Влияние социального мифотворчества на трансформацию идентичности казаков в Забайкалье Филимонов Андрей Викторович

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1 Теория и методология исследования идентичности казаков 12

1.1 Методология исследования идентичности в субстанциальных, социально-конструктивистских и интегральной концепциях 12

1.2 Влияние социального мифотворчества на идентичность казаков в методологии интегральной концепции идентичности 36

1.3 Элементы социального мифотворчества и понятие об идентичности казаков в исследованиях казачества 58

Глава 2 Влияние социального мифотворчества на идентичность казаков в Забайкалье в контексте интегральной концепции идентичности 84

2.1 Влияние социального мифотворчества на трансформацию идентичности забайкальских казаков по материалам исследований забайкальского казачества 84

2.2 Диалог внешнего социального и внутригруппового мифотворчества в процессе трансформации идентичности казаков в Забайкалье в период с XVII по XIX вв 105

2.3 Трансформация интегральной идентичности забайкальских казаков в ХХ и XXI вв 128

Заключение 150

Список литературы 155

• Методология исследования идентичности в субстанциальных, социально-конструктивистских и интегральной концепциях
• Элементы социального мифотворчества и понятие об идентичности казаков в исследованиях казачества
• Влияние социального мифотворчества на трансформацию идентичности забайкальских казаков по материалам исследований забайкальского казачества
• Трансформация интегральной идентичности забайкальских казаков в ХХ и XXI вв

Введение к работе

Актуальность научного исследования определяется влиянием

глобализации, экономической и культурной модернизации на девальвацию
ценностей традиционного общественного и индивидуального сознания.
Развёртывание «гуманитарного кризиса» сопровождается кризисом

идентичности со стороны многих этнических групп, переживающих утрату своих традиций и устоев. Это сопровождается актуализацией стремления к поиску, осознанию и сохранению своего подлинного «Я», которое, с одной стороны, противопоставлено глобализационным тенденциям. В условиях современной России различные социальные группы возрождают своё самосознание и традиции. Одной из таких социальных групп являются казаки. На рубеже XX и XXI вв. в России стали создаваться и регистрироваться общества и объединения казаков, прошло принятие законов о казачестве, утверждение целевых программ поддержки обществ казаков. Распространенной практикой стало появление учреждений казачьего образования, проведение фестивалей, конкурсов культуры, конференций, круглых столов, семинаров, на которых обсуждаются перспективы и проблемы возрождения казачества.

Вместе с этим появился ряд требующих разрешения вопросов, одним из
которых стал вопрос о сущности современного казачества, который, как ранее
казалось, был предельно ясен для российской науки. Фундаментальные работы,
посвящённые казачеству, утверждали, что казаки в своей массе относились к
служилому сословию, бывшем частью русского этноса, несмотря на наличие
небольших групп «инородцев». Однако, когда возрождение казачества стало
социальной реальностью, эти установки вызвали немало возражений у разных
групп казаков, которые, находясь в различных социальных условиях, стали
считать себя или отдельным народом, или даже разными народами. Таким
образом, развитие этих групп стало определять их отношение к своей
идентичности, которое сопровождалось интенсивным ростом воздействия на
них социального мифотворчества, проявляющегося как попытки

повлиять на изменение смысложизненных ориентаций казаков.

Например, в Забайкальском крае, где активизируются попытки мобилизации казаков, почву для распространения социальных мифов создает двойственная социальная природа казаков, часть которых считает себя казачьим народом, а часть – социальной группой. Не меньшее влияние на развитие и трансформацию забайкальских казаков, которые выделяют себя среди других групп и этносов, оказывает социальное влияние окружающего общества, осуществляемое посредством мифотворчества, где они оцениваются как арт-проект, существующий с целью получения политических и экономических дивидендов. Это делает актуальным социально-философское осмысление процессов трансформации идентичности забайкальских казаков.

Степень научной разработанности темы. Влияние социального
мифотворчества на общественное сознание представляет одну из острых
проблем научного дискурса. Общественное сознание анализировалось в
традициях классического типа рефлексии Г. Гегелем, К. Марксом,

Ф. Энгельсом, А. А. Богдановым. Философская база представлений об идентичности сформирована Б. Андерсоном, С. Бенхабибом, Р. Брубейкером,

1. Геллнером, И. С. Коном, М. В. Силантьевой, Э. Хобсбаумом, Э. Эриксоном, выделявшими аспекты социальной, культурной и гражданской идентичности. Философско-антропологический и психологический анализ идентичности проведен А. А. Базаровым, О. А. Блиновым, И. В. Дуденковой, В. Н. Павленко,

2. Тэшфелом, А. Н. Татарко, Д. Тенером, М. Н. Чистановым. Конструктивистский подход к идентичности реализован Л. М. Дробижевой, Н. М. Лебедевой, Г. У. Солдатовой, Т. Г. Стефаненко, В. Ю. Хотинец. Теория мифа сформирована в трудах А. Ф. Лосева, Э. Кассирера, М. Элиаде, Р. Барта, П. С. Гуревича, К. Леви-Стросса. Её дополняют разработки теории познания М. Хайдеггера, М. К. Мамардашвили, социального конструктивизма П. Бергера, Т. Лукмана, А. Шюца, когнитивной лингвистики И. А. Стернина и З. Д. Поповой.

Особенности общественного сознания казаков рассматривались в
контексте сущностной концепции истории Н. Я. Данилевского, Л. Н. Гумилёва,
Н. М. Карамзина, В. Н. Татищева, Е. П. Савельева, Ф. А. Щербины,

Г. В. Губарева, А. А. Гордеева, Р. Г. Скрынникова, М. Э. Аджиева, В. П. Трута,
И. Г. Яковенко и др., а также в рамках миграционно-колонизационной
концепции В. О. Ключевского, С. М. Соловьёва, Г. В. Вернадского,

А. Л. Станиславского, А. А. Шенникова, В. В. Виноградова и др. В

постсоветский период исследования казаков дополнились

конструктивистскими идеями Л. Е. Бляхера, Т. В. Таболиной, А. Г. Масалова,
И. Ю. Юрченко, М. А. Рыбловой и др., идеями инструментализма,

представленными в работах М. Хроха и Б. С. Корниенко и др.

