Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Этническая идентичность как предмет социально-психологического анализа 30
1.1. Отношения межличностные, межгрупповые и межэтнические 30
1.2. Понятия личностной и социальной идентичности в различных теоретических концепциях 39
1.3. Этническое самосознание, этничность, этническая идентичность - соотношение понятий 58
1.4. Конструирование и трансформации этнической идентичности 70
1.5.Атрибутивные механизмы межгрупповой дифференциации 86
ГЛАВА 2. Исследование формирования этнической идентичности у детей и подростков 94
2.1 Проблема развития этнической идентичности в психологии 94
2.1.1.Этапы формирования этнической идентичности 94
2.1.2. Влияние социального контекста на формирование этнической идентичности 112
2.1.3.Индивидуальные стратегии конструирования этнической идентичности 124
2.2.Эмпирическое исследование этнической идентичности детей и подростков 141
2.2.1.Концептуальная схема, процедура и методический инструментарий 141
2.2.2.Описание и анализ результатов исследования возрастных особенностей этнической идентичности 160
2.2.3.Влияние ситуативных факторов на этническую идентичность подростков. Результаты исследования 169
2.2.4.Выводы 200
ГЛАВА 3. Исследование языка как фактора этнической идентичности 206
3.1.Проблема взаимосвязи языка и этнической идентичности в психологии и других науках о человеке 206
3.1.1.Язык и другие этнодифференцирующие признаки 206
3.1.2. Изучение языка как фактора этнической идентичности: от истоков к социальной психологии языка 212
3.1.3.Теория этнолингвистической идентичности 224
3.1.4.Социально-психологические аспекты двуязычия 233
3.2. Эмпирическое исследование взаимосвязи языка и этнической идентичности 243
3.2.1. Концептуальная схема, процедура и методический инструментарий 243
3.2.2. Результаты исследования языковой компетентности и речевого поведения 256
3.2.3. Результаты исследования взаимосвязи языковых показателей и характеристик этнической идентичности 265
3.2.4. Выводы 277
ГЛАВА 4. Исследование атрибутивных механизмов конструирования этнической идентичности 280
4.1 .Проблема стереотипизации и социальной атрибуции в психологии 280
4.1.1.Социальные стереотипы - краткая история изучения 280
4.1.2. Социальные стереотипы-основные свойства 284
4.1.3. Социальные стереотипы - функциональный подход 297
4.1.4. Социальная каузальная атрибуция 310
4.2.Эмпирическое исследование атрибуции как механизма межгрупповой дифференциации 325
4.2.1. Концептуальная схема, процедура и методический инструментарий 325
4.2.2. Результаты исследования стереотипизации как групповой атрибуции черт 340
4.2.3. Интерпретация поведения и достижений своей и чужой групп. Материалы эмпирического исследования 358
4.2.4. Выводы 382
Заключение 387
Литература 398
Приложения 476
- Понятия личностной и социальной идентичности в различных теоретических концепциях
- Влияние социального контекста на формирование этнической идентичности
- Изучение языка как фактора этнической идентичности: от истоков к социальной психологии языка
- Социальные стереотипы-основные свойства
Введение к работе
Начиная с 60-70 гг. нашего столетия в мировом масштабе наметились процессы, характеризующиеся стремлением народов сохранить свою самобытность, подчеркнуть уникальность бытовой культуры и психологического склада, всплеском у многих миллионов людей этнической идентичности - осознания своей принадлежности к определенному этносу.
Мы используем термин «этнос» для обозначения любых этнических общностей, однако отдаем себе отчет, что «...в зарубежной литературе понятие этноса фактически отсутствует» {Тишков, 1997 б, с.47), а в отечественной - остается неоднозначным, так как пока еще не сложилось общепризнанного понимания его природы, характера и строения. В советской этнологии господствовали теоретические взгляды, согласно которым этносы (или этнические общности) - это реально существующие группы, которые возникают, функционируют, взаимодействуют между собой и наконец умирают. В соответствии с подобной концепцией первые этносы (племена и со-племенности) являются изначальной (примордиальной) характеристикой человечества и возникли с появлением человека современного типа в эпоху первобытнообщинного строя. Примордиалистского подхода в отношении этносов придерживаются многие исследователи, при этом их взгляды на природу подобных общностей кардинально расходятся. Существует даже попытка признания этносов в качестве божественного наследия, которое восходит «...к Изначальному, Высочайшему, Глубочайшему» [Чамокова, 1996, с.9), но чаще всего этнос рассматривается явлением, хотя и «первородным», но природным или социально-историческим.
Так, Л.Н. Гумилев рассматривает этнос как явление географическое, природное, а не социальное. Для этого самобытного ис следователя этнос - «...это тот или иной коллектив людей (динамическая система), противопоставляющий себя всем прочим аналогичным коллективам («мы» и «не мы»), имеющий свою особую внутреннюю структуру и оригинальный стереотип поведения» {Гумилев, 1993, с. 285). Иными словами, основными признаками этноса он считает психологические характеристики: самосознание (или идентичность) и стереотип поведения, понимаемый им как нормы отношений между группой и индивидом и между индивидами.
Гумилев подчеркивает, что стереотипы поведения формируются у ребенка в первые годы жизни, то есть принадлежность к этносу не является врожденной, а приобретается в процессе социализации. Он имеет в виду не воспитание в узком смысле слова, а формирование в определенной культурной среде. Но когда стереотипы поведения у ребенка сформируются, полностью изменить их нельзя, даже если он переедет в другую страну, освоит другой язык и культуру.
Намного больше сторонников имел в СССР социально-исторический вариант примордиализма, которым по существу является теория этноса, разработанная этнографами под руководством Ю.Б. Бромлея. Он определяет этнос как исторически сложившуюся на определенной территории устойчивую совокупность людей, обладающих общими относительно стабильными особенностями языка, культуры и психики, а также сознанием своего единства и отличия от других подобных образований (самосознанием), фиксированным в самоназвании. Кроме этноса в узком смысле слова Бромлей выделяет этнос в широком смысле слова - этносоциальный организм, примером которого может служить нация, обладающая экономической и политической общностью {Бромлей, 1981, 1983, 1987, 1988).
В наши дни многие российские этнологи продолжают рассматривать этнос как реальную социальную группу, сложившуюся в ходе исторического развития общества (Арутюнов, 1995; Пименов, 1994), но видят недостатки теории Бромлея. Во-первых, постепенно отказываются от понятия «нация» в этническом смысле, соглашаясь с тем, что существуют многоэтничные нации - британская, американская, канадская, российская. Во-вторых, приходят к убеждению, что этнические общности не являются изначальной характеристикой человеческого общества и не любое из них на любом этапе своего исторического развития разделяется на этносы. Без-этничность находят даже в современном мире, например у части жителей Новой Гвинеи (Крюков, 1989).
Однако сторонники примордиализма и в наши дни рассматривают этнические общности прежде всего как общности культурные, членов которых связывают такие объективные характеристики как язык, обычаи, религия и т.д. и т.п. Но на наш взгляд, В.А. Тиш-ков совершенно справедливо отмечает ошибочность и саморазрушительность для общества крайней точки зрения, согласно которой «этнические группы монолитны и обладают давним и строгим набором общеразделяемых характеристик и ценностей» (Тишков, 1997 б, с.72) .
При отстаивании подобного подхода не только учеными, но и политиками может быть сделан - и действительно делается - вывод, что «...все члены группы практикуют пли должны практиковать одну и ту же религию, говорить на одном языке, носить одинаковые одежды, есть одну и ту же пищу, петь одни и те же песни» (Тишков, 1997 б, с.64). Нам представляется, что опасность подобного пути проявляется в частности в концепции этнофункцио-нальной психологии и психотерапии, когда элементы психики рас сматриваются с точки зрения их этнической функции, а в качестве критерия психической дезадаптации человека выделяются рассогласования отношений человека к социокультурным, антропо-биологическим и климато-географическим признакам этнических групп {Сухарев, 1998 а, 1998 б)1.
