Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Паранаука в контексте культуры и философско-культурологических интерпретаций 17
1.1. Философско-культурологическое определение паранауки 17
1.2. Паранаука как маргинальный культурный феномен 52
Глава 2. Культурно-исторические предпосылки и субкультурные параметры паранауки 88
2.1. Донаучные предпосылки научной рациональности и паранаучной субкультуры 88
2.2. Классическая наука в европейской культуре и генезис паранаучной субкультуры 132
Глава 3. Паранаука в феноменологии современной культуры 176
3.1. Современная наука и паранаучная субкультура 176
3.2. Аксиологические парадоксы параистории 212
Заключение 245
Библиографический список
- Паранаука как маргинальный культурный феномен
- Донаучные предпосылки научной рациональности и паранаучной субкультуры
- Классическая наука в европейской культуре и генезис паранаучной субкультуры
- Аксиологические парадоксы параистории
Введение к работе
Актуальность исследования. Деструктивные тенденции техногенной цивилизации, где наука играет роль инновационного культурного кода, служат весомым основанием для разработки философской программы выявления границ компетенции современного «ratio» в контексте исследования паранауки, культурно-исторического феномена и специфической субкультуры, агрессивно демонстрирующей в условиях сегодняшнего «оккультного ренессанса» свою «пограничность» и «ограниченность». Отчасти данные процессы задаются и стимулируются когнитивной стратегией всё ещё доминирующей «постмодернистской парадигмы», размывающей поле мировидения и пространство познавательной деятельности.
В современном субкультурном многообразии и плюралистичности мировоззренческих ориентации паранаука занимает свою нишу среди других культурных форм, каждая из которых предстает специфической социокультурной подсистемой. Поскольку контексты и смыслы формообразования паранаучной субкультуры создаются всей совокупностью социокультурных факторов, постольку её философско-культурологическое понимание предполагает исследование деятельностных, идеальных, коммуникативных и знаково-символических оснований науки в её культурно-исторических трансформациях.
Рефлексия культурно-исторической феноменологии науки и паранауки, как её теневого спутника, актуальна также для понимания того факта, что нет мира «чистой» науки и «чистого» рационализма - «мир науки» включает в себя в снятом виде все культурное многообразие ненаучных, в том числе параллельных и субкультурных форм знания: от мифосознания и религиозно-теологических рационализации до нетрадиционных и экзотических форм мыследеятельности.
В широком плане исследование культурно-исторической феноменологии паранауки актуально с позиции философской рефлексии
разума и необходимости выработки механизмов ограничения его компетенции в целях упреждения антигуманных научно-познавательных стратегий XXI века во благо сохранения статуса самого человека. В этом состоит важнейшая интенция работы и ее актуальность.
Степень разработанности проблемы. С целью выявления культурно-исторической феноменологии паранауки, диалектики взаимоотношения науки с другими формами миропонимания мы опирались на труды классиков философской, культурологической и историко-научной мысли, в ряду которых стоят, прежде всего, М. Вебер, Г. Гадамер, Г. Гегель, Э. Гуссерль, В. Дильтей, И. Кант, Э. Кьеркегор, К. Маркс, Ф. Ницше, М. Хайдеггер, Ф. Шеллинг, А. Шопенгауэр, О. Шпенглер, К. Ясперс, идеи которых обусловили контекст концептуализации заявленной проблематики. Также нами были рассмотрены модели философии и науки, представленные в постпозитивистском дискурсе (Р. Карнап, Т. Кун, И. Лакатос, К. Поппер, П. Фейерабенд и др.); концепции представителей постаналитической и постструктуралистской философии (К.-О. Апель, Ф. Гваттари, Ж. Делез, Ж. Деррида, X. Патнем, М. Фуко и др.). Вопросы глобальных стратегий научного исследования решались такими авторами, как Дж. Бернал, П. Л. Капица, М. Корач, Дж. Нидам, Р. Оппенгеймер, Д. Прайс, Р.Л.М. Синг и др.
Значительный вклад по систематизации представлений о науке и научности был привнесен исследованиями А.С. Арсеньева, А.Х. Власовой, Г.Н. Волкова, В.Н. Голованова, Ю.А. Жданова, М.М. Карпова, Б.М. Кедрова, И.Н. Лосевой, И.А. Майзеля, В.М. Межуева, Е.З. Мирской, Ф.Т. Михайлова, Н.В. Мотрошиловой, М.Э. Омельяновского, А.В. Потемкина, Е.Я. Режабека, B.C. Степина, А.Г. Спиркина и др. Анализируя генезис науки и параллельных ей форм псевдорационализации, мы опирались на классические труды Дж. Бернета, Г. Дильс, Т. Гомперца, А.Н. Егунова, В. Йегера, Э. Кассирера, Б. Латура, С.Н. Трубецкого, О.М. Фрейденберг, Э. Целлера и др.
Выявляя взаимозависимость когнитивных и социальных аспектов науки, культурного контекста диалектики взаимоотношений науки и общества мы опирались на идеи Д. Блура, Э. Годмана, С. Фуллера, М.М. Бахтина, С.С. Гусева, И.Т. Касавина, В.А. Лекторского, Е.А. Мамчур, С.С. Неретиной, А.П. Огурцова, М.К. Петрова, В.Н. Поруса, А.В. Потемкина, В.М. Розина, И.В. Черниковой, СП. Щавелёва и др. Новым аспектам изучения пространственных и темпоральных, исторических, социокультурных параметров рациональности уделяется внимание в работах B.C. Библера, П.П. Гайденко, Л.А. Марковой, В.Л. Махлина, Л.А. Микешиной, Б.И. Пружинина, Л.В. Пумпянской, Ф. Розенцвейга, И. Стенгерс и др.).
