Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Теоретико-методологические основания исследования лидерства в молодежной среде как механизма восходящей социальной мобильности 26
1.1 Теоретические подходы к исследованию лидерства как механизма восходящей социальной мобильности молодежи в контексте социологического знания . 28
1.2 Лидерство как механизм восходящей социальной мобильности в российской молодежной среде: теоретико-методологический конструкт исследования 48
Глава 2. Лидерство в российской молодежной среде: взаимодействие структурных и институциональных параметров . 67
2.1 Структурно-организационный аспект лидерства как механизма восходящей социальной мобильности в российской молодежной среде 69
2.2 Институционализация лидерства как механизма восходящей социальной мобильности российской молодежи . 89
Глава 3. Лидерство в российской молодежной среде как символический механизм восходящей социальной мобильности . 105
3.1. Конструктивистский дискурс лидерства в российской молодежной среде: ориентация на восходящую социальную мобильность. 107
3.2 Образы лидерства в российской молодежной среде: социальная референтность в контексте восходящей социальной мобильности 123
Заключение 139
Список использованных источников и литературы 146
- Теоретические подходы к исследованию лидерства как механизма восходящей социальной мобильности молодежи в контексте социологического знания
- Лидерство как механизм восходящей социальной мобильности в российской молодежной среде: теоретико-методологический конструкт исследования
- Институционализация лидерства как механизма восходящей социальной мобильности российской молодежи
- Образы лидерства в российской молодежной среде: социальная референтность в контексте восходящей социальной мобильности
Теоретические подходы к исследованию лидерства как механизма восходящей социальной мобильности молодежи в контексте социологического знания
Следует отметить, что социология молодежи легитимирована в 20-30-е годы ХХ века и ее родоначальником обоснованно считается фундатор социологии знания К. Манхейм, написавший цикл самостоятельных работ о молодежи, ее социально-статусных и культурно-символических параметрах, о ее взаимодействии с обществом. Проблемы молодежи осмысливались в социологии гораздо ранее, применяясь к значимым социологическим обобщениям. Прежде всего необходимо говорить о классической социологии, где, если следовать логике Э. Дюркгейма, лидерство в молодежной среде – это группа, имеющая социовозрастные параметры, которые характеризуются социальной незрелостью, склонностью к социальной импульсивности, представляя взаимодействие социальных факторов и сил.
Рассматривая молодежь в рамках социальной динамики, Э. Дюркгейм видел в молодежи совокупность социальных фактов, признавая коллективные представления о молодежи в форме общественных институтов. Поскольку правила социологического метода Дюркгейма позволяли рассматривать факт и закон как соотносительные, то, стремясь достичь объективности при анализе лидерства молодежи, Дюркгейм видел в лидерстве производное от общих закономерностей общественного развития. Это проявлялось в том, что для Дюркгейма отношения индивида в обществе существовали как отношения ассоциаций, согласно чему из взаимодействия и коммуникации возникает социальная жизнь молодежи.
Поэтому суть концепции лидерства в молодежной среде состояла в том, чтобы рассматривать лидерство как социальный институт, критериями которого являются объективные показатели (обычаи, традиции, образы молодежной среды). Видя в молодежи группу, вступающую во взрослую жизнь в ученическом статусе, Дюркгейм пытался исследовать лидерство молодежи как ряд характерных явлений (представлений и действий молодежи), направленных на достижение общественной солидарности. Для него лидерство в молодежной среде, если дифференцировать лидерство как социальный институт (коллективные представления), было связано с рационалистическим, ориентированным на индивида сознанием.
