Модели политических изменений в российском идеологическом дискурсе (вторая половина XIX – начало XX вв. Карипов Балташ Нурмухамбетович

Содержание к диссертации

Введение

ГЛАВА 1. Идеология как динамический фактор политических изменений .43

1. Роль идеологии в политических системах модернизируемых обществ 43

2. Идеологическая конфигурация политических изменений: дискурсивные аспекты 63

3. Специфика российской модернизации в поздний имперский период 79

4. Методологические аспекты исследования

российского идеологического дискурса 96

5. Историческая конфигурация российского идеологического дискурса 106

ГЛАВА 2. Концептуальные основания и парадигмы классического идеологического дискурса 123

1. Динамика эволюции либеральной идеологии 123

2. Историческая эволюция классического консерватизма 141

3. Социализм как идеология и политическая практика 155

ГЛАВА 3. Историческая трансформация либеральной модели политических изменений в российском политическом дискурсе 169

1. Исторические этапы и сущность русского либерализма 169

2. Теоретико-философские основания и понятийно-категориальный аппарат российского либерального дискурса 179

3. Политическая программа реализации либеральной модели в России 202

ГЛАВА 4. Структурные характеристики эволюции модели консервативной политики в русской общественной мысли 212

1. Общетеоретические принципы российского консерватизма 212

2. Морфология идеи монархической государственности 225

3. Конструктивный потенциал русской консервативной идеологии 239

ГЛАВА 5. Русский социализм как идеологический факторполитических изменений 256

1. Социально-философские основания русского марксизма 256

2. Трансформации образа будущего в марксистском социализме 269

3. Средства и способы реализации социалистической идеи 282

4. Немарксистский социализм: границы идеологического дискурса 297

Заключение 326

Литература

• Специфика российской модернизации в поздний имперский период
• Историческая эволюция классического консерватизма
• Теоретико-философские основания и понятийно-категориальный аппарат российского либерального дискурса
• Конструктивный потенциал русской консервативной идеологии

Введение к работе

Актуальность темы исследования. Мировой исторический опыт свидетельствует о том, что в условиях глобальных кризисов и системных общественных трансформаций характер политических процессов, формы и структуры социальных и политических изменений варьируются в различных направлениях самым неожиданным образом. Это обстоятельство существенно актуализирует необходимость поиска новых теоретических подходов к разработке моделей эволюции политического процесса, перспективных проектов и политических программ. В переходные периоды становится чрезвычайно велика роль политической науки и политической философии в исследовании алгоритмов преобразований, которые являются адекватными вызовам современной эпохи.

Исключительный динамизм и сложность развития политического процесса в России во втором десятилетии XXI века в немалой степени определяются новой конфигурацией российского идеологического дискурса. Драматизм современного этапа политической, социальной и духовной жизни России состоит, прежде всего, в том, что в общественном сознании совершенно определенно обозначается новая перспектива: десятилетия непрерывных реформаторских попыток, в идеологическом плане определявшихся декларативным разрывом с коммунистическим прошлым, отчетливо демонстрируют односторонность и недостаточных подобных деклараций. Созданные в ходе предшествующего исторического развития психологические механизмы, регулирующие поведение как индивидов, так и больших социальных групп, обладают мощными защитными структурами. Они не признают ни больших разрывов, ни культурного вакуума. Поэтому, несмотря ни на какие декларации, резкий отход от привычных стереотипов и образа жизни невозможен в принципе. Прежние традиции остаются жить наперекор любым преобразовательным попыткам, принуждая политических лидеров к ним всячески приспосабливаться и даже использовать их для своих собственных целей.

В этих условиях значительно возрастает необходимость изучения проблемы исторической специфики взаимосвязи политических идеологий и политических изменений на различных этапах исторической эволюции российского общества. Разработке адекватных в методологическом плане научных подходов для анализа этой сложной проблемы должно предшествовать понимание того, какие именно идеи доминируют в современном мире, как они связаны с прошлым и каким именно образом они становятся стимулом для деятельности массовых общественных движений и фундаментальных изменений в сфере политики. Возможно ли в XXI веке утверждать, как это делали в 1960-е гг. С. М. Липсет, Д. Белл, П. Сорокин и другие западные политологи и социологи, что возникшие под влиянием Великой французской революции мировые идеологии исчерпали себя и в массовом общественном сознании развитых и развивающихся стран преобладает враждебность и безразличие к идеологически окрашенным программам и лозунгам? И, наконец, обладают ли по-прежнему многообразные формы идеологического видения мира динамической способностью воздействия на социальные и политические изменения?

На путях поиска новых моделей интерпретации российского идеологического дискурса современные ученые по необходимости обращаются к многообразным историческим прецедентам. В силу объективных причин одним из самых актуальных и тео-3

ретически значимых исторических периодов, постоянно привлекающим внимание ученых, является российский политико-идеологический дискурс второй половины XIX — начала XX вв. На протяжении этого периода в общественном сознании, политической культуре и практике были представлены и испытаны самые разнообразные модели политических изменений. Все они прошли проверку общественно-политической практикой: подавляющая часть из них потерпела поражение, и в долговременном плане только одной из них удалось стать господствующей в силу уникального стечения исторических обстоятельств. Причины таких поражений и побед нуждаются в теоретическом осмыслении и в соотнесении с современной реальностью.

В обозначенный период Россия переживала радикальную трансформацию, начавшуюся в 1861 г. с отмены крепостного права и завершившуюся в 1917 г. насильственным сломом так до конца и не сформировавшейся новой, либерально-конституционной политической системы. Особенности российской модернизации, инициированной «сверху» авторитарной властью, способствовали формированию благоприятных условий для ускоренного экономического и социального развития. Были сформированы новые социальные группы, которые постепенно стали все более активно претендовать на передел власти и собственности. С другой стороны, эти перемены постепенно привели к стагнации политической системы. Вплоть до 17 октября 1905 г. самодержавная власть демонстрировала нежелание реформировать политическую надстройку, и это неудержимо вело к нарастанию идеологического противостояния и социальной конфронтации в России.

Особенности структуры российского общества, инерционно сопротивлявшегося модернизации, а также неуклонно углублявшиеся идейно-политические споры между различными группами интеллигенции делали вполне понятными и степень конфликтности и масштабы противоречий. В контексте объективно разворачивающихся трансформаций российский интеллектуальный и политический ландшафт представлял собой весьма сложную мозаику теорий, идеологий, концепций, программ, характеризующих «проективный потенциал» российской интеллигенции, которая традиционно претендовала на роль генератора судьбоносных идей и единственного знатока и выразителя интересов и чаяний народа.

Само многообразие моделей социально-политических преобразований, возникших в пореформенной России, не только отражало общие тенденции мирового общественного развития на ближайшую историческую перспективу, в них концентрировался исторический опыт отбора наиболее оптимальных, по мнению политических идеологов, путей их воплощения. Несмотря на существенные различия теоретических подходов и идеологического обоснования, для этих моделей был в различной степени характерен принцип приоритета государственно-властного ресурса как основного механизма общественного прогресса, который логически связывался российскими либералами, консерваторами и социалистами с особенностями исторического развития России.

В духовной жизни современного российского общества идея возрождения национального самосознания, основанного на глубинном ощущении исторических корней и традиций, занимает исключительное место. В этой ситуации возрастает актуальность органичного усвоения интеллектуального наследия прошлого. От того, насколько исторический опыт формирования духовного и идеологического климата в пореформенный период будет усвоен современными политическими группами и общественными движениями, во многом будут зависеть не только перспективы формирования в современной

России цивилизованного правового демократического государства, но характер и динамика политико-идеологического дискурса.

Степень научной разработанности проблемы. В исследовании проблемы концептуализации политических изменений в идеологическом дискурсе России второй половины XIX – начала XX вв. автор диссертационного исследования руководствовался тем, что разработанная в современной политической науке теория политических изменений должна стать научной и методологической основой анализа исторических особенностей динамики российского идеологического дискурса. Разнообразные теоретические модели политических изменений, формирующиеся в рамках разнонаправленных политических процессов и обобщаемые на уровне политических теорий, претендующих на универсальный статус, имманентно наделяются идеологическим и, соответственно, аксиологическим значением в общественном сознании и политической практике. Именно в рамках этой перспективы в диссертации поставлена задача исследовать и оценить должным образом вклад российских и зарубежных ученых в изучение и разработку как современных концепций и теоретических моделей политических изменений, так и основных этапов их формирования в русской общественной мысли обозначенного выше периода.

Анализ идеологических интерпретаций политических изменений на различных стадиях исторического развития России не может быть вполне убедительным без учета многообразных работ, посвященных разработке общих теоретических проблем политических и социальных изменений в современных гуманитарных науках. Особенно важное значение для обоснования и теоретической разработки обозначенной в диссертации проблемы имели труды А. В. Абрамова, М. Адамса, А. С. Ахиезера, Е. В. Бродовской, А. В. Виноградова, С. Н. Гаврова, А. Джонстона, А. Г. Дугина, А. Каллиникоса, С. Каспэ, В. И. Коваленко, Р. Козеллека, С. А. Ланцова, Б. Мартенса, Л. Ф. Медины, М. М. Мчедловой, А. Осиандера, А. С. Панарина, С. А. Панкратова, В. И. Пантина, Л. В. Полякова, П. Престона, М. Рейха, Б. С. Смита, А. И. Соловьева, Н. Фэрклоу, Л. Черны, Д. Чирота, А. Ю. Шутова, и др.¹

¹ Абрамов А. В. Становление теории модернизации и альтернативные концепции общественного развития // Вестник Московского государственного областного университета. — 2012. — № 3. — С. 35–51; Ахиезер А. С. Россия: критика исторического опыта (Социокультурная динамика России). Т. I: От прошлого к будущему. — Новосибирск: Сибирский хронограф, 1998; Бродовская Е. В. Трансформация политической системы современного российского общества: институциональные и социокультурные составляющие : дисс. ... д-ра полит. наук : 23.00.02. — Тула, 2008; Виноградов А. В. Китайская модель модернизации: социально-политические и социокультурные аспекты : дисс. ...д-ра полит. наук : 23.00.04. — М., 2006; Гавров С. Н. Модернизация во имя империи. Социокультурные аспекты модернизационных процессов в России. — M.: Едиториал УРСС, 2004; Дугин А. Г. Трансформация политических институтов и структур в процессе модернизации традиционных обществ : дисс. ... д-ра полит. наук. — Ростов н/Д., 2004; Инглхарт Р., Вельцель К. Модернизация, культурные изменения и демократия: Последовательность человеческого развития. — М.: Новое издательство. 2011; Каспэ С. Империя и модернизация: Общая модель и российская специфика. — М.: РОССПЭН, 2001; Коваленко В. И. Общеисторические императивы общественного развития и требования отечественной традиции в политическом процессе России // Политическая наука. — 2009. — № 1. — С. 89–107; Козеллек Р. Теория и метод определения исторического времени // Логос. — 2004. — № 5. — С. 97–130; Ланцов С. А. Российский исторический опыт в свете концепции политической модернизации // Полис. — 2001. — № 3. — С. 93–102; Мчедлова М. М. Модернизация: политическая реинтерпретация концептуальных оснований и российский цивилизационный контекст // Россия реформирующаяся. — Вып. 12. — М.: Новый хро-5

В своем анализе исторических и культурных особенностей российского политико-идеологического дискурса автор стремился максимально учитывать современное состояние исследования проблем эволюции и функционирования политических идеологий в различных регионах мира, представленное, прежде всего, в работах Л. Альтюссера, З. Баумана, Р. Вутнау, А. Гидденса, И. И. Глебовой,

B. А. Гуторова, Дж. М. Декера, С. Жижека, Л. Канфоры, В. М. Капицина, С. Г. Кара-
Мурзы, К. Касториадиса, Э. Лаклау, Д. Лакоффа, М. Е. Лэтэма, О. Ю. Малиновой,
Дж. Х. Миттлмэна, Б. Мура, Б. Пареха, П. Рикёра, Дж. Рюде, С. Сейдмана, Т. Скокпол,
Л. В. Сморгунова, А. Р. Тузикова, Ш. С. Уолина, М. Фридена, Д. Шварцмантеля и др.²

нограф, 2013. — С. 80–110; Панарин А. С. Россия в циклах мировой истории. — М.: Издательство Московского университета, 1999; Панкратов С. А. Политическая модернизация России в контексте устойчивого развития: теоретический аспект : дисс. ... д-ра полит. наук : 23.00.01. — Волгоград, 2006; Пантин В. И. Циклы и волны модернизации как формы социальной эволюции : дисс. ... д-ра филос. наук : 09.00.11. — М., 1998; Поляков Л. В. Модернизационный процесс в России: (Социальные сдвиги и кризисы идентичности) : дисс. ... д-ра филос. наук : 09.00.11. — М., 1994; Шутов А. Ю. Российское земство и европейские традиции местного самоуправления (формирование представительства в местном самоуправлении России и Европы второй половины XIX — начала XX века). — М.: Издательство Московского университета, 2011; Adams M. Selfand Social Change. — Los Angelesand London: Sage Publications, 2007; CallinicosA. Making History.Agency, Structure, and Change in Social History. — Leiden; Boston: Brill, 2004; Cerna L. The Nature of Policy Change and Implementation: A Review of Different Theoretical Approaches. New York: OECD, 2013; Chirot D. How Societies Change. — Thousand Oaks; London; New Delhi: Pine Forge Press, 1994; Fairclough N. Discourse and Social Change. — Cambridge: Polity Press, 2006; Johnston A. Badiou, Zizek, and Political Transformations. The Cadence of Change. — Evanston. — Illinois: Northwestern University Press, 2009; Martens B. The Cognitive Mechanics of Economic Development and Institutional Change. — London and New York: Routledge, 2004; Medina L. F. A Unifed Theory of Collective Action and Social Change. — Ann Arbor: The University of Michigan Press, 2007; Osiander A. Before the State: Systemic Political Change in the West from the Greeks to the French Revolution. — Oxford: Oxford University Press, 2007; Preston P. Reshaping Communications. Technology, Information and Social Change. — London; Thousand Oaks; New Delhi: Sage Publications, 2001; Reich M. The Politics of Health Sector Reform in Developing Countries: Three Cases of Pharmaceutical Policy // Health Policy. — 1995. — 32 — P. 47–77; Smith B. C. Understanding Third World Politics. Theories of Political Change and Development. Second edition. — New York: Palgrave Macmillan, 2003.