Примечательно, что сегодня исследования сущностной специфики паранауки связаны с существенными изменениями в области теории и истории вненаучных форм знания, с расширением познавательной сферы, в которую наряду с научной проблематикой правомерно включается весь комплекс вне- и ненаучного знания, ранее находившегося на периферии философского и научного анализа (Коллективные труды «Заблуждающийся разум? Многообразие вненаучного знания. М., 1990»; три тома антологии «Магический кристалл: магия глазами ученых и чародеев. М., 1992», «Знание за пределами науки. Мистицизм, герметизм, астрология, алхимия, магия в интеллектуальных традициях I-XIV веков. М., 1996» и др.). С позиции философского анализа проблема соотношения донаучного и паранаучного знания рассматривается А.А. Андреевым, А.В Бобровым, М.В. Волькенштейном, Д.В. Головиным, А.П. Дубровым, В.Н. Финогентовым и др. Различные ракурсы квазинауки и лженауки являются предметом научного интереса В.А. Барабанщикова, Л.Б. Болдырева, Д.В. Головина, А.П. Дуброва, В.А. Леглер, Н.И. Мартишиной, В.Н. Носуленко, М.В. Скоморохова, И.Г. Скотникова, В.Я. Цветкова, К. Ягер и др.
Исследуя «паранаучное историческое знание» (параистория), мы обратились к трудам К.Г. Гемпеля, Л. Витгенштейна, К. Поппера, Э. Нагеля,
М. Уайта, предпринявших одну из первых интерпретаций рационально-логических схем исторического объяснения. Эта проблематика в контексте специфики социогуманитарного знания присутствует и у отечественных исследователей (М.А. Барг, B.C. Библер, А.В. Гулыга, А.Я. Гуревич, А.И. Данилов, Н.В. Дорошенко, В.В. Иванов, Н.Л. Коган, Н.Г. Козин, И.С. Кон, П.В. Копнин, В.В. Косолапов, А.Л. Нарочинский, М.В. Нечкина, Т.И. Ойзерман, И.Г. Петров, В.М. Подосетник, А.И. Ракитов, Н.П. Французова, К.В. Хвостова и др.). Исследованию феномена околонаучного мифотворчества и механизмов воспроизводства мифов в современную эпоху посвящены работы Хоменкова А.
Значение данного цикла работ особенно актуализировалось с середины 90-х годов, когда сфера гуманитарного и философского знания под прикрытием «научной строгости» и «позитивной объективности» подверглась массовой экспансии со стороны представителей «точных наук» с целью паранаучной ревизии мировой и отечественной истории в работах А.Т. Фоменко, Г.В. Носовского, В.В. Калашникова, Л.И. Бочарова, Н.Н. Ефимова, И.Ю. Чернышева и др. В этой связи ряд отечественных исследователей (Д.М. Володихин, Г.А. Елисеев, СВ. Илларионов, Н.Е. Копосов, М.И. Мельтюхов, А.Н. Сахаров, В.В. Согрин и др.) вполне обоснованно ставят вопрос о необходимости комплексного анализа феномена параистории, изучения её деструктивной природы.
Констатируя затруднения в области философско-методологического понимания и трактовки паранаучной формы знания, мы отмечаем крен в сторону изучения лишь «отдельных аспектов» паранауки вместо целостного анализа этого сложного культурно-исторического феномена. Например, В. А. Кувакин анализирует парафеномены как научный и морально-юридический императив; Н.П. Бехтерева и В.П. Казначеев рассматривают культурно-идеологические аспекты паранормальности; значительная часть авторов концентрируется на вопросах противодействия лженауке и «антинаучному мракобесию: работы Е.Б. Александрова, В.Л. Гинзбурга, СИ. Дорошенко,
б
К.П. Иванова, В.П. Казначеева, П.И. Катинина, Э.П. Круглякова, B.C. Логинова, В.М. Найдыша.
В связи с этим мы считаем необходимым реализовать целостную экспликацию существующих проблем: исследование отношения к паранауке в обществе и её культурного статуса, функций паранауки и критериев оценки паранаучных построений, описание паранауки как субкультуры и другие моменты в избранном нами проблемном пространстве. Сказанное подводит к необходимости разработки системного, философско-культурологического понимания феномена «паранаука».
Исходя из вышеизложенного, мы определили объект диссертационного исследования: феномен парануки.
Предмет исследования - паранаука как культурно-исторический феномен и субкультура.
Цель диссертационной работы: исследование взаимоотношения науки и паранауки в культурно-исторической динамике и современном культурном контексте.
Реализация обозначенной цели обусловила постановку и решение конкретных задач:
- философско-культурологическое определение паранауки как
субкультуры и выявление специфики паранаучного дискурса;
- аналитика паранауки как маргинального и «пограничного» феномена
культуры рационализма, порождающего неадекватные образы науки;
- выявление культурно-исторических (донаучных) и реальных
социокультурных предпосылок генезиса науки и сопутствующей ей
паранаучной субкультуры;
- экспликация границ классической науки в новоевропейской культуре
и генезиса паранаучной субкультуры;
- выявление специфики существования паранаучной субкультуры в
культурном контексте неклассической науки;
- философско-культуро логическая рефлексия и критика аксиологических и эпистемологических парадоксов параистории в современной культуре.
Теоретико-методологические основы исследования. В основание теоретико-методологического исследования проблемы диссертационной работы положены труды классиков западной и отечественной философской, культурологической и историко-научной мысли, в которых разрабатывались основные классические и неклассические методологические парадигмы и модели понимания субкультурных формообразований в социокультурной динамике. В исследовании культурно-исторической феноменологии паранауки мы опирались на мультидисциплинарный подход и философско-методологическое понимание сущности культуры с учетом хронотопных характеристик деятельного, конкретно-исторического индивида, включенного в специфические субкультурные сообщества и группы.