Лидерство определяется обращением к индивиду, то есть молодежь из социально-аморфной массы рассматривается под углом выявления индивидов, обладающих способностью самостоятельно действовать, внося вклад в социальную солидарность. Таким образом, лидерство становится следствием профессионализации и специализации социальных функций и связано с последствием ослабления авторитета лиц старшего возраста. Дюркгейм не преодолел дихотомию автономной индивидуальной личности и массовости в понимании лидерства в молодежной среде. Возможно, критерии индивидуальности и рациональности, прилагаемые к лидерству в молодежной среде, имели негативной базой уменьшение авторитета лиц старшего поколения, что могло привести к отрицанию лидерства в молодежной среде, чреватого социальными аномиями.
Восходящая социальная мобильность молодежи в таком смысле связывалась с предупреждением социальных патологий, и лидерство содержало мобилизующий эффект, если было связано с массовизацией, с выдвижением индивидуальной автономной личности как носителя рационального сознания и способности повышать уровень общественной солидарности. В этом контексте лидерство в молодежной среде было связано с профессионализацией, с уходом от понимания лидера как всеведущего организатора. Вместе с тем, рассматривая лидерство в молодежной среде как группу фактов, Дюркгейм в рамках социальной причинности видел перспективы молодежного лидерства в совершенствовании правовой и моральной регламентации общественных отношений, в том, чтобы через лидерство достичь саморегуляции и регулирования противоречивости социальных интересов. В работах М. Вебера лидерство молодежи трактуется в рамках понимающей социологии. При рассмотрении веберовской типологии лидерства нужно выделять три основных положения. Типология лидерства традиционная, сословная, харизматическая и формально рациональная порождает второе следствие. Молодежь, как индивиды ассоциированные интересами общественного признания, предпочитает формально рациональный тип лидерства, так как традиционный тип лидера, в силу особенности возрастных различий, не дает молодежи преимущества.
В рамках реализуемой М. Вебером концепции, лидерство в молодежной среде является формой легитимации интересов и потребностей молодежи. Однако видя в процессе бюрократизации общества и государства возрастание функций контроля над деятельностью молодежи, М. Вебер подчеркивает, что легитимация молодежи затруднена, так как легальное господство, реализующее право личности на суверенитет, на равенство с другими личностями не отменяет воздействие ценностей традиционного общества, согласно которым права личности могут быть признаны в зависимости от наследственного социального статуса.
Теоретический подход М. Вебера, предполагающий лидерство в молодежной среде как формально-рациональное, был связан с тем, что для понимания лидерства в молодежной среде необходимо признание, во-первых, того, что молодежь является группой, объективно устремленной к рационализации общественных отношений, расширяющих меру ее свободы; во-вторых, что лидерство в молодежной среде является не социальной, а политической ценностью. Таким образом, в условиях рационализации общественных отношений лидерство не может быть сферой индивидуальной автономной личности и успешно в той мере, в какой бюрократизировано, опираясь на ресурс легальности.
Важным аспектом социологии М. Вебера можно считать то, что для него лидерство в молодежной среде, в отличие от профессионализма, является следствием сосредоточенности естественных рациональных способностей индивида. Можно сказать, что для М. Вебера индивидуализм в лидерстве связан с харизмой, а рациональность предполагает массовость, усредненность лидерства, что характеризуется способностью к легитимации социальных требований молодежи и возможностям формулировать цели молодежи исходя из их смыслов, субъективных переживаний, перевода ценностно-рациональных оснований в целерациональную конструкцию. Критерием лидерства в молодежной среде, по М. Веберу, является способность использовать легальный, формально рациональный ресурс, реализовать цели исходя из ориентации на основные смыслы (субъективные переживания молодежи), рассматривать лидерство в молодежной среде как фактор индивидуального действия, имеющего последствием возможность квалификации его как относительно рационального.
Социальная мобильность молодежи в контексте лидерства как поведения, ориентированного на достижение авторитета и влияния, по формуле М. Вебера, акцентирует внимание на индивидуальных возможностях, связанных с вхождением в бюрократические организации с целью добиться реализации инноваций, способных поднять статус молодежи как на индивидуальном, так и на групповом уровнях.
