Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Теоретические основы изучения социально-психологических детерминант представлений молодежи об экстремизме и патриотизме 23
1.1 Представления молодежи об экстремизме и патриотизме как предмет социально-психологического исследования 23
1.2 Теоретическое обоснование изучения ценностных ориентаций, базовых убеждений и этнической идентичности как социально-психологических детерминант представлений личности об экстремизме и патриотизме 91
1.3 Теоретическая модель эмпирического исследования социально-психологических детерминант представлений молодежи об экстремизме и патриотизме 105
Выводы по первой главе 108
ГЛАВА 2. Эмпирическое исследование социально-психологических детерминант представлений молодежи об экстремизме и патриотизме 114
2.1 Описание выборки, процедуры и методов исследования 114
2.2 Содержание и связь представлений молодежи об экстремизме и патриотизме 121
2.3 Ценностные ориентации, базовые убеждения и этническая идентичность как социально-психологические детерминанты представлений молодежи обэкстремизме и патриотизме 197
Заключение 205
Библиографический список .
- Теоретическое обоснование изучения ценностных ориентаций, базовых убеждений и этнической идентичности как социально-психологических детерминант представлений личности об экстремизме и патриотизме
- Теоретическая модель эмпирического исследования социально-психологических детерминант представлений молодежи об экстремизме и патриотизме
- Содержание и связь представлений молодежи об экстремизме и патриотизме
- Ценностные ориентации, базовые убеждения и этническая идентичность как социально-психологические детерминанты представлений молодежи обэкстремизме и патриотизме
Теоретическое обоснование изучения ценностных ориентаций, базовых убеждений и этнической идентичности как социально-психологических детерминант представлений личности об экстремизме и патриотизме
Перспективным при изучении социально-психологических детерминант представлений молодежи об экстремизме и патриотизме нам видится комплексный подход, позволяющий объединить наработки отечественных и зарубежных ученых в области теории социальных представлений, базирующейся на работах С. Московичи [380; 381; 382; 383] и его последователей [105; 339; 340; 376; 377; 400; 401; и др.], и личностно-ориентированной теории социальных представлений К.А. Абульхановой [4; 5; и др.].
Анализ социальных представлений – одно из ведущих активно развивающихся научных направлений современной социальной психологии. Однако, представления об экстремизме и патриотизме как сложных многомерных и актуальных феноменах общественной жизни до сих пор не нашли должного отражения в научных исследованиях. При этом актуальность исследования социальных представлений об экстремизме и патриотизме не вызывает сомнений в контексте осознания той роли, которую играют представления в детерминации социального поведения личности.
Теория социальных представлений получила развитие в работах С.Московичи [381]. Согласно концепции С. Московичи, социальные представления можно рассматривать в широком и узком плане. В широком понимании – это форма социального мышления, в более узком – специфическая форма знания (знание здравого смысла). Как специфическая форма знания социальные представления – это сеть понятий, объяснений и утверждений, рождающихся в повседневной жизни в ходе межличностной коммуникации. Это усваиваемая отдельной личностью особая форма обыденного коллективного знания, это те знания и верования, которые возникли в повседневной коммуникации, это канал между личностью и реальностью [199]. Социальные представления относятся к «наивному» «спонтанному» знанию, которое часто называется естественным мышлением (в противовес научному) или здравым смыслом. Стоит отметить, что конструирование представлений – это, как правило, нерефлексируемое непреднамеренное действие, осуществляющееся помимо какого-либо специального намерения [103]. Они формируются на основе опыта человека, на основе знаний и способов мышления, получаемых и передаваемых в процессе социализации. Социальные представления – это продукт обыденного мышления и сознания, появившийся в процессе осмысления, понимания и интерпретации социальной действительности. Но это не «фотография» реальности, существующая в индивидуальном сознании; формирование представлений – это детерминируемый различными факторами динамический социальный процесс группового конструирования социального объекта [103]. Это – социально выработанное, разделяемое с другими людьми, практическое знание, участвующее в социальном строительстве реальности. Социальные представления обусловлены информацией, поступаемой извне, мнениями, образами, а также внутренними личностными характеристиками (позиция, установки, ценности, убеждения и т.д.). Это, по сути, – версии реальности. Представление – сложное отражение внешнего мира, оно не является механическим отпечатком, отличается автономностью, креативностью, имеет образный и символический характер, это всегда представление о каком-либо объекте. По мнению С. Московичи и его сторонников, социальное представление выполняет три важнейшие функции [274]. Первую можно назвать когнитивной. Социальные представления есть инструмент, средство социального познания, они помогают из странного, необычного и незнакомого сделать окружающий мир ясным и знакомым. С их помощью человек описывает, интерпретирует, классифицирует, систематизирует происходящие события и явления. Вторая функция может быть названа ориентировочной и регулирующей. Социальные представления детерминируют и регулируют поведение людей, дают возможность прогнозировать поведение других субъектов, направляют коммуникацию. Третья функция связана с адаптацией. Социальные представления способствуют сохранению стабильной картины мира, «безболезненному» расширению имеющихся знаний. Отечественные психологи, отмечая роль социальных представлений в сохранении целостности личности, ее социальной идентичности, выделяют также интегративную функцию [211].
