Содержание к диссертации
Введение
Глава 1 Теоретические и исторические основания концепта «деньги» 14
1.1 Концепт «деньги» в культуре 14
1.2 Феномен денег в зарубежных и отечественных исследованиях .38
1.3 Аксиологическая интерпретация денег в лингвокультуре .83
Глава 2 Смысловая сущность денег в культуре современного общества (на материале художественной литературы) 108
2.1 Онтология денег в произведениях М. Эмиса и Д. Делилло 108
2.2 Роль денег в идентификации личности человека в творчестве В.О. Пелевина 139
Заключение 169
Библиографический список 174
- Феномен денег в зарубежных и отечественных исследованиях
- Аксиологическая интерпретация денег в лингвокультуре
- Онтология денег в произведениях М. Эмиса и Д. Делилло
- Роль денег в идентификации личности человека в творчестве В.О. Пелевина
Феномен денег в зарубежных и отечественных исследованиях
Деньги являются древнейшим изобретением человечества, которое всегда, начиная с момента зарождения философского мышления, пыталось проникнуть в сущность феномена денег, их происхождения, роли в обществе, необходимости, власти и влияния. Начиная с великих мыслителей античности Платона и Аристотеля, деньги как категорию не столько экономическую, сколько философскую и историко-культурную рассматривали многие зарубежные философы, в частности, Ф. Бродель, М. Вебер, Т. Веблен, Г. Зиммель, В. Зомбарт, Б.А. Лиетар, К. Маркс, С. Москвичи, Э. Фромм, О. Шпенглер и др. [см.: 118].
Согласно философии Платона деньги и богатство должны занимать второстепенное место в жизни человека. Платон считал, что, если «…существуют три вещи – душа, тело и деньги, то в ваших законах вы должны выше всего ставить совершенство души, на втором месте – совершенство тела, так как оно стоит ниже души, а на третьем и последнем – почтение к богатству, так как оно слуга и души, и тела» [133, с. 599]. Выше богатства и материальных благ великий мыслитель ставил добродетель, благодаря которой человек и будет счастлив: следует «…заботиться прежде и сильнее всего не о теле и не о деньгах, но о душе, чтобы она была как можно лучше: я говорю, что не от денег рождается добродетель, а от добродетели бывают у людей и деньги, и все прочие блага как в частной жизни, так и в общественной» [132, с. 101].
Ученика Платона, великого философа античности Аристотеля можно считать родоначальником экономической науки. Разделяя сферу экономических отношений на собственно экономику (ведение домашнего хозяйства, деньги как средство для жизни) и «хрематистику» (торговля, получение денег ради прибыли, накопление денег как самоцель), Аристотель рассматривал денежные отношения ради прибыли и наживу как нечто недостойное человека. Он говорил об экономике: «Это искусство, как мы сказали, бывает двояким: с одной стороны, оно относится к области торговли, с другой – к области домохозяйства, причем последнее обусловлено необходимостью и заслуживает похвалы, обменная же деятельность по справедливости вызывает порицание, как деятельность, обусловленная неестественными причинами…» [7, с. 41]. Позднее лишь в XIX в. всемирно известный немецкий философ, социолог, экономист и писатель К. Маркс поставил проблему денег, капитала, труда, потребностей и существования человека в центр своих творческих изысканий, которые коренным образом изменили историю (см.: [109], [110]). Человек (особенно бедный) постоянно находится под гнетом потребления и удовлетворения своих потребностей, одной из которых является постоянная потребность в деньгах. Поэтому «количество денег становится все в большей и большей мере их единственным могущественным свойством» [109, c. 599], и чем больше власть денег, тем более возрастает нуждаемость в них человека для приобретения различных «чуждых сущностей» благ (в том числе элементарных) и предметов.
