Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1 ФЕНОМЕН ВОЙНЫ: ПРОБЛЕМА ИСТОЛКОВАНИЯ. 14
1.1. Психологические и этологические интерпретации 14
1.2. Социологические и «полемологические» интерпретации 33
1.3. Культурологические интерпретации 46
1.4. Теоретический анализ дефиниции война 59
ГЛАВА 2 ПРОСТРАНСТВО ВОЙНЫ И ПРОСТРАНСТВО КУЛЬТУРЫ 73
2.1. «История» и «культура» как контексты типологии войн 73
2.2. Отношение «война -культура» в понятиях «горизонта» и «границы» 99
2.3. Атональный аспект анализа войны 107
2.4. Война как объект юридической кодификации 115
2.5. Взаимообусловленность войны и культуры в культурологии Ф. Ницше 123
ГЛАВА 3 СОСТОЯНИЕ ВОЙНЫ И СОСТОЯНИЕ МИРА 133
3.1. Идея «вечного мира» в культурологической и политической перспективе 133
3.2. Война как философская конструкция (этатизм и нравственный смысл войны) 142
3.3. Война и власть (проблема кодификации современной войны в категориях права и культуры) 150
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 156
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 161
- Психологические и этологические интерпретации
- «История» и «культура» как контексты типологии войн
- Идея «вечного мира» в культурологической и политической перспективе
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Проблема «война-культура», точнее такая постановка вопроса, которая акцентирует внимание не на оппозиции одного явления другому, а на анализе того «пространства», где «военное» и «культурное» в своей феноменальной сущности рассматриваются в нерасторгнутом единстве, сейчас предается все большему забвению. Современные интерпретации дефиниции «война» удерживают предметную область этого понятия с большим трудом. Апелляция к самопонятности «внекультур-ного» и социально противоестественного состояния вражды лишь затемняет возможности постановки вопроса и действительного исследования. Разрыв категориальных взаимосвязей иллюстрирует сложившуюся аксиоматику взгляда, избегающего неопределенностей социокультурного истолкования войны и не требующего никакого прояснения, кроме негативного. Впрочем, сила отторжения войны, в том числе интеллектуального, лишь отражает факт преодоления войной всех существовавших когда-либо границ и горизонтов: она становится фактором всеобщим (однако не гераклитовской судьбой и не синонимом благородства, долга и чести, а технической рационализацией социального пространства). То, что отныне вид оружия определяет понятие войны, позволяет перевернуть известную формулу Клаузевица и придать этому понятию почти онтологический статус. Главный вопрос - каким образом из войны был «изъят» культурный компонент, или, иначе говоря, когда и почему культура и война перестали взаимообуславливать друг друга.
Актуальность этой постановки вопроса обусловлена следующими обстоятельствами: 1) особенностью настоящего времени является не только кризисный этап в развитии культуры и власти, но также сложное переосмысление ситуации, сложившейся после распада биполярной мировой политической системы. Очевидно, что эта трансформация сделала войну как способ
решения международных и частногосударственных проблем гораздо более вероятной; б) в данной ситуации особое значение приобретает тот факт, что так называемое «культурное сближение» в рамках «единой общечеловеческой цивилизации» выступает в форме прямого насильственного навязывания всем субъектам международного права тех стандартов, которые отражают волю и интерес лишь части государств. Призыв к пацифизму для одних, к отказу от развития средств вооружений является, по существу, слегка замаскированной формой создания преимущества в военной области для западного мира.