² Альтюссер Л. Идеология и идеологические аппараты государства // Неприкосновенный запас. — 2011. — № 3. — С. 14–58; Глебова И. И. Политическая культура России: образы прошлого и современность. — М.: Наука, 2006; Гуторов В. А. Политика: наука, философия, образование. — СПб: СПбГУ. Факультет политологии, 2011; Канфора Л. Демократия. История одной идеологии. — СПб: Alexandria, 2012; Лакофф Д., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем. — М.: Едиториал УРСС, 2004; Капицын В. М. Роль знаков и символов в обеспечении социального единства // Социально-гуманитарные знания. — 2013. — № 4. — С. 31–51; Кара-Мурза С. Г. Идеология и мать ее наука. — М.: Алгоритм, 2002; Касториадис К. Воображаемое установление общества. — М.: Гнозис, 2003; Малинова О. Ю. Идеи как независимые переменные в политических исследованиях: в поисках адекватной методологии // Полис. Политические исследования. — 2010. — № 3. —

C. 90–99; Сморгунов Л. Философия и политика: очерки современной политической философии и
российская ситуация. — М.: РОССПЭН. 2007; Тузиков А. Р. Западная теория идеологии: от крити
ки «ложного сознания» к анализу дискурса масс-медиа. — М.: Социально-гуманитарные знания,
2002; Apple M. W. Ideology and Curriculum. Third Edition. — New York and London: Routledge Falmer,
2004; Balkin J. M. Cultural Software. A Theory of Ideology. — New Haven and London: Yale University
Press, 1998; Bauman Z. Socialism. The Active Utopia. — London: George Allen &Umwin Ltd., 1976;

Введение в оборот широкого и разнообразного круга источников и критической литературы позволяет утверждать, что на современном этапе изучение моделей политических изменений в российском идеологическом дискурсе продолжает развиваться в персоналист-ском, проблемном, предметном и концептуальном направлениях. Важную роль в разработке истории идеологического дискурса второй половины XIX — начала XX вв. играют работы Н. В. Асонова, О. В. Гаман-Голутвиной, А. К. Голикова, Н. Р. Голубева, А. Ф. Замалеева, Н. М. Золотухиной, М. А. Маслина, И. А. Исаева, Б. С. Итенберга, Е. И. Кукушкиной, Л. И. Новиковой, И. К. Пантина, Ю. С. Пивоварова, Е. Г. Плимака, В. Ф. Пустарнакова, В. В. Сербиненко, В. С. Федчина, А. А. Ширинянца, А. Ю. Шутова, и др.³

Decker J. M. Ideology. — New York: Palgrave Macmillan, 2004; Freeden M. Liberal Languages. Ideological Imaginations and Twentieth-Century Progressive Thought. — Princeton and Oxford: Princeton University Press, 2005; Giddens A. Four Theses on Ideology // Ideology and Power in the Age of Lenin in Ruins. Canadian Journal of Political and Social Theory. — Vol. 15. — № 1–2 & 3 (1991). — P. 21–24; Laclau E. Politics and Ideology in Marxist Theory. Capitalism, Fascism, Populism. — London: NLB, 1977; Lakoff G. Moral Politics. How Liberal and Conservatives Think. Second Edition. — Chicago and London: The University of Chicago Press, 2002; Latham M. E. Modernization as Ideology. American Social Science and «Nation Building» in the Kennedy Era. — Chapel Hill and London: The University of North Carolina Press, 2000; Mapping Ideology. Ed by Slavoj Zizek. — London and New York: Verso, 1994; Mittleman J. H. Whither Globalization? The Vortex of Knowledge and Ideology. — London and New York: Routledge, 2004; Moore B. Social Origins of Dictatorship and Democracy. Lord and Peasant in the Making of the Modern World. — Harmondsworth: Penguin University Books, 1966; Parekh B. Marx’s Theory of Ideology. — Baltimore and London: The John Hopkins University Press, 1982; Ricoeur P. Lectures on Ideology and Utopia. — New York: Columbia University Press, 1986; Rude G. Ideology and Popular Protest. With a New Foreword and an Updated Bibliography by Harvey J. Kaye. — Chapel Hill and London: The University of North Carolina Press, 1995; Schwarzmantel J. Ideology and Politics. — Los Angeles; London etc.: Sage, 2008; Seidman S. Liberalism and the Origins of European Social Theory. — Berkeley, Los Angeles: University of California Press, 1983; Skocpol Th. States and Social Revolutions. A Comparative Analysis of France, Russia, and China. — Cambridge etc.: Cambridge University Press, 1988; WolinSh. S. Democracy Incorporated. Managed Democracy and the Specter of Inverted Totalitarianism. — Princeton and Oxford: Princeton University Press, 2008; Wuthnow R. Communities of Discourse. Ideology and Social Structure in the Reformation, the Enlightment, and European Socialism. — Cambridge, Mass.; London: Harvard University Press, 1993.

³ Асонов Н. В. Политические доктрины российского самодержавия: генезис, эволюция и современный дискурс : дисс. ... д-ра полит. наук : 23.00.01. — М., 2009.; Гаман-Голутвина О. В. Политические элиты России: вехи исторической эволюции. — М.: РОССПЭН, 2006; Голиков А. К. Личность и государство в русской социально-философской и политической мысли (XIX — начало XX века) : дисс. ... д-ра филос. наук. — СПб 2006; Голубев Н. Р. Общественно-политическая мысль о переустройстве России: конец XIX — начало XX вв. : дисс. ... д-ра ист. наук. — Пермь. — 2004; Замалеев А. Ф. Лекции по истории русской философии: (XI–XX вв.). — СПб: Летний сад, 2001; История русской философии / Под редакцией Маслина М. А. 2-е изд. — М: КДУ, 2008; Исаев И. А., Золотухина Н. М. История политических и правовых учений России. 2-е изд., перераб. и доп. — М.: Юристъ, 2003; Итенберг Б. С. Российская интеллигенция и Запад. Век XIX: Очерки. — М.: Наука, 1999; Кукушкина И. Е. Русская интеллигенция в поисках политических смыслов. — М.: Издательство Московского университета, 2015; Новикова Л. И. Русская философия истории. — М.: Магистр, 1997; Пантин И. К., Плимак Е. Г. Драма русских реформ и революций. — М.: Весь мир, 2000.; Пивоваров Ю. С. Очерки истории русской общественно-политической мысли XIX — первой трети XX столетия. — М.: ИНИОН РАН, 1997; Пустарнаков В. Ф. Университетская философия в России: Идеи. Персоналии. Основные центры. — СПб: Изд-во Рус. Христиан. гуманит. ин-та, 2003; Серби-ненко В. В. История русской философии XI–XIX вв. — М.: РОУ. — 1993; Федчин В. С. Проблема

Анализ в диссертации специфических особенностей формирования и эволюции русского либерализма второй половины XIX — начала XX вв. осуществлялся на основе современных принципов и подходов к изучению либеральных идей и соответствующего методологического инструментария, представленных в политической науке, прежде всего, в работах И. А. Акашкина, Д. В. Аронова, Р. А. Арсланова, Р. Беллами, Л. В. Балтовского, В. Г. Белоуса, К. фон Бёйме, Б. ван ден Бринка, Дж. М. Буканана, Б. В. Васильева, В. Н. Ватыля, К. С. Винсента, С. С. Волина, А. Вулфа, К. Вулфа, С. И. Глушковой, Е. А. Гнатенко, А. В. Гоголевского, Д. Грея, К. А. Гусева, В. А. Гуторова, Д. А. Дубровина, Е. С. Зайцевой, К. Л. Карра, П. Дж. Кейна, В. А. Китаева,

B. Н. Колесникова, А. Н. Медушевского, Л. фон Мизеса, Г. Моргентау, Т. Николакопулос,
Р. Нозика, Т. Озборна, И. Д. Осипова, В. Ф. Пустарнакова, Д. Ролза, М. Дж. Сандела,

C. Сейдмана, С. С. Секиринского, К. Скиннера, П. Старра, Б. Стетсона, С. Уолла,
М. Уолцера, Р. Форста, М. Фридена, Ю. Хабермаса, Р. Хардина, В. В. Шелохаева⁴.

человека в русской общественной мысли (XIX — начало XX вв.). — Иркутск: Издательство ИГУ, 1993; Ширинянц А. А. Политическая культура интеллигенции России XIX — начала XX вв.: Опыт концептуального анализа : дисс. ... д-ра полит. наук : 23.00.01. — М., 2002; Шутов А. Ю. Земский избирательный процесс в России (1864–1917) : дисс. ... д-ра ист. наук : 07.00.02. — М., 1999; и др. ⁴ Акашкин И. А. Формирование политико-правовой доктрины российского либерализма во второй половине XIX — начале XX веков : дисс. ... канд. юрид. наук : 12.00.01. — М., 2009; Аронов Д. В. Законотворческая деятельность российских либералов в Государственной Думе: 1906– 1917 гг. : дисс. ... д-ра ист. наук : 07.00.02 — Орел. 2005; Арсланов Р. А. К. Д. Кавелин и становление национальной либеральной традиции в России : дисс. ...д-ра ист. наук : 07.00.02. — М., 2000; Бал-товский Л. В. Политическая доктрина конституционно-демократической партии: партии Народной свободы : дисс. ... д-ра полит. наук : 23.00.01. — СПб, 2011; Белоус В. Г. Вольфила, или Кризис культуры в зеркале общественного самосознания. — СПб: Мiръ. 2007; Васильев Б. В. Философия права русского неолиберализма конца XIX — начала XX вв. : дисс. ... д-ра филос. наук : 09.00.03. — СПб, 2008; Ватыль В. Н. Государство и государственность. История. Теория. Практика. — Гродно: Изд-во ГрГУ, 2014; Глушкова С. И. Проблема правового идеала в русском либерализме : дисс. ... д-ра полит. наук : 23.00.01. — Екатеринбург, 2002; Гнатенко Е. А. Философский проект правового государства в культуре предреволюционной России : дисс. ... канд. филос. наук : 09.00.11. — М. 2002; Гнатюк О. Л. Консервативный либерализм П. Б. Струве: Ист.-социол. анализ : дисс. ...д-ра соц. наук : 22.00.01. — СПб, 1997; Гоголевский А. В. Очерки русского либерализма XIX — начала XX века. — СПб: Издательство СПбГУ, 1996; Гусев К. А. Политико-правовые концепции русского либерализма, конец XIX — начало XX вв. : дисс. ... канд. полит. наук : 23.00.01. — СПб, 2002; Гуторов В. А. Политическая философия А. Градовского и ее истоки // ПОЛИТЭКС. Политическая экспертиза. 2007. — Т. 3, № 2. — С. 5–32; Дубровин Д. А. Либеральная альтернатива общественного развития России в начале XX века : дисс. ...канд. ист. наук : 07.00.02. — М., 2000; Зайцева Е. С. Либеральная публицистика и реформаторский процесс в России, 1905–1907 гг. : дисс. ... канд. ист. наук : 07.00.02. — СПб, 2000; Китаев В. А Либеральная мысль в России (1860–1880 гг.). — Саратов: Издательство Саратовского университета, 2004; Кокорев А. С. Социологическая концепция Б. Н. Чичерина: Генезис и содержание : дисс. ... д-ра соц. наук : 22.00.01. — Тамбов, 2004; Колесников В. Н. Народное представительство и парламентаризм в истории политической мысли России. — СПб: Изд-во СЗАГС, 2006;Либерализм в России: [Сб. ст.] / Рос. акад. наук, Ин-т философии; [Отв. ред. В. Ф. Пустарнаков, И. Ф. Худушина]. — М.: ИФРАН, 1996; Медушевский А. Н. Политическая философия русского конституционализма : дисс. ...д-ра филос. наук в виде науч. доклада. — М., 1994; Осипов И. Д. Философские основания русского либерализма (XIX- начала XX века) : дисс. ... д-ра филос. наук : 09.00.03. — СПб, 1999; Секиринский С. С., Шелохаев В. В. Либерализм в России. Очерки истории: середина XIX — начало XX в. — М.: Памятники исторической мысли, 1995; Шелохаев В. В. Либеральная модель переустройства России. — М.: РОССПЭН, 1996;

Анализ эволюции основных направлений русской консервативной мысли и многообразных аспектов политической теории русского консерватизма и характерных принципов аргументации ее наиболее выдающихся представителей осуществляется в диссертации на основе сравнительного анализа основ консервативной политической теории в современной российской и западной научной и политико-философской литературе. Особенно в этом плане следует выделить труды российских исследователей — Э. Ю. Абелинскаса, В. А. Ачкасова, А. А. Горохова, В. Я. Гросула, В. А. Гусева, В. А. Гуторова, И. Е. Дронова, А. В. Ермакова, Д. В. Ермашова, Г. С. Итенберга, В. М. Камнева, А. С. Карцова, С. В. Лебедева, И. В. Лукоянова, М. Н. Лукьянова, О. Ю. Малиновой, О. А. Милевского, А. Ю. Минакова, Г. П. Монастырского, М. М. Мчедловой, С. В. Перевезенцева, С. П. Перегудова, А. Ю. Полунова, Л. В. Полякова, Э. А. Попова, П. Ю. Рахшмира, А. В. Репникова, А. М. Руткевича, К. Н. Тарасова, В. А. Твардовской, С. В. Хатунцева, В. И. Шамшурина, А. А. Ширинянца⁵.