По Марксу, политическая экономия обладает собственной (негативной) моралью: чем скуднее духовное бытие и жизнь человека, тем больше «отчужденной сущности» (имущества, капитала) он может приобрести, накопить. Кажется, что деньги смогут дать человеку недостающей человечности и жизни «все то, чего не можешь ты, могут твои деньги: они могут есть, пить, ходить на балы, в театр, могут путешествовать, умеют приобрести себе искусство, ученость, исторические редкости, политическую власть все это они могут тебе присвоить; ... они настоящая сила. Но чем бы это все ни было, деньги не могут создать ничего кроме самих себя...» [109, c. 602]. Таким образом, человек начинает жить по принципу: все, что не могу я, смогут мои деньги прибавят мне в глазах других людей красоты, ума, силы, храбрости и любых других способностей; «я» человека становится тождественно его деньгам. Однако такое понимание сущности денег есть иллюзия, поскольку деньги являются «всеобщим извращением индивидуальностей, которые они превращают в их противоположность, ... всеобщее смешение и подмену всех вещей, т.е. мир навыворот, перетасовку и подмену всех природных и человеческих качеств» [109, с. 620].
Г. Зиммель был первым философом, посвятившим феномену денег отдельный философский труд – в его работе «Философия денег» (1900) [199] делается попытка понять «сущность денег, исходя из условий и отношений жизни вообще, … понять сущность и форму последней исходя из действенности денег» [54, с. 312]. Зиммель считал, что деньги – это явление культурно, социально и индивидуально обусловленное, через отношение к которому можно охарактеризовать все сферы человеческого бытия: «Деньги … представляют собой лишь средство, материал или пример изображения тех отношений, которые существуют между самыми внешними, реалистическими, случайными явлениями и идеальными потенциями бытия, глубочайшими течениями индивидуальной жизни и истории. Смысл и цель целого состоит лишь в том, чтобы с поверхности хозяйственных явлений прочертить линию, указывающую на конечные ценности и значимости всего человеческого» [54, с. 312]. Он рассматривал деньги с аксиологической и культурфилософской точек зрения, считая, что, если философия денег должна существовать, то только «за пределами обеих границ экономической науки … она может продемонстрировать те предпосылки, заложенные в душевной конституции, в социальных отношениях, в логической структуре действительностей и ценностей, которые указывают деньгам их смысл и практическое положение» [54, с. 310]. Как справедливо заметил известный современный социальный психолог, философ С. Московичи: «Зиммель не открыл деньги. Тем не менее, он первым охватил во всей полноте философию культуры, рожденную ими, и первым сформулировал целостную теорию их власти» [117, с. 398].
Известный немецкий социолог М. Вебер в работе «Протестантская этика и дух капитализма» (1905) рассмотрел влияние религиозного мировоззрения, в частности протестантизма, на развитие капитализма, изложил этические основы возникшего в протестантской среде духа предпринимательства или духа капитализма. Под «духом капитализма» М. Вебер понимает «строй мышления, для которого характерно систематическое стремление к законной прибыли в рамках своей профессии» [20, с. 85]. В качестве примера исследователь приводит актуальные и сегодня высказывания американского политического деятеля, ученого, изобретателя, «отца-основателя» американского государства Б. Франклина, являющиеся «документом упомянутого «духа», воплощением некого делового этоса: «Помни, что время деньги. ... Помни, что кредит деньги. … Помни, что деньги по природе своей плодоносны и способны порождать новые деньги. Деньги могут родить деньги, их отпрыски могут породить еще больше и так далее. … Помни пословицу: тому, кто точно платит, открыт кошелек других. … Следует учитывать, что самые незначительные действия оказывают влияние на кредит. ... Наряду с прилежанием и умеренностью ничто так не помогает молодому человеку завоевать себе положение в обществе, как пунктуальность и справедливость во всех его делах. … Кроме того, аккуратность показывает, что ты помнишь о своих долгах, то есть что ты не только пунктуальный, но и честный человек, а это увеличивает твой кредит» [Цит. по: 20, с. 71-72].
Вебер отмечает, что наряду с такими практическими аспектами деловой этики, протестантская этика предполагает идею профессионального призвания, аскетизм в поведении и общении человека для достижения успехов в своей профессии, причем концепция профессионального призвания появилась, как считает ученый, именно в протестантском вероучении. Стремление к прибыли похвально и правильно, но достижение данной цели связывается с определенными правилами, личными качествами предпринимателей и «профессиональным долгом».
