Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Теоретико-методологические основания исследования социального самоописания 15
1.1. Общенаучные и частнонаучные истоки теории социальных самоописаний 15
1.2. Самоописание как способ бытия общества 35
1.3. Опыты социальных самоописаний российского общества: ретроспективный анализ 54
Глава 2. Социальные самоописания в системе и жизненном мире россиян 76
2.1. Социальные самоописания в процессе становления современного российского общества 76
2.2. Институты и ценности в современном российском аутопоэзисе 95
2.3. Социальные самоописания в структуре жизненного мира россиян 113
Заключение 132
Список литературы
- Самоописание как способ бытия общества
- Опыты социальных самоописаний российского общества: ретроспективный анализ
- Институты и ценности в современном российском аутопоэзисе
- Социальные самоописания в структуре жизненного мира россиян
Введение к работе
Актуальность темы исследования связана с необходимостью отделить те описания общества, которые возникают в ходе познавательной активности отдельных ученых от постоянного процесса конструирования социальной реальности в повседневной жизни отдельных людей, коммуницирующих друг с другом и невольно описывающих происходящее. Таким образом, актуальность работы заключается в своевременности изучения бытия и становления современного российского общества средствами и методами, которые предоставляет теория социальных самоописаний. Данная теория уже достаточно разработана и апробирована на практике, что является достаточным основанием для включения ее в арсенал отечественного обществоведения. При этом существенным требованием становится уход от сугубо социологического, когнитивного, семиотического или лингвистического прочтения последней, а формулирование данной теория как трехуровневой системы, включающей в себя не только частнонаучный и общенаучный уровни организации знания, а дополнение ее философскими средствами и методами.
Представление теории социальных самоописаний и определения общества как совокупностью данных самоописаний должны включать в себя бытийные и философско-когнитивные аспекты, что актуализирует тематизацию самоописания как способа социального и исторического бытия общества. Современное российское общество вступило в фазу глубинных трансформаций, обусловленных, прежде всего, процессами глобализации и модернизации, а также явлениями переходного периода, связанными с крушением социалистического общественного строя и переходом к демократическому государственному устройству, построением рыночной экономики и поисками путей создания гражданского общества. Все это стало причиной роста структурной и институциональной неопределенности, помноженной на неопределенность в сфере коллективного целеполагания, а также обостренного желания найти собственную идентичность. В этих условиях теория социальных самоописаний становится не просто одной из множества конкурирующих социально-философских концепций, которая по-своему эффективно описывает отдельные аспекты или даже целые сегменты социальной жизни. В контексте возрастания неопределенности и утраты доверия к традиционным когнитивным и эпистемологическим схемам, само понятие аутопоэзиса превращается в универсальный ключ к постижению социального бытия и становления. Таким образом, выбор социальных самоописаний современного российского общества в качестве темы для социально-философского исследования оправдан как с академической, так и с социально-прагматической точки зрения.
Степень научной разработанности проблемы определяется совокупным вкладом теоретиков в создание теории социальных самоописаний, ее философским осмыслением и созданием текстов, презентирующих социальные самоописания российского общества в различные периоды его развития. Ф. Варела, У. Матурана и Ж. Пиаже заложили фундамент теории аутопоэтических систем, распространив схемы и модели биологической науки на все остальные типы си-
стем, соединив биологическое, социальное и когнитивное и введя понятие биологии познания.
Применение теории аутопоэзиса в социальной философии и частных науках об обществе (социологии, социальной психологии, правоведении, экономике, социолингвистике) было бы невозможным вне конструктивистской парадигмы, представленной именами П. Бергера, Э. фон Глазерсфельда, Т. Лукмана, Б. Смита, Д. Серля, В.А. Лекторского, В.И. Пржиленского, И.А. Шмерлиной. Альтернативный подход к применению понятия аутопоэзиса в обществознании дает нам социосемиотический подход, реализованный в работах Ю.М. Лотмана и Д. Монтичелли.
Важное значение в разработке теории социальных самоописаний сыграли работы в области общей теории систем, нашедшей применение в описаниях общества Т. Парсонса. Опираясь на них, Н. Луман сформулировал базовые принципы теории социальных самоописаний. А.Ю. Антоновский сделал первые шаги в сфере социально-философской интерпретации социологических работ Н. Лумана. Разумеется, полномасштабное рассмотрение философского содержания данной теории невозможно без работ Г.Х. фон Вригта, В.Е. Семенова и М. Хайдеггера, перекинувших мост между понятиями аутопоэзиса и социального и исторического бытия.
Не менее важно для понимания механизмов аутопоэзиса в обществе реконструировать знаково-лингвистические аспекты этого процесса. Здесь следует отметить работы зарубежных авторов Л. Витгенштейна, Дж. Ролза, Э. Сепира, М. Шелера и отечественных исследователей Н. Козловой, А.В. Назарчука, И. Сандомирской, а также этнографические и культурно-антропологические работы В.Н. Топорова, Д. Бодде. Особый интерес для данной темы представляет проблема социальной онтологии. Д. Лукач фактически единственный продолжал разрабатывать тему общественного бытия, применяя при этом современный концептуальный каркас и учитывая достижения современной ему философии.