Нозик Р. Анархия, государство и утопия. — М.: ИРИСЭН, 2008; Ролз Д. Теория справедливости. — Новосибирск: Издательство Новосибирского университета, 1995; Хабермас Ю. Вовлечение другого. Очерки политической теории. — СПб: Наука, 2001; Bellami R. Liberalism and Pluralism. Towards a Politics of Compromise. — London and New York: Routledge, 1999; Beyme K. von. Politische Theorien in Russland. 1789–1945. — Wiesbaden: Springer Fachmedien, 2001; Beyme K. von. Liberalismus. Theo-rien des Liberalismus und Radikalismus im Zeitalter der Ideologien. 1789–1945. — Wiesbaden: Springer, 2013; Brink B. van den. The Tragedy of Liberalism: An Alternative Defense of a Political Tradition. — New York: State University of New York Press, 2000; Buchanan J. M. The Limits of Liberty. Between Anarchy and Leviathan. — Chicago and London: The University of Chicago Press, 1975; Cain P. J. Hobson and Imperialism. Radicalism, New Liberalism, and Finance 1887–1938. — Oxford: Oxford University Press, 2002; Carr C. L. Liberalism and Pluralism. The Politics of E pluribus unum. — New York: Pal-grave Macmillan, 2010; Freeden M. Liberal Languages. Ideological Imaginations and Twentieth-Century Progressive Thought. — Princeton and Oxford: Princeton University Press, 2005; Gray J. Liberalism. Second Edition. — Minneapolis: University of Minnesota Press, 1995; Hardin R. Liberalism, Constitutionalism, and Democracy. — Oxford: Oxford University Press, 1999; Mises L. von. Liberalism in the Classical Tradition. — Indianopolis: Liberty Fund, 2005; Morgenthau H. J. Scientifc Man versus Power Politics. — Chicago and London: The University of Chicago Press, 1967; Nicolacopoulos T. The Radical Critique of Liberalism. In Memory of a Vision. — Melbourne: La Trobe University, 2008; Rawls J. Political Liberalism. Expanded edition. — New York, Columbia University Press, 2005; Sandel M. J. Justice and the Good // Liberalism and Its Critics. Ed. by Michael Sandel. — New York: New York University Press, 1984. — P. 159–176; Sandel M. J. Liberalism and the Limits of Justice. Second Edition. — Cambridge: Cambridge University Press, 1998; Seidman S. Liberalism and the Origins of European Social Theory. — Berkeley, Los Angeles: University of California Press, 1983; Skinner Q. Liberty before Liberalism. — Cambridge: Cambridge University Press, 1998; Starr P. Freedom’s Power. The History and Promise of Liberalism. — New York: Basic Books, 2007; Stetson B. Human Dignity and Contemporary Liberalism. — Westport, Connecticut; London: Praeger, 1998; Vincent K. S. Benjamin Constant and the Birth of French Liberalism. — New York: Palgrave Macmillan, 2011; Wall S. Liberalism, Perfectionism and Restraint. — Cambridge: Cambridge University Press, 1998; Walzer M. Politics and Passion. Towards a More Egalitarian Liberalism. — New Haven and London: Yale University Press, 2004; Wolfe A. The Future of Liberalism. — New York: Alfred A. — Knopf, 2009; Wolfe Chr. Natural Law Liberalism. — Cambridge: Cambridge University Press, 2006; Wolin S. S. Politics and Vision. Continuity and Innovation in Western Political Thought. Expanded edition. — Princeton and Oxford: Princeton University Press, 2004. ⁵ Абелинскас Э. Консерватизм как мировоззрение и политическая идеология: (опыт обоснования). — Екатеринбург: Изд-во Уральского отделения РАН, 1999; Ачкасов В. А. «Взрывающаяся архаичность»: традиционализм в политической жизни России. — СПб: Изд-во СПбГУ, 1997; Горохов А. А. Два подхода к пониманию русского консерватизма в истории социально-политической

Из зарубежных ученых важную роль в формировании приоритетных для диссертационного исследования принципов анализа консервативной модели политических изменений играли труды Б. Барри, К. фон Бёйме, Р. Волин, А. Гамблз, П. Э. Готтфрида, И. Г. Грина, К. Дойча, Г. Г. Иггерса, А. С. Кейена, Дж. Кекеса, Дж. Е. Лаундиса, С. М. Липсета, Г. Люббе, А. Макинтайра, Дж. С. МакКлелланда, К. Маннхейма, Р. Низбета, М. Новака, М. Оукшотта, Р. Пайпса, К. Робина, Г. Рормозера, Р. Н. Соффер,

мысли России XIX–XXI веков // Вестник Московского университета. Серия 12. Политические науки. — 2012. — № 2. — С. 110–115; Гросул В. Я., Итенберг Г. С., Твардовская В. А., Шацилло К. Ф., Эймонтова Р. Г. Русский консерватизм XIX столетия. Идеология и практика. — М.: Прогресс-Традиция, 2000; Гусев В. А. Русский консерватизм: Основные направления и этапы развития. — Тверь: Изд-во Тверского государственного университета, 2001; Гуторов В. А. Консерватизм как альтернатива? Западная традиция и современная Россия // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 6. 2006. — Вып. 4. — С. 4–20; Гуторов В. А. К вопросу о теоретических трансформациях современного консерватизма // ПОЛИТЭКС. Политическая экспертиза. 2014. Том 10. № 1. — С. 144– 177; Дронов И. Е. Разработка консервативной концепции развития России в творчестве В. П. Мещерского: вторая половина XIX — начало XX вв. : дисс. ... канд. ист. наук : 07.00.02. — М., 2007; Ермаков А. В. Против течения? Русские консерваторы XIX века и просвещение. — М.: Мельничная падь, 2006; Ермашов Д. В., Ширинянц А. А. У истоков российского консерватизма: Н. М. Карамзин. — М.: Издательство Московского университета, 1999; Камнев В. М. Исторические формы и религиозно-философские основания русского консерватизма : дисс. ...д-ра филос. наук. — СПб, 2010; Карцов А. С. Правовая идеология русского консерватизма. — М.: Московский общественный научный фонд, 1999; Лебедев С. В. Система ценностей в философии русского консерватизма второй половины XIX века : дисс. ... д-ра филос. наук : 09.00.13. — СПб, 2004; Либеральный консерватизм: история и современность. — М.: РОССПЭН, 2001; Лукоянов И. В. Российские консерваторы (конец

XVIII — начало XX вв.). — СПб: Нестор-История, 2003; Лукьянов М. Н. Российский консерватизм
и реформы. 1907–1914 : дисс. ... д-ра ист. наук : 07.00.02 — Пермь. 2004; Малинова О. Ю. Исследуя
феномен консерватизма // Политические исследования. — 2003. — № 3. — С. 171–175; Милев-
ский О. А. Л. А. Тихомиров: из истории формирования консервативной мысли в России в конце

XIX — начале XX веков : дисс. ... д-ра ист. наук : 07.00.02. — Барнаул, 2006; Минаков А. Ю., Репни-
ков А. В. Консерватизм в России // Русский консерватизм середины XVIII — начала XX века: энци
клопедия. — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010; Монастырский Г. П.
Социология русского консерватизма : дисс. ...д-ра соц. наук : 22.00.01. — Северодвинск. — 2003;
Мчедлова М. М. Ценностная база и социокультурные проекции современного российского кон
серватизма // Тетради по консерватизму: Альманах Фонда ИСЭПИ: № 3. — М.: Некоммерческий
фонд — Институт социально-экономических и политических исследований (Фонд ИСЭПИ),
2014. — С. 133–139; Перевезенцев С. В. К вопросу об идейных истоках русского консерватизма //
Мир и политика. — 2011. — № 6. — С. 20–28, № 7. — С. 26–33; Полунов А. Ю. К. П. Победоносцев
в общественно-политической и духовной жизни России : дисс. ... д-ра ист. наук : 07.00.02. — М.,
2010; Поляков Л. В. Пять парадоксов российского консерватизма // Отечественные записки. —
2004. — № 2. — С. 522–538; Попов Э. А. Русский консерватизм: идеология и социально-политиче
ская практика. — Ростов-на-Дону: Издательство Ростовского университета, 2005; Рахшмир П. Ю.
Вариации на тему консерватизма. — Пермь: ПГУ, ПСИ. — ПССГК, 2004; Репников А. В. Консер
вативные модели Российской государственности. — М.: РОССПЭН, 2014; Руткевич А. М. Что та
кое консерватизм? — М.: Университетская книга, 1999; Тарасов К. Н. Российский консерватизм и
народное представительство. — М.: ИНФРА-М, 2015; Тимошина Е. В. Политико-правовая идеоло
гия русского пореформенного консерватизма: К. П. Победоносцев. — СПб: Изд-во СПбГУ, 2000;
Хатунцев С. В. Общественно-политические взгляды К. Н. Леонтьева в 50-е — начале 70-х гг. XIX
века : дисс. ... канд. ист. наук : 07.00.02. — Воронеж, 2004; Шамшурин В. И. Консерватизм и сво
бода. — М.: Глагол, 2003; Ширинянц А. А. Нигилизм или консерватизм? (Русская интеллигенция в
истории политики и мысли). — М.: Издательство Московского университета, 2011; и др.

П. Дж. Станлиса, Х. Т. Уилсона, М. Фримана, С. Хантигтона, М. Харрингтона, Т. Хондрича, Е. Шацкого, К. Шмитта, Ж. Эллюля⁶.

Исследование эволюции концепций русского социализма, сформировавшихся в пореформенный период и претерпевших существенную трансформацию на рубеже XIX–XX вв., осуществлялся с учетом сравнительного анализа многообразных интерпретаций теории социализма в западной и российской научной литературе, среди которых необходимо выделить, прежде всего, работы Г. Д. Алексеевой, П. Байлхарца, Б. П. Балуева, З. Баумана, К. фон Бёйме, П. Й. Бёттке, Ш. Э. Броннер, О. В. Будницкого,

⁶ Манхейм К. Консервативная мысль // Манхейм К. Диагноз нашего времени. — М: Юристъ, 1994; Оукшот М. Что значит быть консерватором // Оукшот М. Рационализм в политике и другие статьи. Перевод с англ. — М.: Идея-Пресс, 2002; Пайпс Р. Русский консерватизм и его критики. Исследование политической культуры. — М.: Новое издательство, 2008; Пайпс Р. Сергей Семенович Уваров: жизнеописание. — М.: Содружество «Посев», 2013; Робин К. Реакционный дух. Консерватизм от Эдмунда Бёрка до Сары Пэйлин. — М.: Издательство Института Гайдара, 2013; Рор-мозер Г., Френкин А. А. Новый консерватизм: вызов для России. — М., ИФ РАН 1996; Шацкий Е. Утопия и традиция. — М.: Издательство «Прогресс», 1990; Шмитт К. Политическая теология. — М.: Канон-пресс-Ц; Кучково поле, 2000; Barry B. TheLightthat Failed? // Ethics. October 1989. — Vol. 100. — № 1. — P. 160–168; Beyme K. von. Konservatizmus. Theorien des Konservatismus und Rechtsextremismusim Zeitalter der Ideologien. 1789–1945. — Wiesbaden: Springer, 2013; Deutsch K. The Crisis of Liberal Democracy: A Straussian Perspective. — New York: State University of New York Press, 1987; Ellul J. The Technological Society. — New York: Vintage Book, 1964; Freeman M. Edmund Burke and the Critique of Political Radicalism. — Oxford: Basil Blackwell, 1980; Gambles A. Protection and Politics: Conservative Economic Discourse, 1815–1852. — New York: The Boydell Press, 1999; Gottfried P. E. Conservatism in America. Making Sense of the American Right. — New York: Palgrave Macmillan, 2007; Green E. H. H. The Crisis of Conservatism. The Politics, Economics and Ideology of the British Conservative Party, 1880–1914. — London and New York: Routledge, 1996; Green E. H. H. Ideologies of Conservatism. Conservative Political Ideas in the Twentieth Century. — Oxford; New York: Oxford University Press, 2002; Huntington S. P. Conservatism as an Ideology // The American Political Science Review, 1957, Vol. LI. — P. 454–473; Harrington M. Socialism. — New York: Saturday Review Press, 1972; Honderich T. Conservatism. Burke, Nozik, Bush, Blair? — London & Ann Arbor. — MI, 2005; Iggers G. G. The Cult of Authority. The Political Philosophy of the Saint-Simonians. Second Edition. — The Hague: Martinus Nijhoff, 1970; Kahan A. S. Alexis de Tocqueville. — New York & London: Continuum, 2010; Kekes J. А. Against Liberalism. — Ithaca & London: Cornell University Press, 1997; Kekes J. A. Case for Conservatism. — Ithaca & London: Cornell University Press, 2001; Lipset S. M. Political Man. The Social Bases of Politics. — Baltimore. — Maryland: The Johns Hopkins University Press, 1981; Lowndes J. E. From the New Deal to the New Right. Race and the Southern Origin of Modern Conservatism. — New Haven & London, Yale University Press, 2008; Lbbe H. Freiheit statt Emanzi-pationszwang. Die Liberalen Traditionen und das Ende der marxistischer Illusionen. — Zrich: Edition Interfrom, 1991; MacIntyre A. Whose Justice? Which Rationality? — Notre Dame. — Indiana: University of Notre Dame Press, 1988; McClelland J. S. A History of Western Political Thought. — London and New York: Routledge, 1996; Nisbet R. Conservatism: Dream and Reality. — Minneapolis: University of Minnesota Press, 1986; Novak M. The Spirit of Democratic Capitalism. — Lanham; New York: Madison Books, 1991; Schmitt C. Der Begriff des Politischen. — Mnchen and Leipzig: Duncker&Humblot, 1932; Soffer R. N. History, Historians, and Conservatism in Britain and America. — Oxford: Oxford University Press, 2009; Stanlis P. J. Edmund Burke & the Natural Law. New Brunswick and London: Transactiom Publishers, 2003; Wilson H. T. Capitalism after Postmodernism. Neo-conservatism, Legitimacy and the Theory of Public Capital. — Leiden; Boston. — Kln: Brill, 2002; Wolin R. Carl Schmitt: The Conservative Revolutionary Habitus and the Aesthetics of Horror // Political Theory. Vol. 20. — № 3 (Aug., 1992). — P. 424–447; Wolin R. Labyrinths: Explorations in the Critical Theory of Ideas. Critical Perspectives on Modern Culture. — Boston: University of Massachusets Press, 1995.

