Содержание к диссертации
Введение
Глава первая. Легитимация в пространстве политической реальности 27-123
1.1 Социальная реальность политико-культурных феноменов: онтологические и эпистемологические проблемы интерпретации 29-49
1.2 Политическая реальность в концептуальном пространстве исследовательских стратегий «социального конструктивизма» 49-73
1.3 Символические основания публичной власти 73-94
1.4 Политическая легитимация как символическое структурирование социального пространства 94-123
Глава вторая. Концепт легитимность как символическое основание политической культуры 124-180
2.1 Политическая культура: проблема объема и содержания концептуального пространства 125-142
2.2 Методологические координаты научной концептуализации политической культуры 142-156
2.3 Специфика практики использования понятия легитимность в отечественном и зарубежном политологическом дискурсе 156-169
2.4 Семантические структуры концепта легитимность 169-180
Глава третья. Культурно-историческая динамика становления семантических структур концепта легитимность 181-267
3.1 Исторический генезис семантического пространства политической легитимации: от мифического «эгалитаризма» к имперской теологии .182-202
3.2 Легитимация как практика разграничения полномочий между духовной и светской властью 202-211
3.3 Основные тенденции становления семантических структур концепта «легитимность» в Новое время 211-222
3.4 Структурные трансформации практик политической легитимации в условиях глобализации 222-243
3.5 Истоки и смысл специфики российских практик политической легитимации 243-267
Заключение 268-286
Список использованной литературы
- Социальная реальность политико-культурных феноменов: онтологические и эпистемологические проблемы интерпретации
- Политическая реальность в концептуальном пространстве исследовательских стратегий «социального конструктивизма»
- Политическая культура: проблема объема и содержания концептуального пространства
- Исторический генезис семантического пространства политической легитимации: от мифического «эгалитаризма» к имперской теологии
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Политическая легитимация является неотъемлемым атрибутом политического порядка и качественным индикатором цивилизованности практик политического целедостижения и выступает символическим основанием согласованного взаимодействия в публичных пространствах сложноорганизованного социума.
В социальном пространстве стран, ориентированных на практики распределения властного авторитета между многообразными общностями и государством, развитие сложного семантического комплекса, представленного первоначально в идентификационном дискурсе доверие, привело к становлению политического концепта легитимность. Понятие легитимность в современной политической науке и языке средств массовой информации содержательно интерпретирует процессы «обоснования», «оправдания» политического порядка и степень достигнутого в обществе «политического согласия». Многообразные легитимационные практики позволяют объединить жизненное пространство индивидов и их ассоциаций с институциональным политическим порядком, придавая ему субъективную значимость. В случае такой обоснованности политических взаимодействий публичные институты становятся частью личной рефлексии об окружающем, а политическая власть приобретает ресурс доверия. Символическое содержание этого концепта и сопутствующие ему когнитивные модели можно рассматривать своего рода «семантической константной» политической культуры современных демократий, несмотря на постоянные публичные дискуссии о кризисе политических структур и традиционных практик политической солидарности. Концепт легитимность «сплавляет» в семантическую целостность смысловое содержание многообразных
мифических, теологических, философских, моральных, юридических и политических дискурсов, пересекавшихся на протяжении веков в знаково-символическом пространстве европейских народов. При разрушении когнитивно-оценочных структур и их символических репрезентаций подобной «константы» как политический, так и социальный порядок в целом утрачивает устойчивость.
В связи с этим исследование влияния символических структур концепта легитимность на динамику политических институтов - одно из перспективных и динамично развивающихся направлений современной политической науки. Фактически во всех значимых работах последнего десятилетия, выполненных в рамках предметного поля политической философии, политологии и социологии политики так или иначе затрагивается вопрос о роли символических ресурсов в политической институционализации. Научная концептуализация феномена политической легитимации обычно сопровождается отсылкой к таким терминам, как «доверие в политике», "политическая культура", "политическая идентификация", "политическая солидарность", "политические ценности", «символы власти».
Актуализация исследовательского интереса к феномену политической легитимации обычно связана с падением инструментальной эффективности политических институтов традиционно отвечавших за реализацию функций целедостижения и неудачами институциональных инноваций в процессе политического реформирования. В этом плане показательна ситуация в западной политической науке, где внимание к указанной проблематике в значительной степени обусловлено острыми противоречиями, с которыми сталкиваются современные демократии при реализации принципов "гражданской легитимации". Фрагментация и деформация базовых структур
либеральной идеологии и институтов, вследствие резкого возрастания культурного, этнического и религиозного многообразия, эрозии традиционных форм гражданской идентификации, обуславливает актуальность исследования культурных источников публичной солидарности. Теоретическая и практическая значимость изучения символических ресурсов политических процессов напрямую связана также с очевидными проблемами демократической институционализации в посткоммунистических обществах. Становление формальных демократических институтов и гражданской идентичности в этих странах сопровождается стремлением обеспечить социальную солидарность посредством символизации когнитивных схем, базирующихся на безусловности авторитета политических элит.
Значимость исследования символических структур политической легитимации представляется особенно очевидной в связи с проблемами становления новых для России институтов публичной власти и потребностью в теоретическом осмыслении причин малой эффективности заимствованных институциональных форм в обеспечении социальной интеграции и политического целедостижения. Несмотря на присутствие в отечественных исследованиях политологического, социологического и философского плана отсылок к таким понятиям, как «легитимность политической власти», «легитимация политического порядка», «политическое доверие», «политическая солидарность», «гражданское согласие», наличие их в публичной лексике российской общественности не свидетельствует о существенном росте эффективности новых институциональных правил в разрешении социальных конфликтов. Официальные либеральные институциональные изменения в России и странах бывшего СССР нередко сопровождаются этнополитическими конфликтами и социально-экономическим спадом, не вписываясь в традиционные модели
демократизации или классические концепции гражданско-правовой легитимации политического порядка.
Противоречивость в дебаты о практиках легитимации в российском
обществе привносит также то, что в современных зарубежных исследованиях
активно обсуждаются проблемы кризиса либеральных моделей гражданской
культуры и идентификации в условиях нарастающей
«мультикультуральности» западных сообществ и появления новых центров публичной власти под воздействием становления структур «глобального сообщества». Этот аспект социально-политической динамики современного мира постепенно приобретает все большую значимость и для российского общества, актуализируя процесс обретения устойчивой политической идентичности в условиях нарастающей глобализации (при всей дискуссионности вопроса о степени интеграции России в глобальные сетевые структуры). Наиболее актуальна эта проблема для тех российских регионов и столичных центров, которые непосредственно соприкасаются с силовыми линиями растущей взаимозависимости обществ, когда кризис постсоветских политических идентичностей постоянно усиливается рисками глобализации. Не сконструировав устойчивых символических объектов групповой идентификации, постсоветское политическое пространство подвергается культурной эрозии и дефрагментации под влиянием новых сетевых структур.