Структура социального представления, по С. Московичи, включает 3 элемента: информация (как сумма знаний, уровень осведомленности об объекте), поле представления (как качественная характеристика, в которой отражено единство смыслового и образного аспектов) и установку (как готовность к оценке объекта, отношение к нему) [199]. Социальные представления существуют в разнообразных более или менее сложных формах (образы, категории, теории и т.п.). Это элементы общественного сознания, в них на уровне здравого смысла взаимодействуют различные знания, убеждения, идеологические взгляды, собственно наука, в совокупности составляющие и объясняющие социальную реальность [104].
Теоретическая модель эмпирического исследования социально-психологических детерминант представлений молодежи об экстремизме и патриотизме
В рамках анализа социальных представлений молодежи об экстремизме обратимся к таким значимым вопросам, как осведомленность молодых людей в области экстремистских организаций, отношения к ним, представления об их опасности/безопасности и попытаемся косвенно оценить уровень экстремистичности среды, окружающей молодежь.
На предложение указать названия экстремистских организаций положительно отреагировали 31,53% опрошенных (из них: 11,46% – женщины, а 20,06% – мужчины). 68,47% респондентов ответили, что им не известны названия каких-либо действующих экстремистских организаций.
Сравнительный анализ распределения ответов в мужской и женской выборках свидетельствует о том, что мужчины в большей степени, нежели женщины информированы об экстремистских организациях ( эмп = 3,305, p 0,01), причем в большей степени, нежели женщины, осведомлены о деятельности различных экстремистских групп (Приложение В, таблица 1).
Анализ полученных данных свидетельствует о том, что молодые люди, согласившиеся указать названия экстремистских организаций, действительно осведомлены и обладают представлениями в данной области. В большинстве ответов указаны группировки, включенные в официальный список организаций, признанных российскими судами экстремистскими [227] («Национал-большевистская партия», общественная организация «Русское национальное единство», международные религиозные объединения «Нурджулар» и «Таблиги Джамаат»), а также в список организаций, признанных судами РФ террористическими [206] («Конгресс народов Ичкерии и Дагестана», «Аль-Каида», «Движение Талибан», «Исламское движение Узбекистана», «Исламский джихад – Джамаат моджахедов»). Помимо этого, респонденты указали названия террористических организаций («Хамас» и «Хезболла»), запрещенных на территории ряда зарубежных стран [111]. Некоторые молодые люди назвали такие организации, как «ЭТА» (баскская националистическая леворадикальная организация) [111], «Черный сентябрь» (палестинская террористическая организация, активно проявлявшая себя в 70-х годах 20 века) [92; 111], «Аум сенрикё» (экстремистская религиозная секта, возникшая в Японии) [111; 135], «Ку-клукс-клан» (ультраправая расистская террористическая организация, возникшая в США) [111].
Стоит отметить, что некоторые респонденты указывали не только названия конкретных экстремистских организаций, но и отмечали названия радикальных молодежных движений и субкультур, таких как «скинхеды», «неонацисты» и «антифа». Современные ученые относят скинхедов и неонацистов к право-радикальным экстремистским движениям [9; и др.], а представителей «Антифа», как правило, считают леворадикальными 123 экстремистами [32; и др.], однако на практике, как отмечают политологи, в рядах и тех, и других можно встретить как приверженцев левой, так и сторонников правой идеологии [32].