Вслед за Вебером другой немецкий социолог В. Зомбарт в своей книге «Буржуа. Евреи и хозяйственная жизнь» (1911) также поднял вопросы взаимосвязи экономической и духовной жизни, проблему истоков духа предпринимательства, являющегося движущей силой капитализма, выяснил, в какой степени наделены им разные народы и проследил влияние религии на экономику. Зомбарт не признавал отдельного существования экономики вне духовной жизни человека или народа: «Ибо хозяйственная деятельность только тогда имеет место, когда человеческий дух приобщается к материальному миру и воздействует на него» [55, с. 8]. Философ отмечал, что страсть к деньгам и предпринимательский дух взаимодействуют разными способами, соединяются и рождают «капиталистический предпринимательский дух» [55, с. 70].
Аксиологическая интерпретация денег в лингвокультуре
В данном параграфе нашего исследования делается попытка выявить особенности аксиологической интерпретации денег в английской и русской лингвокультурах с учетом их скрытой дискурсивной направленности. А.Е. Фалилеев отмечает, что язык, культура и национальный менталитет воздействуют друг на друга таким образом, что «в каждом национальном языке у любого слова есть свой глубинный смысл, сформированный веками как результат своеобразного политического, экономического, историко-географического, религиозного, эстетического развития» [174, с. 35]. По мнению В.А. Масловой, у каждого лингвокультурного сообщества есть «иерархически организованный набор ценностей, которые частично повторяются в других культурах, но и иной конфигурации. Большинство из них зафиксировано в языке – в слове, фразеологизме, паремии и т. д.» [111, с. 85]. Ценностная картина мира в языке, по утверждению В.И. Карасика, включает «общечеловеческую и специфическую части», а специфическая часть ценностной картины мира – различную «номинативную плотность», «оценочную квалификацию» объектов и различную «комбинаторику ценностей» [70, с. 141]. Мы, вслед за Карасиком, считаем, что реконструировать картину мира можно в виде взаимосвязанных оценочных суждений, которые соотносятся с «юридическими, религиозными, моральными кодексами, общепринятыми суждениями здравого смысла, типичными фольклорными и известными литературными сюжетами…» [70, с. 141].
Анализ фактического и экспериментального материала русского и английского языков свидетельствует о том, что концепт «деньги» обладает высокой номинативной плотностью (термин В.И. Карасика) и метафорической диффузностью (термин Г.Г. Слышкина), то есть для его обозначения в языке имеется большое количество лексических единиц прямономинативного и метафорического значения, а также фразеологических и паремиологических единиц знаковой культурной сущности [см.: 119].
Понятие «знак» в культуре имеет широкий смысл. Под знаком в данном случае понимается «артефакт, замещающий другой объект (предмет, явление и т. п.) и выступающий в коммуникативном или трансляционном процессе его аналогом. С его помощью, – подчеркивает И.В. Лаптева, – осуществляется фиксация и оценка индивидуальной и общезначимой информации о человеке и мире в культурных текстах, общение индивидов и социальных групп между собой, совместное целедостижение» [88, с. 149]. Знак тесно связан с такими формами фиксации культурно-значимой информации как символ и культурный код. Символ в отличие от знака не указывает непосредственно на денотат, знак становится символом, когда его употребление предполагает реакцию на спектр значений, условно связанных с обозначаемый объектом, служащих «планом выражения» другого, более ценного содержания. Ю.М. Лотман указывает, что символ представляет собой «законченный текст» с самостоятельной структурой и смыслом, он всегда как бы «пронзает» культуру по вертикали, обладая памятью, которая древнее памяти его окружения [99, с. 240-241]. Культурный код – совокупность «понятий, установок, ценностей и норм, содержащих информацию о знаках и символах культуры», являющихся, по мысли Н.Г. Меркуловой, частью ментальности человека и необходимых для прочтения текстов той или иной культуры [114, с. 192].
Мы привели примеры номинации денег в разных лингвокультурах в параграфе 1.1 нашей работы, но о смысловом наполнении (образной и ценностной составляющей) концепта «деньги», по нашему мнению, более полное представление дает фразеологический и паремиологический фонд того или иного языка. Концепт «деньги» обладает большой «метафорической диффузностью», однако при сопоставлении языков наблюдаются сходства и различия в конфигурации семантических полей исследуемого концепта.
