Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Теоретико-методологические и исторические основания исследования категории «преимущество» 29
1.1. Общенаучные подходы и методологические основания исследования преимуществ в праве 29
1.2. Причины и условия формирования преимуществ в обществе 46
1.3. Учения о преимуществах в истории политической и правовой мысли 59
1.4. Генезис и эволюция института преимуществ в правовых нормах 72
1.5. Внешние формы проявления преимуществ в обществе 95
Глава II. Функциональная роль преимуществ в общей теории прав человека 108
2.1. Функциональная характеристика правовых преимуществ 108
2.2. Соотношение преимуществ с основополагающими правами человека и гражданина 127
2.3. Правовые преимущества и правовой статус личности 147
Глава III. Правовые преимущества в российском законодательстве: понятие, содержание, виды и технико-юридическая конструкция 170
3.1. Правовые преимущества: понятие, признаки, соотношение со смежными категориями 170
3.2. Классификация правовых преимуществ в российском законодательстве 195
3.3. Механизм установления и определение пределов правовых преимуществ 225
3.4. Закономерности технико-юридического закрепления преимуществ в современном российском законодательстве 249
Глава IV. Система типов правовых преимуществ 268
4.1. Категория «иммунитет» в системе правовых преимуществ 268
4.2. Привилегии в правовой доктрине и законодательстве 282
4.3. Льготы в юридической науке и практике 314
4.4. Особые правовые процедуры и их место в системе правовых преимуществ 338
Глава V. Преимущества в ракурсе современных тенденций законодательства и правоприменительной практики 355
5.1. Правовые преимущества в контексте цифровизации законодательства России 355
5.2. Роль правовых преимуществ в реализации правоохранительной деятельности государства и профилактике противоправного поведения 368
5.3. Злоупотребление преимуществами и нарушение равенства прав и свобод: законодательное регламентирование и правоприменительная практика 374
Заключение 395
Список использованных источников и литературы 399
Приложение 504
- Общенаучные подходы и методологические основания исследования преимуществ в праве
- Правовые преимущества и правовой статус личности
- Категория «иммунитет» в системе правовых преимуществ
- Злоупотребление преимуществами и нарушение равенства прав и свобод: законодательное регламентирование и правоприменительная практика
Общенаучные подходы и методологические основания исследования преимуществ в праве
Существование личности – процесс крайне сложный. Обусловлено это в первую очередь неоднородной, многослойной структурой социальной среды. Прибавим к этому закономерности развития природы, исторические и культурные предпосылки объективной действительности, в которой оказался человек. В итоге с первых же дней жизни индивид попадает в условия необходимости выживания и социальной борьбы. Результатом этого процесса является дифференциация общества.
Кто-то от рождения и до смерти наделен в лучшем случае базовыми, основополагающими правами, а другой в силу социально активной деятельности или по иному основанию получает расширенные возможности, дополнительные социальные ресурсы и послабления. Легитимность им придается за счет законодательно установленных преимуществ в форме привилегий, льгот, иммунитетов, особых правовых процедур и пр. В этой связи от выверенности, глубины и доскональности при определении общенаучных подходов и методологии исследования преимуществ в праве во многом зависит далеко не только результат их закрепления в нормативных правовых актах в виде эффективного или неэффективного правового регулирования. Это подразумевается само собой. Однако немаловажным будет и их оценка гражданским обществом, поскольку, как известно, любые формы неравенства вызывают наибольший ажиотаж среди населения.
Изучение любого правового явления неминуемо должно начинаться с рассмотрения его с общефилософских позиций. Это позволит взглянуть на него, отталкиваясь от различных способов или вариантов восприятия человеком окружающего мира, и, как следствие, перейти на методы его познания.
На доминирующее место философского подхода при изучении любых правовых явлений, позволяющего увидеть их с наиболее общих, мировоззренческих позиций, ранее обращали внимание многие авторы, среди которых особенно хотелось бы отметить В.С. Нерсесянца, С.С. Алексеева, Д.А. Керимова, В.П. Малахова, В.Н. Карташова, В.В. Сорокина, О.Ю. Рыбакова, В.А. Томсинова, А.Ф. Чер-данцева, Р.С. Байниязова, Ю.П. Боруленкова1.