Степень научной разработанности проблемы. Антиномичность проблемы «война - культура» в самом общем смысле конструируется как ряд парадоксов, экспликация которых внешне означает и необходимость переосмысления, и его цель. В самом деле, если между военной «организацией» и развитием культуры нет каузальнодетерминированной связи, которая позволяет (хотя бы в достаточно ограниченном контексте) выводить одно из другого, так как оба следуют разной логике, то в таком случае затруднено и понимание каузально-аналитической связи между обеими. К этому следует добавить и отмеченное Вл. Соловьевым смешение или неправильное разделение вопросов в отношении войны - общенравственного или теоретического, исторического, и, наконец, лично нравственного или практического. Теоретические интерпретации феномена войны, помимо воспроизведения существующих противоречий, фиксируют и более предметные различения, являющиеся следствием междисциплинарной и внутридисциплинарной «кодификации». В классической философии и истории война, как правило, предстаёт в виде естества самой жизни, её инварианта. Важнейшее значение для настоящей работы имели сочинения Гераклита, Платона, Аристотеля, Геродота, Фукидида, К. Тацита, Плутарха, М.Т. Цицерона, А. Августина, Т. Гоббса, Н. Макиавелли, Г.В.Ф. Гегеля, И. Канта, Ф. Ницше, а из философского наследия XX века,
- работы М. Хайдеггера, К. Ясперса, Г. Зиммеля, М. Фуко, Г. Гадамера, М. Блока, Л. Февра, Жака ле Гоффа. В русской философии существенный вклад в разработку проблем войны и мира внесли B.C. Соловьёв, Н.Я. Данилевский, К.Н. Леонтьев, С.Л. Франк, Е.Н. Трубецкой, И.А. Ильин, Н.А. Бердяев, А.Ф. Лосев.1
В психологии война первоначально рассматривалась как форма реализации врождённых агрессивных потенциалов индивида (А. Адлер, 3. Фрейд) или как следствие конфликтов, заключающихся в коллективном (К.Г. Юнг) или социальном (Э. Фромм) бессознательном. Идея биологической обусловленности инстинкта агрессии получила своё развитие в трудах этологов и антропологов (К. Лоренц, Н. Тинберген, А. Гелен), однако научная состоятель-
Фрагменты ранних греческих философов. 4.1. От эпических теокосмогоний до возникновения атомистики. - М., 1989; Платон. Политик. Законы. // Сочинения в 4 т. Т.4. - М., 1994; Платон. Государство. // Сочинения в 4 т. Т.З. - М., 1994 Платон. Федон. Пир // Сочинения в 4 т. Т.2. - М., 1994; Аристотель. Политика // Сочинения в 4 т. Т.4. - М., 1984; Геродот. История в девяти книгах. - Л., 1977; Фукидид. История. - Л., 1981; Тацит К. Анналы. Малые произведения. // Сочинение в 2 т. Т.1. - М., 1993; Плутарх. Избранные жизнеописания. В 2 т. - М., 1990; Цицерон М.Т. Речи. В 2 т. - М., 1993; Гоббс Т. Левиафан, или материя, форма и власть государства церковного и гражданского // Сочинения в 2 т. Т.2. - М., 1991; Макиавелли Н. Государь. Рассуждения о первой декаде Тита Ливия. О военном искусстве. -М., 1996; Гегель Г.В.Ф. Политические произведения. - М., 1978; Гегель Г.В.Ф. Философия права. - М., 1990; Кант И. Критика способности суждения. // Сочинения. Т.5, 1966; он же. Идея всеобщей истории во всемирно-гражданском плане // Сочинения в 6 т. Т.6. - М., 1996; он же. К вечному миру // Сочинения в 6 т., Т.6; Ницше Ф. Сочинения в 2 т. - М., 1990; Хайдеггер М. Время и бытие: статьи и выступления. - М., 1993; он же. Разговор на просёлочной дороге: сборник. - М., 1991; Ясперс К. Смысл и назначение истории. - М., 1991; Jaspers К. Die Atombombe und die Zukunft des Menschen. -Munchen, 1961; Зиммель Г. Конфликт современной культуры // Культурология. XX век: Антология. - М., 1990; он же. Проблемы философии истории. - М., 1898; Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет. - М., 1996; Гадамер Х.-Г. Истина и метод: Основы философской герменевтики. - М., 1988; Блок М. Феодальное общество // Апология истории или ремесло историка. - М., 1986; Февр Л. Бои за историю. - М., 1991; Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. - М., 1992; Соловьёв B.C. Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории // Сочинения в 2 т. Т.2. - М., 1988; Данилевский Н.Я. Россия и Европа. - М., 1991; Леонтьев К.Н. Цветущая сложность: Избр. статьи. - М., 1992; Франк С.Л. Фр. Ницше и этика „любви к дальнему" // Сочинения. - М., 1990; Трубецкой Е.Н. Смысл жизни. - М., 1994; Бердяев Н.А. Экзистенциальная диалектика божественного и человеческого // О назначении человека. - М., 1993; Лосев А.Ф. Эстетика Возрождения. - М., 1978
ность этого подхода справедливо была поставлена под сомнение (В. Франкл). В современных психологических и антропологических исследованиях всё большее внимание уделяется социально-культурным факторам войны (М. Шелер, В. Печак, Б. Малиновский, X. Терни-Хай). Среди отечественных исследований в области военной психологии можно отметить работы Н.Ф. Фе-денко.1
