Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Символ как научная категория 16
1.1. Понятие символа в истории научной мысли 16
1.2. Соотношение понятий «символ» и «знак» 36
1.3. Функциональные особенности символа 57
ГЛАВА 2. Исследования символических форм отражения в современной психологии 69
2.1.Исследование условий символической репрезентации в контексте теории сознания 69
2.2. Развитие символической функции в детском возрасте 87
2.3. Развитие знаково-символического опосредствования в детском возрасте 99
ГЛАВА 3. Исследование форм символического опосредствования детей дошкольного и младшего школьного возраста 117
3.1. Проблема образного опосредствования в познавательной деятельности субъекта 117
3.2. Исследование стратегий символизации детьми дошкольного и младшего школьного возраста 127
3.3. Возможность использования символического опосредствования как средства ориентировки в ситуации неопределенности 141
3.4. Освоение метафоры как формы символического опосредствования детьми дошкольного возраста 157
ГЛАВА 4. Символ в формировании представлений и понятий 178
4.1. Использование символического опосредствования при ознакомлении дошкольников с физическими явлениями 178
4.2. Символическое опосредствование в формировании знаний о физических процессах у дошкольников и младших школьников 192
4.3. Формирование математических понятий с помощью символических средств у младших школьников 206
ГЛАВА 5. Использование символических средств при формировании двигательного навыка 220
5.1. Теоретические и прикладные модели функционирования образов в спортивной психологии 220
5.2. Влияние эмоциональной и познавательной функции символизации на эффективность спортивной деятельности 249
5.3. Формирование двигательных навыков у юных спортсменов с помощью символических средств 263
Заключение 287
Литература
- Соотношение понятий «символ» и «знак»
- Развитие символической функции в детском возрасте
- Исследование стратегий символизации детьми дошкольного и младшего школьного возраста
- Символическое опосредствование в формировании знаний о физических процессах у дошкольников и младших школьников
Введение к работе
Актуальность проблемы. Использование попутно добываемой пластовой воды для поддержания пластового давления при водонапорном режиме разработки нефтяных месторождений - это важное технологическое и природоохранное мероприятие в процессе добычи нефти. Эффективность заводнения продуктивных пластов нефтяных месторождений в значительной степени определяется качеством закачиваемых вод, то есть способностью их обеспечивать наиболее полное извлечение нефти и фильтроваться без значительного снижения проницаемости призабойной зоны скважин и пласта в целом. Наиболее распространенным методом очистки сточных вод является гравитационное отстаивание в резервуарах и горизонтальных буллитах, которой позволял в течение длительного времени получать требуемое качество подготовки промысловых сточных вод. Однако к настоящему времени в технологических процессах, связанных с добычей и транспортом продукции скважин, применяется значительное количество химических реагентов: органические и неорганические кислоты, поверхностно-активные вещества (ПАВ) и полимерные композиции, органические растворители, соли металлов и другие вещества самых различных классов, которые стабилизируют водонефтяные эмульсии. Последствием массового использования химреагентов является поступление на установки подготовки нефти и воды устойчивых мелкодисперсных эмульсий.
Эффективная очистка воды методом отстаивания достигается, когда размеры частиц нефти в очищаемой воде не менее 30 - 40 мкм. Дисперсный анализ загрязнений в сточной воде, поступающей на очистные сооружения нефтяных промыслов ОАО «Татнефть», показал, что, в большинстве случаев, основную долю (от 55 до 82 % об.) составляют частицы с размером менее 10 мкм, скорость всплытия которых крайне низка, а вследствие конвективных токов различной природы процесс разделения практически не происходит. Поэтому в результате поступления на установки подготовки нефти устойчивых мелкодисперсных эмульсий очист-
ные сооружения, даже имея достаточное количество отстойного оборудования, работают неэффективно. Постоянный мониторинг работы нефтепромысловых очистных сооружений ОАО «Татнефть» при установках сброса воды и подготовки нефти показывает, что в настоящее время стоит проблема доведения качества сточных вод до нормативных требований.