Памятуя о том, что общетеоретическому, концептуальному исследованию преимущества в правоведении еще не подвергались, полагаем, что назрела необходимость раскрытия социально-природного свойства преимуществ в праве как целостной категории, уяснения через философско-правовой взгляд ключевых характеристик всей системы преимуществ2. В этом ракурсе отдельного внимания заслуживают два фундаментальных подхода – онтологический и аксиологический.
Начать уместно с учения о бытии и сущем и попытаемся раскрыть социальные закономерности приобретения преимуществ в правах и дозволениях одними субъектами над другими.
Бытие, как известно, означает реальность, существующую независимо от сознания человека. Не углубляясь в дискуссию относительно одного из главных вопросов философии о соотношении бытия и сознания, полагаем, что наличие преимуществ одних людей над другими, опосредованных нормами права, характерно для каждой концепции. Речь идет о бытии, как, например, во взглядах досо кратиков (Гераклид, Парменид), в рамках которого бытие совпадает с материальным миром, так и натуралистически-объективистских воззрениях на бытие, характерных для эпохи Ренессанса.
Сегодня также присуще восприятие правовых преимуществ как некоего объективного, обоснованного, целесообразного. При этом мы различаем неизменное в преимуществах, единое, неподвижное – то, что ложится, к примеру, в основу отношений между государствами, чем подкрепляется независимость их представителей, неподверженность юрисдикции друг друга.
Имеет место в преимуществах и элемент непрерывно становящегося бытия, обусловленного интересами времени, направленного на сбалансирование сил в обществе и государстве, их выравнивание путем расширения прав одних над другими.
Не забыты сегодня и взгляды на преимущества под призмой натуралистически-объективистских потребностей. Физиологические, биологические, гендерные различия между людьми сами собой подталкивают нас на одобрение преимуществ для нуждающихся в этом: инвалидов, престарелых, детей.
Не утратило своей актуальности, как нам кажется, и марксистско-ленинское восприятие бытия как материально-предметной реальности. Сегодня для поддержания и упрочения достигнутых высоких показателей в труде, сохранения ценностей природы, искусства и культуры государству непременно важен такой инструмент, как преимущество. Через элементы поддержки, заботы и поощрения предоставляются дополнительные права и материальные выгоды наиболее отличившимся в указанных сферах членам общества.
Рассматривая правовые преимущества в ключе онтологии, не могли не коснуться вопроса их восприятия с позиции номинализма и реализма1. Для нашего исследования этот подход как нельзя актуален. Ряд ученых, занимающихся схожей проблематикой, которых мы условно назовем номиналистами, воспринимают всю совокупность иммунитетов, льгот, привилегий и иных разновидностей преимуществ в основном как отдельные категории, обособленные элементы правовой реальности. Мы же стоим на стороне реалистов, считая, что вышеназванные феномены, обладая самостоятельным метафизическим бытием, имеют, тем не менее, общие признаки, некое идеальное бытие. Допускаем, что наша позиция с точки зрения идеализации «теории правовых преимуществ» может быть уязвима, но рассчитываем в ходе исследования ее аргументировать и доказать.
Взгляд на правовые преимущества, даже не подкрепленный глубокими знаниями закономерностей государственно-правового развития, так или иначе, останавливается не только на их месте в бытии, но и ценностной роли. Последняя предполагает осмысление преимуществ с позиции приоритетов развития государства и общества, импульс которым нередко заложен в законодательном закреплении дополнительных прав и возможностей. Как известно, предпочитаемые блага, желаемые объекты, на которые ориентирован, устремлен субъект и к которым проявляет интерес, выступают частью содержания аксиологии как совокупности знаний о природе ценностей, их месте в структуре мироздания1. Чуть ниже убедимся, что сообразно трансформации ценностных ориентиров личности в историческом развитии общества формировались и представления о преимуществах. По сути, разные преимущества выступили отражением своей эпохи, ее особенностей и, разумеется, ценностей.
