Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Мировоззренческие основания почвенничества 30
1. Сущность «Органического» взгляда 30
2. «Почва». Понятие или смыслообраз? 48
ГЛАВА II. Проблема нации в концепции почвенников 59
1. Соотношение национального и общечеловеческого 59
2. Характер русского народа и социально-политические процессы российского общества 71
ГЛАВА III. В поисках «третьего пути» 84
1. Почвенничество между славянофильством и западничеством 84
2. Критика социализма и левого радикализма .102
3. Пути политического преобразования 113
Заключение 126
Литература 130
- Сущность «Органического» взгляда
- Соотношение национального и общечеловеческого
- Почвенничество между славянофильством и западничеством
- Пути политического преобразования
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Такое сложное явление русской культуры шестидесятых годов девятнадцатого столетия, как то, что вошло в историю под именем «почвенничество», одинаково правомерно квалифицировать и как литературно-общественное, и философское течение, и как особую социально-политическую доктрину, которая сформировалась и решительно заявила о себе в период, справедливо именуемый «золотым веком русской политической мысли». Дело в том, что свои исходные интуиции почвенники выражали достаточно свободно: в литературно-критических, художественных формах, в виде концептуально-философских суждений и в жанре публицистики.
Подобное стилевое многообразие было обусловлено как особенностями духовного склада ведущих идеологов почвенничества, так и своеобразием социокультурной ситуации того времени.
Николаевская Россия с ее жесткой идеологической дисциплиной и цензурными ограничениями, казалось, навсегда уходила в прошлое. «Великая реформа» 1861 года, открывающая не менее великое десятилетие общественного подъема и спада, спровоцировала взрывообразный рост числа газет и журналов* (*См. подробнее: Общественная мысль в России XIX века. Л., 1986, с. 132-158), на страницах которых с доселе невиданной свободой обсуждались острейшие социально-экономические вопросы; в них было разрешено создать разделы иностранной и внутренней политики.
Предельно интенсифицировалась политическая мысль, приобрели новые и более четкие очертания либеральные, консервативные и радикально-демократические направления. Казалось бы, основанный
А.И.Герценом в 1853 г. за границей проект Вольной русской типографии начал осуществляться в самой России. Всеобщий энтузиазм был настолько велик, что представители самых разных политических лагерей и мировоззренческих ориентации - от Б.Н.Чичерина и Н.В.Шелгунова, до К.Н.Леонтьева и В.П.Орлова-Давыдова, защитника дворянских привилегий - вспоминали об этом периоде с нескрываемым восторгом. Годы после Крымской войны Н.Н.Страхов называл временем «воздушной революции». Это было время, - отмечает Г.Флоровский, - очень решительных сдвигов и глубочайших переслаиваний во всем составе и сложении русского общества, всего русского народа»* (*Флоровский Г. Пути русского богословия. Париж, 1937, Изд. 3-е, с.285). Как-то сразу «публика» заговорила обо всем, а литература, получившая «общественное значение», откликнулась на это десятками статей о железных дорогах, таможенных тарифах и свободе торговли, «состоянии земледельческого класса», свободном труде, задачах воспитания, пороках чиновничества.* (*См.: Добролюбов Н.А. Избранное. М.,1984, с.147-148).
В атмосфере острой журнальной полемики тех лет и складывается почвенничество как относительно целостная идеология. Его первые манифесты появились на страницах журнала братьев Ф.М. и М.М. Достоевских «Время» (1861-1863) и получили свое обоснование и развитие в их журнале «Эпоха» (1864-1865).
Обычно исследователи отмечают, что генетически почвенничество восходит к направлению так называемой «молодой редакции» журнала «Москвитянин» (1850-1856) М.П. Погодина, который сумел объединить талантливых писателей, публицистов, церковных деятелей - Ап.А. Григорьева, Островского, Писемского, Алмазова, А. Потехина, Печерского-Мельникова, Эдельсона, Мея, Ник.Берга, Горбунова и др..
Однако сама идея примирения двух враждебных лагерей -западничества и славянофильства - лежащая в основании почвенничества,
буквально витала тогда в воздухе. Так, например, ее высказывали Д.И. Калиновский - редактор журнала «Светоч» и его главный идеолог А.П. Милюков. Причем в подобных заявлениях никто не усматривал ничего экстраординарного. Обращает на себя внимание и тот факт, что при всем различии этих, казалось бы, полярных течений, на протяжении 40 -50 - х годов XIX века имела место определенная диффузия границ и конвергенция идей как со стороны западников, так и славянофилов. Известно, что поздний Белинский признавал огромное значение «московского направления»* (*Белинский В.Г. Полн.собр.соч. в 13 тт., т. 10, М.,1956, с.264), известна также высокая оценка последнего Герценом в «Былом и думах». Более того, ряд важнейших положений герценовского «русского социализма» был сформулирован под явным влиянием фундаментальных принципов, впервые обоснованных славянофильскими теоретиками. Это и принцип уникальности исторического пути России, и учение о крестьянской общине, земстве, народно-анархические элементы в отношениях государства и общины и некоторые другие.
С другой стороны, сами славянофилы так никогда и не смогли изжить своего «внутреннего западничества», выступая в стиле мягкой оппозиции к системе власти Николая 1, требуя по сути дела либеральных реформ, решительно и самокритично осуждая ретроспективный утопизм, действительно встречающийся, например, в работах И.В. Киреевского и К.С. Аксакова, высоко, порой восторженно, оценивая «западноевропейскую образованность» и т.д. За последние годы на эти обстоятельства в той или иной форме неоднократно указывали историки русской общественной мысли* (*См. например, Сербиненко В.В. История русской философии Х1-Х1Х вв. М.,1993, с.81-89; Замалеев А.Ф. Лекции по истории русской философии. СПб., 1994, с.74-96; Левандовский А.А. Время Грановского. У истоков формирования русской интеллигенции. М.,1990 и др.). Своеобразный итог этой новой тенденции подвел В.И. Приленский,
выступивший с излишне, на наш взгляд, «сильным тезисом» о том, что западничество и славянофильство «...в действительности представляют собой единый феномен в истории культуры России...Славянофильство без западничества так же не представимо, как и западничество без славянофильства. Этот феномен характерен только для России и нигде не имеет аналогов».*(*Приленский В.И. Западничество.// Русская философия. Словарь. М.,1995, с. 158). Полагая, что данное утверждение является все-таки исследовательской гиперболой, мы, тем не менее, не можем не признать его относительную истинность, правда, при наличии двух существенных уточнений. Во-первых, не следует забывать, что в реальной истории общественной мысли и то и другое направления являют собой некое внутреннее полемическое единство, или нестабильный консенсус воззрений* (*На эту особенность обратил внимание еще В.А.Кошелев в своей превосходной работе «Эстетические и литературные воззрения русских славянофилов. (1840 - 1850-е годы)». Л., 1984). Они рождались в спорах и развивались в бесконечных дискуссиях кружков Станкевича и Герцена, салонов А.П. Елагиной и Свербеевых.
При этом естественным образом сложилась своеобразная внутренняя иерархия (формальная и неформальная), как это бывает всегда, когда та или иная доктрина становится важным фактором общественного сознания. Несколько упрощая и схематизируя исторические события, отметим, что выделились ведущие идеологи, которые собственно формулировали и уточняли теоретическое ядро, основные принципы всей концепции. Сложился также круг мыслителей второго, третьего ряда, который разрабатывал детали, выводил следствия, приложения, занимался популяризацией и т.д. Наконец, оформилась интеллектуальная периферия сторонников данных течений общественной мысли - это эпигоны, часто вульгаризаторы, сочувствующие или не во всем согласные с первыми и т.п. При этом обращает на себя внимание одна закономерность: чем
дальше от центра к периферии, тем острее и бескомпромисснее позиции, тем меньше возможностей плодотворного диалога западников и славянофилов. У ведущих теоретиков, например, В.Г. Белинского, А.И. Герцена, И.В. Киреевского, А.С. Хомякова куда больше точек соприкосновения между собой, чем у Е.Ф. Корша, Т.Н. Грановского, В.П. Боткина, с одной стороны, и П.В. Киреевского, А.И. Кошелева, раннего К.С. Аксакова - с другой. Факт этот подтверждается свидетельством К.Д. Кавелина, пожалуй, одного из самых миролюбивых западников, который, будучи свидетелем и участником идейной борьбы тех лет, всегда стремился занять предельно объективистскую позицию. Поэтому его мнение представляется особенно ценным. «Как ни разветвлялись, - писал он, - славянофильское и западное воззрения, как ни видоизменялись и не СБЛИЖАЛИСЬ они некоторыми своими ветвями, все-таки основной тон их различия...удержался и до сих пор. ЛУЧШИЕ ЛЮДИ того и другого лагеря признавали и признают, что противники, до известной степени правы».* (*Кавелин К.Д. Письмо Ф.М. Достоевскому // Кавелин К.Д. Наш v умственный строй. М., 1989, с.449)
Далее следует учитывать такой немаловажный фактор, как время. Фактор, который в данном случае означает творческую эволюцию воззрений самих носителей данных концепций, их все большую (возрастающую) зрелость.
