Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Возникновение законодательного регулирования распространения литературных произведений 21
1.1. Законодательное регулирование распространения рукописных и первых печатных сочинений 21
1.2. Жалованные грамоты (привилегии) на печатание книг и карт и дозволения на заведение типографий как источники законодательного регулирования прав издателей (1700–1820-е гг.) 27
Глава 2. Становление и эволюция законодательства о цензуре литературных и художественных произведений 42
2.1. История зарождения законодательства о духовной, светской иностранной и отечественной цензуре (1720–1804 гг.) 42
2.2. Особенности законодательного регулирования производства по делам о рассмотрении сочинений цензурными учреждениями (1804 1906 гг.) 66
Глава 3. Особенности эволюции законодательства о правах сочинителей 153
3.1. Становление законодательства Российской империи о правах сочинителей (1828–1911 гг.) 153
3.2. Законодательное регулирование прав авторов в России (1911– 1917 гг.) 178
Заключение 214
Библиографический список 221
- Законодательное регулирование распространения рукописных и первых печатных сочинений
- Особенности законодательного регулирования производства по делам о рассмотрении сочинений цензурными учреждениями (1804 1906 гг.)
- Становление законодательства Российской империи о правах сочинителей (1828–1911 гг.)
- Законодательное регулирование прав авторов в России (1911– 1917 гг.)
Законодательное регулирование распространения рукописных и первых печатных сочинений
В Древней Руси письменность существовала до принятия христианства в 988 г., о чем свидетельствует заключение русско-византийских договоров в 907, 911, 945 и 971 гг.5 Первый договор известен не в подлинном тексте, а в пересказе летописца6. После крещения Руси появляются первые сборники законов, строящихся на церковном праве или на священных писаниях. Например, в уставах Владимира Святославича и Ярослава Владимировича (X–XI вв.) закрепляются нормы, регулировавшие брачно-семейные отношения, преступления против церкви и нравственности7.
Деятельность монастырей в развитии литературы и искусства на протяжении всей истории российского государства имела особое значение. Рукописное книжное дело на Руси было сосредоточено в монастырях, а переписка религиозных книг производилась монахами. В середине XVI в. в Московском государстве наряду с монахами-писцами существовали и «доброписцы», работавшие как по заказу, так и для продажи книг на торжищах. Можно говорить и о появлении определенных центров, где создавались, переписывались и распространялись рукописные издания: Москва, Новгород, Псков, Тверь, Смоленск, Ярославль и в некоторых других местах8.
Нотович О. отмечал, что первые проповедники рекомендовали народу духовное чтение как «источник мудрости и душевного спасения». Однако писцы зачастую имели дело со списками, в которых содержались ошибки, допущенные предшественниками-писцами. И не каждый писец мог выявить «исправность» списков, а поскольку текст переписывался дословно, то включал ошибки. Таким образом множились неисправные копии рукописей, или, как выражались в те времена, распространялись «книги растленные». В XIV в. предпринимается попытка узаконить преследование против сочинительского произвола «от вторжения в них непризнанных идей и истин». В одном из письменных памятников этого века, в требнике митрополита Киприана, представлен указатель истинных и ложных книг «Правило святых апостолов и святых отцев о книгах…»9. По мнению некоторых исследователей, духовенство долго не решалось применить карательные (либо превентивные) меры, пока, наконец, вопрос о так называемом хорошем устроении книжного дела не был предложен представителями светской власти10.
В 1551 г. был принят Стоглав – сборник решений Стоглавого собора. Целью создания Стоглава была кодификация основных принципов общественной и церковной жизни, которая явилась едва ли не первым таким опытом в русской истории. В этом смысле Стоглав целесообразно изучать как основной закон Русского государства середины XVI столетия11.
Решениями Стоглавого собора 1551 г. устанавливалось: «божественные книги писцы пишут с неправленных переводов, написав не правят же: опись к описи прибывает и недописи и точки непрямые. И по тем книгам в церквах божиих чтут и поют и учатся и пишут с них. Что о сем небрежении и о великом нашем нерадении от бога будет по божественным правилом?»12.
