Преюдиция как фактор повышения эффективности судебной деятельности Чушенко Дмитрий Николаевич

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Понятие преюдиции и развитие данного института со времен римского права 14

1. Преюдиция в римском праве и ее нормативное регулирование в отечественном праве в период с XIV по XX век 14

2. Институт преюдиции в советском праве 29

3. Преюдиция в постсоветское время 43

Глава 2. Влияние института преюдиции на эффективность судопроизводства 61

1. Значение преюдиции в отправлении правосудия 61

2. Связь эффективности судопроизводства и преюдиции 78

3. Объективная истина и ее влияние на институт преюдиции 87

ГЛАВА 3. Преюдиция в отечественном праве: проблемы применения и пути повышения эффективности 96

1. Соотношение преюдиции в российском и зарубежном праве, преюди циальность актов высших судебных органов Российской Федерации 96

2. Разрешение проблемных вопросов применения преюдиции 110

3. Значение актов зарубежных судебных органов для отечественного судопроизводства 129

Заключение 145

Список литературы 152

• Институт преюдиции в советском праве
• Преюдиция в постсоветское время
• Связь эффективности судопроизводства и преюдиции
• Разрешение проблемных вопросов применения преюдиции

Введение к работе

Актуальность темы исследования.

На протяжении многих лет вопросы, связанные с эффективностью судопроизводства в России, являются весьма актуальными и дискуссионными. Судебная власть как одна из ветвей государственной власти, а равно проблемы ее реализации в нашей стране, повышения эффективности ее деятельности все чаще и чаще становятся объектом научных исследований. Повышение эффективности правосудия давно осознается как актуальная задача, в решении которой принимают участие не только профильные научные и образовательные учреждения, но и сами органы судебного сообщества, а также органы исполнительной власти Российской Федерации.

В системе государственного устройства судебная власть, реализующая свои юрисдикционные полномочия, законодательно ориентирована на разрешение правовых споров о действительном либо предполагаемом нарушении прав, свобод и законных интересов физических и юридических лиц, учреждений, организаций, государственных и муниципальных образований, субъектов Российской Федерации, осуществляя их посредством конституционного, гражданского, административного и уголовного судопроизводства.

Одним из способов, посредством которого возможно повысить эффективность отправления отечественного правосудия, является такой механизм освобождения от доказывания при рассмотрении и разрешении конкретных дел, как преюдиция, представляющая собой межотраслевой институт, затрагивающий не только вопросы доказательственного права, но и непосредственно касающийся пределов действия актов правосудия в различных видах судопроизводства, диалектической связи между ними.

Эффективность реализации преюдиции должна рассматриваться не только с точки зрения внутреннего содержания данного института, в качестве отдельно взятого процессуального элемента, а в рамках системного анализа, позволяющего оценить ее правоприменительное действие в процессе отправления правосудия.

Недостатки законодательного регулирования института преюдиции в процессуальных отраслях права, отсутствие определенных базисных положений в части ее применения в различных видах судопроизводства создают проблемные ситуации в правоприменительной практике, что вызывает настоятельную необходимость целенаправленного выявления, конкретизации и тщательного

исследования теоретических и практических проблем как отраслевого, так и межотраслевого применения данного института освобождения от доказывания.

В настоящее время необходимо исключить ситуативный подход к решению вскрытых проблем применения преюдиции, который был продемонстрирован отечественным законодателем несколько лет назад, когда весьма спорный подход, провозглашенный Конституционным Судом РФ в вопросе о роли судебных актов арбитражного суда в уголовном судопроизводстве, фактически поставил уголовный процесс в некое полузависимое положение от гражданского судопроизводства¹.

Дифференциация форм уголовного судопроизводства порождает ряд проблем применения преюдиции, которые, к сожалению, недостаточно исследуются современными учеными. Ситуативные законодательные инициативы имеют скорее паллиативный характер и не способны устранить пробельности действующих норм и, как следствие, дефектов их толкования. В настоящее время особую тревогу вызывают тенденции, связанные с попытками научного обоснования придания преюдициальной силы судебным актам, вынесенным судами на досудебных стадиях уголовного процесса в рамках судебного контроля.

Изложенное свидетельствует об актуальности избранной диссертантом темы исследования.

Степень разработанности.

Вопросы применения преюдиции в российском судопроизводстве получили определенное освещение в отечественной юридической литературе.

В дореволюционное время проблемам преюдиции уделялось большое
внимание со стороны таких видных специалистов в области права, как
Н.А. Буцковский, С.И. Викторский, М.В. Духовской, П.В. Макалинский,

Н.А. Неклюдов, Э.Я. Немировский, Н.Н. Розин, В.К. Случевский, И.Я. Фойницкий, А.К. Фон-Резон, И.Г. Щегловитов и др.

В советский период, несмотря на то, что интерес к институту преюдиции несколько снизился, вопросам преюдиции уделяли внимание В.Д. Арсеньев, Ю.М. Грошевой, В.Я. Дорохов, В.И. Каминская, С.В. Курылев, И.А. Либус, П.А. Лупинская, Я.О. Мотовиловкер, Н.Н. Полянский, И.Л. Петрухин, Г.М. Резник, М.С. Строгович, Ф.Н. Фаткуллин. Проблемам ее применения посвящены работы В.М. Семенова (Преюдициальное начало в советском гражданском процессе.

