Содержание к диссертации
Введение
I. Политическая харизма в социологии политики Макса Вебера 14
1.1. Основные понятия политической социологии М. Вебера 17
1.2.Внеобыденность харизмы 23
1.3. Взаимоотношения религии и политики 30
1.4. Харизма и мотивация участников современного политического действования 36
1.4.1. "Массы" 38
1.4.2. Управленческий штаб вождя 42
1.4.3. Харизматический вождь 48
П. Теоретический анализ основных концепций харизмы в западной социологии 57
2.1. Религиозная концепция харизмы 57
2.2. Концепции "псевдохаризмы" 65
2.3. Функциональная трактовка харизмы 82
2.4. "Героико-мессианские" концепции харизмы 101
2.4.1. "Мифологическая" трактовка харизмы 102
2.4.2. Теории трансформационного лидерства 106
2.5. Плюралистические концепции харизмы 113
111. Перспективы развития проблематики политической харизмы 125
3.1. Неоднозначность категории "политическая харизма" 127
3.2. Основные модели политического действования и харизма 136
3.3. Политическая харизма и эмоциональная мобилизация масс 151
Заключение 158
Литература 167
- Взаимоотношения религии и политики
- "Героико-мессианские" концепции харизмы
- Неоднозначность категории "политическая харизма"
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Актуальность изучения проблематики политической харизмы обусловлена ее важностью для социологии как в теоретическом, так и практическом отношении. "Харизма" относится к числу основных категорий политической социологии, наряду с такими понятиями как власть, легитимность, конфликт и пр. В то же время "политическая харизма" - одна из тех категорий, дискуссии о которой идут практически постоянно: тогда как одни ученые плодотворно применяют данное понятие в исследованиях современных политических процессов, другие говорят о неадекватности и нецелесообразности его использования.
Понятие "харизма", первоначально употреблявшееся исключительно в религиозных кругах, получило распространение в социологии благодаря работам М. Вебера. При этом веберовская концепция харизмы до сих пор является одной из самых распространенных и разработанных в теоретическом и методологическом отношении. Однако неоднозначность проблемы харизмы и связанных с ней явлений приводят к тому, что имеющиеся интерпретации теоретического наследия Вебера отстоят друг от друга весьма далеко и нередко мало соотносятся со смыслом, который вкладывался им в данное понятие. Отметим также, что в веберовской категории "харизма" имеется множество измерений, большая часть из которых, скорее, лишь заявлена, чем тщательно разработана. В настоящее время актуален вопрос о том, насколько адекватна веберовская концепция харизмы для анализа современного политического пространства и каковы эвристические возможности категории "политическая харизма" в целом.
Несмотря на некую "неуловимость" понятия, харизма представляет собой вполне определенный социальный феномен, который имеет важные последствия для общества в целом и нуждается в серьезном рассмотрении. В мировой социологии, помимо Вебера, свой вклад в разработку проблематики политической харизмы внесли несколько теоретических направлений. Каждый из этих подходов строится на различных аксиоматических посылках в отношении феномена харизмы и политического пространства. Соответственно, у каждого исследовательского подхода к проблеме харизмы свои эвристические возможности, методы исследования, наполнение данной категории, характерные преимущества и ограничения, сосредоточенность на различных аспектах проблемы политической харизмы и т.д. Все эти моменты необходимо учитывать в случае использования в социологических исследованиях категории "политическая харизма".
Тема диссертационного исследования представляет особую актуальность для
России современного периода, поскольку проблема харизмы тесно соотносится с
вопросами социальных изменений и инноваций, создания новых институтов, а также
проблемой поддержания социального порядка, придания ему значимости и
легитимности. В этой связи привлекает внимание тот факт, что хотя в России понятия
"харизма", "харизматический лидер" завоевали большую популярность, тем не менее
они вошли, скорее, в околонаучный и публицистический оборот. Употребление
понятия "харизма" широким кругом общественности, по сути, низвело его до
рыночного синонима известности, популярности, обаяния личности. Иная ситуация
складывается в отечественной науке - тема политической харизмы практически
выпадает из научного социологического дискурса. В отечественной социологии тема
харизмы, как правило, рассматривается в контексте истории социологии (как одна из
категорий классика социологии М. Вебера). Среди "отраслевых" социологических
дисциплин категория "харизма" применяется в социологии религии, а также (весьма
ограниченно) - в политической социологии. В целом, в отечественной науке
проблематика политической харизмы слабо разработана (по сравнению с мировой):
отсутствует анализ наиболее влиятельных и перспективных концепций харизмы,
разработанных в мировой социологии, не обсуждается возможность их применения к
анализу российской действительности. Данные обстоятельства приводят к проблеме,
выражающейся в том, что термин "харизма" лишается социологического содержания,
подвергается сомнению его ценность и теоретическая значимость.
Подробное исследование, посвященное теоретическому анализу многогранной
категории "политическая харизма", может быть осуществлено с привлечением методов
и теоретических конструкций, используемых политической социологией, социологией
организаций и менеджмента, социологией религии, социологией социальных
институтов, социологией культуры, а также ряда других отраслей социологии.
Результаты подобного исследования, обладая самостоятельным теоретическим
значением, могут также продемонстрировать возможность сочетания различных
подходов внутри социологической науки. В то же время, следует обратить внимание на
то обстоятельство, что категория "харизма" успешно применяется в ряде других,
смежных с социологией дисциплин - психологии, политологии, истории,
культурологии, социальной и культурной антропологии и пр., а соответственно,
предпринимаемое исследование по проблематике политической харизмы заведомо
подразумевает междисциплинарность. Иными словами, проведение теоретического
анализа "политической харизмы" как социологической категории предполагает также
привлечение и конструктивное использование данных о харизме, накопленных в
других гуманитарных науках, актуализируя вопрос об определении границ использования категории "политическая харизма" в социологии.
