Российские рабочие:ресурсы и поведенческие стратегии Каравай Анастасия Вадимовна

Содержание к диссертации

Введение

ГЛАВА I. Теоретико-методологические основания исследования 18

1.1 Рабочие в различных концепциях классового анализа 18

1.2 Отечественная традиция изучения рабочих как особой социальной группы 32

1.3 Ресурсный подход и понятия ресурса, актива, капитала 39

ГЛАВА II. Экономический ресурс рабочих в России 61

2.1 Оценка экономического ресурса российских рабочих 61

2.2 Установки рабочих в отношении к своему экономическому ресурсу и их поведенческие стратегии 72

2.3 Динамика обеспеченности рабочих экономическим ресурсом 84

ГЛАВА III. Человеческий капитал рабочих и его востребованность в экономике 100

3.1 Качество человеческого капитала российских рабочих и их отношение к этому ресурсу 100

3.2 Отдача на человеческий капитал рабочих как фактор формирования их установок в отношении этого ресурса 113

3.3 Динамика качества человеческого капитала российских рабочих 121

ГЛАВА IV. Другие виды ресурсов рабочих и установки на их накопление 134

4.1 Здоровье, самосохранительные практики и досуг рабочих 134

4.2 Ресурс социальных сетей рабочих и их установки в отношении его накопления 144

4.3 Культурный капитал рабочих как фактор, определяющий их отношение к своим ресурсам 151

Заключение 165

Список используемой литературы 174

• Отечественная традиция изучения рабочих как особой социальной группы
• Установки рабочих в отношении к своему экономическому ресурсу и их поведенческие стратегии
• Отдача на человеческий капитал рабочих как фактор формирования их установок в отношении этого ресурса
• Ресурс социальных сетей рабочих и их установки в отношении его накопления

Введение к работе

Актуальность исследования

Интерес отечественных социологов к изучению рабочих проявлялся в различные периоды развития нашей страны по-разному. Возникнув еще в царской России, он достиг своего апогея в эпоху СССР, когда рабочий класс формально играл главную роль в общественно-политическом развитии государства. Однако с начала 1990-х интерес к рабочим и в обществе, и в отечественной науке значительно снизился. Между тем, по данным Росстата, в 2014 году к рабочим разной квалификации относились 25,1 млн. россиян или 35% всех занятых, т.е. значительная часть работающего населения страны. Естественно, что без получения детализированного представления о такой крупной социально-профессиональной группе российского общества невозможно ни иметь полное представление о его социальной структуре, ни строить эффективную систему социального управления.

Актуальность темы исследования в этих условиях обуславливается, прежде всего, важностью получения комплексного представления о современных российских рабочих как важном элементе социальной структуры общества в период ее серьезных трансформаций.

Вторым обстоятельством, обуславливающим актуальность темы исследования, является то, что затяжной экономический кризис, в котором оказалась сейчас Россия, обострил проблему адаптационных возможностей населения. На первый план вышла необходимость оценки «запаса прочности» тех социальных групп, которые, как российские рабочие, являются, с одной стороны, достаточно массовыми, а с другой - уже пострадали от кризиса сильнее, чем многие другие россияне¹.

Наконец, в-третьих, способствовало актуализации этой проблематики и то, что политика импортозамещения связана с необходимостью возродить отечественное производство, важную роль в котором играют именно рабочие. А отсюда неизбежно вытекает интерес бизнеса и власти к человеческому капиталу российских рабочих, а также особенностям их поведения и мотиваций – интерес, который будет лишь усиливаться в случае реализации лозунга на реиндустриализацию России.

Таким образом, актуальность предпринятого исследования обуславливается целым рядом обстоятельств, предполагающих необходимость получения более глубоких знаний о российских рабочих, их социально-экономическом положении, общей ресурсообеспеченности и особенностях их отношения к своим ресурсам, в частности – человеческому капиталу.

Проведенное исследование способствовало решению важной научно-практической проблемы – насколько российские рабочие, как особая социально-профессиональная группа, способны ответить на те вызовы, которые ставит или будет ставить перед ними в ближайшее

¹ Тихонова Н. Е. Явные и неявные последствия экономических кризисов для россиян // Социологические исследования. 2015. № 12. С. 16-27.

время новая, формирующаяся экономическая реальность. Под последней мы имеем в виду, с одной стороны, начавшееся формирование менее зависимой от цен на нефть и более высокотехнологичной экономики, а с другой – длительный период сокращения реальных доходов населения без надежд на возобновление их сколько-нибудь существенного роста в долгосрочной исторической перспективе.

Степень научной разработанности проблемы

Внимание к рабочим как особой социальной группе характеризовало социологическую мысль практически с самого зарождения социологии как науки. При этом первоначально рабочие рассматривались через призму классового подхода к социальной стратификации, и только в последние десятилетия их изучение стало проводиться в контексте изучения профессиональных групп. Понятие «рабочий класс» или близкие к нему (например, «пролетариат» К. Маркса) встречаются во всех концепциях социальной стратификации, начиная от О. Конта, К. Маркса и М. Вебера, и заканчивая Э. Гидденсом, Д. Голдторпом, Д. Груски и др. При этом основания выделения рабочих у всех авторов различаются вследствие особенностей их концепций. В ряде случаев к рабочему классу сегодня относятся уже не только работники физического труда, занятые, прежде всего, на индустриальных предприятиях («традиционные» рабочие индустриального этапа развития экономики), и даже не только рядовые работники торговли и бытового обслуживания, но и наименее квалифицированный офисный персонал. Такие расширительные трактовки рабочего класса встречаются у А. Абрамовица, М. Севиджа, Р. Текстейры, Д. Фернандеса и др.

