Исторический идеал русских колоколов XVI - начала XX вв. Климин Евгений Андреевич

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Звучание колокола: спектрально-временная структура и методы анализа 27

1.1. Исследование звучания колокола: методологические аспекты 27

1.2. Спектрально-временная структура звучания колокола 33

1.3. Технический инструментарий анализа 36

1.4. Слуховой анализ звучания колоколов 47

Глава 2. Ценностные представления о звучании колоколов, характерные для носителей дореволюционной традиции русских звонов

2.1. Круг информантов 52

2.2. Представления о звукоидеале колокола, характерные для традиционных звонарей, членов причта и прихожан 54

2.3. Звукоидеал русского колокола в воззрениях русских исследователей и музыкантов XIX – первой половины XX вв. 74

2.4. Музыка русских композиторов как свидетельство о звукоидеале колоколов 95

Глава 3. Музыкально-акустическая специфика русских колоколов XVI – начала XX вв . 108

3.1. Общие особенности русских колоколов. Проблемы классифика ции. 108

3.2. Колокола андреевского типа 117

3.3. Колокола даниловского типа 131

3.4. Средние колокола с нетипичным звучанием 156

3.5. Звуковые особенности малых колоколов 162

3.6. Звуковые свойства гигантских колоколов 166

Заключение 171

Библиография

• Спектрально-временная структура звучания колокола
• Слуховой анализ звучания колоколов
• Представления о звукоидеале колокола, характерные для традиционных звонарей, членов причта и прихожан
• Колокола даниловского типа

Введение к работе

Актуальность темы. Особое благозвучие русских колоколов легло в основу традиционных звонов – одного из наиболее ярких и самобытных феноменов российской культуры. В прошлом, когда речь шла о русском колокольном искусстве, оценивалось не только исполнительское мастерство звонаря и звучание колокольного набора в целом, но и звуковые свойства отдельных колоколов. Изучению звучания русских колоколов и их звукоидеала как музыкального, акустического и исторического феноменов посвящена данная работа. В ней колокол рассматривается «крупным планом» как самостоятельный органоло-гический феномен. В таком качестве он выступает в некоторых видах звонов, таких как благовест (мерные удары в один колокол) или перебор (медленные поочередные удары во все колокола набора). В составе сложного звона звучание отдельного колокола так же может рассматриваться как самостоятельный органологический феномен, подобно тому, как колокольный декор, будучи неотъемлемой частью архитектурной композиции, в то же время и сам по себе представляет большой интерес как объект исследования. Такой ракурс изучения особенно актуален в случае с русскими звонами, где каждый из колоколов обладает своим особым тембром, и музыкальная ткань строится на сопоставлении их звуковых индивидуальностей.

Период с XVI по начало XX века стал временем активного развития коло-кололитейных технологий в нашей стране. Отлитые в это время колокола легли в основу русских звонов в период их расцвета, который продолжался вплоть до революции. Сформировавшаяся в то время традиция звонов в наши дни воспринимается как естественная и неотъемлемая часть православного богослужения. Понимание акустической и художественно-эстетической природы звучания русских колоколов того времени является необходимым условием для полноценного осмысления многих аспектов отечественной кампанологии.

Термин «звукоидеал» впервые вводится Ф. Бозе и далее используется в работах этноорганологов (О. Эльшек, И. Мациевский, С. Субаналиев,

А. Скоробогатченко, Д. Абуднасырова (Булатова)), исследователей византийской и русской монастырской культуры (И. Чудинова), джаза (В. Шулин), фольклора (И. Земцовский) и др. В данной диссертации звукоидеал рассматривается как двуипостасное явление, существующее в единстве традиционных эстетических представлений о звучании и самого звучания, характерного для конкретной традиции. Соответственно, исследование опирается, с одной стороны, непосредственно на звучание русских колоколов XVI – начала XX века, с другой же стороны – на представления о нем, характерные для носителей дореволюционной традиции русских звонов.

Звуковые свойства значительного числа исторических русских колоколов до настоящего времени оставались неизученными. У некоторых фиксировались лишь частные акустические параметры. Представления носителей старой традиции, так или иначе связанные со звукоидеалом колоколов, фиксировались в отдельных работах, но рассматривались в основном с точки зрения источниковедения и как этнографические феномены. Настоящая работа основана на изучении значительного числа колоколов дореволюционного литья (более 170) во взаимосвязи с представлениями об их звучании, характерными для старой традиции. Звучание этих колоколов рассматривается на основе подробного изу чения спектрально-временной структуры с использованием приемов слухового анализа и современных технических средств. Все это позволяет не только выявить определенное число не рассматривавшихся ранее частных феноменов, но и составить представление о звукоидеале русских колоколов как целостном явлении.

Тема диссертации имеет и очевидное практическое значение, поскольку она связана с развитием колокольных звонов и колокололитейного дела в России. Современные литейные технологии дают широкие возможности для проектирования колоколов с различным звучанием. Однако любые технологические приемы не будут иметь смысла вне связи с представлениями о том, какого звучания колокола требуется достичь с их помощью. Четкое и многостороннее представление о традиционном звукоидеале должно стать отправ-

ной точкой при проектировании и литье новых колоколов для традиционных русских звонов.