Кроме этого, требование более глубокой очистки нефтепромысловых сточных вод диктуется необходимостью вовлечения в разработку низкопроницаемых пластов, сокращения числа ремонтных работ на нагнетательных скважинах, обеспечения закачки расчетных объемов воды при более низких темпах снижения приемистости и сокращения потерь добытой нефти.
Таким образом, в целях поддержания стабильно высокого качества закачиваемых вод и использования потенциала имеющегося отстойного оборудования требуется интенсификация процесса отстаивания, т.е. разработка новых и совершенствование известных технологических схем, аппаратов и процессов. Отсюда вытекает важность и актуальность рассматриваемой проблемы, связанной с созданием таких технологий и повышением тем самым эффективности разработки нефтяных месторождений.
Целью работы является разработка процессов и аппаратов с использованием интенсифицирующих процесс отстаивания коалесцирую-щих устройств.
В соответствии с поставленной целью в работе решались следующие основные задачи:
-
Исследование и подбор эффективных коалесцирующих насадок и материалов для укрупнения капель нефти на их поверхности.
-
Исследование процесса коалесценции капель нефти для нефтепромысловых вод разных месторождений Татарстана.
-
Промысловые испытания пилотной модели и промышленного образца коалесцирующего устройства для очистки Пластовых вод.
-
Разработка конструкции аппаратов с использованием коалесцирующих устройств.
5. Разработка технологических схем подготовки нефтепромысловых сточных вод с применением аппаратов, оснащенных коалесцирующими устройствами.
Решение поставленных задач проводилось с помощью теоретических, лабораторных исследований и промысловых испытаний. Для анализа использовалась информация НГДУ ОАО «Татнефть» и результаты, полученные при выполнении исследований в соответствии с тематическим планом научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ института «ТатНИПИнефтъ».
Научная новизна:
L Экспериментально установлено, что кратность очистки от нефти попутной воды угленосных нефтяных горизонтов месторождений Татарстана в 1,2-1,4 раза ниже, чем девонских.
-
Установлена зависимость кратности очистки воды от ее плотности при использовании коалесцирующего материала. Так при снижении плотности воды с 1200 до 1050 кг/м3 кратность очистки при помощи пенополиуретана снижается в 1,7 раза.
-
Установлено, что при отмыве коалесцирующего материала углеводородным растворителем путем его дозирования в поток очищаемой воды эффективность очистки поверхности от загрязнений зависит от количества растворителя, поступившего на коалесцирующии материал, а влияние такого фактора как соотношение растворителя и воды не существенно.
Защищаемые положения:
1. Технология интенсификации процесса очистки сточных вод с ис
пользованием коалесцирующих устройств.
-
Коалесцирующие устройства для очистки нефтепромысловых сточных вод.
-
Результаты стендовых и опытно-промышленных испытаний очистки сточных вод с использованием коалесцирующих материалов.
Практическая ценность работы заключается в следующем:
-
Показано, что коалесценция капель нефти на пористо-ячеистых полимерных материалах (например, пенополиуретан) протекает эффективнее но сравнению с гранулированными, поскольку характеризуются высокой удельной поверхностью и одновременно с ней высокой объемной долей по-рового пространства.
-
Разработана технология очистки сточных вод с использованием интенсифицирующих процесс отстаивания коалесцирующих устройств.
-
Разработаны три типоразмера коалесцирующих устройств для горизонтальных отстойников объемом 50,100 и 200 м .
-
Определены технологические параметры очистки сточных вод с использованием коалесцирующих устройств. В ходе проведенных исследований по регенерации коалесцирующей насадки установлено, что наиболее эффективным является физико-химический метод,
-
На технические решения, разработанные при выполнении работы, подана заявка на предполагаемое изобретение.