Таким образом, актуальность темы диссертационного исследования обусловлена существующей потребностью в систематизации имеющихся знаний о политической харизме, необходимостью проведения социологического теоретического анализа данной категории.
Степень научной разработанности проблемы. При описании корпуса литературы по теме диссертации отдельно обсудим состояние исследований по проблематике политической харизмы в отечественной и зарубежной науке.
Научная разработка проблемы политической харизмы в первую очередь связана с именем Макса Вебера, который впервые осуществил системный анализ феномена харизматического господства. В социологии Вебера понятие харизмы тесно соотносится с проблемой создания новых социальных образований, а также проблемой свободы, творчества, человеческой ответственности. У Вебера нет отдельной работы, посвященной харизме, однако вопросы, связанные с данной проблематикой, нашли отражение во многих его трудах , поэтому, в зависимости от контекста, несколько различаются и его трактовки понятия "харизма". В своих исследованиях большое внимание Вебер уделяет проблеме рутинизации харизмы, анализу отношений между профессиональными политиками (харизматический вождь и его управленческий аппарат).
Интерес западных социологов к творчеству Вебера трудно переоценить, что выражается как в постоянной популярности его трудов, так и множестве работ по анализу веберовского теоретического наследия, в том числе его политической социологии (напр., [53; 57; 60; 63; 65; 73; 104; 109; 123; 132; 135; 136; 137; 142; 156; 158]). Специально изучению и критике веберовской концепции харизмы посвящены работы Л. Гринфильда [ПО], Л. Кавалли [78], Т. Доу [87], Г. Рота [155] и ряда других исследователей. В социологии нет общей позиции как в отношении концепции харизмы Вебера, так и относительно возможности использования данного понятия для анализа современных политических процессов. С одной стороны, предлагаются различные модификации веберовской теории харизмы (работы Д. Эптера [55], У. Фридланда [96], Кл. Гиртца [102], Р. Глассмана [105; 106], Р. Линга [130], Э. Шилза [162], Й. Штайрера [168], У. Сватоса [169; 170], Р. Такера [174], Б. Заблоски [187], Э.-Р.
Вилнер [185] и др.); с другой стороны, идет бурная дискуссия по вопросу об
адекватности понятия для социологии (работы К. Айка [52], Р. Бендикса и Г. Рота [64;
65], К. Бурка [74], Д. Коэна [79], К. Фридриха [98], К. Ратнама [151], Э. Роудса [152], У.
Спинрада [167], Й. Бенсмана и М. Гайванта [66] и др.). Обратим также внимание на тот
факт, что большинство подходов к объяснению феномена харизмы, разработанных в
дальнейшем, строится по принципу модификации, развития или критики веберовскои
трактовки категории "харизма".
Период господствующего положения функциональной ориентации в социологии
стимулировал всплеск эмпирических исследований по проблематике харизмы,
активизировал поиск четких теоретических и операциональных определений понятия
(исследования Т. Парсонса [148]; Э.-Р. Вилнер [185]; У. Фридланда [96], Б. Заблоски
[187] и др.). Изучение харизмы как основы для объяснения широкомасштабных
социальных изменений смыкается с проблематикой исследований модернизации и
политического развития в экс-колониальных "новых государствах" (работы Д. Эптера
[55], И. Уоллерстайна [177], С. Липсета [20; 131]), в которых харизматику
приписывают осуществление ряда особых позитивных социальных функций.
Существенный вклад в разработку проблемы политической харизмы внес Э. Шилз (напр., [46; 163; 164]), чья статья "Харизма, порядок и статус" [Charisma, order, and status] ([162]), по сути, произвела переворот в отношении к понятию, вызвав всплеск рецензий и публикаций по этой теме. Шилз предлагает расширить значение понятия, признавая необходимость харизматических элементов для легитимности любой системы господства. В данном русле выполнены работы Кл. Гиртца [102], Ш. Эйзенштадта [180], Л. Гринфильда [ПО], Т. Ооммен [147] и ряда других исследователей. Важные наблюдения о феномене политической харизмы можно обнаружить также в исследованиях, посвященных изучению символических аспектов политического пространства, а также в культурно-антропологической литературе (напр., [124; 91; 146; 166]).
В социологической теории представлено исследовательское направление, сторонники которого настаивают на невозможности феномена истинной харизмы в современной политике, а соответственно, на неадекватности данной категории для анализа современных политических процессов. В качестве альтернативы предлагается использование понятия "псевдохаризма". Феномен создания харизмы ("псевдохаризма"), проблема соотношения харизмы и современных СМИ анализируется в работах К. Лёвенштейна [128], Й. Бенсмана и М. Гайванта [66], Р. Глассмана [105; 106], У. Сватоса [169; 170], Р. Линга [130] и др.
Этические проблемы харизматического лидерства, критика "секулярной"
категории "политическая харизма" преимущественно осуществляется в работах
теоретиков "религиозного" подхода (К. Фридрих [98], Д. Эммет [93], П. Халей [112] и
др.), которые критикуют расширение, выведение изначально теологического понятия
за пределы сферы религии, а также безразличие к вопросам духовности и моральности
харизматического лидерства.
В исследованиях, выполняемых в русле психоаналитического направления, как
правило, рассматривается патологическая природа, "темная сторона" феномена
политической харизмы. Здесь акцент сделан на изучении бессознательных механизмов
связи масс и вождей в тоталитарных режимах, на психологических (невротических)
особенностях личности харизматических вождей и их последователей, на процессах
формирования массовых психозов, комплексов и страхов [45; 28; 29; 133; 139].
