Социокультурное пространство северной деревни: структура, семантика, генезис Матонин Василий Николаевич

Содержание к диссертации

Введение

Глава I. Теоретико-методологические аспекты исследования социокультурного пространства северной деревни: от идеи «перехода» – к идеалу Преображения

1.1.Идеологема «северности» в пространственной и ценностно-смысловой топографии 29

1.2 .«Соловки» как образ и символ в структуре, семантике и генезисе социокультурного пространства северной деревни 51

1.3. Инверсия Соловецких смыслов: от православного идеала – к советской идеологии 87

Глава II. Феноменология пограничья в промысловой и земледельческой культуре Поонежья и Онежского Поморья: от «моря» – до «поля»

2.1.Признаки переходности в социокультурном пространстве Поонежья и Онежского Поморья: ландшафт и его освоение 103

2.2. Христианские архетипы в крестьянской культуре Поонежья .. 113

2.3.«Царство» и «земство» в чекуевском списке рукописи XVIII века «Служба благодарственная Богу» в честь Полтавской победы 148

2.4.Формирование и функционирование социокультурного пространства Онежского Поморья (Поморский и Онежский берега Белого моря) 160

Глава III. Структура, семантика и генезис социокультурного пространства Кенозерья и Помезенья

3.1.Имянаречение как элемент структуры социокультурного пространства Кенозерья 200

3.2. Механизмы конструирования социокультурного пространства Помезенья 220

3.3.Ценностно-смысловые инверсии в генезисе социокультурного пространства северной деревни 238

Заключение 255

Принятые сокращения 268

Список источников и литературы 270

• .«Соловки» как образ и символ в структуре, семантике и генезисе социокультурного пространства северной деревни
• Инверсия Соловецких смыслов: от православного идеала – к советской идеологии
• Христианские архетипы в крестьянской культуре Поонежья
• Механизмы конструирования социокультурного пространства Помезенья

Введение к работе

Актуальность темы исследования обусловлена возрастанием
интереса современного динамично изменяющегося урбанистического
общества к своим истокам и проблемой этнокультурного пограничья в
условиях глобализации. Вместе с уходящим патриархальным образом
жизни человек «утрачивает власть над фактами и реальностью»
(А.Швейцер). Аксиологический кризис сопровождается

переформатированием социокультурной реальности на основе идеалов потребления. В противостоянии бездуховности возрастает роль личности. Личность имеет волевое ядро, где всякое движение определяется изнутри, а не извне. Личность - это «экзистенциальный центр», «духовно-нравственная категория», «цель, поставленная перед человеком» (А.Н.Бердяев). Вокруг личности, подобно биосфере, в знаковых формах традиционной культуры структурируется «подлинная реальность» (Ю.М.Лотман). Совершенствование индивида - «прогресс прогрессов» (А.Швейцер) - невозможно без гармонизации в человеке «внешнего» и «внутреннего», динамичного и стабильного (К.Юнг). На этом фоне возрождаются «ностальгия по настоящему», «интерес к родовым корням», заинтересованность в обретении ценностно-смысловых оснований личностного и национального бытия: «таинственного средневековья», «космического христианства» (М.Элиаде), «доосевого человечества» (К.Ясперс).

Анализируя быт и бытие северной деревни в ее локальном измерении, необходимо соотносить ландшафтные особенности с признаками переходности «от поля к морю» и реконструировать целостный организм северной культуры. Она включает в себя философско-религиозные, этнопсихологические, этносоциальные, социально-экономические особенности поведения крестьян: мышление, способы хозяйствования, мифопоэтические и фольклорные представления, характерные для данного типа местности и его обитателей. Важно учитывать множество исторических, социально-психологических, духовно-нравственных и эстетических реалий, формирующих национальную идентичность. Интуитивно постигаемые смыслы нуждаются в обобщениях междисциплинарного характера и требуют современных исследовательских подходов. «Реальность» нельзя

придумать и навязать сверху, но можно выстрадать и вспомнить как традицию — форму сохранения и архивации народной памяти. Актуальность изучения структуры, семантики и генезиса социокультурного пространства северной деревни обусловлена возрастающей потребностью соотечественников в осознании своей этнокультурной идентичности, в обретении прочных и вневременных оснований бытия.

Объект исследования - северная деревня в локальном и универсальном измерениях пространственно-временного континуума.

Предмет исследования - структура, семантика и генезис социокультурного пространства северной деревни.

Цель исследования - выявить закономерности формирования и функционирования ценностно-смысловых идеологем, определяющих культурно-антропологические измерения северного «крестьянского міра».

Для достижения цели в работе поставлен ряд задач:

1. Разработать теоретико-методологические основания для
исследования структуры, семантики и генезиса социокультурного
пространства северной деревни на основе идеологемы «северности» в
ценностно-смысловой топографии.

2. Рассмотреть идеологему «северности» в диахроническом и
синхроническом планах.

1. Исследовать концепты «Русский Север», «Поморье», «Соловки» как государственную, экзистенциальную и духовную границы в структуре социокультурного пространства северной деревни.

2. Осмыслить природное и культурное наследие Соловецкого Спасо-Преображенского монастыря как образа и символа северного «крестьянского міра».

3. Раскрыть генезис соловецких смыслов: от православного идеала -к советской идеологии.

6. Проанализировать феноменологию пограничья (локальные и универсальные признаки переходности) в промысловой и земледельческой культуре на примере Поонежья и Онежского Поморья.

7. Выявить христианские архетипы в крестьянской культуре Поонежья.

8. Изучить на примере истории чекуевского списка «Службы благодарственной...» в честь Полтавской победы исторические связи Соловецкого монастыря с онежским крестьянством, взаимодействия «царства» и «земства» в социокультурном пространстве Поонежья.

9. Реконструировать механизмы формирования и функционирования
структуры социокультурного пространства Кенозерья и Помезенья:

имянаречение и фольклор речевых ситуаций, топонимику, сакральную географию.

10. Обосновать логикл ценностно-смысловых инверсий в генезисе социокультурного пространства северной деревни.