Мы констатируем, что в английском языке имеется большое количество фразеологизмов, репрезентирующих тот или иной аспект отношения человека к деньгам [см.: 84]. Английские фразеологизмы, по нашему мнению, определяют деньги положительно как насущную необходимость – daily bread, bread and butter (ежедневный хлеб) и одновременно как корень зла – the root of all evil, filthy lucre (бесчестная прибыль/нажива). Многие фразеологизмы имеют национально-специфическую окраску, отражая реалии англо-американской картины мира almigthy dollar («всемогущий доллар»), a red cent («медный цент»), to earn an honest penny («заработать честный пенни»); pin money («деньги на булавки» – карманные деньги), slush funds («смазочный фонд» – деньги для покупки предметов роскоши; деньги, используемые для взяток); money talks («деньги говорят», то есть деньги помогают добиться многого); look / feel like a million dollars («выглядеть / чувствовать себя на миллион долларов», то есть великолепно, очень хорошо); to have more money than Carter has pills (иметь очень много денег, «больше, чем Картер имеет таблеток» – фармацевтическая компания, которую основал человек по фамилии Картер, продавала огромное количество лекарств); to be as rich as Rockefeller («быть богатым как Рокфеллер»)
В результате анализа фразеологического фонда английского языка, мы приходим у выводу, что в английской языковой картине мира присутствует большое количество фразеологических единиц со значением «иметь много денег», характеризующихся при этом амбивалентностью (не совсем ясно, имеют ли они больше положительный или негативный смысл): roll in money, roll in riches, roll in wealth, be flush with money, be made of money, have money to burn, wallow in money / wealth, be in the money – соответствуют русским фразеологизмам «загребать деньги лопатой», «утопать в роскоши», «купаться в золоте»; have pots of money, have deep pockets, have money to blow, stacks of the ready, have money coming out of ears, oodles of money – «денег куры не клюют»; stink with money – иметь много денег (отрицательная окраска – «вонять деньгами»). Фразеологизмов, со значением «не иметь денег/ иметь мало денег» – меньшее количество: not to have a bean («не иметь ни гроша»); to be broke to the world, not a penny to spare, every penny is spoken for («денег в обрез»). В русской лингвокультуре, как отмечает Т.С. Медведева, напротив, присутствует большое количество фразеологических единиц микрополя «отсутствие денег»: сидеть без гроша, нет ни копейки, денег кот наплакал, едва сводить концы с концами, жить на копейки, ни копейки за душой не иметь, ветер гуляет / свистит в карманах и др.[113, с. 125-126].
Что касается паремиологического языкового фонда, то его исследование в любом языке является важным для выявления и измерения культурных доминант, соотношения языка и культуры, менталитета того или иного народа. Пословицы и поговорки, наряду с фразеологическими языковыми единицами, передают ценностные предпочтения, специфику восприятия мира человеком, являются «культуроносными» [Маслова В.А., с. 79], иными словами, обладают знаковой культурной сущностью. Культурные знаки «суть “ключи”, “коды”,
которые, будучи правильно интерпретированы, вводят целый пласт культурной информации» [83, с. 74].
Так, в ходе исследования концептуализации понятия «деньги» в фонде устойчивых единиц русского, английского и французского языков, И.А. Майоренко выявляет, что паремии характеризуются амбивалентным отношением носителей русского, английского и французского языков к деньгам, взаимоисключающими концептуализациями в рамках одного и того же концепта [106]. На основе анализа большого количества языкового материала, ученым делаются следующие выводы: паремии интерпретируют отношение русского, английского и французского языкового сознания к деньгам приблизительно одинаково – большое количество русских, английских и французских паремий характеризуют деньги положительно, рекомендуют относиться к ним с уважением; в два раза меньше единиц оценивают деньги с негативной позиции (в связи с обманом, заботами, потерей сна, жадностью, глупостью и т.д.). К универсальным ценностям (то, что нельзя купить за деньги) в языковой картине мира трех выбранных культур, по мнению Майоренко, относятся здоровье, ум, почин, любовь, уговор, счастье, доброе имя, время, почёт, друзья, довольство. К специфичным в русском языке можно отнести такие ценности, как отца с матерью, душу, правду, добро, Бога, весёлый нрав; в английском языке – удачу, обещание, слово мужчины; во французском – хорошие времена, честь [106].