¹ Имеются в виду изменения, внесенные в статью 90 УПК РФ Федеральным законом от 29 декабря 2009 года № 383-ФЗ, которыми закреплялся неопровержимый характер межотраслевой преюдиции в уголовном процессе.

Свердловск, 1952), А.П. Еремкиной (Преюдиции в советском гражданском процессе. М., 1970), У.М. Юсубовой (Преюдиция в советском уголовном процессе. М., 1979), О.Е. Плетневой (Взаимная обязательность судебных решений и актов органов государственного управления. Свердловск, 1982).

В постсоветское время вопросам применения преюдиции, ее места и роли в
вопросах доказательственного права, повышения эффективности отправления
правосудия стало уделяться несколько больше внимания. Особый вклад в изучение
данного механизма освобождения от доказывания внесли такие известные теоретики
права, как В.К. Бабаев, В.М. Баранов, Т.Н. Радько, большое значение имели также
работы В.П. Божьева, А.Д. Бойкова, В.В. Воскресенского, Н.А. Громова, О.Ю. Гай,
П.А. Скобликова и др. Кроме того, значительную роль в изучении данного института
сыграли диссертационные исследования, проведенные О.В. Левченко

(Общеизвестные, преюдициально установленные и законом презюмируемые факты и особенности их использования в уголовно-процессуальном доказывании. Казань, 1994), А.В. Карданцом (Преюдиции в российском праве: проблемы теории и практики. Н. Новгород, 2002), Е.Г. Малых (Проблемы преюдиции в гражданском и арбитражном процессе. М., 2005), А.М. Безруковым (Преюдициальная связь судебных актов. Екатеринбург, 2005), А.С. Березиным (Преюдиции в отечественном уголовном судопроизводстве. Н. Новгород, 2006).

За последнее десятилетие внимание со стороны отечественных исследователей к проблемам применения преюдиции возросло. Появились работы А.Г. Гореликовой (Преюдиция в уголовном процессе Российской Федерации – М., 2010 г.), И.В. Чащиной (Преюдиция в уголовном процессе России и зарубежных стран (сравнительно-правовое исследование). М., 2011), С.В. Фидельского (Преюдиция в уголовно-процессуальном праве: нормативное закрепление и порядок реализации. М., 2011), Л.С. Заржицкой (Место и роль преюдиций в уголовно-процессуальном доказывании. М., 2013), Ю.Е. Салеевой (Преюдиция в современном уголовном процессе России. Н. Новгород, 2014), Д.М. Нурбаева (Внутреннее убеждение при оценке в уголовном процессе преюдициального значения решений, принятых в гражданском, арбитражном или административном судопроизводстве (по материалам проверки и уголовным делам о преступлениях в сфере экономики). Омск, 2014), К.Н. Мальченко (Преюдиция судебных постановлений в гражданском судопроизводстве. Саратов, 2015).

Нельзя не отметить, что всплеск научных работ, имевший место в последние несколько лет, был вызван недостатками, вскрытыми отечественными

исследователями в судебной практике при применении преюдиции. Однако, несмотря на то, что преюдиция стала объектом повышенного интереса, проблемы ее законодательного регулирования и, как следствие, правоприменительной практики остаются весьма острыми и дискуссионными.

Современными исследователями преюдиция рассматривается и изучается, к сожалению, только как институт доказательственного права. При этом практически отсутствуют работы, в которых преюдиция рассматривалась бы с точки зрения дифференциации судопроизводства, содержания судебной деятельности в различных его видах и связанных с этим противоречиях в регулировании института преюдиции в различных областях процессуального законодательства. Особого внимания и изучения требуют вопросы придания преюдициальных свойств судебным актам в условиях правовой глобализации и интеграции права. Это предопределяет наличие нерешенных проблем, связанных с законодательным регулированием и применением института преюдиции в судебной практике.

Цели и задачи исследования.

Цель исследования заключается в разработке теоретически обоснованных предложений по повышению эффективности судебной деятельности, посредством устранения имеющихся недостатков в законодательном регулировании института преюдиции и его комплексной оптимизации в правоприменительной деятельности.

Задачами исследования являются:

определение характера взаимосвязи между преюдицией и судебной деятельностью;

выявление роли института преюдиции в повышении эффективности судопроизводства посредством процессуальной экономии;

установление различий в деятельности судов в части истребования и оценки доказательств в различных видах судопроизводства;

установление различий в содержании деятельности суда на досудебных стадиях в рамках процедур, предусмотренных ст. 29 и 125 УПК РФ, и в ходе судебного следствия;

определение пределов распространения преюдициальной силы приговора в отношении потерпевшего;

определение свойств актов конституционного правосудия, а также судебных решений судов кассационной и надзорной инстанций, вынесенных в рамках административного, гражданского и уголовного судопроизводства;

выявление и обобщение факторов, ограничивающих права лиц на представление доказательств при применении преюдиции;

осуществление анализа юрисдикционных полномочий международных судебных органов и порядка отправления ими правосудия;

определение тенденций развития института преюдиции в отечественном законодательстве в условиях правовой глобализации и интеграции;

разработка предложений, направленных на совершенствование законодательного регулирования института преюдиции.