Основным методом работы послужил классический метод диалектики, поскольку он имеет дело с особым способом рассмотрения сущего в широком онтологическом, гносеологическом и культурно-историческом контекстах. К диалектическому методу в его конкретизации примыкают метод сравнительно-исторического и кросскультурного анализа, принципы восхождения от абстрактного к конкретному, сочетания исторического и логического, конкретно-всеобщего и единичного, эволюции и самоорганизации систем. Также по мере необходимости нами использовались феноменологический, герменевтический и системный принципы, тезаурусный и контекстный подходы понимания и интерпретации культурных феноменов.
Вышеуказанные методологические подходы позволяют осуществить исследование культурно-исторической феноменологии паранауки на фоне сложного метаморфоза знания в разные культурно-исторические периоды, задать культурные и аксиологические границы современных научных стратегий. Избранная методология позволила с достаточной полнотой
реализовать поставленные цели и задачи исследования культурно-исторической феноменологии паранауки, осуществить историко-научную и методологическую экспликацию границ науки и ненаучных форм знания, проходящих через ряд метаморфозов в своем развитии, рассмотреть современную паранауку в качестве деструктивного формообразования, мимикрирующего под науку, позволила реализовать с позиций конкретного историзма критику феномена параистории, претендующей на статус «альтернативной науки».
Новизна представленного научного направления в решении крупной философско-теоретической проблемы культурно-исторической феноменологии паранауки обусловлена ее решением на пересечении классических и неклассических методологических парадигм познания в онтологических и эпистемологических основаниях и состоит в философско-культурологическом понимании паранауки как субкультурного формообразования в различных культурно-исторических системах знания. Научная новизна исследования конкретизируется в следующих результатах:
1. Выработано философско-культурологическое определение
паранауки как субкультуры, эволюционирующей от маргинальное к
антисистемности, что позволило обосновать сущностную специфику
паранаучных деструктивных форм, мимикрирующих «под науку», выявить
основные характеристики паранаучного субкультурного комплекса.
2. Дана характеристика паранауки как маргинального и
«пограничного» феномена культуры рационализма, что связано с
присутствием паранаучных субкультур в самых различных культурно-
исторических системах знания и с реальным культурно-символическим
существованием тех или иных способов познавательной активности
человека.
3. Прослежен метаморфоз мифологических, религиозно-мистических
форм знания на границах и в культурном контексте античной
рациональности, средневекового разума и веры, а также реформационного и капиталистического практического рационализма, которые и выступают в качестве исторических и социокультурных предпосылок науки и сопутствующей ей паранаучной субкультуры в качестве маргинального симулякра.
4. Эксплицированы границы классической науки в европейской
культуре, в ходе чего декартовское «cogito ergo sum» и локковская «tabula
rasa» объясняются в качестве главной рациональной оппозиции и базового
принципа новоевропейской метафизической модели науки, связанной с
демаркацией границ науки, на выходе за которые и генерируется
паранаучная субкультура в лице её основных адептов (Сведенборг,
мартинисты, масоны, теософы, и пр.).
-
Дана характеристика современных форм паранаучной субкультуры как маргинальной подсистемы научной культуры и субкультурного сообщества, которая имитирует способы самополагания науки и связана с крайностями философского иррационализма и радикальным антисциентизмом.
-
Выявлены аксиологические парадоксы параистории и дана критика паранаучного феномена «альтернативной» исторической науки, обоснована недопустимость фальсификационных процедур в социально-гуманитарном знании в роли ценностно-мировоззренческих догм.
Положения, выносимые на защиту: 1. Паранаучная субкультура включает в себя три основных момента: а) создание образцов паранауки, заимствуя формы знания древности, средних веков и Возрождения (миф, алхимия, каббалистика, астрология, магия); б) перенос образцов рационального знания и научного мышления на области духовного опыта личности; в) формирование сообщества параучёных, его идентичности и символических репрезентаций, включая рефлексию их творчества и идеологическую пропаганду псевдонаучного видения мира. Типичными характеристиками паранаучного дискурса выступают:
размытость рациональной составляющей; допущение в своих построениях вне- и иррациональных компонентов, выходящих за рамки рефлективного анализа; неприятие конструктивной научной критики и экспериментальной проверки; апелляция к факту условности и плюрализма научных норм; претензии на научный статус и узурпация традиционного авторитета науки с целью реализации нетрадиционных социокультурных инноваций и технологий; эпатажность манифестирования парапродукции, рассчитанной на массового потребителя.
-
Ускорение регенерации современной паранауки, масштабность вхождения паранаучного дискурса в культуру в условиях современного «оккультного ренессанса» позволяют говорить о том, что на границах науки сложился специфический рационально-иррациональный ментально-когнитивный и духовный феномен - паранаучная субкультура, которая эволюционирует от маргинальное и периферийности до самоопределения в качестве активного самодостаточного участника современной социальной и духовной жизни наряду с наукой, культурно самоценной формой духовного производства. Современная паранаука активно формирует внутринаучную оппозицию, позиционируя себя как «новую» и «передовую» науку в отличие от нормативной - «консервативной» и «традиционной», отличается особым дискурсом, сочетающим элементы науки, веры, искусства и морализирования.
-
Донаучные формы знания, функционирующие на границах, в разрывах и культурных диалогах архаического мифа, античной рациональности, средневековой мистики и капиталистического прагматизма, выступали религиозно-теологической и культурно-исторической предпосылкой генезиса как научной рациональности, так и паранаучной субкультуры. Разные формы религиозно-мистического рационализма, неортодоксальные мировоззренческие течения эпохи Реформации («мистический опыт», «герметизм», масонство, массовые эзотерические движения и т.п.), а также религиозные идеологии (пуританизм,
її
протестантство, янсенизм, унитаризм и др.), в атмосфере которых вызревала научная картина мира, создавали широкую базу по перестройке сознания и нового, научно-рационального образа мира в цивилизации модерна, которому сопутствовали субкультурные ментально-когнитивные образования в качестве культурно-исторического и знаково-символического контекста.