Степень разработанности проблемы. Изучение звуковых свойств русских колоколов начинается с середины XIX века, когда неизвестный автор, опубликовавший в 1850 г. статью в Московских ведомостях, выделяет в звучании колокола три составляющие и устанавливает для них определенные эстетические критерии. В исследовании А. А. Израилева, посвященном колоколам и звонам ростовской Соборной звонницы, для каждого из колоколов приводится высота музыкального тона и вычисленная им частота колебаний. Ряд ценных наблюдений, касающихся звучания колоколов, опубликован в работах исследователей, работавших на рубеже XIX-XX вв.: С. В. Смоленского, С. Г. Рыбакова и А. М. Покровского, а также в книге П. И. Оловянишникова «Колокола и колокололитейное искусство». В 1920-30-е гг. исследованием русских звонов, и, в том числе, звучания колоколов, занимались К. К. Сараджев, В. Н. Ильин и др. В их работах разрабатывается проблема темброгармониче-ской природы звучания колокола, благодаря которой в звуке одного колокола можно слышать одновременно несколько тонов различной высоты.

Второй этап активных исследований русских колоколов начинается с середины 1970-х гг. и продолжается в наши дни. Источниковая база современной отечественной кампанологии разрабатывается в работах Л. Д. Благовещенской, А. Н. Давыдова, А. Б. Никанорова, ряд документов опубликован благодаря деятельности И. А. Чудиновой, И. В. Коновалова и др. Т. Б. Шашкиной и Ю. В. Пухначевым исследуются литейные технологии, имеющие ключевое значение для звуковых свойств колоколов. В работах Ю. Н. Рагса, Б. Н. Нюнина, И. А. Алдошиной, В. А. Клопова, А. Н. Гусевой (Горкиной), К. А. Мишуровского и других исследователей колокола рассматриваются с точки зрения акустики. Ряд сведений о звучании колоколов и его восприятии приводится в работах, рассматривающих колокол с точки зрения истории, фольклористики и этнографии (Л. Д. Благовещенская, Т. Б. Шашкина, С. А. Старостенков, Т. А. Агапкина, А. Н. Давыдов, А. Б. Никаноров, С. Г. Тосин, А. С. Ярешко

и др.). Отдельно стоит отметить исторические и краеведческие исследования, не касающиеся звучания колоколов, но содержащие важные данные для атрибуции памятников. К ним относятся работы дореволюционных краеведов Пскова (А. С. Князев, И. И. Василев и др.), Великого Новгорода (Макарий), Москвы (В. Максимов и др.), Вологды (Н. И. Суворов), а также современных иследо-вателей: А. Ф. Бондаренко, И. Д. Костиной, А. А. Глушецкого, В. И. Яковлева и др.

Результаты исследований звучания европейских и азиатских колоколов зачастую малоприменимы к проблемам данной работы, что связано с коренными различиями традиционных звукоидеалов. В то же время именно на этом материале подробно изучена физика колебаний колоколов.

Объектом исследования является звучание русских колоколов.

Предмет исследования – звукоидеал колоколов, характерный для дореволюционной традиции русских звонов, проявляющийся и непосредственно в звучании колоколов указанного периода, и в эстетических воззрениях носителей традиции.

Целью данной работы является формирование комплексного представления о звукоидеале русских колоколов XVI – начала XX вв.

Для достижения данной цели были решены следующие задачи:

1. изучение представлений о звучании колокола, характерных для дореволюционной традиции;

2. разработка метода музыкально-акустического анализа колоколов;

3. изучение влияния на звучание колоколов архитектурно-пространственных условий и особенностей артикуляции;

4. изучение и фиксация звучания дореволюционных русских колоколов;

5. историческая атрибуция памятников;

6. классификация русских колоколов на основе родства звучания с учетом их исторического происхождения;

7. установление связи между представлениями о звукоидеале и звуковыми свойствами конкретных колоколов.

Методологические основы исследования. Поставленные задачи определяют специфику использованного в работе комплекса методов:

историко-морфологический и структурно-типологический методы органологии, позволяющие выявить основные типы колоколов по их звучанию и проследить их эволюцию в историко-культурном контексте;

историко-этнографический метод, дающий возможность определить самобытные черты русских колоколов и оценить степень влияния на них европейского ремесленного опыта;

методы когнитивной музыкологии: интервью и анализ письменных источников, позволяющие выявить эстетические представления о звучании колоколов, характерные для носителей дореволюционной традиции русских звонов;

системно-этнофонический метод, связанный с изучением звучания колоколов в контексте традиционных эстетических установок и особенностей музыкальной организации русских звонов;

комплексно-апробационный метод органологии, позволяющий установить зависимость звучания колокола от особенностей исполнительской артикуляции;

компаративный метод, который позволил выстроить ассоциативные связи между эстетическими воззрениями носителей традиции, мнениями дореволюционных исследователей, музыкой русских композиторов и конкретными звуковыми свойствами колоколов;

вероятностный подход, зародившийся в квантовой физике, а затем перенесенный в научно-гуманитарную область (В. В. Налимов), в частности, область изучения традиционного народного творчества (И. И. Земцовский), – лег в основу классификации колоколов по их звуковым свойствам;

метод музыкально-акустического анализа колоколов, сформировавшийся в процессе написания данной работы, который дает возмож-

ность рассматривать колокол комплексно, как акустический, звуковой и художественный феномен.