Научная новизна исследования.

Диссертация является одной из первых работ, в которых институт преюдиции исследуется с позиции эффективности судебной деятельности. Диссертантом использован не нашедший ранее широкого распространения в научной литературе подход к изучению преюдиции с точки зрения содержания и пределов полномочий органов судебной власти, особенностей судебной деятельности в различных видах судопроизводства, а применительно к международным судебным органам - исходя из их юрисдикционных полномочий, процесса глобализации и интеграции права, соотношения и взаимодействия национальной и наднациональной юрисдикций. Предложены новые принципы придания преюдициальной силы обстоятельствам (в том числе, установленным судебными решениями международных судов), в основу которых положены особенности, связанные с дифференциацией судопроизводства, необходимостью соблюдения прав лиц на представление доказательств и имплементацией общепризнанных норм международного права.

Теоретическая и практическая значимость работы.

Диссертация способствует развитию нового подхода к изучению эффективности правосудия и проблем правоприменения в части освобождения от доказывания, содействует более полному и всестороннему уяснению влияния преюдиции на содержание судебной деятельности. Внесенные автором предложения позволяют сбалансировать этот правовой институт с точки зрения повышения эффективности судопроизводства, а также устранить имеющиеся в настоящее время дефекты законодательного регулирования. Результаты исследования могут быть использованы как в правотворческом процессе, так и при подготовке учебной и научной литературы, а также при дальнейшем исследовании данной темы.

Методология и методы исследования.

В процессе исследования применялись общенаучные (анализ, синтез, индуктивный и дедуктивный) методы и частнонаучные методы познания (исторический, сравнительно-правовой, системный), что обеспечило историзм, объективность и сравнительную ценность изучения института преюдиции как одного из механизмов повышения эффективности судебной деятельности.

Объектом исследования являются правоотношения, возникающие в процессе деятельности органов судебной власти при применении преюдиции в качестве механизма, повышающего эффективность отправления правосудия посредством процессуальной экономии.

Предмет исследования включает в себя, с одной стороны, юридические нормы, регламентирующие судебную деятельность и реализующие правосудие как форму осуществления судебной власти, а с другой – нормы законодательства, воплощающие институт преюдиции. Помимо этого, предметом исследования является так же правоприменительная практика, сформированная судами общей юрисдикции, арбитражными судами, Верховным Судом РФ, судебные акты Конституционного Суда РФ, Европейского суда по правам человека и международное законодательство в рассматриваемой сфере.

Теоретическую основу диссертационного исследования составляют труды
отечественных ученых в области общей теории права, процессуальных отраслей
права, международного публичного права, а также судебной власти, судоустройства
и проблем правоприменения: М.И. Авдеева, В.Б. Алексеева, С.С. Алексеева,
Н.Н. Апостоловой, В.К. Бабаева, М.И. Байтина, С.А. Батовой, А.С. Безнасюк,
С.В. Боботова, М.А. Викут, Е.А. Виноградовой, Л.А. Воскобитовой,

М.Р. Воскобитовой, А.Я. Вышинского, Л.В. Головко, К.Ф. Гуценко, Г.В. Дикова,
Е.А. Доля, Н.А. Громошиной, Л.Ю. Грудцыны, В.Я. Дорохова, Г.А. Жилина,
Н.В. Жогина, С.К. Загайновой, В.И. Каминской, А.С. Кобликова, М.А. Ковалева,
Р.В. Костенко, Л.Л. Кофанова, С.Ю. Крицкой, В.Н. Кудрявцева, С.В. Курылева,
В.А. Лазаревой, В.В. Лазарева, Ю.А. Ляхова, И.Б. Михайловской, Т.Г. Морщаковой,
Я.О. Мотовиловкера, Н.А. Неклюдова, И.Л. Петрухина, В.Т. Томина,

Б.Н. Топорнина, Д.О. Тузова, Г.М. Резника, П.А. Скобликова, Х.У. Рустамова, В.М. Семенова, В.К. Случевского, М.С. Строговича, В.Л. Толстых, Н.А. Чечиной, В.И. Швецова, М.Л. Якуба и др.

Эмпирической базой для исследования послужили материалы (более 70
гражданских и уголовных дел, в которых была применена преюдиция)
правоприменительной практики Ейского районного суда Краснодарского края,
Ленинского районного суда г. Кирова, Ростовского-на-Дону гарнизонного военного
суда, Краснодарского гарнизонного военного суда, Северо-Кавказского окружного
военного суда, Арбитражного суда Северо-Кавказского округа, Верховного Суда РФ,
Конституционного Суда РФ за последние 6 лет, а также Европейского суда по
правам человека. Помимо этого, в основу исследования положены нормы
российского и международного законодательства, регулирующие

функционирование судебных органов и порядок отправления ими правосудия, а также законопроекты, внесенные в Государственную Думу Федерального Собрания Российской Федерации по рассматриваемой проблематике.