Несмотря на то, что 2/3 респондентов не смогли указать названия экстремистских организаций, большинство опрошенной молодежи (74,84%, из них: 39,81% – мужчины, 35,03% – женщины) считают, что деятельность экстремистских организаций представляет реальную опасность для общества. Уверенность в том, что данные группы не несут реальной угрозы, выразило значительно меньшее число респондентов (4,14% из них: 3,18% – мужчины и 0,96% – женщины). При этом отрицание угрозы, исходящей от экстремизма, характерно в большей степени для мужчин ( эмп=2,082, p 0,05), нежели для женщин. Стоит обратить внимание также на тот факт, что пятая часть опрошенных (21,02%, из них: 7,01% – мужчины 14,01% – женщины) затруднилась однозначно ответить на данный вопрос, следовательно, эту часть респондентов (также как и тех, кто недооценивает опасность, исходящую от экстремизма) можно отнести к группе риска, склонной к проявлению лояльности к экстремизму (в совокупности – это 25% опрошенных). При этом в группе сомневающихся относительно реальности угрозы, исходящей от экстремистских группировок, значимо преобладают женщины ( эмп=2,933, p 0,01).
Степень экстремистичности среды, окружающей молодежь, оценивалась косвенно с помощью вопросов относительно опыта участия респондентов в экстремистских организациях, проявления экстремистской идеологии в их обыденной жизни. Среди респондентов не оказалось тех, кто указал бы на свое участие в деятельности какой-либо экстремистской организации в настоящее время или в прошлом (все респонденты выбрали ответ «нет» на соответствующий вопрос). С пропагандой экстремистских идей сталкивались в обыденной жизни чуть больше половины опрошенных (51,59%, из них: 24,20% – мужчины, 27,39% – женщины). 48,41% респондентов не встречались в своей жизни с материалами экстремистской направленности. На то, что в кругу их знакомых есть люди, придерживающиеся экстремистских взглядов, указали 11,47% опрошенных (из них: 6,37% – мужчины, 5,10% – женщины). Более половины респондентов (57,96%, из них: 31,21% – мужчины, 26,75% – женщины) отрицательно ответили на данный вопрос. Треть опрошенных (30,57%) выбрали вариант «не знаю», что может свидетельствовать как о слабой информированности молодежи относительно убеждений тех, кто входит в их круг знакомств, так и о сложности для респондентов самой дифференциации экстремистских и неэкстремистских взглядов, что, в свою очередь, свидетельствует о неактуальности данной темы для значительной части молодежи.
В целом, полученные результаты подтверждают данные аналитических центров [8], согласно которым Смоленская область является относительно спокойным в плане проявления и распространения экстремизма регионом в сравнении с другими областями РФ.
На основании анализа полученных результатов можно сделать вывод о том, что для большей части молодежи Смоленского региона, как и для молодых людей из других областей [66; 119], тематика экстремизма не является актуальной и значимой. Осведомлена в области существующих экстремистских организаций лишь треть респондентов (32%), в то время как остальные 2/3 опрошенных не обладают подобной информацией, что может свидетельствовать о неактуальности данной проблематики для большей части молодежи.
Согласно анализу указанных названий экстремистских организаций, в представлении молодых людей экстремизм чаще всего ассоциируется с международным терроризмом и деятельностью крайних националистических группировок. Эти результаты соотносятся с данными других исследователей, указывающих на то, что в сознании молодежи экстремизм, в первую очередь, ассоциируется с его этно-религиозной разновидностью [116; 119; 123].
Содержание и связь представлений молодежи об экстремизме и патриотизме
В зону ядра и периферии представления о патриотизме по всей выборке вошли 960 ассоциаций (64,17%, от общего числа ассоциаций, высказанных респондентами). В структуру социального представления о патриотизме в женской и мужской выборках вошли, соответственно, 505 ассоциаций (66,80% от всех ассоциаций, высказанных женщинами) и 461 ассоциация (62,30% от всех ассоциаций, высказанных мужчинами).
