Содержание к диссертации
Введение
Глава первая. Политическая текстосфера как составная часть психосоциальной действительности 13
1. Политическая текстосфера в структуре материальной действительности и её научном отражении 13
2. Фундаментальные основания политической текстосферы как составной части психосоциальной действительности 30
3. Политическая текстология как приложение текстологии и политологии к политической текстосфере 46
Глава вторая. Моделирование политической текстосферы в рамках политической текстологии 59
1. Пространственная модель политической текстосферы 59
2. Классификация политических текстов как объектов политической текстосферы 72
3. Многомерный классификатор ценностно-идеологических ориентаций в политике и концептов политических текстов как политико-текстологическое отражение содержательно-интенционного субпространства политической текстосферы 86
Глава третья. Метрические параметры политической текстосферы 107
1. Коммуникативная (абсолютная) императивность как политико текстологическая мера коммуникативного измерения политической текстосферы 107
2. Рецептивная (относительная) императивность как политико текстологическая мера рецептивного измерения политической текстосферы 118
3. Абсолютная и относительная релевантности как политико текстологические аспекты измерения релевантностей политической текстосферы 131
Заключение 143
Библиография 1
- Фундаментальные основания политической текстосферы как составной части психосоциальной действительности
- Классификация политических текстов как объектов политической текстосферы
- Рецептивная (относительная) императивность как политико текстологическая мера рецептивного измерения политической текстосферы
- Абсолютная и относительная релевантности как политико текстологические аспекты измерения релевантностей политической текстосферы
Введение к работе
Актуальность исследования. Описание, объяснение и предсказание динамики политического процесса — основная цель политической науки. Динамика политического процесса напрямую зависит от поведения его участников: понимание их реальной мотивации — краеугольный камень корректной политической теории. На протяжении длительного времени основным методом сбора данных о мотивации участников политического процесса выступали сведения, полученные при помощи статистических и социологических методов исследования. Вместе с тем, в связи с развитием информационно-телекоммуникационных систем перед исследователями открываются принципиально новые — но не всегда используемые — возможности для изучения мотивации.
Компьютерная и информационная революции конца XX века (включая развитие Интернета), приведшие к вовлечению прежде безмолвных масс людей в политический процесс на правах субъектов формирования общественных позиций, изменили не только социально-политический баланс во многих странах, но также открыли новые горизонты изучения способов мышления людей посредством обращения к их текстам как продуктам содержания присущей им внутренней ментальной активности. Развитие IT-технологий (и, в первую очередь, технологий Big Data — «больших данных»), позволяющих прогнозировать поведение людей на основе анализа сохраняемых в текстовом виде результатов их взаимодействий с электронными устройствами, заметно влияет на структуру постиндустриального хозяйствования.
Автоматическая обработка массивов общественно-политической информации, автореферирование и аннотирование, построение семиотических графов, текстовой тренд-анализ предоставляют новые возможности для изучения настроений общественных групп, установления политических тенденций, открывая возможности для повышения не только описательного, но также объяснительного и прогностического потенциала политической науки. Однако современная академическая политология в целом пока ещё активно не применяет новые технологии анализа, что связано, в первую очередь, с отсутствием в её составе теоретической модели такого объективно существующего феномена как политическая текстосфера — множества политических текстов как синтаксически упорядоченных и фиксированных подмножеств семантически значимых элементов, обладающих свойством качественной интерпретируемости, не сводимой к атомарным значениям отдельных семантически значимых элементов, посвященных тематике общественного управления — выполняющих в отношении политики роль своеобразного аналога генома:
сохраняющего опыт прошлого (т. е. обеспечивая ментальную наследственность);
фиксирующего устойчивые образцы для настоящего (т. е. проводя ментальный естественный отбор);
за счет материальных изменений и сознательных интерпретационных (ср. мутационных) колебаний задающего возможные перспективы будущего (т. е. обеспечивая ментальную изменчивость).
Настоящее исследование призвано способствовать заполнению указанного теоретического вакуума, обогатив политическую науку пролегоменами политической текстологии как особой политико-семиотической дисциплины, направленной на изучение политической текстосферы.
Степень научной разработанности проблемы. Состояние современной политической науки характеризуется отсутствием фундаментальных исследований, рассматривающих политическую текстосферу как специфический политический и психосоциальный феномен, вызванное в первую очередь тем, что политическая тексто-3
логия как специфическая научная дисциплина только находится в состоянии своего оформления, постулирования общих целей и задач, очерчивания методологических рамок. Вместе с тем, прошедшие в Московском государственном университете имени М. В. Ломоносова Первая1 (28–29 октября 2011 года) и Вторая2 (30–31 октября 2013 года) Международные научные конференции «Политика в текстах — тексты в политике: наука истории идей и учений» продемонстрировали не только высокий интерес научного сообщества к психосоциальной проблематике политических текстов, но также выявили ряд концептуальных различий в трактовке политической текстологии как науки и перспективной учебной дисциплины3: от классической (идущей от предложенных Б. В. Томашевским4 и Д. С. Лихачевым5 определений текстологии) консервативной интерпретации в качестве узкой историко-филологической дисциплины, применимой только лишь для исследования текстов политических произведений (преимущественно рукописных) мыслителей прошлых эпох (без учета огромной массы современных политических текстов, где рукописный ввод становится всё более редким), до смелых постмодернистских её трактовок, в духе современной западноевропейской семиотики. Большинство современных исследователей, проводящих исследования в смежных с политической текстологией отраслях политических наук, занимаются исследованиями: — многообразия проявлений политического языка (к их числу относятся Д. Б. Гудков, И. Г. Илишев, Н. М. Мухарямов, Л. М. Мухарямова, Е. И. Шейгал, а также Г. Ц. Гунжитова, А. Н. Казарян, Е. Н. Калинина, Г. В. Кетцян, И. В. Кологривова, М. Е. Костюк, Д. В. Перкова, В. В. Фадеев, Г. Ф. Филиппова, Б. Н. Халитов6 и др.);
1 См.: Материалы Международной научной конференции «Политика в текстах — тексты в политике: наука
истории идей и учений» (к 40-летию кафедры истории социально-политических учений факультета политологии
МГУ имени М. В. Ломоносова), 28–29 октября 2011 года. Часть первая. Доклады. — М.: Издательство Российская
политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2011. — 320 с.; Материалы Международной научной конференции
«Политика в текстах — тексты в политике: наука истории идей и уче ний» (к 40-летию кафедры истории социально-
политических учений факультета политологии МГУ имени М. В. Ломоносова), 28–29 октября 2011 года. Часть
вторая. Тезисы выступлений. — М.: Российская политическая энци клопедия (РОССПЭН), 2011. — 360 с.
2 См.: SCHOLA-2013. Материалы Международной научной конференции «Политика в текстах — тексты в
политике: наука истории идей и учений», 30–31 октября 2013 года / Под ред. А. Ю. Шутова и А. А. Ширинянца. — М.:
Издательство Московского университета, 2013. — 364 с.
3 См. результаты дискуссии, прошедшей в рамках Круглого стола «Политическая текстология как нау
ка и учебная дисциплина», в которой приняли участие: к. и. н. К. М. Андерсон, д. п. н. О. Ю. Бойцова, к. п.
н. В. А. Вархотова, А. И. Волошин, д. ф. н. В. А. Гуторов, к. п. н. Д. В. Ермашов, А. А. Зоткин, д. ф. н. И. А. Ко-
зиков, д. ф. н. Н. П. Мартыненко, к. п. н. А. В. Мырикова, д. и. н. С. В. Перевезенцев, к. п. н. Б. А. Прокудин, к.
п. н. Н. Р. Сетов, к. п. н. О. Е. Сорокопудова, к. ф. н. А. А. Чанышев, д. п. н. А. А. Ширинянц: Круглый стол «По
литическая текстология как наука и учебная дисциплина» // SCHOLA-2013 Материалы Международной научной
конференции «Политика в текстах — тексты в политике: наука истории идей и учений», 30–31 октября 2013 года /
Под ред. А. Ю. Шутова и А. А. Ширинянца. — М.: Издательство Московского университета, 2013. — С. 341–356;
Политическая текстология как наука и учебная дисциплина: материалы круглого стола // Вестник Московского
университета. Серия 12. — Политические науки. — 2014. — №4. — С. 110-136.