Положения, выносимые на защиту.

1. Преюдиция является одним из факторов повышения эффективности судопроизводства за счет сокращения процесса доказывания при условии обоснованной реализации этого института, обеспечивающей справедливое рассмотрение дел, подсудных судам Российской Федерации, защиту прав и законных интересов его участников.

2. Концептуальный подход к использованию преюдиции в современной судебной деятельности определяется усложнившимися формами судебного разбирательства, широко распространившейся дифференциацией судопроизводства, глобализацией права и созданием международных (наднациональных) судебных органов.

3. Дифференциация судопроизводства по видам, а также существенное отличие целей и задач уголовного судопроизводства по отношению к гражданскому и административному предопределяют различия в содержании и пределах преюдициальности судебных актов, вынесенных в рамках уголовного процесса в сравнении с преюдициальностью судебных актов, вынесенных в рамках гражданского и административного судопроизводства.

4. Деятельность суда, осуществляемая в ходе собирания и исследования доказательств по делу, как правило, не обеспечивает всестороннего и объективного судебного познания в случаях, когда одна из сторон не реализовывала полностью свои полномочия по представлению доказательств в силу имевшихся процессуальных особенностей. Необходимо исключить преюдициальный характер обвинительных приговоров, постановленных в результате рассмотрения уголовного

дела о преступлениях небольшой или средней тяжести в отсутствие подсудимого (ч. 4 ст. 247 УПК РФ), в отсутствие подсудимого, обвиняемого в совершении тяжких и особо тяжких преступлений, который находится за пределами территории Российской Федерации и (или) уклоняется от явки в суд (ч. 5 ст. 247 УПК РФ), а также обстоятельств, установленных вступившим в законную силу решением суда в ходе разбирательства по гражданскому делу, вынесенному в соответствии с положениями главы 22 ГПК РФ в порядке заочного производства.

5. Организационная деятельность суда по собиранию доказательств, признанию доказательств недопустимыми и исключению их из материалов уголовного дела, осуществляемая на предварительном слушании и в ходе судебного следствия, существенно отличается от роли суда по собиранию и исследованию доказательств в рамках гражданского и административного судопроизводства, что предопределяет необходимость придания оспоримого характера межотраслевой преюдиции в уголовном процессе.

6. Предмет и содержание судебной деятельности, осуществляемой в рамках судебного контроля на досудебных стадиях уголовного процесса, не предполагает придания преюдициального значения судебным актам, вынесенным в порядке ст. 29 и 125 УПК РФ.

7. Необходимо устранить из административного, арбитражного и гражданского процессуального законодательства возможность применения преюдиции вступивших в законную силу приговоров, постановленных в особом порядке принятия судебного решения при согласии обвиняемого с предъявленным ему обвинением (глава 40 УПК РФ), при заключении досудебного соглашения о сотрудничестве (глава 40.1 УПК РФ), а также в случае производства дознания в сокращенной форме (глава 32.1 УПК РФ).

8. Судебные постановления судов надзорной и кассационных инстанций не обладают преюдициальным значением в части установления каких-либо обстоятельств, однако в случае отмены либо изменения судебных актов, принятых нижестоящими судебными инстанциями, отменяют преюдициальное значение обстоятельств или изменяют круг преюдициальных обстоятельств, установленных судебными актами первой и апелляционной инстанций.

9. Судебные постановления Международного суда ООН (г. Гаага, Нидерланды) должны иметь преюдициальное значение для судебных органов, реализующих судебную власть в Российской Федерации, по тем вопросам, по которым Российская Федерация как субъект международного права признает

компетенцию данного суда, в связи с чем необходимо законодательно закрепить преюдициальное значение судебных актов Международного суда ООН в случаях, когда Российская Федерация являлась одной из сторон судебного разбирательства в данном суде.

10. В рамках арбитражного судопроизводства возможно придание преюдициальных свойств лишь тем судебным актам судов иностранных государств, в отношении которых предусмотрена возможность взаимного признания и исполнения судебных решений, вынесенных в порядке арбитражного или гражданского судопроизводства, при условии приведения в исполнение решения иностранного суда.

Степень достоверности и апробация результатов.

Достоверность результатов диссертационного исследования подтверждается большим количеством научных и иных источников, положенных в основу диссертации, всесторонним изучением различных мнений по указанной проблематике, а также разнообразием способов исследования, которые соответствуют поставленным в работе целям и задачам. Научные положения, выводы и рекомендации, сформулированные в диссертационном исследовании, подкреплены ссылками на нормы российского и международного законодательства, а также обобщением судебной практики, в том числе высших судебных органов Российской Федерации и международных судов.