Общественное сознание забайкальских казаков фиксируется в описаниях
Аввакума (Петрова), И. И. Эпова, М. П. Хорошхина, Н. Н. Оглоблина,

А. П. Будберга, А. В. Квитки, С. М. Соловьёва, Е. П. Савельева,

А. П. Васильева, С. В. Бахрушина, Ф. А. Кудрявцева, Е. П. Силина,

Г. М. Семёнова, Е. М. Залкинда, В. Г. Щебенькова, А. Л. Нарочницкого,

С. Л. Тихвинского, Л. Е. Элиасова, Н. Е. Единарховой, Ю. В. Аргудяевой и др. рассматриающих казаков как элемент служилого сословия. Традиции сущностного анализа казачества придерживается большинство постсоветских авторов, таких как А. Р. Артемьев, А. С. Зуев Н. Н. Константинова, Л. В. Курас, А. А. Люцидарская, и др. Внешнее социальное влияние на идентичность казачества рассмотрена в коллективной монографии «Восток России: миграции и диаспоры в переселенческом обществе. Рубежи XIX и XX и XX – XXI вв.» под редакцией В. И. Дятлова, а также в ряде диссертаций, среди которых можно отметить работы В. Н. Голято, С. В. Смирнова Н. Н. Смирнова, И. В. Чапыгина, Л. В. Гернего, С. А. Мельницкой и др., где уделяется внимание анализу формирования и трансформациям менталитета казаков.

Несмотря на то, что социальному и историко-культурному аспектам развития казачества посвящено значительно количество публикаций, проблемы

трансформации идентичности казаков являются малоисследованными. Важно, что при наличии значительного количества публикаций о казачестве проблема влияния социального мифа на трансформацию идентичности забайкальских казаков ещё не была предметом специального философского осмысления.

Объект исследования – идентичность казаков.

Предмет – влияние социального мифотворчества на идентичность казаков.

Цель диссертационной работы – выявление специфики влияния социального мифотворчества на трансформацию идентичности казаков в условиях Забайкалья.

Цель определяет содержание следующих задач:

1. Выявить специфику субстанциального и социально-
конструктивистского подходов и обосновать актуальность использования
интегрального подхода к исследованию идентичности.

2. Определить роль и значение социального мифотворчества в
трансформации интегральной идентичности.

3. Провести сравнительный анализ влияния социального мифотворчества на трансформацию идентичности казаков в субстанциальных, социально-конструктивистских и интегральном подходах.

4. Раскрыть особенности представлений об идентичности забайкальских казаков в научных исследованиях и описаниях казачества.

5. Исследовать особенности влияния диалога внешнего и
внутригруппового мифотворчества на трансформацию идентичности
забайкальских казаков в XVII – ХIХ вв.

6. Изучить аспекты влияния внешнего и внутригруппового мифа на
трансформацию идентичности забайкальских казаков в XX – нач. XXI вв.

Теоретической базой исследования выступили положения:

экзистенциализма (М. Хайдеггер, Ж. Сартр, К. Ясперс);

постмодернизма и поструктурализма (Ж. Делёз, Р. Барт, К. Л. Строс),

теории мифа (А. Ф. Лосев, М. Элиаде, Э. Кассирер, П. С. Гуревич),

теории социальной идентичности (Г. Алмонд, А. Тешфел),

концепции «жизненного мира» (Э. Гуссерль, А. Шюц). Методологическую основу исследования составили идеи:

- мультидисциплинарного подхода (Т. Аугсбург), синтезирующего
философскую проблематику анализа общественного сознания с обсуждением
исторических и этнологических вопросов;

- системного подхода, рассматривающего социальные группы как
уникальные саморазвивающиеся системы (В. Г. Афанасьев, В. С. Степин);

- социально-психологического подхода, позволяющего выявлять
закономерности социального влияния на идентичность (Ф. Анкерсмит,
Л. М. Дробижева, Н. Е. Копосов, Г. У. Солдатова, Т. Г. Стефаненко).

Методы, использованные в исследовании:

- к выявлению тенденций трансформации идентичности казаков
применён сравнительный и историко-эволюционный метод;

- для анализа процессов взаимодействия внешнего социального и
внутреннего группового мифотворчества выбраны методы герменевтики и
социальной феноменологии, абстрагирование, наблюдение, интерпретация,
интроспекция, индукция, дедукция, метод исторических описаний,
идеализация, аналогия, моделирование и др.

Информационная база диссертации представлена документами
государственного архива Забайкальского края из фонда Забайкальского
областного управления (Ф. 1, 13, 212), воспоминаниями краеведов
В. Ю. Апрелкова, Г. А. Жеребцова, И. Г. Пешкова и материалами

социологических опросов, опубликованных В. А. Тишковым¹. Отдельную группу источников представляют публикации в газетах «Забайкальский рабочий», «Вечорка», «Экстра» и на электронных сайтах, таких как «Prehistory», «Забайкальское казачье войско», «Zabkrai.ru», «Чита. ru».

¹ Ростов в дни переписи – 2002. Валерий Тишков – личный сайт. [Электронный ресурс]. Режим доступа:

Научная новизна исследования:

1. Сформулировано, что преодолению противоречия в исследовании идентичности в рамках субстанциального и социально-конструктивистского подходов в понимании идентичности может способствовать их синтез, раскрывающий идентичность как явление, на формирование которого повлияли сущностные факторы и социальное мифотворчество.

2. Определено, что основой трансформации идентичности является синтез внешнего социального мифотворчества, пытающегося навязать социально-приемлемые стандарты, и внутригруппового мифотворчества, стремящегося к сохранению себя как целостности.

3. Доказано, что в истории науки исследование идентичности казачества
происходило в рамках субстанциального подхода, включающего автохтонную,
миграционную и синтетическую концепции, и социально-конструктивистского
подхода, содержащего положения о доминрующем влиянии на идентичность
социального мифотворчества.

4. Установлено, что в дореволюционных и советских исследованиях
забайкальских казаков преобладал субстанциальный подход, представляющий
их как служилых людей, в отличие от которого, в современном дискурсе
представлены разные точки зрения, где казаки выступают либо как этнос, либо
как представители общественной организации.