В России к настоящему времени сложилась практика выделять рабочих по их
профессиональным позициям, на основании профессиональных классификаторов, или же по их
профессиональной самоидентификации (Г. П. Бессокирная, П. М. Козырева,

Д. Л. Костантиновский, А. Л. Темницкий, В. В. Трушков и пр.). Последний подход используется в основном в ходе исследований, в которых рабочие не являются самостоятельным предметом анализа (Е. М. Авраамова, Л. А. Беляева, Т. М. Малева, Л. Н. Овчарова, Н. Е. Тихонова, Л. А. Хахулина и др.). В то же время, о необходимости расширения подходов к определению социальной группы рабочих свидетельствуют не только зарубежные исследования, но и выводы некоторых российских авторов (А. Ш. Жвитиашвили, О. И. Шкаратан), которые, с одной стороны, показали усиливающуюся гетерогенность российских рабочих, а с другой – поставили вопрос о схожести их структурных позиций с представителями некоторых других социальных групп. Тем не менее, комплексного исследования рабочих и сравнительного анализа их с профессиональными группами, близость которых к рабочим в современном российском обществе является еще предметом обсуждения

(например, рядовых работников торговли и бытового обслуживания), на данный момент, насколько нам известно, нет.

Из-за отсутствия интереса большинства российских исследователей к рабочим, до
недавнего времени практически не было и исследований, посвященных их

ресурсообеспеченности. Между тем, еще в 1970-х годах О. И. Шкаратан показал, что именно разница в уровне образования, навыках и квалификации (т.е. в качестве человеческого капитала) является причиной неоднородности рабочего класса и должна выступать основанием для его структурирования. Последние исследования (З. Т. Голенкова, Е. Д. Игитханян, Н. Ю. Кремнева, Е. Л. Лукьянова, Е. В. Митягина и др.) не только подтверждают это, но и косвенно свидетельствуют о том, что, по сравнению с СССР, положение рабочих в России относительно ухудшилось. При этом роль квалификации во внутригрупповой дифференциации рабочих уменьшилась, а наличие профессионального образования и длительный стаж работы на одном предприятии не гарантируют им социально-экономического благополучия.

Однако, несмотря на то, что ресурсный подход сравнительно давно и довольно активно используется крупными отечественными исследователями как в области социальной стратификации (В. В. Радаев, Н. Е. Тихонова, О. И. Шкаратан и др.), так и в вопросах социальной адаптации (Е. М. Авраамова, П. М. Козырева, Т. М. Малева и др.), вплоть до самого последнего времени рабочие не являлись самостоятельным объектом исследования в рамках этого подхода. И хотя в последние годы стали появляться отдельные исследования, посвященные их ресурсообеспеченности (З. Т. Голенкова, Е. Д. Игитханян, Д. Л. Костантиновский, Е. В. Митягина и др.), но комплексного изучения состояния ресурсов рабочих, а также их отношения к ним, пока не проводилось.

В этой связи целью нашего исследования стал анализ ресурсообеспеченности и отношения к своим ресурсам российских рабочих, а также оценка соответствия их тем вызовам, перед которыми оказывается эта социальная группа в новых экономических условиях.

Для достижения поставленной цели необходимо было решить ряд задач, а именно:

1. Проанализировать существующие теоретико-методологические подходы к выделению рабочих как в рамках различных концепций классовой структуры общества, так и в рамках широко используемых органами статистики классификаторов профессий и видов занятий.

2. Проанализировать существующие определения понятий ресурса/капитала и произвести операционализацию ключевых видов ресурсов, к которым относятся экономические, человеческие, культурные, социальные и физиологические ресурсы.

3. Определить основные индикаторы отношения рабочих к своим ресурсам с учетом возможностей инструментария использовавшихся исследований.

4. Определить объем и качество имеющихся в распоряжении российских рабочих ресурсов, а также ресурсообеспеченность отдельных подгрупп рабочих.

5. Определить общие тенденции изменения ресурсообеспеченности российских рабочих.

6. Выявить типичные для рабочих модели поведения и установки в отношении накопления и использования доступных им ресурсов.

7. Определить основные факторы, влияющие на установки и поведение рабочих в отношении накопления и использования ресурсов.

8. Оценить, насколько успешно имеющиеся в их распоряжении ресурсы позволят российским рабочим справиться с теми задачами, которые ставит перед ними предполагаемый переход к новой фазе экономического развития России.

Объектом исследования выступали различные группы населения страны. Предметом исследования являлись экономический, квалификационный, социальный, физиологический и культурный ресурс рабочих, а также их установки и поведенческие паттерны в отношении своих ресурсов.

В ходе работы были выдвинуты следующие гипотезы, которые проверялись в ходе диссертационного исследования:

1. Общий объем ресурсов рабочих меньше, чем у представителей других профессиональных групп.

2. Установки рабочих в отношении своих ресурсов способствуют консервации их низкой ресурсообеспеченности.

3. К такой ситуации приводят факторы как макроуровня (структурные ограничения), так и микроуровня, связанные с культурными особенностями рабочих, формирующимися в условиях их первичной и вторичной социализации.

4. Без изменений в государственной политике, прежде всего образовательной политике и системе оплаты труда, рабочие не в состоянии успешно справиться с теми вызовами, которые перед ними ставит переход к импортозамещению и диверсифицированной, высокотехнологичной экономике.

5. В рамках классового подхода рабочие и рядовые работники торговли и бытового обслуживания имеют в России схожие классовые позиции, определяемые их низкой ресурсообеспеченностью и схожими установками и поведенческими паттернами в отношении своих ресурсов.

