Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Научно-методологические основы исследования культуры Калининградской области Российской Федерации 23
1.1. Современное состояние региональных исследований культуры Калининградской области 23
1.2. Методология культурологического исследования Калининградского региона 47
1.3. Историография изучения идентичности россиян Калининградской области 53
Глава II. Историко-культурные особенности Калининградского региона в культурологическом измерении 89
2.1. Особенности историко-культурных периодов Восточной Пруссии 89
2.2. Этногенетические основы культуры Калининградской области 122
2.3. Конфессиональный аспект культуры Калининградского региона 128
2.4. Тенденции социально-экономического развития Калининградской области 142
Глава III. Этнокультурные особенности калининградского социума 159
3.1. Этнографическая стратификация Калининградской области 159
3.2. Динамика этнокультурных процессов в Калининградском регионе 165
3.3. Роль национальных общин в культурной среде 191
3.4. Особенности культуры литовской общины 199
Глава IV. Перспективы культурного развития Калининградской области 215
4.1. Актуальные вопросы развития культуры Калининградской области 215
4.2. Образование и национальные традиции в контексте культурного развития Калининградского региона 243
4.3. Культурный потенциал религии в Калининградском регионе 264
Заключение 297
Список использованной литературы 302
- Современное состояние региональных исследований культуры Калининградской области
- Особенности историко-культурных периодов Восточной Пруссии
- Динамика этнокультурных процессов в Калининградском регионе
- Культурный потенциал религии в Калининградском регионе
Современное состояние региональных исследований культуры Калининградской области
Начнем с констатации, что культурологи, в отличие от политтехнологов, занимаются проблемами вневременными, наиважнейшей из которых является установление мира между народами и толерантности между общинами.
Региональные факторы представляются проявлением специфических особенностей нормативных, регулятивных и креативных процессов в обществе на определенной территории. В настоящее время для определения культурных взаимосвязей, установления центров возникновения, путей распространения и временных рамок отдельных культур используется теория «культурных ареалов». А. Крёбер полагает, что культуры «укорены в природе» и не могут быть поняты иначе, как “в соотнесении с тем клочком земли, на котором проявляются13. Соединение географии с историей региона позволяет наложить на сетку географических признаков исторические черты, черты духовно-психического склада, отличия государственного строя, особенности хозяйственного быта с целью выявления «параллелизмов» в сетке географических различий. П. Н. Савицкий эту задачу применял исключительно к России — Евразии, хотя и оговаривался, что она приложима и к другим странам.
Невозможно рассматривать проблемы регионов вне временных параметров. Имея свой динамический цикл, каждая историческая цивилизация оставляет свой аксиологический результат. Специфика российского культурного пространства освещена в трудах В. С. Ключевского, М. К. Любавского, С. А. Соловьева, Н. А. Бердяева, А. С. Ахиезера, И. В. Кондакова, А. П. Маркова, В. В. Алексеева, А. В. Ремнева. Новая эпоха часто теряет предшествующие достижения, при наличии точек бифуркации в динамике культуры, но при этом границы культурного пространства остаются без изменения.
При исследовании региона автор опирался на литературу по регионалистике Э. С. Маркаряна, Ю. В. Бромлея, А. Матулениса, Э. А. Орловой, А. Вишняускайте, В. В. Савельева, С. В. Шишкина, В. И. Кулакова, В. В. Седова, A. П. Клемешева, С. Д Козлова, Г. М. Федорова, В. С. Бильчака, Ю. С. Маточкина. Интеграционные процессы в области этнокультуры рассматривались через анализ трудов Л. Н. Гумилёва, Б. С. Ерасова, B. И. Зиятдинова, о. Андрюса Эйдинтаса, Л. Е. Шкляра, о. Ежи Стецкевича, Н. Велюса, Д. Блажейовського. Социокультурные процессы в контексте региональной культурной политики рассматривались с опорой на труды Я. Чюрлионите, А. А. Сняцкого, М. Ягелло, А. И. Лучанкина, И. В. Чванова, Г. Пятружиса, В. В. Савельева. Современная этнокультурная динамика отражена посредством ознакомления с работами Р. Г. Абдулатипова, А. Матулениса, А. Мотузаса, Л Палмайтиса, В. А. Тишкова, А. Г. Здравомыслова, C. В. Чешко, Э. А. Баграмова, П. Г. Щедровицкого, Ю. И. Семенова, Б. Г. Капустина, С. А. Токарева, Э. Я. Дмитриевой и др.