5. Выявлена специфика идентичности забайкальских казаков, которая в XVII в. формировалась под влиянием мифа о казаках как о служилых людях, а к концу XIX в., благодаря воздействию внутригруппового мифа, трансформировалась в осознание себя как забайкальского этноса.

6. Охарактеризованы тенденции трансформации идентичности казаков в Забайкалье в течение ХХ – нач. ХХI вв., которые определили содержание процессов взаимодействия внешнего мифотворчества, влияющего на самосознание казаков, и внутригруппового мифотворчества казаков, вынужденных адаптироваться к изменяющимся условиям, однако сохранивших

себя как «Мы», что стало основанием для формирования современной интегральной идентичности казаков.

Положения, выдвинутые на защиту:

1. Интегральная концепция идентичности создаёт условия для понимания идентичности как результата взаимодействия конструирующего внешнего социального и внутригруппового, субстанционального влияния. Интегральная концепция идентичности отражает сложный процесс взаимодействия группы с социальным окружением, где попытки объединения встречают тенденцию, связанную с активизацией внутригруппового сознания, направленного на самосохранение, а стремление к противопоставлению сталкивается с объединительными настроениями. Концепция «интегральной идентичности» фиксирует динамичный характер и одновременно историческую преемственность социальных групп, которые, несмотря на необходимость приспособления к изменяющимся условиям современного мира, сохраняют самоназвание, являющееся основой их идентичности.

2. С точки зрения интегрального подхода идентичность группы является результатом диалога, в котором одна из сторон представлена внешним социальным мифотворчеством, нацеленным на адаптацию группы к требованиям окружающего общества и интеграцию её с иными общественными группами. С другой стороны, на её идентичность влияет внутригрупповой миф, формирующий представления о своем «Я», что способствует выживанию группы в современных условиях.

3. В отечественной науке XIX – ХХ вв. обсуждение особенностей
идентичности казаков представляло предмет дискурса, посвящённого
субстанциальным основаниям казачества. Это повлияло на субъективацию
основанных на редукции антиномичных концепций его сущности, где
выделяются автохтонная, миграционная и синтетическая концепции, носящие
характер мифологизации. Особая концепция представлена социальным
конструктивизмом, который считает идентичность продуктом влияния

социального мифа. Однако это приводит к утверждению о том, что казачество представляет только ментальный конструкт. Поэтому актуальным является синтез положений социального конструктивизма и субстанционализма.

4. Анализ исследований забайкальских казаков, выполненный в контексте
концепции интегральной идентичности, доказывает, что оценки, даваемые им
дореволюционными, советским и постсоветским авторами, носили
субстанциальный, противоречивый, часто мифологический характер. Наиболее
ярко субстанциальные антиномии в оценках забайкальского казачества
представлены в постсоветский период, связанный с развёртыванием дискуссии,
посвящённой реабилитации казаков как репрессированного народа.

5. Синтез положений субстанциализма и социального конструктивизма показывает, что к XVII в. казаки в Забайкалье обладали идентичностью служилых людей. На идентичность казаков оказывал влияние миф о «Москве – Третьем Риме» и миф о Беловодье. Однако к концу XIX в. казаки в Забайкалье сформировали образ жизни, социальный и бытовой уклад, отражающий восприятие ими себя как особого казачьего народа, обладающего специфическими этногенетическими характеристиками и особенностями социокультурной деятельности.

6. На формирование идентичности казаков в Забайкалье в течение ХХ в. инициирующее влияние оказывал внешний социальный миф, продуцируемый государством. Однако это влияние сталкивалось с памятью, которая сохранялась среди казаков как миф о «казачьем народе», который стал основанием для современных процессов возрождения казачества. В постсоветском Забайкалье существуют две тенденции возрождения казачества: «социальной памяти» и «социального проекта», значимую роль в которых играет миф о «репрессированном народе», требующий реабилитации казачества.

Теоретическая значимость исследования заключается в развитии теории идентичности посредством обоснования идей, свидетельствующих о

взаимодействии субстанциальных факторов и конструирующего влияния социального мифотворчества на развитие и трансформации интегральной идентичности. В развитие теории социального влияния вносит вклад анализ процесса воздействия на трансформацию идентичности, включающего попытку реструктуризации системы ценностей социальной группы посредством создания нового образа группы и ответные действия группы, направленные на адаптацию к новым условиям.

Практическая значимость исследования заключается, в том, что его результаты могут быть использованы для организации взаимодействия с различными социальными группами казаков на территории Забайкальского края, а также при разработке нормативных документов, регулирующих деятельность общественных организаций казаков. Результаты диссертации также могут применяться в практической работе административных органов и общественных организаций, участвующих в программах, направленных на возрождение забайкальского казачества, на освещение его деятельности в СМИ, а также в преподавании дисциплин философской и краеведческой направленности в вузе.

Апробация работы. Итоги диссертации представлялись на региональных и международных научно-практических конференциях: «Археология и этнография Сибири и Дальнего Востока» (Улан-Удэ, 1998); «Вторые Иннокентьевские чтения» (Чита, 1999); конференции антропологов и археологов Дальнего Востока (Владивосток, 2000); «Наследие древних и традиционных культур Северной и Центральной Азии» (Новосибирск, 2000); «» (Чита, 2015); «» (Чита, 2016); «Современные тенденции развития науки и технологий» (Белгород, 2017); «» (Стерлитамак, 2017); «Развитие науки в XXI веке» (Харьков, 2017); «Научно-технический прогресс и современное общество» (Москва, 2017), «Наука, образование, общество» (Тамбов, 2017). Диссертация

обсуждалась на научно-методическом семинаре кафедры философии ЗабГУ. Содержание диссертации отражено в 17 авторских публикациях, в том числе, в 3 статьях, напечатанных в журналах, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ. Общий объём 4,8 п.л. (86 с.).

Структура диссертационного исследования. Работа состоит из введения, двух глав, содержащих шестьt параграфов, заключения и библиографического списка.