К. Вердери, А. И. Володина, М. Говарда, Г. Гриффита, Д. Гудинга, К. В. Гусева, В. А. Гуторова, Д. Данна, Ю. Н. Дорожкина, Дж. К. Дохерти, Ю. Л. Дьякова, М. Келлога, Г. Колко, Я. Корнэ, В. А. Кувакина, А. Г. Кузьмина, П. Лама, М. А. Лебовица, А. Левина, В. Т. Логинова, П. Лэм, Л. фон Мизеса, Д. Миллера, Г. Н. Мокшина, Дж. Муравчика, М. Ньюмена, И. К. Пантина, Н. М. Пирумовой, Е. В. Поликарповой, Н. Пуландзаса, Д. Е. Рёмера, Е. Л. Рудницкой, О. Ф. Русаковой, В. А. Твардовской, Д. Сассуна, Е. Салаи, М. Сандла, И. Селеньи, Г. Теборна, П. Томаса, С. В. Тютюкина, С. Ф. Ударцева, Дж. Франкеля, Г.-Г. Хоппе, В. Г. Хороса, М. Штегера, Й. А. Шумпетера⁷.

⁷ Алексеева Г. Д. Народничество в России в XX в. (Идейная эволюция). — М.: Наука, 1990; Балуев Б. П. Либеральное народничество на рубеже XIX–XX веков. — М.: Наука, 1995; Будниц-кий О. В. Терроризм в российском освободительном движении: идеология, этика, психология (вторая половина XIX — начало XX вв.). — М.: РОССПЭН, 2000; Володин А. И. История отечественной философии с субъективной точки зрения. — М.: Изд-во РАГС. 2003; Гуторов В. А. К вопросу об эволюции веберовской концепции социализма в политическом и научном дискурсах XX в. // Политическая экспертиза: ПОЛИТЭКС. 2012. — Т. 8. № 1; Дорожкин Ю. Н. Политическая система России после октября 1917: Ленинская концепция и историческая практика : дисс. ...д-ра филос. наук : 09.00.02. — СПбГУ, 1994; Дьяков Ю. Л. Идеология большевизма и реальный социализм. — М. — Тула: Гриф и К., 2009; Кувакин В. А. Мировоззрение В. И. Ленина: Формирование и основные черты. — М.: Издательство Московского университета, 1990; Кузьмин А. Г. Леворадикальная политическая мысль в России конца 60-х — начала 80 — х гг. XIX века : дисс. ...канд. полит. наук : 23.00.01. — СПб, 2003; Логинов В. Т. Неизвестный Ленин. — М.: Эксмо-Алгоритм, 2010; Мокшин Г. Н. Эволюция идеологии легального народничества в последней трети XIX — начале XX вв. — Воронеж: Научная книга, 2010; Пантин И. К., Плимак Е. Г., Хорос В. Г. Революционная традиция в России, 1783–1883 гг. — М.: Мысль, 1986; Пирумова Н. М. Александр Герцен — революционер, мыслитель, человек. — М.: Мысль, 1989; Поликарпова Е. В. Идеология народничества в России. — М.: Профобразование, 2001; Революционеры и либералы России / Отв. ред. Б. С. Итен-берг. — М.: Наука, 1990; Рудницкая Е. Л. Лики русской интеллигенции. — М.: «Канон +» РООИ «Реабилитация», 2007; Русакова О. Ф. Отечественный опыт концептуального осмысления большевизма : дисс. ... д-ра полит. наук : 23.00.01. — Екатеринбург. 1994; Твардовская В. А. Русские и Карл Маркс: выбор или судьба? — М.: Эдиториал УРСС, 1999; Тютюкин С. В. Г. В. Плеханов. Судьба русского марксиста. — М.: РОССПЭН, 1997; Тютюкин С. В., Шелохаев В. В. Марксисты и русская революция. — М.: РОССПЭН, 1996; Ударцев С. Ф. Политическая и правовая теория анархизма в России: история и современность : дисс. ... д-ра юрид. наук : 12.00.01. — М., 1992; Bauman Z. Socialism. The Active Utopia. — London: George Allen & Unwin Ltd., 1976; Beilharz P. Socialism and Modernity. — Minneapolis & London: University of Minnesota Press, 2009; Beyme K. von. Sozialismus. Theorien des Sozialismus, Anarchismus und Kommunismus im Zeitalter der Ideologien. 1789–1945. — Wiesbaden: Springer, 2013; Boettke P. J. Calculation and Coordination. Essays on Socialism and Transitional Political Economy. — London and New York: Routledge, 2001; Bronner S. E. Socialism Unbound. — Boulder: Westview Press, 2001; Docherty J. C., Lamb P. Historical Dictionary of Socialism. Second Edition. — Lahnam, Maryland; Toronto; Oxford: The Scarecrow Press, Inc., 2006; Dunn J. The Politics of Socialism. An Essay in political theory. — Cambridge: Cambridge University Press, 1986; Frankel J. Prophecy and Politics. Socialism, Nationalism, and the Russian Jews, 1862–1917. — Cambridge: Cambridge University Press, 1981; Gooding J. Socialism in Russia. Lenin and His Legacy, 1890– 1991. — New York: Palgrave, 2002; Griffth G. Socialism and Superior Brains. The Political Thought of Bernard Shaw. — London and New York: Routledge, 1993; Hoppe H. — H. A Theory of Socialism and Capitalism. — Boston; Dodrecht; London: Kluwer Academic Publishers, 2010; Howard M., King J. Value Theory and Russian Marxism before the Revolution // Socialism and Marginalism in Economics. 1870– 1930. Ed. by Ian Steedman. — London and New York: Routledge, 2004; Kellogg M. The Russian Roots of Nazism. White Emigres and the Making of National Socialism, 1917–1945. — Cambridge: University Press, 2005; Kolko G. After Socialism. Reconstructing Critical Social Thought. — London and New York:

Вместе с тем, несмотря на все многообразие обозначенных выше образцов теоретического конструирования и концептуальных подходов к анализу политических изменений и политических идеологий, их теоретическое осмысление и в особенности — изучение специфики их взаимодействия в различные исторические эпохи нельзя считать завершенными. Постоянные видоизменения современных идеологических дискурсов и самой структуры политических изменений, проявляясь в многообразных социокультурных контекстах в различных регионах мира, выдвигают перед учеными новые теоретические проблемы и нередко заставляют вновь обращаться к классическим текстам и отраженным в них политическим ситуациям сравнительно недавнего исторического прошлого. Именно в их исследовании открываются новые эвристические возможности теоретической и философской интерпретации ключевых проблем современности. Разработанный в современной политической науке и политической философии методологический инструментарий, при всей его эффективности, постоянно нуждается в обогащении и обновлении. В этом плане обращение к анализу феномена политических изменений в российском идеологическом дискурсе второй половины XIX — начала XX вв. может дать ключ не только к пониманию политических изменений, происходящих на посткоммунистическом пространстве и в постсоветских обществах, но и к креативному осмыслению многих аспектов научных и идеологических дискуссий в западном мире, вступившем на рубеже тысячелетий в эпоху постмодерна. Именно это обстоятельство играло для автора диссертации главную роль, побуждая обратиться к истории российских политических идеологий, являвшихся глубоко своеобразным отражением уникального процесса социальных и политических трансформаций, возникших в России в данный исторический период и на протяжении более чем столетия вплоть до наших дней продолжающих определять характер мирового развития.

Временные границы и источниковедческая база исследования. На уровне теории и идеологии проблема политических изменений становится неотъемлемой составляющей русской политической мысли только со второй половины XIX в. Этим обусловлена нижняя временная граница данного исследования, поскольку до середины XIX столетия ещё не существовало предпосылок для полномасштабной идеологической

Routledge, 2006; Kornai J. From Socialism to Capitalism. Eight Essays. — Budapest; New York: CEU Press, 2008; Lebowitz M. A. Build It Now. Socialism for the Twenty-First Century. — New York: Monthly Review Press, 2006; Levine A. Arguing for Socialism. Theoretical Considerations. — Boston etc.: Rout-ledge and Kegan Paul, 1984; Miller D. Market, State, and Community. Theoretical Foundations of Market Socialism. — Oxford: Clarendon Press, 2002; Mises L. von. Socialism. An Economic and Sociological Analysis. — New Haven: Yale University Press, 1962; Muravchik J. Heaven on Earth. The Rise and Fall of Socialism. — San Francisco: Encounter Books, 2002; Newman M. Socialism. A Very Short Introduction. — Oxford: Oxford University Press, 2005; Poulantzas N. State, Power, Socialism. — New York: Verso, 1980; Roemer J. E. A Future for Socialism. — Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1994; Sandle M. A Short History of Soviet Socialism. — London: UCL Press, 1999; Sassoon D. One Hundred Years of Socialism. The West European Left in the Twentieth Century. — London & New York: I. B. Tau-ris, 2010; Steger M. B. The Quest for Evolutionary Socialism. Eduard Bernstein and Social Democracy. — Cambridge: Cambridge University Press, 1997; Szalai E. Socialism. An Analysis of Its Past and Future. — Budapest; New York: CEU Press, 2005; SzelenyiI. Urban Inequalities under State Socialism. — Oxford: Oxford University Press, 1983; Theborn G. From Marxism to Post-Marxism? — London and New York: Verso, 2008; Thomas P. Marxism and Scientifc Socialism. From Engels to Althusser. — London and New York: Routledge, 2008; Verdery K. National Ideology under Socialism. Identity and Cultural Politics in Ceausescu’s Romania. — Berkeley, Los Angeles; Oxford: University of California Press, 1991.

конкуренции в России. После 1917 г. в результате победы Октябрьской революции и утверждения коммунистической идеологии, общественно-политическая ситуация перешла в новое качество идеократического монополизма. Политико-идеологический дискурс из плюралистического превратился в монологический, утратив тем самым свои важнейшие качества проективной состоятельности и дискуссионности. Все эти обстоятельства естественным образом ограничили описываемый в настоящей работе российский идеологический дискурс конкретными историческими вехами: с 1861 по 1917 г г.

В диссертации реконструируются важнейшие теоретические модели исторической эволюции российской политики. Политико-идеологический дискурс пореформенной России идентифицируется в сфере трех универсальных идеологических парадигм — либерализма, консерватизма, социализма. Источниковедческая база диссертационной работы включает программные документы теоретиков, представляющих эти идеологические, а затем и партийные направления, философское, теоретическое и публицистическое литературное наследие сторонников этих течений мысли, а также многочисленные российские и зарубежные работы, отражающие уровень современных исследований в области политической теории и политической философии, истории политических учений, достигнутый к началу XXI столетия. Анализ источников, касающихся проблематики политических изменений в российском идеологическом дискурсе, дополняется их подробным историографическим и теоретическим комментированием.

Объектом исследования является историческая традиция концептуализации политических изменений в политико-идеологическом дискурсе России второй половины XIX — начала XX вв.

Предмет исследования — теоретический анализ формирования и эволюции трех идеологических моделей политических изменений в России — либеральной, консервативной и социалистической — в их многообразии, полисемантичности и специфике дискурсивной репрезентации в политико-философских теориях и программах политических объединений, движений и партий.

Цель исследования заключается в систематизации научных и политико-философских интерпретаций либеральной, консервативной и социалистической моделей политических изменений в их контекстном соотношении как с конкретной исторической эпохой, ее общественно-политическими проблемами и противоречиями, так и с современным уровнем анализа обозначенных выше проблем и дискурсивных практик, достигнутых политической теорией к началу XXI столетия.

Научная задача исследования — системный анализ основных моделей политических изменений в идеологическом дискурсе пореформенной России второй половины XIX — начала XX вв., включенных с помощью метода экстраполяции в общий контекст развития мировой и российской общественной мысли; теоретическая фиксация их исторической специфики, а также сходства и различия с модернизационными процессами современности. Анализ исторически обусловленных идеологических процессов этого исторического периода определяется важным в методологическом плане требованием учитывать опыт прошлого для модификации теоретических принципов, способствующих постановке и решению вопросов, связанных с концептуализацией современных российских моделей политических изменений.