4 Томашевский Б. В. Писатель и книга. Очерк текстологии. — М.: Прибой, 1928. — 231 с.
5 Лихачев Д. С. Текстология: На материале русской литературы Х–XVII вв. — М.-Л., Изд-во АН. 1962. — 605 с.
6 Гудков Д. Б. Прецедентные феномены в языковом сознании и межкультурной коммуникации : дисс. ... доктора
филологических наук : 10.02.19. — М., 2000; Гудков Д. Б. Языковая личность в зеркале политического транспаран
та // Вопросы психолингвистики. — 2015. — № 3 (25). — С. 158–162; Гунжитова Г. Ц. Государственная языковая
политика в России на современном этапе: автореферат дисс. ... кандидата политических наук : 23.00.02. — Улан-Удэ,
2011. — 22 с.; Илишев И. Г. Язык и политика в многонациональных обществах: Проблемы теории и практики : дисс. ...
доктора политических наук : 23.00.01. — СПб, 2000. — 334 с.; Казарян А. Н. Государственная языковая политика
в современной России как основа сохранения национальной идентичности в контексте мировых глобализацион-
ных процессов : дисс. ... кандидата политических наук : 23.00.02. — Ростов-на-Дону, 2013. — 152 с.; Калинина Е. Н.
Государственная языковая политика Российской Федерации: технологии реализации в условиях этнокультурного
разнообразия : дисс. ... кандидата политических наук : 23.00.02. — Нижний Новгород, 2006. — 203 с.; Кетцян Г. В.
Этноязыковая политика как институциональный фактор развития межнациональных отношений на постсоветском про
странстве: на примере России, Армении и Украины: автореферат дисс. ... кандидата политических наук : 23.00.04. —
М., 2011. — 23 с.; Кологривова И. В. Политический язык как идеологический компонент политического процесса
в современной России : дисс. ... кандидата политических наук : 23.00.02. — Томск, 2008. — 204 с.; Костюк М. Е.
Государственная языковая политика и ее роль в механизме обеспечения национальной безопасности России : дисс. ...
кандидата политических наук : 23.00.02. — М., 2011. — 172 с.; Мухарямов Н. М., Мухарямова Л. М. Политическая линг-
4
особенностей политической символики (в число наиболее заметных исследований входят работы И. И. Глебовой, К. Ф. Завершинского, О. Ю. Малиновой, Н. С. Мухаметшиной, а также И. С. Башмакова, П. С. Зиноватного, С. В. Кузнецова, В. Р. Легойды, Д. А. Мисюрова7);
проблем политической коммуникации в современном мире (работы таких ученых, как Г. Л. Акопов, И. А. Василенко, Е. В. Безвиконная, А. А. Горбунов, М. Н. Грачев, С. Е. Гришин, Е. Г. Дьякова, Ю. В. Ирхин, С. В. Коновченко, В. И. Кравченко, В. Ф. Кузнецов, Г. С. Мельник, Р. С. Мирзаев, Ю. Ю. Петрунин, Г. В. Пушкарева,
B. В. Силкин, А. И. Соловьев, Д. В. Тимофеев, Л. Н. Тимофеева, Е. О. Труфанова,
C. А. Шомова, Ф. И. Шарков, А. Ф. Яковлева8 и др.);
вистика как научная дисциплина // Политическая наука. — 2002. — № 3. — С. 45–67; Мухарямов Н. М., Тимохина Е. В. Местный уровень языковой политики: нормативные измерения // Вестник Казанского государственного энергетического университета. — 2011. — № 3 (10). — С. 62–69; Мухарямов Н. М. О символических началах в языке политики (прагматический аспект) // Символическая политика: сборник научных трудов / Ред.: Малинова О. Ю. — М.: Институт информации по общественным наукам РАН, 2012. — С. 54–74; Мухарямова Л. М. Язык и языковые отношения как предмет политической науки: теория и методология анализа : дисс. ... доктора политических наук : 23.00.01. — М., 2004. — 406 с.; Перкова Д. В. Языковая политика как фактор этнополитической стабильности в регионах Российской Федерации: автореферат дисс. ... кандидата политических наук : 23.00.02. — М., 2013. — 22 с.; Политическая лингвистика. Учебное пособие / Н. М. Мухарямов, Л. М. Мухарямова, Е. В. Ширкина, О. Б. Януш. — Казань: Казанский государственный энергетический университет, 2009. — 144 с.; Фадеев В. В. Политико-правовые основы функционирования русского языка на постсоветском пространстве : дисс. ... кандидата политических наук : 23.00.02. — М., 2004. — 191 с.; Филиппова Г. Ф. Политическая субъектность: анализ языковых аспектов концептуализации : дисс. ... кандидата политических наук : 23.00.02. — Казань, 2004. — 187 с.; Халитов Б. Н. Языковые аспекты политического процесса: внутренние и международные измерения: на примере Каталонии : дисс. ... кандидата политических наук : 23.00.04. — Казань, 2006. — 164 с.; Шейгал Е. И. Семиотика политического дискурса : дисс. ... доктора филологических наук. — Волгоград, 2000. — 431 с. и т. д.
7 Башмаков И. С. Символическая политика в пространстве публичной политики: функции, акторы и технологии:
региональный и локальный уровни : дисс. ... кандидата политических наук : 23.00.02. — Краснодар, 2012. — 209 с.;
Глебова И. И. Метафоры современного российского государства: «Дворец» // Труды по россиеведению / Гл. ред.
Глебова И. И. — М.: Институт информации по общественным наукам РАН, 2010. — С. 125–177; Глебова И. И. «Дворцовое
государство» в современной России // Политическая концептология: журнал метадисциплинарных исследований. —
2011. — № 2. — С. 80–116; Завершинский К. Ф. Символические структуры политической легитимации : дисс. ... доктора
политических наук : 23.00.01. — СПб, 2003. — 314 с.; Зиноватный П. С. Теоретический анализ символических репрессий
в современной политике : дисс. ... кандидата политических наук : 23.00.01. — М., 2008. — 195 с.; Кузнецова С. В. Правовые и
символические аспекты легитимации политической власти в России : дисс. ... кандидата политических наук : 23.00.02. —
Саратов, 2003. — 148 с.; Легойда В. Р. Символы и ритуалы в политических процессах в США: традиции и современность:
Феномен «гражданской религии» : дисс. ... кандидата политических наук : 23.00.02. — М., 2000. — 242 с.; Мисюров Д. А.
Роль государственной символики в моделировании политических процессов в Российской Федерации : дисс. ... кандидата
политических наук : 23.00.02. — М., 2005. — 189 с.; Мухаметшина Н. С. Трансформации национализма и «символьная
элита»: Российский опыт : дисс. ... доктора политических наук : 23.00.02. — Самара, 2004. — 388 с. и т. д.
8 Акопов Г. Л. Политические интернет-коммуникации как инновационный фактор общественного разви
тия : дисс. ... доктора политических наук : 10.01.10. — 336 с.; Безвиконная Е. В. Политический коммуникатив
ный потенциал местного самоуправления в модели самоорганизации: автореферат дисс. ... доктора политических
наук : 23.00.02. — 42 с.; Василенко И. А. Политические процессы на рубеже культур. — М.: Гардарики, 1998;
Василенко И. А. Диалог цивилизаций: социокультурные проблемы политического партнерства. — М.: Гардарики,
1999; Горбунов А. А. Политика развития транспортных коммуникаций в современных условиях: зарубежный и
российский опыт: на примере железнодорожного транспорта : дисс. ... доктора политических наук : 23.00.02. —
393 с. ил.; Грачев М. Н. Политическая коммуникация: теоретико-методологический анализ : дисс. ... доктора по
литических наук : 23.00.01. — М., 2005. — 428 с. ил.; Грачев М. Н. Политика: коммуникационное измерение: мо
нография. — Тула: Издательство Тульского государственного педагогического университета им. Л. Н. Толстого,
2011. — 172 с.; Грачев М. Н. Политическая коммуникация: понятие, сущность // Политическая коммуникативистика
теория, методология и практика / Под редакцией Л. Н. Тимофеевой. — М.: РАПН, 2012. — С. 77–90. Гришин С. Е.