Материал исследования. Первую часть материала исследования составили аудиозаписи русских колоколов дореволюционного, а также современного литья. В их число вошли и некоторые работы западных литейщиков, участвовавшие в традиционных русских звонах. Вторая часть касается представлений о звукоидеале, характерных для носителей дореволюционной традиции колокольных звонов. В ее основе лежат письменные источники и интервью, взятые у современных информантов. Особо отметим такой источник, как музыка русских композиторов, в которой звоны изображаются непосредственно, либо ко-локольность присутствует в ней как абстрактное начало. Подобные музыкальные произведения являются результатом глубокого творческого осмысления искусства русских звонов и, следовательно, также отражают представления о звукоидеале колоколов.

Хронологические рамки исследования. Колокола на Руси известны с домонгольского периода, о чем свидетельствуют летописные сообщения и отдельные фрагменты памятников, обнаруженных в ходе археологических раскопок. Однако значительное число сохранивших звучание колоколов относится лишь к XVI веку, который является нижней временной границей для данного исследования. Верхняя граница приходится на 1920-е гг., когда еще продолжалась деятельность отдельных колокололитейных предприятий.

Научная новизна исследования. В данной работе, впервые в отечественной кампанологии, применяется метод музыкально-акустического анализа колоколов, используются новые инструменты акустического анализа, а именно: вычисление декрементов затухания для отдельных обертонов и выявление степени геометрического подобия на основании структурного сопоставления спектров. Применение этого комплекса средств позволило выстроить классификацию русских колоколов по их звуковым свойствам.

Значительная часть памятников, рассматриваемых в работе, прежде либо не изучалась с точки зрения акустики, либо это изучение носило поверхност-

ный характер и выявляло лишь частные акустические свойства. В ходе работы над данным исследованием была осуществлена историческая атрибуция некоторых колоколов. Кроме того, в работе впервые обобщаются и систематизируются эстетические критерии звукоидеала русских колоколов, характерные для носителей дореволюционной традиции русских звонов, отечественных музыкантов и исследователей XIX – первой половины XX века.

Практическая значимость. Результаты исследования могут быть использованы в обучающих программах по дисциплинам «История русской музыки»; «История русской духовной музыки»; «История православной культуры»; «Основы православной культуры», быть практическим приложением к курсам обучения звонарскому искусству.

Положения, выносимые на защиту:

Звучание колокола обладает высокой степенью семантической наполненности, имеет определенную структуру и может рассматриваться как самостоятельный художественный феномен.

Звучание колокола можно рассматривать как музыкальный текст, в качестве элементов которого выступают компоненты спектрально-временной структуры.

Трактовка колокола с позиций органологии допускает рассмотрение его не только как составной части колокольни или звонницы, но и как самостоятельного музыкального инструмента.

Звукоидеал русского колокола не сводится к единственному оптимальному варианту звучания, а представляет собой многообразие звуковых индивидуальностей.

Достоверность результатов исследования подтверждается очевидностью его связи с источниковой базой, соответствием научных методов, применяемых автором, предмету исследования, эффективностью методик, используемых в процессе изучения параметров звучания колоколов.

Апробация исследования. Части работы обсуждались в Российском институте истории искусств (сектор инструментоведения), в завершенном виде

диссертация обсуждена на совместном заседании кафедры истории и теории музыки и кафедры истории и теории христианского искусства Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета и рекомендована к защите. Основные положения исследования отражены в докладах, представленных на всероссийских и международных конференциях, симпозиумах и конгрессах, конференциях аспирантов Российского института истории искусств, а также исследовательском семинаре:

8. Международная инструментоведческая конференция «Инструментальная музыка в межкультурном пространстве: проблемы артикуляции», СПб., 2008;

9. «Методы в искусстве и методология анализа» – ежегодная конференция аспирантов Российского института истории искусств, СПб., 2010;

10. Седьмой международный инструментоведческий конгресс «Благодатовские чтения», СПб., 2010;

11. Исследовательский семинар «Среды в РИИИ», цикл «Фольклор и этнография», СПб., 2011;

12. Международная научно-теоретическая конференция «Актуальные проблемы когнитивной музыкологии», СПб., 2011;

13. IX конгресс этнографов и антропологов России, Петрозаводск, 2011;

14. «Термины и понятия в современном искусствознании» – ежегодная конференция аспирантов Российского института истории искусств, СПб., 2011;

15. «Звуки небес. Колокольные звоны в палитре музыкальной культуры России» – симпозиум в рамках VIII Фестиваля колокольного искусства «Хрустальные звоны», Каргополь, 2012;

16. Научные чтения в рамках VIII пасхального фестиваля, Новосибирск, 2012;

17. Научно-теоретическая конференция «Актуальные вопросы когнитивного музыкознания», СПб., 2012;

18. Международный научный симпозиум «Петербург и национальный музыкальные культуры», СПб., 2012;

12. Научно-практическая конференция «Колокольная коллекция. Вопросы комплектования, описания, хранения и экспонирования», Валдай, 2012.