По результатам исследований, представленным в диссертации, разработан руководящий документ РД 153-39.0-680-10 «Инструкция по применению технологии интенсификации процесса очистки сточных вод с использованием коалесцирующих устройств».
Апробация работы. Результаты диссертационной работы докладывались и обсувдались на Молодежной научно-практической конференции ОАО «Татнефть» (г.Альметьевск, 2007 г.), технической ярмарке идей и предложений ОАО «Татнефть» (^Альметьевск, 2007 г.), научно-технической конференции «Проблемы и новые перспективные направления повышения эффективности нефтедобычи, ППД и подготовки нефти» (п.Джалиль, 2007 г.), семинаре молодых специалистов ОАО «Татнефть» по секции «Добыча нефти, ППД, защита от коррозии и охрана окружающей среды» (п.Джалиль, 2008г.), II Молодежной конференции с международным участием «Основные проблемы освоения и обустройства нефтегазовых месторождений и пути их решения» (г.Оренбург, 2008г.), научно-технической конференции, посвященная 60-летию разработки Ромашкинского месторождения (гЛениногорск, 2008 г), семинаре специалистов системы ППД
ОАО «Татнефть» на тему «Современные технологии системы ППД» (г.Бавлы, 2011 г,), семинаре главных инженеров и специалистов ОАО «Татнефть» (г.Альметьевск, 2011 г.), IV Международной конференции «Модернизация нефтегазовой отрасли-2011» (г.Москва, 2011 г.).
Публикации. По теме диссертации опубликовано двенадцать работ, в т.ч. шесть статей, четыре из которых опубликованных в изданиях, рекомендуемых ВАК РФ, шесть тезисов докладов.
Структура и объем работы. Диссертационная работа состоит из введения, 5 глав и заключения, списка использованной литературы из 111 наименований и 3 приложений; содержит 122 страниц машинописного текста, 48 рисунков и 17 таблиц.
Соотношение понятий «символ» и «знак»
Основная цель нашего анализа заключается в том, чтобы раскрыть своеобразие пониманий «символа», представленное в работах различных авторов. При этом мы хотим найти такие его интерпретации, которые позволили бы характеризовать символ как единицу познавательной деятельности человека. Рассматривая историю вопроса о взглядах мыслителей на природу символа, мы будем опираться в первую очередь на работы А.Ф.Лосева по той причине, что он является не только величайшим исследователем античности, энциклопедистом, но и выдающимся философом, специалистом в области изучения символического, мифологического отражения реальности одновременно. Итак, уже в античности мы встречаемся с использованием символических построений. Но как отмечает А.Ф.Лосев: «Все тексты классической античности со словом символ поражают одной главной особенностью: они всегда утверждают символ как таковой, не связывая его ни с каким объектом, символом . которого он мог бы явиться. В классических текстах символ есть нечто, но никогда не есть символ чего-то» (Лосев, 1994, с.471). Если это так, то символ ни к чему не отсылает и не требует дополнительного познания, поскольку он есть то, в качестве чего он и существует. Это высказывание А.Ф.Лосева относительно символа может быть сопоставлено с его высказыванием, приведенным в книге «Диалектика мифа»: «По-моему, даже всякая неодушевленная вещь или явление, если их брать как предметы не абстрактно-изолированные, но как предметы человеческого опыта, обязательно суть мифы. Все вещи нашего обыденного опыта - мифичны; и от того что обычно называют мифом, они отличаются, может быть, только несколько меньшей яркостью и меньшим интересом» (Лосев, 1991, с.78). Сравнивая два высказывания, можно заметить, что в них символ рассматривается как некоторый самодостаточный объект (Лосев, 1998, 207). И в этом случае символ также не является единицей познавательной деятельности, т.е. ее средством, а, скорее, является частью реальности, которая, безусловно, может стать предметом познавательной деятельности субъекта, как и всякий другой объект реальности. Но существует символ вполне самостоятельно вне контекста познания. Это можно проиллюстрировать примерами, в которых символ понимается как совместное пиршество или как договор. Уместно привести замечание, которое делают в своей работе М.К.Мамардашвили и А.М.Пятигорский: «Случайно или не случайно мы оба оказались убежденными в том, что символы - это вещи...» (Мамардашвили, Пятигорский, 2001, с. 109). Таким образом, взгляд на символ как на вещь, т.е. часть реальности, существующую независимо от познавательной деятельности человека, представляет один из подходов к пониманию символа.