Соединив первое и второе утверждения, мы получим куда более корректное описание драматических столкновений двух важнейших течений общественной мысли России XIX века. Таким образом, получается, что подлинное сближение позиций западников и славянофилов становится заметно лишь на конечных стадиях эволюции взглядов их главных теоретиков. Поэтому можно говорить о том, что в данном случае Приленский не совсем прав, и мы имеем дело скорее с виртуальным, чем реальным «единым феноменом культуры».
Можно привести немало аргументов объясняющих, почему все-таки не произошло всеобщего и длительного исторического примирения западничества и славянофильства. Однако, имея в виду главный сюжет У нашего исследования, заметим, что приведенные рассуждения, на наш взгляд, прежде всего, доказывают, что возникновение почвенничества было явлением глубоко закономерным, что под этим имелись серьезные социально-исторические, идеологические, теоретические основания, что почвенничество - это еще и продукт имманентной логики развития основных тенденций общественной мысли 40-х - 50-х гг. XIX века.
Главными идеологами почвенничества стали Аполлон Александрович
Григорьев (1822-1864), Федор Михайлович Достоевский (1821-1881),
Николай Николаевич Страхов (1828-1896). Во многом разделяли их
позиции врач и критик, автор статей против Писарева и Чернышевского -
Н.И. Соловьев (1831-1874), писатель, близкий друг Ап. Григорьева - Д.В.
Аверкиев (1836-1905), политический обозреватель и автор книг для
юношества - А.Е. Разин (1823-1875), музыкальный критик - П.П.
Сокальский (1832-1887), редактор - А.У. Порецкий (1819-1879) и многие
другие, сотрудничавшие в почвеннических журналах или
сочувствовавшие им, также как, например, историк А.П. Щапов (1831-1876), считавшие, что ни славянофильство, ни западничество сами по себе У «не отвечают вполне исторической идее и современному призванию русского народа».*(* Щапов А.П. Новая эра. На рубеже двух тысячелетий // Щапов А.П. Соч. Доп. Том, Иркутск, 1937, с.З) В отличие от публицистов упомянутого выше журнала «Светоч», они не стремились лично примирить западников и славянофилов, сотрудничать с ними. Создатели «Времени» и «Эпохи» напротив заняли, подчеркнуто критическую позицию по отношению и к тем и к другим. Каждый из теоретиков почвенничества обладал самостоятельным взглядом на комплекс проблем социально-политического устройства России, исходя
при этом из общих для них политико-философских предпосылок. Заостряя внимание на разных проблемах, предлагая их различные интерпретации, труды Григорьева, Страхова, Достоевского взаимно дополняют друг друга. Им удалось достичь не только плодотворного синтеза наиболее перспективных и теоретически убедительных идей западничества и славянофильства, но и придать ему черты подлинной оригинальности. Это позволяет говорить о почвенничестве как относительно целостной концепции, занимающей особое место в интеллектуальной истории России.
Актуальность углубленного изучения почвенничества диктуется как просто недостаточной, так и излишне поверхностной освещенностью данного направления и в отечественной и в зарубежной литературе. В силу этого картина становления русской политической мысли оказывается существенно неполной и неконкретной. Наиболее важная тому причина заключается, на наш взгляд, в том, что абсолютное большинство научных работ лишено подлинного метафизического масштаба в самих принципах описания славянофильско-почвеннических идейных комплексов. Исследователи до сих пор не могут найти убедительный ответ на вопрос, почему на протяжении почти ста лет в разных формах, под различными терминологическими оболочками эти комплексы так упорно воспроизводятся в российском общественном сознании (впрочем, как и западнические комплексы). Или само их неизменное наличие является чем-то вроде «онтологического доказательства» абстрактно понятой русской самобытности? Эмпирически-описательная и плюралистическая окраска, свойственная историческим изысканиям, затрудняет поиск общих оснований и типологических черт данного феномена. Необходим пересмотр и обновление всего методологического инструментария исторических, в том числе и историко-политологических исследований.
Адекватный анализ идеологии почвенничества, как мы полагаем, самим содержанием своим дает к этому все основания.
Почвенничество как неотъемлемая часть консервативной отечественной традиции, оказало существенное влияние на последующее развитие общественно-политических и философских идей в России: несомненна его роль в становлении теории культурно-исторических типов Н.Я.Данилевского, в формировании идеологии народничества. Следы влияния почвеннических идей можно обнаружить в работах русских религиозных философов начала XX века, в концепциях евразийцев.
Однако исследование взглядов почвенников актуально не только с точки зрения сугубо исторической и логико-методологической. Есть основания полагать, что идеология почвенничества, пусть существенно v трансформированная, - факт современной жизни российского общества. В наши дни создана общественно-политическая ассоциация «Эпоха», которая издает одноименный журнал, открыто претендующий на духовное преемство изданию братьев Достоевских.*(*Эпоха.(Общество, политика, цивилизация). Москва. Как известно, последним номером журнала «Эпоха» 1864-1865 годов был №9. Первый современный журнал «Эпоха» 2000 года вышел под .. .№10.)
Как показывает анализ опубликованных в нем материалов, такое преемство отнюдь не является пустой декларацией. Кроме того, в Санкт-Петербурге создано и активно действует Русское философское общество имени Н.Н.Страхова, с 1994 года издается философско-исторический журнал «Русское самосознание», авторы которого предприняли интересную попытку принципиально по новому изложить историю русской мысли и, в целом русской культуры, решить проблему метафизических оснований современной политики, опираясь на опыт почвенников. Все это прямое свидетельство того, что общественная мысль современной России, не дожидаясь появления специальных исследований
и целостных исторических реконструкций, посвященных анализу воззрений почвенников, пытается напрямую обратиться к их творческому наследию.
Все это обуславливает актуальность и насущность рассмотрения почвенничества как особой системы воззрений в иерархически упорядоченном и внутренне скоординированном единстве ее составляющих. При этом не нужно ограничиваться задачей феноменологического описания, упорядоченного изложения взглядов почвенников (хотя такое изложение по сей день отсутствует в научной литературе), а постараться в рамках немарксистских концепций социальной детерминации выявить тот «геном культуры», который и порождает системы взглядов типа почвенничества, нео- и постславянофильства. Кроме того, важно показать, что идеология почвенничества проникнута единым философским и политическим воззрением, обуславливающим смысловые связи между ее основными «темами». К таким «темам», или проблемным блокам можно отнести мировоззренческие и социокультурные основания почвенничества, определение основных понятий и смыслообразов, которыми оно оперирует; анализ содержания метафизики «народного духа» в его взаимосвязи с общемировыми процессами; определение особенностей национального характера русского народа и его влияния на общественно-политическое развитие России; анализ отношения почвенников к западничеству и славянофильству, критика ими социалистического проекта. Наконец, систему политического реформирования России, предложенную идеологами почвенничества.