В социологии важнейшими ракурсами изучения войны становятся её роль в становлении социально-политической организации (Г. Спенсер, Э. Дюркгейм), соотношение экономических и военных факторов (насилия) в истории (К. Маркс, Ф. Энгельс). В становлении социологии войны и военной социологии основополагающее значение имели труды К. Клаузевица, Г. Тар-да, Р. Штейнметца, М. Вебера, Г. Бутуля, русских учёных (Н.А. Корф, Г.А. Леер, Н.Н. Головин, В Заболотный, П.А. Сорокин, Н.А. Тимашев). Из современных авторов в диссертации отмечаются В.И. Образцов, В.В. Серебрянников, В.Г. Андреев, В.В. Круглов, М.Е. Сосновский, В.А. Шнирельман, В.П. Култыгин.2
1 Фрейд 3. Психоанализ. Религия. Культура. - М., 1992; Юнг К.Г. Архетип и символ. -
М, 1991; Фромм Э. Бегство от свободы. - М, 1990; он же. Душа человека. - М., 1992;
Эванс Причард Э. Сравнительный метод в социальной антропологии // Антология
исследований культуры. Т.1. - СПб., 1997; Гелен А. О систематике антропологии //
Проблема человека в западной философии. - М., 1988; Франкл В. Человек в поисках
смысла: сборник. - М., 1990; Шелер М. Положение человека в космосе // Проблема
человека в западной философии. - М., 1988; Печак В. Психологические аспекты войны. //
Иностранная психология., № 8, 1997; Малиновский Б. Смерть и реинтеграция группы //
Религия и общество: Хрестоматия по социологии религии. - М., 1996; Феденко Н.Ф.,
Барабанщиков А.В., Давыдов В.П. Основы военной психологии и педагогики. - М., 1988
2 Спенсер Г. Основание социологии // Сочинения в 7 т. Т.4. - 1898; он же. Развитие по
литических учреждений. - СПб., 1882; Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология //
Маркс К., Энгельс Ф. Избранные сочинения в 9 т. Т.2. - М., 1985; Клаузевиц К. О войне.
// Сочинения в 3 т. - М.-Л., 1932-1933; Тард Г. Социальная логика. - СПб., 1901; Штейн-
метц Р. Философия войны. - Пг., 1915; Вебер М. Избранные произведения. - М., 1990;
Корф Н.А. Общее введение в стратегию, понимаемую в широком смысле (Этюды
военных наук). - СПб, 1987; Леер Г.А. Стратегия (Тактика театра военных действий). - в
3 частях, 4.1. - СПб., 1893; Головин Н.Н. Наука о войне. О социологическом изучении
войны. - Париж, 1938; Головин Н.Н. Исследование боя. Исследование деятельности и
В культурологии поиски иных дискурсивных методов анализа дихотомии «война - культура» нашли отражение в творчестве О. Шпенглера, подчёркивающего дистинкцию между фаустовской культурой (завоевательной) и античной; Й. Хейзинги, рассмотревшего войну как функцию культуры, а также - Л. Уайта, А. Тойнби, М. Мид, Дж. Шнейдера, К. Леви-Строса, Д. Фейблмана, Э. Эванс-Причарда. Отечественные исследования представлены работами В.В. Колесова, А.А. Велика, В.Б. Иорданского, С.А. Токарева, В.А. Шкуратова, Ю.М. Лотмана, Е.М. Штаерман, Л.С. Васильева.1
Проведённый анализ литературы и источников философского, исторического, социологического, психологического и собственно культурологического характера позволяет сделать вывод о наличии широкой методологической основы для рассматриваемой проблемы. Вместе с тем, рассмотрение войны и культуры в позитивном единстве в современных исследованиях
свойств человека как бойца. - СПб., 1907; Заболотный В. Опыт к рациональному решению вопроса: что такое война? (философский эскиз на почве субъективизма). - Варшава, 1900; Сорокин П.А. Причины войны и условия мира // Социологические исследования, № 12, 1993; он же. Человек. Цивилизация. Общество. - М., 1992; Тимашев Н.С. Как возникают войны? // Социологические исследования, № 12, 1993; Образцов В.И. Военная социология: проблемы исторического пути и методология // Социологические исследования, № 12, 1993; Серебрянников В.В. Социология войны, - М., 1997; Шнирельман В.А. У истоков войны и мира // Война и мир в ранней истории человечества. Т.1. - М, 1994; Круглов В.В., Сосновский М.Е. О тенденциях развития современной вооружённой борьбы // Военная мысль, № 2, 1998; Култыгин В.П. Содержательное и институциональное становление военной социологии в США// Социологические исследования, № 12,1993 1 Шпенглер О. Закат Европы. - Новосибирск, 1993; Хейзинга Й. Осень средневековья. -М, 1988; Хейзинга Й. Homo ludens. В тени завтрашнего дня. - М., 1992; Уайт Л.А. Государство - Церковь: его формы и функции // Антология исследований культуры. Т.1. Интерпретации культуры. - СПб., 1997; Тойнби А. Дж. Постижение истории. - М., 1991; он же. Цивилизация перед судом истории. - М.-СПб., 1996; Фейблман Дж. Типы культуры // Антология исследований культуры. Т.1. Интерпретации культуры. - СПб., 1997; Эванс Причард Э. Сравнительный метод в социальной антропологии // Антология исследований культуры. Т.1. - СПб., 1997; Мид М. Культура и мир детства. - М., 1989; Леви-Строс К. Структурная антропология. - М., 1995; Колесов В.В. Мир человека в слове Древней Руси. - Л., 1986; Велик А.А. Культурология. Антропологические теории культур. - М., 1998; Васильев Л.С. История Востока. Т.1. - М., 1998; Иорданский В.Б. Хаос и гармония. - М., 1982; Лотман Ю.М. Роман А.С. Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий // Пушкин А.С. «Евгений Онегин». - М., 1991; Шкуратов В.А. Историческая психология. - М., 1997 и др.
