов было весьма заманчивой идеей. "Наполеон говорит на острове св.Елены, что он не думал о принцах Бурбонского дома, - писал Бурьенн в своих записках, - это с одной стороны справедливо: он не думал о возведении их на престол; но ... он часто о них думал и одно имя их не раз его пугало"(80). Вряд ли можно согласиться с тем, что Наполеон испытывал по отношению у Бурбонам чувство страха. Он не боялся их, но, действительно, никогда не забывал о них, и их существование было для него крайне неприятным.
Их претензии на французский престол, казалось бы навсегда уничтоженный революцией, он считал необоснованными, но прекрасно понимал, что в глазах многих французов они являются вполне законными. Отсюда попытка добиться от Людовика XVIII отказа от своих прав, закончившаяся, однако, безрезультатно.
Разрешение эмигрантам вернуться во Францию также имело целью не только обезопасить себя от оппозиции справа, привлекая на свою сторону недавних врагов, но и, как писал Талейран, изолировать Людовика XVIII, лишив его "видимости королевского значения, придаваемого ему многочисленной эмиграцией"(81).
Наполеон никогда не выпускал Людовика XVTII из поля зрения. В Варшаве постоянно находились секретные агенты, следившие за каждым шагом претендента. Так, в 1802 году туда был послан некий Перре, в обязанности которого входил сбор точных сведений на всех французов, которые приезжают или уезжают из этого города. Он должен был сообщать, кто видится с графом Лилльским и с людьми из его окружения, с кем встречается он сам, и вообще передавать "все то, что может интересовать правительство относительно этого принца"(82).
Еще более пристальное внимание было направлено на графа д Артуа. Наполеон был осведомлен обо всех его действиях. Он хорошо знал, что именно здесь, в Лондоне, при дворе графа д Артуа, берут начало все заговоры и все интриги, направленные против него. В своих посланиях английскому правительству он настаивал, чтобы "французские принцы были отправлены в Варшаву"(83). Но все оставалось без изменений. Граф д Артуа и члены его семьи продолжали жить в Лондоне, их принимали при дворе английского короля, они присутствовали на всех торжественных обедах и праздниках, на которых также находился французский посол Отто, и их одежду украшали старые французские ордена и знаки дома Бурбонов. Наполеон воспринимал это как личное оскорбление. "Я желаю, чтобы вы сообщили лорду Уитворту, - пишет он в декабре 1802 года Талейрану, - насколько я был изумлен и опечален, узнав, что граф д"Артуа, одев орден монархии, которую Англия более не признает, проводил смотр строя. Мы долго хранили молчание, но между тем, наше достоинство, и осмелимся сказать, достоинство британского правительства требует, чтобы принцы были отправлены из Англии или, если им хотят дать гостеприимство, чтобы им не позволяли носить ни одного ордена бывшей монархии. Это является постоянным оскорблением, наносимым французскому народу"(84). Далее Наполеон отмечает, что все это может отрицательно сказаться на отношениях между двумя странами, и если перемирие будет нарушено, то вся вина за это ляжет на английское правительство, не признающее справедливых требований другой стороны.
Желая укрепить свои позиции в переговорах относительно Бурбонов, первый консул обращается к историческим аналогиям. Он поручает Талейрану собрать в министерстве внешних сношений все документы о "переговорах, касающихся изгнания Стюартов, укрывшихся во французском королевстве"(85). Но и это не принесло нужных результатов.
Наполеон не упускал ничего, что хоть каким-то образом касалось представителей свергнутой династии, как живущих, так и умерших, как законных, так и самозваных. В среде роялистов существовала легенда, что сын казненного короля, Людовик XVII, не умер в 1795 году в Тампле, а живет где-то во Франции, скрывая свое происхождение. В 1801 году в департаменте Витри-ле-Франсуа некий Эрвагуль объявил себя дофином Франции. Наполеон назвал эту историю нелепостью, но тем не менее поручил министру полиции разобраться с этим делом(86).
На острове св.Елены Наполеон говорил, что если бы он пожелал захватить в свои руки всех Бурбонов или кого-либо из их рода, то легко мог бы это сделать. Английские контрабандисты брались совершить это за сорок тысяч франков, но не ручались, что смогут доставить принца живым. "Но я отнюдь не задавался целью непременно лишать их жизни, - приводит слова Наполеона Стендаль. - Я был уверен в своем спокойствии и согласен был оставить Бармакидов (Бурбонов) в покое. Что бы ни говорили обо мне англичане, убийство ради убийства никогда не было в моих правилах. Во имя чего стал бы я придерживаться этих ужасных воззрений?"(87).
Однако, события марта 1804 года опровергают эти утверждения Наполеона. Захватить кого-либо из королевской семьи на территории Англии было не просто, прежде всего из-за тех последствий к которым привел бы подобный поступок. Осложнять и без того крайне непрочные отношения с Великобританией Наполеону в это время было совсем невыгодно. Арестовать графа д Артуа или другого принца на территории Франции, предъявив обвинение в организации заговора, было бы совсем другим делом. Вряд ли когда-либо еще мог представится более удобный момент. Но никто не появлялся. Время шло, уже были арестованы все основные участники заговора, стало ясно, что теперь никто из Бурбонов во Францию не прибудет, и тогда возникло имя герцога Энгиенского.
Луи-Антуан-Анри де Бурбон Конде, герцог Энгиенский происходил из младшей ветви Бурбонов. Он родился во Франции в 1772 году и являлся последним представителем рода Конде. В начале революции вместе со своей семьей он покинул Францию. С 1793 по 1801 год служил в корпусе своего деда, принца Конде. Затем поселился в Эттенхейме, небольшом городке, расположенным на территории Баденского княжества. Имущество герцога во Франции было конфисковано, и он, как и другие французские принцы, жил на деньги, выплачиваемые иностранными дворами. Он получал от английского правительства 250 гиней в месяц. Герцог Энгиенский не являлся значительной политической фигурой и не играл какой-либо заметной роли в монархической эмиграции.
Письма герцога Энгиенского к принцу Конде показывают его как убежденного роялиста, непримиримого врага Республики, человека, сознающего себя вовлеченным в смертельную борьбу. Бонапарта он воспринимал как личность необыкновенную, вызывающую одновременно восхищение и возмущение. Он понимал, что это опасный противник, способный на любые удары, но бороться с ним он хотел лишь честным путем. Герцогу Энгиенскому было известно о заговоре Кадудаля, и он резко осуждал подобные планы(88). Он готов был вновь взяться за оружие и сражаться против республиканской армии, но тактику покушений и убийств он категорически отвергал.
Когда заговор, в котором он не был замешен, был раскрыт, и герцог узнал об этом, он ничего не изменил в своей жизни, не принял никаких мер личной безопасности. Он полагал, что действовать иначе, значит позволить думать, что имеется связь с людьми, ведущими, по его мнению, грязное дело(89). Он был уверен, что против него невозможно выдвинуть никаких обвинений и не подозревал о надвигающейся угрозе.