Культурный примордиализм получил развитие и в зарубежной науке, например в трудах британца Э. Смита, который рассматривает этнические общности как примордиальные социальные группы и даже создал генеалогию современных наций на основе их этнических корней {Smith, 1991). Однако в чистом виде данная теоретическая модель в настоящее время редко кем разделяется, и даже раздаются голоса о необходимости изгнать термин «примордиаль-ный» из лексикона социальных наук {Eller, Coughlan, 1993) .
Намного большее распространение в современной науке получила конструкционистская {constructionist)2 модель анализа этнических общностей, в соответствии с которой культурное единство этнической группы следует рассматривать не как ее первичную характеристику, а как результат и даже смысл ее существования. Впервые конструкционистский взгляд на этнические общности был заявлен в классическом труде норвежского этнолога Ф. Барта, рассматривавшего этническую группу прежде всего как особую форму социальной организации, структура которой создается в процессе социальной категоризации - отнесения себя и других к определенным категориям {Barth, 1969) . В последних работах Барт особо подчеркивает, что этнические категории суть общности, из меняющиеся в результате исторических, экономических и политических обстоятельств и ситуативных воздействий, а границы между ними имеют «договорный» характер {Barth, 1994). Необходимо, впрочем, отметить, что за использование понятий «граница» и «категория», подразумевающих существование реальной целостности, концепция норвежского исследователя подвергается критике сторонниками «чистого» конструкционизма, в чьих определениях этнических групп делается акцент на субъективной стороне - коллективном сознании, мифологии, воображении {Cohen, 1985).
В рамках конструкционизма широкое распространение получил инструменталистский подход к изучению этнических общностей, рассматриваемых как «...социальные конструкции, возникающие и существующие в результате целенаправленных усилий со стороны людей и создаваемых ими институтов, особенно со стороны государства» {Тишков, 1997 б, с.61). Инструменталистский подход характерен прежде всего для политологических исследований межэтнических отношений, в которых этничность понимается как «...идеология, создаваемая элитой для мобилизации масс и достижения собственных интересов в борьбе за власть» [Соколовский, 1995, с.96; см. также: Тишков, 1993, 1997 а, 1997 б).
Однако для психолога важны не различия - действительно радикальные - между современными подходами к интерпретации этноса. Намного более важно то общее, что есть во всех подходах -признание этнической идентичности (этнического самосознания, этничности) одной из - или даже единственной - характеристикой этноса. Это означает, что этнос является для индивидов психологической общностью. А изучать такие группы и людей, осознающих свое членство в них, - прямая задача психолога.
Для психологии не очень важно и то, на основе каких характеристик строится осознание этнической принадлежности. Главное, что у членов этноса существует согласованное мнение о том, какие признаки являются этнодифференцирующими, то есть отличающими данный этнос от всех других. В качестве таковых могут выступать самые разные характеристики: язык, ценности и нормы, историческая память, религия, представления о родной земле, миф об общих предках, национальный характер, народное и профессиональное искусство. Список этот бесконечен, в нем может оказаться и форма носа, и способ запахивания халата и многое другое. Значение и роль признаков в восприятии членов этноса меняются в зависимости от особенностей исторической ситуации, от стадии консолидации этноса, от особенностей этнического окружения. Неслучайно, попытки определить этнос через ряд признаков постоянно терпели неудачу, тем более что с унификацией культуры количество «традиционных» этнодифференцирующих признаков неуклонно сокращается, что, правда, компенсируется привлечением все новых элементов.
Этническая общность - это прежде всего общность представлений о каких-либо признаках, вера людей в то, что они связаны между собой естественными связями, а не сама по себе культурная отличительность. Например, общность происхождения членов современных этносов - это красивый миф; с одной и той же территорией могут ассоциировать себя несколько народов; многие элементы народно-бытовой культуры сохранились только в этнографических музеях; этнический язык может быть утрачен большинством населения и восприниматься лишь как символ единства.
Поэтому с психологической точки зрения можно определить этнос как группу людей, осознающих себя ее членами на основе лю бых признаков, воспринимаемых как естественные и устойчивые зт-нодифференцирукщие характеристики.
Не вдаваясь в подробности не утихающих дискуссий о соотношении понятий «этническая группа» и «культура», отметим, что среди огромного множества признаков, которые воспринимаются как этнодифференцирующие и «...используются для маркировки различий и групповых границ» (Тишков, 1997, с.52-53), подавляющее большинство составляют элементы, более или менее адекватно отражающие культурную отличительность.
Американский психолог Г. Триандис, в целом соглашаясь с определением культуры М. Херсковица, в соответствии с которым «культура - это часть человеческого окружения, созданная самими людьми» (Цит. по: Berry et al., 1992, p.165), в качестве предмета этнопсихологии выделяет субъективную культуру. Субъективной культурой Триандис называет характерные для каждой культуры способы социального восприятия, с помощью которых ее члены познают созданную людьми часть человеческого окружения: то, как они категоризуют социальные объекты, какие связи между категориями выделяют, какие категории (нормы, роли и ценности) признают своими {Triandis, 1994; Triandis, Vassiliou, 1972). Понимаемая таким образом, она охватывает все представления, идеи и убеждения, которые являются объединяющими для того или иного народа и оказывают непосредственное воздействие на поведение и деятельность его членов. Нам представляется, что чрезвычайно емкое представление о субъективной культуре дано Ю.М. Лотманом, отметившим, что каждая культура в качестве своего идейного автопортрета создает мифологизированный образ [Лотман, 1992).
Схожие идеи получили распространение и в современных философии и социологии. Только там прижился другой термин - репре зентативная культура. Так, немецкий философ Ф. Тенбрук утверждает, что «культура является общественным фактом постольку, поскольку она является репрезентативной культурой, то есть производит идеи, значения и ценности, которые действенны в силу их фактического признания» (Цит. по: Ионии, 1996, с. 49). Раскрывая идею Тенбрука, Л.Г. Ионин подчеркивает, что «репрезентативная культура репрезентирует, представляет в сознании членов общества все или любые факты, которые что-либо означают для действующих индивидов» (Ионин, 1996, с. 49), а само общество существует только в культурной репрезентации.
Всплеск этнической идентичности, затронувший население множества стран на всех континентах - в обществах разного типа и уровня развития (от традиционных до постиндустриальных), вначале даже получил название этнического парадокса современности. Долгое время многие ученые полагали, что этническая идентичность «...будет постепенно терять свое значение в жизни людей вследствие тенденций модернизации, развития гражданского общества и личностного индивидуализма» {Скворцов, 1999, с.21), а также связанной с ними нарастающей унификации духовной и материальной культуры.
Но в настоящее время возрастание роли этнических факторов, этническое возрождение {ethnic revival) рассматривается как одна из основных черт развития человечества во второй половине двадцатого века [Воронков, Освальд, 1998; Росс, Нисбетт, 1999; Сикевич, 1999; Скворцов, 1999; Сусоколов, 1990; Сухарев, 1998 а, 1998 б; Шлягина, Ениколопов, 1993; Connor, 1992; Smith, 1992)1. Почти повсеместный интерес к своим корням у отдельных людей и целых народов проявляется в самых разных формах: от попыток реанимации старинных обычаев и обрядов, фольклоризации профессиональной культуры, поисков «загадочной народной души» до стремления создать или восстановить свою национальную государственность .
К сожалению, когда эти законные интересы сталкиваются с интересами других народов, мы наблюдаем ситуации межэтнической напряженности. Очень часто дело доходит до открытых межэтнических конфликтов и кровопролитных войн. В 90-е гг. среди самых ожесточенных можно выделить столкновения между сербами и хорватами и сербами и албанцами в бывшей Югославии, между народностями тутси и хуту в африканских государствах Бурунди и Руанде, между абхазами и грузинами, армянами и азербайджанцами на территории бывшего СССР.
В мировой науке существует несколько объяснительных концепций этнического возрождения второй половины XX века. Разные социологические школы объясняют рост этнической идентичности: а) реакцией отставших в развитии народов на порождающую этнокультурное разделение труда экономическую и технологическую экспансию народов более развитых; б) мировой социальной конкуренцией, в результате которой несмотря на унификацию материальной и духовной культуры интенсифицируется внутриэтническое взаимодействие; в) повышением влияния больших социальных групп в экономике и политике и облегчением процессов их сплочения благодаря средствам массовой коммуникации. При этом утверждается, что именно этнические общности оказываются в более выгодном положении, чем другие большие группы, например классы.