Методология исследования определена комплексным характером источников, дисциплинарно связанных с культурологией, философией, отечественной историей, этнопсихологией, социологией. Сложная структура социокультурного пространства требует использования «целостно-системного» подхода (М.С. Каган, В.Н.Сагатовский, Г.А. Кондратова) в поиске и осмыслении бинарных компонентов религиозно-культурного уклада. Система есть проявление целостности бытия, требующее поиска гипотетических и действительных механизмов коммуникации внутри социума, аккумуляции идей философского уровня. Такие факты исторической реальности, как символика храмов, просветительская деятельность клира, численность приходов, культура христианских праздников, неотделимых от трудовых процессов, а также географические и климатические условия, сопоставляются с архетипическими особенностями крестьянского миропонимания -взглядом «изнутри». Комплексный характер источников определил использование методов исследования из арсенала различных гуманитарных наук. Методы сравнительного, семиотического, функционального, социально-этнографического и историко-генетического анализа позволяют анализировать визуальные образы, топонимику, имянаречения, сакральную географию. Семиотический анализ направлен на выявление категорий культуры, ее особого языка и ментальности через обращение к семантическим оппозициям («море-поле», «мужское-женское», «земледельческое-промысловое»). Изучение закономерностей и тенденций социальных явлений, функционирования и развития общества как целостного процесса требует обращения к религиозно-философскому учению о Теургии (B.C. Соловьев, С.Н. Булгаков, П.А. Флоренский). Историко-типологический анализ, метод аналитического и синтетического рассмотрения социокультурного пространства позволяет выявить не только природно-хозяйственные особенности Соловецких островов, Поонежья, Онежского Поморья, Помезенья и Кенозерья, но и ценностно-смысловые доминанты бытия. Мифологемы и смыслы культуры поморов и северных крестьян с наибольшей очевидностью проявляются в фольклоре и в художественной литературе (Б.В. Шергин, С.Г. Писахов). Язык -«заместитель культуры нации», «зеркало жизни нации» (Д.С. Лихачев). В диссертации использованы нарративные и устные источники, материалы,

полученные автором методом опроса сельских жителей в ходе комплексных историко-этнографических экспедиций 1996-2015 гг.

Территориальные рамки исследования определены

географической координатой «юг-север». Ареал соответствует конфигурации водных артерий, по которым шло освоение северных земель в ходе новгородской, ростово-суздальской и московской колонизации в XII - XVI вв. Через Кенозерье проходили волоковые пути к реке Онеге. Онега и Мезень впадают в Белое море. В горле Онежского залива находятся Соловецкие острова. Соловецкий Спасо-Преображенский монастырь с его материковыми вотчинами в XVI - середине XVII в. был духовным, хозяйственным и военным центром всего Русского Севера (Д.С. Лихачев). Логика диссертации предполагает соотнесение концептов «Русский Север», «Поморье» и «Соловки» как государственной, экзистенциальной и духовной границы в пространстве русской культуры.

Степень разработанности темы

Социокультурное пространство обладает протяженностью,
структурой, сосуществованием и взаимодействием в нем различных
семантических элементов (Н.Б. Зиновьева). На его ценностно-смысловом
поле осуществляется сложный коммуникативный процесс, в котором
взаимосвязаны и взаимозависимы все стороны жизнедеятельности
человека в «крестьянском міре». Основания для изучения
пространственных представлений сельских жителей дают
фундаментальные монографии, всесторонне исследующие культуру и быт
северной деревни. Это «Аграрная история Северо-Запада России XVI
века» под редакцией А.Л.Шапиро1; историко-этнографический атлас
«Русские»2; монография «Русский Север: Этническая история и народная
культура ХІІ-ХХ века» под редакцией И.В. Власовой3. В трудах,
обобщающих полевые исследования и архивные источники, собран
уникальный этнографический, фольклорный, исторический,

географический материал. Междисциплинарный характер диссертации определяет комплексный подход к подбору и осмыслению источников. Исследование структуры, семантики и генезиса социокультурного пространства северной деревни требует обращенности к предметным областям культурологии, философии, отечественной истории, этнографии, социологии (А.Я. Флиер).

1. Аграрная история Северо-Запада России XVI века / под ред. А.Л. Шапиро. Л.: Наука, 1974.

2. Русские: историко-этнографический атлас. М.: Наука, 1967.

3. Русский Север: Этническая история и народная культура XII-XX веков / отв. ред. MВ. Власова. М.: Наука, 2004.

В логике исследования базовое значение имеет проблема ценностно-смысловых оснований формирования локально-исторических типов культуры. Н.Я. Данилевский отмечает, что важнейшими факторами, определяющими основу локально-исторических типов культуры, является общность языка или группы языков1. О. Шпенглер считает, что культура формируется под влиянием религии (культа)2. Концептуальное представление о культуре как результате дифференциации культа — «разворачивании его содержания в разные стороны»3 — находит отражение в трудах классиков русской религиозно-философской мысли (B.C. Соловьева, П.А. Флоренского, С.Н. Булгакова, Н.А. Бердяева и др.). Развивая идеи о. Павла (Флоренского), современный православный богослов игумен Андроник пишет: «В человеческой деятельности различаются три основные стороны: теоретическая (мировоззрение), практическая (хозяйство) и литургическая (культ). Независимые друг от друга, они возникли путем распада некогда единой деятельности, теургии, в основе которой и лежит собственно культ, священнодействие. Культ - средоточие культуры»4. Сближение понятий «культ» и «культура» получает развитие в семиотическом (В.Н. Топоров) и социологическом направлениях (П.А. Сорокин) культурологической мысли. На основе концепции потенциального единства культа и культуры выдающийся культуролог и философ М. Элиаде создал историко-феноменологическую религиоведческую школу5. Исходя из онтологической связи культа и культуры, петербургский культуролог М.Н. Цветаева исследует феномены древнерусского и современного искусства6.

Исторический опыт указывает на необходимость рассмотрения результатов материального производства как возможность постижения духовной жизни северного крестьянства (С.В.Кузнецов). «Чистая религиозность» неопределима и познается в «контексте деятельности человека и социума»7 (А.А. Панченко), поэтому возможны частные проявления религиозности в пределах локальных этнокультурных и социальных групп (Т.А. Бернштам). Изучение соотношения инноваций и традиций в материальной, социальной и религиозной культуре северного

4. Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М: Издательство РОУ., 1991. С. 91.

5. Шпенглер О. Закат Европы. Новосибирск, 1993. С. 472.

6. Бердяев Н.А. Воля к жизни и воля к культуре // Бердяев Н.А. Смысл истории. М.: Мысль,1990. С.165. 4о. Андроник (Трубачев). Русская духовность в жизни преподобного Сергия и его учеников // Богословские труды. Сб. № 29. М.: Издательство Московской патриархии, 1989. С. 236-237.

5. Элиаде М. Космос и история. М: Прогресс, 1987.

6. Цветаева М.Н. Русский авангард: Образ бытия в мире. СПб.: Издательство СПбГУ, 2003. 264 с; Цветаева М.Н. Сакральное переживание действительности // Энтелехия: Вестник Костромского гос. университета им. Н.А. Некрасова. 2004. №8 (59). С. 87-90.

7. Панченко А.А. Народное православие. СПб.: Алетейя, 1998. С. 11.

крестьянства основано на результатах работ архангельских ученых: А.А. Куратова, Н.М. Теребихина, В.И.Коротаева, А.Н. Давыдова, Л.Д. Поповой.