Таким образом, анализ научных источников дает возможность сделать следующий вывод: в современных западных и российских исследованиях имеются определенные успехи в исследовании пространств культур, однако замкнутое культурное пространство российского региона Юго-Восточной Балтии в целом не получило достаточного анализа и разработки. Культуролого методологический аспект данной проблемы практически не представлен в современных работах. Нет четкого представления о взаимодействии и структуре межконфессиональных отношений и межэтнических отношений в культурологических исследованиях данного региона. Существующая научная база исследования регионалистики в контексте трансформации культурного пространства Калининградского региона, как геокультурной части Юго-Восточной Балтии, освещена в имеющихся научных трудах фрагментарно, что вызывает необходимость дальнейших фундаментальных исследований.
Первым исследователем культуры региона Юго-Восточной Балтии был св. Бруно Кверфуртский ( 1009). Именно на этой земле изучение этнокультуры и стремление к межнациональной толерантности он провозгласил единственно достойной позицией при создании многонациональных и поликультурных государств. Если его миссия закончилась трагически, то все же были намечены, в современных терминах, этнокультурные подходы к сближению язычников-балтов со славянами-христианами. В своей миссии Св. Бруно исходил из прогрессивной и в наши дни позиции этнокультурной аккомодации применительно к мироощущению пруссов. Впервые в истории политической культуры не только региона, но и всей Европы, такие технологии реализовывалось как основа политической деятельности Великими князьями Литовскими Гедиминасом и Витаутасом Великим14. Именно по их следам шли великие преобразователи России Петр I и Екатерина II.
Культурное разнообразие российских регионов — атрибут бытия и основа устойчивости Российского государства. Процессы демократизации и гуманизации приводят к возрастанию толерантности, способности к восприятию «другого», иных ценностей и точек зрения; признанию правомерности существования многих истин и разнообразия культур. Потоки экономические, культурные, миграция населения и трансграничные процессы приводят к переносу культурных ценностей, вносят изменения в образ жизни, нормы поведения и общения. Аналогично влияют на сохранение культурной идентичности процессы глобализации.
Региональное сообщество характеризуется не только общими для страны чертами и закономерностями, но и специфическими особенностями, обусловленными сложившимися историческими и культурными традициями. Для достижения единства регионального социума надо добиваться схожести культурных установок и жизненных целей большинства граждан и социальных групп15. Рассматривая регион как геокультурное пространство, нужно констатировать, что ныне анклавов не так много. Прежде всего, это малые государства Европы — республики Андорра и Сан-Марино и княжество Лихтенштейн, Аландские острова в составе Финляндии. До известной степени таковыми же являются заморские территории старых Империй и исторически последние штаты США — Аляска, Пуэрто-Рико и Гавайские острова. Один из анклавов славянского мира сегодня — непризнанная уже 28 лет Приднестровская молдавская республика.
Являясь неотъемлемой частью единого государства, любой анклав как социокультурное пространство зависит от внешне- и внутриполитических факторов, отражает геополитическое положение государства, от которого зависит в целом и специфику проводимой центром региональной политики со всеми ее достоинствами, недостатками и противоречиями.
Образование немногим более 70 лет назад на территории бывшей Восточной Пруссии Калининградской области в составе Российской Федерации положило начало формированию интереснейшего социокультурного феномена, исследованием которого сегодня заняты многие историки, социологи, политологи, философы, культурологи как в самом Калининграде, так и далеко за его пределами — в России и Европе16.