Включенность ценностей в правовую материю – одна из вечных дискуссий двух противоположных систем взглядов. Сторонники нормативизма, как известно, стоят на исключении из сущностной сферы права ценностного подхода, рассматривая под первым совокупность норм, установленных государством. Юс-натуралисты, напротив, склонны сводить право к совокупности ценностей – равенства, свободы, справедливости и пр.
Полагаем неуместным в рамках нашей работы подвергать глубокому обсуждению две хорошо аргументированные, но достаточно крайние в своих суждениях позиции. Попробуем выработать некий компромисс.
Думается, ценностный подход имеет место быть в праве. Более того, в последние годы отмечается возросшее внимание ученого сообщества к аксиологической проблематике в правоведении1. Видим в этом безусловный положительный аспект. Важным в то же время представляется исследование норм, содержащих правовые преимущества с позиции ценностного подхода, поскольку это, полагаем, будет интересным сразу с нескольких ракурсов:
во-первых, юридические нормы, усиливающие правовой статус субъекта, дополняющие его новыми и более широкими правами и возможностями, всегда детерминируют поиск путей к обладанию последними, побуждают интерес, желание, волю;
во-вторых, политико-правовое, экономическое развитие государства в современных, не всегда благоприятных условиях, с учетом отдельных проявлений стагнации внутренних и внешних отношений заставляет институты власти делать нелегкий выбор, расставлять приоритеты в распределении благ. Руководствуясь фактором целесообразности, практической значимости того или иного законодательного шага, закон предоставляет преимущества в правах и возможностях одним субъектам, утверждая их неравное положение с другими;
в-третьих, правовые преимущества выступают средством построения иерархии ценностей государства и общества, определяя вектор движения последних. Наделяя дополнительными правами и послаблениями многодетные семьи, малоимущих граждан, власть демонстрирует приоритетность социальной сферы. Обеспечивая расширенными возможностями в виде первоочередного получения жилых помещений, санаторно-курортного лечения военнослужащих, устанавливая упрощенный порядок жилищно-бытового обслуживания для членов их семей, законодатель дает посыл на развитие оборонного сектора.
Правовые преимущества и правовой статус личности
В теории права принято выделять общий (базовый или конституционный) правовой статус, специальный (родовой) статус для отдельных групп граждан (государственных служащих, осужденных, пенсионеров и др.) и индивидуальный (частный) статус, который отражает признаки, характеризующие правовое положение конкретного лица1. На подобную типологию оказывают влияние особенности и специфика социально-правовых условий, в которых непосредственно реализуется правовой статус, сочетание его структурных элементов и др.
Общий правовой статус одинаков у всех людей и не зависит от складывающихся обстоятельств, национальных особенностей той или иной политико-правовой системы. Специальным правовым статусом обладают отдельные категории субъектов в зависимости от гендерных, возрастных, национальных признаков, уровня образования, социального и служебного положения и в силу правовых преимуществ, правовых запретов, ограничений и обязанностей. Для сферы общественных отношений, формирующихся в процессе государственной и правоохранительной службы, наличие специального правового статуса, к примеру, характерно для отдельных служб и подразделений органов внутренних дел. Безусловно, что вышеперечисленные статусы взаимно дополняемы, но грань между ними все-таки существует. Если правовой статус каждого человека представляет собой общее, то правовой статус, например, участкового уполномоченного полиции или осужденного человека – это особенное.