Таким образом, классическая социология в двух измерениях (структурно-функциональном и социологии понимания) видит институт лидерства как институт современного общества, позволяющий молодежи, действуя в статусе «ученической» группы, повышать социальный статус. Но если исходить из опыта молодежных движений 60-х годов, открыто заявивших о своих притязаниях на «взрослость», можно констатировать, что социологи столкнулись с рядом проблем, касающихся анализа вертикальной социальной мобильности молодежи.
В частности, рассматривая сильные стороны структурно функционального анализа, Ч. Бидуэлл отмечал, что влияние альтернативных типов культуры молодежи требует предложения альтернативной интерпретации27. Очевидно, что в контексте сохранения центральной роли образования зрелый возраст сам по себе ценится гораздо меньше и общество имеет дело с различными карьерами, со связанными с ними секторами28. Критерии достоинства и заслуг определяются заимствованием веберовской формулы «формального лидерства», но вместе с тем необходимо отметить, что для анализа вертикальной социальной мобильности в контексте лидерства в молодежной среде становится ясным, что необходимо учитывать то, что представляется как недетерминирование судьбы взрослых, что лидерство является механизмом конструирования шансов, содержащих разрыв между предписанной социально-профильной карьерой индивида, где задержка статуса взрослых преодолевается влиянием социальных и технологических изменений.
Лидерство как механизм восходящей социальной мобильности в российской молодежной среде: теоретико-методологический конструкт исследования
Российская молодежная среда характеризуется амбивалентностью лидерских устремлений, что выражается в том, что лидерство интерпретируется в качестве морального превосходства культурных амбиций, продвинутости, поведении и символике. Такое суждение можно вынести на основании того, что состояние лидерства отражает противоречивые процессы, происходящие в молодежной среде. Речь о том, что молодое поколение россиян, характеризуясь сходными социовозрастными и социокультурными установками, во взаимодействии с обществом и государством является социально дифференцированным, включая как группу успешных городских слоев студенческой молодежи, представителей нового среднего класса, представителей базовых слоев, так и маргинальные (не имеющие постоянного места работы) группы.
В таком контексте сложно говорить о лидерстве в молодежной среде как консолидирующем факторе, точнее подчеркивать множественность схем лидерства в российской молодежной среде. Тем не менее как феномен и как запрос молодежи лидерство ощущается в настроениях и действиях молодых людей. «Старая» схема официального лидерства через молодежные структуры, ведомые государством или политическими партиями, исчерпала себя, но новая, направленная в делегирование, представительство интересов российской молодежи до конца не сформировалась. Разумеется, государственные и социальные институты обеспокоены состоянием молодежных проблем, так как с молодежью как социально воспроизводственной группой связаны перспективы развития и обновления.
Однако фиксируя, что молодое поколение россиян характеризуется адаптивными и индивидуальными установками, настроено на модель материального процветания и автономности в приватной сфере, следует преодостеречься от суждений по поводу вовлечения молодежи в формальные организации и структуры. В нынешней ситуации российская молодежная среда социально и территориально дифференцирована, так как на нее влияют факторы социальной поляризации российского общества. Хотя новый институциональный порядок принят как свершившийся, в российской молодежной среде отсутствуют явные признаки социальной и политической ностальгии, и нельзя сказать, что молодое поколение в России претендует на роль лидера.
В этом контексте представляется оптимальным отношение к молодежи как к группе социального воспроизводства, которая имеет внутренние стимулы, катализаторы в виде легитимации собственных претензий и нуждается во взаимодействии с социальными и властными институтами с целью выработки устойчивых социальных позиций и претензий. Как писал К. Манхейм, задача общества состоит в том, чтобы выявить интересы молодежи, использовать их во благо общества и молодежи, иначе молодежь, становясь объектом заигрывания радикальных сил, вовлекается в экстремистские структуры, характеризуется суперконформизмом и экстремизмом.