Политическая коммуникация в России в условиях информатизации государственного управления: автореферат
дисс. ... доктора политических наук : 23.00.02. — Саратов, 2012. — 39 с.; Дьякова Е. Г. Власть и массовая коммуни
кация: Опыт теоретического моделирования : дисс. ... доктора политических наук : 23.00.01. — 301 с.; Ирхин Ю. В.
Постмодернистские и постструктуралистские теории, подходы и методы изучения политической коммуникации //
Политическая коммуникативистика теория, методология и практика / Под редакцией Л. Н. Тимофеевой. — М.:
РАПН, 2012. — С. 165–187; Ирхин Ю. В. «Электронное правительство» как форма интерактивной коммуникации
между органами власти и гражданами // Вестник Российского государственного гуманитарного университета. —
2009. — № 1. — С. 160–174; Коновченко С. В. Социально-политическая эволюция взаимоотношений общества и
власти в России: Коммуникативный аспект : дисс. ... доктора политических наук : 10.01.10. — 397 с.; Кравченко В. И.
Власть и коммуникация в информационном обществе: проблемы теории и методологии: автореферат дисс. ... док
тора политических наук : 23.00.01. — 26 с.; Кузнецов В. Ф. Интегрированные политические коммуникации в процес-
5
информационной специфики различных форм проявления сознания и интеллекта как социально-политического объекта общенаучного и нейронаучного осмысления (к числу исследований в данном направлении относятся работы Е. В. Ан-дрюшиной, И. А. Бронникова, О. Е. Гришина, А. И. Костина, Н. О. Луценко, Г. В. Пушкаревой, Ю. Ю. Петрунина, В. Г. Федотовой, А. Ф. Яковлевой9);
отдельных аспектов общественно-политического дискурса, таких как:
общеконцептуальные и доктринальные вопросы политического дискурса (рассматриваются в работах Н. В. Асонова, О. Ю. Бойцовой, Н. С. Григорьевой, И. И. Глебовой, Ю. В. Ирхина, А. О. Кузнецова, В. С. Мартьянова, И. И. Мюрберг, О. Ю. Малиновой, Н. М. Мухарямова, Я. А. Пляйса, С. П. Поцелуева, А. П. Рыбакова, Г. В. Пушкаревой, М. Г. Свирина, Е. О. Сониной, А. И. Соловьева, Л. Н. Тимофеевой, В. В. Шабельник, А. А. Ширинянца10 и др.);
се формирования социального государства в современной России : дисс. ... доктора политических наук : 23.00.02. — 376 с. ил; Мельник Г. С. Массовая коммуникация как фактор политического влияния : дисс. ... доктора политических наук : 23.00.03. — 467 с.; Мирзаев Р. С. Роль и значение транспортных коммуникаций Шелкового пути в современных международных отношениях : дисс. ... доктора политических наук : 23.00.04. — 496 с.; Политические коммуникации / Соловьев А. И., Петрунин Ю. Ю. и др.; под ред. Соловьева А. И. — М.: Аспект Пресс, 2004. — 332 с.; Пушкарева Г. В. Политическое поведение: теория, методология и практические возможности когнитивного подхода : дисс. ... доктора политических наук : 23.00.01. — М., 2004. — 369 с.; Силкин В. В. Влияние пространства политической коммуникации на процессы модернизации государственного управления : дисс. ... доктора политических наук : 10.01.10. — М., 2006. — 334 с. ил.; Соловьев А. И. Социокультурное измерение политического процесса: методологический аспект : дисс. ... доктора политических наук : 23.00.02. — М., 1994. — 356 с.; Соловьев А. И. Коммуникация и культура: противоречия поля политики // Полис. Политические исследования. — 2002. — № 6. — С. 6–17; Соловьев А. И. Политическая коммуникация: к проблеме теоретической идентификации // Полис. Политические исследования. — 2002. — № 3. — С. 5–18; Тимофеев Д. В. Европейские идеи в общественном сознании и коммуникативной практике образованного российского подданного первой четверти XIX века: опыт изучения основных социально-политических понятий : дисс. ... доктора исторических наук : 07.00.02. — Ч., 2011. — 508 с.; Тимофеева Л. Н. Политическая коммуникация и ее генеральная пара: власть и оппозиция // Теория и практика общественно-научной информации. — 2004. — № 19; Тимофеева Л. Н. Политическая коммуникативи-стика в России: проблемы становления // Коммуникология. — 2014. — Т. 5. — № 3. — С. 47–62; Труфанова Е. О., Яковлева А. Ф. Социальные технологии сетевого взаимодействия // Общество. Техника. Наука. На пути к теории социальных технологий // Ред. Касавин И. Т. — М.: Инфра-М, 2012. — С. 301–318; Шомова С. А. Политическая коммуникация: социокультурные тенденции и механизмы : дисс. ... доктора политических наук : 23.00.02. — 352 с.; Шарков Ф. И. Коммуникология: основы теории коммуникации. — М.: Издательско-торговая корпорация «Дашков и К», 2013. — 488 с.; Шарков Ф. И. Политическое сознание — политическая практика — политическая коммуникация // PolitBook. — 2014. — № 1. — С. 153–165. и т. д.
9 Андрюшина Е. В., Луценко Н. О. Государственная политика РФ в области образования // Власть. — 2014. —
№ 7. — С. 77–81; Андрюшина Е. В., Луценко Н. О. Публичные и латентные структуры в формировании современной
российской государственной политики в сфере образования // Проблемный анализ и государственно-управленческое
проектирование. — 2014. — Т. 7. — № 4 (36). — С. 92–100; Бронников И. А. Политическая коммуникация и
современность // Юридические исследования. — 2013. — № 4. — С. 66–88; Бронников И. А. Будущее политических
интернет-технологий: два сценария развития // Власть. — 2014. — № 1. — С. 46–49; Гришин О. Е. Политические
технологии в XXI веке: сущность, спектр, характер // PolitBook. — 2014. — № 2. — С. 19–32; Гришин О. Е. «Новые
медиа» как инструмент политической коммуникации: некоторые аспекты реализации // Сборники конференций
НИЦ Социосфера. — 2015. — № 17. — С. 143–145; Костин А. И. Политика и становление информационного
общества // SCHOLA-2009. Сборник научных статей факультета политологии МГУ. — М.: Социально-политическая
мысль, 2009. — С. 462–468; Петрунин Ю. Ю. Информационные технологии анализа данных (Data analysis). —
М.: Книжный дом «Университет», 2008. — 292 с.; Петрунин Ю. Ю., Рязанов М. А., Савельев А. В. Философия
искусственного интеллекта в концепциях нейронаук. — М.: МАКС Пресc. 2010. — 78 с.; Нейрокомпьютерная
парадигма и общество / Под ред. Ю. Ю. Петрунина. — М.: Издательство Московского университета. 2012. — 288 с.;
Пушкарева Г. В. Информационные технологии в принятии государственных решений: современные тенденции //
Проблемный анализ и государственно-управленческое проектирование. — 2009. — Т. 2. — № 2. — С. 128–139;
Федотова В. Г., Яковлева А. Ф. Наука и модернизация // Философия и культура. — 2012. — № 9. — С. 63–72;
Федотова В. Г., Яковлева А. Ф. Наука как феномен модерна. Статья вторая // Философия и культура. — 2013. —
№ 9. — С. 1299–1306; Яковлева А. Ф. Интеллектуальный труд: проблемы и перспективы // Материалы 8-й
Всероссийской научной конференции «Проблемы российского самосознания: народ, интеллигенция и власть». —
Уфа, 2011. — С. 330–335; Яковлева А. Ф. Программа курса «Информационные технологии обеспечения научной
деятельности и методика подготовки диссертации и презентации» // Программы учебных курсов для аспирантов
философских и политических специальностей. — М.: Институт философии РАН, 2012.
10 Асонов Н. В. Политические доктрины российского самодержавия: генезис, эволюция и современный дис
курс : дисс. ... доктора политических наук : 23.00.01. — М., 2009. — 417 с.; Бойцова О. Ю. К вопросу о норматив
ных основаниях дискурса гражданского общества // EXPERIMENTUM — 2013. Сборник научных статей философ-
6
политический дискурс средств массовой информации (работы М. Ю. Великосель-ской, Т. А. Квашиной, В. П. Пугачевым, Е. И. Кузнецовой, Г. В. Лукьяновой11 и др.);
исторические трансформации общественно-политического дискурса России (а также постсоветского пространства) (А. В. Абрамов, А. А. Белов, Е. В. Бродовская, О. А. Воронкова, И. И. Глебова, Д. И. Игонин, А. А. Журухина, А. А. Клинцов, В. И. Коваленко, А. Н. Костин, В. С. Комаровский, И. И. Кузнецов, Н. Ю. Лапина, О. Ю. Малинова, Е. Н. Мощелков, Г. А. Наминова, Е. О. Негров, Н. В. Палеева, Е. А. Поспелова, И. С. Преображенский, Л. Г. Фишман, А. Е. Чиркова, А. А. Ширинянц, А. Ф. Яковлева, С. В. Яровая12 и др.)