В качестве элементов общего правового статуса в различных сочетаниях предлагают рассматривать и юридические права, и обязанности (В.Н. Бутылин1, С.А. Комаров2, М.Н. Марченко3, А.С. Мордовец4, Т.Н. Радько, В.А. Толстик5, М.Ю. Тихомиров6, К.Б. Толкачев7), гражданство (подданство) (В.Н. Карташов8, Н.И. Матузов9), принципы права, правосубъектность, правоспособность (Ю.В. Барзилова10, Л.И. Глухарева11, В.А. Патюлин12, Б.В. Пхаладзе13, И.В. Ростовщиков14, А.А. Юнусов, М.А. Юнусов15), юридические гарантии прав и обязанностей (Е.Р. Абызова1, Л.Д. Воеводин2, К. Зиад3, М.С. Строгович4), законные интересы (М.И. Байтин5, Н.В. Витрук6, О.В. Гладышева7, В.В. Лазарев8, Н.И. Матузов9, Р.А. Ромашов10, В.В. Субочев11), юридическую ответственность (А.Б. Венгеров12, А.В. Малько13, О.Ф. Скакун14, В.М. Горшенев15, К.Л. Яковлев16), правовой долг (В.А. Масленников17, В.И. Новоселов18).
Не будем углубляться в научную дискуссию относительно сущности и содержания правового статуса отчасти только оттого, что это в принципе невозможно и нецелесообразно делать в рамках данного параграфа. Проблема доста точно подробно освещена на страницах научной печати и от этого, к слову, не стала менее актуальной и интересной.
Относительно структурного содержания элементов специального правового статуса мнения ученых также разнятся. К примеру, профессор И.Н. Сенякин относит к ним специальные нормы, конкретные права и обязанности субъектов, специальную правосубъектность, юридическую ответственность, юридические гарантии и конкретные правоотношения1. Е.В. Киричёк, занимая солидарную позицию относительно правосубъектности и гарантий осуществления полномочий, в структуру специального статуса включает также компетенцию и принципы деятельности2.
Интересной и оттого не менее дискуссионной выглядит позиция А.А. Стремоухова. Автор в своем исследовании специального правового статуса рассматривает его структуру достаточно узко – как «совокупность специальных прав и обязанностей», однако далее все же делает уточнение, полагая, что субъекты, им обладающие, «в зависимости от определенных условий могут иметь льготы, ограничения»3. Попробуем вступить в эту полемику на примере разноплановых и, казалось бы, противоположных видов специального правового статуса, как осужденные и сотрудники полиции (на примере участковых уполномоченных).
В качестве самостоятельных элементов статуса осужденного В.И. Селиверстов рассматривает права, законные интересы и обязанности осужденных4. Аналогичной позиции в вопросе сущности правового статуса данного субъекта придерживается и В.Е. Южанин5. С ним последовательно согласились В.Н. Орлов6, а позднее профессора Р.А. Ромашов7 и В.Г. Громов1. Несколько иной позиции придерживается П.Е. Конегер, но лишь относительно присутствия законного интереса в структуре правового статуса, который зачастую, по мнению автора, отождествляется с дозволенностью осужденного, не обеспеченной обязанностью администрации, и, следовательно, выходит за рамки его субъективного права и в целом правового статуса2. По сути, эта мысль является продолжением тезисов Г.А. Якимова, высказанных им несколько ранее относительно нецелесообразности выделения законных интересов в качестве самостоятельного элемента правового статуса человека3.
Попытаемся возразить. Законные интересы личности неразрывно связаны с ее субъективными правами и обязанностями, служат их «продолжением» либо этапом в процессе формирования новых субъективных прав и обязанностей4. Продолжая данный постулат, выдвинем свой тезис, что обязательными элементами специального правового статуса могут выступать еще и правовые преимущества, которые направлены на улучшение положения (статуса) их обладателя, а также обязанности, ограничения и запреты.
Правовые преимущества для осужденных – это совокупность юридических норм, обусловленных специальным статусом данного субъекта, имеющих стимулирующее и компенсирующее значение, направленных на создание режима послабления порядка отбывания наказания и благоприятствования путем полного или частичного освобождения от некоторых обязанностей, смягчения установленных ограничений и запретов. Данный вид преимуществ, реализуясь в первую очередь в форме льгот и привилегий, выступает мерой государственного одобрения поведения осужденного, устанавливается не в зависимости от необходимости обеспечения осуществляемой деятельности и имеющихся заслуг (как в случае с иммунитетом судей, депутатов и т.д.), а в связи с необходимостью учета гендерных, возрастных и психо-1 физиологических различий, с позиции гуманизма и справедливости, обусловлен требованием достижения осужденным определенной степени исправления.