Мы не будем анализировать достоинства и недостатки этих социологических концепций, так как в любой из них, как справедливо отмечает А.А. Сусоколов, этнос рассматривается как группа, призванная обеспечивать экономические и политические преимущества {Сусоколов, 1990). Нас же этнос интересует прежде всего как психологическая общность, способная успешно выполнять важные для каждого человека функции: 1) ориентировать в окружающем мире, поставляя относительно упорядоченную информацию; 2) задавать общие жизненные ценности; 3) защищать, отвечая не только за социальное, но и за физическое самочувствие.
Человеку всегда необходимо ощущать себя частью «мы», и этнос - не единственная группа, в осознании принадлежности к которой человек ищет опору в жизни. Среди таких групп можно назвать партии, церковные организации, профессиональные объединения, неформальные объединения молодежи и т.д. и т.п. Многие люди целиком «погружаются» в одну из подобных групп, но членство в них не всегда приводит к удовлетворению потребности в психологической поддержке. Опора оказывается не слишком устойчивой, ведь состав групп постоянно обновляется, сроки их существования ограничены во времени, самого человека могут за какую-то провинность из группы исключить. Всех этих недостатков лишена этническая общность. Это межпоколенная группа, она устойчива во времени, для нее характерна стабильность состава, а каждый человек обладает устойчивым этническим статусом, его невозможно «исключить» из этноса. Благодаря этим качествам этнос является для человека надежной группой поддержки.
Конечно, кроме этнических есть и другие стабильные большие группы. Еще больше их существовало на более ранних этапах развития человечества. В традиционных обществах и сейчас имеются группы (большая семья, род, сообщество соседей...) , которые лучше, чем современные этносы, выполняют ценностно-ориентационную и защитную функции. Так, получаемая в подобных постфигуративных - по терминологии М. Мид - культурах информация не только однородна и упорядочена, но и требует однозначного, безукоризненно точного выполнения множества обрядов, сопровождающих каждый шаг жизни человека от рождения до смерти и всю его хозяйственную деятельность (Мид, 1988).
Современные этнические общности не имеют столь непререкаемых традиций и стабильной картины мира, многие элементы их культуры размываются - интернализируется хозяйственная деятельность, жилище, пища, искусство. Этносы в значительной степени оторваны от традиций, поведение предков не рассматривается членами группы как модель. Это кофигуративные культуры, в которых «...преобладающей моделью поведения для людей оказывается поведение их современников» [Мид, 1988, с.342). Но разрыва поколений все-таки не происходит. Всегда остаются слои культуры, позволяющие осознавать свою принадлежность к этнической общности: язык, религия, миф об общих предках, историческая память, богатая подвигами героев или общими страданиями.
Но американская исследовательница предсказывала появление еще одной культурной нормы - префигуративных культур, где не предки и не современники, а сам ребенок определяет ответы на сущностные вопросы бытия. В жизни современного общества можно найти проявления того, что прогноз Мид сбывается. Но если бы ее предсказание сбылось полностью, человечество исчезло бы с лица земли. Несмотря на любые инновации, человечеству, чтобы самовоспроизводиться и саморегулироваться, необходимо сохранять связи между поколениями.
Более того, в современном мире наблюдается психологический сдвиг в настроениях людей - больший интерес к корням. Это умонастроение есть последствие восприятия людьми современной эпохи как периода упадка, разложения, кризиса цивилизации {Генов, 1991; Тойнби, 1991; Тоффлер, 1997). Международные конфликты, опасность ядерной войны, экологической угрозы и т.п. сопровождаются «...чувствами страха, неуверенности, ощущением бессмысленности существования, разрушения ценностей» {Сухарев, 1998 б, с.14) .
Человек ощущает нестабильность окружающего мира, уменьшается его оптимизм и желание смотреть вперед, его охватывает страх перед будущим - «футуршок» {Тоффлер, 1997). Все больше людей стремятся преодолеть оторванность от своих корней (Тойнби, 1991), склонны смотреть назад и вглубь, искать поддержку и защиту в стабильных ценностях предков {Daun, 1989). Кроме того, экономически развитые общества не сформировали к настоящему времени «...идеологии, способные удовлетворить человеческую потребность в осмысленном существовании и ощущении общности» {Росс, Нисбетт, 1999, с.326).
Поэтому именно межпоколенные стабильные общности, прежде всего этносы, несмотря на предсказанные М. Мид и действительно наметившиеся тенденции к их разрушению, приобретают столь существенное значение в жизни современного человека.
Итак, одна из психологических причин роста этнической идентичности во второй половине двадцатого века - поиск ориентиров и стабильности в перенасыщенном информацией, вызывающем чувство беспокойства и тревоги нестабильном мире. Вторая психологическая причина лежит на поверхности и не требует особых доказательств. Это - интенсификация межэтнических контактов, как не посредственных (трудовая миграция, студенческие обмены, перемещение миллионов эмигрантов и беженцев, туризм), так и опосредованных современными средствами массовой коммуникации от спутникового телевидения до сети «Интернет». Иными словами, это то, что в современной науке называют «глобализацией» {Friedman, 1990; Hannerz, 1990), основными характеристиками которой рассматривают новые технологии, приведшие к разительным переменам в самом характере, объеме и скорости передачи информации, а также международные путешествия, ставшие частью образа жизни для широких слоев живущих на Земле людей {Jenkins, 1996).
Повторяющиеся прямые и опосредованные средствами массовой коммуникации контакты актуализируют этническую идентичность, так как только через сравнение можно наиболее четко воспринять свою «русскость», «еврейство» и т.п. как нечто особое. Более того, как отмечает СВ. Соколовский, «...сегодня в результате немыслимого прежде масштаба тиражирования фактов, известий, слухов об отношениях "других" к "нам" и "нас" к "другим" этническая мобилизация... и экспрессивная этничность становятся повседневностью» {Соколовский, 1994, с.27-28).
Психологические причины роста этнической идентичности едины для всего человечества, но особую значимость этнос приобретает в эпоху радикальных социальных преобразований, приводящих к социальной нестабильности. В этих условиях человек остается один на один с нелегкой жизнью и не знает, кто он такой, на какие ценности ему ориентироваться. Как никогда требуется защита и поддержка гражданам России, так как распад СССР и советской системы повлекли за собой массовый «культурный шок» и потерю устойчивой социальной идентичности.
Когда окружающий мир перестает быть понятным, начинается поиск групп, которые помогли бы восстановить его целостность и упорядоченность, защитили бы от трудностей пореформенной жизни. И действительно, за последние годы в России появилось много новых групп, претендующих на эту роль - кришнаиты и хиппи, белое братство и рокеры. Предпринимаются попытки возродить уничтоженные за годы советской власти общности: действуют общества потомков дворян и купцов, все более активны «казачьи войска». Партии исчисляются десятками, если не сотнями. Но все эти группы не могут успешно выполнять ценностно-ориентационную и защитную функции для большинства граждан России из-за особенностей, о которых уже говорилось. Более того, очень часто эти объединения - во всяком случае на первом этапе своего существования -оказываются лишь инсценировками групп, если использовать термин, предложенный Л.Г. Иониным {Иония, 1996). По его справедливому замечанию, в подобных группах превалируют внешние знаки идентификации: их члены осваивают символику одежды (сари, кожаные куртки, казачью форму), специфический жаргон, стиль движений и приветствий.
Многие люди удовлетворяются идентификацией с подобными субкультурами, но для большинства в период слома социальной системы необходимо «зацепиться» за что-то более стабильное, идентифицироваться с более устойчивыми общностями, к которым индивид «приписывается» по факту рождения и идентичность с которыми закрепляется в процессе социализации. Как и в других странах, переживающих эпоху острой социальной нестабильности, в России такой «аварийной группой поддержки» {Гусейнов, Драгунский, 1989) часто выступает межпоколенная общность - этнос. Как совершенно справедливо отмечает О. Бредникова, «это тот идентифи кационный код, который "лежит на поверхности" и, в случае необходимости, легко может быть востребован» (Бредникова, 1998, с. ЮЗ)1.