В западной социологической теории широко представлены так называемые "героико-мессианские" концепции политической харизмы. Во-первых, это "мифологическая" трактовка категории "политическая харизма" (работы А. Хокарта [113; 114], Ф. Смита [166]), в которых стадии харизматического процесса напрямую связывают со структурными составляющими повествовательного героического мифа. Во-вторых, это исследования, выполненные в русле проблематики "трансформационного / трансакционного" стилей лидерства (работы И. Штайрера [50], Дж. Бёрнса [75], Дж. Конгера и Р. Канунго [82], У. Гарднера и Б. Аволио [100; 101], Дж. Хоувелла [118; 119], О. Бейлинга и Дж. МакФиллена [62], Р. Брэдли и Н. Робертса [72]), в которых харизма рассматривается в качестве основы трансформационного лидерства, либо в качестве основного элемента феномена лидерства в любой организационной структуре в целом (включая политические организации).
Помимо этого, обратим внимание на несколько систематических исследований по проблематике политической харизмы и харизмы в целом (в частности, работы Б. Басса [58], Й. Бенсмана и М. Гайванта [66], Р. Бендикса и Г. Рота [65], Дж. Конгера [82], Ч. Линдхолма [129], Э.-Р. Вилнер [185] и др.).
В отечественной социологии на протяжении долгого периода времени тема политической харизмы в силу известных причин оставалась практически за рамками научного анализа. Тем не менее серьезных исследований по этой проблеме нет и в российской социологии. Как правило, в отечественной науке проблематика политической харизмы рассматривается либо в рамках истории социологии (а именно, в контексте веберовской типологии господства), практически без обсуждения вопроса о ценности концепции М. Вебера и категории "харизма" в целом для анализа современных (в частности, российских) политических процессов. Либо же харизма
расценивается как узкое социально-психологическое понятие, ценность которого для
социологии признается лишь в отношении феномена нацизма, тоталитаризма и
религиозных сект.
Теоретический анализ веберовской концепции харизмы представлен в ряде работ Ю. Давыдова и П. Гайденко (напр., [8; 11]); политическая социология М. Вебера анализируется в монографиях Э. Ожиганова [31], А. Патрушева [32], М. Масловского [25], публикациях А. Филиппова [40; 41], А. Мигранян [26] и др. Специальному изучению проблемы харизмы посвящены работы Р. Шлаковой [49].
Исследования, сосредоточенные исключительно на проблематике политической харизмы, достаточно редки для отечественной социологии (напр., работы А. Кочеткова [18], Н. Фреик [42]). Как правило, изучение проблематики харизмы выступает прерогативой смежных дисциплин - психологии, политологии, PR, истории, антропологии, философии, религиоведения и пр. (работы Ю. Лубченкова [21], М. Сиверцева [36], А. Сосланда [37], В. Кожурина [17], Т. Паулсена [33], Б. Успенского [39] и др.).
Конструктивному обсуждению проблемы харизмы в отечественной социологии препятствует излишняя психологизация и технологизация феномена, когда суть политической харизмы сводится к созданию "благоприятного имиджа" политика в глазах населения (напр., работы А. Сосланда [37], Е. Абашкиной [1]). В этом случае подразумевается, что через ряд методик и тренингов практически у каждого человека можно "повысить харизму", сформировать "харизматический имидж". Распространение данной точки зрения в первую очередь связано с публикациями политтехнологов и специалистов по политическому консультированию, стремящихся к приданию "научности" своей деятельности, а также созданию образа "технологичности" и "операциональности" для используемых ими понятий и методик. В отношении понятия "политическая харизма" речь идет о методиках (преимущественно психологических) по выявлению, созданию и поддержанию популярности, привлекательности и обаяния того или иного политического деятеля.
Параллельно с этим в отечественной науке распространено представление о харизме как о неком мистическом, сверхъестественном, прирожденном качестве личности. В итоге, либо утверждается, что феномен харизмы не поддается научному (в частности, социологическому) изучению; либо феномен харизмы связывают с высвобождением некой природной, скрытой энергии (в частности, космической). В последнем случае нередко проводят параллели между понятием "харизма" и идеей "пассионарное™" Л. Гумилева.
В целом, в отечественном научном дискурсе категория "харизма" используется как нечто само собой разумеющееся, не требующее дополнительных уточнений. В итоге, терминологическая нечеткость создает массу проблем (или псевдопроблем). Нередко различия в рассуждениях о проблеме харизмы и оценках адекватности данной категории для социологии связаны, скорее, с расхождениями в конкретных объектах анализа. Как следствие, многие выводы о свойствах и закономерностях харизматического феномена оказываются недостоверными, поскольку относятся не к харизме, а к чему-то иному.
Цель исследования - проведение теоретического анализа политической харизмы как категории социологии. Данную цель конкретизируют следующие задачи:
1) выделить наиболее влиятельные и перспективные трактовки категории "политическая харизма" в социологии;
2) проанализировать теоретические и методологические положения концепции политической харизмы М. Вебера;
3) изложить и провести сравнительный анализ основных социологических концепций политической харизмы;
4) оценить современное состояние и перспективы развития проблематики политической харизмы в социологии;
5) выделить основные характеристики категории "политическая харизма". Теоретическая и методологическая основа исследования. Решение
поставленных задач диссертационного исследования осуществляется с опорой на широкую источниковедческую базу. В первую очередь, это труды М. Вебера, в которых обсуждается проблема харизмы ([3; 4; 5; 6; 7; 99; 179; 180; 181; 182]). Помимо этого, в работе использовано значительное количество отечественных и зарубежных исследований, в которых представлен анализ и критика веберовской концепции харизмы, а также его политической социологии в целом ([2; 15; 8; 11; 22; 40; 41; 25; 60; 63; 64; 65; 73; 53; 57; 78; 87; 104; ПО; 111; 123; 132; 135; 136; 137; 142; 155; 156; 158] и др.). С целью выявления и анализа основных социологических трактовок категории "политическая харизма" используются многочисленные материалы по данной проблематике: теоретические исследования, в которых обсуждаются различные трактовки категории "харизма" и предлагаются способы конструктивного использования данного понятия для анализа современных политических процессов; а также эмпирические исследования, в которых задействуется понятие "харизма" (преимущественно, изучение процессов модернизации в странах "третьего мира", анализ социальных движений, революций, организационных реструктуризации, инноваций и т. п.). Кроме того, в диссертационном исследовании задействованы
работы, которые предлагают систематические обзоры и теоретический анализ
категории "харизма" в целом (работы Й. Бенсмана и М. Гайванта [66], Р. Бендикса и Г.