Степень разработанности темы. Подобно западничеству и славянофильству, почвенничество возникло в атмосфере острых идейных баталий, главным образом по вопросу о своеобразии исторического пути России. Первыми историографами почвенников были их современники и
оппоненты, самые непримиримые из которых - Д.И.Писарев, В.А.Зайцев, М.А.Антонович, авторы журналов радикально-демократической ориентации «Русское слово» и «Современник». Для радикальных демократов и нигилистов менее всего была характерна какая-либо «имманентная» (конструктивная критика по существу) почвенничества, перед ними был «онтологический враг», весь строй мысли которого был им абсолютно чужд. Именно из радикально-демократического лагеря прозвучали исторически первые (по времени) обвинения почвенников в идеализме, оторванности от жизни, прекраснодушных мечтаниях. Свои критические стрелы они целили против, с их точки зрения, «идиллического настроя» журналов «Время» и «Эпоха», в направлении которых они не видели программы практических мер, основанных на подлинной заботе о народе: «Новый журнал «Время» на интересах народности строит всю свою программу, и что же из этого выходит, какие практические следствия ведут за собою все эти благородные стремления? Ровно никаких».*(*Писарев Д.И. Схоластика 19 века//Писарев Д.И. Соч.: в 4 т., т.1, М., 1955, с.99) Интересно отметить, что Писарев обвиняет почвенников примерно в том же, в чем сами почвенники обвиняли славянофилов. Широкие слои российского общества тех лет были охвачены жаждой прямого действия, духом скептицизма, позитивизма, отрицания всякого рода отвлеченного умозрения, «абстрактного теоретизирования». Публицисты того периода спешили обвинить друг друга в предательстве «утилитарно-практическому духу времени». Более других усердствовали в этом нигилисты. «Вся политика, наука и критика «Времени» составляет, очевидно, одну длинную, сладкую-пресладкую, нежную-пренежную идиллию... »*(*Писарев Д.И. Цветы невинного юмора// Писарев Д.И. Соч.: в 4 т., т.2, с.335) «Эти обожатели (русского народа - авт.) - идеалисты, и они, следовательно, любят свой предмет платоническою любовью. До конкретного русского мужика... им нет
никакого дела. Для них драгоценна только идея о русском мужике, и поэтому «высокие пророческие речи, изливаемые на помойках», кажутся им важнее тех вопросов, которые своим разумным разрешением могут создать экономическое благосостояние целых миллионов».*(*Писарев Д.И. Прогулка по садам российской словесности// Писарев Д.И. Соч.: в 4 т., т.З, с. 257) Вместе с тем, Писарев достаточно высоко оценивал личные качества идеологов почвенничества, их вклад в развитие русской культуры, о чем свидетельствует его отклик на смерть А.Григорьева -статья «Прогулка по садам российской словесности», в которой он называет Григорьева «последним крупным представителем русского идеализма».*(*Писарев Д.И. Прогулка по садам российской словесности //Писарев Д.И. Соч.: в 4 т., т.З, с.254) В то же время, по мнению Писарева, Григорьев со своими идеями был «чужим человеком» для современного общества - его взгляды кардинально расходились с реальностью: «Все развитие нашей умственной жизни шло вразрез с стремлениями и симпатиями Григорьева»,*(*Писарев Д.И. Прогулка по садам российской словесности/ЯТисарев Д.И. Соч.: в 4т., т.З, с.253) который хотел «увлечь отрезвившееся общество в старую область эстетики и мистицизма».* (*Писарев Д.И. Прогулка по садам российской словесности // Писарев Д.И. Соч.: в 4 т., т.З, с.252) Более резкими были отзывы о почвенниках соратника Писарева по «Русскому слову» В.А.Зайцева, без всякого политеса заявлявшего, что «несмотря на все вопли их против отрицательного характера нигилистов, сами они ничего не делали положительного и ничего не сделали».*(* Зайцев В.А. Славянофилы победили.//Зайцев В.А. Избр.соч.: в 2 т., т.1, М., 1934, с.242) «Славянофилы и вся прочая братья ( в число которых русский нигилист наряду со Страховым и его товарищами включает М.Н.Каткова, И.С.Аксакова - авт.), - продолжает Зайцев, - сами отрезали себе отступление на старый, торный путь либерализма и принуждены после
своей победы, как и до нее, ограничиваться лаем на свистунов и нигилистов, даже не заикаясь о положительном направлении, о котором мечтали. Их положительное направление - рассуждения о необходимости не терпеть немцев, евреев и всяких иноверцев. В довершение посрамления они принуждены объявить невозможным иметь какое ни будь направление».*(*3айцев В.А. Славянофилы победили.// Зайцев В.А. Избр.соч.: в 2 т., т.1, М., 1934, с.257)
Более глубокими по существу, но не менее резкими по форме были выступления в печати М.А.Антоновича. Прежде всего, он обращает внимание на наличие якобы фундаментального противоречия во взглядах почвенников, доставшегося им, с его точки зрения, еще от «старых славянофилов». Свой патриотизм, считает Антонович, приверженность народным началам, свое неприятие Запада они обосновывают с помощью немецкой философии. Упрек был брошен всем почвенникам, но, в первую очередь, Н.Н. Страхову - поклоннику Гегеля и переводчику «Истории новой философии» Куно Фишера. Антонович замечает, что почвенники вместо того, чтобы трудиться над «Приспособлением наук к характеру русской народности, если не положительных фактических наук, которые менее всех окрашиваются национальными оттенками, то наук отвлеченных, чисто философских, в которых более чем где-либо могут отражаться национальные особенности, поступили в ученики к немцам».* (*Антонович М.А. Любовное объяснение с «Эпохой»//Антонович М.А. Избр. филос. соч. М., 1945, с. 177) Кроме того, он считал все рассуждения о «почве» «бессмысленной стереотипной фразой», лишенной конкретного содержания и только «затемняющей дело».* (*См.: Антонович М.А. О почве (не в агрономическом смысле, а в духе «Времени»//Антонович М.А. Литературно-критические статьи. М., 1961, с Л 4) Почвенничество, с его точки зрения, соединяет с гегелевскою философией... какое-то особого рода славянофильство, состоящее в искании каких-то начал народных, ни
на что не похожих, нигде не существующих, но долженствующих откуда-то прилететь, в искании какой-то почвы... Народные начала! Коренные основы! А что такое эти начала? Что такое эти основы? Где их взять? Представляется ли вам, господа, что-нибудь совершенно ясное при этих словах? Коль скоро вы, по совести, должны сознаться, что при этих и подобных словах в голове вашей не рождается столь же ясных и определенных понятий, как при имени хорошо известного вам предмета, то бросьте эти слова, не употребляйте их и заткните уши, когда вас будут потчевать ими ».*(* Антонович М.А. Стрижам (Послание оберстрижу, господину Достоевскому)//Антонович М.А. Литературно-критические статьи МЛ 961, с. 187)
Сходным образом отзывались НА.Добролюбов и
Н.Г.Чернышевский, писавшие о "странных обольщениях" и "странных тирадах" авторов почвеннической концепции.*(*См.: Добролюбов Н.А. Луч света в темном царствеУ/Добролюбов Н.А. Собрание сочинений в Зх томах, МЛ 987, т.З; Чернышевский Н.Г. Очерки гоголевского периода русской литературы // Чернышевский Н.Г. Избр. филос. соч., М., 1950, т.1))
Критика в адрес почвенничества со стороны революционных демократов была сосредоточена, таким образом, на его неполной терминологической и методологической определенности, недостаточном внимании к социально-экономическим ("материальным") аспектам жизни русского общества, оторванности от реальных жизненных процессов, как они виделись представителям данного лагеря. В то же время вышеупомянутые авторы не вдавались в серьезное и глубокое рассмотрение взглядов своих оппонентов; нередко их критика трансформировалась в личные оскорбления, переходящие грань этически допустимого.
После бурного развития различных социально-политических течений в годы царствования Александра Второго, которые Ричард Пайпс называет "золотым веком русской политической мысли"*(* Пайпс Р. Русский консерватизм во второй половине 19 века. М. 1970, с.1), последовало некоторое затишье, связанное с правительственными контрреформами, затронувшими все сферы жизни российского общества. Почвенничество, наряду с рядом других направлений, оказалось "основательно подзабытым". Сыграл свою роль и уход из жизни А.Григорьева (в 1864-м) и Ф.М.Достоевского (в 1881-м). В восьмидесятых и девяностых годах / интерес привлекают, в основном, революционно-народнические и марксистские течения, формирующееся отечественное либеральное движение и, конечно, толстовство.
Первое - после длительного молчания - упоминание о почвенничестве мы встречаем в статьях Александра Блока, проявлявшего особый интерес к фигуре Аполлона Григорьева. Разработку "григорьевской" темы Блок начинает в 1902, однако первая значительная статья - "Судьба Аполлона Григорьева" - увидела свет только в 1916 г.
В своей работе А.Блок очень высоко оценивает А.Григорьева не только как литературного критика, но и как мыслителя, превозносит его роль в истории отечественной культуры: «Он единственный мост, перекинутый к нам от Грибоедова и Пушкина: шаткий, висящий над страшной пропастью интеллигентского безвременья, но единственный мост».*(* Блок А. Судьба Аполлона Григорьева //Блок А.А. Собр.соч. в 6 тт. Л., 1982, т.4, с.221)
Оценка почвеннических идей Григорьева требует, по мнению Блока, нестандартного подхода; интерпретация его мыслей в традиционных терминах ведет к потере того "сокровенного содержания", которое и составляет сердцевину его творческого наследия: «Как при жизни, так и s после смерти Григорьева о глубоких и серьезных его мыслях рассуждали
все больше с точки зрения "славянофильства" и "западничества", "консерватизма" и "либерализма", "правости" и "левости". В двух соснах и блуждали до конца века; а как эти мерила к Григорьеву не приложимы, понимание его и не продвигалось вперед».*(* Там же, с. 198) Практически в одно время с Блоком (в 1902-1913 гг.) работал над большой книгой, освещающей главные проблемы историко-философской и религиозно-философской мысли России «через исследование Достоевского» - Т.Г. Масарик. Справедливо считая, что в характере Достоевского, по существу, было много общего с Григорьевым, Масарик посвящает несколько страниц характеристике «почвенничества» как «разновидности славянофильства», и «попытке синтеза славянофильских и западнических взглядов», которую предпринял Григорьев.*(*Масарик Т.Г. Россия и Европа. *' СПб.,2000, с.З, 365) В этой попытке, Григорьев, по мнению Масарика, проявил «большую сдержанность»: «Он был более склонен одобрять западников, нежели славянофилов. В высшей степени одобрительно относился он к Чаадаеву и признавал заслуги Белинского, но порицал западническую экстраординарность и отрицание всего русского. Также полностью доверял он Хомякову и Киреевскому, хотя отмечал отсутствие в их воззрениях должной меры. И он решительно противостоял позднейшим славянофилам с их «мелкими идеалами».*(* Там же, с.368) Григорьев, в оценке Масарика, не стал основателем школы, «для этого ему недоставало энергии и упорства. Образ мыслей его был афористичен; идеи его не были четко и ясно сформулированы. Григорьев не любил резонеров, которые мыслят, чтобы мыслить, причем дважды два оказывается равным не четырем, а как он говорил, стеариновой свечке. Его мистицизм слишком часто оказывался не в ладах с логикой. Тем не менее, Григорьев вращался в обществе родственных душ и через их посредничество оказывал значительное влияние».*(* Там же, с. 369)
Несмотря на отдельные попытки возродить интерес к почвенническим идеям*(*Аполлон Александрович Григорьев. Материалы для биографии./ Под ред. Вл.Княжнина. П., 1917; Михайлов Д. Аполлон Григорьев; жизнь в связи с характером литературной деятельности. СПб., 1900; Э.Радлов. Несколько замечаний о философии Н.Н.Страхова // Журнал министерства народного просвещения, 1896, его же статья о Страхове в Энциклопедическом словаре Брокгауза - Эфрона; и мн. др.), полноценных исследований, посвященных проблемам идеологии почвенничества как целостной "равнодействующей" усилий трех выдающихся мыслителей - Григорьева, Достоевского и Страхова - в этот период не было создано.