Собор предписывал духовенству следить за тем, чтобы писцы писали только с правильных переводов, а после написания продавали. Невыполнение данного распоряжения могло повлечь наказание как для самого писца, так и для приобретателя. Примечательный факт – «растление» коснулось не только рукописных книг, но и живописи, где самоучки-кустари писали «бесчинные» иконы. Стоглавый собор принял в отношении их решение: «А которые по се время писали иконы, не учася, самовольством и самоловкою, не по образу и те иконы променяти дешево простым людем, поселяном невеждам; ино тем запрещение положили, что бы училися у добрых мастеров»13.
Надзор за содержанием церковных книг возлагались на священнослужителей. Стоглав предписывал запрет на приобретение и продажу сочинений с ошибками (гл. 28 «О книжных писцех» Стоглавого собора 1551 г.). Тяжелые последствия могли иметь хранение и распространение неправедных сочинений, «а которые люди… учнут таковая еретическия книги у себя держати и чести, и начнут иных прельщати и учити и потом обличении будут, и тем быти от благочестивого царя в великой опале, а от святителей по священным правилом в конец во отлучении»14.
Следует признать – подобные меры не давали ожидаемого эффекта. «Исправных» списков было крайне мало, да и вопрос об «исправностях» их не мог быть разрешен. Потребность же в книгах, особенно богослужебных, была очень велика, в частности, в связи с завоеванием Поволжья, учреждением Казанской епархии и христианизацией покоренных народов.
Власти как могли боролись с порчей книг. Так, одной из подобных мер стала централизация рукописного дела в крупных мастерских. О деятельности такой мастерской можно судить по работе над новгородской «Геннадиевской» Библией.
В борьбе с ересью архиепископ Геннадий столкнулся с разными редакциями библейских текстов, которые использовали еретики с одной стороны, и отсутствием «официального» (утвержденного церковью) текста Библии на русском языке – с другой. Архиепископ собирал всевозможные редакции библейских текстов на славянских языках и делал переводы с немецкого, латинского и еврейских текстов, не имевшихся на славянских языках. Таким образом в 1499 г. появился сборник, где представлен окончательный утвержденный текст Библии.
Однако предписания сводились к предотвращению переписывания книг с ошибками. С точки зрения С.В. Безсонова, наказания, которые авторы Стоглава полагали возможным применять к нарушителям, в действительности реализовывались не очень часто. Причинами являлись как неразработанность регламента и постановлений собора, невежество священнослужителей, так и недостаточная помощь светской власти15.
Стоглавый собор «предписал протопопам и старейшим священникам иметь надзор за писцами, править книги по добрым переводам, продажу же неисправленных книг воспретить»16.
В 1564 г. Иван Федоров и его помощник Петр Мстиславец напечатали первую датированную книгу на русском языке «Апостол». Типографская печать книг выявила отсутствие законодательного регулирования исправности текстов, служивших для набора, так как распространение ошибочных списков означало бы узаконение их от имени «Государева Печатного двора». При типографии была организована «справа книг», возникла корректура, исправлявшая «растленные» тексты.
С изданием в 1634 г. первого русского букваря В. Бурцева исследователи связывают начало печатания не только богослужебных, но и светских книг. Этот период знаменателен также изданием одного из важнейших нормативных правовых актов в истории России – Соборного Уложения 1649 г.17. В 1654 г. была отпечатана уставная таможенная грамота18. Духовенство, которое фактически контролировало все типографские мастерские, препятствовало изданию и распространению произведений светского характера19.
Особенности законодательного регулирования производства по делам о рассмотрении сочинений цензурными учреждениями (1804 1906 гг.)