Рота [64; 65], Б. Басса [58], Ч. Линдхолма [129], Э.-Р. Вилнер [185] и др.), а также
материалы, авторы которых аргументируют тезис о неадекватности и
нецелесообразности использования категории "политическая харизма" в социологии,
политологии и в общественных науках в целом (работы К. Айка [52], К. Бурка [74], Д.
Коэна [79], К. Ратнама [151], Э. Роудса [152], У. Спинрада [167] и др.).
Научная новизна диссертационного исследования выражается в следующем.
Во-первых, данная работа представляет собой одну из первых попыток в российской социологии комплексно рассмотреть многогранную социологическую категорию "политическая харизма", включая проведение теоретического анализа основных концепций политической харизмы, разработанных в зарубежной и отечественной социологии.
Во-вторых, на основе теоретического анализа и обобщения социологического материала по проблеме политической харизмы предложена систематизация накопленного в мировой социологии богатого опыта постановки и решения проблемы политической харизмы; предложена типология социологических концепций политической харизмы.
В-третьих, при анализе веберовской концепции харизмы особое внимание уделено обсуждению мотивации основных участников харизматического политического действования. Подробно исследуется мотивация самого харизматика ("этос политика"), при этом в особенности обращается внимание на то, что на поведение харизматического вождя в том числе воздействует его "свита", управленческий штаб. За счет этого происходит более углубленный анализ "организационного", "бюрократического" аспекта веберовской концепции харизмы.
В-четвертых, выделены основные характеристики социологической категории "политическая харизма" применительно к анализу современных политических процессов.
Апробация диссертационного исследования осуществлена в авторских публикациях. Основные идеи и положения, изложенные в диссертации, апробировались также на ряде научных мероприятий: 1) на Летней сессии Методологического университета конвертируемого образования МОНФа (Таруса, 1999 г.) в форме доклада ("Понятие "харизма" в политической социологии") и его обсуждения на секции социологии; 2) на Всероссийском социологическом конгрессе (Санкт-Петербург, 2000). Доклад "Понятие "харизма" в социологии политики М
Вебера и современные проблемы теоретической социологии" был включен в
программу работы секции "Классики социологии и современность" Конгресса.
Кроме того, планируется апробация исследования в учебно-педагогическом процессе - при чтении авторского курса "Теории политической харизмы" в рамках образовательной программы магистратуры по специальности "Социология".
Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав и заключения. В конце работы представлен список литературы.
Большая часть объяснительных моделей феномена харизмы так или иначе основывается на подходе М. Вебера, поэтому представляется целесообразным в первой главе ("Политическая харизма в социологии политики Макса Вебера") обсудить основные характеристики харизмы в понимании Вебера, чтобы затем перейти к концепциям современных теоретиков. В первом разделе главы определяется место категории "харизма" в политической социологии Вебера, обсуждается тесная связь данной категории с рядом других понятий веберовской социологической системы ("идеальный тип", "политика", "власть", "господство", "политический союз", "государство", "социальное действие", "ожидание", "порядок", "легитимность", "легитимный порядок" и др.).
Исходя из данного Вебером определения харизмы, одна из ее сущностных черт - внеобыденность. Данное свойство харизмы актуализирует ряд принципиальных вопросов в отношении политической харизмы, в частности, взаимоотношения подлинной и рутинизированнои харизмы; возможность легитимации политического порядка (подразумевающего некоторую длительность) на основе кратковременных и внеобыденных по своей сути харизматических чувств; возможность политической харизмы вообще и в секулярном мире в частности. В ходе анализа веберовской концепции харизмы обсуждается вопрос о возможности использования данной теории применительно к анализу политических процессов, происходящих в современном мире. В частности, анализируется проблема соотношения внеобыденной, иррациональной харизмы с рационализацией современного мира и политики. В этой связи обсуждаются следующие подвопросы.
а) Секуляризация политического пространства, характер отношений между религией и политикой в современном, "расколдованном" мире, требующем все большей профессионализации и рационализации всех сфер жизни;
б) Соотношение политической харизмы и легального типа господства (как наиболее соответствующего современным реалиям);
в) Рациональность современного человека и политическая харизма.
По Веберу, политическое действие предполагает наличие трех участников, от
мотивации и поведения которых зависит его характер ("массы", вождь и его
управленческий аппарат). Сообразуясь с этой логикой, политическое харизматическое
господство также зависит от тех же трех участников, анализу мотивации которых
посвящена значительная часть исследования веберовской концепции харизмы. При
обсуждении харизматического господства преимущественное внимание Вебер уделяет
профессиональным политикам, в особенности же отношениям между ними. В итоге, в
ходе исследования обращается внимание на принципиальное значение
"организационного", "бюрократического" аспекта проблемы политической харизмы.
