Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Цивильное право в Англии: стереотипы и традиции изучения 28
1.1. Исследовательские стереотипы: от зарождения к ревизии 28
1.2. Исследования, посвященные отдельным институтам цивильного права 54
1.3. Исследования, посвященные отдельным цивилистам 63
Глава 2. Наследие английских цивилистов: источниковая основа и ее специфика 72
2. 1. Нарративные источники 72
2. 2. Документальные источники 91
Глава 3. Английские цивилисты: корпорация и институты 101
3. 1. Юрисдикция: формирование и рецепция понятия 108
3. 2. Правовые механизмы регулирования юрисдикций. 122
3. 3. Община докторов: история и облик юридической корпорации 133
3. 4. Суд Адмиралтейства 157
3. 5. Раннестюартовская монархия, цивильное право и проблематика консилиарных институтов 192
3. 6. Палата прошений 199
3. 7. Региональные консилиарные суды. Совет марки Уэльса 211
3. 8. Региональные консилиарные суды. Совет Севера 232
3. 9. Цивильное право и конструирование традиции. Рыцарский суд 255
3. 10. Цивилисты и Канцелярия 285
3. 11. Высший суд Делегатов 310
3. 12. Юристы цивильного права и церковные суды 318
Глава 4. Английские цивилисты: идеи и дискуссии 339
4. 1. Томас Смит, Альберико Джентили и проблематика абсолютной власти 339
4.2. Дело Джона Коуэлла и полемика о юрисдикции церковных судов в раннестюартовской Англии 352
4. 3. Дело Кальвина и проблемы англо-шотландской унии 1603 г 373
4. 4. Имперская проблематика в наследии английских цивилистов 384
Заключение 400
Источники и литература 4
- Исследования, посвященные отдельным институтам цивильного права
- Документальные источники
- Община докторов: история и облик юридической корпорации
- Дело Джона Коуэлла и полемика о юрисдикции церковных судов в раннестюартовской Англии
Исследования, посвященные отдельным институтам цивильного права
Клеймо «проводников деспотизма» получали в первую очередь прерогативные суды и суды цивильного права, при этом негативная их оценка касалась не только современной ситуации, но и экстраполировалась на историю Средневековья. В ходе антиепископальной полемики прежняя политически нейтральная оценка церковных судов (как пред-, так и постреформационных) также превращалась в однозначно негативную, тем самым заведомо обесценивая в глазах общества труды средневековых латиноязычных канонистов49. Как уже было сказано выше, воззрения яковитских и раннекаролинских юристов не только активно распространялись в ходе событий Великого мятежа, но уже после Реставрации получили дальнейшее развитие. Так, по мнению Мэтью Хейла, выдающегося юриста и автора первой «Истории общего права»50, писавшего после окончания революционных потрясений XVII в., залогом единства английского народа должны были стать в равной степени общее право и принадлежность к церкви Англии. Хотя сам Хейл уделял изучению римского и канонического права немало внимания и даже жаловался, что «римское право столь мало изучено англичанами»51, он все же отдавал бесспорный приоритет исконно островной системе права, неразрывно связывая его с «национальной» конфессией. Таким образом, в единый концепт объединялись три компонента: правовое, административное и конфессиональное развитие при очевидном доминировании правового. Уильям Блэкстон, который по праву считается одним из величайших теоретиков английской юриспруденции, в целом также развивает мнение, высказаное Коком, вдобавок модернизируя многие явления, сообенно в отношении структур и функций ряда судебных институтов52.
Можно, однако, задать вопрос: почему «монополия общего права» в области английской правовой истории не была оспорена цивилистами, наследниками утонченной и развитой интеллектуальной традиции, в том числе и традиции построения политико-правовых систем? На рубеже XVI-XVII столетий суды Ответ следует вновь искать в специфике институционального развития британской правовой системы. цивильного права были ориентированы на решение определенного круга дел. В области правовой рефлексии самой плодотворной оказалась деятельность Адмиралтейского суда: активно развивающиеся торговые интересы Англии побуждали цивилистов обращаться к проблемам международного и торгового права, что отразилось в сочинениях целой плеяды авторов, начиная с Альберико Джентили53 и сэра Томаса Ридли54 в конце XVI в. и заканчивая Чарльзом Моллоем55 во второй половине XVII в. Темы, волновавшие умы цивилистов как в аспекте профессиональной деятельности, так и в связи с необходимостью отстаивать собственные корпоративные интересы под жестким натиском судей общего права, были связаны с современным им состоянием международного и торгового права, а также с новейшими трактовками римского права56. В то время как цивилисты ориентировались на широкую политическую, континентальную перспективу, взгляд юристов общего права был скорее ретроспективен. Цивилистов традиционно интересовали теоретические основания взаимодействия монархии и подданных, регулируемые правом, в то время как вестминстерские судьи ориентировались на институциональные аспекты развития английского государства. Наконец, построение в пределах социопрофессионального сообщества цивилистов «правовой истории» было гораздо более проблематичным (хотя и возможным) из-за меньшей значимости в данной правовой системе элементов историзма.