Сформулируем рабочий интегрирующий термин для обозначения исследуемого региона, симбиотичной лакуны совместного расселения на протяжении более восьмисот лет балтов и славян с взаимным этнокультурным влиянием. В литературе в равной степени используется два топонима. Описываемый феномен в польской исторической, особенно в археологической, литературе, определяется термином балто-славянский континуум. По аналогии нами был применен термин — континуум Литвы и Калининградской области. Некоторая неопределенность, присущая такому обозначению, указывает на незавершенность не только этнокультурного, но и экономического, и даже лингвистического оформления изучаемого пространства. Термин этот громоздок и требует постоянного напоминания о причинах и границах его использования. Значительно удобнее пользоваться принятым для обозначения этого региона в польской научной литературе термином «Юго-Восточная Балтия». Поляки, правда, включают в него и польскую часть Восточной Пруссии, но не в этнографической, а только в исторической и экономической литературе. Для человека русской культуры a priori очевидно, что даже польское побережье не подразумевается, когда говорят о Прибалтике. Автор не настаивает на таком словотворчестве — просто для исследования было необходимо выработать оперативную общепонятную терминологии.
В зависимости от специфики научной дисциплины в содержании понятия регион акцентируются разные основания. В отечественной научной литературе ограничиваются, как правило, политическим, экономическим и правовым анализом, вследствие чего регион обычно не рассматривается как автономная самоорганизующееся система.
Обозначим сначала этнографическое определение. Балтийский регион — это интегрирующее обозначение исследуемого региона, симбиотичной лакуны совместного расселения балтов и славян, с взаимным этнокультурным влиянием, на протяжении более восьмисот лет. Русский археолог, этнокультуролог и историк В. И. Кулаков обращает внимание на географическую локальность региона Юго-Восточной Балтии, представляющей собой с этих позиций перипл (каботажный замкнутый маршрут — древнегр.) Балтийского моря, что перекликается с особым характером местной истории17.
Особенности историко-культурных периодов Восточной Пруссии
Любая история, в том числе и история Российской Балтики, — это постоянная смена подъемов и падений, истины и святости против заблуждений, лжи и зла. Восточная Пруссия является примером влияния идеологических и этнокультурных факторов на судьбу региона, населяющих его людей и трагичности для многих поколений ошибок сильных мира сего, вольных или невольных. Но история дает и иные уроки, — каковы бы ни были идеологические установки, они не могут помешать духовному и культурному развитию народа; любое достижение в этой области не исчезает бесследно, даже если ушла в прошлое не только идеология, на основе которой они были достигнуты, но и самый этнос, взрастивший эти феномены. В конечном счете, ни история, ни культура не движутся вспять.
История народа — это история его культуры, что бы ни считали политики или полководцы. Культура — это всеобъемлющее явление, которое аккумулирует в себе высшие духовные достижения человечества, его социально-практический опыт, нравственные идеалы, искусство, быт, семейно-личностные отношения и многое другое, без чего она существовать не может и в чём она многогранно проявляется. При этом культура всегда была консолидирующим началом в обществе, стимулировала людей к творчеству, порождала мир и общественное благополучие. Культура включает в себя комплекс знаний, верований, обычаев, законов, морали, искусства — это реализация духовных ценностей путем культивирования высших человеческих достоинств.
Тем не менее, единого мнения о детерминированности воздействия хода исторических процессов на положительное развитие культуры не существует. Более того, такой авторитет в области этики и культурологии как блаженный. Августин в “Граде Божием” не только настаивал на внеисторичности истории культуры, но и вообще видел в истории только хронологию, причем он не отрицал коммулятивность действия мировой культуры по отношению к любому народу в любой момент его истории, ибо никакое человеческое достижение не получило обетований вечности. “Ибо культура есть сокровищница, где распределяются вещи древние и новые, и где идет очистительная переплавка золота новых данников. Не надо питать иллюзий тем, кто видит задачу сегодня уже завершенной, ведь чудо, совершившееся в прошлом, должно длиться и впредь, и оно длиться и впредь, и она верует в новые открытия, новые промыслительные гармонии88. Несмотря на столь долгую дискуссию по проблеме, существует, пусть и не столь давняя, противоположная позиция. Например, Шеллинг в лекциях о методе академического изучения считал существенным исторический аспект догмата, включая теоретические положения культурологии89.