Теоретико-методологической базой исследования являлся структурно-

функциональный подход, и прежде всего – концепции, относящиеся к традиции анализа профессиональных групп в контексте их вписанности в систему общественных отношений и

существующих в обществе неравенств (Г. Ганзебум, Д. Груски, Дж. Голдторп, П. Зигель, Э. Райт, А. Соренсен, В. Теккенберг, Д. Трейман, К. Уидeн). С другой стороны, исследование опиралось на традицию учета связи динамики изменения состава и положения профессиональных групп с фундаментальными трансформациями в обществе, и прежде всего – в его технологическом укладе (Д. Бэлл, Д. Гилберт, Дж. Голдторп, Р. Пенн, Э. Райт, Д. Трейман). Использована в работе и герменевтическая традиция, сложившаяся благодаря исследованиям И. Гофмана и К. Поланьи, подчеркивавших роль стихийно формирующегося человеческого опыта - повседневного знания, играющего значимую роль при формировании установок человека. При оценке возможности рассмотрения рабочих не только как профессиональной группы, но и как социального класса, а также определении его границ в современном российском обществе, автор исходил из традиции классового анализа в его неомарксистской трактовке (Э. Райт, Э. Соренсен, Д. Груски, М. Севидж и др.).

Если же говорить об использованных в исследовании методах, то в первую очередь среди них надо упомянуть анализ материалов государственной статистики, вторичный анализ материалов социологических исследований, а также такие статистические методы как корреляционный и факторный анализ, проверка взаимосвязей переменных с помощью критерия Хи-квадрата, построение многомерных индексов (эти индексы были построены, в частности, для типологизации досуговой активности рабочих и измерения потенциала ресурса их сетей).

Эмпирической базой исследования выступили данные нескольких обследований.
Прежде всего, это Российский мониторинг экономического положения и здоровья населения
НИУ ВШЭ, который представляет собой серию национальных репрезентативных опросов,
проводимых на основе вероятностной стратифицированной многоступенчатой

территориальной выборки². Основная ценность РМЭЗ НИУ ВШЭ заключается в его высоком качестве, широте охвата различных социально-экономических показателей (структура доходов и расходов, инвестиционное поведение, занятость, миграция, состоянии здоровья, образование, система ценностей и пр.) и в длительности самого обследования, первая волна которого состоялась еще в 1992 году. Следует отметить, что необходимые для нашего исследования вопросы появились в сравнительно недавних волнах мониторинга. По этой причине для анализа динамики рассматриваемых нами показателей мы работали с массивами с 2002 по 2014 год включительно. Численность группы рабочих в этих массивах была различной, находясь в диапазоне от 1694 человек в 2002 году до 3245 человек в 2012 г. При этом в массиве 2014 г.,

² См. подробнее: «Российский мониторинг экономического положения и здоровья населения НИУ-ВШЭ (RLMS-HSE)», проводимый Национальным исследовательским университетом "Высшая школа экономики" и ЗАО «Демоскоп» при участии Центра народонаселения Университета Северной Каролины в Чапел Хилле и Института социологии РАН. (доступно по ссылкам: и г.)

наиболее часто используемом в тексте диссертационного исследования, группа рабочих составляла 2352 респондента.

Помимо РМЭЗ НИУ ВШЭ для проверки некоторых предположений, в основном касающихся профессиональной группы рядовых работников торговли и бытового обслуживания, а также с целью дифференциации рабочих по уровню их квалификации (разряду) мы использовали дополнительно несколько массивов данных исследований Института социологии РАН за период с 2003 по 2015 годы (рук. – М. К. Горшков): «Богатые и бедные в современной России» (2003 г.), «Малообеспеченные в современной России: кто они? Как живут? К чему стремятся?» (2008 г.), «Бедность и неравенства в современной России десять лет спустя» (2013 г.), «Средний класс в современной России» (2014 г.), Мониторинг «Динамика социальной трансформации современной России в социально-экономическом, политическом, социокультурном и этнорелигиозном контекстах» (3 волна, октябрь 2015 г.). В последнем исследовании автор принимала личное участие. Несмотря на то, что сформированы базы данных этих исследований ИС РАН были в разные годы, единый принцип построения выборки и повторяющиеся вопросы позволили нам объединить их в один временной ряд. Выборка в них строилась исходя из данных Росстата по распределению населения по территориально-экономическим районам, а затем внутри каждого из них задавались квоты по полу, возрасту и типу поселения. Квоты соответствовали данным Росстата по каждому региону в отдельности.

Использование двух «линеек» разных массивов данных позволило нам с бльшей
уверенностью говорить о достоверности полученных выводов относительно

ресурсообеспеченности российских рабочих, их установках в отношении своих ресурсов, факторах, действующих в этой области, и их динамике.

Научная новизна исследования.

6. Впервые проведено детальное измерение, комплексный анализ и подробное описание общей ресурсообеспеченности российских рабочих, основных видов их ресурсов (экономического, человеческого, социального, культурного и физиологического), а также характерных для них поведенческих паттернов в отношении своих ресурсов. Показано, что социально-экономическое положение российских рабочих обусловлено не только их сравнительно невысокими доходами, но и небольшим объемом и низким качеством других их ресурсов, не позволяющими им успешно справляться с возникающими в новых экономических условиях проблемами.

7. В ходе анализа динамики ресурсообеспеченности российских рабочих как в целом, так и по отдельным видам ресурсов, показано, что качество ресурсов рабочих не только остается сравнительно низким на протяжении последних 10-15 лет, но и по многим параметрам ухудшается. Это относится, в частности, к человеческому капиталу.