XIX век, период становления истории как научной дисциплины, в английской исторической литературе был отмечен неослабевавшим интересом к событиям Великого мятежа 1640-х гг. и его причинам. Именно тогда вновь распространилась и приобрела новую актуальность концепция, предложенная полутора столетиями ранее юристами общего права: развитие правовых идей, направленных на ограничение монархии, явилось двигателем парламентско-роялистского противостояния, целью которого было оградить англичан от произвола и самовластия, опиравшегося на прерогативу и цивильное право. Дихотомия «свобода -деспотизм», доминировавшая в трудах вигских историков начиная с Маколея57 и заканчивая Тревельяном58, предполагала использование восходящей к Коку легендой о парламентариях и юристах общего права – защитниках «древних свобод» и «древней конституции», и их непримиримых противниках – партии двора, роялистах и цивилистах, поборниках «абсолютной власти» и беспарламентского правления59.
Документальные источники
Пожалуй, из всего спектра институтов, в которых практиковали доктора цивильного права, наибольшим вниманием исторического сообщества уже с конца XIX в. пользовался Высший суд Адмиралтейства. Представляется, что изначально этот интерес в значительной мере коррелировался с утвердившимся в сознании как британцев и жителей континента образом Британии как великой морской и колониальной державы, и с представлением, что вторая половина XVI в. (а именно – правление Елизаветы Тюдор) стала эпохой становления и расцвета морского могущества Англии101. Этот же период совпадает с обострившейся полемикой по поводу юрисдикции Адмиралтейства, которая была подробно изложена в четвертой части «Институций» Эдварда Кока102 и потому хорошо известна даже без привлечения дополнительных источников.
В этой связи парадоксальным видится следующее. При том, что именно Адмиралтейство, его суды и его администрация, во многом обеспечивавшие военные успехи и колониальные амбиции короны и поддерживали развитие английского купечества и торговли, а значит, действовали на благо Англии, они, тем не менее, подверглись агрессивной атаке со стороны юристов общего права, также, в свою очередь, считавшихся поборниками прав и свобод англичан. В подобной плоскости . вопрос не только не был разрешен - данное противоречие даже не было отмечено. В работах, посвященных Адмиралтейству и коллизиям вокруг его юрисдикции, факт конфликта констатировался, однако объяснение его глубинных причин остается явно недостаточным. XIX столетие – период реформ Адмиралтейства (1859 г. – принятие Акта о Высшем суде Адмиралтейства) в Англии и активного развития Адмиралтейства в США определило выход в свет целого ряда как обзорных изданий исторического характера, так и публикаций источникового плана. Их авторы не были профессиональными историками, а целью предпринятых изданий было не исследование реалий раннего Нового времени, а более подробное освещение современного состояния ведомств Адмиралтейства в Англии, Северной Америке и других колониях.