Работы С.Д. Домникова, А.А. Кара-Мурзы, Н.Н. Лисового, А.Н. Медушев-ского, Э.Ю. Соловьева, А. И. Тюленева позволили понять логику и диалектику социальных самоописаний российского общества в исторической ретроспективе. Институциональные и ценностные аспекты аутопоэзиса современной России были подвергнуты критическому рассмотрению в исследованиях Э.С. Айрапетяна, Е.Ф. Борисова, В.Б. Власовой, В.А. Колпакова, В.Г. Федотовой, Н.Н. Федотовой.
О.Н. Астафьева, Л.П. Баткин, М.К. Мамардашвили, Л.В. Поляков, В.Г. Си-роткин зафиксировали социальные самоописания российского социума в период перестройки, подвергая философской рефлексии опыт социалистического строительства. В работах Ю.А. Долинина, Б.Н. Кашникова, А.Н. Павленко, А.П. Скрипника исследуются возможности коммуникативной теории общества для институционального анализа социального процесса.
3. Бауман и Б. Латур внесли важный вклад в формирование теории модерна, показывая актуальность понятия социального самоописания как вида коллективной рефлексии. И.Б. Пржиленская провела исследования эволюции жизненного мира россиян средствами и методами социологии, А.С. Козырева, А.В. Попов-
кин описали специфику этнокультурных и этносоциальных самоописаний современного российского социума.
Несмотря на широкую представленность в литературе отдельных аспектов данной сферы научного знания, тема социальных самоописаний современного российского общества требует отдельной разработки.
Объектом исследования выступает российское общество как аутопоэтиче-ская система.
Предметом исследования заявляется системность и динамика социальных самоописаний современного российского общества.
Цель исследования - анализ системных и динамических характеристик совокупности социальных самоописаний, конституирующих бытие современного российского общества.
Задачи исследования:
эксплицировать понятие самоописания в контексте новейших достижений социальной философии и частнонаучного знания;
изучить возможности актуализации понятия бытия в концептуальном поле теории социальных самоописаний;
выявить и описать основные вехи эволюции социальных самоописаний в истории российского общества;
определить существенные признаки современного этапа социальных самоописаний российского общества;
исследовать институциональные и ценностные компоненты системы социальных самоописаний в российском обществе;
проанализировать жизненный мир как источник социальных самоописаний современного российского социума.
Теоретическую и методологическую основу исследования составляет теория социальных самоописаний, решающий вклад в разработку которой внесли Ф. Варела, Н. Луман, У. Матурана. Методологическая основа самой теории социальных самоописаний формируется в рамках парадигмы социального конструктивизма, прежде всего это работы зарубежных исследователей П. Бергера и Т.Лукмана, посвященные процессам социального конструирования реальности, Д.Серля о конструировании собственно социальной реальности. Внесли свой вклад в создание данной парадигмы и исследования отечественных философов В.Г. Федотовой и В.А. Лекторского, определивших, среди прочего, и контекст применения конструктивистских методов к описанию российской действительности.
В настоящей работе применялись методы социальной герменевтики, со-циосемиотики, социолингвистики, реконструктивной лингвистики и дискурс-анализа для выявления и экспликации собственно содержательной части аутопоэ-тического действия. При этом анализу подвергались самые разные источники -литературные произведения, исторические и социологические документы, философская и публицистическая рефлексия, что позволяет говорить о соединении в работе методов частнонаучного и общенаучного уровней на основе социально-философской рефлексии.
Научная новизна диссертационного исследования заключается в том, что:
впервые теория социальных самоописаний применена в качестве базовой для исследования социальных процессов в российском обществе, что позволило выявить степень ее завершенности и подвергнуть экспертизе ее эффективность в объяснении и прогнозировании явлений общественной жизни современной России;
теория социальных самоописаний интерпретирована в терминах и с помощью средств социальной онтологии, что позволило включить в концептуальный каркас и понятийный инструментарий понятия социального и исторического бытия, что позволило выстроить знания, создаваемые в рамках аутопоэтического подхода в трехуровневую систему, включающую в себя наряду с общенаучным и частнонаучным также философско-рефлексивный уровень;
установлено, что исторически социальные самоописания, конституирующие российский социум, дифференцировали гетерогенные по своей сути религиозно-утопические, нормативно-этические и социально-прагматические дискурсы, что придавало всему аутопоэзису социокультурную архаичность и цивилиза-ционную обособленность, препятствуя социальной модернизации;
показано, что главными детерминантами формирования системы социальных самоописаний в современном российском обществе выступают социальные трансформации, культурные традиции, этнополитические и демографические процессы, глобализация, модернизация, формирование общества позднего модерна;
определено, что в современном российском обществе социальные самоописания в сфере политики, экономики и права деинституционализируются, персонифицируются и архаизируются, что обусловлено превращением базовых социальных институтов в элементы бюрократической государственной машины;
доказано, что отличительной особенностью социальных самоописаний современного российского общества на уровне жизненного мира является фактор незавершенности и противоречивости процесса коллективной идентификации и что это приводит к мобилизации семантических ресурсов социума, усиливает степень рефлексивности системы социальных самоописаний, но значительно сужает ее функционал.