Реализация общей интегративной установки предполагает решение следующих конкретных задач:

1. определить оптимальные теоретико-методологические подходы к философско-политологическому анализу феномена политических изменений;

2. представить в систематическом виде концептуальную модель политического развития, в рамках которой возможно комплексное объяснение основных особенностей модернизационных процессов в России;

3. выявить специфику политических изменений в общем контексте политико-идеологического дискурса;

4. охарактеризовать российский идеологический дискурс в качестве специфического объекта политической науки;

5. раскрыть основное содержание исторической эволюции либеральной, консервативной и социалистической парадигм в российском политико-идеологическом дискурсе;

6. исследовать историческую специфику и сущность феномена русского либерализма;

7. рассмотреть понятийно-категориальный аппарат либерального дискурса;

8. раскрыть основные программные аспекты реализации российской либеральной модели политических изменений;

9. систематизировать общетеоретические принципы российского консерватизма и консервативной модели политических изменений;

10. реконструировать морфологию идеи монархической государственности;

11. выявить динамический потенциал русской консервативной идеологии;

12. охарактеризовать социально-философские основания русского социализма;

13. изучить на основе анализа социалистической модели политических изменений совокупность представлений идеологов русского марксизма об основах социалистического общественного строя и охарактеризовать средства и способы воплощения социалистической идеи на практике;

14. определить структуру, теоретические основы и практико-политические аспекты идеологического дискурса немарксистского социализма в России. Научная новизна исследования, прежде всего, состоит в обосновании тезиса,

в соответствии с которым модели политических изменений, возникшие в российском идеологическом дискурсе во второй половине XIX — начала XX вв., отражали весьма специфичный и отличавшийся глубоким своеобразием процесс разработки теоретических оснований российской модернизации. Впервые в современной политической науке анализ российских политических идеологий осуществляется на основе российских и зарубежных теоретических достижений и интеллектуальных прорывов, аккумулированных в современных теориях политических изменений и политического развития. На принципиально новом теоретико-методологическом уровне исследованы основные аспекты либеральной, консервативной и социалистической моделей политических изменений, возникших в России в эпоху модерна. Инновационный характер диссертации обусловлен самой постановкой и характером интерпретации многообразных форм либеральной, консервативной и социалистической идеологий с использованием современных теоретических парадигм сравнительного анализа идеологических и политических процессов в различных регионах мира. В диссертационной работе:

1. Разработаны принципиально новые теоретические и методологические подходы к анализу феномена политических изменений на основе соединения общетеоретического, системного и институционального подходов и осуществлен анализ концептуальных оснований и парадигм классического идеологического дискурса и его главных компонентов — либерализма, консерватизма и социализма во всей сложности их взаимодействия в эпоху модерна и на современном этапе их эволюции. На основе классических принципов анализа политических идеологий, сформулированных в трудах К. Манхейма, М. Фридена, Р. Вутнау, Д. Лакоффа, Ш. С. Уолина и др., опыта интерпретации концептуальных подходов в рамках теории рационального выбора, а также современных теорий структурного взаимодействия идеологий и социально-политических изменений (М. Рейх, Л. Черна и др.), разработан методологический фундамент концепции, определяющей характер, структуру и основные направления аргументации диссертационного исследования. В частности, обосновано принципиальное положение, в соответствии с которым в реальном политическом процессе идеологические конструкции и теоретические разработки не должны рассматриваться как «цель в себе»: они могут стать эффективными только при наличии соответствующих институциональных структур и, прежде всего, с учетом активной роли политических лидеров, обладающих способностью вовремя находить «окна возможностей», а также использовать подходящие методы для их реализации. В процессе политических изменений постоянно взаимодействуют такие факторы (измерения), как а) «конструирование стратегий изменения», б) создание благоприятных возможностей для изменений путем активного влияния политических акторов на переходные процессы, в) четкое аналитическое прогнозирование целей, «позиций поддержки», объективного учета и понимания результатов реформ.

2. Выявлены новые специфические аспекты взаимосвязи между общими историческими проблемами политического развития России и особенностями модерниза-ционных процессов второй половины XIX — начала XX вв., представлены основные характеристики эволюции политических институтов, практик политических изменений в дореволюционной России и их концептуализации в различных версиях либеральной, консервативной и социалистической идеологий. Сформулирован тезис, в соответствии с которым анализ российской дореволюционной традиции политической теории позволяет наметить три основные направления ее эволюции: а) личностный (персоналист-ский); б) проблемный; в) концептуальный. В количественном отношении наиболее рельефно выделяется первое — персоналистское, представленное выдающимися интеллектуальными лидерами российского либерализма, консерватизма и социал-демократии. Обозначено приоритетное значение трудов Б. А. Кистяковского, сформировавших основу теоретического и научного анализа политических изменений в русской политической мысли и во многом способствовавших преодолению стереотипных клише, ведущих свое происхождение из псевдомарксистского тезиса об «однородности» социально-классовой природы российского либерализма и консерватизма, а также из представления о последних как «низшем этапе» политической идеологии, составляющем ее «предысторию» и как бы предваряющем «высший», социалистический тип идеологии.

3. На основе современной научной методологии осуществлен сравнительный
анализ особенностей формирования концепций общества и государства в западноевро
пейской и российской либеральной политической теории; исследованы основные этапы
формирования концепции политических изменений в российском либеральном дискур-
16

се, сущностные характеристики и особенности их политико-философских трактовок во второй половине XIX — начале XX вв. Представлено теоретическое обоснование концепции эволюции русского либерализма, в соответствии с которой зарождение либеральной модели идеологии в России начинается задолго до появления на исторической сцене либерализма как общественно-политического движения. Изучение источников и основных фаз развития русского либерализма свидетельствует об его оригинальности, проявившейся в формировании весьма существенных парадигмальных характеристик. В диссертации доказывается, что в определенных своих аспектах русский либерализм схож с западноевропейским, но некоторые его положения и идеи имеют оригинальный характер, отражая особенности социокультурного развития пореформенной России XIX — начала XX вв. Обосновано положение о том, что в политической теории русского классического либерализма уже содержались многие элементы концепции «социального либерализма», которая стала в дальнейшем развиваться новым поколением российских либералов. Приведены основные доводы в пользу следующего тезиса: российские мыслители либеральной ориентации заложили не только философско-теорети-ческий фундамент соответствующей модели политических изменений, но и разработали ряд системообразующих принципов, благодаря которым сама модель обрела форму целостности и завершенности. Эти принципы можно представить как систему понятий, целевая установка которых сориентирована на ограничение произвола государства, а также на утверждение господства права.

4. Проанализированы основные перспективные направления интерпретации феномена консерватизма в современной политической теории и истории политической мысли, направленные, в частности, и на обоснование следующего принципиально важного тезиса: в целом европейский консерватизм в XIX столетии выдержал испытание постоянно возраставшей идеологической и политической конкуренции и сформировал устойчивую идеологическую парадигму; ядро этой парадигмы составили ценности традиции и порядка, но на ее дискурсивной периферии находилось место и целому ряду других важных элементов, таких как социальная иерархия, религия, патернализм и национализм. Тем самым были созданы необходимые предпосылки для сохранения места и роли консервативной идеологии в качестве важнейшей идеологической традиции на завершающем этапе политической модернизации и переходе к конкурентной политике. Исследованы структурные особенности и теоретический потенциал русской консервативной идеологии второй половины XIX — начала XX вв., охарактеризованы ее историческая специфика и основные направления эволюции; систематизированы особенности формирования архитектоники консервативной модели политики и главные теоретические принципы обоснования модели политических изменений в русской консервативной мысли второй половины XIX — начала XX вв. Осуществлен инновационный теоретический анализ традиционализма и социальной иерархии как основополагающих характеристик консервативного мышления и политической практики. В частности, обосновано положение о том, что основной целью полемики русских консерваторов с либералами и социалистами было не только стремление показать искусственность и априорность рационально-критического мышления, но и доказать его чуждость русской действительности. Оригинально выявлена и обоснована специфика аргументации таких видных представителей консервативной политической философии, как М. Н. Катков, К. Н. Леонтьев, К. П. Победоносцев, Л. А. Тихомиров, направленной на формулирование основной задачи монархической по-17

литической власти, состоящей в создании оптимальной и продуктивной системы управления. Главная задача монархической власти заключалась в том, чтобы сохранить свои позиции в качестве верховной власти, а не просто власти «управительной».

5. Систематизированы основные исторические и теоретические принципы философской, идеологической и политической интерпретации феномена социализма и основные этапы его эволюции в эпоху модерна. Определены характерные особенности социалистического мировоззрения и способов политической аргументации, в первую очередь, то важное обстоятельство, что социализм, как и либерализм, по своей природе изначально притязал на роль системного учения и идеологии прогрессивного развития. Реализация связанных с такой ролью задач заставляла социалистических теоретиков разрабатывать все структурные звенья этого учения, начиная от общетеоретических и завершая конкретными политико-практическими выводами и рекомендациями относительно способов перехода к социализму и основных путей создания нового общественного строя. Выявлены новые аспекты общетеоретических позиций русской версии марксизма и специфические особенности концепций социальной и политической революции в русской социалистической мысли. В рамках анализа политического учения Г. В. Плеханова представлены и проанализированы основные теоретические характеристики разработки концептуальной модели революционных политических изменений идеологами русского марксизма и социализма во второй половине XIX — начале XX вв. Даны основные теоретические характеристики взаимодействия социально-политических, экономических и этических аспектов ленинской модели социалистической революции. На примере анализа политической философии А. А. Богданова сформулированы выводы, связанные с разработкой российскими марксистами социально-психологических, социологических и структурно-организационных аспектов модели революционных преобразований. В контексте анализа политической философии русского неонародничества охарактеризованы главные особенности немарксистских социалистических моделей политических изменений и наиболее перспективные способы их интерпретации в современной политической теории. Проанализированы специфические черты социалистической концепции неонародников и выявлены причины противопоставления ими «русского социализма» социализму западного типа. Детально выявлены философские, политические и социологические элементы концепции «конструктивного социализма» одного из главных идеологов неонародничества В. М. Чернова и разработанной им версии становления «гражданского общества».

Методологическая основа исследования. Исследование моделей политических изменений в методологическом плане ориентируется на соединение многообразных типов теоретической интерпретации, объединяющих модель социального изменения Ф. К. Уоллиса, концепцию стратегий изменения Р. Уоррена, рационально-эмпирический и нормативно-преобразовательный и властно-принудительный подходы (Р. Чин, К. Бенн) в рамках общей теории социального развития (А. Гидденс, М. Рейх, П. Сорокин, Р. Такер, А. Тойнби, Э. Тоффлер, К. Д. Холсти, Л. Черна, Д. Янкелович и др.), институциональный и нео-институциональный подходы (Дж. Марч, Й. П. Олсен, Д. Норт, П. Холл) в структуре теории политического развития и теории модернизации (Г. Алмонд, К. фон Бёйме, Дж. Бэрнхэм, К. Дойч, Л. Пай, Г. Б. Пауэлл, С. Хантингтон). Анализ соотношения политических, социальных и культурных изменений в модернизационных процессах осуществлялся в диссертации на основе методологии, разработанной в трудах Р. Инглхарта и К. Вельцеля, философских принципов анализа модернизации в работах А. С. Панарина,

а также сравнительно-исторической методологии изучения модернизации и революций в России и на Западе в работах А. С. Ахиезера, Н. Ф. Наумова, И. К. Пантина, Е. Г. Плимака, В. Г. Хороса и др. Многоаспектность теоретической разработки теории политических изменений и их отражения в конкретной исторической структуре идеологического дискурса, изначальная сложность поставленной задачи обусловили необходимость применения комплексного подхода, включающего как историко-генетические, так и структурно-функциональные и дескриптивные методы исследования, которые применяются к историческому материалу, репрезентирующему политическую ситуацию в России второй половины XIX — начала XX вв. Хотя диссертационная работа в целом посвящена проблематике моделирования политических изменений в истории русской общественно-политической мысли, тем не менее, она выходит за собственно исторические рамки и представляет собой метаописание политико-идеологического дискурса, характеризующего определенный этап политического развития России. Исходя из этого, автор работы ориентировался в своих методологических установках на органичное сочетание историко-генетического анализа с теоретико-политологическим, в частности — с системным и структурно-функциональным подходом и элементами дискурсивного анализа.

Методологической основой диссертации являются не только классические принципы анализа политических идеологий, разработанные в трудах К. Манхейма, но и современные концепции идеологического дискурса, представленные в работах Д. М. Балкина, З. Баумана, Ш. С. Волина, Р. Дарендорфа, Д. Лакоффа, Т. Скокпол, М. Фридена, Д. Шварцмантеля. Например, всесторонне разработанная Д. М. Балкиным концепция прямой зависимости способа интерпретации идеологий от характера ее определения, включающего такие важнейшие компоненты, как содержание, функциональная роль, причины возникновения, способы воздействия на сознание и политическую практику, способствовала разработке адекватной эвристической модели исследования эволюции российского идеологического дискурса. Принципиально важную роль в построении данной модели сыграла и методология анализа «идеологических языков» М. Фридена.