Майоренко отмечает, что основные различия наблюдаются в конфигурации поля «деньги». Русскому пословичному полю более свойственна смысловая противопоставленность, чем английскому и французскому [106]. В русском пословичном поле национально-культурный компонент выражен ярче за счёт большего количества наименований национальных денежных знаков (алтын, полтина, грош, рубль, пятак, полушка) – За неимением алтына отвечает полтина. У скупого рубль плачет, а у щедрого и полушка скачет. Сделал на пятак, а испортил на гривенник. Рабочему полтина, а нарядчику рубль. Последнюю копейку ребром не ставят. На копейку напился, а на рубль нашумел. Кто за копейкой не нагнется – ломаного гроша не стоит.
Онтология денег в произведениях М. Эмиса и Д. Делилло
Художественная литература как один из текстов культуры, в котором слово является основным средством образного и ценностного отражения жизни человека и общества, представляет собой огромный, практически неисчерпаемый источник разнообразного материала. По мнению И.В. Лаптевой, в каждом художественном произведении «наряду с художественно-выразительными средствами имеются символические знаки, запутанные сюжеты, двойственное восприятие, определенное эстетическое воздействие на читателя, который, в свою очередь, должен попытаться "разгадать" открытый и недогматичный авторский "посыл"» [89, с. 117]. По утверждению Вл.А. Лукова и Б.Н. Гайдина, художественная литература имеет первостепенное значение для исследования констант культуры [102, с. 34], в том числе, добавим мы, константы «деньги», являющейся важнейшей неотъемлемой частью любой национальной культуры и культуры в целом.
Современный отечественный ученый А.Л. Ястребов в монографии «Богатство и бедность. Поэзия и проза денег» (1999) исследует многогранные противоречивые отношения литературы, денег и человека. Анализируя тему денег в мировой и отечественной литературе прошлого и настоящего, он приходит к выводу, с которым нельзя не согласиться: «Деньги в иерархии ценностей культуры чаще всего представляются признаками девальвации истинных ориентиров, ими обозначаются самые слабые звенья морально-философских систем» [189, с. 477]. Эта цитата характеризует отношение к деньгам, отраженное в мировом литературном творчестве вплоть до середины XX в. Тема власти денег занимает одно из центральных мест в русской литературе: от пьесы А.С. Пушкина «Скупой рыцарь» и комедии Д.И. Фонвизина «Недоросль» до произведений Н.В. Гоголя, А.И. Гончарова, Ф.М. Достоевского, А.Н. Островского, И.С. Тургенева, А.П. Чехова и др. В произведениях зарубежной литературы («Человеческая комедия» О. Бальзака, «Американская трагедия», «Финансист» Т. Драйзера, «Ярмарка тщеславия» У. Теккерея, произведения Ч. Диккенса, Э. Золя, Г. Флобера и многих других) тема денег также является одной из доминирующих: в той или иной степени все подчинено и вращается вокруг постоянно присутствующего концепта «деньги».
Однако в XX в. литература начинает кардинальным образом менять свое отношение к деньгам, поскольку претерпевает изменения сама природа данного феномена в массовом сознании. Деньги, отмечает Ястребов, «выстраивают новую архитектонику ценностных ориентиров, рождают самостоятельную иерархию бытийных смыслов, представляют модель мироздания, в которую добро, истина, счастье входят как факультативные, ситуационные элементы. … Деньги становятся абстрактной природой, оперирующей категориями символического мышления, мифологическим феноменом» [189, с. 478]. Появляется потребительский тип сознания, который рассматривает деньги в роли «идеального образца», как своего рода «универсальную религию», не знающую национальных границ [189, c. 497]. Ястребов объясняет, что культура начинает интересоваться сюжетами массового помешательства на деньгах, жизнью общества потребления, дает советы, как стать успешным и богатым, отражает деньги как нечто в высшей степени незаурядное: « культура так долго боролась с деньгами, что доказала незыблемость их роли в причинно-следственных связях бытия» [189, с. 509].
Считаем целесообразным продолжить анализ концепта «деньги» на конкретных примерах, взятых из произведений современной художественной литературы, с использованием семантико-когнитивного подхода.
Проанализируем предтекстовые пресуппозиции (время создания, историко-культурную информация и др.), семантику заглавия и лексического состава текста; выявим повторяющиеся смыслы, реализуемые в разных контекстах; попытаемся определить содержание исследуемого концепта в процессе когнитивной интерпретации, включающей смысловое обобщение значений языковых единиц, в нашем случае, не отдельных слов и словосочетаний, а целых высказываний, которые служат средствами выражения концепта в конкретном художественном произведении. По нашему мнению, в рамках данного подхода становится возможным через анализ языковой семантики перейти к моделированию концепта «деньги» как единицы национальной культуры.