Систематизация узаконений является способом упорядочения законодательства, а также правоприменительной практики. Правотворчество законодателя Российской империи постоянно находилось в динамике, развивалось под воздействием социально-экономических и политических условий в государстве. Процесс нормальной эволюции общественных отношений порождает потребность в постоянном обновлении и умножении законодательства156. Под термином «систематизация» профессор С.В. Кодан предлагает рассматривать «разновидность правовой деятельности, выражающееся в проведении работ по упорядочению действующих нормативных правовых актов и имеющее своей целью придание законодательному массиву упорядоченного, четко структурированного характера, а также решения задач, связанных с развитием юридической (государственно-правовой) системы общества»157. Действительно, создание и упорядочение структуры юридической системы (в том числе устранение множественности нормативных правовых актов, предписания которых повторяются, содержат несогласованность и противоречия) – одна из важнейших проблем законодателя158.
Узаконения о цензуре неоднократно пытались систематизировать посредством принятия специальных уставов. Первый устав о цензуре был принят в 1804 г., как «акт чрезвычайной важности»159. Также одноуровневыми с уставами о цензуре выступали уставы университетов, в которых содержались положения о порядке производства цензурных дел в университетах.
Е.Н. Трубецкой акцентировал свое внимание на создании системы из-за множества законодательных актов, принятых ввиду различных обстоятельств на основании огромного количества запросов и потребностей общества. Масса юридических документов и нормативных актов делает очень трудной работу с ними, а, следовательно, и применение их на практике, в том числе из-за противоречия друг с другом. Поэтому можно говорить о потребности в обработке, сведению существующих законов в одно целое и созданию единого порядка. Подобная обработка действующего законодательства может осуществляться либо в форме инкорпорации, либо в форме кодификации.
Кодификация касается как всего законодательства, так и его части. Под термином «кодификация» понимается обработка действующего права, которая не ограничивается только приведением его в порядок, а создает единство.
Соединяя воедино самостоятельные нормативные документы в систему, инкорпорация не ставит перед собой задачу разрешения противоречий, даже в случае, если они есть. Кодификация, наоборот, создает единство на однородных началах, общности. Кодификатор не собирает только действующие нормативные акты: из всех ранее принятых законов он отбирает все, что соответствует его системе.
В то время как при кодификации нужно отказаться от части норм, уже устаревших, и сформировать новые. В итоге кодификации создается не свод законов, а уложение.
При инкорпорации уже имеющийся нормативный материал приобретает иную форму – кодификация являет собой новый нормативный документ. В качестве одного из примеров кодификации в России можно привести «Судебные уставы Императора Александра II»160.
Систематизация законодательства о производстве цензурных дел позволила сгруппировать большое количество нормативных правовых актов этой сферы правоотношений. Так, например, в материалах по пересмотру цензурного устава от 10 июня 1826 г. и разработке нового цензурного устава от 22 апреля 1828 г. отмечалось следующее: «… Мы повелеваем составить на таковых началах полный Устав о ценсуре, долженствующий заменить во всех частях издынная до ныне по сему предмету узаконения… сей устав а равно и Штаты Цензурного управления… повелеваем обнародовать для надлежащего исполнения… утвердив Положение /о правах сочинителей/… препровождаем… в Правительствующий Сенат для надлежащего исполнения»161.
В первой трети XIX столетия уставы о цензуре пересматривались трижды. Это связано с излишним количеством императивных норм, которые сдерживали развитие творчества авторов. К примеру, юристы-современники уставов о цензуре рассматриваемого периода обращали свое внимание на параграфы уставов, которые являлись для них «неясными, стеснительными», требующими к «обсуждению, уточнению, смягчению», «несправедливыми и вредными»162. Также они представляли свои собственные проекты по изменению и дополнению ряда статей уставов. Проект 21 устава о цензуре 1828 г. предлагал следующее: «Никакие жалобы не принимаются, решение Главного управления цензуры считается вошедшим в законную силу и немедленно приводится в исполнение за пропущенные со стороны обвиняемого сроков на представление объяснения Главному управлению цензуры на подписание отзыва и на принесение Правительствующему Сенату апелляционной жалобы»163.