Иными словами, помимо "благодатного" вождя, не менее важную роль, по Веберу,
играет наличие профессионального управленческого аппарата, от эффективной
деятельности которого зависит успешность создания, поддержания и рутинизации
политической харизмы. Таким образом, представляется целесообразным
проанализировать комплекс вопросов, касающихся взаимоотношений управленческого
аппарата и харизматического вождя - совпадение и конфликт их интересов, основания
и возможность слаженных действий и т.п. Кроме того, мы подробно исследуем и
мотивацию самого харизматического политического вождя. Значительное внимание
уделено обсуждению переменной "этос политика", которая, помимо прочего,
подразумевает отношение вождя к своей харизме, к неизбежной проблеме ее
рутинизации, отношениям со штабом. В ходе анализа мотивации харизматика сделан
акцент на изучении воздействия на поведение вождя его "свиты", управленческого
штаба.
Во второй главе ("Теоретический анализ основных концепций харизмы в
западной социологии") представлен подробный обзор и теоретический анализ наиболее
влиятельных и перспективных концепций политической харизмы:
• "религиозная" (Р. Зоом, К. Фридрих, Д. Эммет);
• различные версии концепции "псевдохаризмы" (К. Лёвенштейн, Р. Глассман, У. Сватос, Р. Линг, теоретики Франкфуртской школы);
• функциональная (Т. Парсонс, У. Фридланд, Э.-Р. Вилнер, Б. Заблоски), включая теории модернизации (И. Уоллерстайн, Д. Эптер);
• "героико-мессианская": "мифологическая" (П. Тиллих, Р. Такер, М. Сиверцев) и теории трансформационного лидерства (Дж. Берне, Б. Басе, Дж. Конгер, Р. Канунго);
• плюралистические концепции харизмы (Э. Шилз, Кл. Гиртц, Ш. Эйзенштадт). В третьей главе обсуждаются "Перспективы развития проблематики
политической харизмы". Первая часть третьей главы посвящена проблеме неоднозначности понятия "политическая харизма", что напрямую связано с
многогранной, "ускользающей", трудно поддающейся научному исследованию
природой феномена харизмы. В социологической теории можно встретить
диаметрально противоположные высказывания относительно сути понятия
"политическая харизма", об источнике харизмы в целом, благоприятствующих данному
феномену условиях и пр. Исследовательские подходы к проблеме харизмы строятся на
различных аксиоматических посылках, что приводит к различиям в методах
исследования, наполнении данной категории, акценте на различных аспектах
проблематики харизмы.
Теоретический анализ категории "политическая харизма" предполагает рассмотрение вопроса о специфике политического пространства как такового, а также выявление соотношения категории "политическая харизма" с рядом других социологических категорий. В частности, соотношение понятий "харизма" и "политическая харизма"; "политическая харизма" и "экстраординарная ситуация". Во втором параграфе третьей главы представлен также анализ соотнесения категории "харизма" с теориями политического процесса, с основными моделями политического деиствования. Основные социологические концепции политической харизмы условно можно разделить в зависимости от того, кто считается основными участниками политического деиствования, и за кем признается ведущая, определяющая роль в харизматических отношениях.
При обсуждении перспектив развития проблематики политической харизмы, необходимо принять во внимание изменения политического пространства, а соответственно, и изменение соотношения понятий "политика" и "харизма" в современном мире. Применительно к современности одно из перспективных направлений изучения проблематики политической харизмы заключается в изучении вопроса о связи харизмы с эмоциональной мобилизацией масс в политическом процессе (данный вопрос рассматривается в заключительном параграфе третьей главы). Речь идет о том, что в современном обществе массы верят в рациональную обоснованность политического порядка, однако конкретный выбор требует эмоций. Харизма позволяет, хотя бы на относительно короткое время, мобилизовать людей для совершения определенных политических действий, выходящих за рамки их рутинных занятий, но и требующих более сильного импульса, чем его могут дать привычка, традиция или рациональное убеждение. Кроме того, при рассмотрении данного вопроса мы обсуждаем проблему создания "врагов" политического сообщества как одного из характерных примеров подобной мобилизации масс через харизму.
Взаимоотношения религии и политики
Понятие "харизма" получило наибольшее распространение как термин словаря раннего христианства. До публикаций Вебера данное понятие уже подвергалось серьезной теоретической разработке, однако исключительно в религиозном контексте, как анализ теологического понятия. В частности, Вебер ссылается на работу Kirchenrecht ["Церковное право"] Рудольфа Зоома, страсбургского юриста и историка церковного права13. Однако, в отличие от Зоома, Вебер не ограничивал термин религиозной областью, а распространил на широкий круг явлений, указывая, что "в принципе, феномен харизмы универсален, хотя и наиболее очевиден в области религии" [179, р. 1112]. Тем не менее религиозное "происхождение" харизмы не стоит игнорировать; харизма и религия находятся в определенных отношениях друг с другом("харизма и традиция основываются на чувстве лояльности и обязательства, которые всегда имеют религиозную ауру" [179, р. 1122]).
Можно предположить, что разработанные Вебером идеальные типы господства (в том числе и харизматический) в равной степени применимы и к сфере религии, и к политике. Т.е. мотивация участников харизматического действования - как политического, так и религиозного - в основе своей идентична. Однако одно дело, когда политика и религия мало дифференцированы; и несколько другое - ситуация в современном секуляризованном обществе. Встает вопрос: как возможна харизма вообще и политическая в частности в современном мире, требующем все большей профессионализации и рационализации всех сфер жизни; в мире, где политика постепенно отделяется и конфронтирует со сферой религии, становясь "самозаконным" "космосом"? Таким образом, помимо рассмотрения идеального типа харизматического господства следует принимать во внимание и специфику современной политики, современной религии, современного человека.