Таким образом, можно сказать, что лидерство в российской молодежной среде вписывается в контекст существующих социальных отношений и взаимодействий. Влияние новых тенденций, связанных с Интернет-коммуникациями, возникновение сетевых сообществ, перенос активности в виртуальную сферу несомненно влияет на исследовательский дискурс, учитывая, что 75% молодых россиян являются активными пользователями сети, а 53% заявляют о том, что проводят в них большую часть свободного, а иногда и рабочего времени43.
Учитывая это обстоятельство, нужно сказать, что сформировавшийся социальный портрет российской молодежи, включающий ее социально статусные параметры, институциональные практики, ценностные ориентации, схемы восприятия действительности и социальные образы многомерен по своему содержанию, но определяет специфику молодежи как социовозрастной группы. Межгенерационное взаимодействие в российском обществе ослабленно, мы имеем дело с исчезновением традиционалистских связей, с потерей молодежью статуса ученической группы, хотя сохраняются признаки эйджеизма, социовозрастной дискриминации. Молодежь испытывает парентократическую зависимость, и в то же время выросшие в новых условиях постсоветские поколения россиян не являются носителями лидерской традиции, воплощенной только в опоре на авторитет государства.
Исследовательская ситуация заставляет задуматься о том, что лидерство в российской молодежной среде определяется двумя действующими параллельными структурами. Формальное лидерство, воплощенное в практиках государственных и политико-партийных структур, и неформальное лидерство, возникающее на уровне малых субкультур и социальных групп. Сложность исследования лидерства в российской молодежной среде обусловлено не только тем, что существует дифференциация понимания и реализации лидерства – на первый план выходит проблема определения лидерства как механизма, позволяющего реализовать вертикальную социальную мобильность молодежи.
С этим феноменом исследователи столкнулись, когда критика массовых молодежных организаций «Наши», «Идущие вместе» по поводу подкупа или обязательности участия молодежи выявили две интересные детали. Первое: большинство провинциалов, участвующих в столичных акциях, имели целью познакомиться с большим городом, его достопримечательностями, так как в контексте социальных сложностей поездка в Москву часто не представлялась возможной, исключая прагматическую мотивацию. Второе: благодаря участию в молодежных акциях открывались возможности для зарабатывания репутационного и карьерного капитала.
Важно подчеркнуть, что такая тенденция стимулирует интерес молодежи к лидерству как механизму вертикальной социальной мобильности. Российские социологи указывают на замедление социальных лифтов, на рост социальной сословности, на воздвижение профессиональных, корпоративных и территориальных барьеров, негативное, хотя и латентное воздействие этносоциального фактора в контексте стимулирования восходящей социальной мобильности молодежи.
В определенной степени можно сказать, что российская молодежь с точки зрения социально-профессиональной структуры, имеет приоритет в новых сферах экономической самодеятельности, например, в сфере обращения и сфере услуг; что социально-статусные позиции молодежи не дают основания относить ее по консолидированным признакам к определенной социально-статусной группе населения, поскольку очевидны социальные и социально-территориальные различия: в то же время 25-30% молодежи представляет ядро российского среднего класса, несмотря на наметившиеся в обществе кризисные тенденции, в частности падение уровня доходов и возросшие риски безработицы44.
В этом отношении молодое поколение, вступая во взрослую жизнь, сталкивается с трудностями трудоустройства, карьерной и социальной самореализации, но отмечено высоким уровнем социального оптимизма. Очевидно, что схемы опыта старших поколений, также как и потребительские критерии, критерии успеха и самоудовлетворения, не работают в молодежной среде. В этом смысле социально-статусное положение молодежи и ее институциональные практики показывают, что для молодых россиян важным является приоритет личного преуспевания, потребность в адаптивных ресурсах и инструментальный активизм.