3. Проведен анализ ресурсообеспеченности и поведенческих паттернов рабочих, чьи родители занимали такие же профессиональные позиции (потомственные рабочие), что позволило выявить наиболее характерные особенности отношения рабочих к имеющимся в их распоряжении ресурсам, воспроизводящиеся из поколения в поколение, в частности – меньшую готовность потомственных рабочих накапливать какие бы то ни было ресурсы.

4. Выявлены и оценены внутригрупповые и межгрупповые различия в ресурсообеспеченности российских рабочих и их установках в отношении своих ресурсов, а также обуславливающих их факторов и динамики в этой области. Показано, что, во-первых, внутригрупповые вариации в данной группе рабочих существуют, но несопоставимы с различиями между рабочими, с одной стороны, и профессионалами и руководителями, с другой, а во-вторых, рабочие и рядовые работники торговли и бытового обслуживания образуют единую по их ресурсообеспеченности группу³.

Положения, выносимые на защиту:

1. Несмотря на то, что в годы «дорогой нефти» экономический ресурс рабочих в абсолютном выражении увеличился, однако в относительном выражении, по сравнению с другими группами, он заметно уменьшился. При условии сопоставимого уровня доходов рабочие также реже имеют свободные средства и формируют сбережения. К тому же они чаще предпочитают тратить средства, следуя принципам статусно-стилевого потребления, даже если оно ведет к росту долговой нагрузки в ущерб финансовой устойчивости.

2. Несмотря на то, что большинство рабочих имеет профессиональное образование и обладает навыками использования информационных технологий, в их профессиональной деятельности эти знания и навыки практически не востребованы. При этом очень немногие рабочие включены в процессы получения дополнительного профессионального образования. В результате, с точки зрения обеспечения их профессиональной деятельности, качество человеческого капитала российских рабочих остается пока сравнительно низким. Существующие у рабочих установки по отношению к своему человеческому капиталу также не способствуют повышению его качества. Они не стремятся инвестировать в собственное профессиональное развитие не только свои и без того ограниченные средства, но и свое свободное время.

³ Выбор для сравнительного анализа групп профессионалов и руководителей, с одной стороны, и рядовых работников торговли и бытового обслуживания, с другой, был обусловлен: 1) их гораздо большей массовостью, чем, например, группы предпринимателей или самозанятых, что делало анализ статистически более корректным, 2) их относительно большей гомогенностью, чем, например, группа служащих, внутренняя дифференциация в которой была очень велика и «смазывала» общую специфику группы, и 3) желанием проверить близость и/или полярность рабочих с этими группами, одна из которых при классовом анализе относится обычно к ядру среднего класса, а другая рассматривается как новая подгруппа рабочего класса.

3. Социальный капитал (ресурс социальных сетей) представлен у рабочих в меньшем объеме и имеет относительно худшее качество, чем у представителей других профессиональных групп. Более того, у них нет установки на наращивание этого вида ресурсов, а их досуговая активность носит в основном домашний характер.

4. Физиологический ресурс рабочих в значительной степени определяется гендерным составом данной профессиональной группы – ее подавляющее большинство составляют мужчины, которые в силу различных причин вообще реже пользуются услугами системы здравоохранения, чем женщины, что неизбежно сказывается на их здоровье. Кроме того, объективно более тяжелые условия труда рабочих (как у мужчин, так и у женщин) приводят к тому, что их состояние здоровья с возрастом ухудшается гораздо быстрее, нежели у руководителей и профессионалов. И, наконец, среди рабочих слабо распространены самосохранительные практики, и, наоборот, относительно шире, чем в других профессиональных группах, распространены вредные привычки (курение, употребление менее качественных спиртных напитков и т.д.).

5. Если говорить о структурных факторах, определяющих низкую ресурсообеспеченность рабочих, то это, прежде всего, особенности организации оплаты труда и формирования трудовых мотиваций в российской экономике. Они проявляются не только в относительно низком уровне доходов рабочих, но и в отсутствии со стороны большинства работодателей готовности увеличивать заработную плату работников по мере повышения качества их человеческого капитала. Это подталкивает рабочих к тому, чтобы довольствоваться наличием формально необходимых для трудоустройства дипломов и сертификатов, и не стимулирует их предпринимать усилия к росту своего профессионализма.

6. Если говорить о культурных факторах, определяющих низкую ресурсообеспеченность российских рабочих, то вторичная социализация в рабочей среде (как и происхождение из рабочих семей) снижают готовность к долгосрочному планированию, прямо влияющую на склонность к накапливанию ресурсов. При этом тот факт, что характерные для рабочих установки и поведенческие паттерны в отношении своих ресурсов наиболее ярко проявляются в группе потомственных рабочих, показывает, что специфика ресурсообеспеченности данной профессиональной группы закрепляется нормами формирующейся в рабочей среде субкультуры и воспроизводится в поколениях, консервируя их низкую ресурсообеспеченность.

Теоретическая и практическая значимость работы

Теоретическая значимость исследования обуславливается тем, что оно является одной из первых попыток комплексного анализа такой крупной и сравнительно малоизученной социальной группы российского общества как рабочие с использованием ресурсного подхода.

Полученные результаты позволили углубить и расширить представления о социальной структуре российского общества в целом и рабочих в частности (в том числе о степени гетерогенности этой профессиональной группы, ее границах, особенностях ее социального воспроизводства, положении и поведении ее представителей и т.д.). Кроме того, проведенное исследование способствовало дальнейшей разработке самого ресурсного подхода и усовершенствованию его инструментария.

