Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Слово и право
1.1. Слово и его регулятивная функция в человеческом обществе 16
1.2. Словесная фиксация доправовых социальных норм 29
1.3. Текстуальная форма права и ее разновидности 39
1.4. Язык права в процессе правового воздействия на общественные отношения 70
1.5. Проблемы усовершенствования языка нормотворчества 94
Глава 2. Юридическая интерпретация слова в процессе толкования норм права
2.1. Толкование норм права и проблема однозначности правового текста 121
2.2. Теория словесности как методология толкования норм права 143
Глава 3. Правовой статус языка
3.1. Понятие правового статуса языка 162
3.2. Международный язык и его правовой статус 185
3.3. Государственный язык и его правовой статус 195
3.4. Родной язык и его правовой статус 212
3.5. Современные проблемы совершенствования правового регулирования статуса языков народов Российской Федерации h 225
Глава 4. Слово в языке судопроизводства
4.1. Понятие языка судопроизводства 246
4.2. Устное и письменное слово в языке судопроизводства 255
Глава 5. Словесность в юриспруденции в системе профессиональной подготовки кадров
5.1. Современное состояние языковой подготовки юристов и проблема профессиональной речевой культуры 278
5.2. Словесность в юриспруденции как учебная дисциплина 305
Заключение 323
Список литературы
- Слово и его регулятивная функция в человеческом обществе
- Толкование норм права и проблема однозначности правового текста
- Международный язык и его правовой статус
- Устное и письменное слово в языке судопроизводства
Введение к работе
Терминами "словесность" и "юриспруденция" принято обозначать два важнейших компонента гуманитарного знания. Предметная область науки о слове - так же, как и науки о праве - связана с такими реалиями, которые имеют фундаментальное значение для человеческого бытия. Язык делает людей разумными существами: с помощью слов систематизируется опыт освоения окружающего мира и формулируются мысли, сообщаемые другим людям. Право способствует утверждению и защите единого порядка, обеспечивающего всем участникам общественных отношений равную меру свободы и одинаковую справедливость.
Как разумное человеческое установление, право фиксируется в словесно-символических формах. Естественная и очевидная связь между словом и правом отражена в основном терминологическом фонде древних и современных европейских языков, в которых выражение самой идеи права восходит к первоначальному латинскому словосочетанию iuris dicere (lus + dico = право + говорю) = провозглашать справедливость, творить суд. Это не просто смысловое совпадение: всеобщая история права свидетельствует, что слово следует рассматривать в качестве единственно возможного адекватного способа оформления правовых предписаний. В таком случае система научных знаний о слове открывает новые и весьма широкие перспективы для более глубокого познания существенных закономерностей развития и функционирования права в человеческом обществе.
Тем не менее, подход к праву с позиций теории словесности остается вне поля зрения, хотя многие отечественные и зарубежные
*м
исследования посвящаются лингвистической проблематике в праве [1]. Конкретные разработки в области языка закона и юридической терминологии, герменевтики права, логики правового мышления, культуры судебной речи и т.п., несмотря на несомненную научную ценность и практическую значимость, все же не обладают концептуальным единством и не составляют целостной картины использования слова в правовой сфере.
Между тем такая картина в принципе возможна и объективно необходима. С одной стороны, это обусловлено состоянием правовой доктрины, в которой уже существует своеобразный "лингвистический пласт", явно нуждающийся в обобщениях [2]. С другой стороны, новая правовая ситуация в России, а также практика, ориентированная на последовательную реализацию идей и требований
Ушаков А.А. Очерки советской законодательной стилистики. Пермь, 1967; Язык закона /Под ред. Пиголкина А.С. М..1990: Савицкий В.М. Язык процессуального закона: Вопросы терминологии. М.. 1987; Керимов Д.А. Культура и техника законотворчества. М.,1991; Черданцев А.Ф. Логико-лингвистические феномены в праве, юридической науке и практике. Екатеринбург, 1993; Михайловская И.Б.,Одинцов В.В.Искусство судебного оратора. М.,1981; Алексеев Н.С., Макарова З.в. ораторское искусство в суде. Л.,1985; О'Вагг W. Linguistic evidence: Language, power a. strategy in the courtroom. N.Y.,1982; D. MellnKoff. The language of the law. Boston. 1963; и др.