Ему противостоит интерпретация символа как знака. Она встречается уже у Демокрита. Демокрит рассматривал в качестве символов слова, которые люди устанавливают для каждой из вещей.
У Платона также можно найти понимание символа как знака. Особый интерес для нас представляет его сочинение «Государство». В нем со всей отчетливостью символ выступает как форма репрезентации. Примечательно то, что говоря о символе, Платон рассматривал буквально различные формы отражения. Он относил их к образам. Среди образов были выделены «тени, затем отражения в воде и в плотных, гладких и глянцевитых предметах» (Платон, 1994, с.292). Очевидно, что здесь представлены формы отражений по степени соответствия образа и оригинала. Тем самым задавалась своеобразная иерархия в символической передаче содержания. Образному познанию Платон противопоставил познание с помощью идей: «Один раздел умопостигаемого душа вынуждена искать на основании предпосылок, пользуясь образами.... Между тем другой раздел душа отыскивает, восходя от предпосылки к началу, такой предпосылки не имеющему. Без образов, какие были в первом случае, но при помощи самих идей пролагает она себе путь» (Платон, 1994, с.292). Философ пояснял свое разделение на примере геометров: «Но ведь когда они вдобавок пользуются чертежами и делают отсюда выводы, их мысль обращена не на чертеж, а на те фигуры, подобием которых он служит. Выводы свои они делают только для четырехугольника самого по себе и его диагонали, а не для той диагонали, которую они начертили. Так и во всем остальном. То же самое относится к произведениям ваяния и живописи: от них может падать тень, и возможны их отражения в воде, но сами они служат лишь образным выражением того, что можно видеть не иначе как мысленным взором» (Платон, 1994, с.293). Платон особо подчеркнул своеобразие символического познания: «Вот об этом виде умопостигаемого я тогда и говорил: душа в своем стремлении к нему бывает вынуждена пользоваться предпосылками и потому не восходит к его началу, так как она не в состоянии выйти за пределы предполагаемого и пользуется лишь образными подобиями, выраженными в низших вещах...» (Платон, 1994, с.293). Приведенные примеры показывают, что уже Платон допускал существование таких ситуаций, познавательные возможности человека в которых чрезвычайно ограничены в силу своей недостаточной определенности. Эти ситуации, по его мнению, ограничивались областью предполагаемого. Познавательная деятельность в них должна была носить именно символический характер. Этот вывод прямо следует из «символа пещеры» (Платон, 1994, с.295). При этом использование символических образов в значительной степени опиралось на ту часть диалектического метода, которую Платон относил к уподоблению (Платон, 1994, с.318). Характеризуя философию Платона, А.Ф.Лосев пишет: «платоновская Идея есть диалектически обоснованный умно-софийно-интеллигентно-символический Миф» (Лосев, 1993, с.621). Таким образом, в системе Платона, как показал А.Ф.Лосев, понятие идеи фактически является символом. Еще более отчетливо это положение выражено в работе М.К. Мамардашвили и A.M. Пятигорского. Указывая на рефлексивный характер мышления Платона, они отмечают, что «когда Платон, Декарт и Кант предлагали новые задачи относительно субъекта самосознания, то понимали, что эти задачи не совпадают с описанием первичного слоя функционирования сознания. И это понимание выразилось ими в том, что для обозначения этого первичного слоя они оставили в философии некоторые специфические символы...» (Мамардашвили, Пятигорский, 1997, с.154-155). Нам представляется важным то обстоятельство, что у Платона символы связывались с познавательной деятельностью человека и рассматривались не столько как знаки, сколько как иерархизированные формы отражения.