ского факультета МГУ. — М.: ЦСК, 2013. — С. 5–9; Бойцова О. Ю. Дискурс гражданского общества и проблемное поле политической науки // SCHOLA-2013. Материалы Международной научной конференции «Политика в текстах — тексты в политике: наука истории идей и учений», 30–31 октября 2013 года. — М.: ЦСК, 2013. — С. 115–118; Глебова И. И. Память русской власти: проблемы хранения, трансляции, актуализации // Политическая концептология: журнал метадисциплинарных исследований. — 2009. — № 3. — С. 75–118; Григорьева Н. С. Социальная справедливость: эволюция понятия и практики // Проблемный анализ и государственно-управленческое проектирование. — 2008. — Т. 1. — № 6. — С. 112–122; Ирхин Ю. В. Дискурс-анализ: сущность, подходы, методология, проектирование // Социально-гуманитарные знания. — 2014. — № 4. — С. 128–143; Кузнецов А. О. Дискурс глобализма и аль-терглобализма в современном политическом процессе : дисс. ... кандидата политических наук : 23.00.02. — Пермь, 2008. — 186 с.; Малинова О. Ю. Почему идеи имеют значение? Современные дискуссии о роли «идеальных» факторов в политических исследованиях // Политическая наука. — 2009. — № 4. — С. 5–24; Идейно-символическое пространство постсоветской России: динамика, институциональная среда, акторы / Под. ред. Малиновой О. Ю. — М.: Российская ассоциация политической науки (РАПН); Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2011; Мартьянов В. С. Метаязык политической науки: дискурсивная структура политического познания : дисс. ... кандидата политических наук : 23.00.01. — Екатеринбург, 2003. — 160 с.; Мухарямов Н. М. Дискурсивный стиль политики: фактор глобализации // Каспийский регион: политика, экономика, культура. — 2014. — № 2 (39). — С. 85–97; Мюрберг И. И. Политическая свобода: проблема формирования дискурсивного пространства в Модерне : дисс. ... доктора политических наук : 23.00.01. — М., 2011. — 225 с.; Пляйс Я. А. Есть ли будущее у политических идеологий? // Научно-аналитический журнал Обозреватель (Observer). — 2010. — № 9 (248). — С. 66–82; Поцелуев С. П. Диалог и парадиалог как формы дискурсивного взаимодействия в политической практике коммуникативного общества : дисс. ... доктора политических наук : 23.00.01. — Ростов-на-Дону, 2010. — 448 с.; Пушкарёва Г. В. Нomo politicus: политическая реальность и политический дискурс // Общественные науки и современность. — 2013. — № 5. — С. 90–100; Рыбаков А. В. Политика в институциональном измерении: теоретико-методологический аспект : дисс. ... д-ра полит. наук : 23.00.01. — М., 2003. — 352 с.; Свирин М. Г. Тема «бюрократии», «бюрократизма» в политическом дискурсе: анализ языковых элементов политической борьбы в СССР: автореферат дисс. ... кандидата политических наук : 23.00.04. — Одесса, 1996. — 26 с.; Соловьев А. И. Политический дискурс медиакратий: проблемы информационной эпохи // Полис. Политические исследования. — 2004. — № 2. — С. 124–132; Сонина Е. О. Концепт «модернизация» в политическом дискурсе современной России: проблема идеологизации : дисс. ... кандидата политических наук : 23.00.01. — Екатеринбург, 2013. — 152 с.; Тимофеева Л. Н. Власть и оппозиция: конфликтно-дискурсный анализ: Теория, история, методология : дисс. ... доктора политических наук : 23.00.01. — М., 2005. — 410 с.; Шабельник В. В. Неолиберализм и неоконсерватизм в российском и зарубежном политическом дискурсе : дисс. ... кандидата политических наук : 23.00.02. — СПб, 2006. — 184 с.; Ширинянц А. А. Русская социально-политическая мысль середины XIX в. (библиографический очерк) // Вестник Российской нации. — 2013. — № 1–2. — С. 74–95; и т. д.
11 Великосельский М. Ю. Дискурс феномена терроризма в СМИ США : дисс. ... кандидата политических
наук : 10.01.10. — СПб, 2011. — 190 с.; Квашина Т. А. Этнокультурные факторы телевизионного дискурса: ком
паративный анализ : дисс. ... кандидата политических наук : 10.01.10. — СПб, 2010. — 282 с.; Кузнецова Е. И.
Структурно-функциональный анализ электронного масс-медийного дискурса в региональном политическом про
цессе России : дисс. ... кандидата политических наук : 23.00.02. — Нижний Новгород, 2002. — 368 с.; Лукьянова Г. В.
Политический дискурс российских СМИ в период выборов президента 2008 г.: автореферат дисс. ... кандидата по
литических наук : 23.00.02. — СПб, 2011. — 28 с.; Пугачев В. П. Средства массовой коммуникации в современном
политическом процессе // Вестник Московского университета. Серия 12: Политические науки. — 1995. — № 5. —
С. 3–16; Пугачев В. П. Программирование психики как метод социального управления // Вестник Московского уни
верситета. Серия 21: Управление (государство и общество). — 2006. — № 3. — С. 40–66; и т. д.
12 Абрамов А. В. Становление и развитие современного российского патриотизма как явления политического со
знания : дисс. ... кандидата политических наук : 23.00.02. — Москва, 2001. — 181 с.; Белов А. А. Формирование концеп
ции перехода России к демократии в современной отечественной политологии, 90-е гг. (От идеологического дискурса
к научной методологии) : дисс. ... кандидата политических наук : 23.00.01. — СПб, 2002. — 161 с.; Бродовская Е. В. —
Трансформация политической системы современного российского общества: институциональные и социокультурные
составляющие : дисс. ... доктора политических наук : 23.00.02. — Тула, 2008. — 523 с. ил.; Воронкова О. А. Кризис
идеологии и развитие социально-политического дискурса в России: 1985–2010 гг. : дисс. ... кандидата политических
наук : 23.00.02. — М., 2011. — 150 с.; Глебова И. И. Историческая память в современной России: история и историк в
системе общественных ограничений // Труды по россиеведению / Гл. ред. Глебова И. И. — М.: Институт информации
по общественным наукам РАН, 2010. — С. 237–248; Глебова И. И. История — общество — историк: особенности
взаимодействия в современной России // Будущее нашего прошлого. Материалы Всероссийской научной конферен
ции. — М.: РГГУ, 2011. — С. 89–97; Журухина А. А. Политический дискурс национальной истории Украины: 1996–
Разумеется, число исследователей, вносящих прямой или косвенный вклад в развитие элементов политической текстологии как научной теории, не исчерпывается данным перечнем, а более полная библиография приведена в конце диссертационного исследования. Анализ её, однако, показывает, что изучение феномена политического текста как такового пока ещё преимущественно находится в сфере интересов ученых-филологов, что, однако, задает дисциплинарную специфику: на текущий момент политические тексты обычно используются лишь как материал для отработки языковых или литературоведческих гипотез, но не в качестве самозначимого политического и психосоциального объекта изучения.
Подобная ситуация ещё в большей степени подчеркивает актуальность и научную необходимость исследования политической текстосферы именно как политического явления, системное изучение которого затруднено вне дисциплинарных рамок политической текстологии.
Объект и предмет исследования. Объектом настоящего исследования выступает политическая текстосфера, а предметом — её пространственные и функциональные параметры, способные быть отраженными (смоделированными) в рамках специальной научной политико-семиотической дисциплины — политической текстологии.
Цели и задачи исследования в контексте научной специальности. Основная цель настоящего исследования состоит в характеристике политической текстосферы в качестве составной части психосоциальной действительности, выделение и систематическое исследование которой, в силу её специфичности, возможно только в рамках политической текстологии как особой научной политико-семиотической дисциплины.