Glzbert-Studnlckl Т. Jezyk prawny z perspektywy socIollngwlstycznel // Zezsyty Naukowe Unlwersytetu Jaglellonsklego DCLXXVII.19 86.p . 3
правового закона и правовой государственности, формирует "социальный заказ" на всестороннее описание и объяснение механизмов, обеспечивающих верховенство права во внутригосударственных и международных отношениях. Поскольку вся правовая информация воспроизводится в слове, постольку и словесность в юриспруденции, изучающая основные закономерности использования слова в нормотворчестве и правоприменении, может стать эффективным инструментом поиска новых, углубленных знаний о праве.
Вместе с тем специальный анализ юридических текстов как источника информации о праве позволяет установить, какие условия необходимы для адекватного понимания правовых предписаний, а также выявить причины их недостаточного понимания (либо непонимания). Соответствующие практические рекомендации будут способствовать совершенствованию лингвистического качества текстуальной формы права и повышению уровня профессиональной культуры законодателей и правоприменяющих субъектов.
Все это обусловливает актуальность исследования проблем словесности в юриспруденции. Насколько известно, юридическая и филологическая наука в настоящее время не располагает последовательным и подробным изложением подобной теории. Однако имеющиеся достоверные знания и научные представления о слове и праве, подтвержденные на опыте, создают все необходимые предпосылки для обоснования и развития теории словесности применительно к юриспруденции.
Цель исследования заключается в научном анализе функционирования слова в нормотворческой и правоприменительной практике, направленном на теоретическую разработку концептуальных
основ словесности в юриспруденции и формулирование предложений по совершенствованию приемов и способов использования слова в нормотворческих и правоприменительных актах.
Для реализации поставленной цели необходимо решить следующие задачи:
описать регулятивную функцию слова в человеческом обществе;
выявить общие принципы словесной фиксации социальных правил поведения, определив лингвистическую специфику нормативных высказываний;
дать анализ текстуальной формы права в ее становлении и развитии, с учетом соотношения ритуально-символических и словесных компонентов;
изучить феномен языка права в динамике, в связи с категориальным строем общественного сознания и процессами правового регулирования различных сфер жизни государства и общества;
сформулировать требования, предъявляемые к слову в языке права;
рассмотреть особенности юридической интерпретации слова в процессе толкования норм права;
исследовать понятие правового статуса языка в конституционно-правовом, культурно-историческом и социально-психологическом аспекте;
определить понятие языка судопроизводства с точки зрения словесности в юриспруденции и показать его специфику;
обосновать статус словесности в юриспруденции в качестве учебной дисциплины и определить ее место в системе профессиональной подготовки юридических кадров.
Общеметодологическую основу исследования проблем словесности в юриспруденции составили принципы развития, детерминизма, практической обусловленности познания, всесторонности рассмотрения объекта, единства исторического и логического, разработанные в теории диалектики. Эти принципы сочетались со специальной методикой изучения лингвистических феноменов - с этимологической реконструкцией и анализом "языкового существования".
В работе были использованы идеи и концепции, изложенные в научных трудах по общей теории права, по проблемам общей части уголовного права, уголовного и гражданского процесса. Собственно лингвистическое содержание работы ориентировано на классическое научное наследие А.А.Потебни, И.А.Бодуэна де Куртенэ, К. Бюлера, Э.Сепира, М.М.Бахтина, П.А.Флоренского, Г.Г.Шпета.
Научная новизна диссертации определяется новым исследовательским подходом к лингвистическим феноменам в праве. Впервые регулятивная функция слова рассматривается применительно к такой социально значимой сфере употребления языка, как нормотворчество и правоприменительная практика. Анализ права как высшей, наиболее развитой словесной формы регулирования социального поведения позволяет интегрировать разнопорядковые языковые явления в целостную картину использования слова в процессе правового регулирования общественных отношений. В работе обоснованы следующие научные положения и рекомендации, которые выносятся на защиту:
1. В силу органической связи между разумом, речью и поведением человека слово не только отражает состояние индивидуального и общественного сознания, но и управляет этим
состоянием, то есть выполняет регулятивную функцию. Словесный способ регулирования социального поведения всегда считался цивилизованным и потому более предпочтительным в конфликтных ситуациях, когда именно слово помогало найти разумный компромисс, необходимый для достижения общественного согласия.
2. Первые нормативные представления формировались и
фиксировались в слове в виде совокупности человеческих требований
к природному и к социальному миру - к тому, каким он должен быть,
чтобы прожить в нем достойно. Обычные правила поведения человека
в обществе складывались на основе некоторых стереотипов,
выработанных в ходе совместной сознательной деятельности людей,
целенаправленно преобразующих окружающую среду в соответствии со
своими потребностями и интересами.
Чтобы адекватно выразить необходимые для этого понятия, понадобилась общеупотребительная, несложная для восприятия словесная форма, которая могла прояснить конкретную ситуацию и побудить людей к определенным действиям. Выраженные в слове, социальные правила поведения становились неотъемлемой частью индивидуального и коллективного сознания.