Методология исследования идентичности в субстанциальных, социально-конструктивистских и интегральной концепциях

Современные процессы развития глобализация являются причиной ряда проблем, связанных последствиями экономической и культурной модернизации, которые девальвируют ценности традиционного общественного и индивидуального сознания. Развертывание «гуманитарного кризиса» сопровождается кризисом идентичности со стороны многих этнических групп, переживающих утрату своих традиций и устоев. Однако у глобализации обнаружился и обратный эффект, заключающийся в росте значимости оснований этнической самобытности, что приводит к интенсификации поиска и осмысления ее проявлений. Поэтому многие субъекты социальной реальности прилагают усилия для воплощения в жизнь проектов возрождения этнических групп, в которых сочетаются элементы новизны и стремление к сохранению традиции. Одной из таких групп стало движение, провозгласившее своей целью возрождение казачества. На рубеже XX и XXI вв. в России стали создаваться и регистрироваться общества и объединения казаков, прошло принятие законов о казачестве, утверждение целевых программ поддержки обществ казаков. Распространенной практикой стало появление учреждений казачьего образования, проведение фестивалей, конкурсов культуры казаков, конференций, круглых столов, семинаров, на которых обсуждаются перспективы и проблемы возрождения казачества1.

Вместе с этим появился ряд требующих разрешения вопросов, одним из которых стал вопрос об этнической принадлежности современного казачества, который, как ранее казалось, был предельно ясен для российской науки. Фундаментальные работы, посвященные изучению истории казачества, утверждали, что казаки в своей массе были частью русского этноса и образовали его субэтнос, несмотря на наличие небольших групп «инородцев»1. Однако, когда возрождение казачества стало социальной реальностью, эти установки вызвали немало возражений2. Проблема происхождения казачества оказалось сложной и малоизученной, так как в науке на вопрос, кто такие казаки, не находилось такого ответа, у которого бы не возникало антиномии. Казаки представлялись и как отдельный народ, и как служилое сословие. Кроме этого обнаружилось отсутствие обоснования имеющихся различий между разными сообществами казаков: донскими казаками, казаками-некрасовцами, запорожскими казаками, казаками-бурятами и другими3.

Одной из причин этого стало то, что методологическая позиция отечественных исследователей казачества в своём большинстве определяется социально-философскими трудами последователей субстанционального, материалистического направления в философии истории, такими как А. А. Арутюнян4, С. Т. Калтахчян5, С. В. Лурье6, С. C. Савоскул7, которые исходят из положения о том, что этничность объективно существует, а человек может её исследовать и адекватно объяснять. Представителей этого подхода объединяет вера в существование особой социальной или этнической специфики, отличающей казаков, которые в связи этим могут пониматься противоречиво, либо как субэтнос русского этноса, либо как специфический казачий этнос8. Это противоречие одновременно влияет на ряд других противоречий, существующих между исследователями, которые по-разному оценивают сущность казаков, их происхождение, национальную принадлежность, социальный статус1. Среди проблем выделяются противоречия во взаимоотношениях между казакам и центральным правительством, а так же противопоставленность другим группам населения. При этом, несмотря на то, что в научном сообществе имеется понимание необходимости выработки всеобъемлющего научного обоснования исследований казаков, степень теоретической разработанности исследований этой группы пока невысока, а получаемые результаты весьма спорны. Причиной этого является несогласованность в теории исследований социальных и этнических групп.

Например, выводы, связанные с исследованиями сущности казачества в рамках субстанциональной концепции истории и теории этноса, представленной в трудах Ю. В. Бромлея, К. Гирца2, Л. Н. Гумилева3, Э. Шилза4, для которых этнич-ность представляет собой неизменную и передаваемую по наследству сущность, ставятся под сомнение в связи с современными данными истории, этнологии, генетики. Согласно им оказывается невозможным проследить генетическую преемственность современных казаков с казаками XVI в., что указывает на отсутствие непрерывности в истории казачества.

Одновременно критикуются постулаты социального конструктивизма, который, опираясь на положения Б. Андерсона5, Ф. Барта6, Э. Геллнера7, Э. Хобсбаума1, В. А. Тишкова2, доказывает, что конструирование фактически не существующей этничности обусловлено усилиями политиков, ученых, журналистов и писателей. Это направление утверждает, что у казаков отсутствует этническая составляющая. Однако современные исследования доказывают, что в этническом составе российских казаков зафиксированы различные этнические, в том числе и неславянские, кавказские и тюркские компоненты, которые влияют на идентичность этой группы3.

В целом современные исследователи признают, что субстанциональные или этногенетические трактовки относительно раннего казачества, утверждающие существование казаков как народа, и социально-конструктивистские, убеждающие в его отсутствии, представляют антиномичные версии4, которые противоречат друг другу и базируются только на вере их авторов в наличие определенной сущности казачества5. Таким образом, появляется осознание того, что закономерности процессов трансформации идентичности необходимо анализировать вне обсуждения её сущностного содержания, что предлагается в традиции исследований этноса инструменталистским подходом, представленными трудами Дж. Де Воса6, Н. Глейзера, Д. Мойнихэна7, М. Н. Губогло8, Л. М. Дробижевой9,

В. А. Ядова1, которые, отказываясь от поиска сущности, в качестве основного вопроса исследования рассматривают фундаментальную роль идентичности как важнейшего средства преодоления различных форм отчуждения в современном обществе2.

Перенесение методологии инструментализма как этнологической теории на поле социальной философии, исследующей процессы развития и трансформации социальных групп, является основанием для разработки интегральной концепции идентичности, в которой, по аналогии с инструментализмом, синтезированы положения субстанциализма и социального конструктивизма на основе принципа дополнительности. Таким образом, интегральная концепция идентичности признает, что сущность социальных групп совпадает с их идентичностью и трансформируется благодаря социальному влиянию. В данном случае этническая идентичность понимается как один из видов идентичности, существующий на основе влияния субстанциальных факторов, способствующих её сохранению, и социальных факторов, влияющих на её трансформации.

В целом этническая группа понимается как онтологический феномен, выполняющий функции, определяемые взаимодействием внешнего и внутригруппо-вого влияния3. С точки зрения интегральной концепции идентичности нет необходимости выявлять объективные предпосылки этноса, так как этническая группа существует уже потому, что воспринимает себя как этнос. Например, Э. Д. Смит выделяет такие атрибуты этноса, как общее имя, миф об общем происхождении, совместная историческая память, отличительные элементы общей культуры, связь с определенной отчизной, чувство солидарности. Согласно социально-инструменталистскому подходу эти характеристики применимы ко всем казацким движениям, которые понимаются как социальные группы, обладающие неопределимой сущностью, однако являющиеся носителями казачьей идентичности, достаточной для определения этого сообщества, как казаков1.