Не менее различны подходы ученых относительно элементов специального правового статуса сотрудников органов внутренних дел. К примеру, В.М. Манохин к таким элементам относил, помимо прав, обязанностей по занимаемой должности, также правовые формы деятельности и порядок взаимоотношений1.
Более предпочтительной ввиду своей полноты и обстоятельности представляется позиция Ю.Н. Старилова, который к вышеназванным элементам добавил ответственность, льготы, гарантии и компенсации2.
Попробуем уточнить позицию глубокоуважаемого ученого и предположим, что статус как сотрудника органов внутренних дел в целом, так и, например, участкового уполномоченного полиции в частности обладает и иными дополнительными элементами. Так, гражданин, поступая на службу в органы внутренних дел, после издания соответствующего правового акта о назначении на должность участкового уполномоченного полиции попадает в правовой режим не только правомочий, но и запретов, ограничений и ответственности, связанных с прохождением службы.
В связи с изложенным укажем, что наиболее отчетливо связь преимуществ с ограничениями, запретами, приостановлениями проявляется именно в конструкции специального правового статуса должностного лица. Объясняется такая позиция тем, что правовые преимущества субъектам, обладающим властными полномочиями, предоставляются для беспрепятственной реализации своих прав, однако тем самым лицо неизбежно берет на себя и дополнительные обременения, вынуждено сдерживать себя в свободе действий.
Категория «иммунитет» в системе правовых преимуществ
Категория «иммунитет» в системе правовых преимуществ нами рассматривалась не только в многочисленных публикациях, но и на монографическом уровне. Ввиду этого, опуская вопросы ее генезиса и эволюции, особенности проявления в международном и российских отраслях права, обратимся к непосредственному доктринальному толкованию, признакам, отличающим ее от иных типов преимуществ, и проблемам законодательного определения.
Термин «иммунитет» правоведением был заимствован из области медицины. С этой точки зрения он означает невосприимчивость организма к возбудителям болезней и определенным видам яда1. Именно в этой связи, ввиду не завершившейся транстерминологизации латинского термина в русский, продолжающегося процесса становления качественной правовой характеристики, аспектов закрепления в источниках права и законодательстве, а также толкования, мнения относительно него неоднозначны.
Наиболее распространенной позицией, которая, к сожалению, не может удовлетворить наш научный поиск, является та, что связывает иммунитет со льготой или привилегией, считая его их разновидностью. Такая точка зрения в своей нерациональности и недальновидности, как думается, не может отвечать целям доктрины права и юридической техники. К примеру, Г.С. Беляева, О.А. Горелова, И.Р. Забугин, М.Н. Кузьмин, С.В. Мирошник, Е.Н. Петухов, А.С. Шаталов и другие считают иммунитет «особой льготой и привилегией»2, Н.В. Сидорова пишет, что иммунитет «может быть реализован в виде привилегии»1, а третьи - и вовсе не видят «практического применения их разделения»2.
Достаточно обратиться к процессу словообразования указанных дефиниций, чтобы подтвердить обратное. В словаре В.И. Даля терминам «привилегия» и «льгота» дается схожее толкование за тем лишь исключением, что «льгота» означает облегчение от податей, провинностей, налогов, работ, бльшая свобода в чем-либо, а «привилегия» понимается как исключительное право в ремеслах и промыслах, личное право, преимущество3.