Еще одна межпоколенная группа, идентификация с которой актуализируется в ситуации социальной нестабильности - семья. Следует отметить, что во многих случаях идентификации с семьей и этносом взаимосвязаны и усиливают друг друга. Исследователи выделяют опосредованную этническую идентичность, осуществляемую посредством включенности в семью [Чамокова, Попкова, 1996), и «семейную память» как один из основных способов конструирования подобной идентичности {Бредникова, 1997). Так, в этносоциологи-ческих исследованиях выявлено, что в процессе поиска корней воссоздание этнической идентичности часто осуществляется через мифологизирование «бабушек», сохранивших ценности и обычаи народа [Воронков, Чикадзе, 1997).
Впрочем, современная российская семья далеко не всегда способна содействовать актуализации этнической идентичности, так как в 90-е гг. в развитии этого института социологами были обнаружены префигуративные тенденции - разрушение межпоколенных связей и - с переходом лидерства к молодежи - изменение характера статусных отношений [Дудченко, Мытиль, 1993).
С помощью осознания своей принадлежности к этносам потерявшие опору в жизни бывшие граждане бывшего СССР стремятся найти выход из состояния социальной неприкаянности и беспомощности, почувствовать себя частью общности, которая обязательно имеет привлекательные черты. Конечно, на первых этапах и здесь не об ходится без «инсценировок». При этом «этнические новые русские» (или украинцы, татары и т.п.) не так давно осознававшие себя прежде всего «советскими» и не задумывавшиеся о том, что их связывает с этносом, кроме пятого пункта в паспорте, часто выделяют либо самые внешние знаки идентичности (национальную одежду, другие элементы оформления внешности, стиль речи), либо глубинные факторы крови, миф об общем происхождении. Так, члены русских националистических обществ опираются на идеи о великом предназначении России, рассуждают, используя архаизированный стиль речи, о тайнах русской души. Более того, люди часто доказывают превосходство своего народа не только с помощью самых красивых усов или самой загадочной души. Используют и социально-психологические механизмы, которые помогают противопоставлять свой народ всем остальным и смотреть на них сверху вниз. Используют, к великому сожалению, и коллективные действия, далеко не всегда мирные.
Но если в жизни современного человека осознание своей принадлежности к определенному народу, поиски его особенностей - в том числе и особенностей психики - играют столь важную роль и оказывают столь серьезное влияние на отношения между людьми (от межличностных до межгосударственных), то совершенно необходимо изучение этнической идентичности. Особую актуальность исследование этнической идентичности приобретает в нашей стране, население которой в ситуации острой социальной нестабильности переживает общий кризис социальной идентичности.
Обращение к этнической идентичности как специальному предмету исследования представляется актуальным и в теоретическом отношении. Являясь ключевым элементом в системе этнопсихологических феноменов, проблематика этнической идентичности находит ся на стыке интересов истории, этиологии, социологии, психологии личности и социальной психологии. Однако долгое время в отечественной науке она рассматривалась преимущественно историками, этнологами и социологами, предметом исследования которых стали особенности самосознания представителей различных этнических групп {Арутюнян, 1990; Бромлей, 1983, 1987; Дробижева, 1990, 1991, 1994 а; Здравомыслов, 1996, 1997; Козлов, 1974; Крюков, 1916; Кушнер, 1951; Мавродин, 1945; Сикевич, 1996, 1999; Черныш, 1994; Чистов, 1972). В то же время в психологии проблема этнической идентичности находилась на периферии научного анализа. В настоящее время наблюдается актуализация интереса к данной психологической проблеме {Агеев, 1990; Лебедева, 1997 б, 1997 в; Мухина, 1988, 1994, 1996; Науменко, 1997; Соб-кин, Грачева, 1998; Солдатова, 1996, 1998 б; Хотинец, 1997, 1999). Тем не менее, проблематика этнической идентичности еще не заняла места, адекватного тому значению, которое имеет решение круга проблем этнопсихологического характера для будущего социальной психологии.
Даже с учетом многочисленных теоретических и эмпирических исследований, проведенных зарубежными авторами {Aboud, 1987; Berry et al. , 1992; Cameron, Lalonde, 1994; Clement et al., 1993; Clement, Noels, 1992; Csepeli, 1988; De Vos, 1975, 1983; Edwards, 1985, 1992; Giles, Johnson, 1981, 1987; Hogg et al., 1987; Jasinskaja-Lahti, Liebkind, 1998, 1999; Knight et al., 1993 a, 1993 b; Liebkind, 1983, 1992, 1995; Phinney, 1989, 1990, 1993, Phinney, Devich-Navarro, 1997; Rosenthal, 1987; Rosenthal, Feldman, 1992; Rotheram-Borus, 1993; Sachdev, Bour-his, 1990; Salazar, 1998; Vaughan, 1987; Verkuyten et al., 1999; Weinreich, 1988), история изучения этнической идентично сти в психологии изобилует спорными и нерешенными вопросами и требует более глубокого анализа. Среди психологов нет единства взглядов на феноменологию и структуру этнической идентичности, имеют место значительные затруднения в объяснении механизмов ее конструирования и трансформирования, приходится констатировать терминологическую неопределенность самого понятия «этническая идентичность». И самое главное - настала пора прийти к интеграции взглядов на этническую идентичность, которая отвечала бы природе этого явления с точки зрения этнопсихологии, являющейся междисциплинарной областью знания.
Основная цель теоретико-эмпирического исследования состояла в разработке авторского подхода к анализу этнической идентичности с позиций социального конструкционизма, который продемонстрировал свою плодотворность в социальной антропологии, социологии знания и социальной психологии. В работе мы поставили перед собой теоретико-методологическую задачу рассмотрения этнической идентичности как одного из ключевых социальных конструктов, возникающих в процессе субъективного отражения и активного построения индивидом социальной реальности.
Цель исследования и общая теоретико-методологическая задача потребовали поставить и последовательно решить целый ряд частных задач, главные из которых сводились к следующему:
1.Проанализировать историю и современное состояние исследований этнической идентичности в социальной психологии и смежных науках и вычленить на этой основе проблемную область данного диссертационного исследования.
2.На основе изучения генезиса и содержания понятий «этническая идентичность», «этническое самосознание», «этничность» разработать и обосновать методологический и понятийно концептуальный аппарат исследования этнической идентичности как социального конструкта.
3.Разработать программу эмпирических исследований этнической идентичности, сконструировать, апробировать и обосновать адекватность методических приемов и статистической обработки полученных данных.
4.Провести анализ функционирования этнической идентичности, определяемого особенностями возрастного развития, историко-культурными свойствами этнических групп, характеристиками этно-контактной среды, ситуацией социальной нестабильности.
5.Выявить роль языковой компетентности и особенностей языкового поведения в полиэтнической среде в содержании и проявлении этнической идентичности.
6.Проанализировать процессы социальной атрибуции (стереоти-пизацию и каузальную атрибуцию) как механизмы единого процесса межгрупповой дифференциации и групповой (в том числе и этнической) идентификации.
При разработке проблематики диссертационного исследования использовались следующие методологические основания и концептуальные подходы: 1) общенаучные принципы социокультурной детерминированности психических процессов и явлений и, прежде всего, междисциплинарная культурно-историческая теория Л.С. Выготского [B.C. Агеев, Г.М. Андреева, Б. Г. Ананьев, А. Г. Асмолов, А. А. Бодалев, Л.С. Выготский, А.И. Донцов, В.П. Зинченко, В.В. Иванов, И. С. Кон, М. Коул, А.Н. Леонтьев, А. Р. Лурия, X. Маркус и С. Кит а яма, С. Московичи, Б.Ф. Поршнев, С.Л. Рубинштейн, Г. Триандис, А. Тэшфел, Э. Фромм, Е.В. Шор охов а, Г.Г. Шлет, Э. Эриксон и многие другие); 2) движение социального кострукцио-низма в психологии, социологии и этнологии (Ш. Айзенштадт и Б. Гизєн, Ф. Барт, Р. Дженкинз, П. Бергер и Т. Лукман, К. Герген); 3) теории социальной идентичности (А. Тэшфел и Дж. Тернер, В. Дуаз) и социальной самокатегоризации {Дж. Тернер); 4) модель двух измерений аккультурации (Дж. Берри).