-
Декартовское «cogito ergo sum» и локковская «tabula rasa» выступают главной культурно-рациональной оппозицией, сформулированной в рамках субъект-объектной парадигмы модернистского метафизического мышления. Бинарная оппозиция «рационализм - сенсуализм» как онтологическая, гносеологическая и экзистенциальная граница классической науки и философии в европейской культуре до сих пор продуцирует пограничные зоны, где и происходит сопряжение и отталкивание науки и паранауки. На границах науки происходит генерация научных идей, не входящих в господствующую парадигму, которые присваиваются и мифологизируются паранаучной субкультурой как рационально-иррациональным ментальным комплексом, что связано также с формированием специфического паранаучного сообщества.
-
Феноменология современной культуры позволяет идентифицировать паранауку в качестве деструктивной формы, имитирующей способы самополагания науки и тормозящей нормальное жизнеобеспечение научных систем знания. Такие социальные извращенности и иррациональные механизмы жизнедеятельности, дополненные непомерным идеологическим мифотворчеством и созданием на его основе ментально-идеальных монстров рационально-иррационального типа, образуют особую псевдонаучную форму и пополняют наряду с другими феноменами «квазизнания» ряды современной паранауки и «антинауки». В настоящий период объективная роль подобных субкультурных ментально-когнитивных конфигураций основана не только на восполнении и замещении, но и на деструктивном извращении действительных форм знания рационально-иррациональными
идеальными конструкциями и замещении нормативных научных институций различного рода «сообществами» и практикующими «паранаучными индивидуалами».
6. Анализ аксиологических парадоксов и критическое осмысление параистории выявляет её как масштабный культурно-идеологический феномен с характерными масскультовыми спекулятивными и фантомными концепциями в исторической науке. Параистория в отечественном социально-гуманитарном дискурсе связана с вытеснением академической науки, сформированной в эпоху синтеза марксистского идеологического рационализма с позитивистским «фактологическим» дискурсом «научного профессионализма», и спекуляциями по этому поводу. На сегодняшний день внутренняя самоорганизация параисторической субкультуры получила свое законченное оформление в появлении гуманитарно-научных сообществ и «индивидуалов», альтернативных академическим структурам советского образца, что создаёт возможность экспансии параисторического дискурса в ключевые сферы и институты российской исторической науки.
Теоретическая и практическая значимость исследования определяется актуальностью разрабатываемой проблематики и новизной полученных результатов в области современной философии культуры и культурологии. Данная работа открывает новое философско-теоретическое направление в исследовании культурно-исторической феноменологии паранауки, в понимании диалектики взаимоотношений науки и паранауки, в разработке проблемы границ науки и «другого знания».
Полученные результаты ориентируют на выработку новых стратегий научного поиска, способствуют решению сложных проблем исследования современной культуры, могут использоваться при разработке философских и культурологических исследований и применяться в ходе чтения курсов по философским дисциплинам и культурологии, а также при разработке соответствующих учебно-методических материалов.
Личный вклад автора диссертационной работы заключается в авторском обосновании фундаментальной проблемы культурно-исторической феноменологии паранауки; выявлении культурных, эпистемологических и экзистенциальных границ научного знания как экстремальной зоны генезиса паранауки; определении факторов смещения науки в сферу диалоговой коммуникации и нравственных императивов научно-познавательной и творческой деятельности с целью экспертизы и регулирования «научной адекватности». В научный оборот введены новые определения паранауки как субкультуры и антисистемы; дана характеристика специфики паранаучной субкультурности, субкультурного паранаучного дискурса и сообщества; предложены новые идеи в области исследования генезиса паранауки, её аксиологических, мировоззренческих и институциональных норм. Личный вклад диссертанта состоит в обосновании теоретической и научно-практической значимости работы; в подготовке научных публикаций, отражающих ход и результаты исследования.
Апробация результатов исследования. Теоретические и методологические результаты работы над темой исследования обобщались в выступлениях и докладах диссертанта на научных форумах различного формата (период 2008-2015 гг.), из них наиболее значимые: Всероссийская научно-практическая конференция «Российский интеллектуал: исторические судьбы и цивилизационные перспективы» (Саратов, октябрь, 2008); I Международная научно-практическая конференция «Город и наука: анализ рискогенных территорий» (Саратов, декабрь, 2009); Всероссийский симпозиум: «Общество риска и кризис постиндустриализма» (Саратов, май, 2009); Международная научная конференция «Философия Мартина Хайдеггера и современность» (Краснодар, октябрь 2009); Всероссийский культурологический конгресс «Креативность а пространстве традиции и инновации» (СПб., октябрь 2010); Международная научно-практическая конференция «Город: рискогенное пространство» (Саратов, апрель 2011); Международная научная конференция «Актуальные проблемы и
современное состояние общественных наук в условиях глобализации» (Москва, июнь 2011); IV научно-практическая конференция с международным участием «Актуальные проблемы современной когнитивной науки» (Иваново, октябрь 2011); VII Всероссийская научная конференция молодых учёных, докторантов, аспирантов и студентов «Философия и наука поверх барьеров: свобода и творчество в современном мире» (Белгород, апрель 2012); VI Российский философский конгресс: «Философия в современном мире: диалог мировоззрений» (Нижний Новгород, июня 2012); Международная научно-практическая конференция «Культурно -исторический потенциал модернизации: парадоксы российской ментальности» (Москва, АПРИКТ, сентябрь 2012); VIII Международная научно-практическая конференция «Актуальные вопросы науки» (Москва, январь 2013); Первая Всероссийская конференция с международным участием Глобальное будущее 2045: Антропологический кризис. Конвергентные технологии. Трансгуманистические проекты» (Белгород, апрель 2013 г.), Всероссийская научно-практическая конференция «Многоуровневая система художественного образования и воспитания: современные подходы в научных исследованиях» (Краснодар, 2014) и др.