На защиту выносятся следующие основные положения: 1. Исследуя наше представления об обществе, подвергая его критике или рефлексии, мы обязательно изменяем само это общество. В том-то и состоит та самая взаимная обусловленность общественного бытия и общественного сознания, о которой столько написано в текстах, возникших в русле исторического материализма. Другими словами, общество состоит из теорий общества, а также из практических знаний о нем, в которые входят и институты, и ценности, и даже общеизвестные факты. Главный парадокс в обществе и в мысли об обществе возникает благодаря тому, что если мы имеем нормы, институты и ценности, то все это связано с прошлым, причем с описанным прошлым, то есть с теми событиями, которые были замечены, осмыслены и описаны в коммуникациях. Но для действия мы принимаем решение, которое может лишь повторить прежде описанные
действия. Таким образом, описание выступает как медиатор между прошлым, настоящим и будущим. Методология конструктивизма представляет собой современный этап развития методологической установки, согласно которой мы познаем лишь то, что еще прежде, до всякого опыта организовано и детерминировано определенным образом. Отсюда и требование рассматривать акты познания как акты конструирования, а не только как поиск знаний-фактов или предельно четких отражений действительности. В условиях социальной философии конструктивизм реализуется в тезисе, согласно которому общество конструируется путем совершения определенных действий. Такое конструирование возможно лишь благодаря наличию определенных отношений, в рамках которых действия наделяются смыслом. Эти отношения признаются фундаментом социального бытия
2. Теория социальных самоописаний снимает традиционную оппозицию
между бытием и сознанием, вместе со спором о первичности какого либо из одно
го из данных феноменов. Социальное бытие, будучи согласно теории аутопоэзиса,
объединением всех коммуникаций, выступает и как источник, и как результат со
циального сознания. Поэтому процесс самоописания общества можно назвать
особым типом бытия и специальным видом коммуникации, несмотря на отказ от
данного термина в современной социальной философии. Необходимость опреде
ления общественного бытия наталкивается на трудности потому, что его опреде
ление также относится к разряду социальных самоописаний. Отличительная осо
бенность бытия общества – его зависимость от разумности, потому что только ра
зумные существа способны создавать общество, механизмы появления и суще
ствования которого качественно отличаются от принципов коллективности в жи
вотном мире. И разумность, и моральность, и способность к целеполаганию, и
способность иметь общую историю напрямую связаны с мышлением и языком –
они реализуются посредством рассказа, говорения, письма. Все эти процедуры
относятся к феномену социального самоописания и все они составляют его части.
Таким образом, можно говорить о том, что разумность, моральность, целеполага-
ние, историчность – это модусы социального бытия, реализуемого в форме соци
ального самоописания и зависящие от законов аутопоэзиса.
3. Российское общество, как и любое другое, во все периоды своего разви
тия конституировало себя через самоописание. Это изначально отражалось в об
щественном сознании и, прежде всего, в таких его формах как моральном, право
вом, религиозном, художественно-эстетическом, философском и обыденном со
знании. Такое всеединство философии, религии и искусства становится отличи
тельной особенностью русской культуры, оно же формирует типы социальных
самоописаний, для которых характерна недифференцированность. Все это в пол
ной мере сказывается на характере социальных самоописаний, а, следовательно, и
на историческом бытии российского общества. Позднее, благодаря развитию
науки общественное сознание обогащается научно-теоретическим самоописани
ем, играющим в жизни современного общества все возрастающую роль. Но и эта
форма общественного сознания действует не только в виде собственных дескрип
ций, содержащихся в научных отчетах, публикациях и формулах, но и в смешан
ном виде, как органический и полуорганический элемент других форм обще
ственного сознания. Смешение происходит в сфере социально-политического, хо-
зяйственно-экономического, правового, морального и собственно научного дискурса, который существует в виде социальных самоописаний. Соединение гетерогенных самоописаний осуществляется в пространстве повседневности, где теоретическое знание существует по правилам обыденного знания.
-
Социальные самоописания в сложных обществах всегда теоретически нагружены. И по мере использования одной или двух господствующих теорий становится ясна их практическая применимость в повседневной жизни. Попытка видеть происходящее сквозь призму той или иной теории сразу же позволяет включить элементы теоретических моделей и концептуализаций в контенты социальных самоописаний. Революционный характер изменений в социальных самоописаниях прежде всего был связан с тем, что «философия общего дела» уступила «философии индивидуальных жизненных траекторий». Теперь уже не единый управляющий орган принимает жизненно важные решения, направляет и распределяет человеческие ресурсы, определяет их выбор и предопределяет судьбу. Идея долга теперь формулируется в терминах правового государства и гражданского общества, что выдвигает иные требования – следовать нормам морали и права, проявлять гражданскую активность, участвовать в политической жизни общества, быть участником коллективного целеполагания в сфере принятия решений. В области хозяйства, экономики и трудовой деятельности также происходят тектонические изменения – построение рыночной экономики предлагает совершенно иные жизненные ориентиры: не идея долга, а принцип инициативы и самостоятельного поиска места приложения собственных усилий. А в условиях рынка становится неочевидна общественная полезность, что и отражается на социальных самоописаниях.