Акцент в этом случае ставится:
во-первых, на субъект пользования данными правами, т.к. если «льготы предоставлялись переселенцам и выражались в том, что в течение трех лет они освобождались от податей», то «привилегиями пользовались высшие сословия, которым были даны права и преимущества перед простым народом»4;
во-вторых, стержнем термина «льгота» и «привилегия» являются такие речевые обороты, как «облегчение», «личное преимущество», «бльшая свобода в чем-либо», что подтверждается не только толкованием данных явлений словарями, но и их доктринальным пониманием, тогда как сердцевину понятия «иммунитет» составляют такие обороты, как «нераспространение общих законов», «неприкосновенность».
С этой стороны закономерной выглядит позиция ученых, подкрепленная, помимо всего прочего, многолетним неприятием отечественной (в особенности советской) правовой наукой иностранных терминов, которые считают иммунитет разно видностью неприкосновенности1, ее частью2, нередко отождествляя их3 либо допуская терминологическое смешение4. Некоторые из них, в числе которых А.А. Исаенков, Д.Б. Савельев, на наш взгляд, подменяют категорию неприкосновенность иммунитетом через институт гарантии. В частности, запрет на взыскание «минимума имущества, необходимого для существования должника-гражданина и членов его семьи», трактуемый законодателем в качестве неприкосновенности5, а вышеуказанными авторами – иммунитета6, вовсе не означает, что лицо обладает подобной формой преимущества. На это есть ряд причин.
Во-первых, иммунитет, как известно, обеспечивает лицо возможностью не подчиняться определённым обязанностям и запретам, быть неподверженным мерам государственного принуждения в силу социально полезной (государственной, политической и иной) деятельности, в целях стимулирования ее беспрепятственного осуществления. В данных примерах подобный аспект не просматривается.
Во-вторых, иммунитет не выступает инструментом сглаживания претерпевания нарушителем неблагоприятных последствий. В рассматриваемом случае, как и в других, существующих в законодательстве1, для лиц, преступивших закон, предусмотрена возможность сохранения благ, необходимых для существования, обеспечения себя минимально необходимыми условиями жизнедеятельности.
В-третьих, приведенный авторами пример скорее говорит о недопустимости ограничения основополагающих прав (в данном случае на пользование жилищем) сверх меры, требуемой для достижения целей правильного и своевременного исполнения судебных актов. В противном случае, нормы о неприкосновенности жилища2 либо телесной и физической неприкосновенности3, также нужно именовать иммунитетами. Однако запрет осмотра жилого помещения, личного досмотра станут восприниматься как проявление иммунитета только в случае имеющихся оснований на осуществление и одновременном запрете такового в силу специального правового статуса субъекта.
В-четвертых, лицо может быть лишено иммунитета, а неприкосновенности – нет, она лишь может быть ограничена. Иммунитет не должен быть непреодолимым барьером при реализации государственных полномочий и мер принуждения, чего нельзя сказать о неприкосновенности, которая выступает фундаментальным правом каждого, залогом построения демократического, правового государства и развития гражданского общества. В этом ракурсе не совсем, видимо, удачным представляется понимание иммунитета через термин «неответственность»1, как в формально-юридическом аспекте, так и психологическом восприятии социумом.
Полагаем, что в имеющемся виде мы наблюдаем феномен технико-юридической точности законодателя при формулировании нормы права. Запрет на взыскание минимума имущества должника является неприкосновенностью в чистом виде, вызванной гуманным, общечеловеческим отношением к преступившему закон. В противном случае не ясно, в чем преимущество, выгода лица, пользующегося таким «иммунитетом». В сохранении того малого, что позволит ему не пополнить ряды лиц без определенного места жительства? А.А. Исаенков несколько ниже в своей работе сам отмечает, что рассматриваемая законодательная норма «необходима для существования должника-гражданина и членов его семьи»2.
Полагаем, доктринальное смешение произошло в результате расширительного толкования гарантирующей составляющей иммунитета. Подобная его природа выражена в обладании элементами: а) неприкосновенности в таком объеме, который превышает общеустановленный; б) неподверженности, которая до действия иммунитета вовсе отсутствовала у субъекта. Иммунитет никак не влияет на сохранение минимального, т.н. базового уровня неприкосновенности. Убеждены, что гарантия более широкая категория, чем иммунитет. Каждый иммунитет по своей сущности есть гарантия, но не каждая гарантия - иммунитет.