В историческом плане диссертационное исследование основывается на теоретическом принципе, в соответствии с которым история политической мысли представляет собой структурированное многообразие мировоззренческих установок, теоретических подходов, политических идей, концепций, идеологий и т. д. История мысли имплицитно включает в себя также историю становления политического знания. Интегративный подход к взаимодействию современного политического знания и истории политической мысли позволяет рассматривать историю российской политической мысли как прямую реакцию на вызовы политической жизни того или иного периода истории страны. Исходя из этих общих методологических установок, в основание исследования положен принцип интеграции исторического знания и системного метода, как особо актуальный для современной политической теории. Структурно-функциональный ракурс измерения политико-идеологических процессов позволяет объяснить взаимосвязь политических изменений и идеологического дискурса. Идеология обладает многогранным содержанием, и является действенным инструментом защиты, усовершенствования или изменения существующего политического порядка. Политические проекты представляют собой совокупность идей, образов и установок, смыслов и значений, всего того, что сегодня обобщенно именуется «дискурсом». Главной задачей дискурсивного анализа является открытие новых смысловых связей, ранее не усматриваемых во взятых отдельно, вне дискурсивного поля, текстах.

Основные положения, выносимые на защиту:

3. Основные характеристики процесса политических изменений в дореволюционной России и его концептуализации в различных версиях либеральной, консервативной и социалистической идеологий так или иначе связаны с осознанием их теоретиками ограниченности самой парадигмы социально-экономической и политической модернизации, инициированной реформами второй половины XIX в. Противоречия, возникавшие на путях модернизации, равно как и выдвигавшиеся для их разрешения проекты и гипотезы, находили отражение в моделях политических изменений, которые с различной степенью интенсивности вписывались в российский идеологический дискурс исследуемого исторического периода. Поэтому на первый план исследования выдвигается задача верификации и определения степени состоятельности российских идеологических моделей модернизации российского общества в рамках их теоретического анализа с позиций современных концепций политического развития и политических изменений.

4. В теоретическом и методологическом плане важной исследовательской задачей представляется анализ концептуальных оснований и парадигм классического идеологического дискурса и его главных компонентов — либерализма, консерватизма и социализма во всей сложности их взаимодействия в эпоху модерна и на современном этапе их эволюции. Западноевропейская политическая мысль XVIII–XIX вв. оказала огромное влияние на формирование российских идеологических течений позднего имперского периода. В европейской культуре и политике XIX века либерализм был ведущей идеологической парадигмой. К числу основных постулатов либерализма, сформулированных в этот период, необходимо отнести концепции естественных и неотъемлемых прав человека, ограничения государственного вмешательства в частную жизнь, свободной конкуренции в экономике, гарантии прав частной собственности, принцип независимости суда и разделения властей, а также представление о возможности решения общественных проблем на основе рационального публичного обсуждения. Уже в самом конце XIX в. в обиход вошёл термин «социальный либерализм», который на длительное время стал доминировать в дискурсе политических организаций, сохранивших верность либеральной традиции. Консерватизм в качестве политической идеологии представляет собой более сложный объект для анализа, по сравнению с либерализмом. Наиболее очевидное отличие консерватизма от других политических идеологий состоит в наличии специфических психологических характеристик, свойственных ведущим теоретикам консервативной традиции. В течение XIX столетия европейский консерватизм существовал в форме «автономной идеологии» (в терминологии С. Хантингтона), сохраняя идейную преемственность и собственный дискурсивный аппарат, однако успешно адаптируясь к условиям различных стран и культур, а также сообразуясь с тенденциями социально-экономического развития. В отличие от либеральной и консервативной идеологических традиций, социализм в XIX в. оказывал менее существенное влияние на реальную политику. Большая часть социалистических концепций в этот период носила утопический характер, в том смысле, что их создатели не были ограничены необходимостью учитывать препятствия практического характера. Первоначально это в полной мере относится и к марксизму. Однако в последней трети XIX в., в условиях резкой интенсификации модернизацион-ных процессов в Западной и Восточной Европе, именно марксизм стал идеологической основой формирования организованного рабочего движения и массовых социал-демократических партий.

3. Эволюция русского либерализма в идеологическом плане воспроизводила
многие элементы, характерные для западноевропейской классической либеральной
традиции второй половины XIX — начала XX вв. Вместе с тем, изучение источников
и основных фаз развития русского либерализма свидетельствует об его оригинально
сти, проявившейся в формировании весьма существенных парадигмальных харак
теристик: русский либерализм возникает «прежде всего, на теоретическом уровне»
(В. В. Шелохаев), представляя собой особый тип «интеллектуального либерализма»;
его оформление способствовало созданию рациональной модели либеральной теории,
превосходящей по ряду параметров западные образцы. Объединяющим, сущностным
признаком русского либерализма выступает мысль о первостепенности человеческой
свободы, верховенства достоинства человека. Из такого исходного понимания свобо
ды вытекает требование правового государственного порядка, при котором ценность
общественных институтов измеряется защитой интересов личности. Последовательно
отстаивая верховенство права, либеральные политические теоретики (К. Д. Кавелин,
Б. Н. Чичерин и др.) связывали этот принцип с идеей сильного государства, которое
было бы способно проводить необходимые реформы и одновременно обеспечивать по
рядок в стране. «Новый либерализм» возникает в условиях кризиса конца 80–90-х гг. в
XIX в. и сопровождается идейной борьбой и расколами внутри либерального движения
на земских съездах в конце 1890-х гг. Наряду с выделением ортодоксально-либераль
ного крыла (Д. Н. Шипов, М. А. Стахович, Н. А. Хомяков), возникло новое направле
ние (П. Н. Милюков, П. Б. Струве, С. Л. Франк), которое впоследствии составило ядро
«Союза освобождения», а позднее и партии Народной свободы. Русский «неолибера
лизм» может быть охарактеризован, прежде всего, с точки зрения его социальной со
ставляющей. Его представители начинают искать причины социального зла, полагая
главной из них порабощение человека человеком, превращение его в средство для до
стижения безнравственных целей.

4. Практико-политическая составляющая неолиберального направления резко
расходилась с формулой «охранительного» либерализма, ориентированного на рефор
мацию общества «сверху», хотя его идеологи и не отрицали базовые идеи классиче
ского либерализма, особенно те, которые были связаны с концепцией правового госу
дарства и свободы личности. Идеологами нового направления были П. И. Новгородцев,
И. А. Покровский, В. М. Гессен, С. А. Котляревский, Л. И. Петражицкий,
Б. А. Кистяковский, С. И. Гессен и др.: их программные установки во многом опре
делялись новыми условиями острой идейной борьбы с набиравшим тогда силу соци
ал-демократическим движением. В атмосфере полемики и противоборства либеральные
идеологи не раз пытались осуществить синтез классического и «нового» либерализма
с социальными программами демократического социализма. Сохранив основное кредо
своих теоретических предшественников, «новый» либерализм вносит дополнительную
оригинальную аргументацию для обоснования концепции соотношения принципа ра
венства, собственности, порядка, свободы и прав человека. В начале XX в. для нового
либерализма характерна разработка ряда практических технологий по реформированию
политико-правовых институтов в направлении реализации либеральной модели поли
тических изменений посредством законотворческой деятельности в Государственной
Думе. В частности, на передний план была выдвинута актуальная (на тот исторический
момент) развернутая программа реализации модели изменения российской политиче-
21

ской системы, главным орудием которой выступает концепция правовой реформы, осуществляемой исключительно мирным, эволюционным, парламентским путем.

5. Русский консерватизм характеризуется как особый способ понимания жизни, человеческих действий и размышлений, как совокупность определенных мировоззренческих констант, нередко отображаемых в метафорической форме. В консерватизме находят выражение специфические характеристики российского традиционного сознания, его особые черты, социокультурные особенности, характеризующие уклад жизни и мыслей людей. Среди общетеоретических принципов консервативного мировоззрения особо выделяются такие требования, как укрепление православной веры и монархической власти, развитие эффективности государственного управления в центре и на местах, противодействие враждебным идеологиям, разрушающим традиционный уклад российского общества. Для формирования архитектоники консервативной модели как специфического способа мышления и действия особое значение имеет традиционализм, понимаемый как сила, определяющая основные характеристики данного общества, народа, государства на всех этапах их существования. Другим стержневым принципом в системе консервативного мышления выступает принцип общественной иерархии.

6. Формирование морфологии идеи русской монархической государственности представлено в русле двух основных направлений — религиозно-нравственного и политико-правового. Идеологи монархической государственности и ориентировались на сохранение того лучшего, что за века своего существования накопило русское самодержавие. Вместе с тем они не были чужды изменениям в нем того, что требовалось исправить с целью органичного встраивания в меняющийся социально-исторический контекст, что не выдержало исторической проверки временем. Взаимоотношения власти и общества в консервативной политической теории уподобляется семейным отношениям, где добровольное подчинение отцу как главе семейства составляло традиционное правило. Религия, нравственность, синкретичные импульсы глубинной психологии, социокультурные детерминанты — необходимые предпосылки, составляющие основу монархической государственности. Другой опорой монархической идеи является представление, в соответствии с которым именно данная политическая форма, выстраиваемая на фундаменте религиозно-нравственных отношений, наиболее полно соответствует психологическим и социальным основам русского самосознания. Л. А. Тихомиров и другие представители консервативной мысли считали, что западноевропейский абсолютизм представляет собой искаженную форму монархии. Так, по мнению К. Н. Леонтьева, европейская монархия сложилась под влиянием противоречивых и разнонаправленных факторов. Вследствие этого в Западной Европе произошло извращение истинного монархического принципа, в основе которого находится нравственный идеал. Самодержавие должно иметь нравственное содержание, выступать в качестве идеала нации и быть представителем высшей силы, которая является источником народного идеала. Таким образом, в самодержавном государстве интенцией верховной власти выступает не монарх, а нравственная сила, идеал нации, персонифицированные в конкретной личности монарха. Обязательным условием для генезиса и функционирования истинной монархии является вера всей нации в абсолютное значение своего идеала.

7. Во второй половине XIX — начале XX вв. консервативная идеология обладала
значительным потенциалом для осуществления политики конструктивных преобразо-
22

ваний, как в России, так и в странах Западной Европы. Специфика позиции русского консерватизма определялась, в частности, тем, что его идеологи не могли полностью отрицать актуальности политических изменений, вызванных необходимостью упрочения могущества самодержавной монархии. Принимая преобразования как неизбежное зло, они настаивали на незыблемости основ верховной власти. Весьма симптоматичной для консервативного сознания являлась критика бюрократии, которая объявлялась виновной в «деформации» самодержавия и искажениях воли монарха. Создатели различных консервативных проектов предлагали варианты эволюционного, ненасильственного приспособления и даже тактического реформирования монархической формы правления. Незыблемым оставалось при этом главное требование — сохранение абсолютного верховенства власти самодержца как представителя всей нации и главного защитника традиционных устоев. Русские консерваторы требовали от своих политических оппонентов, чтобы инициируемые ими перемены не нарушали преемственность исторического развития России. Призывы к разделению власти на законодательную, исполнительную, судебную они интерпретировали как раздельное исполнение функций единой царской власти.

8. Для социально-философских идей, составляющих основание русского марксиз
ма, особенно характерен принцип строгого монизма, в рамках которого дается объясне
ние причин и условий социально-политического развития. В представлении марксистов,
отношение человека к природе определялось социальной средой, а та в свою очередь
определялась производственными отношениями. Они полагали, что главный источник
и инструмент общественного развития следовало искать не внутри тех или иных над
строечных отношений, а в границах, предписываемых экономическим базисом. Русские
марксисты исповедовали формационный подход, который, по их убеждению, предостав
лял возможности научного анализа истории и строения общества. Грядущее торжество
социалистических идеалов изображалось ими как исторически необходимое и независя
щее от индивидуальной человеческой воли движение экономического развития на пути
к новой коммунистической общественно-экономической формации.

9. В плане общетеоретических позиций русская версии марксизма придержи
валась традиционной для классического марксизма ориентации на разрыв с буржуаз
ным настоящим и на революционный путь продвижения к социализму. Анализ техно
логий реализации социалистической модели неотделим от теоретической интерпрета
ции значения таких операциональных категорий, как «классы» и «классовая борьба».
Положение о том, что классовая борьба завершается социалистической революцией,
открывающей, в свою очередь, путь к строительству социализма, разделяло и отстаи
вало в полемике с оппонентами большинство российских социал-демократических те
оретиков. Социальные революции — переломные моменты общественной эволюции.
Новое общество развивается в недрах старого, и когда приходит время «родов», тогда
медленный ход развития обрывается. Социальная революция уничтожает и сам старый
порядок, и его фундаментальные основы.

10. Концепция реализации социалистической модели политических изменений
во многом была связана с философской, идеологической и практико-политической ин
терпретацией русским марксизмом классического марксистского учения об «историче
ской миссии пролетариата». Пролетариат воспринимался как единственный выразитель
прогрессивных тенденций в обществе. Г. В. Плеханов подробно рассматривал процесс

трансформации пролетариата из «класса в себе» — в «класс для себя». В. И. Ленин исходил из положения, в соответствии с которым на этапе кризиса капитализма интересы пролетариата начинают совпадать с интересами всего общества. Большинство социал-демократов разделяли и отстаивали в полемике с оппонентами тезис о том, что классовая борьба завершается социалистической революцией и диктатурой пролетариата, которая в свою очередь открывает путь к строительству социализма. Для устранения основного противоречия капиталистического общества пролетариату предписывалось овладеть политической властью, научиться управлять и производством и государством. Общетеоретическая установка российских социал-демократов на построение нового социалистического строя логически требовала от них уделять пристальное внимание обоснованию путей продвижения к социализму: классовой борьбе, революции, диктатуре пролетариата и народовластию.