Мы вынуждены довольствоваться отдельными упоминаниями, которые, так или иначе, обрисовывают взгляды на почвенничество, сложившиеся у философов "серебряного века" русской культуры, в дальнейшем разрабатывавшихся ими в эмиграции. Под этим углом зрения кратко рассмотрим работы философов "русской религиозной школы" В.В. Зеньковского, Г.В. Флоровского, Г.П. Федотова.
Всех этих мыслителей объединяет взгляд на почвенничество как на религиозное явление, продолжение и развитие идей православной соборности. Особенно характерны в этом отношении труды В.В.Зеньковского. «Почвенники, - пишет он в своей наиболее известной работе "История русской философии", - развивали свои философские построения, исходя из религиозного мировоззрения».*(* Зеньковский В.В. История русской философии Л.. 1991, т.1, ч.2, с.209) Именно православные корни имеет стремление "почвенников" к "оцерковлению земного порядка", их «искание "непосредственности" через восстановление органической цельности в созерцании мира и в историческом творчестве»*(*См.: Там же, с.215), идея воссоздания единства нации.
На основное - православное - влияние наслаиваются, с точки зрения Зеньковского, ряд других: он отмечает связь почвенничества с романтизмом, «с его ощущением глубины и таинственности в природе и в человеке»*(* Там же, с.211), с культом "непосредственности" в философии Якоби, с немецкой классической философией (в первую очередь - с системой Шеллинга), и даже с французским утопическим социализмом. Зеньковский также различает в почвенничестве "натуралистический", "эстетический", "христианско-социалистический" компоненты.
Главным идеологом "почвенности" Зеньковский называет Ф.М.Достоевского; в то же время не остается незамеченным вклад в ее формирование и Аполлона Григорьева: «Григорьев оставался все же оригинальным в своих исканиях; его участие в вьг работке идеологии почвенничества, бесспорно, очень значительно».*(* Там же, с.213)
Г.В.Флоровский в своей знаменитой книге "Пути русского богословия" рассматривает почвенничество сквозь призму "основной мысли Достоевского" - "церковь как общественный идеал": «Почвенничество есть именно возврат к первоначальной цельности, идеал и задание цельной жизни. Для Достоевского, как и для других многих, то был проект еще не распознанной соборности. Во всем бытии есть некий раскол, в человеческом существовании всего больше. Человек уединяется -в этом главная тревога Достоевского. И в ней по-новому звучат все еще социалистические мотивы, - мечта открыть или создать "органическую" эпоху».*(* Флоровский Г.В. Пути русского богословия // О России и русской философской культуре. М., 1990 с.341)
Тема преодоления раскола в обществе особенно остро зазвучала в работах, посвященных осмыслению духовного облика русской интеллигенции, ее роли в исторических судьбах России. В этот период была востребована та часть творческого наследия почвенников, которая
касалась критики интеллигенции за ее отрыв от реальности, тяготение к заимствованным теориям в противовес "органическим" народным инстинктам. Так, Г.П. Федотов апеллирует к работам Н.Страхова, рассуждая о "беспочвенности" и "нигилизме" как доминирующих чертах русского интеллигента как "национально-культурного типа": «Беспочвенность есть отрыв: от быта, от национальной культуры, от национальной религии, от государства, от класса, от всех органически выросших социальных и духовных образований. В пределе отрыв приводит к нигилизму, уже не совместимому ни с какой идейностью. В нигилизме отрыв становится срывом.., когда идея, висящая в воздухе, уже не поддерживает падающего, уже не питает, не греет и становится видимым для всех призраком»*(* Федотов Г.П. Трагедия интеллигенции // О России и русской философской культуре. М., 1990, с.408-409)
Ряд других представителей русской религиозной философии, в том числе Н.А. Бердяев и В.В. Розанов, - не выделяя почвенничество как самостоятельное направление, тем не менее, останавливались в своих работах на взглядах его отдельных представителей - Ф.Достоевского и Н.Страхова. Н.А.Бердяев в работе «Миросозерцание Достоевского»*(*См.: Н.А. Бердяев о русской философии. Свердловск, 1991) указывал на родство "органического" учения об обществе почвенников и социально-философских идей Фр.Баадера, Шеллинга, Адама Мюллера, Герреса. Он также провел разграничительную линию между почвенническими воззрениями Ф.Достоевского и славянофильством. В.Розанов в одном из своих сочинений дал комплексную оценку творчества Николая Страхова, центром которого он, в духе своей школы, считал религиозную проблему.
Принципиально иной взгляд на почвенничество был выработан в рамках советской науки. Почвенничество, как, впрочем, и все другие идейные течения, рассматривалось в ней с точки зрения его "классовой
сущности", "сведения общественных идей к общественно-экономическим отношениям."*(*См.: Ленин В.И. Полн.собр.соч. т.20 с. 103)
Во всей очень немногочисленной отечественной "марксистской" литературе по почвенничеству можно выделить несколько общих моментов: это, в первую очередь, рассмотрение почвенничества как "особой формы народничества", либо как переходного этапа от славянофильства к народничеству. При этом сама идеология почвенничества лишалась самостоятельного значения, расценивалась как "промежуточная", не отражающая в полной мере соотношения классовых сил и социально-экономическую ситуацию шестидесятых - семидесятых годов 19 века. *(* См.: Сакулин П. Русская литература и социализм. М., 1922, ч.1, гл.5; Гроссман Л. Три современника. М., 1922; Рубинштейн Н. А.Григорьев // Литература и марксизм. Кн.2, М., 1929 и др.)