Особенно ярко данное утверждение проявляется на примере современности, когда каждый человек имеет возможность самостоятельно решать, к какому этносу себя относить2. Это положение подтверждено Федеральным законом «О государственной службе российского казачества» 2005 г., согласно которому казаками могут считаться члены общественных организаций и люди, принявшие на себя обязанности несения государственной службы3.Таким образом, на уровне законодателя идентичность признается ведущим признаком казаков, а со стороны государства фиксируется признание релятивности социального понятия «казаки», определение значения которого теперь зависит от индивидуального выбора субъекта4. При этом имеется значительная методологическая база, связанная с исследованием идентичности в общефилософских, психоаналитических, социологических и междисциплинарных исследованиях.

Элементы социального мифотворчества и понятие об идентичности казаков в исследованиях казачества

История исследований казачества, оформившаяся в начале XIX в., имела множество направлений и концепций, по-разному отражающих особенности общественного сознания и менталитета казаков. Сегодня эта тема представляет одну из наиболее острых проблем, ставшую предметом дискуссии между многочисленными исследователями1. С точки зрения концепции, принятой в данной диссертации, причина существующего многообразия взглядов на казаков заключается в том, что особенностью исследований казаков, как правило, было стремление выявить их сущность. Однако в силу того, что в реальности казаки представляли социальный объект, обладающий характеристиками этноса и сословия, субстан-ционалистские концепции, преподносящие их как целостное явление, часто связывались с редукционизмом. Редукционистские концепции отражали наиболее значимые с точки зрения их авторов, особенности казаков, при этом не обращали внимания на частности и элементы, не подтверждающие общее убеждение автора. В этих исследованиях казаки понимались как единое явление, но, тем не менее, в отношении характеристик сущности этого явления наличествует множество анти-номичных, противопоставленных друг другу трактовок. Учитывая то, что каждый автор имел свои субъективные представления о сущности казаков, становится понятно, почему этих трактовок становилось все больше и больше. Из чего можно заключить, что хотя бы некоторая часть этих основанных на редукции антиномий носила характер мифологизации.

Палитра оценок казачества и мифологических идей в этих трудах могла быть самой разнообразной: от определения их в качестве древнего народа, обладающего «могучим корнем», до описаний, в которых казачество может пониматься как «ментальная категория», существующая только на страницах текстов о казаках. В контексте концепции И. В. Демина1, эти труды могут быть разделены на субстанциональные и социально-конструктивистские концепции. При этом важно учитывать, что субстанциональные труды внесли наиболее значимый вклад в исследование сущности казачества. Они основывались на методологии философских исследований общественного сознания, разработанной в трудах Ж. Кондорсе2, И. Г. Гегеля3, К. Маркса4, А. А. Богданова5, отличием которой, как пишет И. В. Демин, является субстанционализм, то есть стремление к поиску сущности, построенное на объективации принципиально не объективируемых объектов, а также редукционизм, связанный с использованием в субстанциона-лизме универсальных положений.

В зависимости от личных убеждений, представители субстанционального подхода, исследующие казачество, представляют различные версии, в которых проблема происхождения казаков выражена как решение вопроса об их сущности. В рамках субстанционального подхода существует несколько альтернативных версий происхождения казачества, его роли, социальной, культурно-исторической и духовной сущности, среди которых выделяется версия об их автохтонном происхождении и миграционно-колонизационная теория зарождения казаков1. Автохтонная традиция является базой формирования субстанциональных взглядов на казачество и рассматривает казаков как особый народ. Она сложилась в XVIII-XIX вв., когда в трудах российских ученых появились ссылки на византийские источники, в которых указывалось на людей, живущих к востоку от Черного моря и называющих себя казаками2. С этой констатации начинаются рассуждения родоначальников казаковедения: М. А. Караулова, П. П. Короленко, И. Д. Попко, Е. Д. Фелицина и Ф. А. Щербины, говорящих о казаках, как о самостоятельном древнем народе3.

Однако в оценке того, какими являются этнические корни казаков, исследователи не сходятся, представляя идеи о славянском и тюркском источниках казачества4. Например, Е. Ф. Зябловский1 и К. И. Арсентьев2 считали казаков славянским народом, занимавшим часть России между русскими и поляками. В. Н. Татищев3 и А. И. Ригельман, считали, что базу формирования казачества составил пестрый состав населения Тмутараканского княжества, который стал основанием появления бродников4, версия о которых впоследствии разрабатывалась Н. М. Карамзиным5, считавшим, что бродники - это потомки славян и предки казаков, живших на Дону. В этих трудах закрепилась оценка ранних казаков как неблагородных носителей антигосударственных настроений.

Эти субстанциональные положения задевали интересы казаков и в ответ на них среди донских историков в XIX в. возникло иное, но также субстанциональное направление, выражающее интересы казачества. Оно уделяло внимание тем же бродникам, однако отвергло версию о «неблагородных корнях» и стало искать в истоках казачества некий благородный народ, например амазонок6. Эта версия получила развитие в трудах Т. Лапинского7, В. Д. Сухорукова8, i-russkaya-pravoslavnaya-czerkov-opyt-vzaimodejstviya-i-perspektivyr&catid=4: pravoslavie&Itemid=13.

П. В. Голубовского1 и Е. П. Савельева2, связавших происхождение казаков и бродников с этрусками, троянцами, скифами, сарматами, хазарами. Они опирались на косвенные свидетельства, такие, как наличие слов тюркского происхождения в говоре казаков, и выражали стремление региональной интеллигенции XIX–нач. ХХ вв. найти идеологическое обоснование окраинному сепаратизму3. Сепаратистские настроения были представлены С. А. Холмским, считавшим, что казаки как «целая нация» по своей воле присоединились к русским, что означало возможность их самостоятельного выхода из этого союза4. Философско-метафизическую концептуализацию автохтонные взгляды получили в трудах Н. Я. Данилевского5, включившего казаков в славянский тип в качестве особой субкультурной части, имеющей специфические культурно-исторические характеристики, заключающиеся в принятии православно осмысленной воинской миссии державного служения.