Для анализа концепта «деньги» мы выбрали малоизученные художественные произведения современных зарубежных авторов – британского писателя М. Эмиса и американского писателя Д. Делилло. Исследуемый концепт в данном случае предстает как часть англоязычной картины мира, его смысловое пространство представляет собой сложную структуру, состоящую из множества взаимосвязанных концептуальных смыслов.
Концепт «деньги», являясь, по меткому замечанию Ю.М. Лотмана, «планом выражения другого содержания» [98], рассматривается нами в романе М. Эмиса «Деньги: записка самоубийцы» (1985) как «жизнь», внутри которой выделяются следующие концептуальные смыслы: «удовольствие», «успех», «свобода выбора», «власть человека», «социопроводник», «свобода от денег», «власть над человеком», «любовь к деньгам», «любовь между людьми», «мамона», «экономическое зло», «зло-болезнь», «смерть». Наша задача разработать модель, раскрывающую семантические «коды» смыслового пространства концепта «деньги» с обозначением основных смыслов. Для передачи нужного смысла (концепта), подчеркивает Н.Н. Болдырев, «иногда достаточно значения отдельного слова, поскольку значение – это тоже смысл, но системно закрепленный. Системное значение слова описывает стоящий за ним концепт, и в речи на основе этого значения формируется соответствующий смысл» [13, с. 63]. Таким образом, содержание концепта, передающегося в исследуемом тексте одним словом «деньги», постоянно меняется и «обрастает новыми смыслами в процессе все более глубокого познания реалий и отношений действительности человеком...» [там же, с. 5].
Мартин Эмис (Martin Amis) современный британский классик, лауреат литературной премии Сомерсета Моэма, в своих произведениях («Успех» (1978), «Деньги: записка самоубийцы» (1985), «Лондонские поля» (1989), «Информация» (1995) и др.) обращается к проблеме самоидентификации человека и общества. Роман «Деньги: записка самоубийцы» написан в 80-е гг. XX в. - время, которое часто называют «Me Decade» (в переводе с англ. «Я-десятилетие»), вслед за известным американским писателем Т. Вулфом (Tom Wolfe), первоначально создавшим это выражение для обозначения 70-х гг. прошлого века - периода, «характеризуемого нарциссизмом, сибаритством и отсутствием внимания к социальным проблемам у многих, особенно молодых, людей» (в нашем переводе О.К) [191]. Это время меркантилизма, когда деньги в очередной раз становятся доминирующей ценностью отдельного человека и всего общества, и «Я», обладающее деньгами и всеми благами, которые они могут дать, ставится в центр социального бытия.
Эмис рисует портреты героя и эпохи, которые не теряют своей актуальности с течением времени. Прошло более тридцати лет, а людей, похожих на героя романа Эмиса c говорящими именем и фамилией Джон Сам (John Self), можно встретить сегодня и в Англии, и в Америке, и в России. John банальное распространенное английское имя, Self - в переводе А. Гузмана (2002) «Сам» и означает «Я сам», «Эго», в юридической терминологии «Одно лицо». Деньги - всё для Джона Сама: «он - олицетворение жадности восьмидесятых, антисоциальное воплощение того, что такого понятия, как общество, больше не существует, идеи, что денежная ценность - единственная ценность. ... "Деньги" аппелируют к сегодняшней эпохе почти так же сильно, как они это делали по отношению к 1980-м» (в нашем переводе О.Н.) [214].
В кратком изложении роман повествует о следующем: Джон -преуспевающий рекламщик, сделавший себе имя и приличные деньги на создании рекламных роликов фаст-фуда. Жажда еще больших денег сталкивает его с богатым «продюсером» – мошенником Филдингом Гудни, предложившем Джону снять настоящий полнометражный фильм с известными актерами. Летая между Лондоном и Нью-Йорком, прожигая немалые деньги и здоровье в кабаках и порносалонах, Джон и не подозревает, что это всего лишь игра полубольного сознания Гудни, который с помощью махинаций заставляет Джона просаживать свои же собственные деньги. В итоге главный герой растрачивает все свои деньги, остается без имущества и работы, пытается покончить жизнь самоубийством, но неудачно, и начинает новую жизнь безработного, живущего одним днем и не особо задумывающегося о будущем.