Так, с точки зрения В.Лейкиной (статья "Реакционная демократия 60-х годов."Почвенники", опубликованная в журнале "Звезда" в 1929 году), "специфический интерес" "почвенничества" заключается лишь «в той яркой народнической оболочке, которую впервые использовали почвенники для проявления враждебной развитию капитализма идеологии». *(* Лейкина В. Реакционная демократия 60-х годов. "Почвенники". // Звезда, 1929, №6, с. 181)
Попытку выявить в почвенничестве объективное "классовое содержание" мы встречаем и в работе Г.М.Фридлендера "Достоевский и Лев Толстой (К вопросу о некоторых общих чертах их идейно-творческого развития)": «Для славянофилов различие западного и славянского миров оставалось, прежде всего, национально-исторической проблемой. Социально-исторические, сословные и классовые различия внутри славянского мира хотя и признавались ими, но отступали для них на задний план перед антитезой "востока" и "запада", католичества (и вообще западного рационализма) и православия. Для... Достоевского проблема
"западной", буржуазной цивилизации и русского народа органически и неизбежно перерастала в проблему верхов и низов, образованного привилегированного меньшинства и демократического трудящегося большинства русского народа, которое и составляло... живую основу в русской национальной жизни и общей жизни всего человечества. В результате критика цивилизации, в какую бы реакционную форму она временами не облекалась, приобретала более глубокие, подлинно демократические черты, превращаясь объективно в критику верхов дворянско-буржуазной России...».*(* Фридлендер Г.М. Достоевский и Лев Толстой (К вопросу о некоторых общих чертах их идейно-творческого развития) // Достоевский и его время. Л. 1971, с.84)
В.П.Попов представлял главной темой "почвенничества" "народность эпохи перехода общинно-родовой формации в капиталистическую", хотя и не вполне адекватно отраженную: «...В России 19 века были совмещены разные времена, разные ступени социального развития. Поэтому в ней совместимы разные типы народности. Конечно, подлинной по праву была одна, та, которая выражала ведущую тенденцию данного момента развития, но это вовсе не делает остальные типы народности ложными и не связанными с народом. В них тоже была своя относительная истинность». Главная заслуга почвенников, таким образом, заключается в том, что они "услышали в России голоса разных "ступеней общественного развития" и разных типов народности».*(* Попов В.П. Учение ранних славянофилов и творчество Ф.М.Достоевского. Автореферат диссертации. Л. 1979, с. 16)
Наиболее серьезная по форме и содержанию работа, посвященная проблемам идеологии почвенничества в советской литературе - книга В.Кирпотина "Достоевский в шестидесятые годы", включающая большой раздел "Почвенничество". В целом В.Кирпотин характеризует данную идеологию как «разночинно-интеллигентское течение, которое, в отличие
от радикальных, от революционно-демократических разночинцев, не покончило с патриархальной традицией, которое боялось и революции и капитализма и не порвало связи с господствующими классами старой России». *(*Кирпотин В.В. Достоевский в шестидесятые годы. М., 1966, с. 200) "Реакционная" сторона почвенничества, с точки зрения В.Кирпотина, выражается в том, что оно «было с самого начала пронизано своеобразным, "дурным", недиалектическим противоречием: оно звало интеллигенцию назад, к "почве", к народу, и в то же время боялось народа, боялось заложенных в нем грозных взрывчатых сил... Вся хитроумная концепция "почвы" и была выработана вследствие желания избежать революции, вследствие страха перед революцией».*(* Там же, с.20, 26)
В.Кирпотин критикует почвенников (и в этом он во многом повторяет суждения демократов 60х годов 19 столетия) за их невнимание к экономической проблематике, видя в этом общность почвенничества и утопического социализма: «Подавляющая часть учений утопического социализма была равнодушна к политике, отрывала экономику от политики. "Почвенничество"... приняло эту слабейшую сторону утопического социализма». *(*Там же, с.60)
Как и многие другие авторы, В.Кирпотин отказывает почвенникам в >/ самостоятельности и оригинальности, считая их плененными "иллюзией особой, собственной идеи", "иллюзией третьего пути". Именно такая идейная несамодостаточность, "промежуточность" стала, по его мнению, причиной быстрого забвения почвеннических взглядов на решение социально-политических проблем российского общества.
Наряду с работой В.В.Кирпотина в общем потоке советской литературы о почвенничестве и эпохе 1860-х годов выделяются книги В.С.Нечаевой, посвященные журналам «Время» и «Эпоха».*(*Нечаева B.C. Журнал М.М. и Ф.М.Достоевских «Время». 1861-1863. М., 1972; Нечаева B.C. Журнал М.М. и Ф.М.Достоевских «Эпоха». 1864-1865. М.,
1975). В результате многолетней скрупулезной работы в архивах и библиотеках автору удалось атрибутировать и ввести в научный оборот большой и интересный материал, охарактеризовать общественно-политическое направление редакции, создать подробную хронологическую роспись содержания всех изданных книг журналов, а также аннотированный перечень их сотрудников. Написанные прежде всего под углом зрения истории русской журналистики, данные исследования чрезвычайно ценны и для историков общественной мысли, так как содержат огромный фактический материал, по-новому раскрывающий нам образы Ф.М.Достоевского как редактора и издателя, а также «круга Достоевского» того времени - ближайших друзей и единомышленников, составивших ядро почвенников.
В постмарксистской отечественной научной литературе "пробелы", связанные с отсутствием комплексного изложения и оценки почвенничества как целостной концепции, не были восполнены, несмотря на огромный интерес к полузабытым русским мыслителям девятнадцатого столетия. Исключением, может быть, являются статьи А.И. Абрамова о почвенничестве в «Истории эстетической мысли», словарях «Русская философия» и глава Л.Р. Авдеевой о почвенничестве в только что вышедшей «Истории русской философии».*(* См.: История эстетической мысли. Т.4, М., 1987; Русская философия. Малый энциклопедический словарь. М., 1995; Русская философия. Словарь/ Под общ.ред М.А.Маслина, М.,1995; История русской философии. М. 2001. Раздел III, глава VIII) Эти статьи обозначили новую тенденцию в историографии. Если ранее почвенничество рассматривалось почти исключительно через призму взглядов Ф.М. Достоевского*(* См., напр. Кудрявцев Ю.Т. Три круга Достоевского. М.,1991; Карякин Ю.Ф. Достоевский и канун XXI века. М., 1989; Твардовская В.А. Достоевский в общественной жизни России. М., 1990 и др.), то теперь стали появляться публикации,
содержащие анализ философских и политических взглядов и двух других авторов концепции "почвенности" - Н.Н.Страхова*(* В частности, большую статью о Страхове как литературном критике и мыслителе предпослал изданию его избранных работ Н.Н.Скатов. См.: Скатов Н.Н. Н.Н.Страхов (1828-1896) // Страхов Н.Н. Литературная критика. М., 1984, с.5-43) и А.А.Григорьева. В ряду работ об А. Григорьеве*(* Ходанович М.А. Философские воззрения Ап.Григорьева. Автореф. диссер. М., 1985; Пивоварова Н.С. Аполлон Григорьев - театральный критик. Автореф. дисс. М.,1984; диссертация Ковалевой О.А. Томск, 1995 и др.) следует отметить исследования Л.Р.Авдеевой и С.Н.Носова, посвященные творчеству Аполлона Григорьева с акцентом на его философских и, в несколько меньшей степени, политических взглядах. По мнению Л.Авдеевой, «воззрения Григорьева примыкают к идеям представителей консервативной мысли 19 в. с их стремлением восстановить "распавшуюся связь времен" и обращением к вневременному идеалу "народной души"». Консерватизм Григорьева, по ее мнению - «не столько убежденность, сколько растерянность».* (* См.: Авдеева Л.Р. О специфике философского миросозерцания А.Григорьева // Вестник Моск. Ун-та, сер.7: Философия, 1987, №3) Развернутую аргументацию подобных идей мы находим в ее монографии «Русские мыслители». *(* См.: Авдеева Л.Р. Русские мыслители: Ап.Григорьев, Н.Я.Данилевский, Н.Н.Страхов. М., 1992) С.Н.Носов, рассмотрев в конце 1980-х гг. проблему личности в творчестве Достоевского и Григорьева, реконструировал творческую биографию мыслителя в книге «Аполлон Григорьев. Судьба и творчество».*(* См.: Носов С.Н. Проблема личности в мировоззрении А.А.Григорьева и Ф.М.Достоевского // Достоевский: Материалы и исследования. Л., 1988, вып.8; Носов С.Н. Аполлон Григорьев. Судьба и творчество М.,1990)
Нельзя также не отметить вышедшую в 2000 году книгу видного отечественного литературоведа и историка культуры Б.Ф. Егорова
«Аполлон Григорьев». Эта работа не только подводит итог многолетним изысканиям автора, посвященным творчеству А.Григорьева, но также дает ценный фактический материал, относящийся к ранним этапам становления идеологии почвенничества в целом.*(*См.: Егоров Б.Ф. Аполлон Григорьев. М.2000. Нужно заметить, что Б.Ф. Егоров является составителем наиболее полной на сегодняшний день библиографии печатных трудов А.А.Григорьева. См. Ученые записки Тартусского университета. 1960, вып.98; и Н.Н.Страхова. См. Ученые записки Тартусского университета. 1966, вып. 184) Что касается собственно социально-политических идей А.Григорьева, то, из последних работ в этом отношении, нужно указать на небольшую, но содержательную статью Д.В.Ермашова, корректно характеризующего взгляды русского мыслителя. *(*Ермашов Д.В. Григорьев Аполлон Александрович // Политическая мысль в России. Словарь персоналий (Х1-1917 г.) / Рук. авт.коллектива Е.Н.Мощелков. М., 2000, с.56-57)
Как показывает краткий историографический обзор, недостаточно полная разработка тематики почвенничества, высокий уровень как историко-культурной, так и общетеоретической актуальности ее изучения, обуславливает то, что специальное исследование политической философии почвенничества сегодня становится необходимым и полезным.
Цель и задачи исследования. Потребность научного освоения не только малоизученной, но и, по нашему мнению, недостаточно глубоко понятой политической теории почвенничества, предполагает, что интегративной целью работы является всесторонняя характеристика (включающая в себя как аналитические, так и синтетические аспекты) политических идей А.А. Григорьева, Ф.М. Достоевского, Н.Н. Страхова, интерпретируемых как выражение уникального комплекса мировоззренческих, теоретических и политико-практических установок,
несущего в себе, однако, родовые черты русской консервативной традиции.