Существует необходимость разделить исторический процесс и теоретическое моделирование. Модернизация прошлого также недостоверна, как архаизация современности. Культура не только синхронна, но и диахронна, именно это основа ее устойчивости и стабильности. Уместно напомнить об общем подходе к историческим фактам: прошлое нельзя судить по нравственным стандартам нового времени. Оценка культуролога звучит иначе: “Не надо ставить вопрос так: должны ли мы интерпретировать явления культуры далекой эпохи в категориях этой эпохи, или, напротив, в категориях нашей собственной эпохи? Непосредственное, некритическое, недистанцированное пользование одним или другим рядом категорий само по себе может быть только провалом. Интерпретировать культуру прошлого, наивно перенося на нее понятия современности, — значит заниматься мышлением, которое идет мимо своего предмета и грозит уйти в полную беспредметность90.
Описание любых аспектов этнокультуры принято начинать с этногенеза. Начальная стихийно-естественная колонизация Балтийского региона совершалась племенами догосударственного социального состояния. Симбатно с этногенезом развивается и культурогенез — становление и развитие культурных явлений, норм, стилей и других новационных форм происходит не только в глубокой древности, но и в наше время, порождая новые компоненты культурных систем. Он включает проблемы этнических, конфессиональных общностей и субкультур, их ментальность, образ и стиль жизни, системы ценностных ориентаций и мировосприятия. Культурная традиция в наши дни продолжает оставаться универсальным стабилизирующим и селективным механизмом, действующим во всех сферах социального организма. Различия в проявлениях культурной традиции в прошлые и современные эпохи должны быть соответствующим образом дифференцированы и типологизированы. Но это должно производиться в пределах единого круга явлений, интегрируемого общим понятием культурная традиция.
Автохтонными жителями региона были угро-финские племена, культура которых рассматривается всегда в археологическом аспекте. Учитывая низкую плотность населения и лишь зарождающееся в то время структурирование общественных отношений, можно полагать, что ассимиляция автохтонов балтскими племенами прошла относительно мирно. Южные финны, в отличие от племен Калевалы, не имели сложившихся мировоззренческих представлений.
История культуры Юго-Восточной Балтии91 расщепляется на множество национальных историй и национальных проблем. Мы их коснемся только в той степени, в которой они влияют на образ жизни русских в Прибалтике или на историю культуры региона. Среди этих проблем определенное место занимает культура исчезнувшего народа пруссов. Это группа племен, родственных латышским и литовским, создавших оригинальную целостную культуру, основанную на адаптации балтских племен к условиям местной природной среде.
Носители высокой ведической культуры, они достаточно мирным путем абсорбировали автохтонное население — во всяком случае, в фольклорных источниках, включая Калевалу, нет отрицательного описания ни пруссов, ни литовцев. Сложно ожидать, чтобы пруссы, народ, практиковавший фундаменталисткую религию, мог сосуществовать со значительным количеством инокультурного населения — скорее всего, финские племена были вытеснены. Поскольку финские культурные корни в традициях современных калининградцев не усматриваются, их описание в данной работе излишне.
Пруссы имели свою национальную территорию, племенное единство, язык, фольклор, свою религиозную картину мира. Их социальная и политическая культура оказала влияние на историю, религию и культуру огромных территорий от Черного моря до Урала, но пруссы так и не смогли консолидировать народы Балтии. В VII–XIII веках пруссами было создано теократическое прагосударство, но последнее обстоятельство уже несло признаки самоуничтожения.