Теоретической предпосылкой исследования послужил развиваемый кафедрой социальной психологии МГУ им. М.В. Ломоносова под руководством Г.М. Андреевой подход к изучению процессов социального восприятия и познания в контексте реальных социальных групп.
Предметом теоретико-эмпирического исследования явился феномен этнической идентичности в его многосторонних проявлениях. В отдельных эмпирических исследованиях предмет конкретизировался как: характеристики когнитивного и аффективного компонентов этнической идентичности; связь этнической идентичности с языковой компетентностью и особенностями языкового поведения; характеристики содержания и направленности авто- и гетеростереотипов и интерпретации причин поведения «типичных представителей» своего и чужого народов.
Так как основное внимание в работе было обращено на проблемы конструирования этнической идентичности в процессе инкульту-рации, в качестве объекта исследований были избраны дошкольники, младшие и старшие школьники, студенты - представители разных этнических групп (русские, белорусы, казахи, поляки, кабардинцы, балкарцы, представители коренных народов Дагестана). Общий объем выборки - 14 92 человека.
Научная новизна и теоретическая значимость исследования заключается прежде всего в том, что впервые в отечественной психологии предпринята попытка анализа этнической идентичности как некоторой самостоятельной феноменологической и концептуальной области. Принципиальная для отечественной науки новизна работы и в том, что этническая идентичность рассматривается в ней не как аскриптивная характеристика, а как самокатегоризация, к которой индивид приходит в процессе конструирования социальной реальности.
Кроме того, в диссертационном исследовании:
1) на междисциплинарном уровне обобщены и систематизированы основные положения отечественных и зарубежных исследований этнической идентичности, этнического самосознания, этничности, предпринята попытка соотнесения данных понятий с позиций конст-рукционистской социальной психологии;
2) получены существенно новые эмпирические данные, проясняющие и углубляющие представление об обусловленности формирования этнической идентичности в детском и подростковом возрасте значимыми компонентами социального контекста: статусом (большинства или меньшинства) этнических групп в обществе, особенностями - полиэтничностью или моноэтничностью - этноконтактной среды, ситуацией острой социальной нестабильности;
3} теоретически и эмпирически обосновано, что содержание и проявление этнической идентичности зависит от уровня языковой компетентности и особенностей языкового поведения. Показана сложность взаимосвязи компетентности в этническом и «чужом» языках и этнической идентичности, проявляющейся в единстве когнитивного, аффективного и поведенческого аспектов;
4) впервые в отечественной социальной психологии обоснованы единство и относительная самостоятельность социальной каузальной атрибуции и атрибуции стереотипных личностных черт как двух видов социальной атрибуции. Выявлены стратегии построения этнической идентичности и их атрибутивные показатели, соответствую щие основным формам межгрупповой дифференциации (сопоставления и противопоставления);
5) на основе модели двух измерений этнической идентичности создана типология стратегий, используемых индивидом при конструировании этнической идентичности в ситуациях неблагоприятного межэтнического сравнения: поведенческих (индивидуальная мобильность, формирование биэтнической идентичности) и когнитивных (различные способы ее переструктуризации, изменение критериев или объектов сравнения);
6) разработаны и прошли всестороннюю апробацию новые методики, предназначенные для изучения у представителей конкретных этнических и возрастных групп разных аспектов этнической идентичности и социальной атрибуции.
Практическая значимость исследования определяется тем, что знание и учет качественных характеристик этнической идентичности является одним из условий совершенствования межэтнических отношений у нас в стране и в мире. Поэтому возможно использование полученных данных в деятельности властных структур и средств массовой коммуникации.
Описанные особенности этнической идентичности представителей этнических групп разного статуса, обладающих разными особенностями культуры, проживающих в полиэтнической или моноэтнической среде, могут лечь в основу эффективной организации межэтнического общения и создать предпосылки для практического построения национального воспитания. А учет социально-психологических закономерностей взаимодействия языка и этнической идентичности являются одним из условий совершенствования языковой политики.
Особое направление возможного практического применения результатов работы - использование их для оптимизации процесса адаптации визитеров и мигрантов к новой культурной среде, в том числе в программах тренинга, ориентированных на конструирование индивидами биэтнической идентичности, которая наиболее благоприятна для личностного роста в полиэтнической среде, так как позволяет органично сочетать разные ракурсы восприятия и понимания мира и своего места в нем.
Данные исследования могут быть использованы в учебном процессе, так как дополняют и детализируют разделы социальной психологии и этнопсихологии. Автором они включены в лекционные курсы «Психология межгрупповых отношений» и «Этнопсихология», прочитанные на факультете психологии и историческом факультете МГУ, а также в других вузах (Международном университете и Институте социологического образования Республиканского центра гуманитарного образования). Материалы диссертационного исследования положены в основу методического пособия «Методы этнопсихологического исследования» (1993, в соавторстве с Е.И. Шляги-ной, С.Н. Ениколоповым), учебника для вузов «Этнопсихология», выпущенного двумя изданиями (1998, 1999 - исправленное и дополненное) .
Основные положения, выносимые на защиту:
1. Этническая идентичность активно конструируется индивидом на основе аскриптивной, предписываемой обществом этничности, но не сводится и может не совпадать с ней. Этническая идентичность является результатом эмоционально окрашенного когнитивного процесса идентификации/дифференциации, переживания отношений Я и этнической среды.
2. В процессе развития ребенка этническая идентичность проходит ряд этапов, а результатом процесса формирования ее когнитивного и эмоционально-оценочного компонентов является построение в подростковом возрасте реализованной идентичности.
3. В подростковом возрасте на характеристики этнической идентичности оказывает влияние моноэтничность или полиэтнич- ность среды, культурная дистанция между взаимодействующими этносами, реальный и субъективно воспринимаемый статус этнической группы - большинства или меньшинства - в обществе.
4. Сама по себе ситуация социальной нестабильности не приводит к значительному ухудшению образа своей этнической группы у подростков. Фактором, способствующим разрушению позитивного автостереотипа и приводящим к формированию негативной этнической идентичности, является восприятие ситуации в обществе как нестабильной.
5. Этническая идентичность представляет собой гибкий и динамичный конструкт. В полиэтнической среде возможно конструирование моноэтнической идентичности, совпадающей с аскриптивной этничностью; моноэтнической идентичности с чужой группой; маргинальной этнической идентичности; биэтнической идентичности, характеризующейся переживанием - хотя и с разной степенью интенсивности - своей тождественности с двумя этническими группами.
6. Важным фактором становления этнической идентичности в полиэтнической среде является язык. Взаимосвязь компетентности в языках своей и чужой этнических групп, реального и предпочитаемого языкового поведения и этнической идентичности представляет сложное комплексное образование в единстве когнитивного, аффективного и поведенческого аспектов.
7. Социальная каузальная атрибуция и социальная стереотипи-зация, являясь двумя видами единого атрибутивного процесса построения этнической идентичности, находятся в тесной взаимосвязи, но относительно самостоятельны и не сводимы друг к другу.
8. Для поддержания позитивной этнической идентичности разного уровня выраженности используются полярные и взаимодополняющие авто- и гетеростереотипы, этноцентристские по локусу и стабильности каузальные атрибуции.
Достоверность данных и обоснованность выводов, полученных в работе, обеспечивалась исходными научно-методологическими принципами, применением апробированного инструментария, достаточно большим объемом выборки, соблюдением принципов и правил проведения опросов, использованием аппарата математической обработки данных.