Положения и выводы диссертации были использованы при чтении курсов лекций по философии и культурологи для бакалавров и магистров Белгородского государственного института искусств и культуры. По теме диссертации опубликовано 92 научные работы, в том числе 5 авторских монографий, 1 учебное пособие и 18 статей в изданиях, рекомендованных ВАК РФ.
Диссертационная работа обсуждена на заседаниях кафедры философии НИУ «БелГУ», на заседаниях кафедры философии и истории науки БГИИК и рекомендована к защите.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, включающих 6 параграфов, заключения и библиографического списка.
Паранаука как маргинальный культурный феномен
Есть и не вполне корректные характеристики: «теории, порожденные некомпетентностью, дилетантизмом или откровенной неграмотностью авторов; «паразит на теле науки, питающийся ее жизненными соками»; «беззастенчивая имитация научных подходов и методов» и пр. К категории паранаучного знания причисляются и «ложные религиозные направления (оккультизм, эзотеризм) . Паранаучное знание рассматривается также с позиции методологии науки, в русле невозможности приближения экспериментов парапрактики к технологии научного процесса. В контексте традиций классической философии феномен паранауки осмысливается B.C. Степиным.
«Психологический портрет», «собирательный образ параученого» дает М.Е. Поляков, говоря о надобности возведения специальных «заслонов» со стороны государственной науки против «паранаучных идей» и их распространения. В.А. Кувакин дает оценку парафеноменов в контексте необходимости создания независимой экспертизы. Культурно-идеологические аспекты явления паранормальности поднимаются В.П. Казначеевым, Н.П. Бехтеровой. Авторы М.В. Волькенштейн, B.C. Логинов, СИ. Дорошенко, П.И. Катинин, В.П. Казначеев указывают на необходимость «разоблачения и наказывания» лжеученых. В контексте борьбы науки с «антинаучным мракобесием» излагают свою позицию Н. Лавров, В. Кудрявцев, В. Гинсбург, С. Капица, А. Венгеров, В. Садовничий и другие уважаемые ученые, подчеркивая аспект духовного вакуума, заполняющегося атинаучными и псевдонаучными идеями» . На этом фоне полнотой анализа
3 См.: Иванов К. П. Агрессивная лженаука//Вестник РАН. 2002. Т. 72. № 1. С. 30-36. Так, священник Андрей И. Хвыля-Олинтер характеризует феномен паранауки через рассмотрение оккультизма, псевдорелигиозных учений и архаичных форм познания, присутствующих в сознании современного человека, подходя к вопросу с точки зрения философско-научного и богословского подходов, и указывая на ряд признаков, которые, по мнению данного автора, «диагностируют лженаучные изобретения и псевдонаучные взгляды», здесь же приводится четыре вида «объективных ограничений», которые имеет наука в своих возможностях познания мира (методологическое, историческое, этическое, моральное и нравственное, правовое ограничения). нами своего рода модернизированная мифология, то есть иллюзорные формы человеческого сознания, обслуживающие тем не менее некие реалии и потребности личности и социума» . В ряду отличительных черт паранауки такие как: сопротивление и игнорирование результатов независимой экспериментальной проверки; аллергия на критику; мечта о невозможном; агрессивная реклама реалистичности и эффективности; беззастенчивая конкуренция с легитимными способами познания и практики; тотальность претензий на истину, пользу; сенсационность заявок на «открытия» «изобретения».
Лженаука понимается и как верхоглядство, и как попытка протащить утверждение, противоречащее существующему набору фактов, взглядов, представлений, на основе неоднозначного, часто единичного эксперимента, не подтвержденного другими исследованиями, вплоть до прямых фальсификаций и как «банальное мошенничество, жульничество, сознательный обман, шарлатанство в науке со стороны «ученых» с большой дороги» (B.C. Логинов, СИ. Дорошенко, П. Катинин); и как «преследование научными средствами вненаучных целей - идеологических, политических, престижных, вплоть до низменно корыстных при отсутствии трезвой сдержанности» . В данную сферу включаются и умозрительные изыскания пенсионеров-энтузиастов. Некоторые авторы (В.П. Филатов, М.И. Кабанчик), акцентируя внимание на источниках лженауки, анализируют их с позиции «заблуждающегося разума», «вторжения дилетантов в «хорошую» науку.
Культурно-экзистенциальные измерения познавательного процесса // Вопросы философии. 1988. № 4. С. 40-49.
В энциклопедической и справочной литературе под понятие «паранаука» («пара» от греч. - около, при) подпадает широкий спектр околонаучных концепций (учений, течений, представлений), связанных с наукой общностью проблематики и методологии, при отсутствии конституирующей метапарадигмы в своей основе. Паранаучная форма знания, не удовлетворяет общепринятым универсальным стандартам научности (или отклоняющихся от них), допускает в теоретических построениях внерациональные или иррациональные представления о мироздании, возможность «чуда», которые выполняют компенсаторскую функцию дефицита укорененности человека в бытии. Такого вида маргинальное (в системе духовного производства) знание вырабатывается в определенных паранаучных коллективах-сообществах, живущих по своим собственным внутренним законам и в соответствии со сложившейся иерархической структурой, этическими нормами и эталонами познания.
То есть паранаука выступает специфической промежуточной (можно сказать «пограничной») субкультурной подсистемой на границах науки, которая базируется на околонаучных методах исследовательской деятельности, в связи с чем паранаучный подход, как правило, не способствует научной разработке новейших новационных идей. Ее структура отчасти дублирует структуру науки, создавая «эффект» субъективного тяготения к «чистой» науке. При том однако, что в социокультурном
Сухотин А. Парадоксы науки. М, 1978. С. 240. отношении паранаучное знание, включая в себя элементы ненаучных (обыденных, мифологических и др.) представлений, строго отделено от науки. Нередко некоторые практические традиции, будучи концентрацией практического и обыденного опыта, приспособленного к традиционным условиям жизни, выступают в форме «народных» наук, которые могут органически дополнять науку позитивным знанием.