Социальная значимость исследования символических структур политической легитимации актуализирует поиск и использование новых исследовательских подходов в интерпретации этого феномена. Очевидно, что в условиях эпистемологического плюрализма второй половины XX столетия речь не может идти о конструировании неких универсальных моделей политико-культурной реальности и, соответственно, политической легитимации. Потребность существует скорее в разработке
междисциплинарных когнитивных моделей политической культуры и политической легитимации, без которых невозможен продуктивный методологический плюрализм в исследованиях политологического плана. К тому же разработка междисциплинарных когнитивных моделей политико-культурной реальности - это не только насущная, но и вполне реальная исследовательская задача с учетом интенсивности изучения феномена политической культуры и ее символических структур в последние десятилетия.
Вместе с тем решение этой актуальной методологической проблемы, несмотря на констатируемый рядом исследователей достигнутый уровень творческого плюрализма подходов, часто обнаруживает не столько междисциплинарность или эвристическую комплементарность, сколько отсутствие смысловых оснований под существующими практиками научной концептуализации политико-культурных явлений. Это проявляется в многообразных, нередко взаимоисключающих, трактовках политической легитимности и политической культуры. Причем, фиксируемый исследователями естественный для научной динамики конфликт интерпретаций на поверку часто оказывается не столько свидетельством творческого плюрализма, сколько симптомом отсутствия смысловых оснований исследования политико-культурных феноменов.
В этом отношении скептицизм ряда ученых, отмечающих тавтологичность содержания понятий «легитимность», «политическая культура», «символы власти» по отношению к уже имеющимся терминам политической науки, неспособность многообразных моделей политико-культурной реальности аргументировано объяснить специфику и источники динамики конкретных политических институтов, имеет основания. Декларирование многообразных подходов к изучению политико-культурных
феноменов в стремлении отыскать наиболее эвристичный часто обретает характер умножения методологических приемов и полученных результатов, слабо связанных между собой. В связи с этим попытка «вынесения за скобки» проблемы основания онтологического и гносеологического конструктивизма в осмыслении такого рода феноменов, и как следствие - отсутствие установки на динамичность и диалогичность научных парадигм, порождает малопродуктивную методологическую эклектику. Несомненно, что политико-культурные феномены - сложный, комплексный объект исследования и различные науки вправе претендовать на свою предметную область и, соответственно, специфическую онтологию и методологию исследования. Однако очевидные противоречия в интерпретации полученных результатов, взаимоисключающие выводы о состоянии политической культуры и уровне политической легитимации при возрастании интенсивности исследований и использования понятий политическая культура, легитимность политической власти, символы господства и т.п. не ведет к значимым прорывам в исследования феноменов, обозначаемых этими терминами. Изучение политической легитимации необходимо предполагает поиск семантических оснований для методологической комплементарности в политико-культурных исследованиях с присущей ей ориентацией на «социологический синтез» и компаративистику.
Несмотря на кажущееся многообразие подходов к исследованию влияния «символического капитала» на политическую институционализацию, аксиоматика большинства работ, как справедливо отмечает ряд авторов, по сей день тяготеет к двум эпистемологическим "полюсам" - к продуцированию либо номотетического, либо идеографического знания. В первом случае раскрытие специфики такого влияния сводится к поиску универсалистских схем, к выстраиванию иерархии социально-политических
ценностей и принципов, лежащих в основании политических институтов; во втором - к феноменологическим объяснениям институциональной динамики, опирающимся на частные психологические конструкции или социологические модели рационального выбора. Но при любом варианте в подобных интерпретациях ощущается "дефицит" опыта соотнесения универсального характера "символического кодирования" с конкретным его описанием. Эпистемологический редукционизм субстанционалистского плана "затеняет" сложную динамику "конвертации" символического капитала в политическое пространство.
Подобные теоретические инверсии еще более характерны для
российского обществоведения, особенно тех его сегментов, которые
опираются на аксиологические интенции русской философии и социологии
конца XIX - первой половины XX столетия. "Подкрепленное" советским и
постсоветским исследовательскими стереотипами "культурно-
идеологической миссии" российской интеллигенции, такое теоретизирование нередко выливается в откровенное мифотворчество теологического и трансценденталистского толка. Оно сопровождается поиском "универсальных" символических схем "одухотворения" политической действительности, стимулируя сохранение маргинальных идеологических дискурсов. Односторонними выглядят и предлагаемые отечественной эмпирической политологией трактовки роли символических ресурсов политики, зачастую опирающиеся на произвольные обобщения локальных легитимационных практик и акцентирующие внимание преимущественно на технологической, манипулятивной стороне их использования.
Симптоматично, что в публичной лексике России смысловое содержание таких понятий как легитимность власти, гражданское общество, правовое государство, особенно на уровне повседневной дискурсивности,
продолжает оставаться семантически «ненасыщенным». Оно соотносится преимущественно с пространством бюрократической, формальной кодификации и противоречиво сочетается с практиками демократических институциональных инноваций и гражданской легитимации. Многочисленные научные центры и фонды, занятые разработкой проблем гражданского общества и «идеологий гражданского согласия», концентрируют свой познавательный интерес преимущественно на ценностно-нормативных или организационных моделях «должной» для России гражданской идентичности и культуры. Такая исследовательская установка существенно обедняет трактовку содержания аксиоматики правовой, гражданской легитимации, характерную для западной политической философии, социологии и политической науки. Интеллектуальным продуктом таких обсуждений часто является констатация таких тривиальностей, что задачей гражданских ассоциаций является снятие напряженности между публичным и частным, государством и обществом, а «идея» и «ценности» гражданского общества являются выражением коллективной солидарности, предполагающей договорные основания и известную автономию индивидов. Перспективы становления подобного рода гражданской идентичности и соответствующих ей символических структур в России, вне зависимости от того какая западная традиция интерпретации гражданского состояния представляется более универсальной, как правило, видится весьма проблематичной. Констатация «аномалий» при соотнесении западного опыта конституирования гражданских сообществ с российским стимулирует сторонников «национальной уникальности» к поиску «самобытных» форм политической идентичности и легитимации. Скептицизм по отношению к западноевропейским институциональным нормам гражданского согласия аргументируется при этом все теми же отсылками к
проблемам становления гражданских институтов в постсоциалистических странах, где попытки перехода к гражданской идентификации, особенно на обыденном уровне, также нередко порождают реставрацию архаичных форма политической идентификации.
В этих обстоятельствах особое значение приобретает не столько конструирование очередных «универсальных» моделей или дескриптивных методик анализа политической легитимации, сколько выявление и артикуляция семантического пространства концепта «легитимность», базовых когнитивно-оценочных схем, лежащих в основании символических практик обоснования публичного авторитета, влияющих на характер и динамику политической институционализации и научной концептуализации. В связи с этим, перспективной методологических стратегий изучения политической легитимации выступает политический дискурс-анализ. Подобный способ семиотического познания ориентирован на смысловой анализ политики посредством выявления когнитивных схем политических процессов, так как дискурсивность по своей сути - явление когнитивное, т.е. имеющее дело с передачей, оперированием, созданием новых знаний и их смысловой оформленностью. Дискурсивность означает включенность политической практики в общий смысловой контекст, что позволяет обеспечить последовательное сочленение единичных смысловых элементов и придать им смысловую целостность вне зависимости от естественной вариативности поведения отдельных акторов. Дискурс тем самым является средством упорядочения политической реальности, превращая политику в общение, коммуникацию, своего рода «язык» целедостижения (М.В.Ильин).