Роль денег в идентификации личности человека в творчестве В.О. Пелевина
Концепт «деньги» подвергается глубокому культурфилософскому осмыслению в творчестве современного российского писателя В.О. Пелевина. Роль денег в жизни человека и общества является одной из центральных тем, которая в разных вариациях обыгрывается во многих его произведениях (романах «Generation П» (1999) и «Empire V» (2006), повести «Зал поющих кариатид» (2008), рассказе «Пространство Фридмана» (2008) и др.) [см.: 120].
Своего рода эпилогом к реальности 1990-хгг. – эпиграфом к началу XXI в. явился роман «Generation П». Этот период можно назвать временем новых денежных ценностей, ставших мерилом жизненного успеха нового русского «Я». Грандиозные перемены в финансово-экономической ситуации и в российском коллективном и индивидуальном сознании воплотились в образе главного героя и интерпретации общества в фантастическом романе Пелевина. Как говорит один из персонажей произведения, «новый русский» Вовчик Малой, заказывая рекламному агентству написание текста «русской идеи»: если на деньги «смотреть просто как на бабки, то они все одинаковые. Но за каждыми бабками на самом деле стоит какая-то национальная идея. У нас раньше было православие, самодержавие и народность. Потом был этот коммунизм. А теперь, когда он кончился, никакой такой идеи нет вообще, кроме бабок. Но ведь не могут за бабками стоять просто бабки, верно?» [208, c. 201].
Главный герой Вавилен Татарский работает в сфере рекламы. Закончив литературный институт и не найдя себя в качестве писателя, в сложные девяностые годы он работает продавцом в «ларьке», но внезапная встреча со старым знакомым, уже переквалифицировавшимся в «нового русского», меняет его жизнь. Татарский сначала работает рядовым рекламщиком, а затем сотрудничает с законспирированной структурой, создающей цифровые копии людей, которых обычные люди именуют властью. Спустя время главный герой становится высшим звеном в иерархии вышеупомянутой тайной организации – «мужем великой богини», «живым богом» [208, c. 342-344]. «Великая богиня» – это богиня Иштар, которая была лишена тела и стала «золотом», «тем, к чему стремятся все люди, … как бы идеей» [208, c. 334]. С Татарского снимают цифровую копию, его 3D-модель и является мужем великой богини, главная сакральная функция которого – появляться во всех рекламных клипах и телепередачах. Это необходимо, поскольку богиня является «совокупностью всех использованных в рекламе образов» [208, c. 344]. На современном этапе общественного развития, который является, по Г. Дебору, временем потребления образов обществом спектакля, превалирует принцип денег и товара как движущей и подчиняющей себе общество силы. Спектакль это «деньги, на которые мы только смотрим, ибо в нем тотальность потребления уже заместилась тотальностью абстрактного представления. Спектакль не просто слуга псевдо-потребления, он уже сам по себе есть псевдо-потребление жизни» [37, с. 37].
В современном мире продать можно все и даже свои идеалы, что и делает главный герой, из поэта и романтика превратившись в копирайтера, который изо дня в день на основе образов мировой художественной литературы сочиняет рекламные слоганы и сценарии клипов. Татарский часто перечитывает книгу о позиционировании товаров, считая ее своей «маленькой Библией», одна из заповедей которой гласит: «... продавать самое святое и высокое надо как можно дороже, потому что потом торговать уже будет нечем» [208, с. 29]. Татарский и другие люди его профессии создают фальшивую реальность и вовлекают в нее обычных, в нашем случае, телезрителей и потребителей, продавая «пустую форму». «Фальшивая панорама жизни» меняет сознание человека, сосредотачивая его только на функции потребительства. Причем главный герой практически ничем не отличается от среднестатистического индивида, поскольку он также стремится заработать денег (чтобы затем их потратить), для того чтобы «попытаться приблизиться к объектам этой панорамы самому» [208, с. 76-77]. Только богатый человек, по мнению Татарского, мог выйти за пределы обязательной для бедных фальшивой реальности. Таким образом, благодаря рекламе обычный человек живет в благословенном и изобильном обществе потребления, хотя и виртуальном для большей части людей.