Анализ содержания ядра представления (по всей выборке) свидетельствует о том, что в сознании респондентов патриотизм ассоциируется с такими понятиями как «любовь», «гордость», «Родина», «преданность» и «уважение» (Приложение В, таблица 8). Содержание ядра представления о патриотизме совпадает с содержанием большинства научных определений данного понятия, которое рассматривается учеными как проявление любви, уважения, преданности Родине, гордости за нее. Это позволяет сделать вывод о том, что социальные представления молодых людей о патриотизме отличаются стабильностью и высокой степенью внутренней согласованности. Для периферической системы представления о патриотизме характерно обращение к военно-историческому прошлому страны, это подтверждается наличием в структуре представления таких понятий, как «Великая Отечественная война», «Отечество», «защита», «народ», «сила», «героизм», «отвага», «мужество», «смелость». Присутствие в периферической системе таких элементов, как «радость» и «доброта» характеризуют отношение молодежи к изучаемому феномену. Так называемая позиция меньшинства представлена понятиями 133 «страна», «вера», «Россия», «уверенность» и дополняется такой ценностной характеристикой, как «честь».
Контент-анализ позволил выделить 6 понятийных категорий, обобщающих высказанные ассоциации: «позитивные эмоции, чувства и состояния», «принадлежность», «положительные качества личности», «мировоззрение», «защита и оборонная мощь», «социально-нравственная ценность» (Приложение В, таблица 9). Сравнительный анализ частоты встречаемости различных ассоциаций в ответах мужчин и женщин позволил выявить различия в их представлениях о патриотизме (Приложение В, таблица 10). У мужчин, по сравнению с женщинами, выявлено статистически значимое преобладание численности ассоциаций, составляющих категории «социально-нравственная ценность» ( эмп=3,834, p 0,01) и «обязательство» ( эмп=3,245, p 0,01). Однако численность ассоциаций категории «позитивные эмоции, чувства и состояния», образующих основу социального представления молодежи о патриотизме, значимо преобладает в женской выборке ( эмп=3,4, p 0,01). При этом понятие «честь», образующее категорию «социально-нравственная ценность», не представлено в ответах женщин. В мужской выборке выделена также категория «обязательство», характерная только для структуры социального представления о патриотизме у мужчин и образованная понятием «долг». У женщин преобладают, по сравнению с мужчинами, такие ассоциации, как «восхищение» и «уверенность».
Таким образом, полученные результаты свидетельствуют о том, что мужчины в большей степени, нежели женщины, склонны связывать понятие патриотизм с ролевым репертуаром защитника Родины, семьи, государства, причем эти функции возлагаются зачастую на военных людей и воспринимаются как исполнение долга, в некоторых случаях расцениваемое как подвиг. У мужчин в большей степени проявляется субъектная позиция носителя защитных функций. Женщины же склонны рассматривать патриотизм сквозь призму эмоционально-чувственной сферы как проявление любви к Родине, восхищения, гордости, как к гаранту защиты и уверенности. Причем для женщин в большей степени характерна позиция объекта, ожидающего защиты, надеющегося на нее.
С помощью открытых вопросов удалось выявить осознаваемые компоненты социальных представлений респондентов о проявлениях и функциях патриотизма. Ответы на вопрос о примерах проявления патриотизма были получены от 253 респондентов (128 мужчин и 125 женщин). 44 человека (19 мужчин и 25 женщин) проигнорировали данный вопрос, оставив его без ответа. Четверо мужчин просто указали на знание большого количество примеров патриотизма, написав в анкете: «их много!!!», «слишком много писать», «таких ситуаций в истории моего государства было очень много», «таких случаев полно, всех и не вспомнить», но конкретизировать ответы не стали. 6 мужчин и 7 девушек ответили, что не встречались с проявлениями патриотизма: «не видел», «не замечал», «не встречала таких ситуаций» и т.д.). В результате контент-анализа описаний примеров проявления патриотизма, данных респондентами, были выделены 10 обобщенных категорий (Приложение В, таблица 11).
Согласно полученным данным, подавляющее большинство молодых людей ассоциируют патриотизм с проявлением героизма в условиях военных действий (215 упоминаний). Меньшее число респондентов, среди которых значимо преобладают мужчины ( эмп=3,228, p 0,01), связывают патриотизм с действиями по защите и спасению людей в мирное время (34 упоминания). Некоторые респонденты приводят в качестве примеров проявления патриотизма действия, связанные с проявлением уважения к памяти о военных действиях и их участниках (22), с участием в спортивных соревнованиях или поддержкой спортсменов (13), с работой на благо страны (11). Некоторые респонденты (12) (преимущественно женщины, эмп =1,744, p 0,05) склонны связывать проявления патриотизма с просоциальными акциями. Помимо этого только девушки указали на такие проявления патриотизма, как служба молодых людей в армии на добровольной основе (5) и празднование Дня России (3). Согласно представлениям пяти респондентов (4 мужчины и 1 женщина) яркими проявлениями патриотизма являются различные националистические акции («Русский марш», «Русская пробежка» и др.). Подробное описание результатов контент-анализа ответов мужчин и женщин на вопрос о примерах проявления патриотизма представлено в Приложении Д.