встречается лишь эпизодически, а в отечественной литературе этому ракурсу проблемы практически не уделяется внимания. Поэтому в данной диссертации предпринят анализ того пространства, где «военное» и «культурное» в своей феноменальной сущности рассматриваются в нерасторгнутом единстве. Цель и основные задачи исследования. Исходя из общего состояния разработки проблемы в научной литературе и ее практической значимости, основной целью диссертационной работы является исследование феномена войны в социокультурном и социально-философском аспектах. Цель исследования раскрывается в решении следующих задач:
осуществить сравнительный анализ существующих психологических, это-логических, социологических, культурологических, философских интерпретаций войны в ее связи с культурой;
определить основные подходы к пониманию смысла «войны» и сформулировать дефиницию;
исследовать исторические, ритуализованные формы восприятия и организации войны;
рассмотреть категории «военного горизонта» и «горизонта культуры», выявить их возможные корреляции в социокультурной динамике;
проанализировать закономерности эволюции власти и связанное с этим изменение сущности военной организации («тело» войны и «средства» войны и культуры);
обозначить границы современной политической онтологии в объяснении военного фактора в категориях «права» и «культуры»;
предпринять попытку критического переосмысления известного антагонизма, выраженного в «состоянии войны» и «состоянии мира».
Объектом исследования в диссетрации является война как социокультурный феномен.
Предметом исследования выступает взаимосвязь военного и культурного факторов, их взаимообусловленность, проявляющаяся в процессе исторического развития.
Теоретико-методологической основой диссертации послужили труды российских и зарубежных учёных, исследующих данную проблематику. В качестве конкретной методологии автор использовал преимущества социокультурного анализа, или междисциплинарного изучения сложных общественных процессов, основанного на историко-аналитических, социологических, социально-философских подходах. В рамках социокультурного анализа война и культура исследуются в соотнесении с социальным пространством, которое рассматривается в широком смысле слова как вне-природная, связанная с человеческой деятельностью реальность.
Научная новизна исследования. Предлагаемая диссертация представляет собой исследование проблем коммуникативно-казуальной взаимообусловленности войны и культуры, которые, по мнению автора, не могут быть адекватно представляемы в образе дихотомии, где первое символически обозначает хаос, а второе - смысл.
феномен войны рассматривается в широком теоретическом аспекте; культурологические интерпретации характеризуются как практически отсутствующие в современной отечественной литературе. В этом смысле сама постановка проблемы представляется оправданной с точки зрения научной новизны.
выявляется парадокс одновременного расширения и сжатия пространств войны и культуры. Фиксируется собственно культурологическое измерение войны посредством теоретического анализа понятий «игры», «права», «горизонта», «границы».
коммуникативные взаимосвязи военного и культурного факторов заключаются в нравственном смысле войны, истолкование которого становится
одним из важнейших ракурсов диссертационного исследования. Отмечается, что категория «различия», как функция военного или культурного процесса имеет преходящее значение, уступая место функции «упорядочивания» (факт, дезинтегрирующий «нравственный потенциал» войны).
диссертант приходит к выводу о наличии объективной и уже отчетливо проявившейся тенденции к дисквалификации понятия «война» в отношении к культуре. Военное как состояние уже практически неразличимо в своем противопоставлении мирному, особенно если последнее квалифицировать как условие развития культуры.
уточняется (в контексте анализа существующих научных классификаций исторических типов военной организации) типология войн, в основании которой находятся принципы исторической и культурной эволюции.
предпринимается критический анализ идей «вечного мира» в политической и культурологической перспективе. Вечный мир (маловероятный при существовании множества суверенных государств) может мыслиться как потенциальная цель ослабления государственности и фиксация власти на сверхгосударственном уровне. Однако процесс трансляции «общечеловеческого права» и «ценностей» эволюционирует в направлении инструментальной (неправовой и не собственно культурной) формы организации политического пространства.