Донаучные предпосылки научной рациональности и паранаучной субкультуры
В первую очередь нужно сказать, что анализируя донаучные основания и социокультурные истоки научной рациональности мы во многом опираемся на исследования и положения работ М.П. Волкова, И.Н. Лосевой, М.К. Петрова, А.В. Потёмкина , не признающих за античной культурой наличия в ней «науки», и развиваем их точку зрения, поскольку они работают на основную нашу идею: выявление и обоснование культурно-исторических предпосылок паранауки (паранаучной субкультуры).
Определяясь с феноменом «донаучное знание» необходимо указать на следующее. Термин «донаучное» знание при его более-менее углубленном рассмотрении перестает быть таковым, как только в одном с ним ряду оказываются такие внешне схожие понятия, как «ненаучное», «преднаучное», «протонаучное» знание. Степень такой «условности» и терминологической некорректности недооценивается и отчасти объясняется наличием сохраняющихся стереотипов, выражающихся в тенденциозно заниженных оценках донаучного знания как «неразвитого», «примитивного», «упрощенного», «утилитарного» и т.д.. В самом общем виде под донаучным знанием принято понимать «зародышевые» формы познания, возникшие в недрах (и на основе) обыденного, стихийно-эмпирического, несвободного от антропоморфных наслоений, которые, будучи вплетенными в наличные практики эпохи, обладают способностью порождать предметное и объективное знание о мире, выступая прототипом, предпосылочной базой собственно научного знания.
Представляется уместным сразу же подразделить донаучное знание на два вида (подсистемы). С одной стороны, обыденно-практическое знание, включающее повседневный опыт (чувственный перцептивный опыт, естественный язык, здравый смысл), а также народное знание. С другой -взгляды мыслителей донаучного периода на Вселенную, мистические течения, религиозно-философские учения. Анализ двух способов приобретения знаний (освоение повседневного опыта и обучение специализированному знанию) позволяет нам указать на важный в гносеологическом отношении факт - специализированные виды познавательной деятельности (а это уже элементы собственно науки) хотя и находятся на более высоком уровне по отношению к житейскому опыту, однако принципиально не могут существовать без него в рамках наличной практики как без своей базовой опоры. Одновременно формируется особенная ценностная проекция видения и чувствования жизни. Опыт и знания, накопленные человеческим обществом, а также естественный язык обусловили появление способов их передачи. По ходу сделаем уточнение: язык дисциплинарной науки, строясь на основе естественного языка и сохраняя его основные грамматические структуры, стремится к однозначности, обеспечивая тем самым достаточно универсальную коммуникацию внутри научных сообществ. Это подтверждает тот факт, что, хотя научные понятия существенно отличаются от понятий повседневной жизни, их генетическим источником являются повседневный опыт и язык.
Дефиниций «здравого смысла» множественны и вполне различимы. Так, здравый смысл - это и совокупность представлений людей о мире, о самих себе, принцип понимания и оценки ими явлений, правил, по которым следует действовать в конкретных жизненных ситуациях» , и стихийно складывающиеся под воздействием повседневного опыта взгляды людей на мир и самих себя, принцип понимания и оценки явлений, правила действия в определенных ситуациях»; и «результат великой, бессознательной логической истории; наконец, по механизмам и каналам трансляции это универсальная традиция человечества как, его носителя . 1 о есть «здравый смысл» - это способность человека, носителя данного понятия, непроизвольно откладывать в своем уме представления о мире, давать оценочные характеристики, отражая свои личные взгляды в правилах и принципах действия. Здесь отлагаются результаты практически-повседневного, познавательного, нравственного, эстетического и иного опыта человечества, это главная составляющая обыденного знания.
Выступая неспециализированным знанием, приобретаемым в ходе ежедневной житейской деятельности повседневный донаучный опыт концентрирует в себе социально и культурно детерминированные идеалы и ориентации людей, «жизненную философию», которая, выступая уже в роли специализированного типа научного мышления, трансформируется в мировоззрение, составляющая система которого становится фоном всех поведенческих реакций, поступков, действий человека. Практика, связанная с необходимостью максимально полезного решения ряда проблем, привела к накоплению суммы знаний с последующим закреплением такого багажа в понятии «народная наука». Заметим, что мы склонны оспаривать данный термин, считая более точным понятие «народные знания», но отнюдь не «народная наука» . Донаучные знания, обнаруживая себя в таком феномене коллективного сознания, как народные знания, аккумулировали в себе результаты житейского опыта, практической деятельности и обращены одновременно как к самым элементарным, так и к жизненноважным аспектам. Народное знание и сопровождающие его эволюцию процессы (накопление рецептурно-практического знания, усиление процессов централизации и специализации всего опытно-практического корпуса народных знаний, оформившегося в практические традиции) выступали живительным импульсом и прообразом развития науки в формах и видах наличной практики, как бы предвосхищая тем самым устойчивые приобретения человеческой цивилизации.
Классическая наука в европейской культуре и генезис паранаучной субкультуры
В этом состоит ключевой интегратор системы Гегеля. Познающий индивид тем самым является не более чем духом среди духов, а над человеком и его деятельностью возвышаются более высокие инстанции, сверхчеловеческие разумные существа и сущности. Этот результат называют «эффектом знакового фетишизма». По сути, здесь получают свое завершение нормы традиционной гносеологии Нового времени, где пренебрежение к конечному, смертному, единичному существованию, к его пространственно-временным определениям выступало типичной чертой подхода к миру на предмет его познания.