Достижение данной цели потребовало решения следующих исследовательских задач:
определить методологический и аксиологический базис почвенничества как специфического феномена русской общественно-политической мысли, раскрыть его сущностные характеристики и основное содержание;
используя современные гуманитарные технологии, дать анализ -J такому полисемантическому понятию, как «почва», определить его эвристический потенциал и значение в идеологии почвенничества;
всесторонне рассмотреть проблему нации, соотношение национального и общечеловеческого у почвенников, обращая особое внимание на концептуальные аспекты полемики Н.Н.Страхова и В.С.Соловьева 1888-1889 годов, в которой наиболее ярким и законченным образом проявились важнейшие черты политической философии почвенников;
раскрыть основное содержание почвеннической теории национального характера русского народа, проанализировать предложенную ими схему детерминации социально-политических процессов российского общества особенностями национальной психологии; оценить ее роль в выработке эффективной политики;
определить реальное место почвенничества и, прежде всего его политической доктрины, в контексте основной дилеммы русской общественной мысли: западничество - славянофильство;
проанализировать артикулированные идеологами почвенничества принципы критики социалистических и леворадикальных течений в общественной мысли;
дать характеристику политической программы почвенничества, определить ее смысл и направленность, выявляя специфические особенности консерватизма почвенников.
В русле указанных задач и сформулированной цели диссертационная работа предполагает не только дескриптивный уровень анализа, но и необходимость дать новое, на наш взгляд, более адекватное понимание политической философии А.А. Григорьева, Ф.М. Достоевского, Н.Н. Страхова.
Научная новизна диссертации, таким образом, заключается в проведении всестороннего историко-политологического анализа общественно-политической доктрины в почвенничестве как целостном явлении отечественной культуры, что в целом реализуется в настоящей работе в следующих элементах новизны:
почвенничество впервые представлено как типичное явление не европейской, а русской политической философии, которой не свойственно стремление к автономной политической рациональности, а характерна тесная связь с религиозными, эстетическими, духовно-нравственными ценностями российской культурно-национальной традиции, в связи с чем почвенничество представляется ярким выражением известного синкретизма общественного сознания;
впервые в исследовательской литературе показан конкретный механизм того, как «органическая теория», будучи философским базисом почвенничества, задает параметры и определяет содержание его политической теории;
термин «почва» впервые рассматривается не только как понятие, но и как смыслообраз, выражающий существо идеологии почвенничества;
- проведена реконструкция и раскрыта сущность ключевых проблем
политической философии почвенников (нации, соотношения
национального и общечеловеческого, особенности русского
национального характера, проблема социализма и революционного
нигилизма, проблема своеобразия российской политической истории и
ДР-);
впервые обоснован принцип иерархии, выявлены отношения у субординации и координации основных понятий в политической теории почвенничества: «почва» определяет нацию, нация и особенности ее исторической жизни формируют национальный характер, который, в свою очередь, активно влияет на политические институты общества;
впервые в исследовательской литературе почвенники рассматриваются как пионеры в выявлении религиозных основ русского революционного нигилизма;
доказывается, что политическое учение почвенников является консервативным «неославянофильским синтезом» идей западников и славянофилов.
Методологической основой исследования послужили социокультурный подход, согласно которому почвенничество рассматривается как сложный идейный комплекс, связанный единством общих принципов, преимущественно отражающих остаточные элементы так называемого традиционного общества, сохранившиеся в России периода «великих реформ» Александра П; принципы конкретно-исторического анализа, общие методы реконструкции, сравнительного и комплексного историко-политологического исследования, позволившие вписать идеологию почвенничества в контекст развития русской политической мысли второй половины XIX века; работы отечественных исследователей русской общественно-политической мысли, истории литературы и литературной критики, в особенности труды по истории русского консерватизма.
Структура диссертации. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и списка литературы.
Сущность «Органического» взгляда
Социально-политические взгляды идеологов почвенничества были в значительной мере обусловлены общими философско мировоззренческими основаниями данного течения общественной мысли. И это не случайно. Начиная с Чаадаева, практически все политические J доктрины в России имели отчетливо выраженный историософский, метафизический фундамент. В связи с этим важно выявить те общие принципы, которые легли в основание почвенничества, тот особый философский угол зрения, под которым Григорьев, Страхов, Достоевский смотрели на мир и общество.
Совокупность таких принципов получила название «органической теории», или «органического взгляда», главные компоненты которого были сформулированы А.А.Григорьевым, систематизированы и развиты Н.Н.Страховым. Существенную черту «органической теории» составляет интерпретация природного, социального и духовного миров как целостного единого организма. «Как историю мы представляем себе связною и целою, так и мир мы желали бы представить связным и целым», - писал Страхов. В своей работе, которая так и называется «Мир как целое», Страхов не ограничивается общим суждением об одухотворенном единстве мироздания. Это единство выражается через« отношения субординации и координации его элементов. «Т.е., -подчеркивал он, - части и явления мира не просто связаны, а соподчинены, представляют правильную лестницу, пирамиду, всего лучше сказать - иерархию существ и явлений». ( Страхов Н.Н. Мир как целое. СПб., 1892, с.УП) Центральное место в мире занимает «узел бытия» - человек. Он «есть главная сущность и главное явление, и главный орган мира». ( Там же, с.УШ) Однако органо-космическая гармония, данная изначально, может быть нарушена в результате ложной активности сознания и воли человека, его неорганичности. Это вызывает кризисы, как в личной, так и общественно-исторической жизни. Однако онтологический принцип цельности, в конечном счете, берет верх. у Организм всегда побеждает механизм. ( См.: Страхов Н.Н. Жители планет // Время, 1861, №1, с.52.) Следует отметить, что понятие «организм» задолго до почвенников широко использовалось в общественных науках. Так, сравнение государства и общества с человеческим организмом как реминисценция древнейших индо-арийских мифологических представлений восходит еще к Плутарху, Платону и Аристотелю. Однако новую жизнь этому понятию, исходя из принципа тождества двух абсолютных потенций - природы и духа, дал Шеллинг. Понимая государство как объективно данный организм свободы, он тем самым решительно отмежевался от механицизма, господствовавшего в европейской обществоведческой мысли ХУП-ХУШ веков. Органические теории общества развивали не менее Шеллинга известные в России О.Конт и особенно Г. Спенсер. Довольно широко использовали понятия «организм», «органический» ранние русские славянофилы, интерпретируя их как близкие по смыслу терминам «самобытный», «естественный», «цельный».
Непосредственно опираясь на Шеллинга и славянофилов Н.Н.Страхов утверждал, что главной особенностью организма является то, что в нем «все связано и находится во взаимной зависимости и гармонии.., каждая часть и каждое явление определенного организма имеет на себе особый отпечаток, отражают на себе особенность целого». ( Страхов Н.Н. Борьба с Западом в нашей литературе. Исторические и критические очерки. СПб., 1882, с. 161.)
Таким образом, своеобразный холизм как онтологический принцип выступает атрибутивным свойством всего миросозерцания почвенников. При этом организм обладает собственной имманентной динамикой. Как писал, характеризуя взгляды А.Григорьева, близкий к почвенничеству публицист Д.Аверкиев, организм «есть нечто цельное, неделимое, законченное в самом себе, монада, развивающаяся по своим собственным законам. Не внешние причины строят организм, а он сам развивается изнутри...» ( Д.Аверкиев. Аполлон Александрович Григорьев // Эпоха, 1864, №8, с.З) Поэтому внешнее созерцание чревато заблуждениями, в противовес ему необходимо культивировать некое «включенное постижение» или осторожное, бережное «познавательное сродство» с предметом познания как самобытным организмом. Отсюда необходимым условием плодотворной работы ума в построении адекватной картины мира является «чувство органической связи между явлениями жизни, чувство цельности и единства жизни». ( Григорьев А.А. Критический взгляд на основы, значение и приемы современной критики искусства.//Григорьев А.А. Искусство и нравственность. М., 1986, с.59.)