В диссертационном исследовании использованы такие актуальные для современной гуманитарной науки направления, как историческая антропология (А.Я. Гуревич) и семиотика культуры (Ю.М. Лотман, Б.А.Успенский, В.Н. Топоров, Т.В. Цивьян, Ю.С. Степанов). Семиотическому анализу, позволяющему выявить и расшифровать культурный код северной деревни, уделяется существенное внимание. Концептуальные идеи «северной метафизики» сформулированы в трудах А.В. Головнева, Д.Н. Замятина, Ю.В. Линника. Н.М. Теребихина. Н.М. Теребихин рассматривает «северный путь» русской культуры как путь «очищения, отсечения, аскезы и предельного опрощения»1. Значительным методологическим потенциалом в контексте данной работы обладают выводы И.В. Кондакова о православии как «историческом выборе русской культуры»2.

Для исследования актуальны концепции территориально-культурных комплексов-ареалов (Ю.В. Бромлей, Ю.А. Веденин, М.Е.Кулешова, В.Л. Каганский); этнокультурного ландшафта (В.Н.Калуцков, А.А. Иванова); культурного ландшафта как сакрального пространства (Н.М. Теребихин); фольклора как способа отражения культурного ландшафта (А.Б. Мороз, А.А. Иванова, СЕ. Никитин); культурного ландшафта как феномена культуры и категории наследия (Ю.А. Веденин, П.М. Шульгин). Одно из главных направлений гуманитарной географии - исследование фундаментальных образов-архетипов человеческого мышления (Д.Н. Замятин). С этих позиций социокультурное пространство воспринимается как коммуникативная система, основанная на ценностно-смысловых механизмах, транслирующих образы национальной памяти.

В центре разработанного мировоззрения, по мнению Н.О. Лосского, должна стоять метафизика3. К исследованию теологической проблематики, а следовательно и культуры, всегда обращалась философия. Экспликация теории культуры как отдельной предметной области философского знания реализуется в XVIII-XIX вв. в трудах английского мыслителя Д. Юма, в работах немецких теологов и философов: И. Канта, Ф. Шлейермахера, И. Фихте, Ф. Шеллинга, Г.В. Гегеля, Л. Фейербаха, К.Маркса, Ф. Энгельса, датского философа С. Кьеркегора. Изучение социокультурного пространства опирается на теоретическую концепцию немецкой неокантианской школы. Противопоставляя «сакральное» и «профанное»,

1. Теребихин Н.М. Метафизика Севера. Архангельск: Изд-во ПГУ, 2004. С. 4.

2. Кондаков И.В. Введение в историю русской культуры. М.: Аспект-Пресс, 1997.

3. Лосский Н.О. Характер русского народа. Книга первая. Франкфурт-на-Майне: Посев, 1957. С. 28.

Э. Кассирер разработал символическую теорию мифа. Структурно-функциональный подход сыграл большую роль в развитии социологической мысли (Э. Дюркгейм, Г. Зиммель, М. Вебер). Анализ инвариантных отношений как специфики человеческого мышления позволил французскому этнологу К. Леви-Стросу сформулировать структурный метод изучения культуры, выявить и обосновать законы «порождающей семантики». В социологии активно изучается теория пограничья (И. Валлерстайн, Р.Коллинз, Л.Г. Титаренко). Интерпретация пограничной проблематики является одним из ведущих направлений в современной культурологии (М.В. Тлостанова, Н.Н. Беспамятных).

Синтез эмпирического материала диссертации невозможен без обращения к трудам Н.А. Бердяева, B.C. Соловьева, Н.О. Лосского, В.В. Зеньковского. Развитие религиозной философии в России основано на христианской онтологии и антропологии, православной картине мира. Методологическое значение имеют работы А.Ф. Лосева, А.Я. Гуревича, священников о. Павла (Флоренского) и о. Сергия (Булгакова) в области исторической антропологии, семиотики и этнографии, где культура осмысляется как ценностно-смысловое единство, имеющее внутри себя сложные имманентные связи.

Начало региональной культурологии положили сочинения В.В. Крестинина и его последователя М.Н. Мясникова1, впервые обратившихся к социально-историческому исследованию сведений об освоении северного края выходцами из Новгорода, содержащихся в летописях, княжеских грамотах, писцовых книгах и отдельных актах: купчих, закладных, челобитных. Многое было сделано Вольным экономическим обществом и, прежде всего, А.В. Олешевым2. Просветители второй половины XVIII в. заложили основы исследования северной крестьянской культуры как совокупности земельных и общественных отношений. Духовная жизнь, быт, культура крестьянской общины оставались вне их интересов. Новый период в изучении культуры северного крестьянства начинается с 30-х гг. XIX в. Труды «Общества истории и любителей древности» создавали источниковедческую базу, на основе которой разрабатывались методики исследования северной культуры в прошлом и настоящем, обосновывалась идея самобытности крестьянской общины и особого исторического пути русской культуры (Н.Я. Данилевский). С конца 1860-х гг. возрастает интерес к традиционному и юридическому

4. Крестинин В.В. Исторические начатки о двинском народе древних, средних, новых и новейших времен. СПб.: Императорская академия наук, 1784; Мясников М.Н. Нечто о пятинах новгородских и в особенности о старине, известной издревле под именем Ваги // Северный архив, журнал древностей и повестей по части истории, статистики, правоведения и нравов. СПб., 1827.

5. Олешев А.В. Труды вольного экономического общества. Т. 2 -5. М., 1766.

крестьянскому праву в контексте народнической полемики о сущности общины и общинного землевладения (А.Е. Мерцалов, А.Я. Ефименко). Детерминирующее значение особенностей духовной жизни по отношению к хозяйственно-экономической практике впервые представлено в обобщающих трудах М.М. Богословского1.

Стремительное развитие промышленности и капитализация общественной жизни в конце XIX - начале XX в, обострили интерес к народной культуре, к «благочестивой старине», побудили к активной деятельности собирателей фольклора. Благодаря собирательской и издательской деятельности Е.В. Барсова, А.Ф. Гильфердинга, Н.Е.Онучкова, П.Н. Рыбникова в общественном сознании сформировался образ Севера как «заповедника» и «хранилища русской народной культуры»2. Возрастающему интересу к северной крестьянской культуре отвечали записки путешественников и «физиологические очерки» (С.В.Максимов).