-
Отличительной особенностью коммуникаций, циркулирующих в обществе и составляющих это общество, является фиксация высокого уровня неопределенности и противоречивости в описании институциональных, системных и структурных характеристик государства. И эта неопределенность и противоречивость выходит далеко за границы научных дискуссий, становясь фактом публичных обсуждений и содержанием общественного сознания. При этом в этатистской традиции государство и общество фактически отождествляются, что приводит к искажению естественной схемы социальных самоописаний: если общество способно описывать себя со всеми своими недостатками и изъянами, то при подмене общества государством социальные самоописания становятся невозможны. При описании государства индивиды либо переходят с языка сущего на язык должного, и тогда вместо самоописания нам предлагается нормативно-ценностное описание желаемого, инструкция для пользователя и т.п. Либо все связанное с функционированием госаппарата оценивается в терминах отклонений, коррупции, ненадлежащего исполнения собственных обязанностей. При этом другие политические и социальные институты (общественные организации и политические партии) фактически превращаются в элементы государственной машины, что приводит к деинституционализации социальных описаний в сфере политики, экономики и права.
-
Для продолжения исследований системы «личность – общество» как элемента социальных самоописаний необходимо обратиться к понятию жизнен-
ного мира, пришедшему в социальную философию из философии и социологии феноменологической ориентации и прошедшей затем переработку в рамках теории коммуникативного действия. Жизненный мир россиян, выступающий посредником между личностью и обществом в системе социальных самоописаний, испытывает на себе все последствия текучей современности, то есть перехода социальности в текучее состояние. Самоописание общества включает в себя также различение уникального и универсального, что выражается не столько в противопоставлении, сколько в соединении социального и исторического. Описание механизмов власти, семьи, образования, производства, внутреннего мира человека оказывается зависимым от различений природного и социального с одной стороны, и социального и исторического – с другой. Так институты семьи, образования, государства, экономики переживают процесс рационализации, и осуществляется она посредством этих самых самоописаний. Все эти институты начинают рассматриваться не как ценности, а как средства, то есть цели, пригодные для достижения других целей. Это в корне меняет систему социальных самоописаний а, следовательно, и само общество.
Теоретическая значимость диссертационного исследования состоит в том, что оно позволяет применить на практике и тем самым проверить социально-философскую теорию социальных самоописаний, а также проинтерпретировать ряд частнонаучных аутопоэтических теорий и, прежде всего, социологическую теорию социальных самоописаний Н. Лумана в терминах социальной философии. Кроме того, полученные теоретические результаты позволяют придать новый импульс исследованиям в области коммуникативной теории общества, теории общества риска, теории информационного общества и других теорий модерна. Неограниченные возможности открываются для интеграции различных областей знания и укрепления междисциплинарного уровня.
Практическая значимость диссертации заключается в том, что полученные результаты могут быть использованы при разработке социальных технологий и управлении социальными процессами. Особое значение знание о процессах социальных самоописаний в современной России может иметь при формировании институтов гражданского общества, организации самоуправления и самоорганизации. Активное применение результатов предполагается при разработке законов, подзаконных актов и программ социального развития, как на федеральном, так и на региональном уровне.
Вторым важным направлением практической реализации научно-теоретических знаний является сфера образования. Окажутся также полезными итоги исследования в изменении содержания курсов «Социальная философия», «Философия», «Основы управления» и др., помогут сделать их современными и практикоориентированными.
Соответствие диссертации паспорту научной специальности.
Отраженные в диссертации научные положения соответствуют области исследования специальности 09.00.11 – Социальная философия, особенно в таких ее пунктах как:
2. Методологические функции социальной философии в системе современного обществознания. «Кризис фрагментации» современного обществознания и пути его преодоления.
-
Социальная философия в современном мире. Стимулы философской рефлексии в начале ХХ века.
-
Сущность и существование социальной реальности как предметообра-зующая проблема социальной философии.
16. Современные концепции общества как организационной формы совместной деятельности людей.
-
Процесс общественного воспроизводства, его типы и механизмы.
-
Философские проблемы социального управления
34. Исторические судьбы России, перспективы ее развития в ХХ веке.
Апробация диссертации. Работа выполнена и была обсуждена на кафедре социально-гуманитарных дисциплин АНО ВО «Северо-Кавказский социальный институт». Вопросы, рассматриваемые в диссертации, подробно освещены автором в ряде публикаций общим объемом 2,7 п.л., в том числе три работы были опубликованы в рецензируемых научных изданиях, рекомендованных ВАК при Минобрнауки России. Основные положения диссертации были представлены в материалах докладов на Всероссийской научно-практической конференции «Информационные системы и технологии как модернизационный потенциал современного Российского общества» (Ставрополь, 2013), а также на XXI Годичном научном собрании профессорско-преподавательского состава АНО ВО «СевероКавказский социальный институт» - «Современное Гуманитарное знание о проблемах социального развития» (Ставрополь, 2014).
Структура работы. Исследование состоит из введения, двух глав, включающих шесть параграфов, заключения и списка литературы, содержащего 189 наименований. Общий объем диссертации 151 страница.