Поэтому, несмотря на то, что у Гегеля впервые научное поступательное движение предстало целостной объективной исторической реальностью (как важнейшая философская новация), тем не менее, (в сравнении с Кантом) это только самодвижение и саморазвитие системы научного знания; с возможной лишь логикой собственного развития. Если у Канта продуктом науки является устойчивый гетерономный синтез законов природы и нравственности, новое теоретическое и практическое отношение к миру, утверждающее безграничные горизонты познания, то у Гегеля - очищенный от эмпирии разум, взятый, однако, в его категориальной структуре. Кант нацеливает ученого на активное познавательное творчество со всеми тайнами и загадками природы, давая ценностный наброск философии переднего края науки; в то время как Гегель отсылает ученого к «стеллажу истории». Не случайно говорят, что приходят в науку «по Гегелю», а творят науку «по Канту».
В кантоновской идее «априоризма» как моменте научного творчества фиксируется логическое опережение опыта и его логическая предоформленность. И хотя сама идея «априоризма» не нова, Кант, опредметив в ней универсальное для творчества явление, показал его роль для научного познания - как неустранимый из него момент выхода за рамки наличного, как момент отрицания полноты наличного знания в индивидуальном мышлении, наконец, как момент разложения наличного знания на составляющие и создания силами индивидуального мышления новых «пустых» связей: «... не предмет заключает в себе связь, только благодаря чему она может быть усмотрена рассудком, а сама связь есть функция рассудка, и сам рассудок есть не что иное, как «a priori» связывать и подводить многообразное содержание данных представлений под единство апперцепции. Этот принцип есть высшее основоположение во всем человеческом знании» . Вне сомнения, идея Канта об априорности всеобщего знания принципиально важна не только для философии, но и для сферы естественнонаучного знания, выступая ориентиром в вопросах понимания познавательных возможностей человека.
Кант устанавливает эпистемологические границы (как предел возможного для научного творчества) и горизонты (неисчерпаемый потенциал) научного знания и познания, которые получают свою проблематизацию и остроту с точки зрения философского и нравственного обоснования любого знания «в духе» трактовки разума как «способности целей». В природе, как предмете науки, Кант видит возможность нового знания и нового опыта, которая всякий раз оказывается перед познающим субъектом в роли таинственной «вещи в себе» как «мир открытий», как неистощимый и неисчерпаемый источник нового знания и опыта. «Вещь в себе» должна быть допущена к существованию на правах детского места нового знания, новых теоретических и практических отношении к природе Данный всеобщий абстракт включает в себя все возможные отношения, задавая тем самым всеобщую схему и модель, монограмму наличного и возможного теоретико-практического отношения к природе. Этим объясняется онтологическая и аксиологическая актуальность гносеологических и нравственно-этических исследований немецких классиков для анализа науки XXI века. Прежде всего, она не подлежит сомнению с точки зрения своевременности и преемственности поставленной Кантом задачи по «ограничению компетенции разума», необходимости синтеза науки и нравственности. Ориентиры, указанные Кантом, в полной мере сопрягаются с актуальными проблемами, находящимися в эпицентре современной эпистемологической проблематики.
Кант провозглашает основополагающее для любой (тем более, научной) познавательной деятельности универсальный нравственный постулат, согласно которму сновополагающим принципом всякого теоретического и практического отношения к Природе (как источнике и потенциале знания), провозглашается нравственный императив, внутренний моральный закон. Он, по нашему пониманию, призван выступать «двигателем», направляющим «волю» и действие ученого в общечеловеческое русло и одновременно выступать основным критерием его мыследеятельности. В такой форме речь идет об этике ученого и этосе науки. Тем самым, на уровне внутреннего «морального закона задаются онтологические и аксиологические границы всего человеческого (по) знания. «Само человечество в нашем лице должно быть для нас святым, так как человек есть субъект морального закона, стало быть, что само по себе свято, ради чего и в согласии с чем, нечто вообще может быть названо святым» . В этом постулате заданы важнейшие для всей последующей науки пределы возможного и допустимого в научном познании.
В ряде аспектов эти радикальные новации по своему сущностному потенциалу, в них заложенному, «перешагнули» границы научного рационализма той конкретной эпохи, которой, собственно, они (новации) были обусловлены в культурном и социально-историческом плане. В этом принадлежность человека миру явлений и миру «вещей самих по себе» . Существо человеческого бытия связано со вторым миром, понимание чего «бесконечно возвышает мою ценность как мыслящего существа, через мою личность, в которой моральный закон открывает мне жизнь, независимую от ... всего чувственно воспринимаемого мира . Такое разделение миров содержало указание непереступаемых границ теоретического разума и должно было предостеречь науку от саморазрушения предохранить науку от напрасных усилий познать непознаваемое присущими науке средствами: «предотвратить взлеты гения, которые ... без всякого методического исследования и знания природы обещают мнимые и... растрачивают сокровища настоящие» . 1 раницы научного познания определяются и направляются, следовательно, нравственными критериями и побуждениями, а взаимодействие автономных царств природы и нравственности выступает непреложным условием и возможностью объективного и нравственно безупречного знания. Мир Канта, по образному замечанию М.К. Петрова, лишен «теологических костылей; посредством освобождения места вере (теперь уже в гетерономном мире) создается первая свободная от теологии территория науки с гетерогномным синтезом свободы и необходимости
Аксиологические парадоксы параистории
В значительной мере феномен параисторического знания обусловлен социокультурными особенностями жизни российского общества на современном этапе. Во-первых, на результативность социогуманитарных наук, особенно истории, в частности, повлияла ограниченная методология философского объяснения, по которой объяснить некоторое явление означало «вывести» его из определенных условий, законов и объективных причин» . Применение данного номологического метода, повлекло за собой парадоксальные ситуации в теоретических построениях историков, оставляя в стороне научное объяснений явлений и актуализировало задачу обновления методологии исторического исследования. Рассмотрение исторической науки в качестве «орудия борьбы на идеологическом фронте» связано с постановленим ЦК ВКПб от 14 ноября 1938 года «О постановке партийной пропаганды в связи с выпуском «Краткого курса ВКПб», исключавшем любые произвольные толкования важнейших вопросов партийной теории и
Речь идет о недопустимости фальсификационных процедур в гуманитарном знании в роли ценностно-мировоззренческих догм (а не в качестве способов логической проверки исторических фактов).