- рассматривается широкий спектр философских интерпретаций про
блемы: как в зарубежной (Платон, Аристотель, Гоббс, Кант, Гегель, Ясперс,
Хайдеггер, Фуко), так и в русской (К.Н. Леонтьев, B.C. Соловьев, Е.Н. Тру
бецкой, Н.А. Бердяев) философской традиции.
Научно-практическое значение исследования. Результаты, полученные в ходе исследования отношения феноменов войны и культуры могут быть применены в дальнейшем теоретическом анализе широкого круга про-
блем, связанного с культурологическими, социально-философскими и собственно полемологическими интерпретациями.
Материалы диссертационного исследования могут быть использованы при разработке спецкурсов по социологии войны, культурологии и политической философии.
На защиту выносятся следующие основные положения:
война есть состояние, изменяющее свой статус во времени и пространстве. Она обладает совершенно особой логикой, несводимой к производной от логики политических отношений.
в той мере, в какой средства к культуре дисквалифицируют культуру как творческую способность, средства к войне дисквалифицируют её как игру судьбы, жребия и чести.
война является одним из конститутивных элементов культуры. Однако в настоящее время подобная трактовка войны становится если не невозможной, то, по крайней мере, затруднительной. Самое важное, что теряет война в её отношении к культуре - это способность удерживать человека в своём непредсказуемом облагороженном образе - и в требовании от него лишь механической точности. Современные войны обеспечивают не различение как основу культуры, но опредмечивание мира.
в современных процедурах власти (сила, способная преодолеть сопротивление другой аналогичной силы называется властью) «юридическое» (особенно в смысле международного права уже не кодирует в полном смысле слова ни саму власть, ни «право войны», ни «право в войне», уступая место ничем не ограниченному силовому воздействию. Причём именно это состояние нуждается во всё более утончённой и усиленной средствами массовой коммуникации аргументации, которая ищет убежища для производимой дисквалификации противника в категориях права, давно потерявших изначаль-
ный смысл. Современный «гуманизм» - это политическая идеология, используемая в том числе и для военной экспансии.
война стала (и в этом усматривается интересная параллель с мифологической эпохой) всеобщим модусом существования. Планетарная борьба за власть рождает настолько безграничные способы и варианты борьбы, что «полемологическая деривация» или новая семантика войны выступает в роли маскировки реальных интересов и целей. Военное и мирное как состояния уже практически неразличимы. В этом смысле дилемма «мировой порядок» или «мировая война» выглядит крайне двусмысленной. Несмотря на пацифистский вокабулярий, очевидно, что тотальный порядок (ценой которого будет свобода) нуждается в тотальной войне, как процедуре, обеспечивающей его легитимацию и стабильность.
социально-философские и культурологические интерпретации феномена войны являются наиболее адекватными с методологической точки зрения (особенно по сравнению с теоретически неадекватными и по существу частными выводам этологии и психологии)
Апробация диссертации. Основные положения диссертации раскрывались автором в докладах на научных конференциях: на Первом Российском философском конгрессе «Человек - Философия - Гуманизм» в г. Санкт-Петербурге (июнь 1997 г.); на межвузовской конференции «Человек - Наука - Мировоззрение» в г. Москве (ноябрь 1997 г.); на 3-й международной конференции «Запад и Россия: диалог культур» в г. Москве (ноябрь 1996 г.); на научно-технических конференциях профессорско-преподавательского состава Московского государственного университета леса (1997,1998,1999 гг.).
Диссертация была обсуждена и рекомендована к защите на совместном заседании кафедры теории культуры, этики и эстетики, кафедры социологии и политологии и кафедры истории культуры Московского государственного университета культуры и искусств. Материалы диссертационного исследова-
ния использовались автором в лекционных курсах и на практических занятиях со студентами МГУКИ и МГУЛ.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трёх глав, двенадцати параграфов, заключения и списка литературы.