Среди подобного рода публикаций следует назвать подготовленное Дж. Холлом в 1809 г. издание «Практика и юрисдикция Адмиралтейского суда, в трех частях»103. Наиболее интересной представляется вторая часть – публикация трактата «Практика Клерка» (“Clerke s Praxis”)104 – сочинения о процедуре суда Адмиралтейста, который был написан в начале XVII в. клерком суда Арки и на протяжении XVII и XVIII вв. оставался наиболее авторитетным нормативным текстом для практикующих юристов адмиралтейского трибунала. Третья часть публикации содержит подборку дел, слушавшихся в Адмиралтействе, впрочем, основная их часть относится к XVII в.105
В 1850 г. вышло в свет исследование еще одного американского автора И. Бенедикта «Американское Адмиралтейство. Юрисдикция и было проследить различия между юрисдикцией и процедурой британского и американского Адмиралтейства, истоки которых обнаруживались им в раннем периоде колонизации Нового света. Реакцией на принятие Акта об Адмиралтейском суде стала публикация Р. Дж. Уильямса и Дж. Брюса «Юрисдикция и практика Высшего суда Адмиралтейства»107, в которой, помимо прочего, освещалась проблема апелляции в Тайный совет. В 1894 г. Ричард Годфри Марсден предпринял в рамках Сэлденовского общества критическую публикацию избранных дел, рассматривавшихся в Адмиралтейском суде с 1390 г. по 1604 г.108 Марсден предпринял выборку наиболее показательных тяжб тюдоровского периода, а также сопроводил издание небольшим историческим введением, в котором основное внимание уделялось формированию юрисдикции Адмиралтейства в связи с развитием английского флота и борьбой с Испанией за морское господство. В общих чертах Марсден осветил начальный этап конфликта между судами общего права и Адмиралтейством. Характерной особенностью посвященных Адмиралтейству публикаций XIX столетия был их преимущественно технический характер: все они были ориентированы на практикующих юристов Адмиралтейства, и проблематика исторического контекста развтия этого специфического суда не являлась приоритетом для авторов.
В XX в. количество исследований, посвященных Адмиралтейству как отдельному судебно-административному органу, заметно сократилось. Во многом это было вызвано тем, что данная тематика отошла на второй план для юристов, а в историографии развитие флота и внешней тоговли при
Елизавете и колониальная политика Якова рассматривались как часть политической, экономической и социальной, но не административно-судебной проблематики. В уже упоминавшихся работах Левака и Кнафлы конфликт между судами общего права и Адмиралтейством действительно был представлен ключевым эпизодом противостояния, однако из отдельных исследований можно назвать лишь следующие: статью К. Р. Симмондса «Альберико Джентили и суд Адмиралтейства, 1605 - 1608»109, неопубликованную диссертацию А. Вийфельса «Цивильное право в практике Высшего суда Адмиралтейства в эпоху Альберико Джентили»110 и публикацию материалов антверпенского семинара по морскому праву «Английское и континентальное морское право: после 115 лет унификации морского права. В поиске разницы между общим и цивильным правом».111 Участники антверпенского семинара, анализируя как континентальный, так и английский и шотландский материал сумели поставить важную проблему: в какой степени две конкурирующие правовые системы – общее и цивильное право – взаимодействовали и обогащали друг друга в обычной административно-судебной практике.
Община докторов: история и облик юридической корпорации
В рамках данного исследования широко используется термин «юрисдикция». Как будет показано ниже, данный концепт имеет чрезвычайно длительную историю применения в правовой традиции, начиная с с юридической литературы античного Рима и заканчивая современным судопроизводством. Его историческая динамика, трансформация значений, а также сфер и целей его использования служит показательным примером механизмов рецепции римского права в средневековом мире, а затем и в Европе раннего Нового времени. Кроме того, данный концепт являлся структурообразующим для системы английских судебно-административных институтов и именно потому оказывался в основе большинства конфликтов между ними.
Термин «юрисдикция» и определяемый им круг понятий использовался и используется прежде всего в юридической практике, имея достаточно широкий спектр применения. Между тем, как отмечает Ш. МакВей249, теоретические и, более того, философские проблемы юрисдикции в современной науке (не только в юриспруденции, но и в смежных гуманитарных дисциплинах) остаются лишь на начальной стадии разработки250. В историко-правовых исследованиях по истории
Средневековья и Нового времени, согласно наблюдению Ш. Дорсет251, данный концепт используется достаточно давно и плодотворно, и сводится главным образом к трем случаям: для того, чтобы определить правовой статус персоны, определить правовой статус той или иной территории и охарактеризовать объемы полномочий тех или иных институтов. В существующей историографической ситуации очевидно, что термин «юрисдикция» является значимым понятием аналитического инструментария, необходимого не только историку юриспруденции или судебных институтов, но и исследователям, занимающимся изучением самых разнообразных социальных и социокультурных процессов, и механизмов территориально-государственного строительства252. Поэтому в данной работе он будет активно привлекаться не только для описания событий конфликта между юридическими корпорациями; именно концепт «юрисдикции» представляет собой наиболее адекватный инструмент для описания и структурирования сложной системы английских судебно административных институтов. Авторы процитированного выше труда по теоретическим проблемам юрисдикции полагают, что впервые юрисдикционный (в отличие от метода чисто институционного) принцип для описания английских административно-судебных реалий применил У. С. Холдсуорт в своем фундаментальном труде по истории английского права, однако представляется, что он в свое время уже следовал традиции, намеченной ранее как самими юристами раннестюартовской эпохи, так и первыми исследователями проблематики цивильного права, прежде всего Р. Филимором
иных, главным образом в сфере конфессиональной и социальной. Как отмечают Х. Пан-Монтохо и Ф. Педерсен, в исследовательском словаре медиевиста термины «община» и «юрисдикция» должны быть неразрывно связаны между собой254.