13. Научная конференция «Колокола: история и современность» в рамках Международного фестиваля средневековой монастырской культуры «Ростовское действо», Ростов, 2014.

14. Всероссийская научно-практическая конференция «Колокольная коллекция. Вопросы комплектования, описания, хранения и экспонирования», Валдай, 2015.

Практические результаты исследования применялись в обучающих программах на курсах звонарского мастерства при Московском Свято-Даниловом монастыре.

Структура исследования. Работа состоит из введения, трех глав, заключения, 6 приложений и библиографического списка. Общий объем диссертации составляет 267 страниц.

Спектрально-временная структура звучания колокола

Будучи особым музыкальным инструментом, колокол требует особого к себе подхода. Вспомним о том, что в православии «имея вековую историю, колокольный звон был осмыслен не как инструментальная музыка, а звонница с подбором колоколов как музыкальный инструмент» [21, 74]. Причиной того, безусловно, стал ряд особых его качеств, которые нельзя не учитывать, говоря о методологических проблемах исследования. Начиная с 1970-х гг., в отечественной органологии наметилась тенденция к переносу внимания исследователей с музыкального инструмента как такового на искусство исполнителя-инструменталиста: «Музыкально-выразительные свойства инструментов зависят от ряда факторов: конструктивных особенностей и выбранного материала, искусства мастера как творца инструмента и т.д. Однако следует учесть, что последние (имеются в виду музыкально-выразительные свойства – Е. К.) могут значительно изменяться в зависимости от исполнительских приемов или способов извлечения звука» [37, 426; см. также 117; 119; 120]. Подобное суждение справедливо в большинстве случаев. Фактически оно указывает на то, что звучание музыкального инструмента в значительной степени является результатом проявления воли человека творящего, под которым a priori подразумевается исполнитель-инструменталист. И. В. Мациевский отмечает: «Достаточно волховскому пастуху при исполнении на рожке одной и той же мелодии сменить вибрирование в передней части ротовой полости и мягкое вдувание на резкие, будто выбрасываемые из гортани толчки, как ритуальная “Егорьевская игра” превращается в “Плясовую”» [119, 31].

С колоколом все обстоит иначе. Для того чтобы понять это, целесообразно обратиться к двум примерам из художественной литературы и кинематографа, которые, хотя и являются вымыслом, имеют свои аналогии в реальности. Первый из них – скрипач Сашка из рассказа А. И. Куприна «Гамбринус». С искалеченной на войне левой рукой, он, тем не менее, сумел вернуть жизнь своему искусству с помощью простейшей свистульки, под звуки которой завсегдатаи пивной «Гамбринус» пустились в пляс так же, как прежде под скрипку [106, 529-530]. Здесь квинтэссенция инструментальной музыки – в душе исполнителя. Эта музыка продолжает жить, сохраняя характерные формы, когда музыкант берет в руки другой инструмент, и даже вопреки телесным увечьям. Подобное встречается в реальной жизни. Так, известный органолог и замечательный музыкант Ю. Е. Бойко, не имея возможности играть на фортепиано из-за травм, мог блестяще реализовать свое искусство джазовой импровизации с помощью пластмассовой мелодики2.

Второй пример – новелла А. Тарковского «Колокол» из фильма «Страсти по Андрею» («Андрей Рублев»). Юный мастер Бориска (Н. Бурляев), единственный из литейщиков, выживших в ремесленной слободе, берется за отливку большого колокола по княжескому заказу. Работа над колоколом идет драматично, мастер вкладывает в нее всего себя без остатка. Когда же колокол готов, все с волнением ждут первого удара. Язык раскачивают не прославленные звонари, а литейщики, подмастерья Бориски. Звук колокола (в фильме использована запись ростовского благовестника «Сысой», Флор Терентьев, 1688 г.) преображает все вокруг и становится переломным моментом в жизни главного героя, Андрея Рублева, который нарушает обет молчания. Здесь обращает на себя внимание значимость звучания колокола как такового и особая роль мастера как центральной фигуры в процессе звукотворчества. При этом невольно вспоминается страшная трагедия 1920-30-х гг., когда навсегда были уничтожены голоса большинства старых колоколов нашей страны. В дневниках М. Пришвина, наблюдавшего день за днем разграбление колокольни Троице-Сергиевой лавры, есть запись: «Оттепель продолжается. Вчера сброшены языки с Годунова и Корноухого (имена колоколов – Е. К.). Корноухий на домкратах. В пятницу он будет сброшен на Царя с целью разбить его. Говорят, ста-2 Имеется в виду небольшой духовой инструмент класса свободных аэрофонов (412: 132 по классификации Хорнбостеля-Закса) с клавиатурой фортепианного типа. рый звонарь пришел сюда, приложился к колоколу, простился с ним: “Прощай, мой друг!” и ушел как пьяный» [98, 109; 164, 8]. Найти замену лаврским колоколам было невозможно, звонарь в этой страшной ситуации был бессилен. Здесь исполнитель-инструменталист выступает как человек, благодаря которому оживает звучание, заложенное в колоколе, но отнюдь не как автор этого звучания, способный при потере инструмента реализовать свою творческую волю иными средствами.