В XX в. наука прошла путь от богоборчества и обличительного пафоса по отношению к религиозной жизни крестьянства до стремления осознать константы его жизненных установок. В 30-х гг. XX в. краеведение как отрасль научного знания о культуре крестьянства («народа»), соединяющая естественные и гуманитарные науки, фактически исчезает. Торжествует принцип единообразия в идеологии, философии, культуре. Однако в середине 1950-1960-х гг. в обществе усиливается интерес к прошлому и настоящему северной сельской культуры. В это время опровергнута популярная концепция о северной окраине, не затронутой капиталистическим развитием (И.В. Власова, П.А. Колесников, З.А. Огризко, А.А. Преображенский). Ученых интересует разложение феодальных отношений и развитие капитализма в деревне (М.В. Витов3), военная история Беломорья и роль Соловецкого монастыря как государственной тюрьмы (Г.Г.Фруменков4). Крестьянская культура, разделяемая на «материальную» и «духовную», освещается либо с атеистических позиций, либо в контексте хозяйственной и военной деятельности. Вместе с тем, возрастает интерес к северной этнографии. Северная деревня воспринимается как «действующий музей», где живы «предания старины глубокой» и уникальные памятники деревянного зодчества. В 70-е гг. XX в. обличительный пафос уступает

1 Богословский М.М. Земское самоуправление на Русском Севере в XVII в. М.: Синодальная тип., 1909. 3 Дранникова Н.В., Разумова И.А. Собирание фольклора Архангельской области на протяжении XIX -XX вв. // Фольклор Севера: региональная специфика и динамика развития жанров: исследования и тексты. Архангельск: Изд-во ПГУ, 1998. С. 5.

3 Витов М.В. Историко-географические очерки Заонежья XVI XVII веков: Из истории сельских
поселений. М.: МГУ, 1962.

4 Фруменков Г.Г. Соловецкий монастырь и оборона Беломорья в XVI-XIX веках. Архангельск: Северо-
Западное кн. изд-во, 1975.

место напряженному вниманию «писателей-деревенщиков» к северной сельской глубинке, где православие, в том числе староверие, являются неотъемлемой частью народной культуры. В архитектуре и архаике Русского Севера К.В. Чистов видит генофонд русской культуры1. Исследование духовных оснований в жизни северной деревни приобрело целенаправленный характер в работах М.М. Громыко, СВ. Кузнецова, А.В. Буганова, А.В. Камкина. В 90-е гг. XX в. реализуется идея М.М.Громыко о необходимости изучения способов хозяйствования на микролокальном уровне2. Разработана концепция историко-этнографического рассмотрения социокультурного пространства северной деревни через призму духовной жизни (Т.А. Бернштам, Т.В. Шепанская). Фольклористы вводят в научный оборот новые материалы устной традиции Русского Севера (Н.А. Криничная, Н.В. Дранникова). Особенности культурного ландшафта исследует архангельский этнограф и культуролог А.Б. Пермиловская3. Этнографическая составляющая дополняет исторические материалы и позволяет вывести обобщения в исследовании социокультурного пространства северной деревни на культурологический уровень обобщений.

Междисциплинарный характер современных исследовательских подходов, используемых в диссертации, определен необходимостью культурологического осмысления нового эмпирического материала. В диссертации использован личный архив автора, собранный в результате историко-этнографических экспедиций 2000 - 2015 гг., содержащий как документальные, так и повествовательные материалы XVIII - XX вв., а также результаты опросов сельского населения Архангельской и Вологодской областей (Приложение). Широко используются нарративные источники эмпирически-описательного и концептуально-теоретического содержания (П.С. Ефименко, П.Н. Островский, А.А. Жилинский и др.).

Гипотеза исследования

Автором сформулирована идеологема, в соответствии с которой в синхроническом (структурно-семантическом) и диахроническом (историческом) планах развертывается феноменология социокультурного пространства северной деревни: идея перехода, идеал Преображения, идеология с признаками маргинальное и оппозиционности. Проекция православной теологии («культа») в северную крестьянскую культуру

1 Чистов К.В. Проблемы этнографического и фольклорного изучения Северо-Запада СССР //
Этнографические исследования Северо-Запада СССР: Традиции и культура сельского поселения.
Этнография Петербурга. Л.: Наука, 1977. С. 181 - 212.

2. Громыко М.М. Трудовые традиции русских крестьян Сибири XVIII - первой половины XIX века. Новосибирск: Наука, Сибирское отделение, 1975.

3. Пермиловская А.Б. Русский Север как особая территория наследия. Архангельск: УрО РАН, 2010.

предопределила тринитарную структуру социокультурного пространства в геометрическом образе расширяющихся «мировых кругов»: «Соловки» -духовная граница, «Поморье» - экзистенциальная граница, «Русский Север» - граница политическая и государственная. Пространственная семантика маркирована знаками перехода: «маяка», «корабля», «ковчега». Во временном аспекте семантика пограничья развертывается в парадигме инобытийности: «кладбище - монастырь - лагерь».

Научная новизна исследования

1. На основе разработанной автором методологии проанализированы закономерности оформления социокультурного пространства «крестьянского міра» по отношению к Соловецкому Спасо-Преображенскому монастырю как сакральному центру «Северной Фиваиды». Исследование осваивает социокультурное пространственное измерение Русского Севера в рамках обширного географического ареала: Помезенья, Онежского Поморья, Поонежья, Кенозерья и Каргополья.

2. Сформулированы дефиниции концептов «Соловки», «Поморье» и «Русский Север», обоснована феноменология «севера» как духовного пограничья отечественной культуры.

3. Показана экзегеза «северного текста», развертывающегося в диахроническом и синхроническом планах. Социокультурное пространство северной деревни имеет метапровокативный статус как место борьбы или неустойчивого баланса противостоящих сил, где феномены культуры, выдвинутые на предельные рубежи бытования, являют себя в наиболее яркой и эксплицитной форме.

4. Выявлено социокультурное пространство северной деревни в локальных измерениях, обладающих признаками ландшафтной переходности с признаками бинарной идентификации.

5. Реконструированы универсальные коммуникативные механизмы в структуре социокультурного пространства, основанные на укорененных в традиции формах различения «своего» и « чужого».

6. Исследована семиотика социокультурного пространства северной деревни, раскрывающаяся в образах, символизирующих движение:

- в знаках перехода (в дохристианской иеротопии: в каменных
лабиринтах, курганах и т.д.);

в образах ковчега и корабля (культовая и бытовая архитектура);

в образе маяка (малые архитектурные формы: деревянные кресты и часовни, маркирующие северный путь русской культуры).

7. Высказана гипотеза о «северности» русской культуры. По мере
распространения влияния на Север и Северо-Восток русская культура
познавала сама себя (по отношению к «чужому»), преодолевала

потенциальную расколотость. В процессе движения на Север в культуре выявлялись «мужские» поведенческие качества.

8. Проанализирована «идея местам в контексте описания сандшафта, анализа сакральной географии, выявления корреляции природных особенностей с особенностями духовной жизни, хозяйствования и характера крестьян. «Идея места» реализуется в истории и культуре. Синхронический анализ предполагает наличие следующих факторов: вербализацию «идеи места», наличие объектов природного и культурного наследия, сохранение исторической памяти в топонимике, в фольклорной традиции, в пространственных маркерах.