Общие принципы словесной фиксации правил поведения окончательно сформировались в языковой системе с появлением и развитием письменности.
В системах доправового социального регулирования слово использовалось для описания трех групп правил: что обязательно надо делать (должно); что разрешено делать (можно); что запрещается делать (нельзя), чтобы не нарушать (или: установить, сохранить, изменить) тот или иной социальный порядок.
В словесной форме социальных правил поведения фактически
представлены два уровня символического описания действительности. Первичная символизация соответствует знаковой природе естественного языка, на котором изложены поведенческие нормативы. На уровне вторичной символизации в тексте нормы даны концептуальные представления о социальном порядке и о справедливости в отношениях между субъектами общественных отношений. Здесь сконцентрированы все виды ценностей, признанных индивидами и группами людей, составляющими общество. Адекватное понимание текста нормы на уровне вторичной символизации возможно лишь при условии достаточного опыта и знаний о формах и содержании социальной жизни, характерных для конкретной культуры.
5. Язык права возникает как функциональная трансформация
нормативных высказываний доправового социального регулирования и
представляет собой социально-исторически обусловленную систему
способов и правил словесного выражения понятий и категорий,
выработанных и применяемых в целях юридического регулирования
поведения субъектов общественных отношений.
Слово в системе языка права адаптируется к потребностям точного и ясного изложения правовой информации.
Действительность юридического языка - это процесс правового регулирования общественных отношений, в ходе которого осуществляется информационное воздействие на субъектов с целью упорядочить социальные связи, обеспечить справедливое удовлетворение позитивных социальных интересов.
6. Поскольку любая идея, отражающая реальность (в том числе
и связанную с правом), осознается человеком лишь когда она
названа словом, постольку и содержательный анализ юридического
языка должен быть основан на изучении и описании конкретных
реалий из области экономической, социальной и политической жизни, воплощенных в правовых концептах, т.е. в ключевых понятиях юридического мировоззрения.
Язык права всегда задает определенную точку зрения на все обозначаемое, тем самым точно отражая правовую систему того общества, в условиях которого он функционирует. В языке права с неизбежностью фиксируются также деформации правосознания. Вот почему через слово и законодатель, и правоприменитель получает доступ к специфическим механизмам управления мышлением и убеждениями людей, к власти над общественным сознанием. От того, какими способами законодатель конструирует правовые понятия, зависит интенсивность информационного влияния права и эффективность правового регулирования в целом.
Нормотворчество в любой его стадии - это непрерывная работа коллективного речевого субъекта (законодателя) с текстом, со словом, которое опосредует либо конструирование концепции будущего закона, либо оформление законопроекта, либо обсуждение текстовых вариантов, либо фиксирует окончательную редакцию нормативно-правового предписания.
Обязательной частью нормотворческой процедуры должен стать этап литературного редактирования и литературной экспертизы законопроекта. Перед рассмотрением Государственной Думой законопроекта з первом чтении целесообразно проводить специальную юридико-лингвіїстическую экспертизу, основанную на теоретических положениях словесности в юриспруденции.
9. Феномен толкования норм права детерминирован
универсальной способностью словесных знаков вызывать творческий
акт понимания со стороны субъектов. В категориях теории
словесности толкование норм права определяется как специфическая процедура преобразования одного текста в другой при условии различных способов языкового выражения, но идентичности правового содержания.
Все известные приемы толкования представляют собой операции со словом, или техники обработки правовой информации, которые ориентированы либо на первичную (языковое и логическое толкование), либо на вторичную (систематическое, историческое, телеологическое и др. толкование) символизацию правового языка при условии различной глубины понимания текста.
Множественность гипотез толкования норм права объясняется многоаспектностью слова, выражающего правовые предписания.
10. Помимо текстуальной формы права, объективно существующие связи между словом и правом могут проявляться в правовой регламентации наиболее важных областей речевой практики.
Языковые отношения занимают особое место в системе социальных связей, подлежащих правовому регулированию. Они реализуются во всех без исключения сферах жизнедеятельности человека, использующего слово в качестве универсального средства фиксации и трансляции знаний о природе и обществе. Владение языком создает предпосылки для наиболее полного развития человеческой личности и для реализации естественного права человека на участие в решении проблем устройства и управления тем обществом, членом которого он является.
Под правовым статусом языка понимается юридически закрепленное положение отдельных стандартизованных форм речи в законотворческой, правоприменительной и иной практике официального общения субъектов права.
11. Институт государственного языка можно рассматривать как юридически закрепленный результат социального компромисса, который выработан в ходе развития многонационального государства с учетом этнического состава и интересов населения в целях наиболее эффективной организации и осуществления публично-политической власти, а также защиты прав национальных меньшинств.
Под государственным языком понимается стандартизованная форма речи, приемлемая всем многонациональным населением страны и в соответствии с конституционными нормами используемая на всей ее территории в качестве средства общения при осуществлении государственной власти (законодательной, исполнительной и судебной), в деятельности местного самоуправления, а также в иных сферах, подлежащих правовому регулированию.
Государственный язык характеризуется институализацией, авторитетностью, ориентацией на конкретную модель федерализма, а также некоторыми внутренними, собственно лингвистическими качествами (нормированностью, определенной степенью сложности фонетической, лексической, грамматической и стилистической системы, устойчивостью и универсальностью семиотической структуры, письменной фиксацией и дихотомическим делением языковой системы на устную и письменную форму речи).
12.. Учитывая потребности формирования надлежащих правовых основ федерализма и межнациональных отношений в Российской Федерации, целесообразно внести следующие предложения по совершенствованию правового регулирования статуса языков народов Российской Федерации:
* создать федеральную государственную службу переводов
нормативных правовых актов с государственного языка РФ наі другие языки субъектов РФ, установив, что правовая регламентация деятельности этой службы относится к предмету ведения Российской Федерации, ибо принятие и изменение федеральных конституционных законов и федеральных законов, нормативных указов Президента Российской Федерации, иных нормативных правовых актов федеральных органов государственной власти ' находится в ведении Российской Федерации (п. "а" ст. 71 Конституции РФ);
установить и зафиксировать в соответствующих нормативных актах формально-юридические критерии понятия владения языком применительно к официальным сферам общения;
подготовить новую редакцию Закона РФ "О языках народов Российской Федерации" и дать легальные дефиниции понятий, определяющих специфику предмета правового регулирования.
Как часть общей культуры юридической деятельности, культура речи юриста детерминирована принципами права, на основе которых формулируются требования, предъявляемые к использованию слова в правоприменительной деятельности.
В качестве самостоятельной мировоззренческой и прикладной дисциплины словесность в юриспруденции должна стать обязательным федеральным компонентом Государственного образовательного стандарта по направлению и специальности "Юриспруденция".
Теоретическая и практическая значимость исследования проблем словесности в юриспруденции заключается в том, что его основные положения, выводы и рекомендации могут быть использованы
* при разработке общих концепций и программ законодательной
деятельности в Российской Федерации;
в процессе подготовки нормативных правовых актов Российской Федерации и субъектов Российской Федерации;
для научного обоснования и проведения языковой политики Российской Федерации и субъектов Российской Федерации;
* для повышения уровня культуры судопроизводства и
делопроизводства во всех юрисдикционных сферах;
* для дальнейшей научной разработки проблем словесности в
юриспруденции;
* при разработке программ, учебных пособий, учебников,
специальных методик преподавания общих гуманитарных и
общепрофессиональных, а также специальных дисциплин подготовки
выпускников по направлению и специальности "Юриспруденция";
* в системе повышения квалификации юридических кадров.
Слово и его регулятивная функция в человеческом обществе
Понятие регулятивной функции широко используется современной наукой для характеристики различных объектов природного и социального мира [1]. Чтобы уточнить содержание этого понятия, целесообразно обратиться к толкованию исходных латинских терминов regere = править, руководить; regulare = направлять, упорядочивать; regularis = содержащий наставления, имеющий силу правила, обязательный. Следовательно, в каждом конкретном случае регулятивная функция выражается в управлении, в установлении определенных эталонов, на основе которых осуществляется координация актуальных связей, отношений, взаимодействий.
Человеческое общество ориентировано на несколько традиционных форм социальной регуляции: обычай, мораль, религию, право. В соответствующих нормативах обязательно воспроизводится некоторая сумма знаний и представлений о том, что люди могут предпринимать и как им следует поступать в их коллективной жизни и совместной деятельности. Однако прежде чем выработать те или иные механизмы упорядоченного поведения, необходимо оЬмыслить окружающий мир в ценностных категориях, четко определяя свои интересы, потребности и цели. Все это возможно лишь благодаря слову, которое фиксирует любой полученный человеком опыт в сознании и в языке, обеспечивает понимание действительности, а также опосредует процессы общения людей друг с другом. Обмениваясь речевой информацией, говорящие находят в слове "точку опоры" для мысли, чтобы затем действовать, руководствуясь разумными стремлениями к объединению усилий, направленных на достижение совершенства бытия. В качестве первичного регулятора человеческих взаимоотношений слово объективно способствует возникновению и развитию всех других социальных феноменов.
Регулятивная функция слова выражается в его постоянном воздействии на сознание и поведение людей. Слово с необходимостью участвует в процессах общественной самоорганизации, так как удовлетворяет важнейшие с этой точки зрения потребности человека - быть самим собой, чувствовать себя уникальным, но в то же время сотрудничать с другими людьми, быть нужным, нелишним. Слово координирует человеческие взаимодействия и способствует реализации идеалов свободы и равенства людей как разумных существ. Регулятивная функция слова детерминирована свойствами языка и проявляется на трех уровнях в соответствии с организацией человека как биологического организма, как социального индивида и как духовной личности.
С психофизиологической точки зрения процесс использования языка представляет собой совокупность анализирующих и синтезирующих актов работающего мозга. Хотя механизмы высшей нервной деятельности изучены далеко не полностью, достоверно установлено, что врожденная языковая способность человека заключается в его уникальной возможности структурировать непосредственное чувственное восприятие мира и обозначать отдельные элементы опыта осмысленными звуковыми комплексами -словами (по терминологии И.П.Павлова, органы чувств и слово - это первая и вторая сигнальные системы действительности).
"Все, растворимое сознанием, претворяется в слово", - писал о свойствах членораздельной речи П.А.Флоренский [1]. "Человек слышит слова, состоящие из звуков:"Вон бежит собака", а думает при этом совсем не о звуках и словах, а о собаке, и смотрит - где она бежит" [2]. Слова пропадают, а вместо них тотчас же возникает концепт - мысленный образ той действительности, которая отображена в содержании слов. Так слово превращается в символ реальности: оно соотносится с предметом, имеет звуковую или графическую оболочку, выражает внутреннее состояние говорящего и управляет внешним поведением адресата речи. При этом человеческий язык принципиально отличается от всех прочих форм биологической коммуникации: в нем всегда можно найти множество альтернативных вариантов для выражения одного и того же смысла.
Следует также особо отметить и то обстоятельство, что при образовании словесных символов практически не учитываются случайные, несущественные компоненты опыта. В результате объективный мир отражается в его обобщенной форме, и с помощью слова в сознание вводится весьма широкое содержание, заменяющее собой бесконечный ряд конкретных представлений. Это дает возможность воплотить в слове все достижения человеческого разума и в то же время таит опасность злоупотребления языковыми знаками - ведь на уровне психофизиологической организации индивида в принципе ничто не мешает создавать такие словесные символы, которые заведомо не соответствуют действительности.
Специфической формой законодательного реагирования на данное обстоятельство можно считать, например, криминализацию заведомо ложного сообщения об акте терроризма (ст. 207 УК РФ 1996 г.), заведомо ложного доноса (ст.306 УК РФ), заведомо ложных показания, заключения эксперта или неправильного перевода (ст. 307 УК РФ).
Очевидно, что не меньшую опасность для личности, общества и государства представляло в свое время и манипулирование словом при создании разного рода псевдоправовых теорий, призванных обосновать "слом старого законодательства" и выделение "из шелухи понятий буржуазного права всего того, что подходило к практике и принципам революционного марксизма" [13.
Подобные лозунги не могут исчезнуть бесследно, не оставив никакого впечатления в массовом и индивидуальном сознании. В каждом случае языкового употребления слова, оформляющие осознанную мысль говорящего, достигают мозговых анализаторов другого человека, и кора его головного мозга активизируется, что вызывает более или менее адекватное понимание той информации, которая символически передана говорящим.
Толкование норм права и проблема однозначности правового текста
Проблема однозначности неизбежно возникает в любой ситуации употребления языка. Это объясняется тем, что наряду с объективной реальностью в слове представлен и субъективный взгляд на нее -определенная идея, смысловая позиция, точка зрения, так или иначе отражающая социальную роль субъекта, его интересы, систему ценностей и т.д. Отбор языкового материала всякий раз соответствует некоторой внутренней логике построения текста, рассчитанной на понимание, на достижение ожидаемого эффекта речевого воздействия. В конечном итоге содержание текста оказывается потенциально многозначным, то есть допускает различные варианты истолкования, тем более что адресат сообщения воспринимает его творчески, в зависимости от своих интеллектуальных возможностей, мировоззренческих установок и многих других параметров, характеризующих данного индивида.
Следовательно, проблема однозначности высказывания связана с адекватным пониманием его смысла и сводится не просто к использованию определенных словесных форм, но к совместимости систем мышления и "моделей мира", сложившихся в сознании субъекта и адресата речи.
Проблема однозначности правового текста была впервые поставлена классической римской юриспруденцией и с д-ех пор традиционно рассматривается в аспекте "буквы и духа" затона. Полагая, что "среди всех дел нельзя найти ничего столь важного, как власть законов", римские юристы видели свою задачу в том, чтобы "все отрасли законов сделать ясными", освободить от "излишних повторений и несправедливых противоречий, дабы их искренность давала всем людям быструю помощь" [1].
Закон есть словесное волеизъявление законодателя ( voluntas legls), и его предписания должны исполняться всеми по точному выражению - по "букве" закона. В то же время надо правильно понимать смысл нормативных требований, то есть не искажать "дух" закона. Однако между "буквой" и "духом" закона возникают некоторые расхождения, ибо "права устанавливаются не для отдельных лиц, а общим образом" (D. 1.3.8.), и законы просто не могут быть написаны так, "чтобы они обнимали все случаи, которые когда-либо произойдут" (D.1.3.10). Поэтому тот, кто осуществляет юрисдикцию, восполняет путем толкования (interpretatio) смысл юридического правила применительно к конкретным обстоятельствам и выносит решение в соответствии с правом (D.1.3.11-14).
Справедливым считалось только "такое толкование законов, при котором охраняется их воля" (D. 1.3.18). "Нив каком случае, -говорил Модестин, - смысл законов или милость справедливости не терпит, чтобы то, что введено для пользы людей, мы обращали путем жестокого толкования в строгость, идущую вразрез с благополучием людей." (D.1.3.25). Таким образом, процедура толкования рассматривалась как своего рода "посредничество" между "буквой" и "духом" закона, осуществляемое "в целях общественной пользы" (D.1.1.7.1), на что, кстати, указывал и сам термин Interpretatlo, происходящий от Interpres = посредник, вестник, прорицатель, объяснитель.
Классическая римская юриспруденция признавала обязательным правило Expressum facit cessare taciturn (Ясно выраженное устраняет то, что подразумевается без слов, т.е. не оставляет места произвольным толкованиям). Однозначный текст закона должен был полностью соответствовать этому требованию - так, чтобы в нем не содержалось "ничего, что могло бы дать основания для сомнений" [1], и воля законодателя подлежала единообразному толкованию.
Например, Улышан, разъясняя Аквилиев закон о противоправном причинении вреда, говорил, что "противоправность следует понимать в смысле действия, совершенного не по праву; это значит против права, т. е. как если кто-либо убил при наличии вины." (D. 9.2.5.1); убийство "может быть совершено мечом, или палкой, или другим орудием, или руками, если лицо задушило другого, или ударом ноги, или головы либо каким угодно образом." (D.9.2.7.1); а год, по смыслу Аквилиева закона, "исчисляется назад с того времени, когда кто-либо убит" (D. 9.2.21.1)
Если же приходилось толковать "темный" закон, который "говорит двусмысленно", римские юристы отдавали предпочтение тому значению, "которое лишено порока, в особенности когда из этого может быть сделано заключение о воле закона" (D. 1.13.19)
В подобных случаях нередко обращались к обычаю, считая его "лучшим толкователем закона" (D.1.3.37). Например, комментируя один из преторских эдиктов, Улышан говорил: "Восходящих родственников понимай в смысле лиц того и другого пола, но спрашивается: в любой ли степени родства? Некоторые называют восходящими лиц до прапрапрадеда, а более отдаленные называются предками; но Гай Кассий называет восходящими родственниками всех независимо от степени родства. Этот взгляд является более нравственным и господствующим" (D.2.4.4.2)
Иногда толкование было весьма подробным, дополняло исходный текст множеством деталей и настолько видоизменяло закон, что лишало его реального значения, фактически превращаясь во вновь созданную норму (т.н. Interpretatlo abrogans = отменяющее толкование).
В любом случае римские юристы старались избегать категоричной однозначности толкований, предпочитая применять не столько "букву", сколько "дух" закона.
Международный язык и его правовой статус
Проблема международного языка известна с древнейших времен [1]. Государства, стремившиеся к экономическому, политическому и культурному сотрудничеству, должны были согласовать вопрос о приемлемом сторонами "общем языке", который мог быть эффективно использован в переговорном процессе, а также для составления различных договоров. "Определенное распространение получали на разных этапах истории Древнего мира арамейский, латинский, греческий языки" [2], причем латынь сохраняла свое доминирующее положение в Западной Европе вплоть до середины 18 века. В 18-19 вв. предпочтение отдавали французскому языку, а с начала 20 века в дипломатии все чаще применялся английский [3].
Следует отметить, что принцип равноправного применения языков сторон в международных соглашениях формировался на протяжении весьма длительного исторического периода - едва ли не до середины 20 века выбор дипломатического языка осуществлялся "по праву сильного" на основе традиционного положения Cuius regio elus lingua = Кто управляет, того и язык. Так, например, противоречия между Великобританией и Францией отразились в постоянных спорах
по вопросу о применении языков в работе Лиги Наций (1919—1946 гг.): представители Франции соглашались на использование английского языка, но все же требовали, чтобы французский текст считался превалирующим [1].
Современный международный правопорядок предполагает иное отношение к выбору международного языка. "Государства выступают на международной арене в национальной форме, неотъемлемым элементом которой является язык. - пишет В. И.Евинтов. - Свои национальные языки государства применяют для оформления важнейших источников международного права - договоров. Они разрабатываются на принятых в практике Генеральной Ассамблеи ООН дипломатических языках, используемых большинством населения земного шара в странах, принадлежащих к разным социально-экономическим системам и имеющих разные системы права" [2] Согласно ст. ст. 110 и 111 Устава Организации Объединенных Наций к таким языкам относятся языки государств, ставших Первоначальными Членами Организации Объединенных Наций, а в Правилах процедуры Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций официальными и рабочими языками названы английский, арабский, испанский, китайский, русский и французский языки [3].
Как член мирового сообщества. Российская Федерация заключает международные и межгосударственные договоры и соглашения, участвует в работе международных организаций, системах коллективной безопасности. региональных государственных и межгосударственных союзах. В международных отношениях с иностранными государствами Российская Федерация руководствуется основными принципами мирового сообщества: признает и уважает суверенитет всех стран, свободу самоопределения, принципы неприменения силы или угрозы силой и невмешательства во внутренние дела других государств. Российская Федерация действует в соответствии с принципами добросовестности, мирного урегулирования споров, уважения и соблюдения прав и свобод человека, включая права национальных меньшинств; а также выполняет другие обязательства, вытекающие из общепризнанных принципов и нормы международного права и международных соглашений.
Государства-участники международных отношений стремятся к конструктивному сотрудничеству в целях сохранения мира, защиты основных прав и свобод человека, упрочения международного правопорядка и др. Для двусторонних и многосторонних контактов государств в процессе реализации их международной правосубъектности необходимо выбрать приемлемый для каждой из сторон язык международного общения и определить порядок его использования в официальной сфере, т. е. установить правовой статус международного языка (языка межгосударственного общения).
С точки зрения словесности понятие "международный язык" предполагает две разновидности - естественную и искусственную. С точки зрения юриспруденции возникает вопрос, какой из вариантов может претендовать на статус международного языка, используемого в официальных отношениях государств и в международных организациях. Следует еще раз отметить, что любой национальный язык представляет собой самобытную стандартизованную форму речи, которая всегда воспринимается в качестве "представителя" отдельного народа или культуры: "в судьбах слова - судьбы говорящего общества" [1]. Многосторонние и разнообразные контакты цивилизаций и этносов в конце концов приводят к тому, что естественное широкое распространение получает язык одной из доминирующих культур, который становится de facto международным, поскольку им владеет большинство населения и его начинают применять в межнациональном общении.
Однако подобная посредническая роль опасна для языка в том смысле, что могут быть деформированы либо вообще утрачены его органические связи с духовной культурой конкретного этноса. Это превратит язык в "пустой звук", психологически нереальный и "ничей", коль скоро он уже не будет выражать национальное самосознание, ибо нет "между"- народа с определенными идеалами и стремлениями, фиксируемыми в языке, а есть лишь желание "заполучить" удобное, единое средство общения разноязычных людей. Девальвация социально-психологической ценности языка всегда отрицательно сказывается на его общем состоянии и проявляется, в частности, в резком падении уровня речевой культуры.
Устное и письменное слово в языке судопроизводства
Использование устного и письменного слова в языке судопроизводства предопределяется соотношением устной и письменной процессуальной формы, опосредующей установление действительных обстоятельств дела, рассмотрение и разрешение споров о праве. Как свидетельствует многовековая история юстиции, люди всегда стремились к наиболее полному обеспечению гарантий справедливости в судопроизводстве, и с этой целью в мировой практике были выработаны две классические модели процесса: следственная, или инквизиционная, ориентированная главным образом на письменное слово; и состязательная, которая "предпочитает сказанное слово написанному документу. Документы не отвергаются, но все же звучащее слово - это движущая сила, сердце слушания в судах, живое свидетельство, произносимое живым человеком, сидящим или стоящим перед глазами присутствующих в зале заседания, подвергнутым допросу и перекрестным вопросам адвокатов" [1].
В большинстве современных правовых систем принято состязательное построение рассмотрения и разрешения споров о праве, не исключающее, однако, и следственные начала, что в целом отвечает социальным и государственно-правовым потребностям и тенденциям [2]. Состязательный характер судопроизводства провозглашен Конституцией Российской Федерации (ч. 3 ст. 123). Принцип состязательности и равноправия сторон закреплен в ст. 7 Арбитражного процессуального кодекса РФ и в ст. 35 Федерального конституционного закона от 21 июля 1994 г. "О Конституционном Суде Российской Федерации". В ст. 429 УПК РСФСР устанавливается, что предварительное слушание и производство в суде присяжных основывается на принципе состязательности. При этом обеспечивается равенство прав сторон, которым суд, сохраняя объективность и беспристрастность, создает необходимые условия для всестороннего и полного исследования обстоятельств дела.
Действительно, в состязательном процессе, когда стороны и другие заинтересованные лица вправе самостоятельно представлять суду доказательственный материал, повышаются гарантии наиболее глубокого, тщательного и всестороннего исследования доказательств, открываются дополнительные возможности активно содействовать установлению истины в ходе судебного разбирательства. "Только в условиях реальной состязательности, -пишет В.Мельник, - по-настоящему проверяется качество предварительного следствия, сполна выявляется и по-настоящему формируется, развивается, оттачивается и шлифуется профессиональное мастерство адвоката, прокурора и судьи, знание и понимание ими закона, их теоретическая подготовка и общая культура, умение говорить, предвидеть судьбу слова не только в воздухе, но и в душе у присяжных заседателей" [1].
Вместе с тем традиционный вопрос об использовании устного и письменного слова в языке судопроизводства становится принципиальным вопросом о том, какие доказательства - устные или письменные - должны иметь преобладающее значение, надо ли отдавать предпочтение устному или письменному сбору доказательств и каким должно быть преимущественно судопроизводство - письменным или устным [1]. Теоретические доложения словесности, объясняющие специфику употребления устной и письменной речи, помогут разобраться в существе этих вопросов, что представляет определенный интерес с точки зрения совершенствования следственной и судебной практики.
Итак, устная и письменная речь противопоставлены друг другу 1) по материальной форме: в устной речи - поток звуков.разделенный интонационно; в письменной - строчки букв, разделенные пробелами и знаками препинания;
2) по условиям порождения: звуковой поток устной речи необратим, характерно поступательное, линейное развертывание речи во времени; тогда как письменная речь развертывается в статичном пространстве;
3) по контексту высказывания: для устной речи это интонации, мимика, жесты, внеязыковая ситуация речи; для письменной -словесное окружение той или иной фразы, то есть лексико-синтаксические средства;
4) по социолингвистическому фактору: в современной языковой практике цивилизованного общества письменная речь приоритетна, в то же время почти половина населения земного шара полностью неграмотна, а свыше 3,5 тысяч языков вообще не имеют письменности;
5) по генетическому фактору: устная речь генетически первична - как в развитии одного человека-носителя языка, так и в истории общества в целом навыки говорения предшествуют письменным навыкам.
Преимущество письменной речи заключается в том, что она дает возможность зафиксировать звучащее слово и тем самым преодолеть пространственные и временные преграды в общении. Кроме того, письменное изложение мыслей заставляет более внимательно относиться к речевым фактам, что дисциплинирует ум и приучает его к систематической работе. Если многократно возвращаться к тексту и хотя бы слегка корректировать его, ход мысли обязательно меняется на новый, более эффективный. Именно поэтому письменная речь столь существенно влияет на структуру мышления и на мировоззрение человека. "Кто грамоте горазд, тому не пропасть", -не случайно говорится в пословице.
В то же время устная речь обладает дополнительным потенциалом выражения: в условиях непосредственного контакта информацию можно получить не только из самого высказывания, но из многих сопутствующих, несловесных знаков. Интонации, громкость, тембр голоса, темп речи, мимика, жесты, направление и характер взгляда, расстояние между говорящим и слушателями, неречевые звуки - плач, вздохи, смех - все это так или иначе формирует общий смысл устного высказывания. Например, разъясняя близким родственникам обвиняемого их конституционное право отказаться от дачи показаний (ст. 51 Конституции РФ), следователь имеет возможность наблюдать непосредственную эмоциональную реакцию.