Таким образом, исходя из обозначенных предпосылок инструментоведче-ской методологии, при изучении звукоидеала колоколов логичнее всего было бы обратить особое внимание на мастеров-литейщиков, как на людей, в наибольшей степени причастных к формированию звучания колокола, а именно: на специфику их искусства, эстетические суждения, особенности личности и проч. К сожалению, моменты, связанные с литьем колоколов, в прошлом (да и теперь) входили в число самых охраняемых ремесленных секретов. По этой причине информация данной области крайне скудна (однако она существует и должна использоваться). В то же время никто не расскажет о том, какого звучания стремились достичь русские литейщики лучше, чем сами колокола, уцелевшие до нашего времени.

Особая роль мастера-литейщика в процессе звукотворчества отнюдь не означает, что звонарь вовсе не способен повлиять на звучание колокола. Московский звонарь Екатерина Головизнина (1972 г. р.) объясняет своим ученикам, что если колокол неудачный, звонить в него нужно мягче. При работе на учебной звоннице она добивается особого, свободного движения правой руки, играющей на зазвонных, благодаря которому звук наполняется дыханием, становится объемным, летящим. По словам акустика современного колокололи-тейного завода «Вера» Олега Бадерникова (1969 г. р.), когда в один из больших благовестников, отлитых этим предприятием, звонили по очереди два московских звонаря – Игорь Васильевич Коновалов (1959 г. р.) и Николай Иванович Завьялов (1961 г. р.), – то колокол, в одном случае, звучал более «ярко», а в другом – более «сбалансированно». Следует отметить, что данное замечание было сделано в связи с тем, что члены комиссии оценивавшей колокола фирмы выразили недовольство их чересчур резким, металлическим тембром. Добиться от оцениваемых колоколов «сбалансированного» звучания в тот раз не удалось даже при самых деликатных ударах.

Колокол охотно раскрывает свои звуковые свойства каждому: будь то опытный звонарь, известный своим мастерством, или случайный гость, поднявшийся на колокольню в дни Светлой седмицы. А потому, изучая колокола, мы можем с высокой степенью достоверности судить об их звуковых свойствах даже тогда, когда рассматриваем вне связи с искусством исполнителя. В наши дни практически отсутствует информация о том, какие свойства того или иного колокола стремились подчеркнуть звонари старой традиции. Тем не менее, исследователь, находясь на колокольне, имеет возможность самостоятельно раскрыть различные варианты его звучания, для чего необходимо сделать ряд ударов различной силы, по возможности ударить в разные края, а порой и особым образом приноровиться к подвеске.

Играют свою роль упругость удара, умение направить язык так, чтобы он сразу отскакивал от края (в противном случае он будет заглушать звучание, либо дребезжать о край). Иногда, при неудачной балансировке языка и растяжки, посредством которой звонарь со своего пульта звонит в колокол, добиться чистого звука, без «залипания» и дребезжания, бывает достаточно трудно. Так было, к примеру, при исследовании колокола завода Лаврова из санкт-петербургской Воскресенской церкви у Варшавского вокзала, проводившегося в процессе сбора материала для данной диссертации. Лишь после нескольких попыток приспособиться к подвеске колокол дал характерный прозрачный звук с четкой атакой.

Слуховой анализ звучания колоколов

Другой распространенный ряд фонических красок связан с малым мажорным септаккордом (в том числе – с пониженной квинтой [225, 22; 231, 39]), которые не имеют столь очевидного структурного сходства с известными колокольными спектрами. По данным Л. Д. Благовещенской, «среди трехсот восьмидесяти двух спектров московских колоколов (пронотированных К. К. Сараджевым – Е. К.) можно найти семьдесят два случая, в которых первый интервал (без учета октавы) – увеличенная кварта или уменьшенная квинта. В связи с этим стоит вспомнить, что композиторы-классики, опираясь на свой слуховой опыт, при стилизации звона брали малый мажорный септаккорд в виде квинтсекст- или секундаккорда, помещая в басу звук тритона» [22, 32]. Вероятно, в творчестве русских композиторов, как и в научной деятельности

Сараджева, ощущение тритоновости в звучании колокола связано со специфическими механизмами психоакустической и творческой интерпретации. В качестве примеров можно привести упомянутые выше картины звонов из опер «Борис Годунов» и «Псковитянка», фантазию Н. А. Римского-Корсакова «Над могилой», вторую часть поэмы С. В. Рахманинова «Колокола», а также четвертую часть его Сюиты для 2-х фортепиано оp. 5 (Пример 12) и другие. С трито-новыми созвучиями связан мир космической колокольности А. Н. Скрябина, сохраняющей, в конечном итоге, генетическую связь с русскими звонами, но уходящей от подражания конкретным прототипам к высокому уровню художественного обобщения [225, с. 22, 36, 55; 231, с. 39, 50, 60].