В данном контексте, на наш взгляд, возникает аналогия с философией Э. Фромма. Личность человека может развиваться как субъект и объект либо «обладания», либо «бытия» [см.: 179] Выбирая обладание в качестве ценностного ориентира, человек стремится лишь к деньгам, материальным ценностям, власти и успеху как их следствию. Одна из главных форм обладания – это потребление, ведущее за собой опять же стремление потреблять и желать с каждым разом все большего. Но такая жизненная установка имеет и побочный эффект для человека и его мироощущения. Так, устами своего персонажа Пелевин говорит об «инфляции счастья» «надо платить за те же его объемы больше денег»: то ощущение счастья, которое раньше давала покупка новых кроссовок, теперь можно получить, купив как минимум джип или дом [208, с. 103].
Что же это за тайное общество, которое правит миром, и кому оно подчиняется на самом деле, ведь Татарский и остальные члены организации всего лишь исполнители, обслуживающий персонал? Считаем, что ответ на этот вопрос дает философско-фантастическая интерпретация Пелевиным современного общества как живого организма под названием «оранус» и его клетки-личности «Homo Zapiens». Современный человек из Homo Sapiens превратился в Homo Zapiens (от английского слова zapping - быстрое переключение каналов в целях бегства от рекламы). «Подобно тому как телезритель, не желая смотреть рекламный блок, переключает телевизор, мгновенные и непредсказуемые техномодификации изображения переключают самого телезрителя. Переходя в состояние Homo Zapiens, он сам становится телепередачей, которой управляют дистанционно. И в этом состоянии он проводит значительную часть своей жизни» [208, с. 120].
Вслед за Фроммом приходим к выводу, что «и объект моего обладания, и я превратились в вещи, и я обладаю объектом, поскольку у меня есть сила, чтобы сделать его моим. Но здесь имеет место и обратная связь: объект обладает мной, потому что мое чувство идентичности, то есть психическое здоровье основывается на моем обладании объектом (и как можно большим числом вещей) … Связь между ними смертоносна, а не животворна» [179, с. 103-104]. Подтверждением фроммовского тезиса может служить философия «идентиализма» (англ. identity личность, идентичность, тождественность), придуманная Пелевиным. Современный этап общественного развития характеризуется как «темный век» коллективного небытия, когда личность смотрящего телевизор (в монитор - О.Н.), как бы раздваивается, и «субъект номер один верит, что реальность это материальный мир. А субъект номер два верит, что реальность это материальный мир, который показывают по телевизору» [208, с. 118]. Реальная личность, заключает писатель, практически исчезает, остается лишь Homo Zapiens, представляющий собой «остаточное свечение люминофора уснувшей души» и «кубометр пустоты» [208, с. 120].
В модели общества романа «Generation П», становясь Homo Zapiens, человек постепенно утрачивает свою настоящую природу, превращается в «identity» - «фальшивое эго» [208, c. 130], самоидентифицируя себя «через комбинацию показываемых по телевизору материальных предметов, которые заведомо не являются ни им, ни его составной частью» [208, c. 128]. По аналогии с романом Эмиса, смыслом жизни людей-identity является потребление жизненных благ, получение как можно большего количества денег и всего того, что с их помощью можно приобрести. Люди оценивают друг друга и окружающую действительность с позиций консьюмеризма, «все упирается в деньги, – объясняет Пелевин, – потому что деньги давно уперлись сами в себя» [208, c. 135]. Сущность денег как универсального кода, понятного любой «identity», саркастически, но наглядно эксплицируется в сцене посещения Татарским художественной выставки, организованной Азадовским (его предшественником в роли мужа великой богини). Вместо коллекции настоящих картин и скульптур, на стенах были представлены нотариальные справки с описанием экспоната и ценой за сколько миллионов долларов он был приобретен. Если же у посетителя возникнет желание узнать, как выглядит шедевр, у него есть возможность посмотреть каталог. Удивленному Татарскому объяснили, что это «самая актуальная тенденция в дизайне» зародившийся в России «монетаристический минимализм»: «Это гребаное испанское собрание стоит где-то двести миллионов долларов. И еще тысяч сто на искусствоведов ушло. ...