В контексте подобных установок феномены, номинируемые в современном языке словами «политическая культура», при всей вариативности трактовок их содержания, в сущности, есть многообразные
знания о практиках коллективного целедостижения, разделяемые достаточно значительным числом членов того или иного социума. В соответствии с обозначенной онтологией и гносеологией исследования социокультурных феноменов содержание политической культуры составляет символический способ интеграции политического пространства и общества в целом, увеличивающий степень взаимной ответственности участников процесса целедостижения. "Генерализирующий" код политической легитимации (взаимосвязанная целостность символических схем целедостижения, обеспечивающая взаимосогласование более частных) является символическим ядром политической культуры любого общества. Структурно его можно представить, как динамическую целостность габитусных, нормативно-процедурных и ценностных когнитивных схем. Индивиды, усваивая и приспосабливаясь к этим символическим структурам, совмещая их с имеющимися, конструируют индивидуальные и групповые политические идентичности. Политические идентичности и их символические проекции выступают источником формирования групповых общностей и политических институтов, символически очерчивая их границы. Процесс легитимации, групповой идентификации и институционализации составляют основу динамики политической культуры - кризисов легитимации политических институтов, их преодоления или углубления, ведущего к разрушению политических институтов и социума в целом. Понятие легитимность в данном случае приобретает не столько смысл «узаконивания» отношений господства, сколько наличия некого «общего горизонта смысла» публичного целедостижения, служащего точкой отсчета для социальных акторов в ходе их действий, что собственно отчетливо фиксируют концептуальные базы «новых социологии». Таким образом - дискурс политической легитимации и, соответственно, концепт легитимности можно рассматривать смысловым
фокусом анализа для всех политико-культурных феноменов в целом и гражданской культуры в частности, а изучение его символических структур своего рода ключом к решению проблем интерпретации практик политической культуры и их культурно-исторической специфики.
Степень разработанности проблемы. Исследование символической природы политической легитимации опирается на достаточно длительную традицию, коренящуюся в интеллектуальных практиках философской рефлексии по поводу идеально-нормативных оснований политики. В этом контексте правомерно апеллировать к идеям античных и средневековых философов, а также представителей европейской и североамериканской философии политики и социологии XVII-XIX века как важнейшем источнике, отражающем процесс становления дискурсивного пространства политической легитимации (Аристотель, Августин Блаженный, Ф.Аквинский, А.Данте, Н.Макиавелли, И. Г. Гердер, Т.Гоббс, Д. Локк, М.Лютер, Ж.-Ж. Руссо, И.Кант, Д.Мэдисон, А Ф.Гизо, А. де Токвиль, Э. Дюркгейм, В.Парето и др.)
В то же время терминологический инструментарий исследования символических структур собственно политической легитимации складывается преимущественно в XX столетии. Первые целостные научные концептуализации феномена легитимации в связи с политическими практиками впервые предприняли в своих работах М.Вебер и такие теоретики коммуникативной природы политической власти, как Т.Парсонс, Х.Арендт, Ю.Хабермас, чьи методологические посылки стали основанием большинства работ, где затрагивается проблематика политической легитимации. По сей день основной корпус теоретических работ политологического плана, в которых анализируются проблемы политической легитимации, так или иначе, связан с интерпретацией, углублением или критической переработкой
творческих интенций М.Вебера на этот счет. В этом методологическом ключе выполнены исследования таких авторов, как Д.Истон, Д.Битем, С.Липсет, У.Блюм, МДюверже, Ч.Миллс, У.Розенбаум, Л. Пай, Д.Хелд, КЛсперс и др. В русле подобной методологической стратегии выполнены работы российских политологов, социологов, философов (Т.А.Алексеева, В.А.Ачкасов, А.В.Гуторов, Ю.Давыдов, А.А. Дягтерев, М.Н.Грачев, С.М.Елисеев, В.М.Зубок, Б.А.Камкия, Б.Г.Капустин, С.А.Ланцов, В.П.Макаренко, В.Рукавишников, Е.Я. Сергеева, В.Ю. Сморгунова, В.П.Пугачев, О.Ф.Шабров, Е.Б.Шестопал, Р.П.Шпакова и др.) Несмотря на несомненные достижения в плане теоретического обоснования множественности источников легитимации и типологий легитимной поддержки подобные исследования оставляют множество методологических лакун, связанных с ответом на вопрос о семантических структурах легитимационных практик, способах их влияния на институциональную динамику. В реалиях России, где только лишь происходит становление политической науки и многомерного пространства социальных исследований, эта проблематика в большей степени, чем в зарубежных исследованиях, предметно не тематизирована. Хотя термин легитимность уже достаточно широко используется в лексике отечественных научных исследований, спецификация его содержания остается сложной проблемой, еще и потому, что репрезентируемый им феномен многомерен, а его дискурсивное пространство оформлялось на пересечении множества социальных пространств и практик научной концептуализации. При этом достаточно очевидно, что можно говорить лишь о начальном этапе предметного исследования легитимации в русле политической науки: статьи, главы в монографиях и тем более специальные работы, где феномен политической легитимации выступает предметом специального рассмотрения - немногочисленны.
Проблематика политической легитимации и, в частности аспекты ее символической составляющей, присутствует также в контексте дебатов о политической культуре, даже если она терминологически оформляется в понятиях «символы власти», «политический менталитет», «политическая мифология», «политические верования и символы», «доверие в политике» и т.п. или в связи с исследованием политических коммуникаций. Не умаляя роль, которую сыграли классические труды в области политико-культурных исследований и политической легитимации таких авторов, как Г.Алмонд, С.Верба, Д.Истон, Л.Пай, Р.Даль,наибольших научный интерес для предмета настоящей диссертации представили работы А.Вильдавски, К.Гиртца, М.Дуглас, Кертзера, Д.Ловелла Р.Такера, М.Томпсона, М.Эдельман, ориентирующие на раскрытие роли символических практик и их структур в обосновании политического порядка и активности политических акторов. Акценты на символической, коммуникативной стороне политико-культурных феноменов и их легитимизирующей роли представлены в работах таких отечественных исследователей, как А.С.Ахиезер, Э. Баталов, И.Н.Барыгин, Л.Бляхер, О.Гатман-Голутвинова, И.Б.Градинар, А.В.Дука, Н.Н.Крадин, М.М.Назаров, В.Д.Нечаев, Г.В.Голосов, К.Е. Коктыш, Ю.С.Пивоваров, В.А.Попов, СП. Поцелуев, В.Рукавишников, А.И.Соловьев и др.