2011 гг. : дисс. ... кандидата политических наук : 23.00.01. — М., 2012. — 210 с.; Игонин Д. И. Дискурсивные основания государственной миграционной политики в современной России: федеральный и региональный аспекты: автореферат дисс. ... кандидата политических наук : 23.00.02. — Казань, 2012. — 21 с.; Клинцов А. А. Дискурс политических архетипов в международных отношениях постсоветских государств Центральной Азии : дисс. ... кандидата политических наук : 23.00.04. — Бишкек, 2009. — 236 с.; Коваленко В. И., Костин А. И. Политические идеологии: история и современность // Вестник Московского университета. Серия 12. Политические науки. — 1997. — № 2. — С. 45–75; Коваленко В. И. Проблемы трансформирующейся демократии в условиях новых вызовов // Вестник Московского университета. Серия 12. Политические науки. — 2007. — № 2. — С. 4–10; Коваленко В. И. Общеисторические императивы общественного развития и требования отечественной традиции в политическом процессе России // Политическая наука. — 2009. — № 1. — С. 89–107; Комаровский В. С. Политическая идентификация России: проблемы и перспективы // Вестник Московского университета. Серия 12. Политические науки. — 2010. — № 6. — С. 15–22; Комаровский В. С. Формирование национально-государственной идентичности России: вызовы и риски // Власть. — 2015. — № 3. — С. 20–27; Кузнецов И. И. Политическая институциализация разделения властей в современной России : дисс. ... доктора политических наук : 23.00.02. — Саратов, 2010. — 465 с. ил.; Лапина Н. Ю., Чирикова А. Е. Региональные экономические элиты: менталитет, поведение, взаимодействие с властью // Общество и экономика. — 1999. — № 6. — С. 230–278; Наминова Г. А. Политический дискурс в современной России: Проблемы достижения общественного согласия : дисс. ... кандидата политических наук : 23.00.02. — М., 2001. — 192 с.; Малинова О. Ю. Динамика производства и распространения политических идей в постсоветской России: к постановке вопроса // Публичное пространство, гражданское общество и власть: Опыт развития и взаимодействия. — М.: Российская ассоциация политической науки (РАПН); Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2008. — С. 321–332; Мощелков Е. Н. Мифологизация современной государственной стратегии России как проблема политической науки // Российская политическая наука антология: в 5-ти томах / Отв. ред. О. Ю. Бойцова, Е. Б. Шестопал. — М., 2008. — С. 431–437; Мощелков Е. Н. Политическая модернизация в России: история и современность (сравнительный анализ) // Каспийский регион: политика, экономика, культура. — 2012. — № 2. — С. 387–398; Мощелков Е. Н. Россия в исторических циклах социальной динамики // Вестник Российской нации. — 2013. — № 5. — С. 30–50; Негров Е. О. Трансформация официального политического дискурса в современной России : дисс. ... кандидата политических наук : 23.00.02. — СПб, 2008. — 178 с.; Палеева Н. В. Конструирование русского националистического дискурса и его «другие» в 1860–1917 гг. : дисс. ... кандидата политических наук : 23.00.02. — СПб, 2006. — 138 с.; Поспелова Е. А. Дискурс бедности как коммуникативная технология в современном политическом процессе России : дисс. ... кандидата политических наук : 23.00.02. — Нижний Новгород, 2009. — 225 с.; Преображенский И. С. Политические дискурсы постсоветских государств: на примере Киргизии, Украины и России : дисс. ... кандидата политических наук : 23.00.01. — М., 2009. — 125 с.; Фишман Л. Г. Политические дискурсы постсоветской России: теоретико-методологический анализ : дисс. ... доктора политических наук : 23.00.01. — Екатеринбург, 2007. — 342 с.; Ширинянц А. А. Политическая культура интеллигенции России XIX — начала XX вв.: Опыт концептуального анализа : дисс. ... доктора политических наук : 23.00.01. — Москва, 2002. — 405 с.; Яковлева А. Ф. Научно-исследовательский труд в России: о некоторых проблемах поддержки и развития // Знание. Понимание. Умение. — 2011. — № 3. — С. 82–87; Яровая С. В. Политический дискурс защиты прав подрастающего поколения в современной России : дисс. ... кандидата политических наук : 23.00.02. — Ростов-на-Дону, 2010. — 144 с. и т. д. 8
К числу важных и признанных научно-экспертным сообществом линий исследований в рамках направления 23.00.01 «Теория и философии политики, история и методология политической науки» (см. утвержденный паспорт специальности) относится изучение знаково-языковых структур в пространстве политики, семантики политической реальности и символики политического языка, политических текстов и дискурсивных практик13, развитие качественных и количественных методов исследования политики14, осуществление междисциплинарных исследований в политической науке15, в т. ч. с биополитических позиций16.
Исследование политической текстосферы в рамках политической текстологии:
ориентировано на рассмотрение знаково-символических структур в пространстве политики и имеет в качестве своего специфического предмета проблематику политических текстов как проявлений политического языка, в свою очередь отражающего политическую реальность;
в качестве своего результата предполагает фиксацию и предложение новых, в том числе формализованных, подходов к изучению политической реальности в рамках нового направления исследований — политической текстологии, способствуя развитию качественных и количественных методов изучения политики.
требует безусловного и одновременного учета достижений современного социального, гуманитарного и естественнонаучного (в первую очередь, нейронаучного как разновидности биополитического) знания, что определяет его междисциплинар-ность.
Данные обстоятельства позволяют включать настоящую работу в состав политико-методологических исследований, проводимых в рамках заявленной научной специальности.
Основная цель исследования обуславливает его промежуточные задачи:
-
осуществление пространственной диспозиции основных концептов исследования — политической текстосферы и политической текстологии, реализуемое за счет: (1.1) выделения политической текстосферы в структуре материальной действительности и её научном отражении; (1.2) рассмотрения фундаментальных оснований политической текстосферы как составной части психосоциальной действительности; (1.3) определения задач политической текстологии как приложения текстологии и политологии к политической текстосфере;
-
моделирование политической текстосферы как пространства, осуществляемое за счет: (2.1) разработки теоретических и методологических подходов к пространственному представлению политической текстосферы; (2.2) проведения классификации политических текстов; (2.3) проведения классификации идейно-теоретических концептов политических текстов;
-
рассмотрение количественных показателей, характеризующих измерения предложенной модели пространства политической текстосферы, а именно: (3.1) измерения политической коммуникативности; (3.2) измерения политической рецептивности; (3.3) измерения политической релевантности.
13 П. 12. Паспорт специальности 23.00.01. Теория и философия политически, история и методология
политической науки // Паспорта научных специальностей, разработанные экспертными советами Высшей
аттестационной комиссии Министерства в связи с утверждением приказом Минобрнауки России от 25 февраля
2009 г. N 59 Номенклатуры специальностей научных работников (редакция от 11 ноября 2011 года) [Электронный
ресурс]. URL: . Сайт: Высшая Аттестационная Комиссия (ВАК) при Министерстве
образования и науки Российской Федерации. URL: .
14 П. 24. Там же.
15 П. 20. Там же.
16 П. 15. Там же.
Структура исследования. Задачи исследования определяют его структурное оформление, состоящее из введения, трех глав по три параграфа, а также заключения, кратко фиксирующего полученные научные результаты.
Фундаментальные основания политической текстосферы как составной части психосоциальной действительности
Проблематика параграфа и его понятийно-категориальный аппарат. политическая текстосфера. политическая текстология. объектный (объектно-ориентированный) анализ и метод дедуктивного вывода. понятийно-категориальный аппарат объектного анализа: действительность, среда, взаимодействие, объект, класс, уровень (компонент), спецификация. Материальная (1-я) действительность. Биологическая (2-я) действительность. движение. психосоциальная (3-я) действительность. психический (1-й) уровень психосоциальной (3-й) действительности: соотношение мышления и деятельности с сознанием и коммуникацией. социальный (2-й) уровень психосоциальной (3-й) действительности: антропосфера и семи-осфера. политика, текстосфера, политическая текстосфера как социальные спецификации социального (2-го) уровня психосоциальной (3-й) действительности. наука, политическая наука, текстология, политическая текстология как научные спецификации социального (2-го) уровня психосоциальной (3-й) действительности. принцип методологического углубления. политическая текстосфера как генетическая основа политики. политическая текстология как политико-семиотическая дисциплина.