Поскольку организм, в отличие от механизма, проникнут жизнью, или универсальной витальной силой, постольку категория «жизнь» также стала одной из важнейших у почвенников, особенно у А.Григорьева и братьев Достоевских. В их представлении «организм», «жизнь», «жизненный процесс», «живые силы» складываются в устойчивый синонимический ряд понятий, наиболее точно передающих до конца не выразимую смысловую глубину реальности. «Для меня «жизнь», -отмечал А.А.Григорьев, - есть действительно нечто таинственное, т.е. потому таинственное, что она есть нечто неисчерпаемое, «бездна, поглощающая всякий конечный разум», по выражению одной старой мистической книги, - необъятная ширь, в которой нередко исчезает, как волна в океане, логический вывод какой бы то ни было умной головы...» ( А.Григорьев. Парадоксы органической критики // Эпоха, 1864,№5,с.260)
Соотношение национального и общечеловеческого
Соотношение национального и общечеловеческого. В своем стремлении предложить российскому обществу наиболее последовательную и цельную форму национально-исторического самосознания почвенники не могли не обратиться к вопросу о том, что такое нация, народность, какова их роль в мировом процессе. Естественно, особое значение они придавали выяснению роли русской нации. Причем, по их мнению, для любой европейской страны, для любого народа данный вопрос при всей его важности не имеет такой остроты и такого витального смысла, как для России. Ибо, согласно известной исторической концепции почвенников, со времен Петра 1 мы живем в расколотом обществе. Между народом и дворянством, между европейски образованной частью общества и массами пролегает духовная, ценностная, психологическая пропасть. Дворянин, грамотный разночинец говорят (иногда в буквальном смысле) на другом языке, мыслят, чувствуют по-другому, не как крестьянин или даже купец. В силу ряда обстоятельств образованность на Руси оказалась почти совсем несовместимой с автохтонностью, самобытно-национальным мирочувствованием. Это утверждение о трагическом и для высшего и для низших сословий разладе неоднократно в разных контекстах и с разными смысловыми оттенками констатировалось всеми идеологами почвенничества. Так, Ф.М.Достоевский писал: « Реформа Петра Великого и без того нам слишком дорого стоила: она разъединила нас с народом. С самого начала народ от нее отказался». ( Достоевский Ф.М. // Достоевский Ф.М. Полн.собр.соч., СПб., 1883 (?), т.ХШ, с.497.) Данное утверждение само по себе не является чем-то совершенно новым. Оно часто встречается у славянофилов; сходные мысли высказывали и Герцен и Белинский. ( См.: Герцен А.И. Письмо к У.Линтону // Герцен А.И. Собр.соч. в 30 т., т.ХП, с. 185.; Белинский В.Г. // Белинский В.Г. Полн.собр.соч., т.Х, с. 19) Однако все они, в отличие от почвенников, этому тезису либо не придавали принципиального значения, либо интерпретировали его в сугубо социологическом ключе. К примеру, М.А.Антонович полагал, что идеологи «Времени» излишне драматизируют ситуацию, ибо лакуны в российском обществе образовались не столько из-за реформ Петра 1, сколько в силу «социальных причин, которые везде, и не у нас одних произвели и производят подобный разрыв». ( Антонович М. О почве не в агрономическом смысле, а в духе «Времени» // Современник, 1861, №12, с. 178) Почвенники же полагали, что все обстоит как раз наоборот: в данном случае не социальное неравенство порождает взаимное отчуждение, а духовно-нравственное отчуждение, спровоцированное Петром 1, окончательно ослабило некогда бывшую общность сословий, предельно обнажив и усилив социальное неравенство. А реальная политическая практика Петра 1 и его преемников лишь довершила дело. Именно поэтому для них так важно было изменить господствующее умонастроение, сделать ответственным и, главное, осмысленным социальное поведение русской интеллигенции, наделив ее более глубоким пониманием отечественной истории, а значит и современности. Ведь в случае успеха пропагандируемого ими единения с народом, это стало бы громадным шагом в направлении естественного, органического развития России. Отсюда становится ясным, почему для почвенников J верное понимание того, что такое нация, народ, как соотносятся национальное и общечеловеческое - есть в буквальном смысле жизненно важная задача. Они полагали, что, в конечном счете, от этого зависит быть или не быть русской нации.
По мнению П.П.Сокальского, для выделения из целого человечества отдельных племен необходимо наличие двух факторов. Он называет их «центр тяжести» и «точка опоры». Первый заключается в изначальной духовной общности, тогда как второй - это земля, особенная территория проживания. Оба этих фактора задают и поддерживают единство группы, которая, эволюционируя, увеличивается количественно, меняясь и качественно: от семьи к племени и общине, а от них к народу и нации. Причем, по его утверждению, «национальность - та народность, которая успела сложиться в политический организм». ( Сокальский П. Наши главные спорные пункты.// Время, 1863, №4, с.231) Нация (в его v терминологии «национальность») обладает рядом специфических признаков. Во-первых, она вырабатывает свою цивилизацию, во-вторых, становится «обязательной личностью» в истории человечества, в-третьих, ее характеризует вполне определенное и уникальное самосознание. Нация также обладает «естественным правом» на свою землю, на охранение своих духовных богатств, на свой язык, традиции, свой особый строй семейной и общественной жизни.
Следует подчеркнуть, что в решении проблемы нации почвенниками мы не найдем ни четкой отрефлексированности понятий, ни терминологического единства. Их скорее объединяли общность исходных принципов анализа и конечных выводов. Основы почвеннического взгляда на проблему "народ и история" были изложены в ряде статей А.Григорьева, из которых следует особо выделить критический отзыв на сочинение Н.Костомарова "Северно-русские народоправства во времена удельно-вечевого уклада", "Критический взгляд на основы, значение и приемы современной критики искусства", "Искусство и нравственность" и другие. С точки зрения Григорьева, народ не есть просто условная совокупность людей, объединяемая общностью языка, территории, культурной традиции; народ понимается как "народный организм", характеризующийся свойствами надиндивидуальнои целостности и единства и как таковой выступающий основным субъектом истории, составляющий, наряду с другими народами, ее живую, органическую ткань: «Развиваются - если можно уже употребить теперь это слово -народные организмы, нося в себе следы более или менее отдаленной принадлежности к первоначальному единству рода человеческого, единству не отвлеченному, моменту необходимо существовавшему.
Почвенничество между славянофильством и западничеством
Почвенничество как социально-политическое учение, отражающее дух своей эпохи, было, несмотря на присущую ему оригинальность, продолжением и развитием других преимущественно консервативных течений общественной мысли, в первую очередь, конечно, славянофильства. Почвенники заявили о себе как раз в тот момент, когда в общественном сознании уже прозвучали все наиболее сильные аргументы и теоретиков «московского направления» и «аристократов просвещения» - v западников. Поэтому вполне естественной выглядит попытка почвенников встать над схваткой, по-гегелевски «снять» противоречия между двумя течениями, выступив с некоей новой синтетической программой. Эта тенденция боролась в почвенничестве с явным тяготением к славянофильству, которое со временем только нарастало (у позднего Ф.М.Достоевского и Н.Н.Страхова). Кроме того, почвенничество -довольно сложный идейный комплекс, не лишенный и внутренних противоречий и внутренней полемики, созданный яркими творческими индивидуальностями, и к тому же претерпевший известную эволюцию. Нам кажется, что на примере почвенничества добросовестный исследователь должен особенно остро ощущать несколько условный характер обобщений и однозначных квалификаций. Сами почвенники не отрицали своей генетической связи с предшествующей идейной эпохой, хотя в пылу полемики или из соображений простого житейского конформизма, вынуждены были в определенные моменты эту связь всячески вуалировать.
Первым из почвенников, кто решился откровенно признать свое идейное родство со славянофилами, несмотря на всеобщее мнение о них как о ретроградных чудаках и обскурантах, пойдя даже на конфликт с товарищами в этом вопросе, был А.Григорьев. Он вполне искренне писал славянофилу А.И.Кошелеву: «... В учении о самостоятельности развития, о непреложности православия мы охотно признаем вас старшими, а себя учениками». ( Григорьев А.А. Письмо А.И.Кошелеву (25 марта 1856) Незадолго до смерти Григорьев прямо связывает свои политические воззрения с «уединенным мышлением» И.Киреевского, с идеями А.Хомякова и К.Аксакова. «По своему взгляду политическому я ... был и остаюсь славянофилом», - писал он Страхову ( Григорьев А. Письмо Н.Страхову. У1 //Эпоха, 1864, №9, с.24) А в «Кратком послужном списке на память моим старым и новым друзьям» Григорьев ставит себе в заслугу то, что, несмотря на давление, « не позволил... вымарать в моих статьях дорогие мне имена Хомякова, Киреевского, Аксакова, Погодина, Шевырева». ( Там же, с.46) Лишь только заявив о себе, буквально с выхода в свет первого номера журнала «Время» Ф.Достоевский, А.Григорьев, Н.Страхов вынуждены были вступить в жесткое полемическое противоборство и с «Современником» Н.Г.Чернышевского и с «Русским вестником» М.Н.Каткова и с «Днем» И.С.Аксакова. Шла борьба за читателя, за симпатии публики, критика была нелицеприятной, порой откровенно враждебной. В этих условиях необходимо было более четко обозначить отличие почвенничества от других, существующих на тот момент, концепций. Полемика в значительной степени ускоряла процесс идейного самоопределения. Известное преобладание «критического пафоса» на страницах «Времени» и «Эпохи» по отношению к уже сложившимся доктринам дало повод некоторым исследователям считать, что почвенничество как минимум невнятно формулирует свою позицию, к тому же далекую от оригинальности.