Пример 12. С. В. Рахманинов, Сюита для двух фортепиано оp. 5, IV часть, «Светлый Праздник».

Можно предположить также, что связь звучания колокола и малого мажорного септаккорда, а также других подобных характерных созвучий, могла строиться и на более косвенных ассоциациях. Благодаря мощи звука и особому тембру, колокол является яркой доминантой в звуковом окружении, но при этом практически не вызывает неприятных слуховых ощущений. Звучание хорошего колокола можно слушать без боли в ушах, даже находясь рядом с ним на колокольне, в то же время на большом расстоянии его удары легко распознаются слухом среди других звуков. Подобным образом выделяется в музыкальной ткани и малый мажорный септаккорд, являю 106

щийся одним из наиболее ярких, характерных созвучий классической музыки, ставший фактически синонимом доминантной функции. Этим он обязан в первую очередь диссонансам (тритон, малая септима, большая секунда), которые парадоксальным образом внутри этого аккорда вовсе не воспринимаются как нечто неприятно-дисгармоничное.

Родство малого мажорного септаккорда, в том числе с пониженной квинтой, и звука колокола может говорить о том, что для колокольного тембра в русской традиции допустимы и даже желательны диссонансы определенного рода19. Подобные созвучия Скрябин в своем творчестве трактовал как устойчивые [225, 36; 231, 44]. Восприятие диссонанса как естественной части звукового спектра колокола противоречит западному звукоидеалу, однако, соотносится с воззрениями русских музыкантов-иследователей, таких как С. Г. Рыбаков [177, 45] (идея Рыбакова о том, что разные колокола нужно состраивать в том числе и в характерные созвучия, безусловно, применима также к обертонам одного колокола) и К. К. Сараджев: «...и входят в ИНДИВИДУАЛЬНОСТЬ колокола, разумеется, не только те тона, которые имеются на всяком музыкальном инструменте, т. е. признаваемые нами, на которых исполняем мы музыкальные произведения, и которые считаются чистыми ... , – а еще и те, которые совершенно не признаваемые нами, притом даже считаются чуждыми, фальшивыми» [178, 222].

Рассматривая звучание колоколов в том виде, в каком оно отразилось в музыке русских композиторов, можно сделать следующие выводы: 1. искусство русских звонов строится на основах, глубоко отличных от законов западноевропейской классической музыки; 2. важным свойством русских колоколов является присущее им многообразие темброгармонических красок; 3. в музыкальной ткани каждый отдельный удар колокола может рассматриваться как самостоятельная семантическая единица; 4. единичный удар колокола воспринимался русскими композиторами нетолько как цельный элемент музыкальной ткани, но часто в свою очередь делился на элементы: тоны темброаккорда и шумовые призвуки; 5. неравномерное затухание спектральных тонов колокола формирует богатое темброгармоническое развитие, которое является важным свойством многих русских колоколов.

В настоящее время в отечественной кампанологии принята устоявшаяся трактовка колокольни или звонницы с подбором колоколов как единого музыкального инструмента [16; 21; 24; 178, 223; 226]. В то же время, исходя из анализа музыки русских композиторов, воззрений К. К. Сараджева и других данных, приведенных выше, не менее правомерным выглядит взгляд наколокол как на самостоятельный музыкальный инструмент. Два этих взгляда отражают различные стороны самобытной традиции русских звонов. В зависимости от ракурса исследования может быть предпочтен тот или другой из них, однако, для полноценного научного осмысления данной традиции, по всей видимости, необходимо согласованное использование обоих подходов.

Представления о звукоидеале колокола, характерные для традиционных звонарей, членов причта и прихожан

Другой представитель колоколов с уникальными звуковыми свойствами входит в набор вологодской Софийской звонницы. Он отлит Вольфгангом Нейдхардтом (Wolfgang Neidhardt), который вошел в историю не только как колокольный мастер, но и как специалист по скульптурному литью [243]. Один из его колоколов, также входящий в набор вологодской Софийской колокольни, описан в предыдущем разделе 2.3 как близкий по структуре темброаккорда к октавным. Другой колокол этого мастера, висящий ближе к юго-западному пролету, обращает на себя внимание благодаря эффектному внешнему виду: вытянутая форма, цилиндрическая в цоколе, с резко очерченными углами (Рис. 25). Стройные пропорции колокола наводят на мысль о том, что и звучание его должно иметь соответствующий строгий и благородный характер. Но на практике его звук резкий, диссонирующий, маловесный, что связано с нетипичной структурой темброаккорда (тритон между вторым и третьими тонами спектра, Пример 24).