Для изучения символических структур, выявления их генезиса и динамики значимы работы, выполненные в русле неоинституционального подхода: Д. Норт, Р.Патнем, Р.Либерман, В.Меркель, А.Круассан, В.М.Сергеев, ВЛ.Гельман и др., позволяющие расширить горизонты исследования "символической обоснованности" динамики формальных и неформальных институтов, вывести его за рамки обсуждения абстрактных принципов легитимации или мифически-манипулятивной природы "политических верований". Для изучения символических структур,
выявления их генезиса и динамики значимы работы, выполненные в русле неоинституционального подхода. Сторонники данного подхода объясняют влияние в политике различного рода "символов", "верований" и иных культурных факторов возможностью их воплощения в неформальных и формальных политических институтах и организациях. Институционализация рассматривается в контексте подобной стратегии, как процесс образования специфического набора легитимных социальных норм («социального капитала») и правил (функциональных кодов), задающих контекст человеческого существования и взаимодействия. Неоинституциональный "прорыв" в социологии и политической науке придал новый импульс начавшемуся еще несколько десятилетий назад изучению форм солидарности, социальной идентичности, гражданского доверия и их воздействия на трансформацию политических институтов в работах таких авторов,как, Р.Инглхарт, А.Селигмен, Ф.Фукуяма, С.Хантингтон.
Особо значимы в методологическом плане для разработки
перспективных аналитических инструментариев исследования
символических структур политической легитимации работы, выполненные в русле так называемых «новых социологии». Несмотря на различия в исходных методологических посыпках стратегий неофункционализма (Н.Луман) и разновидностей «социального конструктивизма» (П.Бурдье, Э.Гидденс, П.Бергер, Т.Лукман, Ю.Качанов), их объединяет понимание культуры,как социального запаса знаний, символов, а процесса легитимации -структурирования, упорядочивания системы символов, позволяющего обосновывать идентичность и солидарность сообществ. Они позволяют вывести на новый уровень исследования символической и коммуникативной природы публичной власти, обозначенные ранее такими учеными, как Э.Кассирер, Х.Аренд, Т.Парсонс, Ю. Хабермас, Ш.Эйзенштадт.
В контексте подобных исследований методологическим ключом к изучению символических структур легитимации является - исследование семантических структур и их когнитивных схем. Перспективным направлением в исследовании когнитивных схем политической выступает дискурс-анализа, а в рамках его методология концепт-анализа, основанная на выявлении семантических и когнитивных схем базовых социальных и политических концептов, лежащих в основании политических дискурсов -Э.Бенвенист, Р.Козеллек, Д.Покок, Кв.Скиннер и исследования символических структур, выполненные в рамках исторической антропологии — Я.Ассман, М.Блок, Н.Элиас, П. Берк, Э.Канторович, Ж. Ле Гофф, Л.Февр, М.Фуко и др., а также исследования о взаимовлиянии культуры, когнитивно-метафорических схем и семантических универсалий (Г.Лакофф, А.Вежбицкая).
Среди работ отечественных авторов по специфике методологии концепт-анализа культурных и политических концептов следует отметить исследования Ю.С.Степанова (о «базовых концептах» или «константах культуры»), М.В.Ильина (о понятийных комплексах, возникающих на основе фундаментальных когнитивно-метафорических схем). Содержательный материал для анализа семантики социальных концептов, характерных для культуры России представлен в работах И.Н.Данилевского, В.В.Колесова, А.Л.Юрганова, В.Н. Топорова. Собственно дискурс-анализу и концептному анализу политической действительности и методологии подобного рода исследований посвящены работы таких отечественных авторов, как М.В.Ильин, Н.И.Бирюков, Л.Бляхер, В.Г.Ледяев, А.Казанцев, М.В.Черников, Н.Печерская, П.Паршин, В.М.Сергеев, В.Цымбурский и др. Несмотря на то, что школа политического концепт-анализа в России только складывается,уже можно говорить о становлении нескольких взаимодополняющих
методологических стратегиях концептуального анализа языка политики: контекстный анализ исследование исторической среды и семантического поля понятий (связанный с ним этимологический анализ), выявление и рассмотрение конкретных метафорических конструкций и когнитивная реконструкция иерархических структур смысла.
Таким образом, накоплен определенный опыт изучения символических структур политической легитимации и сопряженных феноменов. В то же время очевидна потребность в эвристической методологии и необходимость ее разработки применительно к этой предметной области для комплексного исследования феномена политической легитимации, значимость которого возрастает в условиях все усложняющейся _ динамики социально-политических процессов.
Цели и задачи исследования. Цель диссертационного исследования состоит в выявлении и артикуляции когнитивных схем концепта легитимность как теоретического основания для разработки комплементарных методологических стратегий и моделей исследования политической культуры. Достижение поставленной цели открывает перспективы целостного анализа семантических структур и их символических репрезентаций в политическом процессе.
Общая целевая установка реализуется через решение ряда взаимосвязанных задач:
проанализировать онтологический и эпистемологический потенциал существующих стратегий исследования политико-культурных феноменов;
установить перспективы использования исследовательских стратегий «социального конструктивизма» для изучения символических структур публичной власти и их легитимирующего значения;
обосновать концепт легитимность как семантическое ядро дискурса политической культуры;
раскрыть перспективы использования стратегии дискурс-анализа и концепт-анализа для изучения политической культуры и практик легитимации;
- выявить базовую когнитивную схему политической легитимации;
- проследить культурно-исторический генезис семантических структур
концепта легитимность;
- проанализировать основные тенденции динамики становления
семантических структур политической легитимации в условиях
глобализации;
- исследовать специфику генезиса базовых символических структур
российского концепта политической легитимации.
В соответствие с поставленной целью и задачами объектом исследования выступает политическая легитимация в качестве структурообразующего основания пространства политической культуры. Предмет исследования — базовые символические структуры политической легитимации и их влияние на характер практик распределения публичной власти.
Методологическая основа исследования. Методологической основой исследования символических структур политической легитимации в диссертационной работе выступает концепт-анализ как одно из направлений дискурс-анализа. Эта исследовательская стратегия основана на выявлении когнитивных схем базовых политических концептов, составляющих содержание того или иного дискурса, посредством изучения исторической эволюции их семантического поля. Дискурс-анализ способствует созданию общей когнитивной карты того или иного политического дискурса и
позволяет прояснить общую логику взаимосвязи когнитивных моделей и политических институтов, как системы правил, ограничивающих человеческое поведение в процессе достижения общественно значимых целей. Становление и развитие политических концептов и, соответственно, дискурсов рассматривается, как сложная динамика перехода от исходных когнитивно-метафорических схем через их "смысловое фокусирование" в процессе вербализации в когнитивные таксономии.