Так, например, В.В.Кирпотин замечает: «Не будучи в состоянии внятно охарактеризовать свое содержание положительно, «Время» с особой силой определяет свое credo отрицательно, многоразветвленным объяснением, чего оно не принимает и от чего отталкивается». ( Кирпотин В.В. Достоевский в шестидесятые годы. М. 1966, с. 145. Сходной точки зрения придерживались и другие. См.: Гус М. Идеи и образы Достоевского. М.,1962, с. 182-194) Вплоть до сегодняшнего дня декларируемая почвенниками программа сближения западничества и славянофильства квалифицируется как «утопическая» и по существу эклектическая. ( См.: Абрамов А.И. Почвенничество // Русская философия. Словарь. М. 1995, с.394-395) Подобная точка зрения, на первый взгляд, имеет под собой некоторые основания. Дело в том, что самые серьезные аргументы в защиту тезиса о концептуальной неопределенности, декларативности и эклектизме феномена почвенничества, как это ни странно, дают сами его идеологи, причем в своих внутренних, интимно-доверительных самооценках. Так, Ф.Достоевский в письме к Страхову в 1869 г. говорил о позиции «Времени» 1861-1862 гг. как промежуточной и не вполне отчетливой. ( См.: Достоевский Ф.М. Письма. Т.П,с.166) Равным образом и Страхов писал о недостаточной определенности их общей позиции, заметной с самого объявления о выходе «Времени», т.е. с 1860 г. ( См.:Достоевский Ф.М. Пес, т.1, СПб., 1883, с. 195) А чуть позже Григорьев откровенно возмущался утратой его единомышленниками «идейного лица».
Это, по его мнению, выражалось в чересчур снисходительном отношении редакции «Времени» к радикалам из «Современника», к Н.Г.Чернышевскому, в приглашении к сотрудничеству такого «нигилиста» как А.Е.Разин, которому отдали отдел «Политическое обозрение» в журнале, в резком антиславянофильстве старшего брата Ф.М.Достоевского - Михаила и т.д. ( А.Григорьев. Письмо Н.Страхову // Эпоха, 1864, №4,с.46) Невольно напрашивается вывод: если почвенники не смогли договориться между собой, если сами, пусть задним числом, но признали неудачу своей попытки встать «над схваткой» западников и славянофилов (Страхову, например, принадлежат следующие строки, не нуждающиеся в комментарии: «Мы резвимся и играем - кто как умеет, кто во что горазд, кто в европейскую цивилизацию, кто в русскую народность! А жизнь и история между тем идут своим чередом, и ни цивилизация, ни народность нас знать не хочет». ( Страхов Н.Н. Вздох на гробе Карамзина. Письмо в редакцию «Зари» // Заря, СПб., 1870, №10, о.П, с.231), то сложившееся о них в исследовательской литературе общее мнение вполне оправдано. Справедливо ли подобное мнение исследователей, зачастую просто воспроизводящих оценки почвенничества его современниками, например первого «антипочвенника» М.Антоновича или И.Аксакова, который упрекал редакцию «Времени» в желании «служить и нашим и вашим»? ( См.: Достоевский Ф.М. // Достоевский Ф.М. ПСС,СПб.,1883,т.1, с.257). На наш взгляд, подобные мнения и оценки не совсем корректны.
Пути политического преобразования
Кем же конкретно считали себя почвенники в том бурном кипении различных политических сил, которые вырвались на поверхность общественной жизни с приходом к власти нового императора -Александра II Консерваторы ли мы, или все-таки «прогрессисты», -спрашивали себя А.Григорьев, Ф.Достоевский, Н.Страхов и их единомышленники При этом они очень хорошо понимали, что очень часто бывает трудно точно зафиксировать свою политическую позицию, что понятия весьма условны, а жизнь и политические воззрения на нее сложны и неоднозначны. Субъективная установка на реставрацию прошлого может на поверку оказаться новаторством, а самый отчаянный модернизм и радикализм обычно заканчиваются восстановлением давно позабытых общественных институтов. Самые искренние декларации о политических намерениях не могут быть реализованы в прямом политическом действии, а уж тем более привести к ожидаемому результату. Сферу политики вообще опасно затрагивать, еще опаснее в нее бездумно и легкомысленно вторгаться. Принципиальные почвеннические мировоззренческие установки требовали от них осторожности и взвешенности.
Есть основания полагать, что самих себя почвенники считали «истинными консерваторами», охранителями того, что есть лучшего в «земстве», в прошлом и настоящем российского общества, но и осторожными реформаторами, сторонниками «органических перемен». Общество погружено в поток становления и потому не может не меняться; время властно требует перемен во всем: в хозяйственной и духовной жизни, в сфере политики. Однако при этом важно, чтобы общество сохраняло свое лицо, оставалось самим собой, не порывало связи со своей культурно-национальной традицией: «Истинный консерватизм состоит, вероятно, не в безотчетном упорстве, отвержении всякого требования, которое возникает в жизни, в слепой привязанности к форме. Такой консерватизм никогда нельзя назвать в полном смысле охранительной системой. Он будет только ускорять разрушение, омертвение общества. Не в такой конечно охранительной силе нуждается государство. Ему нужен такой консерватизм, который основывался бы на народных преданиях, отстаивал бы в старине все, что есть разумного в ней, - духом народа, его интересами поверял и критиковал бы всякое новое требование общественной жизни». ( Дворянство и земство // Время. 1862, №3, с.25)
В целом почвенники были согласны между собой, что реформы нужны, тем более, что сама власть в лице Александра П эти реформы уже инспирировала. Однако необходимость перемен они формулировали по-разному. Наиболее консервативный Н.Н.Страхов полагал, что то или иное общественное установление должно, что называется, до конца выработать свой ресурс и может быть отменено лишь в случае своей полной и всем очевидной амортизации. «Всякая форма жизни, - писал он, - всякий склад и строй ее должны быть терпимы; против такой формы жизни дозволяется вооружаться только в том случае, если она сама нетерпима, если она насильственно подчиняет себе людей, если растет и развивается не своею силою, а при помощи внешней силы». ( Страхов Н.Н. Из истории литературного нигилизма. СПб., 1890, с.591) Примерно той же позиции придерживались А.Григорьев и Ф.Достоевский, хотя предпочитали излагать ее в несколько иных выражениях. Важно отметить, что принципы политического преобразования в России, которых придерживались почвенники, прямо вытекают из их «органической теории» и тесно связанного с ней понимания национального характера русского народа. Политика для почвенников - это концентрированное выражение " глубинной духовной традиции народа. Эта традиция предопределила изначальную стертость границ между классами и сословиями русского общества. «Во всех сословиях наших гораздо больше точек соединения, чем разъединения», - писал Ф.М.Достоевский. ( Достоевский Ф.М. Ряд статей о русской литературе// Достоевский Ф.М. Полн.собр.соч., т. 18, Л., 1978, с.57.) Но в таком случае относительный социальный мир в России обусловит эффективность и органичность только тех преобразований, которые будут носить мирный и постепенный характер. Путь вооруженных переворотов и революций, которым пошли некоторые страны Европы, получил у почвенников однозначно негативную оценку.
В основе «революционного менталитета» лежит, по мнению почвенников, выработанная европейской мыслью теория прогресса -безостановочного и безосновного развития, когда «все старое отбрасывалось как простые подмостки, послужившие для достижения нового». ( Страхов Н.Н. Борьба с Западом в нашей литературе. Исторические и критические очерки. СПб., 1882, с.74) За неприятием почвенниками теории прогресса, социализма и политического радикализма скрыта очень глубокая, существенная проблема. Ведь почвенники выступали в своей рефлексии от лица отличного от Запада культурного мира, от имени тех остатков традиционного общества, которые еще сохранялись в России. В основу всей европейской культуры, начиная с Нового времени, была положена мифология свободного Разума, который как бы задавал объективную норму для человека и, вместе с тем, сообщал соизмеримый с человеком смысл окружающему миру. А разуму, неограниченному никакой религиозной дисциплиной как раз и свойственно вечное сомнение, метания, вечный прогресс, достигающий относительных истин и никогда не могущий постичь истину абсолютную. Европа строит свою политическую философию в условиях почти полной независимости от религии и даже в какой-то мере от метафизики. Все формы социального утопизма, теории общественного договора, принципы «социальной физики» - яркая манифестация стремления к автономной политической рациональности. Явные и тайные импульсы, идущие от культа Разума, прогресса, сообщают всей европейской жизни некое суетливое беспокойство; как человек, бегущий с горы, вынужден двигаться, чтобы не упасть, так Западная Европа вынуждена «идти по пути прогресса», наиболее истерические формы которого отражаются в революционном нигилизме. Этот путь связан не только с квазирелигией разума, но отмечен тотальной дифференциацией не только сословий и классов, но вообще всех сфер общественной жизни и общественной мысли. Политическая философия Запада и сама исходит из подобного разделения и еще более его усугубляет.