Как указывает Э.Гомбрих, идея интуиции как высшей формы познания у Платона легко согласуется с доктриной открытия идеи при помощи визуальных символов, поскольку познание с помощью символа связано с восприятием целого одномоментно, подобно вспышке. Этот процесс отражает и процесс интеллектуальной интуиции. «Так, змея, кусающая свой хвост, символизирует время... поскольку мы можем познать время, если будем рассматривать этот символ. Можно сказать, что этот символ репрезентирует время. Время не принадлежит к ощущаемому миру... Однако время не является абстракцией. Идея времени рассматривается как существующая в высшей сфере - сфере, доступной интеллектуальной интуиции. Таким образом, символ является репрезентацией нерепрезентируемого...» (Gombrich, 1948, Р.178).
Развитие символической функции в детском возрасте
Выше нами были рассмотрены структурные особенности символического и знакового отражения. Обратимся к функциональному аспекту их анализа, поскольку именно в процессе функционирования символического отражения как особой формы опосредствования мы сможем увидеть его роль в познавательной деятельности человека.
Традиционно в качестве функции символа выделяют репрезентативную функцию, которая отмечается целом рядом исследователей форм отражения реальности (Шеллинг, 1966; Гегель, 1977; Лосев, 1976; Лотман, 1996; и др.). Фактически она заключается в том, что символ позволяет человеку представлять другой объект или реальность. Символическая репрезентация и репрезентация знаковая отличны тем, что, как уже было сказано, символ характеризуется двойственной предметностью: его внешняя, чувственно воспринимаемая сторона, имеет свою предметность, но кроме того он указывает не просто на другую реальность, а на реальность, предметность которой скрыта для субъекта. В этом случае субъект оказывается в ситуации, в которой явлена внешняя предметность символа, а предметность скрытая оказывается неизвестной. В сложившихся обстоятельствах для субъекта символ, фактически заменяет собой реальные отношения ситуации свойствами самого символа. Вот как об этом пишут некоторые авторы. Так, М.К.Мамардашвили и А.М.Пятигорский (Мамардашвили, Пятигорский, 1997), характеризуя взгляды Б.Паскаля на природу символической деятельности, отмечают: «Когда человек верит, есть определенный ритуал, связанный с его верой, есть выражение его веры, зафиксированное в повседневных актах и жестах: он... крестится... становится на колени и молится. Этим Паскаль говорит: вы не верите? Попробуйте выполнять все то, что делается в предположении этой веры. Иначе говоря, попробуйте использовать символический аппарат, вещественную сторону символики нужно делать то, смысла чего вы не знаете, и смысл придет к вам в силу этого вещественного делания» (Мамардашвили, Пятигорский, 1997, с. 178-179). Речь идет о том, на наш взгляд, что у верующего человека возникает символическое пространство, которое отличается от материального пространства человека неверующего. Это символическое пространство наполняет бытие верующих людей и организует их поведение, обусловленное особым символическим видением мира и выполнением ритуальных действий, адекватных не материальному, а символическому миру.
Приведенный выше пример важен для нас тем, что в нем подробно описана ситуация существования во внешней предметности символа, когда само существование в ней заменяет реальность. Такая возможность замены действий в реальности объективной на действия во внешней символической предметности озвучена в работе Н.А.Бердяева «О назначении человека» (Бердяев, 1993). Он пишет: «Нужно различать мораль символизма и мораль реализма. И нужно признать, что господствует почти всегда мораль символизма. Под символической моралью я понимаю мораль, которая стремится не к реальному преображению жизни, а к условно-знаковым действиям. Духовная жизнь понимается как жизнь символическая и потому не означает преображения жизни душевной и материальной. Так, можно, например, утверждать братство как духовную символику, выражающуюся в определенных словах и жестах, но без всякого религиозно-духовного братства, даже при вражде... символической моралью полна жизнь государства, жизнь семьи, жизнь светского общества. Вместо реального осуществления добра делают условные знаки его осуществления... Это можно было бы назвать ритуальной этикой» (Бердяев, 1993, с.213).