Психологические и этологические интерпретации
Антиномичность проблемы «война - культура» в самом общем смысле конструируется как ряд парадоксов, экспликация которых внешне означает и необходимость переосмысления, и его цель. В самом деле, если между военной «организацией» и развитием культуры нет каузальнодетерминированной связи, которая позволяет (хотя бы в достаточно ограниченном контексте) выводить одно из другого, так как оба следуют разной логике, то в таком случае затруднено и понимание каузально-аналитической связи между обоими. К этому следует добавить и отмеченное Вл. Соловьевым смещение или неправильное разделение вопросов в отношении войны - общенравственного или теоретического, исторического, и, наконец, лично нравственного или практического. 1 Теоретические интерпретации феномена войны, помимо воспроизведения существующих противоречий, фиксируют и более предметные различения, являющиеся следствием междисциплинарной и внутридисципли-нарной «кодификации». Психологическая модель войны, как и любая другая, кодирует собственное смысловое пространство в категориях, конститутивных для ее организации и необходимых для осмысления ее сущности. Уже в античности и в средневековье «страсть» и «влечение к власти» указываются среди непосредственных причин войны: «страсть наносит вред; жестокая жажда мести и непримиримый и безжалостный дух, лихорадка сечи, влечение к власти и подобные вещи - все это прямо ведет к войне» (Авгу стан) [101, с.70]. В современных психологических интерпретациях особое внимание сосредотачивается на разработке теорий агрессивности (как врожденного инстинкта) и насилия. Сформулированное А. Адлером понятие «инстинкта агрессии», связанного с «борьбой за верховенство» как основополагающего мотива поведения, явилось источником позднейших теоретических конструкций 3. Фрейда. В начале 20- х годов Фрейд пересмотрел свою более раннюю теорию, в котором сексуальный инстинкт противопоставляется инстинктам «Я» (при условии, что обе стороны служат выживанию и, таким образом, жизни), и заменил ее гипотезой, согласно которой как инстинкт жизни, так и инстинкт смерти присущ самой живой материи. В работе «По ту сторону принципа удовольствия» он высказал мнение, что, вероятно, филогенетически существует более старый принцип, обозначенный им как «неизбежность возобновления», в соответствии с которым можно восстановить прежнее состояние и в конечном итоге вернуть органическую жизнь в первоначальное состояние неорганического существования. «Если справедливо, -пишет Фрейд, - что в незапамятные времена и непредставимым образом из неживой материи однажды появилась жизнь, то, согласно нашему предположению, тогда же должен был возникнуть инстинкт, направленный на то, чтобы ее уничтожить и снова восстановить неорганическое состояние. Если мы увидим в этом инстинкте самодеструкцию нашей гипотезы, то мы сможем осознать ее как выражение инстинкта смерти, который не может отсутствовать ни в одном жизненном процессе» [171, с.37-38].
В известной статье «Почему война?» 3. Фрейд иллюстрирует возможность применения собственной гипотезы к анализу сущности войны. Отметив, что человеческие влечения бывают только двух родов, Фрейд конкретизирует их содержание: во-первых, те, которые направлены на сохранение и объединение (эротические, в том смысле, как Эрос понимается в платоновском «Пире», или сексуальные); во вторых, те, что направлены на разрушение и убийство. Последние сводятся к инстинкту агрессии, или инстинкту дест-руктивности» [169, с.264]. Инстинкт смерти, - продолжает Фрейд, - становится инстинктом деструктивности, когда он направлен вовне, на объекты - с помощью специальных органов» [169, с.265]. Однако не следует понимать обозначенный дуализм посредством введения оценочных категорий: «один инстинкт столь же необходим, как и другой; все проявления жизни происходят из позитивно или негативно направленного взаимодействия обоих. Кажется, влечение одного рода почти никогда не действует изолированно, оно всегда определенным образом связано..., сплавлено с другой стороной, которая модифицирует его цель, либо, как в некоторых случаях, делает возможным достижение цели» [169, с.264]. 3. Фрейд не случайно подчеркивает тот факт, что действие достаточно редко является результатом одного инстинктивного побуждения (состоящего из Эроса и деструктивности). Как правило, действие становится возможным благодаря комбинации множества аналогичных составных мотивов. Результатом этих рассуждений является признание следующего обстоятельства; даже факт внешней агрессии, разрушения, может быть истолкован как средство самосохранения. Инстинкт смерти, направленный вовне, выполняет функцию своеобразного освобождения от негативной энергии, сфокусированной внутри: «направление инстинктивных сил деструктивности на внешний мир разгружает живое существо и должно быть для него благотворным. Это служит биологическим оправданием всех тех... опасных стремлений, которые нам приходится перебарывать. Нужно признать, что они стоят ближе к природе, чем наше им сопротивление, для которого нам еще необходимо найти объяснение» [169, с.265-266].
«История» и «культура» как контексты типологии войн
Историческое измерение военной деятельности и сущности самого феномена войны заключается в том, что данная аналитика может быть конституирована (как минимум) двояко: 1) «факт войны = факт истории» (в более радикальной версии - содержание истории) и 2) война - явление динамическое, логику эволюции которого необходимо искать в закономерностях и особенностях исторического развития. Модус отношения, которое устанавливается между войной и культурой в современных интерпретациях чаще всего негативный, однако в таком случае не принимается во внимание та форма (историческая и культурная), какую принимает борьба, и вопрос о том, благодаря чему эта форма возникает, воспроизводится или дисквалифицируется. Каким образом хаос противостояния оказывается (первоначально) ритуально значимым, определенным и (хотя и в высшей степени условно) становится предметом регулирования.