Современные вологодские звонари не используют этот колокол в звоне, веревка к его языку не привязана. Возможно, это свидетельство их негативного отношения к его звуку. О том, как он оценивался в прежние времена, свидетельств нет. Данный колокол не был единственным в своем роде в нашей стране. Аналогичный ему по форме был обнаружен

Колокол Вольфганга Нейдхардта в юго-западной части вологодской Софийской также в Архангельской губернии. колокольни. Отлит он тем же мастером, в настоящее время хранится в Государственном историческом музее и, по данным А. Ф. Бондаренко, датируется 1639 г. [27, xxi].

Уникальными звуковыми свойствами обладает также самый старый из полноценно сохранившихся колоколов псковских литейщиков, отлитый в 1532 г. В наши дни он висит на колокольне Никольской церкви острова Залит (юго-восток Псковского озера, старое название – Талабск). По сделанным на нем литым надписям удалось установить, что он в паре с еще одним, большего веса, был отлит для псковского храма Василия Великого на Горке ма Пример 24. Нотировка спектра колокола В. Нейдхардта, висящего в юго-западной части вологодской колокольни.

160 стером Максимом Андреевым. Этому храму колокол принадлежал до середины XX века. В XVI-XVIII веках звонница храма располагалась на стоящей рядом с ним башне стены Среднего города (одного из поясов внутригородских укреплений, Рис. 26) [179, 223]. В «Повести о прихождении Стефана Батория на град Псков» (конец XVI века) сообщается, что там висел осадный колокол, по сигналу которого при

Затем 8 сентября 1581 г. колокол возвестил о начале приступа: «[...] увдвше из королевских станов великия многия полки и з знаменами к городу идяше [...] в осадный же колокол зазвонити веляше в Среднем городе на стен градов ней у Великого Василья на Горке [...]» [92, 9; 158, 320]. В настоящее время есть сведения только о двух колоколах, которыми Васильевский храм обладал в XVI веке (пара, отлитая Максимом Андреевым). Таким образом, вполне вероятно, что речь идет о колоколе, который сохранился до наших дней на острове Залит. Форма этого колокола типична для андреевского типа, однако по своему звучанию он заметно отличается от любых других русских колоколов. В мо мент удара звук его резкий, затем – достаточно прозрачный, холодный и дис сонирующий. Современные звонари обращают внимание на необычное пение колокола. Кто-то слышит его как глуховатое и прохладное, кто-то отмечает, что в нем присутствуют негармонично звучащие обертоны. Вероятно, к нему относятся слова псковского краеведа Н. Ф. Окулича-Казарина: «Некоторые предполагают, что, быть может, он (осадный колокол – Е. К. ) и доныне висит на колокольне Васильевской церкви. Один из колоколов отличается, действи тельно, каким-то странным, резким звуком» [151, 134].

Спектральный анализ выявляет ряд специфических особенностей, которые объясняют необычное звучание колокола. К ним относятся, во-первых, ярко выраженные по длительности и амплитуде частоты ударно-шумовой составляющей, которая складывается не из отдельных тонов (что более типично для андреевского типа), а из узких шумовых кластеров, которые отображаются на сонограмме как пучки близко расположенных частот (Рис. 27). Именно этим объясняется резкая атака колокольного звука. В основе темброаккорда этого колокола лежат только два длительных тона, образующие малую дециму, третий же затухает еще на стадии атаки (подобная спектрально-временная структура не выявлена более ни у одного из русских или европейских колоколов). Кроме того, два нижних тона колокола звучат с нетипично частыми биениями (порядка 3 Гц для первого тона и порядка 10 Гц для второго). Этими факторами объясняется холодное, прозрачное и диссонирующее звучание колокола после удара. Особые звуковые свойства колокола могли предопределить его использование в качестве набата во время осады Пскова в 1581 г.

Сонограмма звучания колокола с острова Залит (слева) и типичного колокола псковского литья XVI в. (Прокофей Григорьев, 1546 г., погост Камно в окрестностях Пскова) (справа). Стрелками обозначены шумовые кластеры. В нижней части спектра у колокола с о. Залит видны два длительных тона. У колокола с погоста Камно таких тона – три.

В задачи данной работы не входит выявление технологических особенностей, благодаря которым колокол обретает тот или иной характер звучания. Тем не менее, необходимо отметить, что при осмотре колокола XVI века с острова Залит не были обнаружены сколько-нибудь значительные повреждения, которые могли бы повлиять на его звук. Об отсутствии таких повреждений свидетельствует также продолжительное звучание колокола – декремент затухания для двух нижних тонов приблизительно в два раза меньше, чем у других близких к нему по размеру колоколов андреевского типа (Прил. 3, Таблица 1), что, в свою очередь, свидетельствует о прекрасной сохранности памятника и отсутствии каких-либо скрытых дефектов. Необычное звучание колокола, вероятнее всего, является его естественным свойством. Именно таким колокол был принят к службе и звонит по сей день. Это говорит о том, что звукоидеал русского колокола допускает в единичных случаях весьма существенные отклонения от типовых норм.