Несомненна высокая степень общности языческих верований балтов и славян, включая племена, живших на территории современной России. Литовско прусские племена, были последними язычниками Европы. Их теология, в те времена важнейшая составляющая культуры in corporе, не обрела стройной античной системы, но послужила основой культуры, осознанию национальных интересов. Хоть мрачность обрядов Криве-Кривайтисов и уступала литургике ацтеков или майя, но все же они были значительно более жестокими, чем у европейских народов — в них отчетливо просматривается дух ведических культов ариев. Даже в XIX — начале ХХ века в фольклоре Балтии прослеживаются мотивы человеческих жертвоприношений, свершаемых над юными прусскими пастухами, а казни христианских миссионеров в ближайшую доорденскую эпоху, как и немецких рыцарей при восстании Геркуса Мантаса, носили отчетливо ритуальный характер92. Криве-Кривайтисы имели идеологическое влияние не только на литовцев, жемайтов и латышей, но и на восточных славян. Этнокультурные описания по состоянию на XII век свидетельствуют, что сближению народов регионов способствовал структурированный пантеон прусских богов и строгая иерархия клира93.
Этот процесс государственного роста был грубо прерван внешней военно-идеологической колонизацией. Необходимо признать, что, в противоречие с общепринятыми штампами, пруссы отнюдь не были мирными охотниками, жившими в равновесии с природой. По мере развития социально-племенных отношений прусы испытали заметное возрастание роли военно-племенной верхушки, что означало для них возможность создания предгосударственных, а затем государственных форм социальной и политической культуры. К сожалению, в современных терминах, их система правления может быть названа террористическим государством-изгоем. Его существование несло реальную угрозу многим соседним странам, прежде всего Польше. Литва и Русь также воспринимали пруссов как серьезную угрозу самому своему существованию. Причина этого — узко понимаемые жреческим сословием пруссов интересы своего народа, консерватизм, гипертрофированно чтимые родовые традиции.
Власть верховного жреца Криве-Кривайтиса к XIII веку противопоставила Пруссию христианской Европе, более того — ходу исторического развития. Отметим, что в языческое время существовала практика рутинных набегов неорганизованных литовских грабительских ватаг на Русь. По свидетельству “Слова о полку Игореве” (трактовка Л. Н. Гумилева), они наносили значительный ущерб и русскому народу, в частности, Полоцкому княжеству: “На Немизе [Немане – В.Ш.] снопы стелют головами, молотят чепи харалужными, на тоце живот кладуть, веют душу от тела. Немизе кровави брезе не болотом бяхнуть посеяни, посеяни костьми русских сынов94. Впрочем, одновременно пруссы, подобно варягам, торговали с русскими княжествами.
Динамика этнокультурных процессов в Калининградском регионе
По международным критериям страна, в которой вмещающая нация составляет более 2/3 населения, считается мононациональной. Это означает, что мононациональна не только Россия в целом, но и изолированный от нее Калининградский эксклав. В глобализированном мире идентичность является фактором нестабильным. Собственно, это наблюдалось и в СССР. Сначала это происходило в пределах государства, когда значительные группы населения отчуждались от национальной культуры — (управленческие элиты, некоторые национальные общины — евреи, поляки), социального самовосприятия (шляхта) и практически все слои общества, кроме самых низших страт, — от религии. Затем процесс пошел и вне государственной политики и послужил мощнейшим фактором самоликвидации государства.
Единство нации подразумевает налаживание тесной связи между этническими и политическими группами. По мере развития государства, усложнения государственных потребностей, растет дифференциация социальных функций. Внутри единого целого возникает ряд миров, где царит своя, неповторимая атмосфера, то есть имеются свои нормы, интересы, обычаи, идеи и настроения. Процесс объединения, в результате которого образовалось единое государство, уравновешивается разделением общества на этносы, классы, слои, профессиональные группы. В отличие от профессиональных групп, которые никогда не жили и не смогут жить сами по себе, ибо являются частями целого, элементами структуры, этнические группы в принципе имеют возможность обрести независимость или изменить суверена.