Что же касается практической значимости исследования, то для перехода к более диверсифицированной модели экономики интерес представляет проведенный в диссертации анализ состояния и динамики уровня профессионального образования российских рабочих и их включенности в процессы получения дополнительного профессионального образования. Этот анализ свидетельствует как о потенциальной способности и готовности российских рабочих к наращиванию своей квалификации (при наличии к тому материальных стимулов), так и о реальной неспособности рабочих на данный момент соответствовать задачам развития в России высокотехнологичной и диверсифицированной экономики. Кроме того, для социальной политики могут оказаться полезными выводы исследования о том, что российские рабочие не только относятся к низкоресурсным слоям населения и наиболее уязвимы в кризисные периоды, но и являются заложниками своего профессионального статуса в том смысле, что и у их детей мало возможностей для восходящей социальной мобильности. Изменить эту ситуацию по силам только государству.

Апробация результатов исследования

Результаты диссертационного исследования нашли отражение в публикациях автора общим объемом 7,2 а. л., а также были представлены:

1. На V Международной социологической Грушинской конференции «Большая социология: расширение пространства данных», Москва, 12-13 марта 2015 года (доклад «Особенности финансового поведения представителей рабочего класса в современной России»).

2. На XXII Международной научной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов-2015», Москва, 13-17 апреля 2015 года (доклад «Российские рабочие: особенности финансового поведения и установок»).

3. На Международной конференции "Пересматривая профессионализм: вызовы и реформы социального государства", Москва, 21-22 мая 2015 года (доклад «Заведомо проигравшие: отношение российских рабочих к ресурсам и реформы социального государства»).

4. На VI Международной социологической Грушинской конференции «Жизнь исследования после исследования: как сделать результаты понятными и полезными», Москва, 16-17 марта 2016 года (доклад «Особенности социального ресурса и досуговой активности российских рабочих»).

5. На XXIII Международной научной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов-2016», Москва, 11-15 апреля 2016 года (доклад «Человеческий капитал российских рабочих»).

6. На X Всероссийской научной конференции памяти Юрия Левады «Современное российское общество и социология», Москва, 26 апреля 2016 года (доклад «Культурный капитал российских рабочих»).

Структура и объем работы

Диссертационная работа состоит из введения, четырех глав, заключения, списка использованной литературы и приложения.

Отечественная традиция изучения рабочих как особой социальной группы

В ходе анализа все эти гипотезы не были опровергнуты. Теоретико-методологической базой исследования являлся структурно-функциональный подход, и прежде всего – концепции, относящиеся к традиции анализа профессиональных групп в контексте их вписанности в систему общественных отношений и существующих в обществе неравенств (Г.Ганзебум, Д.Груски, Дж.Голдторп, П.Зигель, Э.Райт, А.Соренсен, В.Теккенберг, Д.Трейман, К.Уидeн). С другой стороны, исследование опиралось на традицию учета связи динамики изменения состава и положения профессиональных групп с фундаментальными трансформациями в обществе, и прежде всего – в его технологическом укладе (Д.Бэлл, Д.Гилберт, Дж.Голдторп, Р.Пенн, Э.Райт, Д.Трейман). Использована в работе и герменевтическая традиция, сложившаяся благодаря исследованиям И.Гофмана и М.Поланьи, подчеркивавших роль стихийно формирующегося человеческого опыта - повседневного знания, играющего значимую роль при формировании установок человека. При оценке возможности рассмотрения рабочих не только как профессиональной группы, но и как социального класса, а также определении его границ в современном российском обществе, автор исходил из традиции классового анализа в его неомарксистской трактовке (Э.Райт, Э.Соренсен, Д.Груски, М.Севидж и др.).

Если же говорить об использованных в исследовании методах, то в первую очередь среди них надо упомянуть анализ материалов государственной статистики, вторичный анализ материалов социологических исследований, а также такие статистические методы как корреляционный и факторный анализ, проверка взаимосвязей переменных с помощью критерия Хи-квадрата, построение многомерных индексов (эти индексы были построены, в частности, для типологизации досуговой активности рабочих и измерения потенциала ресурса их сетей).

Эмпирической базой исследования выступали данные нескольких опросов. Прежде всего, это Российский мониторинг экономического положения и здоровья населения НИУ ВШЭ (рук. – П. М. Козырева), который представляет собой серию национальных репрезентативных опросов, проводимых на основе вероятностной стратифицированной многоступенчатой территориальной выборки, охватывающей несколько тысяч домохозяйств1. Основная ценность РМЭЗ НИУ ВШЭ заключается в широте охвата различных социально-экономических показателей (структура доходов и расходов, инвестиционное поведение, занятость, миграция, состоянии здоровья, образование, система ценностей и пр.) и в длительности самого обследования, первая волна которого состоялась еще в 1992 году. Следует отметить, однако, что с тех пор опросные анкеты претерпели значительные изменения, и необходимые для наших исследований вопросы появились уже в сравнительно недавних волнах мониторинга. По этой причине мы работали с массивами с 2002 по 2014 год. Численность группы рабочих в этих массивах была различной, и находилась в диапазоне от 1694 человек в 2002 году до 3245 человек в 2012 г. При этом в массиве 2014 г., наиболее часто используемом в тексте диссертационного исследования, группа рабочих составляла 2352 респондента2.