В первую очередь проанализируем, каким видит Вебер характер отношений между религией и политикой в современном мире. Взаимоотношения данных сфер не были простыми на протяжении всей человеческой истории. Отправная точка религиозной истории - мир, полный магического. Завершением же ее является в современности, как это называет Вебер, "расколдовывание мира" (Entzauberung der Welt), что становится отличительной чертой, определяет уникальность именно современного мира. Наряду с мыслью о неотвратимой рационализации мира, Вебер развил основополагающую мысль о дифференциации категорий человеческой деятельности. В традиционных обществах такой дифференциации не существует: одни и те же социальные и религиозные ценности пронизывают одновременно хозяйство, политику, частную жизнь людей. Религия задает некий тотальный, все объясняющий принцип. Разрушение ритуализма пророческим началом, переход к "религии, основанной на внутренней убежденности" открывает путь к расширению автономии каждого рода деятельности и в то же время ставит проблему несоответствия или противоречия религиозных ценностей и ценностей политических, хозяйственных, научных, эстетических и т. п. Как указывает Вебер, "рационализация и сознательное сублимирование отношения людей к различным сферам владения внешними и внутренними религиозными и мирскими благами толкали к осознанию внутренней закономерности отдельных сфер во всей их последовательности и тем самым к противостоянию таких сфер, которые были скрыты от первоначального непосредственного отношения к внешнему миру" [5, с. 11-12]. По Веберу, рациональность современного мира помимо прочего подразумевает "самозаконность" различных жизненных структур и сфер, их следование собственным принципам. Данную идею он проводит не только в трудах по социологии религии, но и в своих политических работах. "Религиозная этика по-разному примирялась с тем фактом, что мы вписаны в различные, подлежащие различным между собой законам жизненные структуры Lebensordnungen " [3, с. 699]. Вебер рассматривает постепенное развитие непримиримости религиозной этики братства к политическому устройству мира; непримиримости, которая доходит в современности до выраженной конфронтации. В первую очередь это противостояние определяется следующими обстоятельствами. Во-первых, изменение самих религий, превращение их в универсальные религии спасения. Для магической религии и религии, в которой боги играли функциональную роль, эта проблема - непримиримость по отношению к политическому устройству мира - не существовала. "Древний бог войны и бог, гарантировавший правовой порядок, выполняли определенные функции и защищали бесспорное обладание повседневными благами. Местного, племенного или имперского бога интересовали только дела почитавших его союзов. Он боролся с другими подобными ему богами, как боролась и сама община, именно в борьбе подтверждая свое могущество" [5, с. 16]. Данная проблема возникла лишь с появлением универсалистских религий, т.е. учением о едином Боге, и особенно там, где Он стал Богом "любви", - в религии спасения основой для этого служило требование всеобщего братства. Таким образом, религия запускает в ход рационализацию и разрушает себя, так как абсолютизация данного принципа братской любви, подходящего именно для религиозных общин, стремление перенести его на все сферы жизни приводит к столкновению религии с другими жизненными структурами, которые не могут быть организованы на подобных принципах. При этом взаимоотношения различных "космосов" все более становится похожим на "войну богов", каждый из которых стремится вобрать человека целиком.
Другое обстоятельство также общего характера - политика приходит в столкновение с религией по мере того, как она проявляет стремление утвердиться в своей собственной сущности, становится в современном мире "самозаконным" "космосом" - "космосом политического действования" (как и "космос рационального капиталистического хозяйства", искусство как "космос эстетических ценностей", "космос истин" рациональной науки). При этом непримиримость братской любви к политическому союзу проявлялась тем сильнее, чем "объективнее", расчетливее и свободнее от страстей, любви и гнева становилась политика. Третье обстоятельство имеет отношение к специфическому для политики средству - обращение каждого политического союза к насилию и средствам принуждения не только извне, но и внутри своих границ. Причем, как было указано выше, именно монополия на использование этого средства, по Веберу, и делает союз политическим. В зависимости от возможности применения насилия - потенциальная или актуальная (мирный порядок или война, соответственно), описываются два сильно различающихся типа современной политики.
"Героико-мессианские" концепции харизмы
Исследовательский подход к проблеме харизмы самым непосредственным образом соотносится с тем или иным пониманием священного в культуре. "Мессианская" парадигма изучения политической харизмы связана с американской культурной антропологией и англосаксонской антропологией в целом, стремящихся к поиску и реконструкции универсальных архетипов лидерства в рамках описательных моделей, сформировавшихся в структурно-типологической исследовательской программе (в частности, теории Артура Хокарта [ИЗ; 114], лорда Рэглана). Трактовка собственно харизматического лидерства непосредственно выводится из исследовательских программ Рудольфа Отто и Пауля Тиллиха [172], специально изучавших опыт священного в культуре ("идею святыни", говоря словами Р. Отто). Согласно воззрениям Тиллиха, каждое человеческое существо способно встретить и пережить опыт священного, одним из проявлением которого является опыт встречи с харизмой.
В "мессианском" подходе феномен харизмы связывают исключительно с интенсивными социальными изменениями и кризисами. При этом особую роль в этой парадигме лидерства играет система концепций мифа и ритуала. Иначе говоря, проявляется логика развития героического мифа. Структура героического мифа образует цепь деяний культурного героя (харизматика). Появлению харизматического лидера предшествует экстраординарная ситуация, невозможность восстановления баланса между обычной ситуацией и ожиданиями посредством имеющихся культурных средств. Эта сверхчеловеческая "задача" перепоручается, возлагается как миссия на лидера, обладающего такими же исключительными качествами ("герой"17), которые позволят ему осуществить "революционный прорыв". Причем харизматик не восстанавливает нарушенный порядок, а выступает демиургом, создателем новой гармонии ("задание образца для подражания"). Из мифа заимствуется и ряд иных элементов - чувство ответственности, которое отличает вождя; мессианская надежда населения на "избавление от страданий". Рассмотрим подробнее структурные составляющие формул героического мифа, последовательность которых, согласно мессианской парадигме, моделирует опыт харизматического лидерства в культуре .