11. Идеологический дискурс немарксистского социализма подробно охарактеризован на примере русского неонародничества. Обосновывая идею целостности и плюралистичности исторического процесса, неонародники предлагали взять ценные зерна из самых разных социологических теорий: классического позитивизма, неокантианства, русской субъективной школы, эмпириокритицизма, ницшеанства и марксизма. Признавая значение теории Маркса для понимания современности, неонародники выступали резко против догматизма марксистской мысли. Их модель политических изменений была сродни ревизионизму — явлению, которое возникло внутри западноевропейской социал-демократии. Немарксистский социализм ставил перед собой двойную задачу пересмотра устоявшихся политических доктрин — традиционной народнической, так и марксистской. Концепция «конструктивного социализма», представленная в неонародничестве, непосредственно соотносится с идеей гражданского общества, что в значительной степени свидетельствует о сближении российского немарксистского социализма с либерализмом.

Научно-практическая значимость. Научно-практическое значение диссертационной работы обусловлено возможностями творческого использования разработанных в ней методологических подходов для решения актуальных теоретических, прикладных и практических общественно-политических задач. Проблема политических изменений продолжает оставаться актуальной на современном постсоветском пространстве. Одно из возможных направлений реализации результатов исследования заключается в разработке рекомендаций государственным федеральным и региональным структурам, политическим партиям, общественным движениям и группам, заинтересованным в поступательном и прогрессивном развитии в XXI столетии, на обоснование идеологических стратегий, соответствующих новым вызовам современности. Другое возможное направление состоит в дальнейшем осмыслении традиций общественно-политического дискурса России, который нельзя свести ни к консервативной, ни к либеральной, ни к социалистической (коммунистической) парадигмам. Исследование рассчитано на широкую аудиторию, интересующуюся различными аспектами современной политической теории и истории русской общественно-политической мысли. Материалы и результаты исследования адресуются как специалистам, так и самым широким кругам научной общественности. Они могут быть использованы в учебных курсах политологии, в спецкурсах по истории социально-политических учений в России, спецкурсах по истории русской социальной философии и социологии политики.

Апробация работы. Основные положения и выводы данной диссертационной работы изложены в более чем 180 научных публикациях общим объемом около 160 п. л., в том числе: в четырех монографических работах: «Модели политических изменений в России (вторая половина XIX — начало XX века)» (1-е изд.: М., 2010. 18,0 п. л.; 2-е доп. изд.: М., 2014. 20,34 п. л.); «Модели политических изменений в идеологическом дискурсе России (вторая половина XIX — начало XX в.)» (М., 2008. 20,0 п. л.); «Методологические вопросы исследования традиции и консерватизма» (М., 2006. 14,0 п. л.), а также в тридцати трех статьях, опубликованных в ведущих рецензируемых изданиях, рекомендованных ВАК РФ. Материалы диссертации апробированы в выступлениях на таких научных форумах, как: IV Российский философский конгресс «Философия и будущее цивилизации» (Москва, 2005); Международная научно-практическая конференция «Белорусская политология: многообразие в единстве» (Гродно, 2006, 2008, 2010, 2012, 2014); III Всероссийский социологический конгресс «Социология и общество: проблемы и пути взаимодействия» (Москва, 2008); II Всероссийский культурологический конгресс «Культурное многообразие: от прошлого к будущему» (Санкт-Петербург, 2008); V Всероссийский конгресс политологов «Изменения в политике и политика изменений: стратегии, институты, акторы» (Москва, 2009); III Всероссийский культурологический конгресс «Креативность в пространстве традиции и инновации» (Санкт-Петербург, 2010); Всемирный форум духовной культуры «К миру через Духовную Культуру» (Астана, 2010); Научные конференции «Ломоносовские чтения» — 2009, 2010, 2011, 2012, 2014; «Валихановские чтения» — 2005, 2008, 2009, 2010, 2011, 2012, 2013, 2014, 2015; Международная научная конференция факультета политологии МГУ имени М. В. Ломоносова «Политика в текстах — тексты в политике: наука истории идей и учений» (Москва, 2011, 2013, 2015), Всероссийский научно-образовательный форум «Политология — XXI век: политические ценности и политические стратегии» (Москва, 2011, 2013), а также на других научных собраниях. Основное содержание диссертационной работы в достаточно полном объеме отражено в опубликованных научных изданиях. Кроме того, результаты диссертационного исследования использованы автором при подготовке программ и чтении соответствующих учебных курсов и спецкурсов по политологии в рамках высшего и дополнительного профессионального образования.

Структура исследования. Структура настоящего диссертационного исследования определяется поставленными в работе задачами, а также общей логикой изложения заявленной темы. Диссертация состоит из введения, пяти глав, разделенных на параграфы, общего заключения и списка литературы.

Специфика российской модернизации в поздний имперский период

Термин «идеология» был введён в оборот французским философом Антуаном Дестюттом де Траси в эпоху Великой французской революции для обозначения науки об идеях. Довольно скоро изучение идеологии превратилось в развитую субдисциплину социального знания, в рамках которой конкурируют между собой десятки научных школ и исследовательских традиций8.

Традиция критики идеологии как средства, стабилизирующего и легитимирующего систему классового господства, была заложена в середине XIX столетия К. Марксом и Ф. Энгельсом. С тех пор марксистские и постмарксистские концепции идеологии преобладают в рамках социально-философского анализа этого феномена. Само название «теория идеологии» изначально закрепилось именно за «политической философией идеологии»9.

В рамках сравнительной политологии сформировалась особое направление исследования идеологии, как инструмента электорального выбора и партийной политики в условиях конкурентной демократии. Методологический фундамент этого направления был разработан в рамках теории рационального выбора10, а эмпирические исследования базировались на интерпретации опросов общественного мнения и результатов выборов, преимущественно в рамках одномерного лево-правого идеологического пространства11. В конце XX — начале XXI вв. приобрели популярность исследования идеологии с помощью методологии дискурсивного анализа, которые составляют отрасль знания, опирающуюся, кроме политологии и философии также на лингвистику12. В это же время в рамках политической психологии сложилось автономное направление по изучению когнитивных аспектов идеологических ориентаций13.

После того, как идейный и организационный плюрализм в Европе Нового времени стал общепризнанным элементом политического процесса, роль идеологий в качестве своеобразных «эрзац-религий», цементирующих систему массовых политических ориентаций, не могла подвергаться сомнению, несмотря на распространённые негативные коннотации самого термина14. При этом уровень влияния идеологий в качестве одного из факторов политического процесса претерпевал значительные колебания в зависимости от обстоятельств места и времени, в связи с чем появлялись различные концепции «деидеологизации» и «реидеологизации» политического процесса15. Периодически даже провозглашались идеи о конце идеологии, в связи с достижением в развитых странах консенсуса по наиболее принци. пиальным политическим вопросам16, и о конце истории в результате окончательного торжества либерализма над его историческими соперниками17.

Несмотря на то, что эти идеи, большей частью, основаны на чрезмерно расширительной интерпретации краткосрочных политических тенденций, всё же необходимо признать вполне оправданным указание на то, что значимость идеологии в политическом процессе в различные исторические периоды не одинакова.

При этом необходимо отметить, что это теоретическое богатство пока лишь в весьма незначительной степени применяется при анализе эволюции различных идейных доктрин, и, в особенности, в исследованиях воздействия идеологических дискурсов на политический процесс в те исторические периоды, когда институты конкурентной электоральной политики ещё не сформировались. Речь идёт о политике в странах, переживающих процесс модернизации, но ещё не вступивших в фазу полноценной демократизации политического процесса. Настоящая работа призвана, до некоторой степени восполнить этот пробел.

В рамках нашей работы мы будем понимать под идеологией систему аргументации, используемую для обоснования определённого политического курса в условиях институциализированного политического конфликта. Очевидно, что самые разнообразные идеологические системы беспрерывно создаются и разрушаются, зачастую не оказывая заметного влияния на реальный политический процесс. Однако некоторые идеологии превращаются в эффективное орудие для приобретения и удержания власти. Это происходит в том случае, когда многочисленные организованные группы людей вовлекаются в социальные, культурные, экономические и политические конфликты, воспроизводящиеся в течение долгого времени. Каждая сторона конфликта нуждается в объединении имеющихся и привлечении новых приверженцев, а также в завоевании симпатий публики, не вовлечённой в данный конфликт непосредственно. В современной политологической литературе при разработке проблем структурного взаимодействия идеологий и социально-политических изменений (М. Рейх, Л. Черна и др.) постоянно акцентируется внимание на следующей важном принципе: в реальном политическом процессе идеологические конструкции и теоретические разработки не могут рассматриваться как «цель в себе», они могут стать эффективными только при наличии соответствующих институциональных структур и, прежде всего, с учетом активной роли политических лидеров, обладающих способностью вовремя находить «окна возможностей», а также использовать подходящие методы для их реализации. Например, М. Рейх акцентирует внимание на следующих важных принципах: в процессе политических изменений постоянно взаимодействуют такие факторы (измерения) как а) «конструирование стратегий изменения», б) создание благоприятных возможностей для изменений путем активного влияния политических акторов на переходные процессы, б) четкое «аналитическое прогнозирование» целей, «позиций поддержки», объективного учета и понимания результатов реформ

Под влиянием обозначенных выше факторов в идеологических конструкциях происходит определённое смещение акцентов, поскольку идеологи, говоря марксистским языком, стремятся выдать корыстные интересы своей группы за об-щезначимые19. Это можно сделать, переводя конфликт из области интересов в сферу ценностей. На базе приверженности к общей ценности может сформироваться намного более широкая политическая коалиция, чем на основе сугубо корыстных интересов.

Историческая эволюция классического консерватизма

Французский опыт показал, что даже относительно устойчивый правовой порядок при гарантиях прав личности и постепенном росте благосостояния не может служить основой прочного либерального политического режима, если большинство граждан отстранены от участия в политической жизни. Первая проблема, с которой столкнулся европейский либерализм в XIX веке — обеспечение верного баланса между расширением политического участия и сохранением правового порядка, включая гарантии соблюдения прав собственности.

К концу XIX столетия либералы осознали, что акцент на опасностях демократии, при всей его теоретической обоснованности, ставит их в невыигрышное положение. Закрыть доступ к политике для огромных масс относительно бедных и малообразованных сограждан они всё равно не смогли. Городской пролетариат, концентрировавшийся в европейских столицах, к середине века стал решающей силой политики в периодически возникающих ситуациях кризисов, революций и социальных волнений. Если Великобритания смогла решить проблему постепенного расширения избирательного права относительно мирным и постепенным путём, то в большинстве остальных стран Европы этот процесс принял исключительно болезненные формы. Либералы, отстаивавшие идеи имущественных цензов для избирателей, в глазах общества выступали противниками демократии, как принципа организации государственной власти. Только в XX в. либералы смогли вернуть под свой контроль демократию в качестве узловой точки либерального политического дискурса благодаря концепции «либеральной демократии», которая была противопоставлена «популистской демократии»

В Великобритании сформировалась иная композиция либерального дискурса, в которой проблемы ограничения возможных издержек массовой демократии отошли на второй план, уступив первенство проблемам экономического свойства. В начале XIX века традиционная землевладельческая аристократия сохраняла здесь доминирующие позиции, как в экономической сфере, так и в политике. Значительная часть членов палаты общин избиралась в малочисленных сельских округах (на сленге того времени — «гнилых местечках»), где традиционное влияние лендлорда позволяло ему без труда обеспечивать нужный результат волеизъявления избирателей. Естественно, что преобладающие в парламенте землевладельцы не пренебрегали возможностью гарантировать собственные доходы с помощью законодательных мер. В их интересах была построена система налогообложения, в рамках которой большую часть доходов бюджета обеспечивали акцизные и таможенные сборы на импортные товары для бедных, такие как, дешёвые сорта табака и чая.

Однако даже на этом фоне выделялся своей беззастенчивостью принятый в 1815 г. протекционистский закон, запрещавший хлебный импорт по ценам ниже того исключительно высокого уровня, который установился в условиях Континентальной блокады Великобритании, организованной Наполеоном I. Британские лендлорды, опираясь на аппарат государственного принуждения, заставили всё население страны платить значительно дороже рыночных цен за основной продовольственный продукт, дабы обеспечить себе комфортные экономические условия.

Целый ряд британских политиков и публицистов активно выступил против этого закона, но эффективных методов борьбы против контролирующих парламент землевладельцев в их распоряжении не было. Ситуацию изменила парламентская реформа 1832 г., в ходе которой была ликвидирована значительная часть «гнилых местечек», новые промышленные центры Великобритании получили парламентское представительство, а общее число избирателей в Англии и Уэльсе увеличилось с 400 тысяч до 650 тысяч человек142. Именно после этой реформы членовментской фракции вигов стали называть либералами, а их оппонентов из фракции тори — консерваторами143. У противников протекционистского хлебного законодательства появились реальные шансы на достижение успеха.