Основные положения работы доложены и обсуждены на Международной научно-практической конференции, посвященной 150-летию Судебной реформы 1864 года «Юридическая наука и практика: традиции и новации» (г. Ростов-на-Дону, 22 ноября 2014 г.), Международной научно-практической конференции, посвященной 100-летию со дня основания Южного федерального университета «Развитие юридической науки в новых условиях: единство теории и практики» (г. Ростов-на-Дону, 17 октября 2015 г.) и ежегодной Международной научно-практической конференции «Развитие юридической науки в новых условиях: единство теории и практики» (г. Ростов-на-Дону, 18 ноября 2016 г.), по результатам работы которых издано три научных сборника, включающих материалы данного исследования. Помимо этого они изложены в четырех научных статьях, три из которых опубликованы в журналах, включенных в Перечень рецензируемых научных изданий, установленный Высшей аттестационной комиссией при Министерстве образования и науки РФ. Выводы и обобщения диссертационного исследования внедрены в учебный процесс Южно-Российского института

управления – филиала Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ.

Структура диссертации обусловлена целью и задачами исследования, в соответствии с которыми работа состоит из введения, трех глав, включающих в себя девять параграфов, заключения и списка использованной литературы.

Институт преюдиции в советском праве

С мнением Д.О. Тузова не согласен Л.Л. Кофанов, по мнению которого «…римское praeiudicium включало в себя, во-первых, любые судебные решения по другим судебным делам, используемые в качестве примеров, т. е. прецедентов… Во-вторых, это те предварительные судебные определения, которые выносились до начала главного судебного процесса… В-третьих, …всякое досудебное и даже внесудебное заявление или, точнее, мнение авторитетного, т.е. обладающего определенными, основанными на авторитете должности или частного гражданина, полномочиями (auctoritas) отдельного лица, магистрата или группы лиц, или даже всего римского народа»13. Ошибочность слишком узкой, а потому неверной трактовки заключается в идентификации широкого понятия предклассического и классического praeiudicium с более узким институтом юстиниановских actiones praeiudiciales14. По его мнению, «…русская транслитерация ”преюдиция” от латинского praeiudicium …несколько искажает его, т. к. практически отождествляет латинское понятие с современной преюдицией в слишком узком значении этого слова»15.

Указанные разночтения показывают, насколько широко было содержание понятия praeiudicium в римском праве в различные периоды, которое включало в себя не только преюдицию в том понимании, в котором оно имеет место в современной науке, но также использовалось в качестве обозначения прецедентов16.

В отечественном праве вплоть до XIX века институт преюдиции в современном ее понимании не получил юридического закрепления, хотя значение ранее вынесенного судебного решения было отражено в правовых нормах феодального права начиная с XIV века. В них прослеживаются положения, содержащие ссылки к ранее имевшим место судебным разбирательствам, в которых нашли свое отражение положения, относящиеся к рецидиву преступления и правилам оценки свидетельских показаний лиц, ранее признанных виновными в совершении определенных преступлений.

Например, в Двинской уставной грамоте 1397 года имелось положение, касающееся рецидива преступления, согласно которому у вора, впервые совершившего кражу, в качестве наказания необходимо конфисковать имущество в размере украденного, пойманного повторно – обратить в холопы17, а в третий раз – предать смертной казни через повешение18. В Псковской судной грамоте 1467 года имелось несколько отличающееся по смыслу положение: «…дважды помиловать (не лишать жизни) виновного, а, доказав преступление, наказать сообразно со степенью вины; уличив же в третий раз, предать его смертной казни»19. В Великокняжеском судебнике 1497 года, созданном в эпоху правления Ивана III, наказание в виде смерти было предусмотрено за повторное хищение чужого имущества20. Кроме ужесточения наказания в случае рецидива, ранее состоявшееся судебное решения имело также эффект в части оценки даваемых свидетельских показаний в других процессах лицом, ранее признанным виновным в совершении кражи. Так, Псковская судная грамота 1467 года прямо предусматривала критический подход при оценке показаний лица, ранее признанного виновным в воровстве21.

Помимо этого, был закреплен принцип о недопустимости повторного судебного разбирательства, согласно которому запрещалось под угрозой наказания заявлять повторно одни и те же требования, о чем указывалось в статье 154 главы X (О суде) Соборного уложения 1649 года22.

Таким образом, уже в первых источниках права времен удельной Руси и Русского централизованного государства прослеживаются нормы, касающиеся значения ранее вынесенных судебных решений.

Позднее в российском законодательстве нашли отражение также положения римского права, касающиеся рассмотрения и разрешения в отдельном процессе какого-либо обстоятельства, имеющего существенное значение для правильного разрешения основного дела и обладающего межотраслевым характером. В частности, вопрос о применении мер гражданско-правового характера по взысканию долга с лица, признанного несостоятельным, либо его уголовном преследовании законодательство Российской империи ставило в зависимость от причин банкротства.