Первый этап определяется действием инициальных формул. В качестве исходной точки выступает нарушение некой существовавшей до этого ситуации равновесия (экстраординарная ситуация) и поиск "героя", который должен восстановить порядок, избавив тем самым население от бед и несчастий. В принципе, исходная модель неизменного и статичного существования безлична, нарушение же ситуации равновесия вызывает стремительную персонализацию. При этом мы наблюдаем двусторонний процесс. С одной стороны, идет поиск и персонификация "вредителя", от которого исходят все нарушения и несчастья19. С другой стороны, обнаружение "вредителя" и избавление от несчастий также должен осуществить конкретный персонаж - "герой". В итоге, данные персонажи (герой и вредитель) играют центральную роль как в структуре героического мифа, так и, соответственно, в харизматическом процессе.
Предпосылкой появления харизматического лидерства, согласно мессианско-мифологической парадигме, являются страдания, которые испытывают последователи. Харизматическим становится лидер, который воспринимается спасителем, поскольку представляется воплощающим (за счет своих необычных персональных качеств) надежду на удовлетворение остро ощущаемых потребностей последователей, веру в реальную возможность преодолеть кризис. Отсюда вывод, что харизматическое лидерство является, по сути, "спасительным" или мессианским. На этом строится объяснение особой эмоциональной напряженности харизматической реакции; потребности ведомых в том, чтобы лидер периодически демонстрировал "доказательства" своих экстраординарных способностей. Этим объясняется и добровольное следование масс за своим вождем, пренебрежение материальным вознаграждением, "склонность чтить, уважать лидера, окружать его тем спонтанным культом личности, который представляется симптоматичным знаком харизматических отношений между лидером и его последователями" [174, р. 747].
Установление господства харизматического лидера вводит новую структуру в обществе. Система социально-политических позиций начинает определяться отношением к героическому персонажу, к его персонализированным задачам. Далее все идет своим чередом: позиции порождают систему персонажей и функций; персонажи должны взаимодействовать, функции - выполняться в процессе развития героического мифа.
Итак, появление харизматического господства, согласно мифологической трактовке, обусловлено ситуационно (кризисом), а также наличием истинного харизматика. Обратим внимание на то, что если в рассмотренных выше теориях модернизации ( 2.3) харизматическое лидерство выступает в качестве необходимой и закономерной стадии (переход к более высокой ступени общественного развития), то здесь харизму, по сути, связывают с социальными, революционными движениями в целом. Например, согласно исследованиям Роберта Такера, харизматическим является не любой лидер, обладающий экстраординарными качествами и вдохновляющий тем самым своих последователей; а только лидер, который демонстрирует экстраординарные качества, возглавляя движение, направленное на социальные изменения. При этом лидер должен не просто раздавать мессианские обещания, но и сам непогрешимо верить как в движение, так и в свою призванность быть его вождем. Представляются возможными два варианта: социальное движение может быть харизматическим с самого начала, т.е. создано харизматиком, который и руководит им (пример Кастро, Гитлера). Либо же движение существует еще до появления харизматического лидерства, а затем трансформируется в харизматическое движение, после того как его возглавит харизматический лидер (случай Ленина) [174, р. 740].
Неоднозначность категории "политическая харизма"
В социологической теории разработано и продолжает разрабатываться множество концепций харизмы. Помимо нескольких основных, магистральных подходов к проблеме политической харизмы, которые были подробно проанализированы в первых двух главах данного исследования, изучению феномена политической харизмы посвящены многие пограничные, эклектичные и иные подходы, в том числе различные "case-study", которые также содержат ценные наблюдения относительно феномена политической харизмы. Полезные идеи по данной проблеме можно также встретить в социологической литературе по тематике, смежной с изучением вопросов политической харизмы. Более того, понятие харизма применяется (нередко успешно) во многих других гуманитарных науках (политологии, антропологии, истории, психологии, культурологии и пр.), а соответственно, специфика, характерная для данных отраслей знания, нередко накладывает закономерный отпечаток на определение и представление о сути понятия "политическая харизма".
Анализируя перспективы развития проблематики политической харизмы, невозможно избежать фрагментарного изложения, поскольку в различных концепциях речь идет не совсем об одном объекте, варьируется само содержание понятия "харизма", а соответственно, и основной исследовательский интерес при изучении данной проблематики, методология и пр. Ключевым моментом здесь, по сути, является использование самого термина "харизма", хотя смысл, который вкладывается в данное понятие, существенно отличается в различных теоретических подходах и направлениях. В итоге, терминологическая нечеткость создает массу проблем (или псевдопроблем). Нередко различия в рассуждениях о проблеме харизмы и оценках адекватности данной категории для социологии в целом связаны, скорее, с расхождениями в конкретных объектах анализа. Как следствие, многие выводы о свойствах и закономерностях харизматического феномена оказываются недостоверными, поскольку относятся не к харизме, а к чему-то иному.