Замыкание или, по крайней мере четкое определение внешних границ корпорации было необходимым условием для формирования групповых идентичностей самого различного уровня – от небольших региональных сообществ, складывающихся в рамках автономий франшиз или «свобод» до крупных по численности конфессиональных, социальных или социопрофессиональных корпораций. В данном случае аналогичными друг другу будут выступать процессы замыкания границ знатного сообщества (как нижней границы, отделявший джентльменов от незнатных персон, так и внутренний границ – различных групп рыцарства, пэров), догматические споры и определение критериев принадлежности к церковным общинам, формальная фиксация традиционных привлегий локальных общин и т.д. Эти процессы зачастую были технически связаны со становлением или упорядочением деятельности институтов, призванных регулировать внутренние корпоративные структуры, а собственные правовые нормы становились важным компонентом построения коллективной и индивидуальной идентичности. Таким образом, феномен юрисдикции обретает дополнительное социальное измерение, необходимое для изучения права как историко-культурного феномена.
Использование термина «юрисдикция» имело древнюю традицию, восходящую еще к республиканскому периоду римской истории, когда термин juris dictio означал в прямом смысле провозглашение права и было синонимично judicium dare255 - установление справедливости в самом широком смысле слова, но чаще – осуществление правосудия магистратом, а также указывал на объем полномочий, необходимый магистрату для реализации «справедливости». «Кому дана юрисдикция, тому, по-видимому, предоставлено и то, без чего юрисдикция не может быть осуществляема» (D.2.1.2)256. Поэтому понятие юрисдикции было неразрывно связано с понятием империума (imperium).
В римской администрации различались различные ступени, или «объемы» империума, от полномочий низших магистратов вплоть до императорского империума, впоследствии характеризовавшегося как импеириум, выше которого не существует никакого иного чина магистратов. Империум магистрата распространялся только на тех магистратов, объем империума которых был меньшим, но не на тех, чей имериум был равным или бльшим. Империум мог быть полным, или «чистым» (imperium merum), и, таким образом, включать в себя как jurisdictio, так и «право меча» (jus gladii, potestas) или смешанным (mixtum), то есть сводящимся собственно к юрисдикции. Формулировка Ульпиана полностью звучит так: «Империй бывает либо чистый, либо смешанный. Чистый империй, который еще называют (просто) властью, означает власть меча (право жизни и смерти) для наказания преступников. Смешанный империй - тот, который состоит в предоставлении владения имуществом и в котором, сверх того, заключена юрисдикция. Юрисдикция, к тому же, является полномочием назначать судью». (D.2.1.3)257.
Дело Джона Коуэлла и полемика о юрисдикции церковных судов в раннестюартовской Англии
Сами по себе традиционные правовые нормы не подлежали изменению, однако юрисдикция претора предполагала возможность использования фикции для их адаптации к современным реалиям. Таким образом, использование фикции – механизма корректирующей юстиции – санкционировалось магистратом в тех случаях, когда речь шла о достижении блага общины римских граждан. Другим интересным аспектом, который, помимо прочего, упоминает Гай – это использование фикции в тех случаях, когда иноземец, активно участвующий в торговой жизни Рима и прочно связанный деловыми узами с римскими граждами, фиктивно именовался римским гражданином, чтобы получить возможность подать иск в римском суде, поскольку римский суд мог рассматривать тяжбы только между римскими гражданами389.