Теоретическая и практическая ценность работы определяется ее вкладом в изучение культуры северного крестьянства. Теоретические выводы, методология, общие положения использованы в изучении локальных и универсальных измерений культуры «крестьянского міра». Практическая ценность диссертации состоит в том, что она может найти применение в изучении культурологии, отечественной истории, философии, психологии, а также в разработке инновационных учебных курсов и дисциплин, входящих в социогуманитарный блок. Результаты и выводы исследования предполагают возможность их реализации в культурно-образовательных, художественно-эстетических и воспитательных проектах и программах различного уровня. Практическая ценность диссертации определена возможностью ее применения при формировании оптимальной, научно обоснованной управленческой стратегии в условиях этнокультурного пограничья.

Положения, выносимые на защиту:

1. Социокультурное пространство северной деревни ограничени географическими, административными и ценностно-смысловыми рубежами. Тринитарный характер структуры социокультурного пространства северной деревни проявляется в ритуальной практике, в хозяйственных традициях, в трехполье, а также в трех уровнях сакрализации: универсальном (совокупность объектов религиозного значения), архетипическом (природные объекты, имеющие священный статус) и личностном.

2. Структура социокультурного пространства имеет следующие
параметры: географическое, мифологическое, антропологическое измерения
(соразмерность масштабам человека), коммуникативные связи и механизмы,
историческую память, знаковую оформленность, материальные ресурсы.

3. Геометрический образ социокультурного пространства представляет
собой сочетание вписанных друг в друга «мировых кругов» как
пространственно-семантических ареалов. Их центром являются сакральные

объекты: монастыри, храмы, часовни, поклонные кресты. Соловецкий мужской Спасо-Преображенский монастырь играл организующую роль в духовном измерении социокультурного пространства северной деревни. «Дом Спаса и Николы» был центром Поморья (экзистенциальной границы русской культуры) и Русского Севера (государственной и политической границы России).

4. Идеологема социокультурного пространства развертывается в идее «перехода» ( в движении на север), в идеале Преображения (в обретении нового человеческого качества), в идеологии, принимающей различные формы оппозиционности и маргинальности. По своим онтологическим качествам Север «инобытиен», обладает ярко выраженными «мужскими» качествами по отношению к земледельческой среднерусской культуре.

5. Координата «Запад-Восток» имеет «дольний» характер, а координата «Юг-Север» предполагает «горнее» содержание. Русская культура является культурой северной. Бегство от «мира» было формой оппозиционности в пространстве русской культуры. В соответствии с аналогичными мотивами в христианстве Ш - V веков оформлялось монашество: сначала как частные проявления духовной инобытийности (маргинальности), а затем как социальный институт.

6. Генезис и трансформация социокультурного пространства северной деревни обусловлены славянской колонизацией Севера, переходом власти от Новгорода к Москве, Смутным временем междуцарствия, расколом Русской Православной Церкви, реформами Петра I, секуляризацией 1764 года, революцией 1917 года и гражданской войной 1918 - 1920 годов. Образ Соловецкого монастыря как духовного и экономического центра после секуляризации 1764 года постепенно музеефицируется: переходит из исторической реальности в историческую память.

7. Семантический анализ «идеи места» определяется изучением
ландшафта и сакральной географии; исследованием корреляции природных
особенностей местности с локальными чертами, определяющими особенности
духовной жизни и хозяйствования крестьян.

Апробация работы

Основные положения исследования получили отражение в трех коллективных монографиях под научным руководством автора, в авторской монографии, в трех сборниках археографических источников XVIII - начала XX в. с научными исследованиями и комментариями. Положения и выводы диссертации сформулированы в докладах, прочитанных на научных конференциях (1996 - 2015). Это ежегодные международные конференции Поморского государственного университета и Северного (Арктического) федерального университета «Поморские

чтения по семиотике культуры»; симпозиум Московского Института природного и культурного наследия «Арктика - территория открытий» (2011); международная конференция 2012 г. «Арктическая зона РФ: северо-восточный вектор развития» (Географическое общество РФ, Администрация Санкт-Петербурга и Российский государственный педагогический университет); научно-практические семинары в университетах г. Умео (Швеция) и г. Альта (Норвегия), посвященные проблемам диалога культур в Евро-Арктическом регионе (1995-2000); международная научная конференция 2015 г. «Комплексный подход в изучении Древней Руси» (научный журнал «Древняя Русь. Вопросы медиевистики», Институт Российской истории РАН, Институт славяноведения РАН, Институт русского языка РАН), «Михайловские чтения» (кафедра культурологии и религиоведения САФУ). Основные идеи диссертации подтверждены материалами экспедиции по пути Семена Дежнева на реконструированных кочах (2012-2013), организованной по инициативе П.В. Боярского Институтом природного и культурного наследия им. Д.С. Лихачева (Москва).

Результаты исследования отражены в 98 научных статьях. Из них 28 включены в список РИНЦ и 17 - в список ВАК РФ. Материалы диссертации нашли применение в базовых учебных курсах истории и теории культуры, культуры Русского Севера, при разработке инновационных учебных курсов и дисциплин, входящих в социогуманитарный блок.

Структура работы

Диссертация состоит из Введения, трех глав, Заключения, Списка литературы, Списка информантов, Приложения.

.«Соловки» как образ и символ в структуре, семантике и генезисе социокультурного пространства северной деревни

Идеи славянофилов подхватили и развивали в своих трудах мистик и поэт В.С. Соловьев, князья Сергей и Евгений Трубецкие, отец Павел Флоренский, отец Сергий Булгаков, С.Л. Франк, Н.А. Ильин, Н.О. Лосский и многие другие. Позднее развитие религиозной философии в России, по мнению Н.О. Лосского, обусловлено тем, что в исканиях абсолютного добра и смысла жизни русский народ (крестьянство) удовлетворялся ответами, которые даёт христианская религия. Он пишет: «Только после того, как Пётр Великий стремительно европеизировал Россию, и приобщение к западной культуре привело к подрыву бытового Православия, явилась потребность в философии, которая у одних писателей служила обоснованию традиционной религиозности, у других – заменою её, а у третьих даже направлена против неё»3. В современной философии европейская и отечественная научная мысль сосуществуют нераздельно.

Изучение социокультурного пространства в контексте данной работы опирается на идеи немецкой неокантианской школы. Противопоставляя «сакраль Лосский Н.О. Характер русского народа. Кн. I. Printed of Germany: Посев, 1957. С. 22-23. Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М: Издательство РОУ., 1991. С. 91. Лосский Н.О. Характер русского народа. С. 29. ное» и «профанное», Эрнст Кассирер разработал символическую теорию мифа1. Анализ инвариантных отношений как специфики человеческого мышления позволил впоследствии французскому этнологу Клоду Леви-Стросу сформулировать структурный метод изучения культуры, выявить и обосновать законы «порождающей семантики». Синтез эмпирического материала невозможен без обращения к трудам русских религиозных философов: Н.А. Бердяева2, В.С. Соловьева3, В.В. Зеньковского4. Методологическое значение для нас имеют работы А.Ф. Лосева,5 А.Я. Гуревича6, В.Н. Топорова7 в области исторической антропологии, семиотики и этнографии, где культура осмысливается как ценностно-смысловое единство, имеющее внутри себя сложные имманентные связи.