Не тождествен иммунитет и неприкосновенности, поскольку:
иммунитет, хотя и выступает в роли самостоятельной правовой категории, направленной на защиту от ареста, заключения под стражу и других форм ограничения свободы передвижения человека, отнюдь не является естественным правом каждого индивида, принадлежащим ему от рождения , а распространяется на четко определенных субъектов права и временной промежуток;
в силу естественно-правовой природы, международного и конституционного характера, нарушение права на неприкосновенность воспринимается государством как преступление и карается уголовным законом2, чего нельзя сказать об иммунитете;
иммунитет, в отличие от неприкосновенности, является результатом проявления воли государства, вводится со строго обозначенной целью (придание статуса защищенности субъектам государства, выполняющим значимые социальные и государственные функции, и др.) и имеет достаточно конкретно очерченные границы своего действия, точно прописанные в законе;
этимологическая составляющая термина «иммунитет» хотя и содержит в себе понятие «неприкосновенность», однако, дефиниция «иммунитет» только этой составляющей не ограничивается3.
Злоупотребление преимуществами и нарушение равенства прав и свобод: законодательное регламентирование и правоприменительная практика
Завершая исследование категории «преимущество», мы не могли не коснуться вопросов ее негативного проявления в процессе правотворчества и право-реализации. Совокупный анализ отечественного законодательства и судебной практики показывает, что отрицательный потенциал иммунитетов, привилегий, льгот и особых правовых процедур возможен, исходя из следующих объективно сложившихся и субъективных факторов:
а) преимущества могут быть закреплены в правовой норме дискриминационным образом, легализуя возможность и допустимость нарушения равенства прав и свобод человека и гражданина1;
б) искажению подлинного назначения преимуществ может способствовать практика их реализации (судебная, деятельности органов исполнительной власти и иная)1, при которой социально и государственно-полезные цели иммунитетов, привилегий, льгот, особых правовых процедур искажаются, используются во вред общественным отношениям, при помощи них ущемляются права и свободы других лиц2;
в) наличие субъективного фактора – деликтность поведения лица, наделенного правовыми преимуществами и использующего их сверх установленной меры, превышая регулятивный потенциал.
На конкретных примерах попробуем глубже взглянуть на причины и условия подобных проявлений преимуществ, очертить возможные пути снижения их отрицательного воздействия на общественные отношения, предложить конкретные правотворческие шаги и меры изменения практики реализации.
Пойдем в своих рассуждениях последовательно, исходя из обозначенных факторов, начав с нарушения равенства. Первое, что необходимо осуществить, – это четкую корреляцию между преимуществами и дискриминацией, определиться с сущностью и содержанием последней.
Равенство прав и свобод человека и гражданина охраняется нормами конституционного, административного, уголовного, уголовно-исполнительного, трудового законодательства, а дискриминация означает их нарушение, совершенное по мотиву различия в зависимости от «пола, расы, цвета кожи, национальности, языка, происхождения, имущественного, семейного, социального и должностного положения, возраста, места жительства, отношения к религии, убеждений, принадлежности или непринадлежности к общественным объединениям или каким-либо социальным группам»1.
При этом уголовный закон в точности корреспондирует к положениям Конституции РФ2 – в части закрепления критериев различия людей. Однако не предполагает расширительного толкования при помощи формулировки Основного закона: «а также других обстоятельств». Следовательно, преступлением в нашей стране не признаются действия субъекта, обоснованные различиями в правах и свободах по признаку цвета кожи, семейного и социального положения, а также возраста. Ситуация складывается парадоксальная и противоречивая, особенно в свете реформирования пенсионного законодательства. Как известно, в 2018 году особенная часть уголовного закона пополнилась новым составом, предусматрива-ющим ответственность за «необоснованный отказ в приеме на работу лица по мотивам достижения им предпенсионного возраста, а равно необоснованное увольнение с работы такого лица по тем же мотивам»1.