Апробация работы проведена на заседании кафедры социальной психологии факультета психологии МГУ им. М.В. Ломоносова. Материалы диссертационного исследования докладывались и обсуждались на Всесоюзном симпозиуме «Актуальные проблемы социальной психологии» (Кострома, 1986), научно-практической конференции «Советская журналистика» (Москва, 1988), VII съезде Общества психологов СССР (Москва, 1989), Всесоюзной научно-теоретической конференции «Совершенствование межнациональных отношений в условиях перестройки» (Орджоникидзе, 1989), Ломоносовских чтениях (Москва, 1989, 1993), на научном семинаре в Хельсинкском университете (1991), Конференциях общероссийского движения «Самосохранение народов» (Москва, 1992, 1994, Санкт-Петербург, 1993), Международных Харьковских психологических чтениях (Харьков, 1993), ХП конгрессе по кросс-культурной психологии (Памп-лона, 1995), Всероссийской научно-практической конференции «Развивающаяся психология - основа гуманизации образования» (Москва, 1998), Международной конференции «Этническая психология и общество» (Москва, 1998), Международной конференции, по Вищсппии J. е р 41 сотому пас.лсдиЮ ± . ± . шиста \пи лВа, іззз; , ш 06se f и cspyjcorypa ,щгесерзгащш. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения с выводами и списка литературы, включающего 7 35 наименований, из них 4 06 на иностранных языках. Объем основного текста диссертации - 397 страниц. В приложении представлены методические материалы и результаты первичной об-рабс гки данных.
Понятия личностной и социальной идентичности в различных теоретических концепциях
Понятие идентичности используется сторонниками различных теоретических ориентации. Поэтому нам представляется необходимым хотя бы кратко обрисовать тот гносеологический контекст, в рамках которого формировалась проблематика не только этнической идентичности, но и идентичности в целом (Подробнее см. : Андреева, 1997; Баранова, 1993; Дмитриева, 1999).
Отметим общеизвестное: данная область исследований зародилась в русле общепсихологических и социально-психологических исследований личности и получила дальнейшее развитие в психологии межгрупповых отношений. Само понятие идентичности и близкие к нему имеет довольно длительную историю. Более того, тождество личности самой себе - традиционная тема психологии. Еще У. Джемс подчеркивал, что предметом психологии является «чувство личного тождества» {Джемс, 1991, с.105). 3. Фрейд дал развернутую интерпретацию проблемы отождествления индивида с определенной группой, связывая это явление с противопоставлением любви к собственной группе и агрессии по отношению к другим группам (Фрейд, 1991). Он употреблял и сам термин «идентичность», хотя «...не просто мимоходом, а в очень существенном этническом смысле» - только один раз {Эриксон, 1996 б, с.30; см. также Руткевич, 1996)1. Постепенно понятие идентичности становится популярными в психологии, дополняя, уточняя, а нередко и заменяя собой более традиционные понятия Я-концепции, образа Я, Self, самости и т.п.
Тем не менее, как отмечает С. Московичи, хотя термины «идентичность» и «идентификация» завоевывали все больший успех у психологов, их суть ускользала от них, и они оказывались перед самой сложной тайной глубинной психологии {Московичи, 1996) . Связано это, на наш взгляд, с тем, что рассмотрение данного психологического феномена, как и тех, которым он пришел на смену, у многих авторов не выходило за рамки потребностно-мотивационной сферы отдельной личности. И только тогда, когда психологи попытались преодолеть разрыв между индивидом и группой, индивидом и обществом, концепции идентичности приобрели социально-психологический характер в подлинном смысле слова.
Понятие, хотя и не термин «идентичность», оказалось стержневым в социально-психологической и социально-философской концепции Э. Фромма, работы которого имели в качестве предмета анализ современных особенностей взаимоотношений человека и общества, диалектической взаимосвязи индивидуального и всеобщего в человеческой природе. Он определяет персональную идентичность как осознание человеком себя самого как независимого и отдельного существа. По мнению Фромма, процесс обособления человека от сил природы и от других людей, названный им индивидуализацией, впервые становится возможным лишь на определенном этапе человеческой истории, а именно в Новое время, то есть от эпохи Возрождения и до наших дней (Фромм, 1998).
В то же время одна из ведущих человеческих потребностей, которая «...составляет самую сущность человеческого бытия - это потребность связи с окружающим миром», что достигается путем самоотождествления с какими-либо идеями, моральными
ценностями, социальными стандартами (Фромм, 1998, с.195), то есть путем формирования социальной идентичности.
Следствием современного торжества социальной идентичности, по мнению Фромма, может оказаться деперсонализация, ведь индивид может обрести единство с людьми и с миром, заплатив «...полным отказом от индивидуальности и целостности человеческого "я"» (Там же, с.291) .
Данный факт объективного столкновения двух противоположных тенденций современного общественного развития стал предметом научной рефлексии и многих других мыслителей. Особого внимания заслуживает концепция психосоциальной идентичности Э. Эриксона, окончательно придавшего данному понятию статус само- стоятельной научной категории и полагавшего, что его изучение станет столь же центральным в наше время, как анализ сексуальности во времена 3. Фрейда {Эриксон, 1996 а). Этот прогноз во многом подтвердился. С 1950 г., когда появилась книга Эриксона «Детство и общество», число работ, посвященных пробле Ш матике идентичности, неуклонно растет.
Приведем только один пример. Анализ сообщений, представленных на X конгресс Европейской ассоциации экспериментальной социальной психологии (1993 г.), показал, что данная проблематика вышла на первое место по популярности - в 4,91% тезисов одним из ключевых понятий была «социальная идентичность» (Vala et al., 1996). В 1999 г. среди 392 тезисов ХП конгресса этой ассо-Чф циации по нашим подсчетам в заглавии 45 присутствовали термины «идентичность» или «идентификация» (как процесс ее формирования), а в еще большем количестве работ проблема идентичности была одной из центральных (Social Psychology in Europe, 1999).
Понятие идентичности является для Эриксона центральным при рассмотрении вопроса о стадиях психосоциального развития и соотносимо прежде всего с понятием постоянного, непрекращающегося развития Я. Наибольшее значение данный процесс имеет для периода отрочества (и наиболее детально анализ идентичности представлен Эриксоном именно на примере этого возрастного периода) , однако задача построения идентичности «...никогда не может быть решена окончательно: Я не бывает полностью защищено от регрессивных тенденций, как и от событий, их вызывающих - скорби, неудач, ссор» (Цит. по: Кле, 1991, с.135).
Понимая чувство идентичности как «субъективное вдохновенное ощущение тождества и целостности» (Эриксон, 1996 б, с.28), американский психолог задает идентичность как сложное личностное образование, относя его к «...в одном случае ...к сознательному чувству уникальности индивида, в другом - к бессознательному стремлению к непрерывности жизненного опыта, а в третьем - к солидаризации с идеалами группы» (Там же, с.218).
В контексте нашего исследования особенно интересно рассмотрение Эриксоном идентичности не только на индивидном и личностном, но и на групповом уровне. Идентичность определяется им как тот личностный конструкт, который отражает внутреннюю солидарность человека с социальными, групповыми идеалами и стандартами и тем самым помогает процессу Я-категоризации: это те наши характеристики, благодаря которым мы делим мир на похожих и непохожих на себя.
Влияние социального контекста на формирование этнической идентичности
Хотя в психологии развития общепризнанно, что социальный контекст, «...окружающий ребенка, играет существенную роль в формировании его этнической идентичности» [Vaughan, 1987, р.73), детально это влияние изучалось в относительно небольшом количестве исследований. До сих пор никто не предпринял попытки выстроить стройную систему «агентов влияния», с помощью которой можно было бы ответить по крайней мере на два вопроса: какие элементы социального окружения ребенка и каким образом оказывают воздействие на развитие его этнической идентичности. А масса полученных за многие годы эмпирических данных еще требует своего мета-анализа, так как при их интерпретации зачастую не учитывалась социальная структура общества, в котором протекала этническая социализация [Katz, 1987/ Vaughan, 1987).