Обращают на себя внимание предложения по изменению устава о цензуре, подробно рассмотренные составителем замечаний. Так, например, составитель указывал: « 14. Частные замечания. 15. Обсудить. 19. Обратить выгодно из главных начал (ненависть одного сословия к другому и подрывание согласия между ними. 25 Несправедлив и вреден (зачем Высочайшая власть?). 26. Преимущественно надобно уточнить. 40. Иначе изложить. 122. Книги иностранные. Надобно сказать: книги ввозимые из-за границы. Вообще глава вторая коротка. 134. Не ясен, особенно конец. 140. А как же все эти цензурные учреждения доставляют сведения местной полиции?».
План 2го проекта замечаний на цензурный устав от 10 июня 1826 г. предусматривал: «сей устав не имеет определенных границ; по смыслу сих параграфов он содержит в себе смешение уголовных и полицейских установлений с цензурными; необходимость и возможность соединения в общий Цензурный Устав Цензурные наказания для книг внутри России издаваемых и Цензурного наказа для книг из-за границы ввозимых.»164.
Выписка из письма из Москвы к Е.И. Елагиной в Орел о строгости нового цензурного устава, датированная 3 февраля 1858 г.: «все повесили голову от нового гнетущего цензурного устава. При комитете цензуры учреждаются 10 чиновников: по одному от каждого министерства. К ним будут относится цензоры в касающаяся до их отдела, а московские газеты и журналы будут посылаться туда. Видите, что ничего нельзя печатать при этих условиях»165.
Однако информация о вступлении в силу уставов о цензуре доводилось до сведения цензоров не всегда вовремя. Например, один такой случай приведен в записке о слухах в связи с пересмотром цензурного устава: «Уже несколько недель ходит слух, что министр просвещения намерен переменить Цензурный устав 25го апреля 1828 г. Поводом к сим слухам служило то, что в течение полугода закон утвержденный торжественно Государем Императором не приводим был в исполнение. Цензоры же всегда ссылались на прежний устав в своих определениях, утверждая, что … новый устав введен в действие предписанием министра, то они не почитают его действительным законом»166.
Становление законодательства Российской империи о правах сочинителей (1828–1911 гг.)
К концу 1820-х гг. предоставление привилегий и дозволений на заведение типографий прекратило свое существование. Как отмечал В.Д. Спасович «…наружу вышло скрывавшееся под издательством основное и первичное право литературного творчества на исключительное пользование плодами своих, столь полезных для общества трудов, независимо от всяких привилегий. В Европе первым законом, решившим этот вопрос, был французский закон от 14 июля 1793 г., обеспечивающий исключительное право печатания их сочинений авторам пожизненно, а наследникам и правопреемникам их на десять лет со дня смерти авторов. В XVIII в. это авторское право рассматривалось как прирожденное, вытекающее из естественного права»305.
Отличительной чертой авторского права России, которая была характерной на всем пути его исторического развития, являлась взаимосвязь с цензурным законодательством. Изначально, когда цензура разрешала издание сочинений (книг или журнально-газетной продукции) вовсе не интересовалась есть ли у издателя соответствующие права на произведения. Однако в связи с тем, что в первой четверти XIX столетия значительно чаще стали происходить случаи мошенничества со стороны писателей (например, введение общественности в заблуждение кто является в действительности автором сочинений) заставили руководство государства предпринять ряд надлежащих мер. Так, Министерство народного просвещения в 1816 г. обнародует решение, в соответствии с которым отныне необходимо прикладывать доказательства прав издателя на издание того или иного сочинения при предъявлении рукописей на цензуру. Иными словами, отныне (согласно данному решению) права издателя и сочинителя произведения были взаимосвязаны306.
Н.С. Пряников справедливо отметил, что законодательство, призванное регулировать авторское право, напрямую связано с первыми законами о печати и книгоиздании (например, первые нормативные акты, касающиеся авторского права, связаны с цензурным Уставом 1828 г. и последующими его изданиями вплоть до 1887 г., когда эти постановления были перенесены в Законы Гражданские). Взаимосвязь первых указов и распоряжений, касающихся авторского права, с постановлениями Устава не была механической; постановления, в которых представлены приложении к ст. 420 т. Х Свода законов Российской империи призваны охранять имущественные интересы авторов307.