Для проверки некоторых предположений, в основном касающихся профессиональной группы рядовых работников торговли и бытового обслуживания, а также дифференциации рабочих по уровню их квалификации (разряду) мы использовали дополнительно несколько массивов данных исследований Института социологии РАН за период с 2003 по 2015 годы (рук. – М. К. Горшков): «Богатые и бедные в современной России» (2003 г.), «Малообеспеченные в современной России: кто они? Как живут? К чему стремятся?» (2008 г.), «Бедность и неравенства в современной России десять лет спустя» (2013 г.), «Средний класс в современной России» (2014 г.), «Динамика социальной трансформации современной России в социально-экономическом, политическом, социокультурном и этнорелигиозном контекстах» (2015 г.). Следует отметить, что в последнем исследовании автор принимала личное участие. Несмотря на то, что сформированы указанные базы данных были в рамках исследований разных лет, единый принцип построения выборки и повторяющиеся вопросы позволили нам объединить их в своеобразный временной ряд. Выборка в них строилась исходя из данных ФСГС РФ по распределению населения по территориально-экономическим районам России, а затем внутри каждого из них задавались квоты по полу, возрасту и типу поселения. Квоты соответствовали данным Росстата по каждому региону в отдельности1. В массивах исследований ИС РАН численность рабочих находилась в диапазоне от 419 до 999 человек, в том числе в массивах 2015 и 2014 гг., чаще всего используемых в диссертационном исследовании, она составляла, соответственно, 999 и 419 респондентов.

Использование двух «линеек» разных массивов данных (РМЭЗ НИУ ВШЭ и ИС РАН) за длительный период времени позволило нам с большей уверенностью говорить о достоверности полученных выводов относительно ресурсообеспеченности российских рабочих, их установках в отношении своих ресурсов, факторах, действующих в этой области, и динамике в ней.

Новизна проведенного исследования заключается в следующем: 1. Впервые проведено детальное измерение, комплексный анализ и подробное описание общей ресурсообеспеченности российских рабочих, основных видов их ресурсов (экономического, человеческого, социального, культурного и физиологического), а также характерных для них поведенческих паттернов в отношении своих ресурсов. Показано, что социально-экономическое положение российских рабочих обусловлено не только их сравнительно невысокими доходами, но и небольшим объемом и низким качеством других

Установки рабочих в отношении к своему экономическому ресурсу и их поведенческие стратегии

Эмпирические данные свидетельствуют, таким образом, о том, что если рассматривать не профессионально-классовое, а слоевое деление общества, то руководители и профессионалы вместе с высококвалифицированными рабочими образуют средние слои общества. Однако если посмотреть на особенности их реального финансового поведения, то на первый план выходит схожесть между собой групп рабочих, а также их противоположность руководителям и профессионалам. Это в очередной раз ставит вопрос о влиянии профессиональной принадлежности на установки человека в отношении своих экономических ресурсов вообще и своего финансового поведения в частности.

Подробнее проиллюстрировать приведенные выше выводы позволяет анализ отношения человека не ко всем имеющимся у него средствам, а прежде всего к так называемым «свободным средствам». Мы исходим при этом из того, что каждый человек имеет особое представление о том, что для него важнее – повышение стандарта его жизни, связанное с ростом текущего потребления, или же «чувство уверенности в завтрашнем дне», формированию которого в немалой степени способствует наличие у него сбережений. Однако выбор между этими двумя приоритетами он может осуществлять, фактически, только в отношении тех средств, которые остаются после трат, необходимых для поддержания привычного для него и присущего его социальному окружению уровня жизни, а не всех располагаемых средств. Соответственно, в дилемме «потребление vs сбережения» речь всегда идет о целях использования им той дельты, которая превышает объем необходимых текущих расходов и которую он рассматривает как свои свободные средства. А это, в свою очередь, означает, что при анализе особенностей финансовых установок и поведения не так важны траты на питание, оплату коммунальных услуг, одежду и т.п., носящие обязательный характер, как особенности использования средств, остающихся после оплаты людьми необходимых текущих расходов.

При такой постановке вопроса проверить реальные приоритеты использования их свободных средств мы могли только применительно к половине россиян, поскольку в начале 2014 года только половина взрослого населения страны считала, что имеет свободные средства. У остальных же все доходы уходили на абсолютно необходимое с их точки зрения текущее потребление. Причем, судя по тому, что и средние, и модальные, и медианные доходы в группе не имевших свободных средств были почти в полтора раза ниже, чем в группе говоривших об их наличии, оценки россиянами своих возможностей в этом вопросе носили вполне объективный характер. Более того – типичными для группы не имевших свободных средств были доходы менее медианы доходного распределения для соответствующих типов поселений (именно такой уровень доходов характеризовал почти 60% представителей данной группы, при этом свыше 90% в ней имели доходы ниже 1,5 медиан доходов). В группах, обладающих свободными средствами, но по-разному их использующих, доля имевших доходы ниже медианных составляла меньшинство, а число их представителей с доходами более 1,5 медиан было в разы выше, чем среди не имевших свободных средств. Поэтому, хотя мы и постараемся ниже вкратце оценить приоритеты финансового поведения не имеющих свободных средств россиян через предложенную им прожективную ситуацию (что бы они сделали, появись у них вдруг значительные финансовые средства), но основное свое внимание все же сосредоточим на тех, кто эти средства имел и, поэтому, можно было более корректно рассматривать соотношение у них определенных установок в отношении этих средств и их фактическое финансовое поведение.