Ю.А. Зубок и В.И. Чупров отмечают, что намечается отход молодежи от структуры фундаментальных ценностей и самореализация в качестве индивидуально действующей личности45. Молодежное пространство рассматривается как способ реализации собственных социальных устремлений. Особенности социального взаимодействия молодежи в российском обществе показывают, что отсутствует отчуждение в межгенерационном взаимодействии, но молодежь не проявляет массовой готовности претендовать на роль группы, имеющей социально-референтный статус.
Молодые россияне, используя традиционные социальные карьеры образовательные, – профессиональные, трудовые – в целом настроены на оптимальную интеграцию в общество. Под оптимальной интеграцией понимается социализация молодых людей в контексте собственных устремлений, ожидания реализации взаимных обязательств между молодежью и обществом. Изменения в социальной структуре российского общества затронули молодежь, поскольку на первый план выступили показатели неравенства по семейному (наследственному) и культурному обретаемому капиталам.
Институционализация лидерства как механизма восходящей социальной мобильности российской молодежи
В контексте вышеотмеченного лидерство как инструмент повышения вертикальной социальной мобильности молодежи формирует запрос на развитие институциональной среды, где модели поведения молодежи выстраивались через лидерство как совокупность формальных и неформальных регуляторов восходящей вертикальной социальной мобильности молодежи.
По иерархической схеме институциональным влиянием и доверием обладают институты управления и порядка. Изучение институционального доверия в российской молодежной среде приводит к выводу о том, что отношение молодежи к лидерству проецируется через оценку молодежной политики государства, так как в условиях слабого саморазвития молодежи велика роль попечительской функции государства74.
Лидерство в этом контексте относится к функции государства. Государство обязано целенаправленно формировать, воспитывать и поддерживать молодежных лидеров, являющихся проводниками эффективной молодежной политики. Доля российской молодежи, ожидающей от власти проявления в отношении себя патерналистской функции велика (43,8%)75, возможно поэтому лидерство не воспринимается большей частью молодежи как самостоятельный источник восходящей социальной мобильности, и ее влияние на восходящую социальную мобильность определяется производной от социальной и молодежной политики государства.
Учитывая, что динамика доверия политическим и общественным институтам характеризуется высоким уровнем доверия институтам управления (Президент, правительство), институтам правового и символического порядка (армия, православная церковь) (72% 67% и 47% соответственно)76, можно сказать, что в силу характера этих институтов, они не определяются как инициирующие лидерство, поскольку им присуща высокая степень формальных регуляторов, ограничивающих инициативу, набор определенных дисциплинирующих и исполнительских качеств, вписанность в систему должностной иерархии.
В этом смысле уровень институционального доверия молодежи подвигает на легитимацию формального лидерства как лидерства в обладании властью или принятии политических решений. Отсюда лидерство ассоциируется с объемом властных и управленческих ресурсов, позволяющих достичь высокого уровня удовлетворенности и социальной самооценки. Такой вывод может показаться упрощенным, но реально динамика профессиональных предпочтений молодёжи меняется и лидирующее место в профессиональных планах занимают модели поведения, направленные на включение во властные институты или институты порядка.
Таким образом, кроме обладающих атрактивным значением ориентиров надежной работы и стабильного заработка наблюдается тенденция снижения интереса к лидерству вне официальных институтов. Свидетельством тому является включенность российской молодежи в сетевые неформальные организации как структуры, не имеющие лидерской интециональности, но повышающие социальное самочувствие путем активности в Интернет-сфере как свободных, независимых от социального статуса личностей.
«Поглощение» лидерства властью в молодежной среде имеет в большей степени негативные, чем позитивные последствия. Позитивным можно считать, что с лидерством связывается обновление системы управления. Но и в этом случае возрастает роль фактора риска прихода чистых карьеристов. Негативные последствия выражаются в том, что лидерство становится инструментом власти и характеризуется дистанцированием от проблем молодежи и воспроизводством групповых или корпоративных интересов.