Понятие «произведение» впервые упоминается в Уставе о цензуре 1828 г. Так, под «произведениями словесности, наук и искусств» следовало понимать «книги всякаго рода и на всех языках, эстампы, рисунки, чертежи, планы, карты, а также и ноты с присовокуплением слов»308. Доктрина авторского права XIX в.309 предусматривала, что произведением считалась конкретная материальная форма (книга, карта и тому подобное), в которой были выражены идеи, мысли и образы автора – создателя произведения. В юридическом отношении не имело значения «принадлежала ли основная мысль и содержание данного сочинения самому автору или другому лицу; гражданское право защищало лишь внешний предмет и факт появления его в гражданском обороте»310. Согласно принятому 20 марта 1911 г. Положению об авторском праве теория авторского права претерпела существенные изменения. Например, дефиниция «произведение» употреблялась самостоятельно, т.е. отдельно от формы материальной.
В рамках законодательства о цензуре были приняты первые узаконения, определявших права сочинителей. Утвержденный 22 апреля 1828 г. Устав о цензуре содержал специальный раздел «О сочинителях и издателях книг». В соответствии с положениями данного раздела впервые закреплялось исключительное право сочинителя или переводчика пользоваться своим изданием, либо его продажей как имуществом благоприобретенным. Особо нужно подчеркнуть, что исключительное право передавалось по наследству и наследники имели право издавать или продавать сочинения в течение 25 лет со дня смерти автора. По истечении этого срока сочинения становились общественным достоянием.
Проект положения о правах сочинителей с объяснительной запиской вручены императором Николаем I председателю Государственного совета графу В.П. Кочубею для последующего рассмотрения. Данный проект был передан 26 марта 1828 г. на имя Государственного секретаря в Департамент законов. При рассмотрении законопроекта Государственным советом были включены некоторые положения о сочинителях и издателях книг в новый Устав о цензуре 1828 г. ( 133–139) и одновременно было одобрено Положение о правах сочинителей. При этом все относящееся к правам художников из проекта было исключено, вследствие сделанного в Государственном совете заявления президента Императорской академии художеств А.Н. Оленина о том, что по Высочайшему повелению Академией художеств составляются свои правила для определения прав художников на их произведения и положение об этом будет в скором времени будет представлено.
Положение о правах сочинителей от 22 апреля 1828 г. более подробно по сравнению с уставом устанавливало особенности законодательного регулирования деятельности сочинителей и издателей:
1) на сочинение не могло быть совершено взыскания для удовлетворения кредиторов ни при жизни сочинителя, ни после его смерти (это же обстоятельство закреплено в ст. 1041 Устава гражданского судопроизводства от 20 ноября 1864 г.);
2) взаимоотношения между сочинителем и издателем оформлялись письменным соглашением, при этом условия соглашения записывались в маклерскую книгу;
3) контрафакцией признавалась нарушение прав сочинителя или его наследников без их согласия издавать сочинение, переводить, снабжать текст предисловием, эпилогом и другими замечаниями и комментариями;
4) устанавливались случаи использования сочинений без согласия сочинителя: а) перепечатывание статьи или ее перевода не более 1 печатного листа, издание политических новостей, либо «относящихся к словесности, науке и художеству» (с обязательной ссылкой на первоначальное издание); б) указание ссылки на сочинение;
5) в случае споров, возможных между авторами, переводчиками, издателями об авторском праве, т.е. о юридической природе какого-либо сочинения, следовало решать с помощью третейского суда, либо в порядке гражданского судопроизводства311, т.е. как для споров о праве собственности (споры о нарушении прав литературной, музыкальной и художественной собственности рассматривались в Окружном суде, в ведомстве которого последовало нарушение права или в том, которому подсуден ответчик по месту жительства – ст. 217 Устава гражданского судопроизводства от 20 ноября 1864 г.312;
6) лицо, которое издало произведение без соответствия требованиям Устава о цензуре могло лишиться всех прав на сочинение (подобное положение указано в 25 Положения о правах сочинителей, переводчиков и издателей от 8 января 1830 г.).