Так, Устав о банкротах от 19 декабря 1800 года23 содержал указание, согласно которому «…банкрота не должно разуметь бесчестным человеком, ибо честность и бесчестие не в звании банкрота состоят, но единственно в поступках, которые привели человека в банкротство»24, в связи с чем имелась четкая дифференциация лиц, признанных несостоятельными: беспорочные банкроты (т. е. в силу независящих причин), неосторожные (ставшие таковыми в основном в результате рискованности торговых операций) и злостные (при наличии умысла на сокрытие имущества, подлоге в документах, попытках скрыться и т. д.)25. Аналогичная градация имелась и в Уставе о торговой несостоятельности от 23 июня 1832 года (беспорочные банкроты именованы в нем как несчастные), в котором п. 122-126 были установлены порядок определения свойства банкротства, осуществлявшийся общим собранием кредиторов по представлению конкурсного управления, и юридические последствия этого

Преюдиция в постсоветское время

В ряду проблем, возникающих при изучении вопросов эффективности судебной деятельности и отправления правосудия, следует отметить то обстоятельство, что одни представители отечественного ученого сообщества рассматривают эти категории с точки зрения общетеоретической науки либо конституционного права, в то время как другие, в частности, исследующие процессуальные отрасли права, применяют собственные, узкоспециализированные подходы. Как отмечает Н.А. Громошина, первые пытаются разрабатывать понятие правосудия на уровне «высоких материй», а так называемые «отраслевики» «заземляют» проблему, ставя перед собой конкретные вопросы145.

Именно многогранностью понятий «правосудие» и «судебная власть» можно объяснить отсутствие единства в подходах, которое в настоящее время в отношении их, увы, так и не выработано. Данные термины в научной и практической литературе употребляются достаточно часто, в связи с чем неоднократно поднимался вопрос: являются ли понятия «правосудие» и «судебная власть» тождественными?

Закрепленные в Конституции Российской Федерации формы реализации судебной власти, а также основные принципы, определяющие организацию и деятельность судебной системы, дают лишь общее представление о ней, не . раскрывая содержания последней как одной из ветвей государственной власти, что в значительной мере препятствует повышению ее эффективности.

Четкое определение сущности и содержания судебной власти позволяет отграничить данное понятие от смежных, что, в свою очередь, позволит четко различать эффективность судебной власти как таковой и эффективность отправления правосудия в качестве одной из ее основных функций.

В настоящее время имеется несколько подходов, раскрывающих ее сущность судебной власти и содержание ее понятия. Например, по мнению В.А. Лазаревой, судебная власть есть предоставленные судам право и возможность осуществлять правосудие, под которым понимается деятельность судов и результат этой деятельности146. Суд как орган судебной власти осуществляет различные виды публичной деятельности, и основным из них является правосудие. Сравнивая судебную власть и правосудие, В.А. Лазарева делает следующий вывод: «правосудие есть форма осуществления судебной власти, поскольку явление представляет собой лишь форму проявления сущности, а последняя раскрывается в явлении»147. Аналогичного мнения в отношении понимания судебной власти придерживались А.С. Кобликов, В.В. Лазарев, С.А. Шейфер и др.148

Еще один подход к определению судебной власти предложила Л.А. Воскобитова. По ее мнению, судебную власть необходимо рассматривать как место в системе социальной организации общества и органов государственной власти, где в случае необходимости и в пределах, установленных законом на основании права, может осуществляться разрешение правовых споров или конфликтов с целью обеспечения стабильности социальных отношений149, в связи с чем ею предлагается следующее определение: «судебная власть - это реализуемые посредством судопроизводства особые государственно-властные отношения между судом и иными субъектами права, возникающие в процессе рассмотрения и разрешения правовых конфликтов, с целью защиты и восстановления судом нарушенного права, определения мер ответственности виновного или ограждения от ответственности невиновного»150. Предполагается выделение следующих обязательных признаков судебной власти, отличающих ее от любой иной деятельности: осуществление судебной власти только судами; единство судебной системы; особое социальное назначение суда; особые формы судопроизводства; строгая процессуальная форма; правоприменительный характер; - исключительность; - возможность участия представителей общества в процессе отправления правосудия; - властный характер полномочий, обеспечиваемый государственными органами151.

Иной подход определения сущности судебной власти предложила Л.Ю. Грудцына, которая рассматривала ее с институциональной и функциональной точек зрения152. По ее мнению, судебная власть функционально раскрывается посредством своих юрисдикционных полномочий, реализуемых от имени государства в специально предусмотренных процессуальных формах и процедурах, специально управомоченными на то государством лицами - судьями, с участием некоторых иных должностных лиц. В то же время институционально предлагается рассматривать судебную власть как совокупность связанных между собой государственных учреждений (в основном судов), задачами которых является организация и обеспечение реализации судьями своих юрисдикционных полномочий153.

Исходя из изложенного мы делаем вывод о том, что судебная власть имеет более объемное содержание, нежели правосудие, т. к. включает в себя не только функции, присущие правосудию как форме деятельности, но и механизм ее осуществления, процессуальные условия функционирования судебной власти, а также систему органов, ее реализующих.