Методология концепт-анализа в настоящем исследовании дополняется
современными методологиями социологического и политологического
анализа морфологических особенностей и эволюции политических
институтов, стратегией социального конструктивизма,
неоинституционализма и неофункционализма. Базовую когнитивную схему концептуально оформившегося дискурса можно рассматривать своего рода медийным кодом, то есть семантической структурой, обуславливающей упорядочивание других смысловых элементов. Наиважнейшие коды социума образуются с помощью языка, который выполняет функцию символического кода, посредством символизации возникающих когнитивных схем. Именно в процессе их символизации происходит трансформация слов в концепты, а их когнитивных схем в медийные коды.
Научная новизна исследования. В работе впервые обоснованы методологические основания комплементарного исследования политической легитимации и выявлены базовые семантические структуры концепта легитимность.
Научная новизна конкретизирована в следующих результатах: - выявлены эпистемологические ограничения исследовательских стратегий политико-культурных явлений, обусловленные онтологическим и
гносеологическим редукционизмом, проявляющимся в дуалистических схемах интерпретации взаимосвязи политики и культуры;
проанализированы эвристические возможности методологических установок социального конструктивизма, неоинституционализма и коммуникативных стратегий для изучения символических структур публичной власти, позволяющих репрезентировать политическую действительность, как пространство реализации потребности людей в совместной жизни, реализуемой посредством конструирования символических средства всеобщей связи;
обоснованна значимость дискурс-анализа и концепт-анализа для изучения политической культуры как семантического основания для более частных исследований в этой предметной сфере. Изучение в процессе дискурс-анализа смыслосодержания символических кодов политической коммуникации позволяет вскрыть механизм трансформации слов в концепты, а их когнитивных схем в медийные коды, лежащие в основании динамики практик политической легитимации;
- показано на основе анализа практик семантического использования
понятия легитимность и его смысловых аналогов, что концепт легитимность
можно рассматривать в качестве дискурсивного основания политико-
культурных явлений;
- выявлена базовая смысловая схема концепта легитимность,
представленная структурно соподчиненными «осями» «веры» и «доверия» и
многокачественность его когнитивного содержания (ценностного,
нормативно-процедурного, габитусного);
- рассмотрен генезис семантических структур концепта легитимность и
влияние специфики структурирования его когнитивных схем на процессы
распределения публичного авторитета. Становление структур происходит в
процессе семантического расширения понятия "доверие" до понятия "вера" с последующим смысловым фокусированием этих понятий в дискурсе политической легитимации;
- проанализирована роль политической составляющей в процессе глобализации и ее неоднозначное влияние на динамику символических структур политической легитимации, проявляющееся в активизации дискурса «всемирно-гражданского целого» и дискурса мультикультурализма;
прослежена культурно-историческая специфика генезиса символических практик политической легитимации в пространстве России, проявившаяся в доминировании семантических структур одностороннего «доверия» и безусловной «веры» в практиках политической коммуникации.
Практическая значимость исследования. Материалы диссертации, разработанные в ней методологические подходы и полученные результаты, способствуют разработке перспективных исследовательских стратегий дальнейших исследований политико-культурных феноменов как в рамках политической науки, так и политической философии, социологии культуры и политической антропологии. Работа вводит в научный оборот еще сравнительно малоиспользуемые в отечественной политической науке и теории культуры положения и концепции зарубежных авторов.
Материалы диссертации могут быть использованы в общих и специальных курсах по проблематике политической науки, политической философии и исторической антропологии, теории культуры, при составлении и написании учебных пособий, программ и методических разработок по соответствующим разделам этих курсов. Материалы также нацеливают на более интенсивное использование конструктивистских и семиологических методов в социальных исследованиях эмпирического плана.
Апробация работы. По проблематике диссертационного исследования с 1993 года читались и читаются лекции и спецкурсы, проводятся семинарские занятия на философском факультете Новгородского государственного университета и на кафедре социально-гуманитарных наук филиала Северо-Западной Академии Государственной службы в г. Великий Новгород. Материалы и выводы диссертации нашли отражение в монографии, опубликованной в 2002 году, в статьях в журналах (в том числе в журнале «ПОЛИС»), в коллективных монографиях и сборниках научных работ, изданных в Великом Новгороде, Москве и Санкт-Петербурге. По материалам диссертации были представлены доклады и сообщения на следующих международных, всероссийских и региональных конгрессах, конференциях, научных семинарах: Всероссийская научная конференция к 60-летию философского факультета СПбГУ «Философия 20 века: школы и концепции». 23-26 ноября 2000 г., С-Петербург. Доклад: «Социальная реальность» политической культуры»; Научные семинары в рамках исследовательского проекта «Виртуальные мастерские в общественных науках (МОНФ, ПОЛИС)» (18-21 июня и 2-5 ноября 2000 г, Москва). Доклад: Легитимность: генезис, становление и развитие концепта; Всероссийский научно-общественный форум «Формирование гражданского общества как национальная идея России 21 века». 14-16 декабря 2000, С-Петербург. Доклад: Модель гражданского общества России в контексте социокультурного плюрализма; Конференция представителей региональных отделений Российской Ассоциации политических наук (9-10 февраля 2001, Москва). Доклад в рамках научной сессии конференции («Развитие методологии, научного аппарата и языка российской политической науки»): «Концепт легитимности как дискурсивная основа анализа политической культуры»; Международная конференция: ответственность Интеллектуала:
Искусство, Идеология. Память в 20 веке, 21-23 сентября 2001, С-Петербург. Доклад: «Социальное пространство политической корректности российского интеллектуала»; Всероссийская научная конференция: Бренное и вечное: Экология человека в современном мире, 23-24 октября 2001 года, Великий Новгород. Доклад: «Когнитивные структуры социокультурного поля»; 2-я международной Конференции: «Россия: тенденция и перспективы развития», 13-14 декабря 2001, Москва. Доклад: Эпистемологические ресурсы постструктуралистской методологии в исследовании политико-культурной реальности России; Международная конференция: «Консерватизм и либерализм: внешнеполитический и внутриполитический аспекты», 15 февраля 2002 г. Санкт-Петербург. Доклад: Специфика когнитивно-оценочных структур политического либерализма; Второй общероссийский форум «Гражданское общество в России как демократический проект», 21-23 февраля, 2002 г., Санкт-Петербург. Доклад: Политическая наука как ресурс гражданского общества; Научные семинары участников Виртуальной Мастерской «Политическая философия» и «Методология политических исследований» в рамках проекта НП «Полис»- «Развитие центров и школ политической науки и образования». 5-8 апреля, 28 июня 2002 г. {Москва) -«Политическая легитимность как предмет политической философии», «Легитимационные коды институциональной динамики»; Всероссийская научная конференция «Вера как ценность», 25-25 июня 2002 г. Великий Новгород. Доклад: Вера в политике: опыт структурно-семантической реконструкции; Международная конференция: «Проблемы идентичности: человек и общество на пороге третьего тысячелетия». 4-6 июля 2002 г. {Великий Новгород, РОО «Кеннан»), Доклад: Когнитивно-оценочные структуры политической идентичности; Международный Либеральный стол Фонда Фридриха Наумана: «Либерализм: шанс для России?». 12 сентября 2002 г.,
Великий Новгород. Доклад: Гражданское общество в России: проблемы концептуализации и институционализации; Всероссийская научная конференция «Бренное и вечное: Динамика ценностей культуры в российском государстве, в общественной и частной жизни». 24-26 октября 2002, Великий Новгород. Доклад: Ценностные основания гражданского общества в России: Pro et Contra; Семинар Балтийского МИОНа и Калинградского госуниверситета « Европейская и российская идентичности: границы Европы и России. 30 октября-1 ноября 2002, Калининград. Доклад: Прошлое и настоящее гражданской идентичности в России: дилеммы «накопления» символического капитала; Международный семинар «Культура и идентичность в контексте глобализации: Россия, Европа и США». 13-14 февраля 2003 года, Калининград (БалтМИОН, КГУ, Генконс. США в СПб). Доклад: Политическая идентичность в социальном пространстве России: испытание глобализацией; Международная конференция «На перекрестке культур: Русские в балтийском регионе». 17-19 апреля 2003 г., г Калининград - Светлогорск. Доклад: Символические структуры западноевропейского и российского концепта легитимность: политические основания мультикультурализма; Третий Всероссийский конгресс политологов «Выбор России и российский выбор». 28-29 апреля 2003 г Москва. Доклад: Концепт гражданского общества как репрезентация дискурса политической легитимации.