Целесообразно заметить следующее: наличие норм права, приравнивавших порядок рассмотрения спора согласно нормам гражданского судопроизводства по спорам, следующим из права собственности, установление исключительного права для наследников или других правообладателей, придавало исключительным правам сочинителей сходство институту гражданского права – праву собственности.
Законодательное регулирование прав авторов в России (1911– 1917 гг.)
Литературная и художественная собственность, а позднее авторское право возникли в связи с распространением литературных произведений и появлением исключительного права продажи своих сочинений. Жалованные грамоты (привилегии) на печатание книг и карт защищали издательские права, но не права сочинителя. Однако личные авторские права существовали всегда, невзирая на то, было закрепление этих прав в законодательстве или нет Созданные произведения литературы, архитектуры и искусства навсегда остаются под авторством конкретного творца. «Авторское право, – пишет В.Г. Графский, – изначально существует и без помощи законов, оно и без них легко признается и оправдывается и только затем – в случае настоятельной необходимости – защищается с помощью законов»337.
В России первый закон об авторском праве появился в рамках законодательства о цезуре ( 135-139 раздела II «О сочинителях и издателях книг» ч. IV Устава о цензуре от 22 апреля 1828 г.). Под сочинениями или произведениями словесности, наук и искусств законодатель определял книги всякого рода и на всех языках, эстампы, рисунки, чертежи, планы, карты, а также и ноты с присовокуплением слов ( 2 Устава о цензуре от 22 апреля 1828 г., ст. 2 Свода уставов о цензуре 1857 г.). Данное легальное определение просуществовало чуть более 80 лет – с 22 апреля 1828 г. до принятия 20 марта 1911 г. Положения об авторском праве.
Необходимо отметить, что XIX – начале XX вв. в отечественной и зарубежных правовых школах существовали различные подходы к пониманию сути природы авторского права, литературной и художественной собственности, необходимости их защиты. Становление «института так называемой литературной собственности, – как отмечал Я.А. Канторович, – идет рядом с научным анализом того, что называется правом авторов на их творения, – выяснением юридической природы авторского права, оснований, объекта и содержания этого права…»338.
Различное толкование терминологии и правопонимание позволяет говорить о самостоятельных правовых системах: англосаксонской и романо-германской339. В странах, для которых характерна англосаксонская правовая система (Великобритания, Канада, США) слово “copyright” означает «право на воспроизведение», «право на копирование». А в государствах с романо-германской правовой системой (Франция, Германия, Россия) – «право автора», т.е. авторское право (droit d auteur, Urheberrecht). Во Франции и Германии до начала XX в. терминология была другой: Verlagsrecht – в Германии, proprit littraire – во Франции, о чем В.Д. Спасович замечал «путаницу… в понятиях… что англичане называют copy-right или правом снимания копий с оригинального произведения, то есть, правом размножения экземпляров, а немцы Verlagsrecht, или правом издательства, то французы именуют proprit littraire или литературною собственностью»340.
Трактовка понятия “copyright” различается в разных правовых системах. Так, англосаксонское «право на копию» подразумевает деловую основу (с возможностью продать сочинение и заработать деньги), в то время как романо-германское «право автора» – личное. «Право на копию» предполагает возможность творчества и иных сочинений. А «право автора», когда во главу угла ставятся интересы сочинителя и предполагается, что его права нерушимы и объективно являются правами моральными, предусматривает личностно ориентированный способ обращения, когда потребности и выгоду сочинителя следует защищать прежде всего341.
Понятие «литературная собственность» в XIX – начале XX вв. одни юристы трактовали как форму владения, относили к категории вещных прав, сравнивали с правами на владение иными объективными вещами, предметами, другие ученые-юристы – наоборот, полагали, что литературная собственность есть собственность, напрямую связанная с самим сочинителем, его личностью, его индивидуальными правами и свободами на творчество и самовыражение.