Сравнивая высказывания Н.А.Бердяева и Б.Паскаля, мы видим, что в обоих случаях речь идет о значении внешних свойств символа. При этом внешность, потерявшая свое содержание, оценивается авторами противоположным образом. Так, Б.Паскаль утверждает, что наглядные свойства символа обладают его животворным содержанием и провоцируют возникновение смысла, а Н.А.Бердяев указывал на обратное. В этой связи возникает вопрос о том, в каких случаях человек от объективной реальности может перейти к реальности символической.
Ответ на вопрос нам раскрывается в работе I.E.Josephs (Josephs, 1998), в которой изучалось поведение людей, потерявших близких родственников. Автор показывает различные примеры поведения оказавшихся в подобной ситуации людей. Особый интерес для нас представляет то обстоятельство, что место захоронения становится особым символом ушедшего человека, вокруг которого разворачивается построение символической реальности. Через отношение к этому особому месту близкие стараются примириться с ситуацией смерти родного человека: они ухаживают за местом захоронения, устанавливают своеобразные ритуалы, которые, по их мнению, выражают доброе отношение к покойному, делятся своими переживаниями, сообщают последние новости. Автор приводит пример, когда 76-летний старик пришел на могилу своего отца для того, чтобы поделиться с ним новостью о том, что он приобрел новый автомобиль.
Исследование стратегий символизации детьми дошкольного и младшего школьного возраста
Проделанный выше анализ проблемы символа позволяет нам перейти к методологии изучения символического опосредствования. Подчеркнем, что обсуждение методологических оснований любой научной работы обязательно предполагает рассмотрение вопроса об интерпретации результатов (Б.М.Величковский, В.П.Зинченко, С.Д.Смирнов, С.Л.Костромина и др.). Ключевая роль здесь принадлежит единицам, в которых репрезентируется материал. Еще Л.С.Выготский (Выготский, 1982) указывал на определяющую роль единиц анализа при построении исследования. Их выбор должен быть адекватен предмету исследования. Другими словами, согласно Л.С.Выготскому, выбранные единицы должны быть, с одной стороны, минимальными частями изучаемого целого, а с другой стороны, они должны быть ему тождественны, то есть сохранять его основные свойства. Важно отметить и то обстоятельство, что именно единицы анализа устанавливают предел глубины рассмотрения исследуемого феномена. Анализ не идет дальше установленных единиц и отношений между ними. В противном случае нарушается тождество между содержанием теоретических построений и предметом исследования.
В.П.Зинченко и С.Д.Смирнов (Зинченко, Смирнов, 1983) сформулировали ряд требований, относящихся к единицам психологического анализа: 1) структурность (единица анализа должна быть «не диффузным и не синкретическим целым, построенным из элементов, т.е. путем соединения всего со всем, а структурным образованием, внутренне связанной психологической структурой» (Зинченко, Смирнов, 1983, с.88); 2) диалектичность (наличие в единице, характеризующей целое, его противоположных свойств); 3) способность к развитию («единицы жизнедеятельности, сохраняющие структурные свойства целого, должны быть способны к развитию, в том числе и к саморазвитию, т.е. они должны обладать порождающими свойствами и возможностями трансформации в нечто иное по сравнению со своими исходными формами» (Зинченко, Смирнов, 1983, с.89)); 4) чувственность («Единицы анализа психики, которые выполняют функции генетически исходных, должны иметь реальную чувственно созерцаемую форму» (Зинченко, Смирнов, 1983, с.91)); 5) сознательность («Выделяемые единицы... должны позволять исследовать отношение той или иной изучаемой психологической функции или процесса ко всей жизни сознания в целом и к его отдельным важнейшим функциям» (Зинченко, Смирнов, 1983, с.92)). Перечисленные выше требования к единицам психологического анализа уже позволяют сформулировать некоторые цели исследования символического отражения реальности. В соответствии с требованиями необходимо: 1) выявить структуру символа, установив в нем наличие противоположных свойств; 2) исследовать возможности трансформации символа; 3) установить чувственную природу символа; 4) понять функцию символа в структуре сознания.