Самоописание как способ бытия общества
Натуралистический подход в социальной философии и социологии также получил благодаря идее аутопоэзиса зримое подтверждение. С его помощью исследователи могут использовать понятие рефлексивности применительно к биологическим системам, сохраняя при этом качественное своеобразие социального. Язык дает возможность осуществлять социальные связи таким образом, что они создают соответствия и сопряженности, аналогичные системам живого организма, осуществляющим обмен информацией, энергией и веществом. Роль этих трех субстанций выполняют значения и смыслы, передаваемые в процессе коммуникации.
Благодаря указанным качествам реализуются способности к самоописанию, самосознанию, самопониманию, то есть аутопоэтические способности. «Биология показывает нам, – пишут Ф.Варела и У.Матурана, – что уникальность человека заключается исключительно в социальной структурной сопряженности, которая осуществляется через оязычивание, порождающее (а) регулярности, свойственные социальной динамике человека, например индивидуальность и самосознание, и (б) рекурсивную социальную динамику человека, которая влечет за собой рефлексию, позволяющую нам понять, что как человеческие существа мы обладаем только тем миром, который создаем вместе с другими людьми, нравятся нам они или нет»1.
Принимая идею аутопоэзиса, теоретики автоматически становятся на позицию конструктивизма. Как видно из вышеприведенной цитаты, обладаемым называется только то, что создается в процессе коллективного конструирования. Это конструирование с некоторых пор стали называть конструированием реальности: либо социальным конструированием реальности, как у П.Бергера и Т.Лукмана, либо конструированием социальной реальности, как у Дж.Серля. Оба вида конструктивизма исходят из разных философских традиций – феноменологической и лингво-аналитической, соответственно.
Социальный конструктивизм ищет выход из дилеммы, возникшей вместе с возникновением первых философских учений об обществе, то есть в середине XIX века. Тогда теоретики пытались обосновать тезис об объективности социального бытия, совместив его с очевидной зависимостью общественных отношений от обычаев и нравов, мыслей и мнений людей. Именно в рамках данной дилеммы возникает формула, согласно которой общество есть «часть природы, обособившаяся от последней» в ходе развития. И хотя сегодня эта формула входит сегодня во все учебники обществоведения, она не снимает серьезнейшего противоречия и ставит теоретиков перед существенным онтологическим и методологическим выбором между натурализмом и антинатурализмом.
К числу слабых сторон классического натурализма, как уже отмечалось, относится неспособность объяснить специфику социальных процессов и явлений, связанных с такими чертами человеческого бытия как уникальность, субъективность, духовность. Сама зависимость человеческих действий от ценностей и оценок ставит под вопрос натуралистическую парадигму в социальной философии. Да и неспособность найти в обществе законы, подобные природным породила у философов сомнения в том, что общество является частью природы. К. Маркс и О.Конт смогли найти законы, но эти законы относились к истории, а не к обществу, что не могло решить указанной дилеммы.
Реакцией на недостатки и нерешенные противоречия натуралистического понимания общества в классической социальной философии явились антинатуралистические доктрины неокантианцев баденской школы, представителей философии жизни и социальных феноменологов. Здесь на первый план выходят ценности, дух, человеческая способность понимать и интерпретировать, нередуцируе-мая к природным способностям и рефлексам, универсальных для всех животных.
Доктрина аутопоэзиса создает возможности для нового представления натурализма, преодолевающего большинство прежних противоречий. И ключиком здесь выступает познание. Вот как решает проблему человеческой субъективно 18 сти У.Матурана в своей книге о биологических основах человеческого познания. «Человек познает, причем способность к познанию у него обусловлена его биологической целостностью; кроме того, человек знает, что он познает. Являясь фундаментальной психологической, а значит и биологической функцией, познание направляет его действия во вселенной, и благодаря знанию он уверен в своих деяниях. Кажется, будто возможно объективное знание, а благодаря объективному знанию вселенная начинает казаться системной и предсказуемой. Однако знание как переживание-это нечто личностное и частное, что не может быть передано другому»1.
Теория социального конструирования реальности предполагает ступенчатую и поэтапную трансформацию непосредственного опыта повседневных акций и интеракций в опосредованные и неявные предписания, разрешения и запреты. Эти предписания, разрешения и запреты существуют в форме институтов, закрепленных в сознании каждого индивида, успешно прошедшего процесс социализации.
От проблемы субъективности философы перешли в ХХ веке к проблеме интерсубъективности, каковая является компромиссом между недостижимой в науках о человеческом поведении объективностью и нежелательной для строгого и достоверного знания субъективностью. Первыми к интерсубъективности обратились исследователи, занимавшиеся проблемами сознания и познания. Э. Гуссерль и А.Щюц провели концептуализацию понятия интерсубъективного в терминах интерпретативного дискурса. Этой концептуализацией воспользовались П. Бергер и Т.Лукман при описании механизма формирования реальности из хаби-туализаций и седиментаций. «То же, что, как считают, может быть передано, то есть объективное знание всегда должно создаваться самим слушателем: слушатель понимает, причем впечатление, будто объективное знание передано ему, возникает лишь в том случае, если он готов понять.