Структура и объем диссертации. Диссертация, занимающая 314 страниц, состоит из введения, трех глав, заключения и списка литературы, включающего 253 источника на русском и 74 на иностранных языках.
Социальная реальность политико-культурных феноменов: онтологические и эпистемологические проблемы интерпретации
Понятия политической реальности и политической действительности можно рассматривать в качестве базовых для современной политологии и соответственно научной концептуализации политико-культурных явлений. Это обусловлено тем, что различение реальности и действительности является «фундаментальной пресуппозицией современного знания», как полагает авторитетный российский политолог М.В.Ильин. Эту посылку он аргументирует тем, что данная онтология лежит в основе информационно-энергийной онтологии человеческого мира, представленной не только в виде научных моделей человеческого мира, но и в основании обыденного языка, «а значит и фундаментальных, спонтанно действующих началах мысли». Именно от этих фундаментальных начал, как полагает отечественный исследователь, отталкивались мыслители и ученые, осваивавшие контрапункт «слова versus вещи» .
В тоже время, подобная, вполне обоснованная онтологическая посылка, фактически не учитывается при научной концептуализации политико-культурных явлений. Несмотря на частое присутствие, как уже отмечалось в преамбуле к данной главе, в исследованиях политологического плана, посвященных политической культуре и легитимации публичной власти таких терминов, как политическая реальность и политическая действительность, их содержание часто постулируется,как нечто очевидное,или оно трактуется в контексте решения локальных познавательных задач. Это лишает подобные смысловые образования онтологической и гносеологической значимости, придавая им неопределенность, двусмысленность (энантиосемичность).
В значительной степени отсутствие познавательного интереса к онтологизации используемых в политологии понятий обусловлено характерной для первых фаз ее развития редукции политической реальности -к непосредственно наблюдаемому поведению {натуралистический просчет -naturalist fallasy) и провозглашение доминантным поведенческого подхода (behavioral approach). В ходе использования этого вполне рационального в своей основе принципа учета поддающихся регистрации фактов политического поведения, отмечает М.В.Ильин, вместе с идеологически мотивированными предрассудками оказалась вынесенной за скобки вся та действительность, для восприятия которой требуются специальные усилия (время, пространственные перемещения и т. п.). Попытки объявить частный масштаб единственно «реальным» ведут к искажению действительности и восприятию ее во всей полноте. Особенно остро проблема концептуального вакуума и конфляции крупного и мелкого масштаба стоит в отечественной политологии, чаще всего она проявляется в интерпретации факта повседневности как прямого и непосредственного выражения всемирно-исторических закономерностей \
Важно отметить, что онтологические и гносеологические проблемы политических исследований в значительной степени обусловлены не только неразработанностью методологического инструментария политической науки, но также влиянием на ее развитие исследовательских традиций, характерных в целом для современной социальной онтологии и гносеологии. Хотя современные социально-философские и социологические версии содержательной интерпретации понятий «социальная реальность» и «социальная действительность» опираются на богатейшие традиции исследования онтологических оснований социума, их содержание нельзя считать проясненным, что неизбежно сказывается на теоретическом содержании моделей политической реальности .
Многие специализированные справочные издания по данной проблематике, как правило, предпочитают трактовки социальной реальности в контексте тех или иных философских учений или социологических парадигм. В них подчеркивается известная синонимичность содержания понятия «социальная реальность» (производного от позднелатинского realis -вещественный, действительный) и таких категорий,как «социальное бытие» и «социальная действительность». Отмечается, что все эти понятия, так или иначе, обрисовывают различные стороны социальной онтологии. В рамках обозначенных в этих работах подходов вопрос о социальной реальности интерпретируется как вопрос о принятии или неприятии идеи социальной субстанции, то есть о том, что существует благодаря самому в-себе. Кроме того, хотя не существует единого основания для типологий социально-философских версий «социальной реальности», исследователи констатируют, что эти подходы уходят своими корнями в древние споры «реализма» и «номинализма», «рационализма» и «эмпиризма», «материализма» и «идеализма». Несмотря на многообразие социально-философских моделей социальной реальности, обусловленных приверженностью тем или иным онтологическим приоритетам и аспектам, отмечается, что все они в той или иной степени обнаруживают онтологические стороны социальной реальности, проявляющиеся в таких ее атрибутах, как социоморфная диалектика единого и многого, социальные отношения, социальная деятельность, структурный и системный характер социальных связей.
Политическая реальность в концептуальном пространстве исследовательских стратегий «социального конструктивизма»
Перспективы преодоления онтологических антиномий и эпистемологического редукционизма в исследовании политико-культурных феноменов открываются в проблемном пространстве складывающихся новых социологии, чьи теоретические интенции нацеливают на обновление моделей интерпретации политической реальности, сложившихся в политической науке за последнее столетие. Несмотря на отсутствие устойчивой терминологии для выявления некой концептуальной общности многообразных направлений, ориентированных на реконструкцию или пересмотр ставших для социальных наук авторитетными онтологических и гносеологических посылок 1, можно согласиться с мнением тех авторов, которые констатируют, что наиболее влиятельные тенденции в складывающейся социальной эпистемологии, точнее будет обозначить термином «социальный конструктивизм». Точками соприкосновения позиций различных исследователей, расходящихся по целому ряду вопросов в трактовке социальной реальности, является признание, что социальный мир конструируется из прошлых «пред-конструкций». Видоизменение социальных форм происходит в ходе взаимодействий социальных акторов в процессе их повседневной жизни, открывающем поле возможностей «в приходящем будущем» . Социальная реальность обладает тем самым объективированным «вещным», внешним измерением, с другой стороны, она представлена в формах чувствования, восприятия, представления и познания, находящихся в отношениях взаимодополнительности посредством процедур обучения и социализации. Подобные онтологические посылки обеспечивают достаточно высокий уровень комплементарности эпистемологии социального конструктивизма с отличными по исходным теоретическим интенциям таких направлений, как неофункционализм, неоинституционализм, теории коммуникативного действия и дискурсивных практик. Точкой их концептуального пересечения является интерес к процессу взаимоперехода «мира вещей» в «дела» мыслительной действительности, и, наоборот, через процедуры легитимации и делегитимации социального порядка. При этом речь не идет о буквальном следовании аксиоматике той или иной концепции «социального конструктивизма», а об использовании творческих интенций подобных рефлексий.