Автохтонной точке зрения как целостному направлению в российской науке в XIX в. была противопоставлена еще одна субстанциональная, но имеющая существенные отличия от автохтонной, миграционно-колонизационная концепция формирования казачества. Она сводилась к тому, что предками казаков были мигранты из Русского и Польско-Литовского государств, которые, начиная с XV в., не смирившись с феодальной кабалой, убегали в Российское порубежье, а затем в Сибирь и Среднюю Азию. Однако, несмотря на общую приверженность миграционной идее, в оценке роли казаков в истории эти авторы расходились и предлагали различные версии происхождения казаков. Так М. О. Коялович1 и B. Б. Броневский2 полагали, что предки казаков, будучи негодными крестьянами, были исторгнуты русским обществом в Дикую Степь. Напротив, М. Бельский, C. Величко, И. М. Каманин, А. П. Певнев3 отстаивали точку зрения о том, что казачество выделилось как класс рыцарей, нацеливавшим их на защиту русских поселений от татарских набегов. В. И. Даль, Д. И. Иловайский, В. О. Ключевский, В. А. Потто, С. М. Соловьев4, как выразители субстанциональной «беглохолоп ской» версии, видели в казаках представителей славянских групп, мигрировавших ради службы, независимо от их происхождения, веры и языка5.

Синтетическую трактовку эта теория получила у Г. В. Вернадского, который объединял автохтонную и миграционную концепцию и доказывал, что казачество, зародившись в результате социального смешения, затем приобретало не только сословные, но и этнические черты, благодаря чему появились казахи, бывшие, также как и казаки, людьми «пытающими счастья» в пространстве приграничья1. Этот пример показывает, как редукционизм в описании характеристик казаков способствовал мифологизации образа казака2.

Также он объясняет и то, что в наибольшей степени мифологическое влияние на массовое сознание оказывали произведения писателей. Романтизм и идеализация в понимании казачества преобладали в творчестве Н. В. Гоголя, Л. Н. Толстого, М. Ю. Лермонтова, А. С. Пушкина3, где героизировался образ отважных воинов, не признающих ничьей власти, земледельцев, возделывающих родную землю. Этот образ оказал влияние на восприятие казаков в творчестве революционной интеллигенции М. А. Бакунина, А. И. Герцена, Г. В. Плеханова4, которые в идеализируемых ими казаках видели союзника в антигосударственной борьбе.

Влияние социального мифотворчества на трансформацию идентичности забайкальских казаков по материалам исследований забайкальского казачества

Вопрос о возрождении казачества в Забайкалье в значительной мере представляет собой обсуждение проблем сущности, развития, кризиса и современного положения Забайкальского казачьего войска. При этом дискуссионность этого вопроса связана с тем, что большое количество забайкальских казаков было уничтожено за 74 лет советской власти, когда казачество не представлялось как отдельная социальная группа и как система передачи традиционного воспитания и культуры1. Поэтому среди тех, кто пытается возродить казачество, нет чёткого представления и единства в понимании того, что представляет собой казачество и что необходимо возрождать, когда речь идет о возрождении в условиях глобализации2.

Актуальность анализа исторического дискурса идентичности забайкальских казаков обусловлена активизацией современного процесса возрождения забайкальского казачества, представители которого требуют проведения реабилитации и реставрации прав дореволюционного казачества, который понимается в рамках интегральной методологии, основанной на принципах инструментализма, разрабатываемых Э. Смитом, Дж. Окамурой, А. Коэном, К. Янгом, М. Ф. Бендлом, М. Хрохом3. Исходя из данной методологиии в соответствии с определением даваемым С. В. Лурье4, идентичность забайкальских казаков представляется как элемент менталитета, представляющего собой сущностные мировоззренческие основания и ценности, являющиеся факторами поведения социальных групп. В качестве онтологических оснований существования идентичности забайкальских казаков эта методология, признаёт синтез субстанциональных факторов, таких как общая природно-климатическая среда обитания, социокультурные и духовные универсалии, общая историческая судьба и социальные функции1, в то же время в качестве инструмента трансформации идентичности забайкальских казаков она рассматривает социальное мифотворчество2.

В первую очередь анализу роли казачества в истории Забайкалья посвящены работы, созданные в рамках традиционных исторических и этнографических описаний. Надо сказать, что вопрос о месте забайкальских казаков, которые до 1655 г. именовались как служилые люди, после этого времени как нерчинские казаки, а с 1822 г. как казаки на китайской границе, затрагивался в целом ряде научных исследований и документов3. Служилые люди и казаки упоминались в описаниях своего пребывания в Забайкалье, сделанных Н. Г. Спафарием4 и протопопом Аввакумом (Петровым)5. Они выступают в качестве одного из многочисленных объектов, привлекших внимание исследователей Забайкалья, таких как Г. Ф. Миллер, П. С. Паллас, И. П. Корнилов, С. П. Крашенинников, П. А. Кропоткин, В. П. Паршин6 и др. в XVIII-XIX вв., составившие географические и этнографические описания региона1.

Первые публикации, посвященные именно казакам, появились только после того, как было учреждено Забайкальское казачье войско, когда были изданы Положения, регламентирующие службу в этом подразделении2. Тогда правительством было издано множество изданий нормативного и законодательного характера, а также материалов и проектов3, которые позволяют дать оценку того, что оно позитивно оценивало Забайкальское казачье войско и ставило перед ним большие задачи4. В последующие годы казаки становятся объектом описания, в трудах Ю. А. Гагемайстера, Е. И. Сычевского, А. И. Маныкина - Невструева5. Авторами часто становятся казаки, такие как Н. И. Эпов, в своих мемуарах представивший ценные сведения о Забайкальском казачьем войске6.