Сведения об освоении северного края выходцами из Новгорода встречаются в летописях, княжеских грамотах, писцовых книгах и отдельных актах: купчих, закладных, челобитных. Впервые обратились к этим документам В.В. Крестинин и его последователь М.Н. Мясников8. Их сочинения положили начало региональной культурологии. Многое сделано Вольным экономическим обществом и, прежде всего, А.В. Олешевым9. Русские просветители второй половины ХVIII века верили в возможность с помощью технических усовершенствований повысить рентабельность сельского хозяйства и на основе разумного устроения жизни крестьян построить общество благоденствия.

Непоследовательность и противоречивость правительственных мер в попытке урегулировать социальные отношения заставляла ученых искать ответ на трудные вопросы в экономической сфере. Духовная жизнь, быт, культура крестьянской общины оставались вне интересов русских энциклопедистов. Они были убеждены, что наука, противопоставленная религии, способствует устроению миропорядка на справедливых основаниях. Новый период в изучении культуры северного крестьянства начинается с 30-х годов ХIХ века, когда исследователи искали в обычаях и традициях сельской жизни единство «православия, самодержавия, народности»1. В 1848 году Русское географическое общество разработало документ, на основе которого в 1853–1864 годах вышла серия «Этнографических сборников». «Общество истории и любителей древности» на высоком научном уровне создавало источниковедческую базу, разрабатывало методики исследования северной культуры в прошлом и настоящем, обосновывая идею самобытности крестьянской общины и особого исторического пути русской культуры2.

С конца 1860-х годов восхищение крестьянством сменилось практическим интересом к традиционному и юридическому крестьянскому праву. Характерна работа А.Е. Мерцалова «Сравнительный очерк землевладения в одной крестьянской общине от составления писцовой книги (1628) до настоящего времени»1. Это содержательное сочинение с элементами культурологического анализа следует рассматривать в контексте народнической полемики о сущности общины и общинного землевладения. Научная и журнальная дискуссия велась на протяжении всей второй половины ХIХ века и особенно остро – в 70–80-х годах. Ученые, публицисты, революционеры, литераторы и собиратели фольклора связывали с народным бытом и традициями представления о русском социализме. Со времен П.Я. Чаадаева отечественная культурологическая мысль имела или

Инверсия Соловецких смыслов: от православного идеала – к советской идеологии

Общественно значимые работы местные жители выполняли сообща1. Верховцы умели самостоятельно решать сложные инженерные и организационные задачи. Сохранились свидетельства о ремонте моста через ручей Падун. По мостам гоняли в лес скот, ходили в лес рубить дрова. «Мостами» называли мостки, проложенные через село. Их общая длина была распределена «по душам на сажени». Так же поступали с осеками – завалами из деревьев и кустов вдоль изгороди, огораживающей пастбища. Все, что находилось за пределами крестьянского дома, но в своем селе и приходе, не было отчуждаемо от личности крестьянина. Местные коммуникации, система обмена жизненно важными ресурсами обеспечивали полноценную жизнь сельского сообщества, освещаемую хозяйственными и духовными традициями.

Деревенская община была не только хозяйственной единицей, но и большой семьей, где нравственные нормы регламентировались традицией и религиозными представлениями. Было принято помогать друг другу, особенно вдовам и сиротам. Не считался унизительным труд «в помощь». Расплачивались за работу частью урожая. На случай недорода, пожара или другого несчастного случая верховцы организовали страховой фонд зерна – «магазею». Зерно мог взять каждый местный хозяин, но со временем долг возвращался без процентов. Зерном заведовал староста, выбираемый из числа наиболее уважаемых крестьян. Обмана и воровства («до колхозов») никто не может припомнить – «стыда боялись». По решению «мира» виновному в воровстве в наказание могли продеть в рукава грабли и в таком «расхристанном» виде провести по деревне, чтобы потом отпустить «с Богом». Жилые дома в дневное время не запирались. Если хозяева

По очереди, сменяя друг друга, крестьяне вываривали соль в Усолье, строили мост через Мудьюгу. В семейной книге Прониных-Саловых есть такая запись: «1921–22 гг. построен мост через речку Мудьюгу. Строили "натурой" (в очередь трудоспособных граждан). Мастером был Петр Иванович Крысанов, по чертежу Ивана Николаевича Крысанова». 1 уходили по делам, к дверям прислоняли метру, палочку или грабли как знак того, что дома никого нет. Поведением крестьян в значительной степени руководило общественное мнение. Считалось неприличным плохо заниматься хлебопашеством и нерадеть о домашних обязанностях. Фамилия одной из семей – Шороховы – стала нарицательной, а плохо организованное хозяйство называлось «шороховским». Стремление крестьян к единому умонастроению было одним из способов выживания в экстремальных для хлебопашества условиях. Крестьяне сообща определяли, сколько хлеба сдавать в «магазею», кого в пастухи «обряжать», сколько платить «с коровы», кому и когда идти чистить прорубь или быть «колотушей» (следить за тем, чтобы не было пожара). Дежурство устанавливали с помощью «передаточной палки», на которой каждый хозяин по окончании работы вырезал изображение семейного клейма, которым отмечались орудия труда или вещи, принадлежащие семье. Основу изображения составляли крест и начальная буква имени.

Участие клира в хозяйственной жизни общины было обязательным и основывалось на высоком авторитете местного духовенства. В принятии решений «всем мiром» участвовали священник или церковный староста. Избрание на общественную должность характеризовалось термином «излюбили». Крестоцелование при вступлении на судебную, финансовую или административно-охранительную должность подкреплялось вручением «наказной памяти». Документ свидетельствовал о том, что избранное должностное лицо, служа государю, служит Богу. Общественной жизнью руководили староста, сельский исполнитель, писарь, целовальник, рекрутский голова, пятидесятский и десятский. Все эти должности находились под контролем общины. Сельское самоуправление в целом изменялось в сторону обюрокрачивания жизненных устоев, но из-за удаленности прихода от центра процесс этот в Верховье и Сырье происходил очень медленно1. Высшим органом власти в начале ХХ века оставал Камкин А.В. Общественная жизнь северной деревни в XVIII веке. С. 75. ся мирской сход, где обсуждались общие вопросы: разрешить или не разрешить крестьянину построить дом там, где он просит, что и на каких условиях нужно построить «опчеством», с какого «наволоку» (так называли сенокос за рекой) начинать косить. На сход народ созывали, поколачивая в стены изб батогом – палкой. Собирались в разных местах по очереди. Когда нужно было идти в другой дом, говорили: «Батог перенесли». На сходку приходил глава семьи, а если хозяина не было дома, звали его супругу – «большуху», старшую в семье женщину. Критерием истины были христианские заповеди, общинное (соборное) решение и святоотеческое предание. Общественное мнение воспринимало непослушание как сопротивление всему строю крестьянской жизни, а послушание было основной христианской добродетелью.