В стране возникло несколько ассоциаций, поставивших перед собой задачу ликвидации протекционистских барьеров на импорт хлеба. Самой известной из них стала Лига против хлебных законов, созданная в Манчестере в 1839 г. Одним из наиболее заметных представителей лиги был Р. Кобден, впоследствии ставший депутатом парламента. Активисты Лиги собирали подписи пол многочисленными петициями, адресованными парламентариям, проводили митинги, издавали агитационную литературу и создавали организации по всей стране. Они не ограничивали свою деятельность борьбой с отдельно взятым протекционистским законом, но выступали в целом против монополий и за свободную торговлю между странами, направляя острие своей критики против британской аристократии. «Чего же мы требуем? — говорил Р. Кобден, выступая на митинге в Лондоне в 1843 г. — Мы требуем уничтожения всех монополий, но главным образом и прежде всего — отмены хлебных законов, которые мы считаем краеугольным камнем всей монопольной системы. [...] Что такое монополия? Это — право, или вернее, бесправие, благодаря которому некоторые лица присваивают себе прибыль от исключительно им предоставленной продажи некоторых товаров. Восстановляя свои монополии, аристократия нашей страны образовала как бы огромное товарищество на акциях, обнимающее все разнообразные виды монополий и злоупотреблений. Есть монополисты, завладевшие монополией на хлеб, другие — монополией на сахар, иные — монополией на строевой лес, кофе и т. д. Все эти отдельные классы монополистов говорят друг другу: „Помогите нам выжимать из народа побольше денег, и мы окажем вам такую же услугу в той области, которая вас специально интересует“»144.

При этом сторонники Лиги утверждали, что отмена протекционистских барьеров ликвидирует одну из важнейших причин войн между государствами, влекущих неисчислимые бедствия для народов в угоду интересам аристократов-монополистов. «Отнимем власть у монополистов, — призывал Р. Кобден, — докажем другим народам, что мы верим в силу своих принципов и желаем осуществить их на практике, допустив свободный ввоз в страну хлеба, сахара и проч. Раз наши принципы заключают в себе истину, они неизбежно поведут к благосостоянию и многим другим важным преимуществам, когда же другие страны наглядно убедятся в благоприятных результатах ниспровержения нами фискальных преград, они волей-неволей последуют нашему примеру»145. Р. Кобден последовательно развивал антиимпериалистические взгляды и не менее настойчиво возражал против государственного вмешательства в экономику, выступая, в частности, против законодательного ограничения продолжительности рабочего дня.

Деятельность Лиги привела к отмене пошлин в 1846 г., что ознаменовало временную победу над сторонниками протекционизма. В середине XIX века идейное влияние Р. Кобдена и его сподвижников на общественное мнение стало настолько значительным, что для обозначения либеральной доктрины в области экономики стал использоваться термин «манчестерский либерализм». К концу века манчестерский либерализм утратил популярность, уступив первенство набирающему силу течению «социального либерализма». Но сила этой концепции состояла в её последовательности, логике, а также антимонопольном, антивоенном и антиэтатистском пафосе. Полтора века спустя идеи манчестерского либерализма снова приобрели популярность, войдя составной частью в неолиберальный и либертарианский дис-курс146.

Теоретико-философские основания и понятийно-категориальный аппарат российского либерального дискурса

Составной частью концепции правового государства российские либеральные мыслители считали принцип разделения властей. Это объясняется тем, что данный принцип рассматривался не только как содержательное понятие, обладающее немалым эвристическим зарядом для решения различных теоретических проблем, но и как важнейший политико-правовой механизм функционирования политической системы. Речь в первую очередь шла об адаптивных свойствах принципа разделения властей, что являлось актуальным для политической действительности российского общества и государства, вставших на путь реформирования и модернизации. Российские либеральные мыслители считали, что теоретическая разработка этого принципа будет во многом способствовать «снятию» разрушительных, деструктивных элементов в развернувшихся со второй половины XIX века процессах преобразования политической системы России.

Либералы дореволюционной России исходили из понимания принципа разделения властей как принципа политико-правовой власти. При разработке этой темы они сталкивались с проблемой формирования представления о государственной власти как единой и неделимой. Утверждалось, в частности, что суверенная государственная власть представляет собой не какой-то механический агрегат определенных полномочий в территориальных пределах государства, но органическое единство всех правомочий единой воли государственной личности, властвующей в пределах всей территории государства. Единая личность государства и его единая властвующая воля не могут быть делимы.

Н. И. Палиенко считал, что на территории одного государства может существовать одна суверенная государственная власть. В своей территориальной сфере суверенная государственная власть исключает иную суверенную власть и не может дробиться на несколько суверенных властей. В этом случае она не являлась бы высшей территориальной властью, не говоря о том, что подобное дробление суверенной власти противоречит ее природе, которая представляет собой не механическую сумму прав властвования, но потенциальную полноту всех. Судя по целям, которые осуществляются, и по формам, которые реализуются, государственная власть проявляет себя в самых различных функциях, из которых основными выступают: законодательство, суд и правление в материальном и формальном смыслах. Эти функции и могут распределяться различным образом между разными органами одного государства. Каждый орган имеет свою юридически определенную сферу действия, компетенцию. Но так как это органы одного и того же государства, осуществляющие одну и ту же государственную власть, то никакого деления этой власти нет265.

Одним из условий воплощения в жизнь идеи подчинения государства праву российские либералы считали разделение функций государственной власти. Разделяя законодательные, управленческие и судебные функции государственной власти, российские либеральные мыслители исходили из того, что органы, осуществляющие эти функции, неравнозначны. Традиционным было признание верховенства законодательной власти. Считалось, что верховная власть не изменит началу законности, если отменит своим новым законом любой из ранее изданных ею законов. Верная началу законности, власть подчиняется закону и в своих судебных решениях, и в своих актах управления.

В. М. Гессен, в частности, считал, что, законодательствуя, государство свободно, поскольку оно не связано положительным правом. Законодательная власть по своему существу не может быть ограничена законом. Однако пребывая в лице правительственной власти (то есть, осуществляя такую власть), государство ограничено действующим правом. Издавая законы, государство связывает и обязывает им не только подчиненных ему индивидов, но вместе, непосредственно или опосредованно, и самое себя. Закон накладывает известные обязанности на граждан, предоставляя соответствующие права правительству; но в то же время закон накладывает известные обязанности на правительство, предоставляя гражданам соответствующие права. Государство в лице своей правительственной власти так же подчиняется закону, как и каждый гражданин в отдельности

Российские государствоведы, в основном представлявшие университетскую юридическую школу, исходили из того, что принцип разделения властей имеет иерархический характер. В отношениях законодательной, исполнительной и судебной властей верховенство принадлежит первой. Такое построение правовой государственности вело не только к разграничению, но и обособлению функциональной деятельности. Сторонник этой позиции В. М. Гессен настаивал на том, чтобы власти были не разделены, а обособлены. Такое обособление предполагало отделение правительственной и судебной властей от законодательной власти — но не для того, чтобы они находились в равном положении, а для того, чтобы законодательная власть подчиняла себе подзаконные правительственную и судебную власти. Уравновешивание властей в теории Монтескье, по его мнению, находилось в прямом противоречии с принципом единства государственной власти. Другими словами, для В. М. Гессена соподчинение действий правительства и суда контролю законодателя являлось фактическим подтверждением принципа разделения властей.

Либеральная политико-правовая парадигма исходила из того, что административные власти в своих требованиях должны были постоянно основываться на законе. Своими действиями и распоряжениями административные власти никогда не должны были нарушать личных и общественных прав, основанных на законе. Законы устанавливали пределы административной деятельности, однако при этом не определяли ее содержания. Правительство часто не столько исполняло закон, сколько пользовалось государственными средствами в законных пределах. Не имея значительной доли свободы, возможности самоопределения, административные власти не могли бы выполнить своего предназначения. Но при значительной свободе действий административный орган мог легче нарушать формальные требования закона, чем судья. Законодатель не мог предусмотреть всех обязанностей, входящих в состав административной деятельности. В этом состояло основное начало административной организации. Если основным началом судебной организации являлся принцип независимости судей, которая гарантировалась их несменяемостью, то основным началом административной организации являлась ответственность

Что касается судебной власти, то назначение ее усматривалось в восстановлении или защите права, когда оно нарушалось, или в определении, кому принадлежит право, когда оно являлось спорным. Общим мнением было утверждение, согласно которому судебное решение обязательно является применением общего закона к каждому конкретному случаю. Однако если судебное решение по идее есть только применение закона к частному случаю, то судья должен был превратиться в пассивного проводника закона, и его деятельность в таком случае исчерпывалась бы механическим его приложением. Судебное решение должно было основываться исключительно на законе, потому что суд призван был руководствоваться волей законодателя, выраженной в той или иной форме. Но из этого не следовало, что деятельность судьи должна была быть пассивной. Каждый практический случай представлял собой сочетание типичного и своеобразного, и такая диалектическая позиция требовала от судьи немалых теоретических и практических знаний для определения того, какой закон применим в каждом отдельном случае. Судебное решение требовало ряда особых приемов, совокупность которых носило имя толкования законов; изъяснение смысла законов, содержащееся в судебном решении, представляло собой особый и самостоятельный элемент права. Если постановленное решение влияло на способ применения закона к другим однородным случаям, то оно служило образцом истолкования закона. Судебная интерпретация в тех случаях, когда судебное дело восполняло пробел в законодательстве (решение по подобию), превращалось в самостоятельный источник права, конкурирующий с законодательством.

Конструктивный потенциал русской консервативной идеологии

Тот процесс, который при капитализме разворачивался стихийно и регулировался спросом со стороны рынка, при социализме должен был достигаться благодаря сознательному спросу со стороны общества. Система распределения в проекте A. А. Богданова обусловливалась как характером социалистического производства, так и главной целевой установкой — требованием обеспечения каждому члену об щества полного и всестороннего развития его сил и целесообразности их приме нения. Соответственно этому принципу выстраивалась и система распределения. Основным принципом распределения при социализме становилось распределение по труду. Для его реализации требовалось создать четко действующий, «статисти ческий и осведомляющий», аппарат исполнения, включающий «...в сфере банково го и кредитного дела — агентуры и комитеты экспертов для выяснения положения рынков, организация биржевая и т. п.; и сфере рабочего движения — организация союзных касс взаимопомощи, потребительских обществ; далее ... организация государственного страхования и т. п.»

А. А. Богданов понимал, что достаточность в системе распределения и потребления зависит от организации трудовой мотивации. Стимулами для развития производства становится новый тип «борьбы» между людьми: их соперничество, конкуренция и соревнование. Для увеличения «сил развития» необходимо было освободить первичные стимулы от производных, что и должно было произойти в обществе, «социальная форма» которого являлось товарищеское сотрудничество, а границей — все человечество.

Социализмом В. И. Ленин именовал новый общественный строй, который возникал из недр капиталистического общества, и потому носил во всех отношениях отпечатки старого уклада. Ведущий теоретик большевистской партии указывал на взаимосвязь двух формаций: уходящей — капиталистической и формирующейся — коммунистической, то есть переводил разговор о сущности социализма с результата на процесс. Ленин опирался в своей аргументации на тезис Маркса, в соответствии с которым «первая фаза коммунизма» не может дать полной справедливости и равенства: хотя уже прекращается эксплуатация человека человеком, вследствие перехода средств производства в общественную собственность, однако все еще остаются различия в «богатстве».

Тем самым при социализме устраняется, уничтожается только та «несправедливость», в соответствии с которой средства производства «захватываются» отдельными лицами. «...Не впадая в утопизм, — отмечал В. И. Ленин, — нельзя думать, что, свергнув капитализм, люди сразу научатся работать на общество без всяких норм права, да и экономических предпосылок такой перемены отмена капитализма не дает сразу. А других норм, кроме „буржуазного права“, нет. И постольку остается еще необходимость в государстве, которое бы, охраняя общую собственность на средства производства, охраняло равенство труда и равенство дележа продукта»358. Подход В. И. Ленина к государству носил инструменталистский характер: он видел в нем основной инструмент трансформации политической системы России. Приход пролетариата к власти требовал уничтожения прежней буржуазной государственной машины, а вместе с ней и армии, полиции, чиновничества, с тем, чтобы заменить ее на более демократическую государственную машиной, основу которой призван был составить вооруженный народ.

Начала демократизма увязывались Лениным с изменениями в экономике и сфере управления. Если «все» (пролетарские массы) будут участвовать в управлении государством, то капитализм не сможет удержаться на своих господствующих позициях. Тем более, что он сам создает достаточные политико-культурные предпосылки для действительного участия масс в управлении государством. К числу таковых предпосылок относились поголовная грамотность, характерная для ряда наиболее развитых стран, а также обучение и дисциплина миллионов рабочих внутри крупных, сложных, общественных предприятий — почты, железных дорог, крупных фабрик, крупной торговли, банковского дела и т. п. Благодаря этому можно было провести замену старых специалистов в области управления (контроля за производством и распределением, учета труда и продуктов) на вооруженных рабочих или вооруженный народ.

Переходному процессу предписывался следующий сценарий. Все граждане, подобно вооруженным рабочим, превращаются в служащих, находящихся в найме у государства. Государство превращается в один всенародный «синдикат», на службе и на работе в котором должны быть задействованы все граждане. Главное, чтобы их работа была равной, чтобы они, соблюдая меру работы, получали каждый в соответствии со своим вкладом, то есть поровну. Объявляя общество единой конторой и единой фабрикой, в которых равенство труда соответствует равенству оплаты, В. И. Ленин отдавал себя отчет в вынужденном характере такой меры. Он неоднократно упоминал о том, что эта такая «фабричная дисциплина...никоим образом не является ни идеалом нашим, ни нашей конечной целью, а только ступенькой, необходимой для радикальной чистки общества от гнусности и мерзостей капиталистической эксплуатации и для дальнейшего движения вперед»359. Под «идеалом» В. И. Ленин в то время понимал отмирание государственного управления и переход к утверждению управления общественного.