Внимания заслуживает «Забайкальская казачья книжка»7, составленная М. П. Хорошхиным и Е. С. Путиловым, которые собрали сведения об истории освоения Сибири, войсковых святынях, традициях, фольклоре казаков. Вопросы истории забайкальских казаков, а также описания их службы, традиций, быта в условиях приграничья описаны В. К. Андриевичем, Б. В. Бессоновым, П. Н. Красновым, П. А. Словцовым1. Описанию бытовых условий жизни забайкальских казаков и их промыслам уделили внимание С. Дрентельн4, И. С. Колбасенко2, А. А. Кауфманн3, К. Д. Логиновский4, Е. Бакшеев5. Наиболее полно эта сфера была представлена в материалах комиссии К. А. Куломзина6.

Проблемам складывания границ и взаимоотношения казаков с Китаем и Монголией посвящены труды Ф. Ф. Мартенса7 и Д. Райского8. Вопросам, связанным с исследованием процесса заселения Амура посвящены статьи А. Е. Баранова, М. И. Венюкова, Б. К. Кукель1. Активность российского государства, повлиявшая на развитие казачества отражена в книгах и статьях И. Барсукова, А. И. Заборинского, С. А. Казаринова2, посвященных Н. Н. Муравьеву-Амурскому. Нельзя обойти вниманием книгу Э. Э. Ухтомского, где описаны казаки, встречающие цесаревича Николая II вдоль его пути по Забайкалью3. Иной аспект отношений между казаками и государством отражен в публикациях Н. Н. Оглоблина, который интересовался бунтовской, заговорщицкой деятельностью и приоткрыл занавесу над темой «амурских побегов» нерчинских казаков 4.

В начале ХХ в. забайкальские казаки принимали участие в ряде войн и военных походов, воспоминания о которых были опубликованы многими участниками этих событий: О. В. Агафоновым, В. А. Апушкиным, П. Н. Врангелем, Н. А. Орловым, П. К. Ренненкампфом. Как показывает содержание дневников и воспоминаний этих офицеров о событиях Китайского похода, Русско-Японской и Первой мировой войны, они давали высокую оценку военной подготовке забайкальских казаков, состоящих из русских и бурят, которые служили России верой и правдой1. Среди мемуарных работ особо выделяются детальные описания А. П. Будберга и А. В. Квитки2, в которых подробно анализируется реальное состояние и проблемы Забайкальского и Амурского казачьих войск, где отмечается наличие неустроенности быта, массовое пьянство, различного рода бытовых неурядиц. При этом, несмотря ни на что, как отмечают эти авторы, во время войны казачьи войсковые части Забайкальского войска отличались героизмом и боеспособностью. Иную оценку боевой подготовке забайкальских казаков дал Э. Фон-Теттау, военный агент при русской армии со стороны Германии, по мнению которого, забайкальское казачье войско не было готово к войне и несло ответственность за поражение Маньчжурской армии3.

Помимо непосредственных участников событий, тема забайкальского казачества была интересна ученым, исследующим историю России. Упоминаются забайкальские казаки в многотомной «Истории России с древнейших времен» С. М. Соловьева4. В 1909 г. в типографии В. Д. Смирнова была выпущена историческая хроника казачьих войск5. Социальная история и социальный состав забайкальского казачеств были проанализированы Е. П. Савельевым, который описал забайкальских казаков как хранителей старой славянской души1. Исторические исследования велись и в самом Забайкалье. В рамках активности Общества изучения забайкальского казачества начиная с 1913 г. был открыт музей Забайкальского казачьего войска и организован выпуск периодического издания, в котором публиковались известия о результатах научных изысканий Общества, которое сыграло значительную роль в изучении забайкальского казачества2.

Неоценимый вклад в изучение забайкальских казаков был внесен А. П. Васильевым, который стал первым казаком, использовавшим научную методологию для написания труда, посвященного полной истории Забайкальского казачьего войска. При написании работы он использовал архивные документы, с которыми работал в архивах Санкт-Петербурга и различных библиотеках3. Одним из первых А. П. Васильев сформировал свою концепцию, в которой можно проследить элементы идентичности казаков, представлявшихся исследователю в образе людей, стремившихся к воле, не желавших жить в центральных районах, а уходивших на окраины государства. Здесь они образовывали общины, основанные на особом типе духовной культуры казаков, представлявших собой воинственные и отважные группы людей, стремившихся к новому и неизвестному. А. П. Васильев связывал это стремление с эпохой колонизации, в которой оказались востребованными искатели приключений, выполняющие роль проводников и пролагателей путей к новым жизненным пространствам. Россия, как он полагал, настоятельно нуждалась в таком приграничном населении, которое бы само могло обеспечивать охрану обширных и чаще всего открытых российских границ, и только казаки, имевшие характер воинов, могли быть таким населением4.

Трансформация интегральной идентичности забайкальских казаков в ХХ и XXI вв

Развитие идентичности казаков на протяжении ХХ в. проходило под влиянием разнонаправленного мифотворчества, в котором выделяется два ведущих мифа, сохранивших свое влияние вплоть до постсоветской эпохи. Современная дискуссия, посвященная обсуждению идентичности казаков, также содержит эти мифы. С одной стороны, они представлены мнением представителей казаков, таких как В. И. Василевский, А. Яременко, С. Иванов, В. Апрелков1, которые отстаивают их права как особого забайкальского народа, нуждающегося в реабилитации. С другой стороны, им противостоит мнение противников казаков в лице В. В. Бухвалова, А. Савченко, А. Г. Петрова2, которые уверяют, что трагические события, произошедшие с казачеством в Забайкалье, были закономерны по причине ихнесоответ-ствия социально-политическим реалиям XX в.3, в результате чего казаки деградировали в рамках российского, а затем исчезли в условиях советского общества.

В контексте концепции социального мифотворчества содержание данной дискуссии убеждает, что с начала ХХ в. казачество, которое в действительностине было однородной сословной структурой или этнической группой, так как характеризовалось неравными социально-экономическими условиями проживания и расслоением, подвергалось воздействию разнонаправленных социальных мифов. В результате влияния этих мифов различные группы казаков по-разному оценивали свою этническую и социальную принадлежность, что влияло на их социальную активность1.