Свободные средства используются россиянами по-разному, но в целом способы их использования можно разделить в соответствии с классической схемой, принятой в экономической теории, на способы, связанные с потреблением сверх «обычного стандарта», сбережением свободных средств или их комбинацией. Соответственно, можно выделить минимум три группы установок в отношении распоряжения своими свободными средствами: сохранение, потребление или смешанные установки. Судя по эмпирическим данным, наиболее распространенной в российском обществе, хотя и не безусловно доминирующей, выступает установка на сохранение своих свободных средств – 43% всех, кто считает, что у них эти средства есть, на уровне установок были ориентированы перед кризисом лишь на их сбережение. Почти треть (31%) была ориентирована на использование свободных средств только на приращение потребления и чуть более четверти (26%) комбинировали задачи сохранения части этих средств и одновременного увеличения своего потребления.

Целью формирования сбережений выступало при реализации этих установок чаще всего (38%) создание финансового резерва «на черный день», и в половине случаев эти деньги просто хранились дома. Этот факт, если оценивать его через призму различных теорий финансового поведения, свидетельствует о восприятии россиянами их жизни как протекающей в условиях высокой неопределенности1. В остальном среди населения со свободными средствами наибольшей популярностью пользуются депозитные счета в Сбербанке (29%). Другие банки, даже предлагающие более выгодные условия, вызывают меньше доверия у россиян, обладающих свободной ликвидностью (лишь 8% из них открывают в них счета). Еще менее популярны у них такие способы инвестирования, как, например, покупка недвижимости или ценных бумаг.

Отдача на человеческий капитал рабочих как фактор формирования их установок в отношении этого ресурса

Согласно Г. Беккеру, анализ человеческого капитала предполагает, что «индивиды выбирают образование, профессиональную подготовку, медицинскую помощь и другие способы улучшения своих знаний и здоровья, сопоставляя их выгоды и издержки. Выгоды предстают в виде культурных и других нематериальных ценностей наряду с повышением доходов и получением более престижной работы, а издержки определяются, главным образом, альтернативной стоимостью этих инвестиций»1. В этом свете уровень образования, навыки и опыт работы представляются такими же ресурсами индивида, как и финансы, а значит можно выдвинуть предположение, что поведение, установки и стратегии человека в отношении этих видов ресурсов будут также похожи.

Так ли это на самом деле, и как обстоит ситуация с человеческим капиталом у рабочих в современной России? Для ответа на эти вопросы и дальнейшего анализа необходимо выяснить особенности представленности в среде рабочих различных составляющих человеческого капитала: общих и профессиональных знаний, а также специфических навыков, обусловленных опытом работы на конкретном рабочем месте2. При этом общий человеческий капитал свидетельствует об уровне социализации индивида, его «общем развитии», способности к обучению и степени образованности, а выступающие его важнейшим элементом профессиональные знания и навыки – об уровне его профессиональной подготовки. В свою очередь, специфический человеческий капитал, хотя и полезен только в определенной организации, является важным большинства его последователей, является в российской реальности в значительной степени вынужденным, т. к. применительно к рабочим самостоятельный интерес представляют и общий уровень их образования, и наличие у них профессиональных знаний, и ценность их специфических навыков для работодателей. показателем «ценности» для нее работника, наличия у него уникальных знаний и умений, требующихся на конкретном рабочем месте.

Конечно, у рабочих заведомо другое качество человеческого капитала, чем, например, у профессионалов, которые заведомо должны иметь высшее образование, и, соответственно, их человеческий капитал должен быть лучше. Для рабочих все не так однозначно, хотя и у них, согласно теории человеческого капитала, обладатель значимых, а тем более уникальных знаний и навыков в своей профессии должен получать на свой человеческий капитал дополнительные ренты. Ниже мы проанализируем, так ли это на самом деле. Пока же рассмотрим некоторые особенности российских рабочих, имеющие отношение к качеству их общего человеческого капитала.

Так, например, некоторые личные качества, которые способствуют формированию мотивации к повышению качества своего человеческого капитала и навыка обучаемости, зависят от того, где человек проходил социализацию – в России или за ее пределами, в мегаполисе или рабочем поселке и т. д. В этом контексте важно, что, согласно данным РМЭЗ НИУ ВШЭ за 2014 год, 92% рабочих проживают в Российской Федерации с рождения. Среди тех 8%, кто иммигрировал в нашу страну, почти 30% сделали это в 2000-х годах, а еще 36% -в 90-х годах прошлого века1. Профессионалы также преимущественно родились в России (93%), но, в отличие от рабочих, переехавшие в Российскую Федерацию представители данной группы сделали это в основном в 80-90-е годы XX века (68% от иммигрировавших).

Как видим, несмотря на стереотип о большом притоке мигрантов из стран Средней Азии в состав рабочих в последние годы, это верно лишь отчасти. Подавляющее большинство рабочих все-таки прошли социализацию в нашей стране, и средний показатель доли рабочих-мигрантов в составе российских рабочих относительно невелик – по крайней мере, если говорить о легальной миграции. Однако при этом, в отличие от профессионалов, рабочие действительно приезжали в Россию уже в «Путинскую эпоху».

Уточнив это немаловажное обстоятельство, перейдем теперь к характеристике общего человеческого капитала российских рабочих. Важной его составляющей является, прежде всего, наличие законченного среднего образования. В этом контексте важно, что около 22% рабочих не закончили даже 9 классов, 23% закончили не более 9 классов, и только 55% имеют полное среднее образование. С уменьшением возраста приведенные показатели только ухудшаются (рис. 3.1). Так, старшие поколения рабочих (46 лет и старше) в большинстве своем (свыше 55%) имеют полное среднее образование, а для представителей возрастных когорт до 35 лет типичным уровнем образования является девятилетка, а не полное среднее образование. Рабочие 36-40 лет занимают в этом плане промежуточное положение: среди них высока доля тех, кто не закончил 9 классов1, но одновременно доля имеющих полное среднее образование выше, чем закончивших только девятилетку.