На вопрос о функциях патриотизма, также как и на предыдущий о его проявлениях, ответили не все респонденты (272 респондента, из них: 134 мужчины и 138 девушек). Проигнорировали данный вопрос 35 респондентов (18 мужчин и 17 женщин). Двое мужчин и одна девушка указали на то, что патриотизм «нужен», «необходим», «он должен иметь место в каждой стране», однако, не раскрыли его функции. Один мужчина написал: «раньше это было достойно и благородно, теперь это понятие теряет свой смысл». Двое мужчин и одна девушка ответили, что патриотизм «не нужен».
Проведенный контент-анализ полученных ответов свидетельствует о том, что в представлениях значительной части молодежи патриотизм является важным феноменом, выполняющим разнообразные продуктивные функции: защитную, развивающую, воспитательную, консолидирующую (Приложение В, таблица 12). Наряду с этим, по мнению респондентов, патриотизм является фактором, влияющим на существование страны и народа, на сохранение его культурной самобытности, идентичности, на развитие веры и оптимизма граждан. Отдельные респонденты отметили, что патриотизм несет миротворческую, имиджевую, стимулирующую, гедонистическую функции.
В ходе анализа результатов не выявлено значимых половых различий в представлениях молодежи о функциях патриотизма за исключением того, что на миротворческую функцию патриотизма указали только девушки, а на стимулирующую и гедонистическую – мужчины, однако, количество примеров-упоминаний, относящихся к данным функциям, невелико, что позволяет говорить только о вероятностных половых различиях в данной области.
Ценностные ориентации, базовые убеждения и этническая идентичность как социально-психологические детерминанты представлений молодежи обэкстремизме и патриотизме
Самый высокий уровень межэтнической интолерантности среди представленных групп (и средний относительно пятибалльной шкалы) характерен для «колеблющихся патриотов-колеблющихся экстремистов» (различия с типами «ПнЭ» и «нПнЭ» значимы на уровне p 0,05). Соответственно эти респонденты в меньшей степени ориентированы на продуктивное межэтническое взаимодействие. К тому же, они, четко осознавая свою этническую принадлежность к русским (определенность этноидентичности), отличаются амбивалентностью чувств относительно факта данной принадлежности и самым низким уровнем позитивной этноидентичности среди пяти сравниваемых групп (с нормативным типом «ПнЭ» различия значимы на уровне p 0,001 (!), с «кПнЭ» на уровне p 0,01, с «ПкЭ» и «нПнЭ» на уровне p 0,05). Таким образом, субъективно-воспринимаемое «чужое» положение «колеблющихся патриотов-колеблющихся экстремистов» в собственной этногруппе в сочетании с низкой позитивной этноидентичностью и выраженной этнической интолерантностью, позволяют прогнозировать проблемный характер как внутриэтнического, так и межэтнического взаимодействия с их участием. Межэтническая интолерантность (также как и внутриэтническая) в данном случае связана скорее не с необходимостью защиты позитивного образа своей группы, а выступает механизмом психологической защиты самого себя.
Обратимся к анализу параметров этнической идентичности «патриотов-колеблющихся экстремистов». Четко выраженное представление о своей этнопринадлежности (определенность), ее позитивная оценка (валентность), высокий в сравнении с другими группами уровень межэтнической интолерантности в сочетании с низким этнонигилизмом и выраженными, по сравнению с остальными группами, этноэгоизмом, этноизоляционизмом и этнофанатизмом, позволяют сделать вывод о низкой готовности «патриотов-колеблющихся экстремистов» к продуктивным межэтническим контактам, что, вероятно, связано с высоким уровнем межэтнической дифференциации у представителей данной группы и выраженным групповым фаворитизмом. Причем, межэтническая интолерантность в данном случае будет, скорее всего, выступать механизмом психологической защиты позитивного образа своей группы и формироваться по другому сценарию, нежели у описанных нами ранее представителей типа «кПкЭ».