Опыты социальных самоописаний российского общества: ретроспективный анализ
Учение А.С.Хомякова о соборности и многие другие идеи славянофилов позволили описать социальную жизнь в терминах, близких к социальному опыту русского мира предшествующих столетий. Этот опыт тесно переплетается с религиозным опытом нравственного совершенствования и с ценностями традиционализма. Само описание оперирует терминами, закрепляющими стремление фиксировать и сберегать духовный и социальный уклад, тогда как западники предлагают совершенно иной стиль социального самоописания, помещающий все описываемое в контекст европейской истории и с неизбежностью приводящий к девальвации традиционалистских ценностей и дискредитации соответствующих институтов.
Обычно философы писали о двойственности общественного сознания россиян, о противоречивом характере русской культуры. Все это имеет место быть, но в контексте социальной философии необходимо отдельно поставить вопрос о сосуществовании двух семантик, каждая из которых дает возможность для абсолютно противоположных оценок одного и того же явления. Так, при понимании роли и места правовых институтов в обществе западники могут поставить под сомнение само существование права в России, описывая способы разрешения конфликтов как неправовые на основании их несоответствия институтам и процедурам, принятым в тех обществах, которые признаны эталонными и правовыми. При этом они исходят из определенного набора онтологических и теоретических допущений, требующих признавать в качестве права только те явления, которые связаны с опытом правоприменения, восходящего ко временам Римской империи. В России сформировались иные, нежели в Европе традиции управления и судопроизводства, в которых роль формальных установлений и институтов существенно иная. Это дает западникам основания не только квалифицировать сложившуюся систему власти как неправовую, но и включать эти оценки в систему социальных самоописаний. В свою очередь распространение этого вида социальных самоописаний приводит к значительным последствиям для всего общества.
Славянофилы, напротив, готовы отнести к сфере права все регуляторы общественного поведения, в том числе и обычаи, традиции, где ни о каких нормах в строгом смысле слова не может быть и речи. И здесь дело не столько в правовом нигилизме, сколько в иной семантике, не позволяющей отделить суд на основании закона и правовой нормы от суда на основании представлений судьи о справедливости. Да и само право в антизападном дискурсе русских философов XIX века трактуется как нечто запретительное и как разновидность моральных норм. «Правовые нормы в понимании В.С.Соловьева не имеют никакого отношения к личным и гражданским свободам, записываемым в конституциях. Это просто подвид нравственных норм, а именно простейшие заповеди, запреты (не убий, не обманывай, не укради и т. д.), поскольку они поддерживаются с помощью государственного насилия и предъявляются подданным в форме того или иного «уложения о наказаниях». Право получает в итоге откровенно запретительную трактовку»1. Западники и в XIX, и в ХХ веках полагают право одной из главных ценностей и одним из центральных достижений мировой цивилизации. Все это дает совершенно разные самоописания, служит основанием для альтернативных коммуникаций.
Как уже отмечалось, славянофилы воспроизводили в своих описаниях общества традиции русской народной жизни, уходящей своими корнями в допетровскую Россию. И хотя они также испытали влияние европейской мысли, они позаимствовали в ней романтические и антимодернистские мотивы. Западники, напротив, ориентированы на язык просвещения, модернизации и реформирова 72 ния. «Самобытничecrво, как известно, настаивает на принципиальной цивилиза-ционной особости России, а стало быть, попытки подражательства инокультур-ным образцам (в первую очередь западным) приводят лишь к искажению, опошлению и деградации культурно-цивилизационной сущности России. Западническое же мышление явно предпочитает вести разговор в формационно-стадиальной логике, подчеркивая недоразвитость (с элементами патологии) России на пути поступательного развития вековой универсальной цивилизации»1.
Новый тип социального самоописания рождается в процессе революционного преобразования общества большевиками. Еще до 1917 года в России получают развитие идеи марксизма, заставляющие иначе взглянуть на социум. Отличие марксистских идей о природе общества от всех предыдущих философских концепций (масонских, западнических, славянофильских, нигилистических, анархистских) в том, что в марксизме впервые говорится об обществе как о реальности, отдельной от индивидов, их сознаний, ценностей и нравов. Эта реальность рассматривается как аналог реальности природной – она также подчиняется своим особым законам и развивается в соответствии с ними. Такие же, или сходные взгляды высказывались не только в философии марксизма, но и в позитивизме О. Конта и Э. Дюркгейма, но их взгляды так и остались в стенах университетских аудиторий, в то время как идеи Маркса о делении на классы угнетателей и угнетенных, прогрессивные и реакционные, а также о приоритете общественного над индивидуальным, стали базовым элементом социального самоописания.
Институты и ценности в современном российском аутопоэзисе
Индивиды накладывают на себя ограничения добровольно, например, подчиняясь требованиям врача, священника и т.п. Но это значение понятия свободы расширяется и углубляется по мере развития и усложнения общественной жизни. «В понятиях границы и определения (словесного полагания границы между вещами) человеку дается первый опыт осознания должного и не должного (запретного). С помощью терминов пробуждающееся человеческое сознание фиксирует различия между людьми, прежде всего различия социальных статусов. С установления таких различий, собственно говоря, и начинается нравственность» 1. Следует отметить, что так начинается не только нравственность, которая представляет собой результат рефлексии над коммуникациями, то есть над социальным бытием. Именно так начинается и само общество, то есть все социальные самоописания, которые нуждаются в устойчивых и проторяющихся границах, различениях, коллективных и индивидуальных идентификациях.