В мировой психологии существует давняя традиция изучения развития расовой и этнической идентичности, когда детям предъявляется набор кукол или картинок, изображающих людей разных рас и национальностей и предлагается выбрать те, которые им больше всего нравятся и которые больше похожи на них самих {Левкович, Ланкова, 1973) . В США в 30-60 гг. дети из групп большинства в своих ответах практически единодушно проявляли предпочтение своей группы, а дети из групп меньшинств часто выбирали «неправильные» стимулы, например черные дети выбирали белых кукол, причем не только как самых красивых, но и как похожих на них самих. Так, в исследовании, проведенном в 50-е гг., 92% белых и только 26% афроамериканцев 3,5-5,5 лет сделали правильный выбор {Goodman, 1964). В Новой Зеландии при использовании сходных тестов на самоидентификацию белые дети правильно идентифицировали себя с «собственной группой» в 4-5 лет, а «коричневые» маори - только в 9-10 лет {Vaughan, 1963).
Подобные результаты приводили некоторых авторов к выводу о более раннем формировании этнической идентичности у групп большинства {Goodman, 1964). Однако, когда «черных» детей специально просили показать куклу или рисунок «негра», «цветного» или «белого», они прекрасно осознавали расовые различия, а «...идентифицировать себя с белыми могли потому, что им не нравился их расовый статус» {Porter, 1971, р.23). Иными словами, выявленная тенденция отражает раннюю осведомленность детей о существовании определенной социальной структуры и привилегий, о том, что В обществе одни группы оцениваются выше, чем другие.
По мнению Г. Вона, остается не до конца ясным, проявляют ли маленькие дети в выборе кукол желание принадлежать к группе с более высоким статусом, либо действительно воспринимают себя ее членами: «результаты тестирования самоидентификации не позволяют прийти к заключению, действительно ли "черные" дети в Америке или дети маори в Новой Зеландии верят, что они "белые". Возможно, во время тестирования они фантазируют» {Vaughan, 1987, р. 81) .
Однако рассматривая этническую идентичность в качестве социального конструкта, мы вправе заключить, что хотя социальная структура не позволяет маленьким детям из групп меньшинства реализовывать субъективно избранную идентичность, ложной эта фантастическая идентичность является только с точки зрения внешнего наблюдателя, но «объективируется в сознании индивида как его "действительное Я"» {Бергер, Лукман, 1995, с.211).
И это «действительное Я» может меняться с изменением социальной ситуации. Успех движения афроамериканцев под лозунгом «черное - это прекрасно» в 7 0-е гг. в США способствовал формированию их позитивной идентичности. Именно с этого времени американские исследователи обнаружили, что маленькие черные дети стали намного реже выбирать белых кукол как наиболее привлекательных и похожих на них. Активное движение темнокожих в Новой Зеландии за равноправие привела к тем же последствиям: маленькие маори, ранее отдававшие предпочтение «белым» персонажам экспериментальных ситуаций, все чаще выбирают «коричневых» [Vaughan, 1987). Более того, в начале 90-х гг. в США выявлен новый сдвиг в предпочтениях афроамериканских детей - появление в их выборах бикультурных паттернов [Fratole, 1997).
Иными словами, взгляд на этническую идентичность с точки зрения только ее индивидуального развития без одновременного анализа активного взаимодействия социальной среды и ребенка не продуктивен. Формирование этнической идентичности индивидов обусловлено особенностями их социального окружения (как ближайшего, так и более широкого), этнических групп, к которым они принадлежат, и отношений между ними.
Среди самых существенных факторов, в разной степени исследованных в мировой науке, можно выделить: 1) особенности этнической социализации в семье, а также в других ее институтах; 2) особенности этноконтактной среды, прежде всего степень ее гетерогенности; 3) место этнической группы в более широком социальном сообществе, статусные отношения между группами.
За семьей, институтом, «...в рамках которого представление об этнической принадлежности тесно связано с бытовыми ситуациями, семейными традициями и семейными преданиями» (Карпенко, 1998, с.41), признается главенствующая роль в этнической социализации детей и подростков1. Попытку создать концептуальную схему параметров, определяющих трансмиссию этнических ценностей в семье, предпринял Дж. Де Вое. В их число он включил: природу семейных связей, семейно-ролевое поведение, тип социализации, а также различные составляющие социального климата (формы дискриминации, классовые, статусные, профессиональные позиции) (De Vos, 1983) .
Однако на эмпирическом уровне механизмам влияния семьи на формирование этнической идентичности до настоящего времени исследователи уделяли мало внимания. Американские психологи под руководством Дж. Найта в серии эмпирических исследований выявляли зависимость этнической идентичности детей мексиканского происхождения от практики семейного воспитания {Knight et al., 1993 а, 1993 b) . Ими была обнаружена связь между сохранностью элементов этнической культуры в семье (преобладанием родного языка как средства внутрисемейного общения, соблюдением обычаев, обрядов и праздников, наличием в доме традиционных для Мексики предметов быта, бесед на темы истории родного народа и этнической гордости) и содержанием их этнической идентичности. Дети, социализировавшиеся в семье с сохранившимся этническим «фоном», быстрее и точнее ориентировались в перечне этнических ярлыков, более осознанно и адекватно относили себя к этнической общности, чаще пользовались испанским языком.
Изучение языка как фактора этнической идентичности: от истоков к социальной психологии языка
Значительное внимание связям языка с особенностями психологии этнических общностей уделялось со времен зарождения этнопсихологии как самостоятельной науки в Германии середины XIX в., где наблюдался всплеск общегерманского самосознания, обусловленный процессами объединения многочисленных княжеств в единое государство.
Языкознание привело приверженца психологической школы И. Гербарта М. Лацаруса и ученика и последователя В. Гумбольдта Г. Штейнталя, которые в 1859 г. приступили к изданию «Журнала психологии народов и языкознания», к новой науке, названной ими психологией народов {Лацарус, Штейнталь, 1865). Именно язык, по мнению Лацаруса и Штеинталя, есть «первое проявление» народного духа. Немецкие ученые понимали народный дух не только как психическое сходство индивидов, но и как их самосознание, т.е. как то, что мы назвали бы этнической идентичностью.
Итак, первое место среди элементов народного духа Лацарус и Штейнталь «отдавали» языку, так как он является всеобщим духовным органом. Через слово происходит «единение в духе», поскольку во взаимном понимании говорящего и слушающего вырастает сознание и пробуждается чувство одинаковости того и другого. Такое воздействие возможно благодаря тому, что язык запечатлевает миросозерцание народа и в то же время сам есть отпечаток созерцаемой деятельности.
Именно народный дух, который «...проявляется прежде всего в языке, затем в нравах и обычаях, установлениях и поступках, в традициях и песнопениях» {Штейнталь, I960, с. 115), призвана изучать психология народов, по мнению ее «отцов-основателей».
Серию исследований языка как одного из конкретных элементов народной психологии предпринял В. Вундт, во взглядах которого идеи психологии народов получили дальнейшее развитие. Отказавшись от неопределенного, по его мнению, понятия «дух целого», он заменил его понятием «душа народа». Вундт последовательно проводил мысль, что совместная жизнь индивидов и их взаимодействие между собой должны порождать новые явления со своеобразными законами - общие представления, чувства и стремления многих индивидов.
Эти общие представления многих индивидов проявляются прежде всего в языке, мифах и обычаях, причем язык содержит общую форму живущих в душе народа представлений и законы их связи. В работах немецкого мыслителя мы находим четкую структуру продуктов творчества народов: «Язык, мифы и обычаи представляют собою общие духовные явления, настолько тесно сросшиеся друг с другом, что одно из них немыслимо без другого... Обычаи выражают в поступках те же жизненные воззрения, которые таятся в мифах и делаются общим достоянием благодаря языку. И эти действия в свою очередь делают более прочными и развивают дальше представления, из которых они проистекают» {Вундт, 1998, с. 226).
Исходя из этого основным способом постижения психологии народов Вундт рассматривал анализ конкретно-исторических продуктов духовной жизни, в том числе и языка, которые, по его мнению, представляют собой не фрагменты творчества народного духа, а сам этот дух.