Требование соответствия единиц анализа предмету исследования не всегда выдерживается в современных психологических исследованиях. Например, в ряде работ (Siegal, Varley, 2007) основанием объяснения выступают структуры мозга. Этот вид объяснений становиться все более популярным в психологии развития и когнитивной психологии. В других исследованиях в качестве оснований рассматриваются физические (К.Левин, 2001), информационные (Kosslyn, 1980) или математические (Ж.Пиаже, 2004) отношения. Устойчивый интерес психологов к непсихологическим основаниям, на наш взгляд, объясняется тем, что они позволяют достаточно строго контролировать независимую переменную. Не отрицая возможную продуктивность указанных подходов, позволяющих выявить некоторые особенности объекта исследования или психического процесса, нужно отметить их общую методологическую трудность, связанную с построением целостной психологической модели, в которой сами психологические отношения заменяются физиологическими, информационными, математическими или другими им подобными. Мы бы сказали, что такого рода анализ нарушает тождество между единицами описания и предметом исследования. В значительной степени его итог зависит от интерпретации результатов. Целесообразность таких построений может быть обоснована наличием новых фактов, полученных с их помощью и имеющих отношение к психическим явлениям.
Ж.Пиаже (Пиаже, 2004) говорил о том, что всякое объяснение в психологии рано или поздно обращается к математическому или социологическому обоснованию. Его теория построена на математических основаниях, и, прежде всего, математической теории групп.
В отечественной психологии адекватность психологического объяснения обсуждалась в контексте проблемы предмета психологии. Наиболее последовательную позицию по этому вопросу занимал П.Я.Гальперин (Гальперин, 1976). Он подчеркивал, что психология не может обходиться без понимания собственного предмета: «Если учесть размах и распространение психологических исследований, те огромные усилия, которые в этой области повсеместно прилагаются, учесть общее время применения эксперимента в психологии, которое теперь исчисляется более чем столетием, и сопоставить все это с достигнутыми результатами, то последние окажутся несоразмерно малыми и, что, пожалуй, еще более важно и странно, поразительно разрозненными...
Символическое опосредствование в формировании знаний о физических процессах у дошкольников и младших школьников
Рассматривая символ как средство познавательной деятельности, мы встаем перед сложной задачей: необходимо показать, что средство, опирающееся на образ, может быть эффективным для ориентировки в новом содержании и освоении этого содержания. Не менее важная задача состоит в том, чтобы сравнить эффективность использования знаковых и символических средств в обучении, в частности, при формировании представлений и понятий. За основу мы решили взять физические явления, так как традиционным способом их изучения является моделирование, относящееся к знаковому опосредствованию.
Для исследования возможностей формирования представлений о физических явлениях с помощью знакового и символического опосредствования, необходимо было создать ситуацию неопределенности при постановке познавательной задачи.
Мы решили взять за основу такое физическое явление, неоднократный опыт переживания которого есть у всех детей дошкольного возраста. При этом мы выбрали эмоционально яркое событие, которое в то же время, позволяет создать ситуацию затрудненной ориентировки. Таким явлением, на наш взгляд, может быть радуга. Предварительный опрос детей показал, что данное явление у всех детей вызывает положительные эмоции, но культурной нормы поведения при виде радуги, а также понимания физических основ данного явления, в подавляющем большинстве случаев дети не имеют.
Целью нашего эксперимента явилось формирование у детей дошкольного возраста представлений о феномене радуги. При этом формирование происходило двумя способами: знаковым, в ходе объяснений и символическим, в ходе игровой деятельности.