Этническая идентичность — осознание своего тождества с определенной этнической общностью. Она может быть личностной (причем позитивной или негативной, когда человек неудовлетворен принадлежностью к данному этносу) и групповой. Психологи полагают, что принадлежность к этнической группе — продукт социализации. Людям свойственно сохранять или восстанавливать свою этническую идентичность, высокую оценку своего этноса — в этом случае возникает ощущение психологической безопасности и стабильности. При этом отрицательное отношение к своей группе ведет к фрустрации, которая выливается в агрессивность. Представления об этнических группах острее всего формируются у представителей нацменьшинств, тем более у ущемленных этнических общин.
В настоящий момент население Калининградского региона не только не автохтонно, но в значительной части мигрировало в анклав в последние десятилетия. Жители области многообразны по социальному и этническому составу, причем во многом лишены такого важнейшего основания культуры как живая традиция. В аксиологическом аспекте они не имеют устойчивой самоидентификации. Для члена группы поддержание устойчивой стереотипности национального или социального поведения, в котором, пусть схематизировано, упрощенно или эмоционально, отражаются традиции, взгляды, убеждения, ценности — есть часть его социальной функции, отражает его специфичность, непохожесть. Основы его миропонимания зиждется на комплексе знаний о ценностях своей группы и их отличий от других групп — пусть не с позиций абсолютизации традиций группы, но хотя бы для осознания тождественности. Этнические доминанты негласно существуют во всех областях жизнедеятельности и в каждую отдельную эпоху воспринимаются этносом как естественные и единственно возможные. Стандарты поведения коррелируются с реальной стратификацией общества, реагируют на демографические, политические и даже технологические факторы. Разумеется, на традиционном поведении сказываются цивилизационные процессы, унифицирующие поведение и ментальность различных групп.
Само по себе культурное многообразие не является источником конфликта, но оно служит исходной питающей почвой преднамеренных деструктивных действий этнической, политической или экономической элиты и «внесистемных активистов», таких как общество «Память». При этом объективно национальные конфликты являются следствием недостаточной информированности акторов или злонамеренности и некомпетентность элиты. Идеология национализма в России имеет чрезвычайно широкий спектр, включая утонченные элитные концепции. Тем ни менее, любые ее негативные проявления занимают в российском обществе маргинальное положение162.
Система межнациональных отношений очень динамична, потенциально конфликтна, и весьма легко может быть использована в конфронтационных целях. Для регулирования межэтнических отношений необходима определенная организованность общины ее подготовленность к деятельности и положительная коммуникативность, как на интеллектуальном, так и на эмоциональном уровне. Фрустрированные этнические желания извне не гасятся, а только загоняются вовнутрь и могут взрывным образом высвободиться, что может привести к взрывным конфликтам.
Классические определение нации, например, Милля или Ренана, формулируют ее как результат свободного выбора людей, желающих жить вместе под своим правлением в силу свободного выбора и определенных исторических обстоятельств, а также ряда индивидуальных в каждом отдельном случае факторов, ни один из которых не является ни обязательным, ни определяющим. При этом исследователи с христианской ментальностью, как ортодоксальной и католической, так и с протестантской, — Соловьев, Мадзини, Масарик сошлись в заданности процесса формирования нации как воплощение Божественного Плана (протест. — воли Проведения).
Равно антиисторичны, антигуманны и тезисы «одна нация — одно государство» (Гердер)163, и «нация — лояльность единому сюзерену» (Руссо)164. Как ксенофобия, так и ксеномания являются примитивными формами, присущими малокультурной среде. Узкий антигуманный национализм начинается с требования публичности культуры лишь одной национальности, когда культура и язык нацменьшинств приобретают характер семейный. Совершенно неубедительна концепция, что в России, подобно США, создается единая “гражданская нация” на основе русской культуры и ментальности. Ведь при этом культура иных наций приравнивается лишь к персональной идентичности, а это путь к практике насильственной ассимиляции. Но либеральное отношение к национальной идее как к второстепенной — сформулированный Миллем принцип, что “величие нации зависит лишь от промышленности, воспитания, морали и хорошего управления страной — остается справедливым в лучшем случае лишь в отдаленной перспективе165.