Проблема дефиниции политической текстосферы и политической текстологии. основная задача настоящей работы состоит в характеристике политической текстосферы в качестве составной части психосоциальной действительности, выделение и систематическое исследование которой, в силу её специфичности, возможно только в рамках политической текстологии как особой научной политико-семиотической дисциплины. в логике объектного (объектно-ориентированного) анализа17 политическую текстос-феру можно рассматривать как область пересечения или дочерний класс политики и текстос-феры (как производной семиосферы), а политическую текстологию — как дочерний класс знаний, наследующий, как минимум, от политической науки и текстологии. такое понимание политической текстосферы и политической текстологии имеет смысл в первом приближении, но нуждается в дополнительной конкретизации18. чуть более успешным, но также не идеальным, представляется простое буквальное определение политической текстосферы как множества политических текстов, а политической текстологии как науки о политических текстах. такая трактовка хоть и является правильной и, в целом, действительно отражает основное содержание рассматриваемых понятий, но в исследователи могут вкладывать различный смысл в указанные термины, что будет вести к коммуникативным проблемам. силу своей рекурсивности — необходимости определения политической текстосферы и политической текстологии через пока ещё однозначно не определенное понятие политического текста, а также наличия существенных умолчаний (вроде априорных ответов на вопросы о содержании понятий «политика» и «политическое», «текстология» и «текстологическое», «наука» и «научное», когда текст является политическим, какие аспекты политического текста подлежат текстологическому изучению и пр.), едва ли в таком виде является конвенциональной, давая возможность каждому исследователю вкладывать в её понимание свой смысл, что, безусловно, не будет способствовать научной строгости в случае её безоговорочного использования. таким образом, решение задачи локализации политической текстосферы относительно политики, а политической текстологии — относительно политической науки невозможно без однозначной трактовки места политики и политической науки в общей структуре мироздания.
понимание этих обстоятельств требует применения строгой процедуры определения. наиболее надежным путем достижения этой цели является дедуктивное (то есть идущее от общего к частному) выведение политической текстосферы из структуры наличной материальной действительности, а политической текстологии — из отражающей материальную действительность структуры современного научного знания. так как предполагается, что политическая текстосфера — производная политики и текстосферы как составных частей материальной действительности, а политическая текстология — способ научного осмысления политической текстосферы, то ведущая от общего к частному логика дедуктивного вывода предполагает последовательное решение пяти проблем, образующих замкнутый контур: (1) общая характеристика материальной действительности; (2) общая характеристика науки; (3) характеристика проблематики взаимосвязи материальной действительности и науки; (4) частная характеристика политической текстосферы; (5) частная характеристика политической текстологии. реализация данного плана составляет задачу настоящего параграфа исследования, а результаты анализа — зададут предпосылки для фиксации базовых элементов понятийно-категориального аппарата политической текстологии как дисциплины, изучающей политическую текстосферу.
Общая характеристика материальной действительности как универсума. Логика дедуктивного вывода полагает в качестве исходной точки анализа обращение к понятию общего. объектный анализ предполагает в качестве наиболее общего понятия использование понятия «действительности» под которым будет подразумевается любое пространство ( space), выступающее вместилищем некоторых объектов и средой их взаимодействий (см. рис. 1). в свою очередь, понятие «объект»19 будет использовано для определения любых имеющих границы компонентов действительности, способных к взаимодействию, то есть потенциально имеющих возможность принимать (ввод; приёмник; input), обрабатывать (функционал; functions) и передавать (вывод; передатчик; output) средовые возмущения. в качестве объектов действительности могут выделяться как неделимые компоненты действительности (элементарные объекты, см. рис. 2), так и их соединения (составные объекты, см. рис. 3): необходимыми и достаточными условиями для характеристики какого-либо явления в качестве объекта являются лишь: (1) возможность обнаружения его границ и (2) способности к взаимодействию.
Классификация политических текстов как объектов политической текстосферы
Проблематика параграфа и его понятийно-категориальный аппарат. нервная ткань как фундаментальная основа психосоциальной (3-й) действительности. детекторные свойства нервной ткани. перцепция как элементарное проявление функционала нервной ткани. первая сигнальная система: восприятие как единство детектирования и перцепций. Мышление и сознание (языковое мышление) как усложняющая спецификация восприятия. вторая сигнальная система: знак, информация, знаковый переход. семиосфера: невербальные дискретные знаки (физические, биологические, психосоциальные) и знаковые системы (устная речь и многообразие проявлений письменной речи: письменные нетекстовые явления и письменные текстовые явления как текстосфера). текстосфера как часть семиосферы. политический текст. политическая текстосфера. политическая текстология.
Субстрат политической текстосферы: постановка проблемы психосоциальная действительность (см. рис. 5 в 1 гл. 1) двойственна: живая мыслящая материя способна проявлять себя индивидуально и коллективно. — Психический (1-й) уровень психосоциальной (3-й) действительности представлен феноменами мышления и сознания, носящими индивидуальный характер. их материальная основа — локальные и ограниченные временем биолого-физиологические особенности строения человека: и особенно — уникально структурированная нервная ткань: система нейронов (нервных клеток) с ведущей ролью головного мозга. — Социальный (2-й) уровень психосоциальной (3-й) действительности представлен феноменами и результатами осознанного взаимодействия (коммуникации) людей — носителей мышления и сознания, и, напротив, носит коллективный характер (поскольку понятие взаимодействия имманентно множественно). в рамках уровня проявляются: политика, текстосфера и наука, а также политология (политическая наука) как производная от политики и науки; текстология как производная от текстосферы и науки; политическая текстосфера как производная от политики и текстосферы; и, наконец, политическая текстология как производная от политической текстосферы, политологии и текстологии. в логике объектной модели материальной действительности, план решения основной
задачи исследования — характеристики политической текстосферы как составной части психосоциальной действительности, выделение и систематическое исследование которой, в силу её специфичности, возможно только в рамках политической текстологии — становится предельно очевидным. вновь применяя принципы дедуктивного вывода как рассуждения от общего к частному и методологического углубления как способа объяснения функционирования объектов производных действительностей через закономерности базисных, обнаружить фундаментальные основания политической текстосферы можно лишь через пройдя путь до неё от понятия нервной ткани. действительно: без нервной ткани невозможно восприятие как фундамент психического (1-го) уровня психосоциальной (3-й) действительности; без восприятия невозможно мышление и сознание как функциональная суть психического (1-го) уровня психосоциальной (3-й) действительности; без мышления и сознания невозможны деятельность и язык как фундамент социального (2-го) уровня психосоциальной (3-й) действительности; без деятельности и языка невозможна антропосфера и семиосфера; без ан-тропосферы и семиосферы невозможны политика, текстосфера и наука, а, соответственно, также искомые политическая текстосфера и политическая текстология как спецификации социального (2-го) уровня психосоциальной (3-й) действительности.
Задача настоящего параграфа — проследить за цепочкой взаимосвязей, лежащих между политическим текстом и нервной тканью как фундаментальным основанием существования психосоциальной (3-й) действительности. выводы данного параграфа составят суть методологического углубления в проблематику политической текстосферы, подводя теоретический базис для выявления её специфических пространственных и функциональных параметров.
Нервная ткань как объект биологической (2-й) действительности. Восприятие как функционал нервной ткани: детектирование и перцепция. нервная ткань с физической и биологической точки зрения — небольшой электропроводящий элемент материальной расширения диапазона действия детекторов первого уровня. действительности, изначально присущей её биологическому (2-у) уровню: однако именно его спецификация (как усложнение) ложится в основу психосоциальной (3-й) действительности. принимающий функционал взаимодействия нервной ткани со средой обеспечивается за счет детекторов (в широком понимании): — детекторами первого уровня можно считать биологические органы чувств; — детекторами второго уровня — приспособления, предназначенные для опосредованного
Функционально детекторы представляют систему приёма нервной тканью средовых колебаний, предназначенную для сканирования материальных средовых возмущений в целях их конвертации в основанный на физико-химических реакциях электромагнитный образ — перцепцию, лежащую в основе первой сигнальной системы. объединение детекторных и перцепционных функций живой материи составляет суть феномена восприятия.