В этом отношении репрезентативны социологические идеи П.Бурдье и Э.Гидденса. Выступая с позиций "конструктивистского структурализма" (П.Бурдье) и «теории структурации" (Э.Гидденс), эти ученые актуализируют проблематику преодоления в социальных науках субъективистских и объективистских редукций, свойственных, в частности, традиционно структуралистскому и феноменологическому подходам. Стремясь выйти за пределы "субъектно-объектного" социологизма, приверженцы "социального конструктивизма" предпринимают попытки научной концептуализации ряда базовых социологических и политологических понятий. Выявляют ограниченность методологических претензий, укоренившихся в социальной теории дуалистических исследовательских когнитивных схем \ Не отказываясь от достижений ранее существующих стратегий интерпретации социальной реальности, сторонники конструктивистской социальной онтологии, стремясь выйти за пределы «субъектно-объектного» социологизма, предпринимают попытку новой концептуализации «устоявшихся» в рамках сложившихся в XX столетии научных традиций социологического и политического знания таких понятий, как «социальная (политическая) структура», «социальная (политическая) система», «социальное действие», «социальный институт», «социальные отношения», «власть», «культура». Очевидно, что такого рода реконструкцию научных дискурсов каждый из исследователей осуществляет достаточно индивидуализирование), и было бы некорректно, да и бессмысленно в методологическом плане заниматься механическим «совмещением» понятийного инструментария П.Бурдье и Э.Гидденса или их прямых и косвенных сторонников. Важнее творческие интенции их научных дискурсов. В связи с этим уместно замечание Э.Гидденса, на упреки в его адрес по поводу заимствования идей из различных источников: «Несомненно, что работать в рамках устоявшихся научных традиций чрезвычайно удобно...Однако приверженность общепринятым точкам зрения может быть всего лишь ширмой праздного ума». Ценность идей определяется не их происхождением, а их пригодностью и «в рамках концептуальных основ, отличных от тех, которые их породили» . Хотя Э.Гидденс, П.Бурдье и их последователи предлагают различающиеся в содержательном плане трактовки динамики социального конструирования и структурирования, можно отметить несколько принципиальных (для исследования политико-культурных феноменов) в онтологическом плане идей, представленных в их трудах.
К таковым можно отнести их реконструкцию представлений о базовых основаниях социальной динамики. Согласно "конструктивистскому структурализму", предметом социальных наук выступают социальные практики 2, упорядоченные в пространстве и времени, а не гипотетическая социальная тотальность или поведенческие акты. При этом под практикой понимаются любые изменения, производимые социальными агентами и порождающие многообразные "различения", которые фиксируются как в материально-вещественной, так и идеальной форме. Тем самым смысл социальных практик не сводится ни к объективистской целесообразности, ни к субъективному опыту сознания, что характерно для многих стратегий исследования политической культуры. Практики как "события социального мира" и их "упорядоченность" (социальный и политический порядок) производны от изменений, обусловленных постоянным взаимодействием и объективных, и субъективных структур.
Политическая культура: проблема объема и содержания концептуального пространства
Интерес политической мысли к значению и смыслу понятия «политическая культура», характерный для 60-80-х годов, сменился на рубеже веков почти академическим перечислением многообразных традиций, школ, парадигм в исследовании политико-культурных феноменов. Такого рода методологический плюрализм нередко принимается за индикатор перехода на принципиально новую ступень в осмыслении политической культуры и качественное основание для грядущего методологического синтеза и рождения новых творческих парадигм . На практике ситуация с исследованием политико-культурных феноменов представляется весьма далекой от продуктивной «творческой эволюции». С момента декларации значимости изучения политической культуры и появления работ Г.Алмонда и С.Вербы (методологически дополненных Л. Пайем, У.Блюмом, У. Розенбаумом и другими исследователями ), как отмечает ряд авторов, не произошло качественных подвижек в выявлении ее когнитивных структур. Критики подобного способа научной концептуализации, как правило, фиксируют содержательную неясность понятия «политическая культура», малоэвристическую конкурентность «объективистских» и «субъективистских» подходов в трактовке природы политических ценностей, слабую сопряженность моделей политической культуры с политической динамикой реального мира 2. В современных исследованиях политико-культурной действительности даже при отсылках к социологическим или антропологическим трактовкам политической культуры часто просматривается (хотя в модернизированной форме и сопровождаемые критическими комментариями) все те же теоретические посылки американских исследователей . Не подвергая сомнению роль, которую сыграл данный подход в артикуляции научного интереса к культурной составляющей политического процесса, следует отметить, что он ориентирует на анализ скорее отдельных состояний и уровней политической культуры, нежели причин и смысла перманентной динамики когнитивных и институциональных изменений, характерных для сегодняшних политий. К тому же, в отличии от своих последователей, сам Г.Алмонд тяготеет рассматривать термин политическая культура скорее как совокупность переменных нежели в качестве некого универсального научного концепта. Показательно в этом отношении содержание обзорной статьи в одном авторитетном американском журнале по проблемам политической науки под симптоматичным названием «Многоголосие политической культуры», где на основе анализа методологических подходов используемых в известных работах последнего десятилетия (посвященных исследованию роли «ценностей» и «верований» в политическом процессе ), вполне обоснованно делается вывод о необходимости перехода от фиксации многообразных уровней политической культуры (нормативного, психологического, поведенческого и т.п.) и дискуссий о «достоинствах» подходов к предметному изучению взаимосвязи этих уровней и преодолению «культуралистско-рационалистической» дихотомии . Конечно, в политической науке существуют работы, выходящие по своим эпистемологическим интенциям за рамки более традиционных методологий исследования в названной сфере . Вместе с тем говорить о переходе к методологическому синтезу пока преждевременно. Ни бихевиористская, ни интерпретативная стратегия не привели к приращению принципиально нового и, самое главное, когнитивных моделей дискурсивного пространства политической культуры и его соотношения с дискурсом легитимации.