Главным предметом настоящего исследования являются жители Калининградской области восточнославянского происхождения и абсорбированные ими национальные общины. Это приблизительно 90% населения области, в остальные 10% входят литовцы, народы Кавказа, семьи мусульманской культуры и представители малых диаспор.
Культурный потенциал религии в Калининградском регионе
Культурологический компонент в жизни рособалтов, системе образования и воспитания жителей является инструментом формирования гражданина, знающего и чувствующего свою родную культуру и в то же время признающего и уважающего культуру иную, представленную в региональном поликультурном пространстве, стержнем формирования особого исторического (и тем самым социального и культурного) феномена эксклава. Важнейшим компонентом культуры, делающим русских именно русскими (разумеется, речь не идет об интеллектуалах уровня Чаадаева или Толстого) является принадлежность к Русской Православной Церкви. Крупнейший знаток и защитник русской культуры П. Астафьев писал: “Если мы признаем за народом, живущим одной общей духовной жизнью, нравственную личность — то за народом этим мы должны признать и значение не орудия только для каких бы то ни было целей, но самоценной самоцели. Своеобразность национального духа составляет ту незаменимую личной мыслью почву, на которой он развивается и из которой получает свою мощь, жизнеспособность и глубину самые общечеловеческие идеалы233.
К сожалению, объективность требует признать, что ныне проблемы религии для жителей региона отнюдь не являются первоочередными, а мнение Астафьева в лучшем случае применимо к его землякам с «малой Родины». Тем ни менее, религия является мощной и влиятельной составляющей в системе культуры и полноценная духовная жизнь теснейшим образом связана с ее существованием. Будучи переживаемой в вере, Церковь от этого не перестает реально присутствовать в мире сем, повсюду оставляя отпечаток своего присутствия, до какой-то степени дублируя общество мирское, стремясь сдерживать его в определенных рамках. Повсеместно Церковь вплетается в ткань общества, изменяя тем самым ее текстуру. На конституционном уровне исключается вмешательство светской власти России в дела религии. Это не является запретом на изучение и прогнозирование такого важнейшего этнокультурного фактора и установлению взаимодействия с церковной иерархией по гуманитарным проблемам, к числу важнейших из которых следует считать роль религии в установление межнациональной толерантности. Развитие естественных наук многих заставляет осознать, насколько важны вопросы, неразрывно связанные с существованием самого человека, вопросы, которых естественные науки вообще не ставят и тем более не пытаются на них ответить. А нам приходится с этими вопросами жить, ища ответы в других областях — в философии или в богословии. Ранее люди чурались мировоззренческих проблем не только из конформизма, но и в силу иронического тезиса: “поиск синтеза есть признак склероза234.
Собственно, термин религия в культурологическом исследовании является очень неточным, а то и популистским. Религия — это вопрос веры. Одномерное мышление тоталитарного общества не предполагало диалектического подхода к общественно-политической жизни. Очевидно, что и возрожденная Россия не управляет этнокультурными процессами, менее очевидно, что она к этому и не стремится. Для большинства рособалтов последние 10 лет стали периодом трансформации базисных, основополагающих установок и жизненных ориентиров, причем инерция ранее сложившегося мировоззрения зачастую преобладает. В этих условиях именно возврат к утраченным собственным традиционным ценностям русского народа может стать основой утверждения в социокультурном локусе великоросской ментальности235.
Мир идей, воззрений и представлений относится к духовным основам человеческой жизни и неотделим от их индивидуального проявления. Для принципа духовного единения характерно общее или единое миропонимание. Вместе с тем, процесс формирования элементов духовной жизни напрямую зависит от состояния общества, от наличия социальных и культурных условий, стимулирующих их возникновение. Современная наука рассматривает конфессию как цивилизационную доминанту. В славянской среде утвердилось строго конфессиональное отношение к культуре, при котором центром кристаллизации национальной идеи всегда были идеи религиозные, даже не идеи, а некая иррациональная русская духовность. Однако реальное отношение гораздо многогранней, богаче и противоречивей. Вековой пресс тоталитарного строя является не только идеологическим, но и культурным катаклизмом, который не устраняется при жизни одного поколения. Уже в силу этого религиозные и философские движения в Калининградской области находятся на периферии общественного сознания россиян.