Согласно реализуемой методологической схеме, важным становится исследование организационных форм, которые создают возможности для вертикальной мобильности молодежи в контексте института лидерства. Здесь проблема является неоднозначной. Лидерство в российской молодежной среде отмечено рядом известных инициатив массовых молодежных движений, которые имели эффект краткосрочной мобилизации молодежи и реакции на актуальные политические события, но не ориентировались и не ориентируются до сих пор на реализацию долгосрочных социальных проектов.
Можно констатировать, что лидерство в российской молодежной среде не актуализируется в создании условий для обновления институциональной системы, ее движения к эффективной молодежной политике и самоорганизации молодежи. Подчеркивая, что в России среди молодежи преобладают патерналистские отношения к институциональной системе российского общества, что приоритетными являются институты управления, правового и символического порядка, действующие на основе формальных регуляторов, стоит обратить внимание на неформальные регуляторы вертикальной мобильности молодежи, на то, каким образом лидерство в неформальных структурах открывает возможности для восходящей социальной мобильности молодежи.
С одной стороны, организационные формы, характеризующие неформальное лидерство молодежи представляют группы по интересам, ориентированные на принцип добровольного членства и равенство, что исключает задействование механизмов лидерства по репутации. Важным моментом является то, что неформальные регуляторы носят партикуляристский характер и в неформальной среде не достигнута конвенция относительно правил социальной коммуникации. Тенденция консолидации неформальных организаций просматривается либо в рискогенном варианте (сходки радикалов), что проявилось в этнополитической сфере, либо в том, что лидерство в неформальных организациях связано с ожиданиями выгодного заказа со стороны заинтересованных структур.
Наиболее массовое движение спортивных фанатов в России представляет ряд групп, сконцентрированных вокруг руководства определенных спортивных ассоциаций, имеющих принцип полудобровольности, когда создается ядро профессиональных фанатов, а лидерство в таком контексте становится приводным механизмом действия заинтересованных групп. Можно сказать, что неформальное лидерство в субкультурной среде отличается социальной эксклюзией, сужением контактов в молодежной среде и позицией отстраненного наблюдателя. Стремление повысить статус формального лидерства через «подгонку» под модные идентичности или поведенческие практики обязательно принимает характер социальной имитации и имеет ограниченное позитивное воздействие, так как неформальные регуляторы не проходят этап конвенции с формальными нормами, а становятся частью формальных норм, что снижает их привлекательность в молодежной среде.
Неформальное лидерство содержит ресурс восходящей социальной мобильности в традиционном профессиональном контексте (переход в разряд профессиональных общественников) и в создании новых площадок социального творчества и инициативы. В этом смысле позитивным является действие неформальных групп в организации досуга молодежи, в актуализации креативного потенциала молодежи, расширении возможностей социальной мобильности через реализацию проектов в сфере возрождения малых городов, исторического и экологического туризма, проведения музыкальных молодежных фестивалей.
Интересным феноменом является конкурентная среда, связанная с проведением фестиваля авторской песни, когда наблюдается процесс оттока аудитории и снижения авторитета традиционных фестивалей бардовской песни («Грушенка», Старый Оскол) и формирование новой фестивальной среды, что связано с современными направлениями молодежного искусства и музыки (Подмосковье, Екатеринбург, Красноярск). Таким образом, неформальное лидерство предствляет в качестве результата создание новых рабочих мест, связанных с сервисом, с развитием транспортной инфраструктуры, с сервисом в сфере туризма, логистики, обслуживания приезжающих. Можно предположить, что успешные неформальные инициативы связаны с тем, что неформальные лидеры пытаются найти и находят общий язык с органами местного самоуправления или региональными властями, опираясь на поддержку спонсоров со стороны региональных и локальных бизнес-структур.