Семья и община – низшие звенья в системе самоуправления – модель монархического государственного устройства. У себя в доме хозяин олицетворял духовную и светскую власть. Крестьяне говорили: «Пусть плохо будет, да по-моему!» Семья – маленькая община, в которой «каков поп, таков и приход». Роль главы семьи заключалась в повседневном решении хозяйственных задач и воспитании детей в соответствии с религиозно-культурным укладом и прецедентами, которые могли иметь место в прошлом. Пассивное сопротивление новизне проявлялось в приверженности к старине. Охранительную задачу решали главным образом пожилые женщины, которые могли осудить или одобрить действия хозяина в доме. Православная догматика предполагает «исхождение Святого Духа от Бога Отца». Будучи проецирован на форму социального устройства, это принцип предполагает монархическое устроение государства и отражается также в крестьянских представлениях о «самодержавной» роли главы семьи по отношению к жене и детям.

Семьи в Верховье и Сырье состояли из 10–15 человек. В двухэтажных пятистенах «со взвозом» на сеновал под одной крышей жили люди и домашние животные: две-три коровы («не столько для молока, сколько для навоза»), одна-две лошади, 10–15 овец. «До колхозов» ни в Поонежье, ни в Онежском Поморье свиней не держали. Слово «свинья» было ругательным1. В соответствии с древней традицией животное считалось «нечистым». Нечистоплотность в глазах иудеев и христиан делала свинью символом легкомыслия и пренебрежения благодатью (Мф. 7:6). Мифы приписывали свинье то же влияние на земледелие и урожай, какое принадлежит грозовым тучам, «бурное дыхание которых, поднимая пыль и сокрушая деревья, как бы роет землю»2.

В житийной литературе животные иногда наделялись большей благочестивостью, чем хозяева. Некий Федор, живший близ Онеги, решил обзавестись мерином: «Случися жребя свое скопити, сиречь исхластити», но конь заболел и погибал. И тогда Федор дал обет: «Аще оздравеет жребя наше, дадим его в монастырь на службу братии». Произошло чудо, и конь выздоровел. Федор все-таки по «наущению дьявола» заколебался и под нажимом детей боярских продал им коня, после чего заболел еще сильнее, чем его конь. Вскоре Федор исполнил обет. Он передал коня в Соловецкий монастырь, и «болезни в нем ни следа обретеся»3.

Христианские архетипы в крестьянской культуре Поонежья

В 1895 году священником в Ворзогорах был поставленный епископом Василий Климентов Шангин: человек приезжий и находящийся в материальной зависимости от прихожан. Он не имел даже личного дома. Жилье для причта построено «тщанием прихожан» в 1883 году и было их собственностью. Избы одноэтажные, обшитые тесом, холодные1. Такие маленькие дома для Ворзогор нетипичны. С 1881 году открыта церковно-приходская школа, находившаяся в доме псаломщика, который, хотя и не имел оконченного образования (уволен из первого класса семинарии), был в селе законоучителем. Священник тоже не окончил семинарию. Его звали отец Алексей. Местные жители вспоминают его как человека работящего, имевшего троих детей. Впоследствии, когда начались репрессии на священнослужителей, отца Алексея вынудили отречься от семьи, пообещав «не трогать его близких»2.

В Ворзогорском приходе церковь не была местом, объединяющим интересы всех местных жителей, но народные обряды, связанные с церковными праздниками, соблюдались неукоснительно. Крестьяне катались на лошадях в Масленицу, купались в проруби на Крещение, ходили ряжеными в Святки, сжигали на горке старые кошели, участвовали в крестном ходе во время засухи3.

Пахотной земли в Ворзогорах было мало – 180 десятин, но лишь одно хозяйство в 1917 году не занималось сельхозработами3. Посев хлеба на скудных землях Поморского берега был в большей степени данью традиции, нежели хозяйственной необходимостью. Без надежды на урожай хлеб сеяли даже в Заполярье и на Кольском полуострове4. 160 из 551 мужчины в 1917 г. ловили на продажу навагу, камбалу и корюха. Четыре семьи ходило на Мурман: десять мужчин и пятеро детей1. Подростков, которых отцы брали с собой на Мурман в роли «наживляльщиков», называли зуйками. Мальчикам, перед тем, как они в первый раз должны были выйти в море, давали выпить кружку морской воды, «чтобы море не било» (не укачивало), как рассказал Иван Михайлович Завьялов2. Это было «причащением» к морской стихии. Восприятие морской воды имело двойственное значение. В различных обстоятельствах ее воспринимали как «мертвую» или как «живую». Про погибших говорили: «Море взяло». Ушедших на промысел и не вернувшихся называли «отпетыми». Если море все-таки возвращало промысловиков, вынужденных зимовать на чужбине, в восприятии земляков они особо уважаемыми людьми. Менее опасной, чем мурманские промыслы, была ловля сельди в прибрежных водах. Для того чтобы оплатить налоги, мужчины уходили в бурлаки «по лесному делу». Согласно данным за 1886 год, в артели, составленные десятниками, было принято восемь человек, и выручка каждого составила 60 рублей. Столько же трудилось на Онежском лесопильном заводе, получая за сезон 30 рублей. Гораздо больше зарабатывали те, кто уходили «по паспортам» в Петербург, Архангельск или другие большие города. Таких было 20 мужчин и 1 женщина. Их средняя выручка составляла 250 рублей1. Следовательно, самыми доходными занятиями местных жителей были меновая торговля с Норвегией, отхожие промыслы в Петербурге и Архангельске, а также ловля и продажа сельди. При этом местные крестьяне занимались сельским хозяйством и животноводством, что требовало больших усилий, но не определяло материального благополучия. Следует отметить очевидную иррациональность приполярного хлебопашества. Как писал С.Н. Булгаков, «труд не сводится только к целенаправленному воздействию человека на землю, преобразованию природы и удовлетворению собственных потребностей. Посредством труда человек осуществляет себя как человек, как образ и подобие Божие»2. «Нравственная, воспитательная функция труда ценилась даже выше, чем практическая, в особенности, когда речь шла о религиозном спасении»3.

Таким образом, своеобразие социокультурного пространства Ворзогорского прихода проявилось в сосуществовании различных форм хозяйственной деятельности (сельдяной местный промысел, ловля рыбы на Мурмане, земледелие и скотоводство, торговля, отхожие промыслы, лесная охота) и в отсутствии единых мировоззренческих оснований среди местных жителей, многие из которых, по-видимому, были староверами Поморского согласия. Онтологические особенности мировоззрения раскрываются в контексте деятельности человека и социума4. Духовная жизнь представляла собой переплетение старообрядческих идей с дохристианскими верованиями и религиозными представлениями неславянского населения. По мнению Т.А. Бернштам, на Поморском берегу Белого моря «сформировались своеобразные локальные группы религиозного мышления и поведения»5.