Своеобразное сочетание эволюционного и культурологического подходов положил в основание своей типологии «периодов воинственности» Г.Ф. Николаи:
1) архаический (непосредственно воинственный) период, когда состояние войны являлось чем-то само собой разумеющимся (он начался в доисторическое время и закончился, вероятно, повсюду раньше, чем тот или другой народ появился на исторической сцене;
2) культурный (относительно мирный) период, в течение которого только определенная каста профессиональных воинов занималась военным ремеслом, в то время как все прочие люди интересовались культурой;
3) архаистический (сентиментально-воинственный) период, когда вновь организованные «народные войска» снова превратили всех людей в воинов (он начинается с Эпохи войн Великой Революции, т.е. с конца XVIII столетия) [105, с.143]. Николаи подчеркивает, что восприятие войны вне оппозиции по отношению к культуре в значительной степени утеряно: «во времена Фридриха II или Наполеона можно было бы еще представить себе добровольно сражающегося культурного человека. В наши дни это уже немыслимо. Разделение труда, мощно развившееся в XIX в. во всех областях человеческой деятельности, придало культуре и военному искусству столь исключающие друг друга формы, что в настоящее время соединение их просто невозможно» [105, с.75].1
Более подробная типология эволюции военного дела принадлежит Б. Малиновскому, выделившему следующие типы вооруженных столкновений: 1) межличностные стычки внутри группы, названные им «прототипом преступного поведения»; 2) организованные коллективные межгрупповые стычки внутри культурного общества, преследующие своей целью возмездие; 3) вооруженные набеги типа спорта или охоты с целью добычи вражеских голов, захвата пленных для жертвоприношения или каннибализма; 4) боевые действия, ведущие к возникновению примитивной государственности на основе бывшего племени; 5) экспедиции для организованного разбоя, захвата рабов и добычи; 6) вооруженная борьба между двумя разнокультурными группами, направленная на завоевание, ведущее к государственности. Лишь действия четвертого и шестого типов имели, согласно Б. Малиновскому, политический характер и могли быть квалифицированны как настоящие войны [22, с.35-36].
Если типология Б. Малиновского прежде всего применима к догосудар-ственным и ранеегосударственным социальным образованиям, то концепция К. Райта (с исследованием причинно-целевой динамики войн) содержит более широкие обобщения. В зависимости от характера ведения войны Райт выделяет пять типов войн: 1) животную; 2) примитивную; 3) цивилизованную; 4) современную; 5) новейшую [78, с. 134]. Согласно его данным, у низших охотников и собирателей преобладали социальные (месть, спорт, религия, слава) и, в меньшей степени, оборонительные причины вооруженных столкновений. У высших охотников и собирателей и у низших земледельцев также преобладали социальные причины, но, наряду с ними, немалое значение имели и экономические причины (грабеж, захват и т.д.). У скотоводов и земледельцев главными являлись экономические причины, а у высших земледельцев и высших скотоводов наблюдался рост политических причин [189, с.26].
Этап цивилизованной войны связан с возникновением цивилизаций, и в ней появляются новые моменты как содержательного, так и технологического плана. В целях войны, помимо грабежа, захвата территорий, начинает фигурировать также распространение определенной религии или идеологии.