Подход, предложенный Л.Ю. Грудцыной, достаточно полно раскрывающий судебную власть с точки зрения ее полномочий, в свою очередь порождает вопросы о содержании таких понятий, как «судебная деятельность», «отправление правосудия», «судопроизводство». Доводы об их тождественности приняты далеко не всеми исследователями, хотя, на первый взгляд, данные понятия являются синонимами. Так, с одной стороны, правосудию принадлежит ведущая и определяющая роль в системе функций судебной власти, данные понятия не будут равнозначными в своем содержательном значении154, а с другой – «…правы те, кто полагает, что оба понятия – судебная власть и правосудие – используются как синонимы», при этом, по мнению последних, «…когда говорят судебная власть, подразумевают осуществление правосудия, а когда применяют термин правосудие, имеют в виду всю совокупность структур и процедур, свойственных судебной системе»

Связь эффективности судопроизводства и преюдиции

Одним из вопросов, вызывающих многочисленные споры в научном сообществе, является вопрос применения межотраслевой преюдиции. Ее содержание и пределы уже неоднократно становились предметом судебного разбирательства в Конституционном Суде Российской Федерации, в связи с чем правильное понимание межотраслевой преюдиции среди процессуальных механизмов повышения эффективности судебной деятельности является в настоящее время весьма важным и актуальным.

Так, суд, рассматривающий споры в рамках гражданского или арбитражного судопроизводства, не может давать уголовно-правовых оценок правоотношениям, подлежащим оценке с точки зрения гражданско-правовых критериев, так как данная прерогатива принадлежит суду только в рамках производства по уголовному делу, на что и обратил внимание Конституционный Суд РФ250.

Нельзя не обратить внимание на то, что повышенный интерес со стороны ученого сообщества к межотраслевой преюдиции возник в том числе в связи с широко освещавшимся в средствах массовой информации уголовного дела в отношении американского бейсболиста и актера О. Джея Симпсона (Orenthal James Simpson) по обвинению в двойном убийстве, в отношении которого после оправдания судом присяжных гражданский суд удовлетворил иск родственников убитых к оправданному о возмещении вреда, нанесенного причинением смерти, взыскав с него 33,5 миллиона долларов США251.

Анализ показывает, что случаи наступления гражданско-правовой (а равно и дисциплинарной) ответственности лица в случае признания его невиновным в инкриминируемом уголовном деянии не являются особенностью исключительно стран англо-саксонской правовой семьи, что подтверждается практикой Европейского суда по правам человека (далее – ЕСПЧ).

В качестве примера можно привести дело «Рингволд против Норвегии»252, рассмотренное ЕСПЧ 11 февраля 2003 года, в котором на заявителя – норвежского подданного, признанного присяжными невиновным по уголовному обвинению в совершении развратных действий в отношении несовершеннолетней, позже по решению Верховного суда Норвегии, рассмотревшего после его оправдания дело в апелляционном порядке в части гражданского иска по правилам гражданского судопроизводства, была возложена обязанность по выплате потерпевшей денежной компенсации в размере 75 000 норвежских крон.

ЕСПЧ при разбирательстве данного дела указал, что хотя разница между требованиями, которые предъявляются к доказательствам в гражданских делах по сравнению с уголовными делами, возбуждаемыми по одному и тому же факту, достаточно существенна, так как они менее строги, нежели те, которые применяются для установления уголовной ответственности лица, однако в то же время требования, предъявляемые к доказыванию по гражданским делам, более строгие, чем просто взвешивание вероятности виновности, ввиду того, что дело может иметь серьезные последствия для репутации обвиняемого. ЕСПЧ особо подчеркнул, что решение Верховного суда Норвегии не подрывает оправдательный приговор, вынесенный в отношении заявителя253.

Однако при оценке позиции ЕСПЧ по вопросу о том, может ли быть удовлетворен гражданский иск в отношении оправданного лица при условии совпадения основания иска и основания обвинения, необходимо учитывать не только то, в какой мере совпадает фактология уголовного и гражданского дела, но и само изложение судом мотивов своего решения.

Так, в деле «Орр против Норвегии»254, рассмотренном совместно с делом «Рингвольд против Норвегии», в котором при схожих обстоятельствах (действия сексуального характера, совершенные совершеннолетним в отношении несовершеннолетнего лица) норвежские суды «…имели неосторожность описать в решении по гражданскому делу природу сексуальных контактов (оправданного заявителя с жертвой), понимание заявителем того, что половой акт не добровольный, уровень насилия с помощью которого заявитель действовал, и его умысел в этой связи», чем гражданский суд фактически дезавуировал оправдательный приговор в отношении Орра255.

ЕСПЧ в данном случае признал нарушение положений п. 2 ст. 6 Европейской конвенцией о защите прав человека и основных свобод от 3 сентября 1950 года (далее – ЕКПЧ)256, которая устанавливает, что каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления считается невиновным, пока его виновность не будет установлена в предусмотренном законом порядке. По мнению ЕСПЧ, норвежский суд в данном случае преступил границы того, что дозволено в гражданском процессе, и вторгся в уголовно-правовую область, тем самым нарушив нормы Конвенции.

Разрешение проблемных вопросов применения преюдиции

В отношении судебных решений судов иностранных государств, для отечественного уголовного судопроизводства, мы считаем, что данные судебные акты также не могут иметь преюдициального значения в части освобождения от доказывания обстоятельств, предусмотренных ст. 73 УПК РФ. Исключение составляют обвинительные приговоры компетентных судов иностранных государств об осуждении иностранных граждан и лиц без гражданства, не проживающих постоянно в Российской Федерации и совершивших преступление вне ее пределов против интересов Российской Федерации, граждан Российской Федерации либо постоянно проживающих в Российской Федерации лиц без гражданства.