Наиболее разработанным и распространенным является определение харизмы М. Вебера. Большинство подходов к объяснению феномена харизмы, разработанных в дальнейшем, обязаны своим появлением и самоутверждением исключительно его идеям. Часто сам жанр исследования по проблеме харизмы строится как анализ веберовского понятия харизмы с дальнейшим его опровержением или внесением предложений по модификации его концепции. Однако веберовское понятие харизмы, как и большинство его социологических ПОНЯТИЙ, является многоуровневым и многозначным. Например, Э.-Р. Вилнер высказала точку зрения, что веберовское обсуждение харизматического феномена содержит ряд дискретных идей, которые представляют собой определение лишь в техническом смысле. Она обращает внимание на суть идеального типа как аналитического инструмента, который конструируется по принципу одностороннего "мыслительного усиления", заострения тех элементов, которые исследователю представляются типическими. В итоге, идеальный тип харизмы представляет собой, строго говоря, не понятие, а теоретическую систему. Отсюда следует, что обсуждаемые Вебером элементы харизматического феномена не должны восприниматься в качестве определяющих свойств самого понятия "харизма", поскольку представляют собой предположения относительно предшествующих, сопутствующих обстоятельств, а также возможных следствий феномена харизмы [185, р. 202-204]. Многогранность веберовского теоретического наследия, в том числе в отношении проблемы харизмы, неоднозначность и непрозрачность интерпретации его работ обуславливают постоянство предпринимаемых попыток его прочтения. В итоге, существует множество трактовок категории "харизма" в понимании Вебера, вплоть до диаметрально противоположных: начиная от таких высказываний, что харизма является одним из самых слабых и "сомнительных" понятий социологии Вебера (например, Г. Маркузе), до заявлений о том, что введение понятия "харизма" - главный вклад Вебера в развитие политической науки и социологии политики (Р. Глассман, Ж. Блондель). Многозначность концепции Вебера приводит также к тому, что нередко при анализе (или заявке на использование веберовского подхода) за основу берется лишь один или несколько элементов его концепции. В итоге, происходит искажение или огрубление смысла понятия, редуцирование к одному из аспектов (наиболее часто, к психологическому), либо, наоборот, понятие харизмы переносится на весьма широкий спектр явлений. Признание многоуровневости понятия харизмы Вебера позволяет сделать вывод о том, что большая часть веберовских идей лишь заявлена и требует дальнейшей проработки. В любом случае, следует зафиксировать, что в социологической теории отсутствует общепризнанное определении категории "политическая харизма". В одних концепциях харизма рассматривается в качестве метафизической сущности, реального качества. Например, в религиозной концепции под харизмой понимается исключительно духовный дар, ниспосылаемый Богом кому-либо ради блага Церкви (пророческий дар святых, непогрешимость папы и др.). Помимо этого разрабатывается и другая разновидность подобного подхода к харизме, когда акцент сделан не на божественном (а соответственно, благодатном) происхождении феномена, а на любом сверхъестественном "знаке" (или стигме), некой "отмеченности" обладателя харизмы, включая физические, душевные или моральные уродства . В то же время нередко харизма низводится до обычного обаяния, популярности того или иного политического деятеля. Широко распространена также трактовка политической харизмы как некого ситуационного набора качеств, релевантных в конкретном социальном контексте. Так, харизма рассматривается в качестве "способности субъекта полноценно исполнять те лидерские роли, которые являются наиболее актуальными для конкретной социальной ситуации" (теории трансформационного лидерства). Далее, политическая харизма может считаться как исключительно психологическим состоянием (психоаналитическая трактовка харизмы); так и социальным или культурным явлением, выполняющим ряд "общественно-полезных" функций, таких как создание и поддержание солидарности общества, обеспечение легитимности политической системы, осуществление структурных модернизаций и пр. (функциональная трактовка харизмы). Под политической харизмой может подразумеваться и реальная способность обладать магической, иррациональной властью над людьми, и свойство политика, которое создается в результате спланированных акций, использования специальных рациональных процедур руководящими группами с целью достижения или поддержания ими власти (например, концепции псевдохаризмы).
В основу феномена политической харизмы могут закладываться экстремальные, патологические чувства и отношения. Так, харизматическому вождю нередко приписывают неуемную страсть к господству (корни которой ведут к событиям раннего детства и характеру семейных отношений), которая, в свою очередь, отвечает психологическим потребностям и особенностям его последователей (крайняя закомплексованность, стремление присоединиться к группе, чтобы спрятаться от самих себя и т.п.). В таком случае анализ феномена политической харизмы сводится к изучению бессознательных механизмов связи масс с политическими вождями (психоаналитический подход, ряд версий концепции псевдохаризмы). Параллельно с этим харизма рассматривается как потребность вполне нормальных, здоровых индивидов в экстатической любви и самопожертвовании, самозабвении, потере своего "я" (Ч. Линдхолм). В социологической теории встречается и аргументация того, что харизма является универсальным феноменом, который не ограничивается экстремальными условиями и патологическими личностями, но составляет часть любой упорядоченной социальной жизни, любой формы господства (плюралистические концепции). В последнем случае харизма рассматривается как "качество, которое приписывается индивидам, действиям, институтам, символам и материальным объектам, по причине их предполагаемой связи с "ультимативными", "фундаментальными", "витальными", обуславливающими порядок силами" [163, р. ПО].
Далее, политическая харизма может восприниматься качеством, присущим исключительно индивиду (политическому деятелю); либо, наоборот, последователям политического вождя по причине их собственных качеств или испытываемых ими чувств, таких как аномия, потребность в высших ценностях (Л. Гринфильд), отчуждение (Б. Заблоски), страдания (Р. Такер) и т. п.; либо понятие политической харизмы используется при анализе особых отношений, которые складываются между вождем и его последователями (Э.-Р. Вилнер). В то же время харизма может распространяться на широкий круг явлений, воплощаясь в институциональной структуре общества, ценностях, высоко статусных группах и пр. В этом случае харизма может быть приписана как индивидам, так и действиям, институтам, символам и материальным объектам (плюралистические концепции).
В социологической литературе можно встретить массу трактовок феномена политической харизмы: как формы господства; формы социальной структуры; мотива уступчивости, подчинения политической власти; как разделяемой системы верований; формы межличностного влияния и т. д. В соответствии со смыслом, который вкладывается в понятие политической харизмы, прорабатываются различные грани данной проблематики: источник харизмы, "воспитание" соответствующих харизматических качеств, обнаружение "центра" общества и пр. В конечном счете, анализ широкого спектра граней и аспектов феномена политической харизмы приводит к тому, что данная проблематика становится еще более широкой, размытой и дисперсной.