Идея «вечного мира» в культурологической и политической перспективе
Стремление к миру, даже в условиях настоящего конфликта, характерно . не только для европейской интеллектуальной традиции периода гуманизма. Саллюстий в своей «Речи к Цезарю» полагает необходимым атрибутом мудрости признание того факта, что войну ведут ради мира. Аналогичные мысли выказывались Аристотелем, Титом Ливием, Августином. Однако осуждение войны в данной традиции не имеет характер ее абсолютного отрицания. Аристотель озабочен скорее тем, чтобы сохранить гармоничное соотношение между состоянием войны и мира. Именно с этим связана его критика в адрес тех авторов, которые, восхваляя государственное устройство Лакедемонян, восхищаются поставленной законодателями целью - именно приноровить все законы к целям завоевания и войны. Законодатель, согласно Аристотелю, должен преимущественно стремиться к тому, чтобы его законы, касающиеся и военного дела, не упускали из вида досуг и мир. Абсолютизация мира как единственно возможной формы социальной коммуникации произошла значительно позже. В Европе этому способствовали и разрушительные последствия войн (достаточно вспомнить Тридцатилетнюю войну) и осознание мирового пространства как единой системы замкнутого типа. Эразм Роттердамский считает войну противостоящей всему сущему. В знаменитой «Жалобе мира» (1517 г.) он констатирует всеобщность конфликта, даже среди ученых «идет та же самая война, но только в ином роде...» («одна школа отличается от другой, истинная сущность вещей меняется в зависимости от страны. Даже в одной и той же академии логики воюют с риторами, а богословы с юри мечтаниям о всемирной республике Кант самым решительным образом выступает за необходимость особых организаций для разных государств, не ища однако для этого основания в национальности (для него право всемирного гражданства ограничивается лишь правом на повсеместное гостеприимство и свободное переселение). Даже такое положение, при котором гражданин одного государства не считается врагом в другом государстве, как это бывает в естественном состоянии, может быть правовым образом достигнуто во всем своем совершенстве лишь при посредстве союза государств. Таким образом, И.Кант указал на целесообразность раздельного существования многих государств, независимых друг от друга. По его мысли, несмотря на то, что такое состояние само по себе уже есть состояние войны, все же оно, согласно идее разума, лучше, чем слияние государств в единую космополитическую державу, «так как с увеличением сферы правления законы все более и более теряют свою силу и бездушный деспотизм, искоренив зачатки добра, в конце концов превращается в анархию» [67, с. 286-287]. Теория Канта в ее нравственном содержании противостоит также некоторым аналогичным конструкциям социалистов-утопистов [111; 103; 178], особенно «Утопии» Т. Мора, который рисует утопистов как людей, гнушающихся войною. Однако это не мешает им начинать войны против «тирании», а также с целью отплатить и отомстить за причиненные обиды. Вместе с тем утопийцы покупают обещаниями золота и благ тех, кто должен убить государя врага. Сам Т. Мор замечает, что «другие народы не одобряют такого обычая торговли с врагом и его покупки, признавая это жестоким поступком, основанным на нравственной низости: утопийцы же вменяют это себе в огромную похвалу» [103, с. 185-186]. Если это и признавать «моральной доминантой» совершенного общества, то подобный кодекс поведения является, выражаясь деликатным языком, весьма своеобразным., даже самое незначительное государство могло бы ожидать обеспечения своей безопасности и прав. По мысли Канта, как дикий человек был вынужден пожертвовать своей животной свободой и искать покоя и безопасности в законосообразном [государственном] устройстве, так и все войны представляют собой многочисленные попытки (правда не как цель человека, а как цель природы) создать новые отношения между государствами и посредством разрушения или хотя бы раздробления всех образовать новые объединения... пока наконец отчасти благодаря наилучшей внутренней системе гражданского устройства, отчасти же благодаря общему соглашению между государствами и международному законодательству не будет достигнуто состояние, которое подобно гражданскому обществу сможет как автомат, существовать самостоятельно [66, с. 16]. Так как для Канта история человечества это процесс совместной жизни различных существ, то ее политическая цель заключается в осуществлении свободы в совершеннейшем государственном устройстве. А эта цель, как комментирует В.Виндельбанд [21], не была бы достигнута, если бы к ней пришло только одно государство со своими учреждениями, потому что в таком случае оно подвергалось бы каждую минуту опасности со стороны других государств. То состояние, в котором в настоящее время государства находятся по отношению друг к другу, есть естественное состояние борьбы, при которой приходят в движение все безнравственные силы. Война в нем имеет нравственное законное основание лишь постольку, поскольку народ опасается за свое государственное существование и защищает его. Возможность подобного опасения исключалась бы лишь в том случае, если бы между государствами существовали действительные правовые взаимоотношения, то есть была бы осуществлена идея международного права. А это, в свою очередь, было бы возможным лишь в том случае, если бы все государства заключили между собой союз, который решал бы их споры в качестве верховного суда. В противоположность космополитическим стремления и действия не вступали в противоречие [155, с. 73]. Целью человеческого общества Коменский считает всеобщий мир и безопасность. «Пансофия» или принцип универсальной системы знания будет охраняться «постоянными стражами счастливо заведенных порядков». Стражи мудрости, стражи мира, стражи веры составят Сенат мира. Разумеется, данный проект ни что иное, как совершенно тотальная социально-политическая доктрина, не случайно «первоочередной задачей любого государства должно стать наблюдение за жизнью и поведением (подчеркнуто нами - А.Д.) каждого человека и каждого сословия...» [155, с. 78]. Как любая подобная доктрина, «мир» Коменского отрицает всякое право на существенное многообразие: если в политике отрицаются войны и казни, то в религии объектом критики становятся «суетные обряды «, «послушание, насаждаемое насилием вместо правды и совести», «от от церкви», «католическая исповедь» и т.п. Таким образом, христиане лишаются права исповедовать Христа, магометане - Аллаха, это право приносится в жертву «миру» с «единым Богом», который может мыслиться лишь как манипулятивная сущность.