На расстоянии дневного пути от Ворзогор в устье реки Нименьга находилось еще одно древнее поморское село с одноименным названием. По поводу происхождения названия Нименьгского прихода первого благочиния местные жители рассказывают легенду о немом человеке, который во времена Ивана Грозного поселился здесь первым6. «Немыми» называли также иностранцев. Шведы для поморов – «свейские немцы», финны – «каянские немцы». История основания села, согласно и «Краткому историческому описанию приходов» берет начало в XVI веке7. 165 Нименьга располагается на берегу одноименной реки в шести километрах от устья, где ландшафт сильно напоминает среднерусский. Село находится в низине, где часто бывают атмосферные осадки, поэтому, наверное, народная молва называла село «дождливой Нименьгой». В 1896 году приход включал в себя шесть деревень1.

В 1878 году на месте древнего Преображенского собора был построен новый одноименный храм с престолами Иоанна Предтечи, Благовещения и Климента Папы Римского – покровителя новообращенных. Церковь имеет форму корабля. Морские промыслы в Нименьге были преобладающей формой хозяйственной деятельности. Название приходского храма соответствует наименованию Соловецкого собора. Идеал «Преображения» как чудесного изменения человека перед лицом опасности, переживаемой в море, неотделим от надежды на спасение.

Престольный праздник Климента Папы Римского отмечали зимой. Поморам он был близок как мученик, погибший в море насильственной смертью. Святой Климент I был сослан в Крым императором Траяном, где его утопили около Херсонеса в 96 году, привязав на шею якорь. Мощи Климента I обретены Кириллом, просветителем славян2. Голова священномученика перенесена князем Владимиром в Киев, а тело доставлено в Рим и погребено в церкви Сан-Клементе3. Социокультурное пространство небольшого поморского села, благодаря названию храма, распахнуто в прошлое, соединяющее Киев и Рим. В апокрифе «Иерусалимская беседа» есть упоминание этого храма: «А море морям мать акиан море великое, потому что в нем стоит церковь Климента папы Римского»4.

Механизмы конструирования социокультурного пространства Помезенья

Сравнительный анализ «уличных фамилий» из земледельческих и промысловых районов в социокультурном пространстве северной деревни позволяет сделать наблюдение культурологического характера: родовые имена и прозвища выражены именем существительным в селах, где преобладающей формой хозяйствования были морские промыслы (промысловый тип культуры выявляет «мужские» качества); прозвища и родовые имена производные от имени прилагательного преобладают в сельскохозяйственных районах1. На берегах Белого моря прозвища выражены, как правило, именем существительным2. В Кенозерье и Поонежье – именем прилагательным. Освоение коммуникативного пространства предполагает вживание в его мифологию. Имена и судьбы крестьян Кенозерья вырастали из принадлежности к месту жительства, имени или профессии ближайших родственников. Крестьянин определял себя как «признак предмета» или его «качество» по отношению к родству, к делу, к территории. Косвенным образом это свидетельствует об одной из особенностей менталитета русской земледельческой культуры: ее пассивном, женском, консервативном характере. Хлебопашцы предпочитали ожидать события, которые изменят их жизнь, а не создавать эти события. Иначе говоря, не деятельность крестьян преобразовывала действительность, а действительность побуждала крестьян к 209 действиям. Им было легче приспосабливаться к внешним обстоятельствам, нежели приспосабливать обстоятельства по отношению к себе. Фамильная идентификация в крестьянском быту сопровождалась выразительными внешними характеристиками (со стороны соседей) и была выражена именем существительным с негативным оценочным значением. Жители Гужово – «пыхуны», Масельги – «шведы», Лекшмозерцы – «голодаи». Когда из соседних сел в Петропавловскую соборную церковь молодые ехали венчаться, местные парни и мужики перегораживали путь и просили выкуп. По местному преданию, эта ситуация определила отрицательное оценочное значение слова «голодаи»: «Им, голодаям, сколько ни давай – все мало!».

Многообразие традиционных локальных особенностей сельского уклада позволило эффективно противостоять реформированию «сверху» вплоть до середины XX века – до создания совхозов. Укрупнение территориально-административного деления региона, смена духовно-нравственной парадигмы (христианство–коммунизм), основного экономического ресурса (земля–лес), катастрофичность демографической ситуации в результате шести войн деформировали социокультурное пространство Кенозерья.

Кенозерье включает в себя Лекшмозеро с неповторимыми природными характеристиками, определяющими своеобразие локальной культуры. Ландшафт Лекшмозерья сочетает в себе холмы, лес, открытые водные пространства, изрезанные заливами берега. Система озер, связанных между собой, занимает котловину, окруженную возвышенностями: на западе – Андомской, на востоке и юго-востоке – Кенозерской моренной грядой, ведущей к Лекшмозеру, расположенными на высоком водоразделе, откуда реки стекают в Балтийский и Беломорский бассейны. Легкая лодка «кенозерка» – здесь основное средство передвижения. Для культурно-ландшафтной зоны характерно доминирование округлого Лекшмозера, вокруг которого располагаются компактные кусты поселений, окруженные пространством лугов1. Из-за нехватки пахотной земли и сенокосов крестьяне селились на островах и на берегах озер небольшими хуторами. Микроклимат ровный, благоприятный для сельского хозяйства, но погода изменчива из-за близости большого озера. Случаются сильные, неожиданные порывы ветра, на воду опускается густой туман, в котором теряются берега. Природные особенности Лекшмозерья проецируются на характер местных жителей: внешне спокойный, неторопливый, но импульсивный. Подобно тому, как замкнутость леса преодолевается открытостью водного пространства, закрытый характер лекшмозерцев, их разборчивость в общении сочетаются с гостеприимством и широтой души. Характеристика крестьян озерного края исчерпывается определением «себе на уме»2. Преобладающие виды рыбы в Лекшмозере – плотва и ряпушка. В июле промышляли сига; весной после вскрытия озера и поздней осенью – ряпуса и другую мелкую рыбу3.

Планировка Лекшмозера напоминает лодку, развернутую носом к озеру. Между озером и селом стоит каменный Петропавловский собор. Он построен на месте одноименной деревянной церкви. Первые сведения о храме относятся к XVI веку. Причиной его строительства стало обретение здесь иконы первоверховных апостолов Петра и Павла – небесных покровителей рыбаков. В 1823 году древняя церковь сгорела. Крестьяне на свои средства возвели на ее месте храм с большим куполом и четырьмя маленькими главками по углам с колокольней, увенчанной острым шпилем, и портиком с четырьмя колоннами при входе4.