Преюдициальность указанных обвинительных приговоров судов иностранного государства для отечественного уголовного судопроизводства будет состоять исключительно в преюдициальности обвинительного значения этих судебных актов в целом, в целях недопущения привлечения осужденных лиц повторно к уголовной ответственности на территории Российской Федерации в рамках доктрины non bis in idem328.

Исходя из изложенного мы делаем следующие выводы. Во-первых, без процедуры признания и приведения в исполнение решения иностранного суда ограниченным преюдициальным значением могут обладать лишь вступившие в законную силу судебные акты, вынесенные экономическими (хозяйственными) судами Республики Беларусь, но лишь в делах, рассматриваемых соответствующими судами Российской Федерации, компетенция которых совпадает с компетенцией экономических (хозяйственных) судов Республики Беларусь.

Во-вторых, для арбитражного судопроизводства, обладающим свойством преюдициальности, могут быть признаны лишь те судебные решения судов иностранных государств, в отношении которых предусмотрена возможность взаимного признания и исполнения судебных актов, вынесенных в порядке арбитражного или гражданского судопроизводства, и имеется вступившее в законную силу решение российского суда о признании и приведении в исполнение решения иностранного суда. Для судов общей юрисдикции указанные судебные решения судов иностранных государств не предполагают возможности признания за ними преюдициального значения в связи с отсутствием в процессуальном законодательстве (в отличие от арбитражного процессуального закона) норм, позволяющих истолковывать их в качестве преюдициальных.

В-третьих, судебные решения международных коммерческих арбитражей и третейских судов вне зависимости от того, обращены ли они к принудительному исполнению на территории Российской Федерации путем выдачи исполнительного листа или нет, свойством преюдициальности в части установления обстоятельств, не подлежащих доказыванию, не обладают, за исключением случаев, когда указанные решения являются основанием для прекращения производства по делу в арбитражных судах Российской Федерации в связи с выдачей исполнительного листа на принудительное исполнение.

В-четвертых, для отечественного уголовного судопроизводства ни одно из решений судов иностранных государств свойством преюдициальности не обладает, за исключением случаев привлечения лиц, осужденных по приговору суда иностранного государства по тем же основаниям, к уголовной ответственности на территории РФ, что связано с недопустимостью повторного привлечения лица к уголовной ответственности за те же преступные деяния, за которые он был уже ранее осужден.

Изучая вопрос преюдициальности судебных актов международных и судебных органов, нельзя обойти вниманием Международный суд ООН и Международный уголовный суд (оба – Гаага, Нидерланды)329.

Международный уголовный суд (далее – МУС), созданный на основании и в соответствии со Статутом МУС, принятым Дипломатической конференцией полномочных представителей под эгидой ООН в г. Риме 17 июля 1998 года (так называемый «Римский статут»)330, является постоянным международным судебным органом, осуществляющим производство по уголовным делам, касающимся геноцида, преступлений против человечности и военных преступлений (п. 1 ст. 5 Римского статута)331. Помимо этого, МУС обладает юрисдикцией в отношении преступлений против отправления им правосудия, совершенных преднамеренно (ст. 70 Римского статута).

Оценивая значение судебных постановлений МУС на предмет их возможного преюдициального значения для российских судов, необходимо учитывать как положения Римского статута, устанавливающие процедуру судебного производства, оценку относимости и допустимости доказательств, так юридическую силу (обязательность) его судебных постановлений для государств.

В российском уголовно-процессуальном законодательстве недопустимость доказательств определяется в соответствии со ст. 75 УПК РФ, согласно которой к недопустимым доказательствам относятся: показания подозреваемого и обвиняемого, данные в ходе досудебного производства по уголовному делу в отсутствие защитника, включая случаи отказа от защитника, и не подтвержденные подозреваемым, обвиняемым в суде; показания потерпевшего, свидетеля, основанные на догадке, предположении, слухе, а также показания свидетеля, который не может указать источник своей осведомленности, либо иные доказательства, полученные с нарушением требований УПК РФ (ч. 2 ст. 75 УПК РФ). Недопустимые доказательства не имеют юридической силы и не могут быть положены в основу обвинения, а также для установления любого из обстоятельств, подлежащих доказыванию (ч. 1 ст. 75 УПК РФ).332

Римский Статут, в отличие от российского уголовно-процессуального законодательства, не содержит таких строгих критериев допустимости доказательств. Так, для МУС доказательства, которые получены в результате нарушения положений Римского статута или международно признанных прав человека, не являются допустимыми, если нарушение порождает серьезные (курсив наш. – Ч.Д.) сомнения в достоверности доказательств или допуск доказательств был бы несовместим с добросовестным проведением разбирательства и наносил бы ему серьезный ущерб333. Как мы видим, нормы МУС и российского процессуального законодательства достаточно серьезно различаются в части оценки доказательств на предмет их допустимости. УПК РФ в данном случае имеет более строгие требования к доказыванию, т. к. предполагает крайнюю степень оценки доказательств, полученных с нарушением процессуальных процедур, путем признания их недопустимыми и безусловного последующего исключения из процесса доказывания по уголовному делу.