Различия в идентичности казаков были основанием того, что одни из них под предводительством Меллер-Закомельского и Реннекампфа участвовали в подавлении революционного движения 1905 - 1907 гг. 2, а другие, напротив, готовили восстание3. В отношении тех и других в обществе распространялись мифы. Одни рисовали казаков, принимавших участие в подавлении революции, как героев, погасивших пожар, зажженный иностранными и доморощенными безумцами4, другие указывали на них как на душителей Читинской республики5. Важно, что никто из участников этих событий не отказывался от имени «казака», поэтому казачество можно представить как социальный феномен с интегральной идентичностью, характеризующейся интенсивными трансформациями в условиях диалога казаков и социального окружения6.

Диалогические отношения этого времени часто заключались в участии казаков в противоречивых событиях, приводивших к общественному резонансу и представленных в виде социальных мифов, влияющих на их социальное положение7. Целый ряд внешних, негативных, и внутригрупповых, позитивных мифов, породило участие казаков в событиях Первой мировой и гражданской войны. С одной стороны забайкальские казаки прославили себя как герои Брусиловского прорыва1, спасители армянского народа от турецкого геноцида2. С другой, о казаках стали говорить как людях, совершавших преступления во время войны со своим народом3. Причиной этого было мифотворчество, разделившее казаков на «красных», устанавливающих Советскую власть в Забайкалье, и «белых», присоединившихся к есаулу Г. М. Семенову.

Социальный миф о Г. М. Семенове стал маркером, определяющим судьбу целого поколения забайкальских казаков, часть которых стремилась к этнической мобилизации, противопоставляющей казаков советской власти. Другая часть забайкальского казачества, понимавшая себя как часть советского народа, воспринимала миф о Г. М. Семенове как внешнем враге, являвшемся источником опасности, преодоление которой заключалось в интенсификации единения казаков с иными гру п-пами советского общества4.

Существенным источником мифотворчества, нацеленного на оказание влияния на сознание «красных» казаков, была большевистская пропаганда, прилагавшая усилия для распространения мифов, в которых последователи Г. М. Семенова, именуемые «семеновцами», рисовались как изуверы, уничтожавшими казаков, выступавших на стороне революции. Задачей советских мифов было формирование идентичности, в контексте которой семеновцы становились «чужими». Они проводили массовые казни и устраивали террор, против чего поднимался «весьнарод»5. Согласно советскому мифотворчеству, народное неприятие «семеновщины» стало причиной разгрома белоказачества, после которого семеновцы укрылись в Китае, но продолжали терроризировать население и сотрудничать с японцами и фашистами1. С этой точки зрения ликвидация казачества была закономерным итогом проходящего в это время процесса отмены сословий, когда «в своем революционном порыве народ смел классовые перегородки»2. Казнь Г. М. Семенова также несла в себе характер мифотворчества, так как ей придавалось символическое значение. Она представлялась как справедливая расплата «белого казака» за совершенные им пр е-ступления, что вело к дискредитации и уничтожению самой идеи казачества3. В этом проявлялась политика СССР, направленная на уничтожение казачества, ради борьбы с которым проводилась мобилизация «советского народа»4.

В противовес советскому мифу, среди казаков был распространен этнический миф5, прославляющий Г. М. Семенова как борца против «красного геноцида». Согласно этому мифу, большевистский террор был развернут против казачьего народа сразу после октябрьского переворота, в ответ на чтоказаки стали формировать отряды, ставшие основой армии Г. М. Семенова6. Сторонники данной версии, такие как В. Василевский7стремятся к оправданию казаков8, поэтому им важно доказать, чтобудучи военачальником, участвующим в военных действиях, Г. М. Семенов не мог не проводить репрессии, однако осуществлял их за конкретные, противоправные действия9. Кроме этого, они указывают, что число казненных семеновцами в гражданскую войну было во много раз меньше числа казаков, казненных советской властью в течение последующих мирных лет.

При этом важно учитывать, что миф о Семенове сохраняет актуальность и сейчас, когда современным представителям казачьего возрождения настоятельно необходим социальный капитал, основанный на традициях истории1. Поэтому они подчеркивают, что Г. М. Семенов всегда заявлял о себе как враге большевизма, искренними противниками которого были и его соратники, такие как барон Р. Ф. Унгерн, прославивший себя как «Бог войны» и «освободитель Монголии»2. Белый миф о Семенове говорит, что поражение белоказаков было определено общим ходом гражданской войны, в которой Забайкалье было одним из регионов, зависящим от общей ситуации в России, что придает нарративам о борьбе казаков против Советской власти образ трагической романтичности, так как, выбирая свою судьбу, они не мыслили себя без России, и при этом большинство из них сознательно принимало смерть от рук большевиков3.

С этого времени начался новый период трансформации идентичности забайкальских казаков, которая теперь определялась условиями диалога забайкальского казачества, которое к этому времени было вынуждено скрывать социальные идеалы и ориентиры, и властей советского государства, которые продолжали рассматривать казачество как «врага»4. В качестве мер социального воздействия на казаков ими была предпринята попытка перемещения групп казаков в 1945-1966 гг. из китайского Трехречья в СССР, где они вместе с иными группами казаков вынуждены были приобретать советский опыт, ставший основой современной идентичности забайкальских казаков1.

Идентичность советского казачества испытывала влияние двух разнонапра в-ленных мифов, один из которых был связан с воспоминаниями о «золотом веке» казаков, которые эта группа была вынуждена скрывать от внешнего окружения. Внутри группы героизировался образ Г. М. Семенова и его соратников. Другой миф определялся доминирующими социальными условиями и опытом советской жизни, которые указывали казакам на их единство с народом СССР. Внешний миф говорил о «казаках-семеновцах» как о преступниках. При этом проблема не касалась реальных исторических фактов, так как казаки тщательно скрывали версию, которую можно было бы противопоставить советскому мифотворчеству. Оставаясь самими собой в рамках своего закрытого сообщества, они во время диалога2 с советским государством выбирали деполитизированные версии прошлого, в которых игнорировались ожидания окружающего общества видеть в них «настоящих семенов-цев».Находясь под влиянием советского социума, казаки, а затем их потомки трансформировали свою официальную историю, в которой не осталось место элементам запрещённого прошлого и, напротив, были актуализированы нейтральные элементы исторических воспоминаний3. Тем не менее, скрытым в рамках самого сообщества оставался миф о «золотом веке казачьего народа», потенциал которого долгое время, как это заметил М. Хрох, оставался нереализованным4.