Итак, свобода как ценность наполняется социальным опытом, непосредственно связанным с историко-культурным и цивилизационным опытом. Это различие проявляется в повседневной жизни, когда одни считают, что западные общества предоставляют максимум свободы, в то время как другие сетуют на недостаток свободы в обществах Европы или США. Как такое может быть? Очень просто – понимание свободы различно в разных культурах, но вот собственно социальная составляющая может быть сведена к нескольким социальным архетипам: азиатскому (архаичному), европейскому (модерному) и советскому (альтернативно-модерному). Советский путь государственного строительства и экономического развития вместил в себя как азиатские, так и европейские черты, что не раз отмечали русские философы. Как отмечали они и другую особенность России – мобилизационный тип социального устройства. Для данного типа характерно замещение инициативных действий планово-организованными. Индивиды действуют только по приказу, а в свободное время могут только отдыхать. Пространство отдыха допускает максимум инициативы, тогда как все остальное осуществляется исключительно по команде.
В российском обществе произошла попытка смены архетипа в социальных самоописаниях, но ее результат трудно считать успешным. Стремление реформаторов сформировать новый набор институтов и ценностей путем отмены и дискредитации прежних с опорой на законодательные инициативы и управленческие решения, дополненные пропагандой образов модерна, главным образом посредством массовой культуры, не могло привести к каким-либо удовлетворительным результатам. Поэтому отношение к невозможности свободы личности при тоталитарном режиме осталось тем же, но к нему добавилось сомнение в доступности свободы в обществе демократическом и капиталистическом. Многие россияне оказались не готовы принять до конца всю систему ценностей, основанную на правосознании. Также неожиданным оказалось отсутствие заботы со стороны государства, которое вместе с отказом от командной системы управления рядовыми членами общества отказалось и от ответственности за них.
И вот сегодня в общественном сознании крепнет мысль о том, что выбор между двумя формами не отражает подлинную ситуацию и что свобода в современном российском обществе означает нечто третье. Западное, то есть либеральное понимание свободы может быть сколь угодно желанным, но достижимо ли оно после столь неудачных реформ и падения электорального рейтинга либералов до уровня статистической ошибки. Столь же недостижимым оказался и социалистический образ свободы, будь то апелляции к шведской модели или же ностальгические воспоминания о советском прошлом, где среднестатистический индивид мог не беспокоиться о потере работы или выселении из квартиры за неуплату. Можно стремиться к любому идеалу, но в социальных самоописаниях начинает преобладать тема неприменимости всех этих моделей в наши дни и невозможности воплощения идеала в действительность.
Другая важнейшая ценность современного российского общества – справедливость – также переопределяется в процессе социального реформирования. В соответствии с общим замыслом реформ должен был произойти переход от уравнительной справедливости к распределительной. Справедливость выступает в общественных самоописаниях скорее не как ценность, а как разделяемая всеми нравственная санкция, относящаяся к сфере взаимодействия людей. Она регулирует столкновение индивидов в процессе распределения обязанностей, интересов, желаний, а также ограниченных ресурсов, как моральных, так и материальных. Сфера юрисдикции данной санкции распространяется и на сферу приватного, и на сферу публичного в равной степени. Даже отношения между государствами и поступки одних государств в отношении других могут оцениваться категориями справедливости и несправедливости.
Еще Аристотель разделял два вида справедливости: коммутативную (рет-рибутивную, уравнительную) и дистрибутивную (распределительную)1. Коммутативная справедливость воплощает в себе принцип «равным за равное» или «всем одинаково», а дистрибутивная – «каждому свое» или «каждому по заслугам». Первое понимание справедливости связано с обменом, который с древнейших времен был важнейшим элементом социального бытия и социального самоописания. Два равных индивида обмениваются ценностями или обязательствами на основе взаимного согласия. Второе понимание предполагает внешнего арбитра, который следит за тем, чтобы разным досталось в соответствии с их различием. Аристотель также различал общую и частную справедливость. Первый вид справедливости был связан с соблюдением законов и следованием общим правилам, а второй предполагает обращение к частным взаимоотношениям между людьми.
В российском обществе и до революции 1917 года, и в советский период и в последние два десятилетия обе концепции могли быть применимы к организации общественной жизни, но использовались они в построении разных социальных, политических и экономических институтов. Так, идеи политического равен-1 Кашников Б.Н. Концепция общей справедливости Аристотеля: Опыт реконструкции// Этическая мысль. Вып. 2. М.: ИФ РАН, 2001. С. 89-114.
Социальные самоописания в структуре жизненного мира россиян
Современное российское общество развивается в условиях нарастающей поликультурности и поликонфессиональности. Это также находит свое воплощение в аутопоэтической семантике. Помимо возросшей мобильности, миграции и изменения этно-демографического баланса, возрос фактор этнического самосознания. Многие исследователи и политики заговорили об этническом и религиозном возрождении, что дало одним надежды на самореализацию, а у других вызвало тревогу в связи с возрастающей конфликтогенностью социального пространства современной России и разнонаправленностью этнополитических процессов внутри страны и за рубежом. Возникла ситуация конфликта между гражданской и этнической идентичностью, характерная в условиях изменения образа жизни, труда, ареала расселения и социально-политических трансформаций.