Проведем анализ показателей этнической идентичности «колеблющихся патриотов-неэкстремистов». Несмотря на то, что показатели определенности и валентности этноидентичности у них достаточно высокие, в сравнении с представителями нормативного типа, эти молодые люди все же в меньшей степени осознают свою этническую принадлежность (p 0,001) и менее позитивно относятся к ней (p 0,001). Это свидетельствует о кризисе этнической идентичности и, возможно, фрустрации органической потребности в безопасности этноидентичности, что нарушает ощущение общей психологической безопасности и стабильности. К тому же, средние значения по шкалам «этноэгоизм» и «этнофанатизм» у «колеблющихся патриотов-неэкстремистов» самые низкие среди представленных групп и имеют статистически достоверные различия с уровнем этноэгоизма (p 0,05) и этнофанатизма (p 0,01) респондентов типа «ПкЭ» и выраженностью этнофанатизма у «патриотов-неэкстремистов» (p 0,01). Таким образом, «колеблющиеся патриоты-неэкстремисты» в меньшей степени, нежели представители нормативного типа или «патриоты-колеблющиеся экстремисты», ощущают превосходство своей этногруппы над другими, признают приоритет интересов нации над интересами человека и в меньшей степени склонны к любым действиям для защиты прав и свобод своей этногруппы. Наряду с этим, они предсказуемо отличаются от нормативного типа меньшей определенностью и позитивной валентностью этноидентичности. Вопрос относительно уровня межэтнической интолерантности «колеблющихся патриотов-неэкстремистов» остается открытым в силу некоторой противоречивости полученных показателей. Логично было бы предположить, что меньшая идентификация с представителями собственной национальности способствует ослаблению механизмов межгрупповой дифференциации и соответственно снижению уровня межэтнической интолерантности, однако по показателям мы этого не наблюдаем. Напротив, средний балл по уровню межтнической интолерантности у них выше, нежели у нормативной группы (однако статистически достоверных различий здесь все же не обнаружено). Возможно, снижение определенности этноидентичности, наряду с меньшей позитивной окрашенностью факта принадлежности к русской нации (в основе которой лежит амбивалентная оценка ее представителей) может провоцировать у «колеблющихся патриотов-неэкстремистов» развитие межэтнической интолерантности со смещенным вектором в сторону своей (русской), при этом субъективно слабо осознаваемой в качестве своей, нации. Известно, что наличие интолерантности хотя бы к одной этногруппе скорее является признаком общей личностной интолерантности и позволяет прогнозировать ее проявление и к представителям других национальностей. Поэтому, можно предположить, что интолерантность к «своей» этногруппе у респондентов типа «кПнЭ» будет положительно связана с интолерантностью к другим этногруппам. Однако, данное предположение требует дополнительной эмпирической проверки.
Обратимся к анализу самого неоднозначного, на наш взгляд, типа «непатриот-неэкстремист». С одной стороны выраженная неэкстремистская самоидентичность может свидетельствовать о просоциальной позиции. Однако, не ощущая себя экстремистами, респонденты типа «нПнЭ» отвечают, что совсем не ощущают себя и патриотами. Налицо проблемный характер этнической и гражданской идентичности. Понять психологическую специфику респондентов данного типа поможет обращение к анализу характеристик этнической идентичности. Степень субъективного осознания себя в качестве представителя своей этнокультурной общности (этническая определенность) у «непатриотов-неэкстремистов» самая маленькая среди сравниваемых групп (средняя по пятибалльной шкале) и значимо отличается от этнической определенности нормативной группы (p 0,01). Эмоциональный компонент этнической идентичности (валентность) «непатриотов-неэкстремистов» тоже значимо отличается от показателей «патриотов-неэкстремистов» (p 0,01). Интересно, что выраженность позитивной (нормы) этнической идентичности у респондентов типа «нПнЭ» выше среднего и не имеет различий с показателями нормативного типа, в то время как уровень этнонигилизма (p 0,05) и этнической индифферентности (p 0,001) у «непатриотов-неэкстремистов», в отличие от респондентов типа «ПнЭ» значительно выше. И в одной, и в другой группе показатель этнонигилизма находится на достаточно низком уровне (средний балл 4,06 у «ПнЭ» и 6,92 у «нПнЭ» при максимальном значении по шкале 20).