Говоря о детской игре мы не можем не указать две принципиальных точки зрения по этому вопросу. Одна из них рассматривает игру как натуральный процесс (Э.Сингер), а другая - в контексте культурно-исторического подхода (Л.С.Выготский, Б.ван Урс и др.). Э.Сингер рассматривает игру как деятельность, одним из основных качеств которой является удовольствие, радость. По ее мнение к игре необходимо относится не столько как к возможности обучения чему-то новому в детстве, сколько как к самодостаточному занятию. Э.Сингер говорит об игре как о деятельности, в которой детям доступна высокая степень свободы в действии: в игре дети могут устанавливать свои правила, обыгрывать любые сюжеты, изменяя их на свое усмотрение. Не маловажным является то обстоятельство, что в игре находят развитие ритуальные формы поведения, на которых основано общество. В этом смысле игра позволяет найти способ обретения смыслов ребенку, ориентиров в культурном пространстве.
Кроме того, игра позволяет ребенку увидеть границы своей активности во время, когда игра сталкивается с другими деятельностями. В тоже время это столкновение может быть весьма органичным, поскольку в игре ребенок чувствует себя достаточно защищенным в силу той свободы, которую он получает. Поэтому использование игры в обучении, в выполнении рутинных действий оказывается столь продуктивным.
Э.Сингер отмечает и еще один, этический аспект понимания игры. С ее точки зрения игра является правом ребенком. Реализация этого права позволяет ребенку быть самостоятельным субъектом взаимодействия. Вот почему взрослым нужно аккуратно устанавливать правила и проводить границы: «Важен дух игры, который пронизывает все сферы жизни ребенка. Игра является фундаментальной для жизни и приспособления к требованиям обычной жизни. ... Игровая педагогика с маленькими детьми означает не только то, что педагоги обеспечивают поддержку игры в сохранном и в то же время требующим от ребенка усилий окружении...; игровая педагогика также предполагает, что педагоги знают, что игра и совместное конструирование значений и смыслов идут рука об руку. ... Игра помогает детям поддерживать позитивную мораль и не сдаваться в случае неудачи. Педагоги в игровой педагогике аккуратно структурируют жизнь детей с помощью рутинных действий, ритуалов, песен, танцев, ритмов, мелодий и юмора» (Singer, 2013, Р. 182).
С точки зрения Б. ван Урса игра представляет ребенку уникальную возможность обучения в том случае, когда она является управляемой (van Oers, 1996). В своих исследования Б. ван Урс показал, что организация игры позволяет детям освоить математические и речевые навыки проще, чем в ситуации классного обучения: «... общий характер деятельности может быть охарактеризован правилами, уровнем вовлечения участников и степенью свободы деятеля в принятии решения о том, что делать, как делать, когда остановиться или изменить действия или средства и т.д. ... дети разыгрывают действия, подчиняясь тем правилам, которые они считают важными для взятой роли. При этом они опираются на те культурные средства, которые имеют к роли прямое отношение. ... Но в большинстве случаев они также добавляют от себя и новые свойства роли. ... Другим словами, ребенок делает свою собственную версию роли, которой он подражает, демонстрируя тем самым свою относительную свободу. Мощность такого, основанного на роли, «подражательного участия» заключается в появлении новых потребностей, которые дети испытывают при воспроизведении роли. Эти потребности, в свою очередь, требуют новых инструментов. Роль педагога в игре состоит в предоставлении детям новых инструментов...» (ван Урс, 2014, С. 105). Так, во время игры в обувной магазин дети ощутили необходимость присвоения размеров обуви, для чего была введена мера; процесс продажи обуви привел к тому, что детям понадобилось фиксировать, сколько товара было продано, для чего было принято решение сначала рисовать коробки с обувью, а затем зачеркивать проданные. С точки зрения Б. ван Урса, игра не обязательно носит неуправляемый характер, поскольку обучение может также являться игрой (van Oers, 1994).