Так, согласно результатам анализа государственной молодежной политики в Самарской области в 2017 году в молодежных мероприятиях приняли участие более 240 тысяч молодых людей в возрасте от 14 до 30 лет. На высоком уровне проведен пятый Молодежный форум Приволжского федерального округа «iВолга» с международным участием, который позволил выявить и поддержать авторов лучших научно-технических и социальных проектов, а также стал отборочным этапом всероссийских молодежных форумов «Территория смыслов на Клязьме» (Владимирская область), «Таврида» (Республика Крым и г. Севастополь), «Арктика. Сделано в России» (Архангельская область) и др. В течение года самарской молодежью одержаны победы в различных грантовых конкурсах на форумах, проводимых Федеральным агентством по делам молодежи, на общую сумму 5150 тыс. рублей.
Образы лидерства в российской молодежной среде: социальная референтность в контексте восходящей социальной мобильности
В данной ситуации интересным является то, что множественность образов лидерства в молодежной среде, связанная с ее субкультурными, поведенческими и ценностно-нормативными установками, имеет общую природу: в лидерстве видится возможность социального удовлетворения, субъективной оценки; готовность же к реальным действиям ради общих целей и интересов через лидерство просматривается опосредовано.
Образы лидерства в российской молодежной среде ассоциируются с «крутостью», «модностью», престижностью, непохожестью на других, то есть молодежь испытывает влияние маркетинга, брендинга, что отчетливо проявляется в Интернет-сетях, где блогерство становится все в большей степени коммерческой деятельностью. Таким образом, можно говорить, что образы лидерства в российской молодежной среде действуют по двум направлениям: лидерство в молодежной среде является механизмом отбора, представлений, ценностей и ожиданий по поводу лидерства; соответствие между тем, как представляет лидерство молодежь, и тем, как данный перечень условий, оценок соотносится с реальными проявлениями лидерства в молодежной среде.
Следует отметить, что, согласно позициям молодых россиян, со значительным отрывом лидирует образ лидера, воплощающего качество современного молодого поколения, сочетающего демонстративность, модность, продвинутость, деловую хватку, способного монетизировать, конвертировать личные и групповые проекты и инициативы в социальный и экономический капитал. В этом смысле показателен рост популярности группы «Ленинград» и ее лидера С. Шнурова. Исследуя этот феномен, социологи отмечают, что по сравнению с андеграундом предшествующего периода на первый план выходит приобщение молодежи к лидерству в качестве умения работать, извлекать полезный эффект из сложившихся условий жизни.
Поэтому ясен отрыв от образа лидера как референта современной молодежи, от гражданского образа лидерства, который вызывает поддержку только у 10-12% молодежи98. Сложность образа состоит в наделении идеальными качествами, в обращении к традиции, гражданского непокорства и оппозиционности, но большинство молодых россиян не склонны к активным протестным действиям ради оппозиции власти. Опросы участников так называемых протестных акций показывают, что есть два слоя объяснения. Первый – поверхностный, связан с тем, что молодые люди не удовлетворены сложившейся ситуацией в стране, не удовлетворены качеством управления и отторгают официальную молодежную политику. Второй, имеющий реальные основания в сложившемся дискурсе в молодежной среде, характеризуется и на это указывает каждый второй участник протестных акций, стремлением почувствовать себя свободным, не быть статистом, противодействовать манипулированию настроениями молодежи.
Однако уходя от внешнего принуждения, участники становятся объектом более изощренных методов манипулирования, связанных с реализацией претензий на политическое лидерство со стороны заигрывающих с ними групп. Образ гражданского лидера, связанный с позицией 23% респондентов99, судя по результатам социологического исследования, определяется тем, что в молодежной среде доминируют лидеры идей и проектов, но не эффективных переговоров. Вероятно, в менее привлекательном образе гражданского лидера содержится неудовлетворенность молодежи тем, что можно назвать самостоятельностью, ответственностью, эффективностью достижения целей. Молодые россияне исходят из того, что лидеры в молодежной среде не демонстрируют достижение уровня консолидации молодежи, что социальные различия, трансформируясь в культурные, продуцируют готовность к непониманию, к лидерству через авторитаризм, навязывание собственной позиции.