Сильная сторона религиозной культуры — связь с многовековым культурным наследием, полифункциональность. Духовная жизнь теснейшим образом связана с религиозностью, она связывает человека с многовековым культурным наследием, на протяжении веков выполняет функцию освящения моральных норм и ценностей, своими средствами удовлетворяет потребность в общении, эстетические запросы. На протяжении веков религия освящала моральные нормы и ценности, она способна своими средствами удовлетворить потребность в общении, эстетические запросы и т.п. Религия является важнейшим этническим маркером. Все это говорит о том, что в системе универсально-гуманистической культуры религия должна занимать достойное место. В свое время В.В. Путин в интервью для «Wool–street journal» четко сформулировал: “Для такой страны как Россия, философия религии очень, очень важна … ничто не может в душе человека заменить общечеловеческие ценности так эффективно, как это может сделать религия236.
В обществе существуют и локальные, независимые подсистемы (культурные, сакральные, политические), но они связаны посредством общих авторитетов и личностных связей, переходящих в некое трансцендентное целое. Существенная характеристика традиции — их вариативность, возможность множества альтернатив для каждого социального и культурного уровня, их открытость к реинтерпретации и рекристаллизации в тех понятиях, которые ныне наиболее актуальны для общества. При этом все варианты в свою очередь структурированы. Традиции могут передаваться из одного слоя общества в другое, претерпевая при этом существенные изменения. Макросоциальные явления формируются вокруг центральной зоны, одной из задач которой является передача традиций из поколения в поколение.
В переживаемый ныне Россией исторический момент совершенно необходимо трезво поразмыслить над переживаемым, окинув его взглядом со стороны, ибо времена наивной простоты уже в безвозвратном прошлом. Необходимо всмотреться в самое основание того, что вдруг предстало проблематичным. Дабы уметь вынести в случае необходимости верный приговор или же со знанием дела отстаивать то, что другие осуждают и отвергают, нужно посмотреть на спорный предмет с новой точки зрения. Главным при этом становится не оправдание, а в первую очередь объяснение237.
Очевидно, что процесс формирования элементов духовной жизни напрямую зависит от состояния общества, от наличия социальных и культурных условий, стимулирующих их возникновение, от становления индивидуального миропонимания. Допущение свободы совести в культурологическом плане соответствует критерию гармоничности и гуманности общества. На конституционном уровне исключается вмешательство светских властей в дела религии, что не препятствует изучению этого важнейшего этнокультурного фактора и признанию необходимости взаимодействия с Церковью как минимум по гуманитарным проблемам. В то же время, духовность не тождественна религии, религия лишь приобщает к пониманию духовности, помогает ее раскрытию. Все это говорит о том, что в системе универсально-гуманистической культуры религия должна занимать достойное место, но не следует возлагать на нее бремя выполнения всех тех задач, которые по силам лишь культуре в целом. Религия не может ни восприниматься, ни функционировать как инструмент гражданского общества – это область интимной жизни человека и этноса, одна из важнейших сторон духовности. Духовность же не может быть освоена через те или иные внешние нормы.
Еще А. Бергсон, впервые употребивший понятие «открытое общество», говорил, что одним из столпов его должна быть динамичность религии и морали238. Естественно, нельзя принимать этот тезис в его буквальном протестантском смысле, но нельзя не согласиться, что человек может не находить полноту общения с Богом в условиях косной, механически воспринимаемой ортодоксальности. Кстати, социальный опыт коммунистической идеологии служит тому подтверждением — именно доктринерский ее характер и застывшая догматика за период менее одного века привела не только к жесткой догматичности, но и тотальной утрате веры практически всех ранее пассионарных адептов этой квазирелигии.