Нечто аналогичное в интерпретации феномена политической культуры просматривается и в работах известных отечественных авторов (Э.Баталова, Ю.Пивоварова, А. Ахиезера, Л.Бляхера и др.) представленных в одном из тематических сборников по проблематике политической культуры России. С одной стороны политическая культура характеризуется как система исторически сложившихся устойчивых убеждений, моделей поведения и политических институтов в контексте развития идей Алмонда и Вербы, с другой стороны - обосновываются посылки о специфической (нормативной по сути) субстанциональности различных политических культур («Русской Власти», «нравственных оснований») или попытка совместить (дополнить) подобные исследовательские подходы концепцией «коммуникативных сетей» и изучением политической эмблематики . Фиксируемый конфликт интерпретаций, как это уже отмечалось в предыдущей главе, даже при наличии в нем оригинальных интенций часто оказывается не столько свидетельством творческого плюрализма, сколько симптомом отсутствия семантического основания в исследованиях политической культуры, как в политической науке, так и в культурологическом знании. Редукционизм субстанционалистского или субъективистского плана, как и дуализм восприятия политики и культуры сохраняется достаточно очевидно.
Исторический генезис семантического пространства политической легитимации: от мифического «эгалитаризма» к имперской теологии
Исторически наиболее архаической символической формой легитимации выступает мифология, которая, как концептуальный механизм «распределения доверия», ближе всего стоит к уровню «самоочевидности», полагая непрерывное и непосредственное проникновение сакральных сил в мир повседневности . Примером лингвистической объективации этого процесса можно считать смысловое содержание kred, анализ которого осуществил Э.Бенвенисто. В потестарных состояниях «доверительные отношения», которые возникают между членами этих сообществ, содержат в себе как утилитарный, так и мистический компонент. В таком древнейшем «праве» не делается различий между правом и религией, а все пронизано «вещественной» мистикой, о чем и свидетельствуют исходные семантические формы и зафиксированные этнографами стереотипные модели поведения.
Существует множество научных гипотез по поводу исходных оснований человеческих сообществ и, соответственно, первичных практик легитимации. Достаточно распространенными на сегодняшний день являются представления, что источником власти, основанном на авторитете, стали системы «позитивного» обмена и связанные с ними системы правил, обеспечивающие преодоление неизбежной конфликтности. Стереотипным стало также связывать подобную конфликтность и возникновение обмена со специфической активностью («агрессивностью») человеческих существ, естественным стремлением обуздать восходившие к прошлому инстинкты стихийного выживания. Многие исследователи полагают, что первичные запреты, по-видимому, стали способом вынесения вовне потенциала внутригрупповой конфликтности. На этой основе и складываются, первоначально внутри отдельных групп, а затем и между ними, специфические отношения, которые замещали опасные конфликты магическими действиями (например, жертвоприношениями) и ритуалами обязательного обмена (женщинами, пищей, словами-знаками, предметами и изделиями и т. п.). Содержание этих запретов и связанных с ними нормативных практик позитивного обмена (правил родства, например) постепенно закреплялось в многочисленных стереотипных схемах общения, составивших символическое ядро архаического мифа. Трактовки исходного смыслового кода такой регуляции у различных авторов достаточно вариативны. Так, если К.Леви-Стросс полагает, что позитивные правила экзогамной взаимности по мере вытеснения эндогамной конфликтности становятся определяющими по отношению к запретительным нормам, то другие антропологи считают, что позитивный обмен - «лишь изнанка запрещения», «лицемерная» (символическая) попытка на время обмануть, успокоить внутреннее насилие. Истоки символического обмена - в механизме жертвы «отпущения», поэтому в культурные знаки всегда входит элемент произвольности, постоянного дифференцирования исходного единства и попытка обрести его через ритуалы жертвоприношения 1. При этом природа первичного социального лидерства, конечно, может представляться вариативно. В первом случае лидер - гарант общественного консенсуса, во втором он стоит и ниже и выше всех правил. Он самый мудрый, проницательный и одновременно преступный, безумный и инцестуальный, который сам учреждает и заставляет уважать нормы группового 2.
Тем не менее, независимо от изначального смысла мифического кодирования, исследователи признают, что первичные требования в архаическом обществе исполняются не на основе «моральных» оценок или властных воздействий «сверху», а в форме преимущественно безусловной стереотипной «взаимной ответственности». Без видимого внешнего принуждения люди вели себя по отношению к другим членам своей группы так, как этого от них требовал габитус соблюдения этой системы норм, что, конечно, не отрицало наличия первичных групповых иерархий, по-видимому, не сильно отличавшихся от иерархического поведения социальных животных
. Осознание того, что он нарушил то или иное «табу», пусть даже случайно, могло парализовать жизнь в человеке без каких-либо целенаправленных воздействий со стороны коллектива. Власть лидера, как «символического гаранта» существующего порядка и обмена значимыми ресурсами в реалиях такой безусловной «власти» коллективных запретов, кодированных в мифе, существенно ограничена. Это преимущественно власть авторитета, основанная на престиже.
Поэтому исследователи исходных форм политогенеза, как правило, фиксируют вещественно-символический «эгалитаризм» первичных, элементарных сообществ, проявляющийся впоследствии в престижной «экономике» и реципрокации (периодическом распределении личной собственности посредством взаимных дарений или престижного ее уничтожения) . По схеме символического обмена тот, кто вносил в групповое выживание наибольший вклад, должен был что-то за это получить от остальных, а так как адекватность по отношению к нему в пище и предметах была невозможной (он же самый лучший, сообразительный, удачливый), то он получал нечто «неколичественное» - уважение, почтение, благодарность. То, что начинает цениться наравне с пищей и даже выше, становится предметом особого регламентирования. Удачливый обладатель «символического капитала» и, соответственно, предметы, используемые им, наделяются особой жизненной энергией. Отдавая другим полезные и значимые «излишки», будущий бигмен (англ. bigman) получал нечто «невесомое», которое со временем становилось все более значимым, обретало нормативные формы и могло быть «конвертировано» во вполне реальное доминирование, все более подкрепляющееся развитием «престижной экономики».
Конечно, здесь еще нельзя говорить ни о как таковом публичном авторитете, ни о легитимации, хотя в зачаточном состоянии прослеживаются элементы и того и другого. Наблюдая организацию «этнографических культур», Клод Леви-Стросс отмечал, что власть вождя в таких сообществах основана на специфической процедуре делегирования доверия. В выполнении своих многочисленных задач вождь опирается, прежде всего, на согласие, которое является источником власти и закрепляет его правомочность. Эта властная правомочность должна подтверждаться его инициативностью, щедростью, сообразительностью и ограничивается в повседневной жизни посредством взаимных обязательств вождя и его соплеменников. Взаимность является вторым важнейшим атрибутом власти. Так, между лидером и группой возникает постоянно поддерживаемое равновесие обязательств и привилегий, услуг и обязанностей. Наделяя вождя привилегиями (в частности, Леви-Стросс фиксирует в одном из племен право полигамии вождя в условиях общепринятой моногамии), группа тем самым обменивает индивидуальную «безопасность» моногамного существования каждого из ее членов на коллективную безопасность, которую призван он обеспечить . Когнитивная эволюция подобного рода «кредитования» в условиях усложнившихся социальных структур и предопределила характер дальнейшей концептуализации механизма легитимации.