Социальные самоописания этнического аспекта бытия человека подчиняются тем же законам, что и все остальные акты аутопоэзиса. Этнос формируется не в процессе постижения или формулирования неких субстанциальных принципов безотносительных к внешнему окружению, а в ходе демаркации, то есть отграничения себя от людей, не включаемых в этническую общность. «Рассмотрение этничности, – пишет А.В.Поповкин, – как некоей социальной структуры, да еще и с акцентом на ее границы, сразу открывает простор для применения идей теории социальных систем Н.Лумана, поскольку для него, как и для всего радикального конструктивизма, системой является все, что способно производить процедуру саморазличения, то есть устанавливать собственные границы»1.
Так же как общество нельзя представлять как группу людей, этнос не сводится к совокупности индивидов, а представляет собой систему отношений между индивидами. Этнос принадлежит к числу достаточно закрытых социальных подсистем – нельзя стать частью этноса или перестать ею быть только по своему желанию. Необходим целый комплекс обстоятельств, позволяющих перейти границу, при помощи которой этнос выделяет себя из окружающей среды. Например, в моноэтничном обществе можно жить и не замечать собственной инаковости только в том случае, если ее не замечают окружающие. Тогда иноэтничность превращается в иное происхождение, но в «принятие» в этнос состоится. Женитьба или замужество, продолжение рода в рамках нового этноса позволяет игнорировать этноинаковость, хотя знание о ней может сохраниться навсегда. В условиях же, когда представители разных этнических групп проживают на одной и той же территории, объединены единым правовым и социальным пространством, переход из этноса в этнос весьма проблематичен.
Результатом обострения межэтнических отношений в результате крушения Советского Союза стало изменение социального самоописания российского социума, в которое были включены факторы угрозы со стороны неконтролируемой миграции, способно изменить демографическую карту Российской Федерации. Ощущение разобщенности привело к восприятию социальной реальности как пространства межэтнической конкуренции, имеющей перспективы, обращенные не только к прошлому, но и к будущему.
Исторические факторы оказывают самое непосредственное воздействие на межэтнические отношения. Наряду с действительностью, обусловленной насущными потребностями людей, проживающих на одной территории и взаимодействующих друг с другом по правилам, обусловленным культурой и способами хозяйствования. Но немаловажное значение приобретает историческая память, включающая в себя знание о событиях, произошедших в прошлом и превратившимся в символы, значимые для этнического самосознания. Щедрость персидского царя, отпустившего евреев из плена и коварство египетского фараона, препятствовавшего обретению ими свободы столетиями прежде. Войны и покорения, восстания и их подавления, решения царей и президентов превращают, спустя даже очень значительное время, индивидов, принадлежащих к разным этносам, во враждебно настроенных по отношению друг к другу субъектов социального действия. Люди, еще не столкнувшиеся с враждебностью со стороны представителей другого этноса, способны опасаться и ожидать такого отношения, зная об исторических событиях, которые могли бы его вызвать.
В соответствии с вышесказанным, можно заключить, что современной России этническое вышло если не на первый план, то, по крайней мере, на второй или третий, чего не было в СССР. В этих условиях произошла архаизация социальных отношений, когда индивид потерял свое доминирующее значение и уступил место роду, племени, этносу как субъектам социального действия. Именно социальные самоописания помогли в этой части превратить социальную жизнь как многоуровневую систему, детерминированную отнесением к этносу как ценности.
Другие институты российского общества также изменяют свое место в системе социальных самоописаний под воздействием эволюции жизненного мира россиян. Возрастающие риски описаны в теории общества риска лишь отчасти. Главным тезисом теории общества риска было утверждение о том, что с усложнением технических систем теряется контроль над их развитием и их взаимодействием с социальными системами. Но при этом существенному риску подвергается внутренний мир современного человека, неопределенности и противоречия в системе целеполагания все возрастают. Наблюдается эффект взаимного переплетения элементов социальных и технических систем, что ломает классические схемы взаимодействия прошлого, будущего и настоящего в системе принятия решений, когда из объяснения прошлого и настоящего составляется прогноз на будущее.
Если будущее становится столь же малопрогнозируемым, каковым оно было в доисторическом обществе и в цивилизациях древности, то и действия людей все более оказываются реакцией на происходящее. Напряженное ожидание неведомых угроз, бедствий и несчастий кладет конец надеждам на безопасность, имевшим столь большое значение для мыслей и действий людей прошлых поколений. Под влиянием этих факторов растет влияние иррационального мироощущения, которое не дополняет рациональное миропонимание, а вытесняет его и приходит на смену последнему. Интерес к донаучным, вненаучным и паранаучным формам познания возрастает и становится определяющим в жизни большинства, что создает условия для герметизации и колонизации жизненного мира. Все это отражается на социальных самоописаниях, которые все менее ориентируются на внешние по отношению к индивиду структуры, наподобие институтов, ценностей и т.п. Во все возрастающей степени социальные самоописания концентрируются на самом жизненном мире, который замещает собой многие функции структур и институтов.