Идеи, лежащие в основе психологии народов, получили во второй половине XX в. достаточно широкое распространение и во Франции. Общую направленность этой концепции разделял Э. Дюркгейм, однако он, считая неправомерным использование понятия «дух народа», признавал единственной социальной реальностью духовный нематериальный аспект общества - «коллективное сознание». Оно, по Дюркгейму, «связывает последовательные поколения одно с другим» и есть «...психический тип общества, тип имеющий свой способ развития, свои свойства, свои условия существования» (Дюркгейм, 1900, с.63). Коллективное сознание состоит из социальных фактов, среди которых французский социолог называет и язык (Дюркгейм, 18 99).
В России рождение этнопсихологии связывают с деятельностью Русского географического общества, члены которого рассматривали «психическую этнографию» как один из разделов этнографии. Н.И. Надеждин, предложивший этот термин, полагал, что психическая этнография должна изучать духовную сторону человеческой природы, умственные и нравственные способности, силу воли, «народную характерность», а также язык. Как проявление народной психологии рассматривалось им и устное народное творчество -былины, песни, сказки, пословицы.
Именно члены Русского географического общества указали на связь языка и психического склада. Впоследствии это привело к тому, что исследования народной психологии стали предметом изучения этнографов и языковедов (см. Будилова, 1983).
Особенно большой вклад в развитие этнопсихологических идей внесло российское языкознание. А.А. Потебня разработал оригинальную концепцию лингвистического детерминизма, основанную на исследовании психологической природы языка. По мнению ученого, язык обусловливает приемы умственной работы, и разные народы, имеющие разные языки, формируют мысль своим, отличным от других, способом. Именно в языке видит Потебня главный фактор, объединяющий людей в «народность». Для него народность это скорее не этнос, а этническая идентичность, ощущение общности на основе всего того, что отличает один народ от другого, составляя его своеобразие, но прежде всего на основе единства языка. Связывая народность с языком, Потебня считает ее очень древним явлением, время происхождения которого не может быть определено. Поэтому и древнейшие традиции народа следует искать главным образом в языке. Как только ребенок овладевает языком, он приобретает эти традиции, а утрата языка приводит к денационализации (Потебня, 1913).
Социальные стереотипы-основные свойства
Социальными психологами выделялись многие свойства стереотипов: интенсивность распространенности среди членов описываемой группы, сложность, дифференцированность, иерархичность структуры и целый ряд других параметров, частично пересекающихся с уже перечисленными (Русина, 1983; Triandis et al., 1982; Vassiliou et al., 1972; Vinacke, 1956). Но с самыми серьезными проблемами любая разновидность описательного направления сталкивается, пытаясь выявить степень истинности стереотипов.
Как уже отмечалось, У. Липпман считал неточность стереотипов одной из важнейших, сущностных характеристик, хотя и признавал, что они не обязательно ложны, а могут быть и абсолютно истинны [Ырртап, 1922). В дальнейшем стереотипы получали еще менее лестные характеристики и интерпретировались как «традиционная бессмыслица», «прямая дезинформация», «совокупность мифических представлений», «неоправданные сверхобобщения» и т.п. [Allport, 1954; Fishman, 1956; Katz, Bralyr 1935). Ложность настолько прочно стала ассоциироваться с понятием «стереотип», что был даже предложен новый термин «социотип» для обозначения стандартного, но истинного знания о социальной группе (Водаг-dus, 1950).
В 1947 году в рамках проекта ЮНЕСКО «Tensions affecting international understanding» было проведено исследование в 9 странах с выборкой в тысячу человек в каждой стране [Cantril, 1950) . Исследователи, как и многие другие специалисты в области социальных наук (см. Klineberg, 1954; Sherif, 1966), полагали, что стереотипы играют причинную роль если не в происхождении, то в поддержании и обострении межгрупповых конфликтов. Поэтому программа была основана на идее, что если люди будут лучше осведомлены о стереотипах как о часто ошибочных и всегда неполных образах своей и других наций, то эти образы будут заменены на более точное знание о народах, что в свою очередь приведет к ослаблению международной напряженности. Этой программой ЮНЕСКО и в дальнейшем было стимулировано значительное количество исследований, ни одно из которых, естественно, к ослаблению международной напряженности не привело.
Предполагается, что стереотипы могут быть неточными как с точки зрения «неверного направления» (человек думает, что большинство членов группы А обладает чертой Б, тогда как на самом деле большинство членов этой группы не обладают этой чертой), так и с точки зрения «степени обобщения» (человек полагает, что 95% членов группы А обладают чертой Б, тогда как в действительности ей обладают только 65% ее членов) {Brigham, 1971; Judd, Park, 1993). Кроме того, как подчеркивает У. Стефан, рассмотрение стереотипов как сверхобобщенного приписывания черт социальной группе является лишь одним из способов понимания их неточности (Stephen, 1985). На самом деле даже если качество действительно характеризует группу, ошибочной может оказаться тенденция оценивать всех и каждого ее членов как обладающих этим качеством. Именно этот тип неточности, который точнее было бы назвать пристрастностью, является аспектом стереотипизации, пагубным для межличностных отношений (Stangor, Lange, 1994).
Начиная с 50-х гг. получила распространение гипотеза американского психолога О. Клайнберга, согласно которой объем истинных знаний в стереотипах превышает объем ложных - гипотеза «зерна истины», {Klineberg, 1954). Признаком истинности стереотипа, во-первых, предлагается считать единодушие мнений двух и более групп относительно черт, характеризующих третью. Этот аргумент нашел свое подтверждение в проведенных во многих странах исследованиях [Дейкер, Фрейда, 1979; Callan, Gallois, 1983; Triandis, 1971).
Во-вторых, в соответствии с так называемой гипотезой контакта предполагается, что более глубокие и длительные контакты между группами приводят к большему удельному весу реальных черт в их взаимных стереотипах {Campbell, 1967). При этом более истинные черты приписываются друг другу группами, между которыми происходит более оживленный взаимный обмен индивидами.
В-третьих, критерием истинности предлагается считать согласованность между восприятием группы самой себя и ее восприятием другой группой {Judd et al., 1991; Vinacke, 1957). Так, была обнаружена высокая степень согласованности между автостереотипами греков, американцев, мексиканцев и образами, имеющимися о них у других народов {Triandis et al., 1982; Triandis, Vas-siliou, 1967). Видимо, есть «зерно истины» в том, что американцы конкурентны, патриотичны, независимы и эмоциональны, если эти качества считают «типично американскими» и они сами, и русские испытуемые проведенного нами совместно с коллегами из университета штата Нью-Мексико (США) исследования. {Stephan et al., 1993). Однако «критерий автостереотипов» в целом достаточно слабо проверяет точность стереотипов, так как нет никакой уверенности в том, что люди свою группу воспринимают более точно, чем чужую {McAndrew, 1990; Stangor, Lange, 1994).
В-четвертых, С. Ивао и Г. Триандис в сравнительно-культурном исследовании, проведенном в США и Японии, обнаружили некоторую поддержку предположению, согласно которому точность взаимных стереотипов тем выше, чем больше сходство между культурами. Тем не менее авторы подчеркивают, что для полного подтверждения гипотезы необходимы дополнительные исследования (Iwao, Triandis, 1993).
В-пятых, Й. Яспарс и М. Хьюстон для получения более достоверных данных о точности стереотипов предложили распространить понятие атрибутивной валидности Г. Келли (Келли, 1984) на уровень межгрупповых отношений и считать критериями валидности ге-теростереотипов их отчетливость, постоянство во времени и согласованность между членами одной группы в приписывании определенных черт другой группе {Hewstone, Jaspars, 1982). Однако эмпирической проверке их гипотеза не подвергалась.
На сегодняшний день существует лишь одна реальная возможность выяснить степень истинности стереотипов: сопоставить их с эмпирически проверяемой информацией о характеристиках той или иной группы. Например, в одном из исследований выявлялась степень корреляции между статистическими данными о «набожности» различных региональных групп населения Пакистана и отражением этого качества в стереотипах (Schuman, 1966). Следует, впрочем, иметь в виду, что в мусульманских странах набожность, по крайней мере декларируемая, доступна наблюдению, в целом же число характеристик, которые могут быть измерены подобным образом, чрезвычайно ограничено {Stangor, Lange, 1994).