Так, французский ученый, писатель, правовед Э. Лабуле писал, что получение авторского права или собственности на литературные сочинения схоже с получением прав на вещи и проводил параллели с приобретением иных прав342. Ученый полагал, что сочинение писателя целесообразно рассматривать в качестве объекта собственности литературной точно так же, как и право собственности на любую объективно существующую вещь.
По мнению философа А. Франка (Франция) – собственность литературная базируется на тех же основаниях, что и любая собственность материальная. Она также может быть оставлена в наследство. Исследователь полагал, что творения сочинителя объективно существуют в виде текста (на бумаге, выбитого на камне), в виде рисунка или картины343.
В немецкоязычной историографии ученые также в большинстве случаев относили литературную собственность к праву собственности.
Например, К. Эйзенлор (Германия) полагал следующее: «литературная и художественная собственность не является самостоятельным правовым институтом, но является выражением нового правосознания»344, а для экономиста А. Вагнера (Германия) авторское право являлось правом собственности. По его мнению, государственная власть силой закона расширяла пределы понятия «права собственности» сообразно потребностям нового времени. Конструкция права собственности не вполне соответствует современной эпохе, а потому его следует расширить, включив в этот институт также литературную и художественную собственность345. Противоположной точки зрения придерживался юрист И. Блунчли (Швейцария), полагавший, что право сочинителя есть часть личных прав. Кроме того, по его мнению, материальная, имущественная часть прав творца вторична, не имеет особого значения346. Сочинитель (писатель, художник, композитор) вправе рассчитывать на признание и уважение своего труда как со стороны членов общества, так и государства, в то время как материальная сторона (финансовое вознаграждение) не столь важна.
Немецкий юрист Г. Ортлоф замечал, что праву сочинителей отличает, как правило, личный характер и, «если автор литературного произведения получает вознаграждение за свой труд, то это возможно лишь потому, что ему принадлежит исключительное право передачи своих мыслей обществу»347. В данном случае право сочинителя следует рассматривать как личное право творца произведения.
Выдающийся русский юрист-правовед, историк И.Г. Табашников писал, что при рассмотрении различных аспектов авторских прав необходимо отталкиваться от того, творение автора – это вещь; вещь (она не является обычной, схожей с другими вещами), однако она реальна, может быть распознаваема органами чувств и может быть много раз воспроизведена. Более того, эту вещь можно оценить в денежном выражении. Творение сочинителя как объект правоотношений представляет собой право собственности, как и любое другое право на вещь. Иными словами, если признать, что право собственности подразумевает безраздельное господство хозяина над вещью, то право автора сочинения представляет собой безраздельное, исключительное господство сочинителя над своим творением. При этом «имущественною стороною… может пользоваться только сам автор или тот, кому он это дозволит»348.
Подобная позиция законодателей закреплялась в 2 Положения о правах сочинителей от 22 апреля 1828 г., 1 ч. I «О правах собственности Сочинителей, Переводчиков и Издателей» Положения о правах сочинителей, переводчиков и издателей от 8 января 1830 г. и ст. 282 Отделения первого «О правах собственности на произведения наук и словесности» Свода уставов о цензуре 1857 г. В соответствии с вышеуказанными актами автор, переводчик наделялся правом пользоваться в течение жизни изданием и продажей по собственному разумению как имуществом благоприобретенным. В 1 гл. I «О правах художников на свои произведения» Положения о собственности художественной от 1 января 1846 г. закреплялось положение, согласно которому живописец, скульптор, архитектор, гравер, медальер помимо «обыкновенного, общими законами ограждаемого, права собственности на каждое свое произведение, как вещи, пользуется в течение всей своей жизни так называемою собственностью художественною». Она являет собой исключительное право, принадлежащее только создателю произведения. На основании вышеуказанных прав допускается воспроизводить, тиражировать свое оригинальное сочинение всеми допустимыми способами.