Например, в хронологии Великой отечественной войны в числе командующих фронтов отсутствует маршал Жуков Г.К., в то время как в «Истории Великой отечественной войны СССР» (Т. 1) начальник германского генералитета Гальдер называется 12 раз. См.: Гареев М. Уроки истории на уроках в школе // Свободная мысль. 1998. №3. С. 32-37. истории партии». В итоге критерий «политической целесообразности» подменил собою требование объективного научного освещения исторического процесса. Требование политической целесообразности в ущерб исторической истине, которое закладывалось в основание исторического профессионального образования, сформировало определенный тип ученого. В результате в научный оборот вводились фальсифицированные исторические факты как о целых периодах нашей истории, так и об отдельных ее исторических личностях - в соответствии с генеральной линии партии и идеологическим «заказом».
Во-вторых, крушение тоталитарной системы, претендовавшей на обоснование всех своих действий на «научной основе», вызвало к жизни волну антинаучных настроений. На протяжении длительного периода в стране запрещалось проявление инакомыслия, были под запретом явления культуры, по той или иной причине не укладывающиеся в рамки примитивной сциентической установки. В результате утраты монистическим мировоззрением господствующего положения был поколеблен авторитет исторической науки, находившейся в тесной с ним связи. Историческая наука «вдруг» лишилась своих прежних возможностей, не успеваля своевременно реагировать на быстровозрастающие общественные запросы. В данную сферу взаимодействия исторической науки и общества активно вторглась паранаука, предложив свою быстро доходящую до массового сознания продукцию.
В-третьих, формирование независимых национальных государств в результате распада СССР инициировало потребность в новых официальных теоретических каркасах национально-государственной истории для каждого из национальных субъектов с привнесением в систему исторического знания явно выраженного националистического окраса.
В-четвертых, возникновение феномена параистории отражает социальный аспект погружения большей части системы исторического знания в среду массовой культуры, осуществляясь в русле функционально-ролевой установки в социуме по западным аналогам, принимая общие «правила игры». Фактически понадобилось перестраивать состав и внутреннюю жизнь базовых структур национальной истории в соответствии с образцами, принятыми в западноевропейских и американских сообществах истории, достаточно давно и привычно функционирующих в рамках массовой культуры. В русле названной тенденции конкретный представитель параистории стремится поднять свой престиж в массовом сознании российского общества, доказывая свою принадлежность к «высокой» культуре и науке, одновременно вытесняя фундаментальную научную историю с ее естественных позиций. Наконец, откровенно невысокий уровень востребованности строго научного рационального знания, отечественного научного мыслительного потенциала, также не способствует его широкой популяризации у соотечественников.
Иначе говоря, состояние современного фундаментального исторического знания характеризуется как предельно противоречивое. Особенно удручает то, что нередко под видом ликвидации «белых пятен» осуществляется искажение и фальсификация целого ряда фактов и периодов отечественной истории. Специалисты говорят о «целенаправленной тенденции по фальсификации фактов истории в угоду установкам влиятельных финансовых групп, преследующих политические, экономические интересы, идущие вразрез с интересами страны» . Однако же процесс «ревизии» исторических фактов оправдывает себя лишь при условии более глубоко постижения истины, а не в случае, когда они «подгоняются» под заведомо заданные схемы либо прошлых, либо современных установок и концепций.
Разрушительные процессы для самих оснований европейской культуры связаны с бурным прогрессом современных информационных технологий, ворвавшихся буквально во все сферы жизни общества, в том числе и в сферу образования. Приобрев сегодня статус повседневной реальности бытия современного человека они стали стремительно изменять, модифицировать ее, виртуализируя объективный реальный мир, и тем самым подпитывая паранауку. Фактическое разрушение достаточно сбалансированной экспертной системы, сложившейся в коммуникациях научных сообществах еще в XIX веке и позволяющей «не засорять» науку сомнительной информацией, затрудняет отсев псевдонаучной информации. Интернет ведет к размыванию устоявшихся научных парадигм в конкретных областях науки, а так же к не всегда оправданному их умножению. Можно говорить о том, что в науке недопустимо возрастают рациональные, но по сути несовместимые структуры, что позволило ученым констатировать такое явление как «дефект рациональности» В большом массиве немаркированной информации интернета ученый-исследователь перестает быть субъектом познания, теряя саму способность критически отличать науку от паранауки. Вектор современного социального и культурного движения по сути дела направлен на дезинтеграцию самого человека как культурного феномена и связанных с этим феноменом традиционных для европейской культуры базовых ориентиров. В условиях таких изменений, привносимых новыми технологиями в социокультурную среду, возрастает роль философской рефлексии трансформаций рациональности как способа познания и деятельности.
В настоящее время можно с достаточной уверенностью говорить о том, что в сфере паранаучного знания произошел не только количественный, но и качественный скачок: сове законченное оформление получила внутренняя самоорганизация параисторического сообщества, которое разрослось и живет своей жизнью со своими собственными корифеями и светилами «Мир монстров живет полной жизнью, пародируя жизнь серьезной науки, претендуя на звание «альтернативной истории» , и, завоевав свое место в качестве важной составляющей в спектре основных компонентов общественного сознания, нашел там плодотворную питательную почву.