Поэтому, существует проблема коммуникативных «ступоров», взаимных упреков и недоговоренностей, скрытой или открытой агрессивности по отношению друг к другу. В этом контексте становление гражданского лидерства как лидерства, настроенного на взаимодействие с властными структурами в целях интеграции молодежи в социальную и экономическую жизнь в рамках повышения ее восходящей социальной мобильности, является целью некратковременного характера. Образ гражданского лидерства снижается на фоне того, что российское гражданское общество не показало себя самостоятельным, ответственным партнером в отношениях с властными структурами, а наиболее успешными оказываются инициативы, которые властные структуры берут под собственную опеку, несмотря на издержки бюрократизации и формализма. Для молодых россиян лидерство связано с индивидуальным или групповым успехом внутри молодежной среды и не претендует на социальную капитализацию в рамках взаимодействия с властными и социальными институтами. Актуальным является отставание поведенческих моделей в молодежной среде от языка общения в публичной сфере, где выстраивается механизм правил и норм взаимодействия, требующих точной настройки.
Образы лидерства, содержащие предпочтения вольности, «бравады», абсентеизма, можно было бы назвать болезнью роста, однако, существенная поправка в том, что представляя образы лидерства, молодые россияне с изрядной долей инфантилизма пытаются достичь вполне взрослых целей. Разделяя ожидания по поводу успеха в социальной с семейной сфере в контексте индивидуалистического выбора (70% являются индивидуалистами и, одновременно, достиженцами)100, респонденты демонстрируют парадоксальность видения лидерства в молодежной среде.
С одной стороны, к лидерству прилагаются критерии заботы об интересах молодежи, способность к консолидации, умение учитывать мнения и позиции других, искусство соглашения. С другой – образ лидерства наделяется стремлением к социальной эксклюзии, продуцированию культурных различий, как показывают результаты проведенных социологических исследований, через культурные практики. В какой – то степени сказывается подчеркнутость аполитичности молодежи, нежелание играть по правилам взрослых, но анализ образов лидерства в молодежной среде убеждает в том, что, разделяя лидера-«своего парня» и гражданского лидера, молодые россияне хотели бы видеть в лидерстве способ заявить о себе как имеющем право на достижение социальных успехов вне сложившейся системы социальной зависимости.
У респондентов (44%) вызывает настороженность подготовка лидеров для молодежи вне участия самой молодежи101. Кураторство в молодежной среде ограничено двояким требованием: оказывайте помощь и содействие молодежи в создании условий для реализации жизненных планов, нейтрализации дискриминационных эффектов; но не переступайте границы автономности, устанавливаемой молодежью в контексте сложившихся культурных и поведенческих практик.
Это означает, что для молодых россиян перспективный образ лидерства связан с лидером – коммуникатором: чтобы в контексте лидерства были выработаны навыки общения с властными институтами, позволяющими легитимировать претензии молодежи как равных. Разумеется, нельзя говорить об обобщающих показателях, но образ лидерства – коммуникаторства свидетельствует о том, что для 53% молодых россиян важно, чтобы лидер умел выражать их интересы, не использовал стремления молодежи реализовать карьерные планы во взрослой среде, чтобы не происходило превращение негативно воспринимаемое молодежью лидера во взрослого бюрократа, представителя власти или зависящего от власти102.
Лидерство – коммуникаторство является для каждого второго молодого россиянина инструментом организации молодежи с собственной консолидационной платформой подхода к проблемам, волнующим российскую молодежь. В контексте восходящей социальной мобильности это выражается в том, что высказываются позиции ожиданий по поводу прихода новых поколений лидеров, способных взять на себя ответственность за молодежь. Проблема в том, что в молодежной среде не действуют правила формирования и накопления общественного авторитета, так как в условиях безавторитетности проявляется «тусовочный» принцип и новые лидеры заявляют о себе как о тех, кто разделяет молодежь на мобилизующую группу «своих» и «не своих».