Большее не может входить в меньшее. но меньшее может отражать большее: т. е. изменять свою структуру под его воздействием. Механизм восприятия является по сути отражением материальной действительности в нервной ткани, т. е., более строго: биологическое восприятие (детектирование и перцепция) и производные от него психические мыслительные процессы (мышление и сознание) — имеющие материальную природу процессы возбуждения биологически материальной нервной ткани под широким диапазоном внешних и внутренних средовых возмущений (флуктуаций) материального мира:
1) среды распространения внешних флуктуаций — любые физические среды, взаимодействующие с детекторами: оптический диапазон электромагнитного спектра для оптических детекторов [таких как глаз], упругие волны газообразной среды для акустических детекторов [таких как ухо], летучие частицы веществ в атмосферном воздухе для обонятельных детекторов [таких как нос] и пр.; 2) среда распространения внутренних флуктуаций — сама биологически материальная нервная ткань, находящаяся в процессе самовозбуждения, проявляющегося, например, в виде сновидений, фантазий, боли и пр.
нервная ткань нуждается во внешних флуктуациях, используемых в целях перенастройки собственной структуры как способа улучшения средовой ориентации, и осуществляет их целенаправленный поиск, что составляет суть процесса постоянного саморазвития нервной ткани, а вместе с ней — и живых организмов, являющихся её носителями30.
Живая нервная ткань трансформируется и одновременно взаимодействует со средой: случайные взаимодействия с высокой вероятностью ведут к гибели нервной ткани, неслучайные — способствуют продлению жизни. неосознанные взаимодействия или движение в широком смысле — одна из функций живой (2-й) природы, которая, реализуясь параллельно со случайными мутациями нервной ткани, способствовала естественному отбору особей, чья нервная ткань позволяла осуществлять менее стохастичное средовое ориентирование, повышая вероятность индивидуального выживания их самих, а, следовательно, — и их потомства. по мере совершенствования нервной ткани случайных взаимодействий становится всё меньше, а направленных — всё больше. нервная ткань большинства животных позволяет им пользоваться лишь первой сигнальной системой: детекторным восприятием, вызывающим перцепции, лежащие в основе исполнения (1) поведенческих программ (врожденных и приобретенных рефлексов и их комплексов — инстинктов) и (2) и функционирования памяти (локально фиксированных внутренних структур нервной ткани).
Рецептивная (относительная) императивность как политико текстологическая мера рецептивного измерения политической текстосферы
Лишенная общества или его подчинения, власть не имеет парного для себя объекта управления и, следовательно, перестает быть не просто участником политического взаимодействия, но и властью вообще. напротив: общество, освобожденное от власти, хоть теоретически и может существовать (анархический идеал), но лишь на ограниченных временных промежутках, и лишь в нестабильных формах. последнее связывается с фундаментальной асимметричной природой любого коммуникативного (а, следовательно, и социального) действия, предполагающего постоянный обмен ролями коммуникатора и реципиента, что достаточно быстро выделяет такого коммуникатора, чьи сигналы (например, в силу количественного доминирования или качественного содержания) ложатся в основу коллективных действий, и, в этом смысле, делают его новым субъектом общественного управления59. власть как социальное явление тем самым обладает неограниченной способностью к регенерации, и, в этом смысле, утопический идеал бесклассового общества сознательных индивидов, способных к достойной, автономной, самодостаточной жизни вне норм и принуждения (сколь бы даже мягким оно не было), невозможен не только без необычайного прогресса производительных сил общества, но и без изменения самой природы социальной коммуникации, которая является следствием биологической природы нервной ткани человека. история человечества как история развития цивилизации — производная функционирования власти, и чтобы избавиться от неё — нужно изменить сущность человека, что на данный момент невозможно.
все разновидности протекающих динамических взаимодействий субъекта и объекта общественного управления, то есть способов взаимодействия власти и общества, составляют суть политического процесса, и, будучи взяты в своем конкретно-историческом проявлении, фундаментально представляют ограниченную, локализованную во времени и пространстве систему функционирования политического компонента социального (2-го) уровня психосоциальной (3-й) действительности, производную от её фундаментальной структуры. политические институты, политические ценности, политические традиции, иные составляющие политических систем, зачастую рассматриваемые в логике теории структурации в качестве своего структурного каркаса, по сути своей являются лишь конкретно-историческим содержанием фундаментальной политической структуры60 «власть — общество», её условно-статическим, темпоральным проявлением, которое, впрочем, в краткосрочном и среднесрочном политическом анализе носит решающее значение. следовательно, если политике характерен дуализм власти и общества, этот же самый дуализм должен неким образом проявлять себя и в рамках политической текстосферы. при этом, как было сказано, фундаментальное свойство политики важно для исследователя политических текстов не само по себе, но через знаковый (семиотический) переход. следовательно, определение пределов и измерений политической текстосферы возможно будет осуществить после рассмотрения фундаментальных свойств текста.
Политическая текстосфера и вопрос автора и коммуникатора как первое фундаментальное свойство текста. до конца XX века любой текст (по крайней мере — в известных земных условиях) мог производится только лишь человеком и никем иным, а сигнификат «автор» имел своим денотатом исключительно обладающего знанием о вербальных знаковых системах естественного языка сознательного индивида, хотя бы однажды осуществившего фиксацию своих мыслей в форме нормативно упорядоченных графических последовательностей интерсубъектно значимых символов (то есть осуществившего перевод своих мыслей — инобытия электромагнитных импульсов нервной ткани — в некую закодированную форму идей, доступную для декодирования другим носителем нервной ткани, разделяющим ту же самую парадигму кодирования — язык; подробнее см. 2 гл. 1). в настоящий момент денотат сигнификата «автор» несколько расширился за счет возможностей машинного авторства текста, но, по сути своей, это расширение ещё не стало практически значащим, оставляя за человеком приоритет в вопросах авторства текста на естественных языках. текст, ставший продуктом коллективного авторства (например, «Манифест коммунистической партии» авторства к. Маркса и Ф. Энгельса; закон, традиционно имеющий десятки соавторов; научная статья, выходящая за авторством исследовательского коллектива; энциклопедическая статья «википедии» и пр.), тем не менее, все равно представляет собой не продукт слияния принципиально неслиянных дискретных сознаний, но лишь разновидность собранных воедино авторских фрагментов (мини-текстов), объединенных общей идей и редакцией. разумеется, такие случаи серьезно усложняют проблему поиска реального авторства текста или его фрагмента (и, соответственно, установления, действительно ли некоторый индивид принимал участие в написании определенного фрагмента текста в статусе автора), но не отменяют фундаментальный авторский индивидуализм. вместе с тем, проблема авторства для политической текстологии носит существенно меньшее значение, чем для классической историко-филологической текстологии. да, если любой текст предполагает существование автора, то и любой политический текст, включая высшие политико-правовые акты, целиком или в отдельных своих аспектах является выражением некой индивидуальной авторской воли. однако для исследователя политических текстов текст в первую очередь важен как источник смысла, то есть как начальная точка для политического знакового (семиотического) перехода, способного повлиять на политическое действие взаимодействующих с ним наблюдателей. следовательно, для политического компонента социального (2-го) уровня психосоциальной (3-й) действительности важно не столько то, кто именно написал, например, конституцию российской Федерации или конституцию сШа, а каким образом она преломляется в сознаниях людей, готовы ли они следовать этим текстам в своих повседневных практиках, либо же, игнорируя их содержание, создавать альтернативную, генетически не основанную на их положениях, политическую реальность (и, в этом смысле, становится интересным, какие альтернативные политические тексты могут способствовать её генезису). также следует учитывать, что значительный объем политических текстов изначально скрывает своё авторство: причем справедливо это не только в отношении анонимных текстов, авторы которых стремятся сохранить своё инкогнито из-за цензурных соображений или предотвращения возможного преследования, но также в отношении общеобязательных нормативных актов, выходящих за подписью руководителя компетентной для их принятия инстанции61 , который далеко не всегда выступает автором документа, и чья подпись достоверно является лишь актом акцепции, но не авторства содержащихся в нём формулировок. для бюрократической процедуры принятия официального документа такая ситуация вполне естественна и традиционна, а следовательно — снижает значимость реального автора политического текста: особенно, если речь идет о нормативном компоненте социального (2-го) уровня психосоциальной (3-й) действительности. кроме этого, по мере развития технических средств коммуникации и необходимости регулярного текстового сопровождения политической деятельности, некоторые изначально бюрократические практики подготовки текстов переносятся в плоскость неформальной публичной политико-текстовой коммуникации, что ложится в основу сравнительно новой профессиональной деятельности: организации связей с общественностью и политических технологий. Феномен заимствованного текста за последние несколько десятилетий стал распространенным явлением, породив, в частности, отдельную профессию спичрайтера (референта, помощника) — профессионального автора, призванного текстуально выражать идеи, которые прозвучат от имени заказчика его услуг и будут сознательно выданы за результат труда политика. разумеется, такая ситуация маловероятна для крупнейших политиков-философов прошлых эпох, таких как, например, т. джефферсон, в. и. Ленин или М. ганди и, в некоторых случаях, позволяет принимающим решения лицам скрывать от общества за спичрайтерами свой подлинный уровень компетенции. но в текущей реальной политической ситуации данную тенденцию следует уже принимать как данность, и проводя исследования политических текстов учитывать то обстоятельство, что чем выше политический статус персоны, от чьего имени произносится текст, тем выше вероятность вмешательства в его содержание посторонних лиц, что, опять же, размывает феномен авторства.