Мы указывали, что некоторые типы правовых преимуществ (в особенности иммунитет и привилегия) рассматриваются отдельными авторами в качестве дискриминации и нарушения равенства. К ранее изложенному приведем дополнительные аргументы в пользу тезиса, что нарушение равенства прав и свобод человека и гражданина (дискриминация) не тождественно правовым преимуществам, поскольку:
а) дискриминация сочетает в себе диалектическое соотношение преимуществ (как формы дозволения) и запретов. Так, дискриминация как правонарушение (с точки зрения законодательного определения) означает оказание предпочтения субъекту только на основании исчерпывающего перечня критериев, установленных законодательством; дискриминация как правовое явление (с позиции судебной практики) – запрет вводить такие ограничения в правах лиц, принадлежащих к одной категории, которые не имеют объективного и разумного оправдания (запрет различного обращения с лицами, находящимися в одинаковых или сходных ситуациях)2;
б) в основе дискриминации лежит предоставление преимуществ объективно не оправданных, не обоснованных и не преследующих конституционно значимых целей, с использованием для их достижения не соразмерных правовых средств3.
И, наоборот, отказ, обоснованное непредоставление потенциально допустимых (не гарантированных законом, носящих рекомендательный, заявительный характер) преимуществ не может расцениваться как дискриминация1;
в) в основе преимуществ лежит конституционный принцип дифференциации правового регулирования2. Предоставление соразмерных и пропорциональных преимуществ одному субъекту, находящемуся формально в равных условиях с другим, не означает одновременной дискриминации;
г) преимущества основываются на нормативно закрепленном специальном правовом статусе субъекта3, тогда как дискриминация осуществляется по статусу неформальному, по тем качествам личности, которые в его правовом положении не могут и не должны учитываться1;
д) преимущества отчетливо соотносятся с основополагающим правом человека на достоинство, которое выступает стержнем предоставления льгот, привилегий, иммунитетов отдельным субъектам. При этом, достоинство других граждан не затрагивается. Дискриминация напрямую посягает на умаление достоинства, преследует такие цели2;
е) и преимущества, и дискриминацию можно соизмерить на предмет соответствия принципу справедливости3. Правовые преимущества, безусловно, отвечают представлениям о справедливости4, чего нельзя сказать о дискриминации5.
Наша позиция в такой положительной оценке правовых преимуществ не единична. В свете сказанного, ряд ученых стал именовать присутствие в законодательстве иммунитетов, привилегий «справедливым неравенством»1, «положи-тельной»2 или «позитивной»3 дискриминацией. Полагаем, подобное понятийное «жонглирование» неуместным. Дискриминация однозначно должна восприниматься как отрицательный феномен. Если речь идет о легальном, правовом выделении отдельных субъектов по признаку их специального статуса, то стоит вести речь о правовых преимуществах. Оснащение явления дискриминации подобными прилагательными лишь укрепляет миф о внеправовом, незаконном характере иммунитетов, привилегий, особых правовых процедур.
Не всегда присутствующие искажения регулятивного потенциала правовых преимуществ связаны исключительно с упущениями, изъянами законодательства. Немалую лепту в этот процесс вносят и практические органы, толкуя закон, исходя из своих убеждений. Таких примеров достаточно.
Весьма показательной в этом ключе выглядит ситуация с привлечением к административной ответственности сотрудников прокуратуры. Как известно, реализуя принцип равенства перед законом (ч. 1 ст. 1.4 КоАП РФ), законодатель не забыл и о дифференциации мер принуждения, установив «особые условия применения мер обеспечения производства по делу об административном правонарушении и привлечения к административной ответственности должностных лиц, выполняющих определенные государственные функции (депутатов, судей, прокуроров, сотрудников Следственного комитета РФ и иных лиц) (ч. 2 ст. 1.4 КоАП РФ).