В рецепции понятия юридической фикции в средневековом мире важная роль принадлежит Чино Пистойскому (1270-1336) – юристу и поэту, современнику и другу Данте, а также учителю Бартоло де Сассоферрато. Чино и его последователи, включая Бартоло и Бальдо, как уже неоднократно говорилось ранее, были заинтересованы в адаптации норм римского права к локальным правовым традициям италянских полисов; развитие принципа civitas sibi princeps делало необходимой рефлекcию о правах гражданства и о территориальном суверенитете итальянских полисов. Следовательно, наиболее актуальными для них оказывалась та часть высказываний Гая, которая с помощью фикции открывала доступ «иноземцам», т.е. персонам, рожденным вне полиса, на которых не распространялась его территориальная юрисдикция, к судебным разбирательствам наравне с гражданами прежде всего по 388 Подробнее о соотношении цивильного и преторского права см. ниже в главе «Цивилисты и Канцелярия». 389 «Законные суды суть те, которые происходят в самом городе Риме или на пространстве тысячи шагов от Рима между римскими гражданами и при содействии одного судьи» ( Inst. 4.103-105 ) // Памятники римского права. Законы XII таблиц. Институции Гая. Дигесты Юстиниана. М.: Зерцало, 1997. имущественным и финансовым искам. Чино дает определение фикции, ставшее классическим для Средневековья: «фикция – это принятие в качестве истинного факта, который противоречит истине»390.
Бартоло, а впоследствии Бальдо391 активно использовали данную формулу, относящуюся к любым видам фикции, одновременно пытаясь ограничить его применение сугубо правовой сферой. Бартоло дает следующее определение фикции: «Юридическая фикция – это допущение, сделанное по юридическим мотивам, о чем-то, что считается очевидно или возможно неверным, однако принимается в качестве истинного»392. Вопрос, который неизбежно возникает после прочтения формулировки Бартоло – каковы те правовые мотивы, ради которых заведомо ложное утверждение позволительно принять в качестве истины. Действительно, подобные построения видятся неоправданными в том случае, если право рассматривается как универсальная система, отражающая порядок божественного мироустройства; однако отождествление права с благом конкретной общины или корпорации дает стимул развитию применения фикции.
Для Бальдо механизм фикции был значим в двух отношениях. Первой интересовавшей его проблемой была «фикция гражданства». В отличие от римского права, в котором термин persona означал конкретное физическое лицо, итальянские комментаторы Кодекса под этим же термином понимали прежде всего правовой статус; именно с правовым статусом механизм фикции Бальдо использует при разработке своей концепции корпорации: корпорация есть persona ficta с соответствующим статусом и правами, однако существует эта persona в исключительно в правовой сфере393. Поскольку такого рода корпорация не обладает собственной волей к действию, для обеспечения своих правовых интересов она нуждается в представителях, которыми и являются прежде всего юристы.
Пути рецепции представлений о фикции в английском праве до последнего времени остаются не вполне изученными. Большинство юристов - исследователей механизма фикции связывают ее закрепление в английском общем праве и концептуализацию с именем Блэкстона394. Д. Кокиллет395 указывает на применение фикции юристами общего права уже в конце XVI столетия. Ф. У. Мейтленд отмечает, что представления о фикции были знакомы уже Брактону, который, впрочем, применял их весьма ограниченно и сугубо в сфере уголовного права396. По-видимому, заимствование концепции фикции и ее адаптация к судебно-административным и торгово-экономическим реалиям Англии происходит не раньше того периода, когда английские цивилисты начали активно использовать бартолистские идеи397. При этом происходит очевидное изменение характера фикции от персонального к территориальному (заведомо ложным было географическое описание территории, на которой заключалась сделка). Технически использование фикции в английских судах общего права выглядело следующим образом: истец заявлял, что контракт был заключен в «Париже, графство Дербишир». Ответчику не позволяли подать жалобу на несоответствие факта реальности (в графстве Дербишир нет города с названием Париж, а сделка была действительно заключена во Франции)398. Судьи закрывали глаза на географические неточности и подтверждали, что дело подлежит рассмотрению в суде общего права, поскольку были прямо заинтересованы в притоке дел, касавшихся международной торговли и обеспечивавших осязаемый доход тем, кто обеспечивал благоприятное разрешение конфликта399.