Ресурс социальных сетей рабочих и их установки в отношении его накопления

Досуговые предпочтения человека напрямую влияют на его включенность во взаимоотношения с другими людьми. А это, в свою очередь, может обеспечивать доступ к ресурсам других людей или же предоставлять бльшие возможности наращивания и/или эффективного использования своих ресурсов. И в этом смысле, социальные сети человека являются не просто его ресурсом, а тем ресурсом, который требует инвестиций в виде свободного времени и, конечно, финансов. При этом нужно отметить тот факт, что «социальный капитал» в трактовке, связанной с именами П. Бурдье, Дж. Коулмана и др., – это всегда ресурс сетей, однако обратное утверждение верно не всегда. Дело в том, что ресурс сетей может обуславливаться гуманитарными, а не экономическими соображениями, т.е. помощь в них может осуществляться из желания помочь близким, сочувствия и т.д., и не носить воздмездного, хотя и ассиметричного характера, как в случае с социальным капиталом в его классическом виде.

Очевидно, что из всех форм досуга формированию социального ресурса способствуют больше всего те, которые связаны с социальными контактами, и которые в большинстве своем входят в активный тип времяпрепровождения. Так, по данным ИС РАН, в 2014 году менее 60% рабочих тратили свое свободное время на те формы досуга, которые способствуют наращиванию социального ресурса, включая такие виды досуга, как посещение кафе, баров и ресторанов, а также встречи с друзьями (табл. 4). Если же исключить их из расчета, то доля рабочих, которые стремятся наращивать свой социальный ресурс, составит не более 17%. В то же время, среди руководителей и профессионалов доля тех, кто тратит свободное время на внешние контакты, в первом случае составляет 73%, а во втором – 44%. Среди рабочей молодежи до 30 лет 73% (а без учета посещающих кафе, бары и рестораны, а также общающихся с друзьями – только 33%) посвящают свое свободное время тем видам досуга, которые способствуют наращиванию социального ресурса, в то время как среди представителей профессионалов и руководителей того же возраста аналогичный показатель составляет 82% (а без учета посещающих кафе, бары и рестораны, а также общающихся с друзьями – 61%). Если же рассматривать работающих россиян с доходами менее медианы в своих типах поселений, то здесь практикуют досуг, направленный на наращивание социального ресурса, 55% (13%) рабочих и 69% (37%) руководителей и профессионалов. В итоге, предпочтения рабочих в отношении использования своего свободного времени не оставляют сомнений, что у них крайне слабо выражены установки на наращивание своего социального ресурса, особенно по сравнению с руководителями и профессионалами. Такое отношение, определенно, не будет способствовать высокому потенциалу социальных сетей рабочих.

То, что рабочие не стремятся к расширению своих социальных сетей, можно было бы оправдать в том случае, если бы в их среде это не имело смысла. Например, если бы у них объективно не было возможностей контактов с людьми с другим уровнем ресурсообеспеченности, или не было потребности в ресурсе сетей, а также понимания наличия важности поддержки человека со стороны его окружения. Однако данные ИС РАН за 2013 год свидетельствуют об обратном. Корреляционный анализ показывает для рабочих значимую, хотя и сравнительно невысокую, положительную связь (коэффициент Спирмена 0,180) между потенциалом социального ресурса выше среднего1 и досуговыми практиками, подразумевающими внешние контакты2. Следовательно, и в рабочей среде высокий потенциал социального ресурса «зарабатывается», в том числе с помощью траты своего свободного времени и средств, на виды досуга, подразумевающие внешние контакты.

Итак, отношение к использованию своего свободного времени влияет на потенциал ресурса социальных сетей человека. Поэтому с учетом разницы в формах их досуговой активности неудивительно, что, как показывают данные ИС РАН за 2015 год, полным отсутствием ресурса социальных сетей характеризуются 22% рабочих и лишь 16% руководителей и профессионалов. И хотя на первый взгляд разница между этими показателями не очень большая, однако она симптоматична. Кроме того, более глубокий анализ показывает, что основные различия между представителями рассматриваемых профессиональных групп, обладающими каким-либо ресурсом сетей, заключаются даже не в его наличии 1 Имеется в виду социальный ресурс, потенциал которого не просто подразумевает возможность займа зенег и помощи в поиске подработок, но и открывает новые возможности для его обладателя хотя бы в виде доступа к хорошим врачам и школам. 2 Указана связь с показателем, в который не включено посещение кафе, баров и ресторанов, а также общение с друзьями. Однако даже если рассматривать корреляции между потенциалом ресурса сетей и досугом, направленным на наращивание ресурса сетей и включающем посещение ресторанов и общение с друзьями, то и в этом случае картина меняется мало – коэффициент корреляции Спирмена составляет 0,157 при уровне значимости не более 0,01. Отметим, что среди руководителей и профессионалов, соответствующие коэффициенты корреляции не на много, но выше, и в первом случае составляют 0,183, а во втором – 0,177 при уровне значимости не более или отсутствии, а в его потенциале, т.е. в качестве имеющихся связей. Как показано в таблице 4.5, рабочие могут, в основном, обратиться к своему окружению лишь за небольшими займами или в поисках дополнительного приработка. В отличие от них руководители и профессионалы гораздо чаще обладают сравнительно бльшим спектром возможностей социальных сетей. Очень важно и то, что возможности, связанные с сохранением и наращиванием человеческого капитала, в т. ч. у детей, в группе профессионалов и руководителей встречаются в разы чаще, чем у рабочих.