Колокола даниловского типа

В эксперименте были задействованы два колокола из набора Никольской церкви села Паниковичи, один из которых отлит псковским мастером Прокофеем Григорьевым в 1546 г., другой – воронежской фирмой «Вера» в 2002 г. Колокола близки по размерам: высота колокола Григорьева 0,51 м без короны, 0,63 м с короной, нижний диаметр 0,59 м, точный вес неизвестен; высота колокола НПО «Вера» 0,54 м без короны, 0,66 мс короной, нижний диаметр 0,655 м, вес 200 кг. Колокола висят на небольшой деревянной колокольне, высота подвески 12 м. Колокол XVI в. сильно изношен: имеется глубокий вы-клеп в области ударного кольца, пулевая вмятина и повреждения нижнего пояса декора.

По словам настоятеля церкви о. Иннокентия (Селезнева), колокол XVI в. в тумане слышен значительно дальше, нежели благовестник современного литья. Предполагаемая причина этого эффекта заключается в спектральной структуре звука колоколов. Спектральный анализ звука колоколов, записанного на колокольне, показывает что: - у колокола XVI в. наиболее интенсивен по амплитуде нижний тон (331,1 Гц), второй (746,8 Гц), третий (832,2 Гц) и пятый (1428,3 Гц.) близки к нему по уровню; - у благовестника современного литья в момент удара значительно пре 212 обладает пятый тон (1143,9 Гц), первый тон (272,6 Гц) по амплитуде слабее его приблизительно в 5 раз, второй (513.9 Гц) приблизительно в 10 раз, третий (646,5 Гц.) - приблизительно в 2,5 раза. Известно, что чем выше частота звуковых колебаний, тем интенсивнее они поглощаются атмосферой. Этот эффект увеличивается с повышением влажности воздуха [7, 68-69; 252, 11 6 ]. Кроме того, колебания различных частот в разной степени поглощаются типичными наземными препятствиями, такими как деревья. Деревья в наибольшей степени гасят звуковые волны в диапазоне 0,8-2 кГц [252, 129]. Таким образом, колокол XVI в., в звуке которого преобладают нижние тоны, должен быть слышен на большем расстоянии, что соответствует наблюдениям о. Иннокентия.

К сожалению, провести эксперимент в туманную погоду не удалось. Эксперимент проводился при сухой пасмурной погоде, температуре 14С и слабом северо-восточном ветре. Запись колоколов производилась на портативный цифровой рекордер Zoom H4n в формате wav с параметрами стерео 98 кГц 24 бит при максимальном усилении. Были выбраны три точки (Рис. 31), положение которых легко определяется на карте (на пересечении рижской трассы а 212 и грунтовых дорог).

Точка 1 расположена на 1,4 км юго-западнее церкви. На пути к ней звук пересекает древесные насаждения в селе, несколько перелесков и поля, заросшие высоким (порядка 4 м) ивняком. Запись в данной точке производилась дважды. В первый раз в Паниковичах были произведены три удара в старый колокол и затем три в новый, во второй – несколько ударов в колокола поочередно. В обоих случаях слухом фиксировался только звук колокола XVI в. Следы ударов колокола 2002 г. были выявлены при анализе сонограммы (Рис. 32). Для анализа был выбран канал стерео, наименее подверженный посторонним шумам, из которого фильтром удалялись низкие частоты (чтобы отсечь задувание ветра в микрофон), затем проводилась нормализация и строилась сонограмма. На со-нограмме отчетливо видны два удара колокола Прокофея Григорьева (в первый раз первый и третий тоны, во второй - первый, второй, третий и пятый). Далее различимы еле заметные следы двух ударов колокола НПО «Вера» (Рис 32). При исследовании сонограммы второй записи в точке 1 отмечены следы только старого колокола.

В точке 2, находящейся на 1,3 км юго-восточнее церкви, звучание колоколов слухом зафиксировано не было и не обнаруживается при анализе соно-граммы, что, вероятно, объясняется направлением ветра в тот день.

Третья точка находится на расстоянии около 500 м от колокольни. На пути к ней звук проходит над кошеными лугами и картофельным полем, преодолевая сравнительно немного препятствий: церковный двор с большим дубом и одноэтажным домом, два ряда берез вдоль дороги, два ряда одноэтажных деревянных домов и небольшие заросли ивы и ольхи. В точке были отчетливо слышны шесть попеременных ударов в оба исследуемых колокола. Колокол мастера Григорьева поначалу звучит более тихо. Это объясняется тем, что о. Иннокентий, по его словам, ударял в старый колокол не в полную силу, так как берег его. При третьем ударе старый колокол равен по громкости новому. Звук обоих колоколов в данной точке содержит высокие обертоны – у старого до 2,5 кГц, у нового до 3,5 кГц. Однако нижний тон нового колокола на этом расстоянии не различим слухом, что сильно искажает его звучание, которое на этом расстоянии более сходно по звучанию с билом из стальной балки, нежели с колоколом.

Дополнительная информация была получена от Леонтина Николаевича Арулеппа 1951 года рождения – хозяина фермы, расположенной между точками 2 и 3. По словам информанта, на территории фермы «в хорошую погоду слышно даже все колокола , а раньше было хорошо слышно, когда большой колокол звонил ». Большой колокол села Паниковичи разбит во 2-й половине XX века.