Абсолютная и относительная релевантности как политико текстологические аспекты измерения релевантностей политической текстосферы
Рецептивное подмножество общественной популяции. показатель Нг = а, фик сирует количество реципиентов интенции, содержащейся в информационном сообщении коммуникатора, передаваемом посредством политического текста. очевидно, что любой рациональный коммуникатор политического текста (как общеобязательной нормы, так и простой политической статьи), ставя своей задачей изменить мотивационное состояние возможных реципиентов и, тем самым, распространить на них свою власть, должен исходить из того, что в реальности максимальная совокупность потенциально управляемых индивидов будет тождественна количеству реципиентов, которые в реальности получили политическую интенцию коммуникатора, выраженную в некой символьной форме. Безусловно, коммуникатор может (и даже вправе) стремиться управлять всеми индивидами, входящими в совокупность HN, но допущение практического тождества Hr = HN в условиях сколько-нибудь крупной HN будет довольно опрометчивым преувеличением. Это достаточно легко проверить при помощи элементарного мысленного эксперимента. в россии, согласно положениям ст. 15 конституции рФ, федеральные законы обязательны для исполнения государством и всеми гражданами без исключения, считаются вступившим в силу в момент их опубликования, причем не могут применяться, если не были опубликованы «официально для всеобщего сведения» (п. 3). очевидно, что всеобщность сведений о законе денотативно означает тождественность знания закона всеми гражданами россии, то есть, по сути, каждым из 143 миллионов человек (включая, по идее, младенцев, что уже ставит под сомнение адекватность семиосферного концепта всеобщности наличным материальным обстоятельствам). при этом, официальными печатными органами, ответственными за публикацию принятых федеральных законов, являются «парламентская газета», «российская газета», «собрание законодательства российской Федерации», а также «официальный интернет-портал правовой информации»65.
Заявленный тираж «парламентской газеты» составляет около 55 тысяч экземпляров66 (в неделю), тираж «российской газеты» — около 160 тысяч экземпляров67 (в день), тираж «собрания законодательства российской Федерации» — различен, не превышая 50 тысяч экземпляров68 (в неделю), а ежедневная аудитория «официального интернет-портала правовой информации» — не превышает 10 тысяч посетителей в сутки (в 2014 году)69. тем самым, даже по самым оптимистичным подсчетам, в россии потенциальный информационный охват аудитории официальными источниками права составляет не более 275-300 тысяч жеству неофициальных публикаций законов, которыми заполнены книжные магазины, а также наличием гигантских информационно-правовых систем, таких как «консультант плюс», «гарант» или «референт», не говоря о многочисленных перепечатках закона на различных сайтах в сети интернет, что, определенно, предоставляет мотивированному индивиду, в достаточной мере заинтересованному в ознакомлении с нужной ему нормой права, все возможности для её обнаружения. кроме того, не нужно сложных вычислений чтобы понять, что далеко не все нормы одинаково популярны с точки зрения правового применения: так, очевидно, что статьи 105 («убийство»), 158 («кража») и 161 («грабеж») уголовного кодекса российской Федерации применяются гораздо чаще статей 358 («Экоцид»), 359 («наемничество») или 278 («насильственный захват и удержание власти»), а гражданский и трудовой кодексы затрагивают правоотношения гораздо большего количества людей, чем, например, «кодекс внутреннего водного транспорта российской Федерации», что позволяет, при формальной юридической равнозначности норм, все же осуществлять их ранжирование от ключевых до малозначимых, предполагая, что в случае ключевых, общественная информированность Rr об их существовании и содержании если не равна единице, то хотя бы составляет десятые, а не тысячные доли. однако в данной ситуации всё же важен сам принцип: практика убедительно показывает — всеобщность сведений о законах утопична. Не все люди (если не сказать — лишь некоторые, обладающие развитым политико-правовым сознанием и изначальным желанием знать принципы устройства наличной политической действительности), на которых направлена политическая интенция некоего политического текста, знают о её существовании, а значит и не все ей подчинятся. следовательно, номинальная власть политического коммуникатора в отношении реципиента в реальности не тождественна его реальной власти. кроме того, это также подтверждает мысль, что известнейший правовой принцип «незнание закона не освобождает от ответственности», повсеместно закрепившийся во всех правовых системах мира со времен античности (что, возможно, было адекватно численности городов-государств и лаконичности их правовых норм), с точки зрения современного формально-логического подхода к природе общественной справедливости более чем сомнителен: не потому что дает регулирует общественные отношения — прецедентное право, очевидно, возможность хитрецу солгать и уйти от наказания, но потому, что в момент совершения какого-либо деяния, возможно регламентированного нормой, индивид с большей вероятностью действительно не знает о её существовании: разумеется, за исключением наиболее очевидных запретов (на убийство, кражу, насилие и пр.), идущих, однако, не от писанного права, а от естественно представления о морали как недопустимости причинения другому того, чего не пожелал бы себе. необходимо также отметить, что такое положение вещей, безусловно, является проблемой политических и правовых текстов во всех странах мира: от сШа, Фрг, великобритании и Франции до Японии, индии и кнр, причем чем больше масштаб государства, тем больший массив законодательства низводит величину Rr до совершенно ничтожных значений, но, одновременно с этим, также повышает социальный статус юристов, как профессиональных специалистов, обязанных уметь находить и применять априори незнакомые подавляющему большинству людей нормы и сходные ситуации в качестве юридических значимых фактов. вопрос о том, не рациональнее для нужд эффективного государственного управления иметь меньшее число гарантированно общеизвестных, логически непротиворечивых, законодательно продуманных и денотативно однозначных норм, нежели гигантские законодательные комплексы, требующие для своего обслуживания огромное количество бюрократов и юристов, требующих значительного общественного содержания, остается за пределами настоящего исследования; в данном же контексте важно лишь подчеркнуть, что чем выше значение Rr — тем более данный текст известен и, следовательно, тем более важен он в рамках публичного политического процесса (разумеется, за исключением текстов классов «вв», имеющих гриф секретности: в их случае показатель Rr для оценки их значимости будет не столь важен, сколь важны будут фигуры их коммуникатора и реципиента). Кумулятивно-рекурсивный подход к определению рецептивных подмножеств общественной популяции. говоря о показателе Нг = а., лежащем в основе вычисления Rr, нельзя также не отметить одну особенность: для того, чтобы положение политического текста стало составной частью познавательной картины индивида, вовсе не обязательно вдумчивое осмысление политического текста, будь то норма права, политическая программа партии или социально-политический трактат. специфика коммуникации в рамках больших обществ такова, что многие тезисы, особенно если они получили распространение в средствах массовой информации, воспринимаются на веру, причем в крайне грубом, поверхностном виде. во многих случаях коммуникатор, выдвигая некий броский концепт, специально добивается данного эффекта: ведь чем более громким (и, возможно, не вполне адекватным действительности) является слово, тем больше вероятность, что на него обратят внимание. тем самым, для подсчета Hr (и, как это будет показано далее Нf и Ho), имеет смысл пользоваться кумулятивной рекурсивной функцией, учитывающей передаточные звенья циркуляции общественно-значимой информации: